На следующее утро мы проснулись поздновато, как и почти все остальные. Застенчивые, неловкие улыбки со всех сторон были обычным делом, когда мы спускались вниз, а затем присоединились к четверке предыдущей ночи. Шми уже начала готовить завтрак и, кажется, была в более хорошем настроении. Тай ушел на задний двор; я то и дело слышал удары алюминиевой биты по мячу.

Кайл и Блейк накрывали на стол, пока я отдыхал, просматривая коллекцию Blu-ray и выбирая варианты на потом. Хизер включила музыку, а Джина и Мари болтали на диване ни о чем: о погоде, о нашей группе, о своей работе. Меня немного смущало, насколько быстро они сдружились, но Мари всегда была очень общительной, а Джина казалась ее родственной душой. Я попытался списать все на это.

Пока ели, никто ничего конкретного о прошедшей ночи не говорил, хотя между двумя парами, разделившими постель, передавалась некая озорная энергия, легкие улыбки и дружеские взгляды, которые можно было истолковать по-разному, в зависимости от склонности человека. Те из нас, кто не принимал непосредственного участия в празднествах предыдущего вечера, делали вид, что ничего не замечают, хотя, когда к нам присоединился Тайлер, он слегка хмурился. Однако словесные танцы, необходимые для того, чтобы избежать этой темы, могли продолжаться лишь до поры до времени.

Говоря с набитым яйцом ртом, Тайлер сказал:

– Схожу, поплаваю. Кто-нибудь еще?

Большинство наших друзей ответили согласным хмыканьем, но я ответил:

– Думаю, мы со Шми пойдем на прогулку. Мари, не хочешь присоединиться к нам?

Моя жена сонно пробормотала:

– Нет, ребята, вы идите. У меня слишком все болит, чтобы ходить сегодня утром.

На несколько секунд за столом воцарилась тишина, а затем все вместе разразились бурным смехом, за исключением моей жены, которая ярко покраснела и изо всех сил старалась скрыться из виду:

– Я не то имела в виду! Чтобы путешествовать! – Она отодвинула тарелку и уронила голову на стол, обхватив ее руками и застонав:

– О, Боже… – когда мы разразились новым приступом смеха.

Хизер гоготнула:

– Я ччасто слышала это прошлой ночью от вас двоих! «О, Боже! О, Боже!»

– От нас? – ответил я. – А как же вы четверо? Я хотел уже звонить в полицию, пожаловаться на шум!

Джина наклонилась к Мари и прошептала:

– Повторю еще раз: ты – счастливица. – Все это время ее глаза не отрывались от меня, в них был голодный, почти хищный взгляд. Я, в свою очередь, покраснел, что вызвало еще больший смех.

Коллективные подколки продолжались еще некоторое время, пока Тайлер со злостью не оттолкнулся от стола, без лишних слов бросил свою тарелку в раковину и пошел переодеваться. Мы дружно пожали плечами, доели свою еду и вышли следом.

Мы с Мари еще немного повеселились, пока готовились: мои пальцы довели ее до оргазма, в то время как она извивалась на кровати, а ее рука ласкала мой член. У меня был соблазн продолжить, тем более что в своем бикини она выглядела столь сексуально, но она хихикнула и, пританцовывая, отошла в сторону.

– Не хочу протекать твоей спермой, мистер! А теперь иди. Иди же! Поговори со Шми и проверь, что с ней все хорошо. Сегодня у нас будет много времени, чтобы поиграть, обещаю.

Мы вышли за дверь последними и обнаружили, что все, кроме Лакшми, уже либо в воде, либо на причале. Радио переключилось на сводку новостей, что-то о войсках НАТО и России, но прежде чем я успел разобрать, что именно, Тайлер крикнул:

– Кто-нибудь, переключите его на Bluetooth и поставьте музыку! Надоело слушать это дерьмо.

Впрочем, даже если бы он этого не сделал, вряд ли я бы обратил внимание на голос диктора. Джина радостно понеслась к нам, чем несказанно меня обрадовала: бикини Мари нельзя было назвать скромным, а белый наряд Джины из ниток и марли можно было и вовсе не надевать.

Я не пускал слюней, хотя, судя по тому, как Джина трахала меня глазами, слюни были далеко внизу списка телесных жидкостей, которые она хотела получить от меня.

– Точно не хочешь к нам присоединиться?

– Боюсь, что нет. – Я ткнул большим пальцем в сторону Шми. – Предварительная договоренность.

Джина надулась, но Мари поцеловала меня в щеку и взяла свою новую подружку за руку. Они помчались к концу причала, пронеслись мимо громыхающих колонок и прыгнули в воду. Мгновением позже моя жена вынырнула на поверхность с криком:

– Холодно! Черт возьми, как холодно!

Мы со Шми рассмеялись и направились в сторону бывшей дороги для лесовозов, а теперь – просто более широкой чем обычно пешеходной тропы. Не доходя до нее, мы миновали ветхий сарайчик; не думаю, что мы пользовались им хотя бы раз за все время наших визитов. Через несколько минут мы свернули на одну из небольших тропинок, ответвляющихся в лес.

Поведение моей подруги изменилось с предыдущего вечера и даже с завтрака. Она радостно насвистывала, пока мы шли, держа в одной руке бинокль, а в другой – блокнот для наблюдения за птицами.

– Сегодня ты выглядишь лучше.

Она улыбнулась:

– Да. Намного.

– Поговорила с Оливией?

Она слегка нахмурилась, а затем, как будто передумав, широко и искренне улыбнулась.

– Нет! Что меня вполне устраивает.

Я уставился на нее, а она гордо провозгласила:

– Я развожусь!

– Что?! – мой голос прозвучал громче, чем я предполагал, эхом отразившись от деревьев.

– Ш-ш-ш. Распугаешь птиц, – она покачала головой. – Знаю. Это кажется неожиданным, но… – Шми вздохнула, – это не так. Я бы хотела, чтобы это было так. Если бы это было неожиданным, я бы не говорила о разводе, верно? Мы давно к этому идем.

Я остановился посреди тропинки. Она сделала пару шагов, затем оглянулась, прежде чем полностью повернуться ко мне. В этом нет смысла. Шми обожает Оливию, или, как минимум, я так думаю.

– Почему?

Лакшми кивнула в сторону поваленного бревна, и мы, убедившись, что по его поверхности не бродит никаких ползучих тварей, сели:

– Потому что мне не следовало вступать с ней в брак. Раньше я этого не знала, но…

Она опять вздохнула, не грустно, а просто устало.

– По словам ее подруг, Лив всегда так делает, но они, конечно же, ни хрена не сказали мне до того, как я вступила с ней в брак. Это – закономерность, но никто меня об этом не предупреждал, потому что… Неважно.

– Короче говоря, она очень любит домогаться. Лив постоянно преследовала меня, угощала вином, присылала цветы без повода, в общем, все эти романтические ухаживания, о которых я всегда мечтала. Она заставила меня почувствовать себя единственной на Земле.

– А потом, как только мы поженились… все. Все прекратилось. Не сразу, но в течение, может быть, шести месяцев, маленькие любовные записочки и все остальное исчезли. Черт возьми, да на второй год она забыла о моем дне рождения. То есть, я понимаю, что никто не может поддерживать подобную интенсивность вечно, я этого и не ожидала, но…

Она низко опустила голову, и на ее лице снова появилась печаль.

– В течение нескольких месяцев она почти не прикасалась ко мне. Не знаю, изменяет ли она, или ей просто на меня плевать. Да и мне уже все равно. Она обещала, что поедет в эту поездку, что у нас будет время, чтобы восстановить отношения и снова все исправить. Потом отправляет меня из города, обещая приехать на следующий день, что превращается в «у меня ничего не получается», потом в «ой, какая-то сверхсекретная встреча» и с тех пор – радиомолчание.

Я неуверенно предположил:

– Может, действительно что-то случилось? Ну, как в прошлом году, когда вы, девчата, не смогли приехать?

Шми невесело усмехнулась:

– Если бы дело было лишь в поездке, то может быть. Но поездка… это просто вишенка на дерьмовом торте. Она прогуливала консультации у психолога, без веской причины пропускала свидания, в общем, весь список «того, что нельзя делать, если пытаешься сохранить брак».

С усталой улыбкой на лице она сказала:

– Прошлой ночью я прозрела. Лежала в своей постели и плакала из-за того, кто, похоже, не любит меня, пока… ну, пока вы все тут шумели, и это заставило меня задуматься. По-настоящему задуматься.

– Я заслуживаю счастья, как и другие. Не говорю, что хочу того, что есть у каждого из вас шестерых – я, черт возьми, не за свингерство или что они там затеяли – но вижу эти три пары, что так любят друг друга, а я провела большую часть своего брака в борьбе за… что? Какие-то проблески привязанности? Хотя бы намек на то, что она обещала, когда мы обручались?

– И тут меня осенило: к черту все это. К черту Оливию и ее любовные домогательства, к черту ее подруг, что не предупредили меня, к черту мой брак без любви, к черту мою дерьмовую государственную работу, на которой я остаюсь лишь потому, что слишком боюсь идти заниматься тем, что люблю. С меня хватит. Я устала жить в страхе перед тем, что может случиться, потому что если случится худшее… – она усмехнулась, – как это может быть хуже того, что уже случилось? Как это может быть хуже, чем то дерьмо, в котором я живу?

Несколько мгновений я сидел, ошеломленный, прежде чем смог вымолвить:

– Шми… милая, прости. Я понятия не имел.

По ее лицу начали катиться слезы, хотя она все еще улыбалась.

– Знаю! Знаю, что ты не знал. Я не говорила тебе, потому что не хотела… Я должна была быть умной, понимаешь? Той, у кого все схвачено, у кого есть планы на жизнь. И ничего из них не вышло, как я хотела, но ты… Я имею в виду все вы, а не только ты, смотрели на меня так. Я просто… Я не могла смириться с тем, что выгляжу такой неудачницей, какой оказалась на самом деле.

Когда я ее обнял, Шми расплакалась всерьез. Но это были не слезы печали… моя подруга плакала глубокими, пронизывающими до глубины души рыданиями, которые бывают при освобождении, когда долго держишься за что-то болезненное, прежде чем наконец отпустить его.

– Ш-ш-ш, все хорошо, милая. Я никогда бы не подумал о тебе такого. Я люблю тебя, Шми. Мы все тебя любим. Никто из нас не осудил бы тебя.

Она крепче обняла меня и сказала, когда рыдания утихли:

– Я это знаю. Знаю. Но знать и быть храброй – это не одно и то же. Я знаю, что призраков не существует, но посреди ночи, в одиночестве, после просмотра страшного фильма, я все равно бросаюсь к выключателю, понимаешь? Тут то же самое. Думала ли я, что люди станут меня осуждать? Может быть. Но уж точно не ты. И все равно боялась ли я этого? Да.

– Жаль, что я не знал.

– Мне тоже. Жаль, что я ничего не говорила. Я не боялась тебе рассказать. Знала, что ты не осудишь. Но ты бы рассказал Мари, и… – она вздохнула. – Я не пытаюсь ее критиковать, но…

Тихо рассмеявшись, я сказал:

– Понял. Она – сплетница. Но ты бы могла попросить меня не говорить ей. И я бы это сделал.

Шми яростно покачала головой:

– Нет. Ни за что. Не собираюсь позволять своему дерьмовому браку вбить клин в твой. Хранить в секрете… Нет. Это вредно для здоровья. И даже если бы я тебя попросила … – она отстранилась и с печальной улыбкой посмотрела на меня, – я знаю, что ты бы попытался, но зачем. Ты всегда был…

Закатив глаза, я попытался закончить мысль:

– …отсталым от жизни. Пай-мальчиком. Я знаю. Мари всегда подшучивала над…

– Нет! – Шми оттолкнула меня, разозлившись, но не на меня. – Нет! Это не то, что я хотела сказать! Совсем не то! Я хотела сказать…

Она уставилась на меня, казалось, с болью.

– Не могу поверить, что Мари могла сказать такое о тебе. Ты… Ладно, ты не такой тусовщик как остальные, но это и хорошо.

Прикусив губу, она сделала паузу, затем кивнула сама себе, прежде чем продолжить:

– Честно говоря, до того как ты появился в группе, я была готова уйти. Я привела тебя на ту вечеринку не для того, чтобы познакомить со всеми, а чтобы посмотреть, что ты из себя представляешь.

– И что же?

Шми тщательно подбирала слова:

– Блейк, Кайл, Хизер, все они… Они неплохие. Иначе я бы не стала с ними дружить. Но тогда, до тебя все было иначе. На самом деле хуже, как минимум для меня. Мне было с ними весело, но почти против моей воли.

– Блейк может быть… притягательным. Он – лидер, но как политик, который прислушивается к своим избирателям. Тайлер, он – полный идиот. Кайл – порядочный, но у него всегда были мозги адвоката, кто может уговорить себя на все что захочет. Хизер тогда была «мамочкой», но такой… заботливой. Чрезмерно снисходительной. А Мари… Ну, ты и впрямь стабилизировал ее.

– Я хотела сказать, что ты – хороший парень. Не «паинька» и не «отсталый от жизни», а… просто очень порядочный. Я всегда считала тебя совестью группы. Как в той фразе: «Характер проявляется в годину испытаний». Если коротко, это – ты. Если Тайлер – это педаль газа, а Блейк – руль, то ты – педаль тормоза. Не в смысле, чтобы полностью остановить нас, а в смысле, чтобы мы не слетели с дороги на поворотах.

– …Хм. Я… вроде как понимаю. А кто же ты?

Шми отвела взгляд, снова погрустнев:

– Пассажир, боящийся высказываться. Как и везде в моей жизни.

Я опять обнял ее, крепко притянув к себе. На этот раз она не заплакала, а положила голову мне на плечо и вздохнула.

– Боже, как приятно все это выплеснуть. Спасибо, что выслушал мои причитания. Возможно, отныне ты услышишь это еще не раз.

– Да пожалуйста. Видит Бог, ты достаточно наслушалась от меня еще в колледже.

Она хихикнула:

– Я не возражала. Это было… Я была… – Шми отвела взгляд. Я подождал, но она не закончила мысль, вместо этого покачала головой и встала на ноги. – Короче. Хватит об этом.

Она взмахнула биноклем и блокнотом.

– Пойдем, посмотрим на сиськи!

Эта банальная шутка вызвала у меня смех, и мы отправились по тропинке, причем она периодически останавливалась и шикала на меня, смотрела в бинокль, а потом что-то записывала. Я не был против. В то время как я все еще едва слышал звуки случайной подборки хитов вечеринок десятилетней давности, расстояние и звуки природы отодвинули их на задворки моего сознания. Я был рад этому: это было одной из моих любимых частей наших поездок в домик у озера, долгие прогулки по лесу, во время которых те из нас, у кого более спокойный характер, общались между собой. Мне будет этого не хватать.

Шми заметила мой хмурый взгляд и спросила:

– Дейл? Все ли в порядке?

– Хм? О, да. Просто… Думаю, мы с тобой были правы, что это – последние выходные здесь, по крайней мере, надолго. Я могу представить, что мы повторим это лет через пять или десять, но… Ну, я не думаю, что здесь будем мы все.

Она безразлично пожала плечами.

– Это… Честно говоря, это, наверное, не так уж и плохо. Для последней гастроли это уже чертовски удачное начало. И, честно говоря… ну, как я уже говорила, я осталась здесь только из-за тебя и Мари… в основном, из-за тебя. Если я больше никогда не увижу Тайлера… Тьфу. Мне кажется, или он стал еще хуже?

Несколько мгновений я размышлял над этим.

– Трудно сказать. Думаю, он, скорее, не стал лучше, а если добавить тот факт, что они с Джиной совсем не ладят…

– Да. Боже, как бы я хотела… Как, черт возьми, ее звали? Ту цыпочку на пристани?

– Тоже не могу вспомнить. Я думал о ней просто как о «Кэнди» (конфетка).

– Ей подходит. – Шми прихлопнула комара, по ошибке слишком долго сидевшего на ней. – Жаль, что Кэнди не осталась с нами, чтобы его отвлечь. Он был жалким дерьмом еще до вчерашнего вечера, и я думала, что сегодня утром он начнет изрыгать пламя. Черт, лучше бы его вообще здесь не было.

– Почему? Тоже надеялась, что тебе удастся подцепить Джину? – усмехнулся я, и она шлепнула меня по руке.

– Нет! – Она быстро наклонила голову и закатила глаза. – Ладно, может быть. Черт возьми, эта девушка – горячая штучка. Но нет, не… – по ее лицу пробежала тень, – не раньше, чем я во всем разберусь. Если бы ее здесь не было, меня бы это тоже устроило. С ней весело, и она кажется милой, но… не знаю. Думаю, Блейк совершил ошибку.

Я пожевал губами и сказал:

– Да, меня бы тоже. Он вернулся к тому типу девушек, которых преследовал в колледже, и… Да. Возможно, это не лучший выбор.

Мы прошли еще несколько метров, и я тихо сказал:

– Мне не нравится, насколько быстро она сблизилась с Мари. Поначалу меня это не беспокоило, но чем дольше я об этом думаю, тем больше она меня нервирует. Знаешь, о чем Мари спросила меня вчера вечером? Не подумаю ли я о том, чтобы сделать обмен между нами и ей с Блейком?

У Шми отпала челюсть.

– Что? Нет! – Выражение ее лица стало задумчивым. – Ну, вообще-то… я могу в это поверить. До тебя она была сумасбродной. Я не была с ней близка до тех пор, пока ты не начал тусоваться с нами, но слышала разные истории.

– Истории?

– Я не говорю, что она была изменщицей, шлюхой или еще кем-то, но… – она пожала плечами. – Ну, может, последнее я и говорю. Будучи с парнем, она была незыблемой. Но когда нет… Фью!

– Ты не заставляешь меня чувствовать себя лучше. – В тишине, которая последовала за этим заявлением, я заметил кое-что: тишину. Не тишину леса, а отсутствие даже намека на звуки со стороны озера. Их отсутствие, а также разговор, что мы вели, заставили меня занервничать, как будто эта тишина указывала на то, что группа, возможно, перешла к деятельности, которую я могу не одобрить. – Я больше не слышу радио. Ты не хочешь?.. – я дернул головой в ту сторону, откуда мы пришли.

– Конечно.

Когда мы пошли назад, она сказала:

– Эй, не волнуйся об этом. Мари тебя любит. Она ни за что не сделает ничего такого. Она ведь знает, что ты с этим не смиришься.

– Мне казалось, прошлым вечером я ясно дал это понять, но… – не найдя ничего более определенного, чем ноющее сомнение, я вздохнул и замолчал, слегка ускорив шаг.

Шми ничего не говорила; меня это тоже беспокоило. Я всегда мог положиться на нее в качестве советника. Ее молчание означало, что она тоже что-то видит, что-то слишком туманное, чтобы это прояснить, но достаточно серьезное, чтобы обеспокоиться.

Когда мы приблизились к озеру, сквозь деревья вновь стали доноситься звуки смеха и игр, что несколько ослабило мои страхи. Честно говоря, я чувствовал себя глупо, словно ожидал увидеть оргию на причале. Вместо этого, когда мы со Шми завернули за угол дома, то обнаружили, что все купаются в озере, а радио молчит.

– Эй! – Мари выскочила из воды и направилась к нам, обхватив меня руками и намочив. Я не возражал, особенно когда она одарила меня глубоким поцелуем. – Мы уже собирались отправить поисковую группу.

В качестве пояснения Шми протянула ей свой блокнот:

– Заметили целую стаю птиц. – Глаза нашей подруги были опухшими и покрасневшими; Мари, хоть и заметила это, не стала привлекать внимания.

Я оглядел Мари и остальных:

– Что там с музыкой?

Мари ответила громче чем нужно:

– Да Тайлер, подравшись с Кайлом, уронил ее в воду.

– Я же извинился! – раздался раздраженный возглас.

Мари закатила глаза, но улыбнулась:

– Не хотите переодеться и пойти окунуться? Вода приятная, когда к ней привыкнешь.

Я покачал головой:

– Я хочу принять душ. Чувствую себя грязноватым, а к тому времени как переоденусь, все уже будут готовы выйти.

– То же самое, – кивнула Шми.

– Обломщики. Завтра, ладно? – Мы согласились, и после еще одного поцелуя Мари повернулась и побежала обратно к воде.

Мне очень был нужен душ. Теплая мыльная вода ощущалась просто потрясающе; не только у Мари все болело после вчерашней поездки. Я усмехнулся, вспоминая прошедшую ночь и пытаясь определить, сколько в ее боли было от наших поездок, а сколько – от восторженных занятий любовью. Я сомневался, что в эти выходные нам удастся повторить предыдущую ночь, но вспоминать ее было весело.

Я настолько погрузился в свои воспоминания, что не заметил, как открылась дверь в ванную. Когда отодвинул занавеску для душа, то обнаружил там Джину и с воплем захлопнул дверь.

– Я не кусаюсь, – рассмеялась она. – Мне просто требовалось было отлить, а все остальные ванные комнаты заняты.

Чушь. Туалетов здесь более чем достаточно, если только все одновременно не выйдут из озера, нуждаясь в немедленном мочеиспускании. А даже если и так, почему Джина должна быть здесь со мной, а не с Мари?

В унитазе спустили воду, и Джина открыла кран:

– Почти готово.

Я выглянул из-за занавески; она улыбнулась мне, намыливая руки.

– Прости, что напугала тебя, но ээ, спасибо за прекрасный вид. Это согреет меня ночью.

– Я думал, у тебя для этого есть Блейк.

– Да, но в некоторые ночи девушкам бывает не слишком жарко, – поддразнила она. – У нас с ним не такие правила, как у Хизер и Кайла, знаешь ли. Мы… ммм… немного более свободны. Ничто не говорит о том, что если один из нас хочет поиграть с парой, то должен быть приглашен и другой.

Я сузил глаза.

– Я уже сказал Мари: «нет».

Джина потянулась к шее и потянула за завязки своего топа. Тонкая полоска материала отлетела, обнажив то, на что я старался не смотреть большую часть поездки.

– Но ты не говорил мне «нет». – Она шагнула в сторону душа. – Могу я сказать или… – ее рука потянулась к занавеске, – …сделать что-нибудь, чтобы убедить тебя передумать? Ты же знаешь, я могу быть ужасно убедительной.

Моя стремительно крепнущая эрекция пульсировала как от ее полуобнаженности, так и от агрессивной ее демонстрации. Подросток Дейл из прошлого десятилетия разочарованно закричал, когда я, с пересохшим ртом, настойчиво сказал:

– Нет. Ни в коем случае.

Ее рука провела по внешней стороне занавески, задевая тонкую ткань на моем члене. Она наклонилась достаточно близко, чтобы поцеловать, и выдохнула:

– Жаль. Клянусь, нам было бы очень весело. – Затем, вздохнув, отстранилась. – Но я понимаю, не все устроены одинаково… Хотя, должна сказать, кое-кто из тех, что говорят, будто они такие… Ну, это просто вопрос обстоятельств. Я должна была попробовать; видя то, что есть у тебя, я понимаю, почему Мари все время столь веселая.

Снова завязав верх, она двинулась к двери, оглянулась на меня через плечо, в последний раз хихикнула, покачивая бедрами, и вышла.

Я пробормотал себе под нос:

– Проклятье.

Как только моя эрекция спала, и я переоделся, я отправился на поиски своей жены, найдя ее болтающей с Кайлом на крыльце о каком-то телешоу, которое они оба смотрели. Когда она увидела меня, выражение ее лица быстро сменилось с оживленного и счастливого до обеспокоенного, а затем остановилось на испуганном, когда я прорычал:

– Нам нужно поговорить.

– Дорогой, мы с Кайлом…

– Немедленно.

Не дожидаясь ее ответа, я повернулся к ней спиной, вошел в дом и поднялся по лестнице в нашу спальню. Она последовала за мной через дверь, оставив ее приоткрытой и отстав шагов на десять. Я предположил, что она надеется заставить меня замолчать, чтобы избежать неловкости. Я протопал мимо нее и громко хлопнул дверью, положив конец этой надежде.

– Мари, Что. Блядь! Это было? – зарычал я ей практически, но не совсем, в лицо. – Ты думала, что сможешь послать сюда маленькую шлюшку Блейка и заставить меня передумать?

– Что? Нет! – Она выглядела потрясенной этим предложением. – Я… Мы… Нет, это было из-за… Я не пыталась…

– Стоп!

Ее рот захлопнулся. Я сделал глубокий вдох, затем выдохнул, вздрогнув, когда выпустил воздух. Более спокойным, менее враждебным тоном я сказал:

– Начни сначала.

Все еще бледная, Мари пробормотала:

– Я… я не… – Она повторила мою попытку успокоиться. – Мы с ней говорили о прошлой ночи, когда вы со Шми были в походе. Я ей сказала, что мы обсуждали свингерство, и ты был категорически против. Потом она спросила, правда ли, что ты сказал, будто я заревную, если увижу тебя с другой женщиной. Я ей сказал… Я сказала ей, что, может быть, да, но… – она вздохнула, – но, может быть, и нет. Нет, если я буду знать, что это – просто секс.

Мари присела на край кровати:

– Когда я это сказала, она рассказала мне больше о том, как договорились они с Блейком. Она сказала, что это может быть просто… просто мы вдвоем сделаем так, чтобы тебе было хорошо. Вот как она это сказала. Она тебя хочет, и я подумала… – моя жена слабо улыбнулась, – ну, не то чтобы у меня никогда не было секса втроем в колледже, а у тебя не было, вот я и подумала… – она пожала плечами.

Я с язвительным видом добавил:

– Как насчет немного неверности, милая? Ну, знаешь, в качестве удовольствия? Господи, Мари.

– Ты мне сказал, что смотрел видео об этом, когда дрочил! Я подумала… Я подумала, может, я смогу воплотить в жизнь твою фантазию.

Я усмехнулся:

– Да, и тогда, может быть, я тоже смогу воплотить в жизнь твою фантазию? Видишь, милая, для меня все было не так уж плохо! А теперь садись в кресло, как хороший маленький подлиза, и…

– Черт возьми, Дейл! Почему ты такой узколобый? Такой подозрительный? Я пыталась сделать для тебя нечто приятное. – Мари вскинула руки вверх, отвечая на мой язвительный взгляд. – Боже, милый, мне очень жаль, что я пыталась позволить тебе трахнуть фотомодель, пока она будет меня вылизывать. Какое же я проклятое чудовище. Это ведь то, что ты хочешь от меня услышать?

Наши голоса снова стали громче:

– Я не узколобый! Если люди хотят обмениваться, как Кайл и Хизер, или трахаться с кем попало, как Блейк и Джина, – отлично! Для разных людей – разные штрихи! Но только не для меня. Вообще. Никогда… А что касается фантазий, то для меня это – всего лишь фантазии. Если бы я был холост и встретил в баре двух женщин, которые были бы не против, трахнул бы я их вместе? Да, конечно. Но хочу ли я этого в своем браке? Нет, черт возьми! А ты этого хочешь? Вернуться к тому, как ты вела себя до того, как мы встретились в колледже?

– Нет! – Мари отвела взгляд. – Нет, не совсем. Но мы здесь, и она согласна, и… Ты прав. Это будет наша последняя гастроль здесь, а потом мы попытаемся завести детей и… – она покачала головой, – я подумала, что может быть, смогу совершить последний дикий поступок, но на этот раз мы сможем сделать это вместе. Только ты, я и она.

Я фыркнул:

– И Блейк.

– Нет, если тебя это расстроит. Они с Блейком уже говорили об этом, прежде чем она пошла… к тебе. У него с этим нет проблем.

– А у меня есть. Я говорил тебе об этом вчера вечером. Ты сказала… – я сузил глаза. – Да к черту! Прошлым вечером ты сказала, что больше не станешь мне об этом упоминать, поэтому заставила ее сделать это.

Она не смотрела на меня, подтверждая, что я попал в точку.

– А потом, когда мы бы трахнули ее сегодня, вы с Блейком…

– Нет! Мы бы нет. Это было просто… – она вздохнула. – Я просто пыталась загладить свою вину за то, что надавила на тебя прошлым вечером. Вот и все. Мы втроем говорили об этом, и он сказал… они оба сказали, что некоторые парни таковы, что им не нужен еще один член в комнате, но другая женщина – это нормально. Я подумала, что с тем типом порно, что тебе нравится, это может быть правдой.

– Нет. В смысле, я тоже не хочу, чтобы в комнате был еще один парень, но… – Она захихикала, и я подхватил. Это немного разрядило напряженность.

Я не вполне доверял ее мотивам, но она казалась достаточно искренней, чтобы я мог сдержать свое раздражение.

– Я понимаю, что ты… – наружу чуть не вырвалось слово «требуешь», – говоришь, но… Боже, разве можно винить меня за подозрительность? Играешь в игры словами, разговариваешь с другими за моей спиной, даешь ей разрешение меня соблазнить? Господи, Мари, есть парни, которые уже бы говорили о разводе только из-за того, что ты пыталась провернуть.

Ее глаза расширились:

– Не говори так! Пожалуйста, я не… Я клянусь, что больше не стану поднимать эту тему, и позабочусь о том, чтобы никто больше этого не делал. Я просто подумала… – она вздохнула, – как я уже сказала, в последний раз. Ты этого не хочешь, и дело не только в том, что ты не хочешь делить меня с кем-то другим. Я не понимала этого раньше, но теперь понимаю. Прости.

Она потянулась ко мне.

– Пожалуйста, Дейл? Я люблю тебя. Не злись.

Я не мог этого обещать; я злюсь, и, на мой взгляд, имею на это полное право. Но я ее люблю, и она казалась искренней. Когда я нехотя придвинулся к ней, руки Мари потянулись к моему поясу, но я мягко оттолкнул их, вздохнув:

– Нет. Не сейчас. Мне больно, Мари, и минет этого не исправит.

Для нее это была неизведанная территория. Я знаю, что я – простой человек, и не так уж много было проблем, с которые не могли бы справиться оральные навыки Мари. Но это – одна из них, и я думаю, что она, наконец-то, поняла, насколько сильно облажалась. Вместо того чтобы настаивать, Марисса обняла меня, прижавшись лицом к моему животу:

– О, детка. Прости. Мне очень жаль. Я и впрямь думала, что даю тебе то, чего ты хочешь. – Я услышал в ее голосе дрожь, как будто она в любой момент могла расплакаться.

Так мы просидели некоторое время, я гладил ее по волосам и пытался успокоить. Оглядываясь назад, возможно, мне стоило бы задуматься, как мы дошли до того, что я разозлился настолько, что стал изрыгать пламя, а она нуждалась в утешении. Но в то время это казалось нормальным: Мари иногда принимала плохие, эгоистичные решения, а я всегда был рядом, чтобы помочь ей подняться после падения.

Так мы и жили: она осыпала меня любовью, а я прощал ее глупые выходки. В нашу защиту можно сказать, что мы были молоды, и она никогда дважды не совершала одну и ту же ошибку.

В конце концов я притянул ее к себе. Она еще раз попросила прощения, а потом переоделась в шорты и футболку. Мы вместе отправились встречать конец дня, стоя на крыльце с друзьями и любуясь красотой озера на закате.

Тайлер передал пиво Лакшми и мне, и мы дружно приложились к горлышкам. Джина, которая теперь тоже была в шортах и футболке, посмотрела на меня, как бы спрашивая: «Все в порядке?» Я неохотно кивнул, что вызвало на ее лице улыбку. Мари и Хизер, все еще в купальниках, облокотились на перила, обхватив друг друга за талию, и смотрели на воду. Шми переоделась из походной одежды в юбку и рубашку с короткими рукавами; она тоже впервые за эти выходные выглядела комфортно, хотя перемены в ее настроении были мало связаны с одеждой. Мы все вместе завершили день и встретили вечер, смеясь и шутя как раньше.

Солнце зашло за горизонт, и в конце причала зажегся верхний свет. Кайл позвал из дома и сообщил, что ужин вот-вот будет готов. Все мы направились к двери. Но когда вошли, нас встретил странный, но знакомый звук – приглушенная серия длинных гудков из телефонов в руках Шми и в сумочке Хизер.

Лакшми, все еще смеясь над словами Тайлера, подняла свой телефон, чтобы отключить сигнал. Но вместо этого замерла, опять и опять сканируя глазами экран. С каждым разом выражение ее лица становилось все более паническим, она прикрыла рот рукой, ахнув:

– О, Боже. Боже мой. Нет. Нет!

В то время как Хизер схватила с дивана свою сумочку и начала рыться в ней в поисках телефона, Тайлер навис над плечом Шми, чтобы рассмотреть поближе, прежде чем категорично заявить:

– О, блядь! – и еще раз с ужасом повторить:

– О, блядь!

– Что? – Я придвинулся к Шми, и она зарылась лицом в мой бок, прежде чем я успел увидеть, что так расстроило моих друзей. Безмолвный крик Хизер расколол воздух, когда я, наконец, прочитал на экране в дрожащей руке Лакшми:

К КОНТИНЕНТАЛЬНОЙ ЧАСТИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ ПРИБЛИЖАЮТСЯ БАЛЛИСТИЧЕСКИЕ РАКЕТЫ. НЕМЕДЛЕННО УКРЫТЬСЯ. ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА.

Взяв телефон из безвольной руки Шми, я принялся за работу, пытаясь найти информацию о ее веб-браузере, приложениях для социальных сетей, программах для общения – все, что могло бы пролить больше света на то, что, как я горячо молился, было ошибкой. Каждое приложение выдавало только спиннер, полосу загрузки или загадочное сообщение об ошибке, что означало одно и то же: доступа в Интернет нет.

– Почему это, блядь, не работает? У нас же есть связь! – Разочарованные ругательства Кайла сказали, что ему повезло не больше, чем мне, когда он пытался дозвониться на телефон Хизер.

Я пробормотал:

– Наверное, вышку заклинило. Все пытаются сделать то же что и мы, и ничего не получается.

Быстро подумав, я вручную переключил телефон с сети 5G на сеть LTE, поскольку там часто бывает меньше трафика, но это не дало никаких результатов.

Остальные столпились вокруг двух устройств:

– Может быть… – предположила дрожащим голосом Джина, – может, это как на Гавайях несколько лет назад? Ложная тревога?

Шми ответила:

– Тогда было… Нас проинформировали об этом. После Гавайев ввели меры предосторожности. Дополнительные проверки перед тем, как объявить тревогу.

Она опустилась в ближайшее кресло, ноги подкосились, словно у нее хватало сил только говорить или стоять, но не на то и другое вместе.

– О Боже. О Боже, обмен информацией!

– Что? – спросил Блейк.

– Лив… Она сказала, что причина, по которой не смогла приехать, в том, что было больше перехваченного обмена информацией, чем обычно. Она не сказала ничего конкретного, и я подумала, что она просто пытается избежать поездки, но… – Лакшми опустила голову на руки и застонала, не закончив фразу.

– Черт! – Тайлер ударил кулаком в стену, проделав в ней немалых размеров дыру, затем подошел к бару с напитками и распахнул его дверцы.

Блейк рявкнул:

– Сейчас не время для…

– Да пошел ты! Сейчас самое подходящее время, черт побери.

Тай схватил полную бутылку и откупорил ее, после чего сделал длинный глоток янтарного содержимого.

– Либо все мы сейчас сдохнем, либо устроим грандиозную вечеринку, потому что не сдохли. В любом случае, отвали.

Блейк надулся, но ничего не сказал. Мари спросила:

– У нас есть что-нибудь, кроме телефонов? Может, телевизор?

– Приемника нет, – ответил Блейк. – У стерео его тоже нет.

Он посмотрел на Тайлера.

– Если бы кое-кто не выкинул радио в озеро, может, мы бы…

– Ради всего святого! Я же извинился!

Джина закричала:

– Теперь от этого мало толку, верно?

– Стоп! – Все трое подскочили от моего голоса. – Это не поможет. – Тайлер открыл, было, рот, но я сверкнул глазами, и он замолчал.

Все смотрели на меня, кроме Хизер, которая вырвала у мужа телефон и отправляла СМС за СМС в систему, переставшую отвечать, бормоча под нос: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Ее кожа побледнела, а дыхание стало поверхностным.

– Хизер. Хизер! – Я мягко повысил голос, и она подняла на меня глаза. Ее расширившиеся зрачки подтвердили то, чего я и опасался: она – в панике. Возможно, даже в шоке. – Хизер, нам нужна твоя помощь. Мне показалось, что я видел на кухне коробку с неприкосновенным запасом. Ты не знаешь, где она?

– Э-э-э… – Она медленно кивнула. – Да, думаю, знаю.

– Джина, ты можешь помочь ей сходить за ним? Может быть, там есть запасной радиоприемник, который нам пригодится.

Взяв ее за руку, Джина вывела Хизер из комнаты, и я услышал, как они копаются под раковиной. Когда они ушли, я тихо сказал Кайлу:

– Ладно. Если это не ложная тревога, в каком мы положении?

Кайл всегда любил историю и военные мелочи, а за мировой политикой он следил, как Тайлер за футбольными матчами нашей альма-матер:

– Не знаю. Это зависит от… – он вздохнул. – Мы не знаем, кто в нас стреляет. Если бы он сказал, что к нам летит одна ракета, это могла бы быть Корея или Иран, и с нами, скорее всего, было бы все в порядке. Система GMD (наземной обороны среднего радиуса действия) рассчитана на то, чтобы сбить несколько ракет в случае ограниченного обмена. Они попытаются напасть на нас, мы, вероятно, ответим обычными вооружениями, и на этом все закончится, как минимум в ближайшей перспективе.

– Если же это будет нечто большее, то возможно что угодно. Система не рассчитана на среднемасштабную или полномасштабную атаку, и оборона, скорее всего, попытается сбить ракеты, направленные на города. И если это так… Я не могу быть уверен на сто процентов, но мы почти наверняка ответим собственными пусками. Если запустим ответные ракеты, Китай или Россия, вероятно, ответят, и тогда… – Он замолчал.

Блейк спросил:

– Мы же в самом центре леса! Кто же будет нас здесь бомбить?

Кайл горько улыбнулся:

– В 60-е годы правительство решило выделить несколько «жертвенных» штатов, с меньшим населением и меньшим количеством городов. Идея заключалась в том, чтобы русские нацелились на них, поэтому там разместили почти все шахты МБР. – Он посмотрел в окно на нетронутое озеро и обширный лес вокруг него. – Это – одно из таких мест.

– Так как же, блядь, нам узнать, в полной ли мы заднице? – спросил Тайлер.

Заговорила Шми:

– Электричество. Электросеть… она может выдержать несколько ударов. Она спроектирована как децентрализованная и избыточная, но может выдержать не так уж много. Кроме того, ЭМИ само по себе может поджарить более чувствительные части, даже если ядерная бомба не упадет поблизости.

Кайл кивнул:

– Согласен. Если отключится электричество…

Как по команде, лампочки мигнули, а затем погасли.

Все закричали. Кто-то кричал громче или дольше, чем другие, но кричали мы все. В конце концов осталось лишь несколько звуков: вопль Хизер на кухне; всхлипы Мари; поток ругательств Тайлера; новые, полные отчаяния стоны Лакшми. Стук сердца, отдававшийся в ушах, грозил заглушить все эти звуки.

Кайл и Блейк выбежали из комнаты, чтобы проведать своих любимых, опрокинув при этом в темноте пару предметов мебели поменьше. Тем временем Тайлер сделал все возможное, чтобы меньше чем за минуту выпить целую бутылку рома. Мне оставалось утешать двух расстроенных женщин, в то же время пытаясь взять себя в руки.

Я старался изо всех сил, но битва была проиграна, и в конце концов мне пришлось выбирать: преданность жене взяла верх над дружбой со Шми. Если быть честным, то в уравнении участвовали и второстепенные факторы: Мари никогда не была настолько психологически крепка, не считая эмоциональных всплесков Шми в выходные. Если кто-то из них полностью и потеряет голову, я бы поставил на Мари.

Вскоре из кухни в гостиную вернулись обе пары, держа в руках огрызки свечей, чтобы освещать путь. Одну свечу держал Кайл, другой рукой поддерживая Хизер; единственные слова, которые я смог разобрать среди ее тарабарщины, были: «мои малыши». Вторую свечу держала Джина, а Блейк нес коробку с припасами.

Он поставил ее на стол:

– У нас есть свечи, но нет радио. Кроме того, есть спички, аптечка, сигнальный пистолет и несколько сигнальных ракет, несколько бутылок воды – и все.

– Может быть… – выдавила Мари, – может, это просто поломка или что-то в этом роде? Просто совпадение?

– Это… возможно, – признал Блейк, – но я так не думаю. Посмотрите в окно.

Мы все разом повернули головы. Через озеро мы видели лишь несколько отблесков города.

– Электричество отключено везде.

– Но там все еще горит свет! – упорствовала Мари.

Шми тихо сказала:

– Наверное, генераторы. Может быть, есть и резервные батареи; я видела несколько солнечных батарей, когда проезжала через город.

– Как… Сколько у нас времени? – задала Джина вопрос, которого мы все избегали.

Кайл на мгновение задумался, потом вздохнул:

– Не знаю. Тут так много факторов. Может, минуты. Может, пара часов. Не думаю, что больше. Если увидим рассвет, значит, мы справились, но поскольку электричество отключено… – Его слова оборвались. – Я… э-э… мы пойдем наверх. Хизер нужно прилечь, а мне… – его глаза блестели в свете свечи, – думаю, мне тоже.

Оба родителя, испытывая муки, которые остальные могли лишь представить, зашаркали вверх по лестнице в свою комнату.

После того, как они поднялись, встала Шми:

– Я… – Она остановилась, потом еще несколько раз попыталась подобрать слова, по ее лицу текли слезы. Наконец, покачав головой, она вышла через парадную дверь и спустилась к причалу, где легла и уставилась в небо.

Через минуту Тайлер простонал:

– Ебаааать. – Он сказал все, что требовалось сказать, одним словом. К сожалению, этот засранец не остановился на достигнутом, а вместо этого задорно промурлыкал, поглядывая на Джину:

– Ну, что, кто-нибудь хочет оттянуться по полной?

У нее отпала челюсть; думаю, у меня тоже. Он почти успел выдать еще один дурацкий комментарий, но она вцепилась в него раньше, чем он успел:

– Чтоб ты сдох, идиотина! Что, черт возьми, с тобой не так? Все мы скоро умрем, а ты все еще пытаешься меня трахнуть? Я уже говорила тебе, этого никогда не будет! Ни через миллион чертовых лет! Если упадет ядерная бомба, а мы все еще будем рядом, если останемся последними двумя людьми на Земле, я все равно не захочу иметь ничего общего с парнем из братства насильников на свиданиях и его крошечным членом!

Не знаю, говорил ли кто-нибудь с ним так раньше. Высокий рост и драчливость Тайлера позволяли ему добиваться своего в большинстве социальных ситуаций. Когда кто-то ругал его или делал выговор, он обычно смягчал свой гнев – независимо от того, насколько он был заслужен, – зная, что его рост составляет метр девяносто пять, а вес – около ста тридцати шести килограмм.

– Что ты мне сказала, шлюха-золотоискательница?

Джина насмешливо ответила:

– О, кто бы говорил. Я заключила брачный контракт, а ты всю жизнь хвостом бегал за Блейком, и я – золотоискательница? Я с ним потому, что он – настоящий мужчина, а ты – всего лишь комнатная собачонка, накачанная стероидами. Может быть, если бы у тебя яйца не съежились от стероидов, тебе бы удалось подцепить девушку, которая продержалась бы с тобой больше месяца, карликовый член.

Он угрожающе шагнул к ней, подняв руки:

– Скажи это еще раз, чертова шлюха.

Блейк рыкнул:

– Не трогай ее, Тай.

Тайлер взглянул на Блейка:

– Я просто пытаюсь позаботиться о тебе, брат! Она разобьет твое сердце, как и Джен!

Он ответил:

– Мне не нужно, чтобы ты меня защищал! – и холодно добавил. – Ты мне уже давно ни на что не нужен.

Лицо бывшего полузащитника вытянулось:

– Но… Но, брат, я просто… я… – Блейк сохранял каменное выражение лица, поэтому Тайлер вместо этого направил свой гнев на Джину. – Гребаная шлюха! Ты все испортила!

Мне показалось, я увидел, как он провел рукой по глазам, развернулся и вышел через заднюю дверь, захлопнув ее за собой.

Блейк сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Джина положила руку ему на плечо, произнося успокаивающие, негромкие слова. Он ей улыбнулся, затем опять вернул свое очаровательное лицо и посмотрел на нас с Мари:

– Простите, что вам пришлось все это увидеть. Мы шли к этому давно.

Усмехнувшись, он добавил:

– Тем не менее, он не был совсем неправ. Если конец близок, я не могу придумать лучшего способа провести последние минуты нашей жизни, чем тесное общение с теми, кто нам дорог. – Его взгляд остановился исключительно на Мари. – И не могу придумать, с кем бы хотел соединиться.

– Блейк… – Мари посмотрела на меня.

– Это – конец света, Марисса. Хочешь ли ты покинуть его, не зная, что прожила свою жизнь в полной мере? Мы уже говорили о том, что было бы, если бы тогда мы были одиноки. А теперь…

– Теперь она не одинока, придурок! – прорычал я.

Блейк пожал плечами:

– Мы тоже. Это нас не остановило. Да ладно, Дейл, я знаю, что ты хочешь Джину, и она тоже хочет тебя. Тебе не стоит бояться того, что подумают другие, или переживать, что ты можешь потерять Мари, или что-то еще из того, что я чувствовал, когда изменила Джен. Через несколько часов мы все умрем, почему бы тебе не пожелать, чтобы она… и ты… ушли счастливыми? Клянусь, Джина подарит тебе потрясающие ощущения.

– Тогда вместо этого можешь, блядь, взять в постель ее!

Вмешалась Джина:

– Блейк, я и впрямь думаю, что он этого не хочет. Пойдем, милый. Мы с тобой можем подняться наверх вместе.

Блейк прервал ее сердитым взглядом:

– Дело не в тебе, Джина. Дело в Мари и в том, чего хочет она. – Он протянул руку моей жене. – Никаких сожалений, Мари. И никаких последствий. Давай вместе изучим все возможные варианты, хотя бы на время.

Я с ужасом наблюдал, как моя жена мечется взглядом между нами двумя, ее мужем и ее студенческой любовью, а затем в шоке делает полшага к нему:

– Мари!

Она оглянулась на меня, затем сделала полный шаг и потянулась к его руке, выражение ее лица было смущенным, но решительным:

– Прости. Он прав. Я люблю тебя, Дейл, но мне нужно узнать. Пожалуйста, иди с Джиной и…

– Пошел ты! – Джина сказала это раньше меня, обращаясь к Блейку, а не к Мари. – Это неправильно! Я ни разу не разрушала брак! Это прямо записано в гребаном названии, Блейк, этическая немоногамия! А не «трахайся с кем попало, не обращая внимания на то, кому ты причиняешь боль»! Господи, он же должен быть твоим другом!

Я прорычал:

– Отныне нет. Что бы ни случилось, он для меня мертв за попытку провернуть это дерьмо. И если ты сделаешь это, Мари… – Мои слова стихли.

Чем я могу угрожать в реальности? Разводом? Переспать с кем-то еще? Насилием? Первое не будет иметь для нее значения, если случится самое худшее. Второе она еще и поощрит.

Что касается третьего, то я просто не такой. Я не говорю, что никогда не ударю кого бы то ни было, чтобы защитить себя или кого-то еще, но никогда не брошусь на него только потому, что меня кто-то обидел. Я мог бы подумать об этом – даже пофантазировать, – но с детства не набрасывался на кого-то физически за то, что тот причинил мне эмоциональную боль. Если друг делал что-то настолько мерзкое, что мне хотелось его ударить, я вычеркивал его из своей жизни. Если женщина не хотела быть со мной, она не стоила того, чтобы проливать из-за нее кровь. Даже моя жена. В моей голове вихрем проносились жестокие фантазии, когда я смотрел на них двоих, но это и все, ими они и останутся. Я не позволю им стать чем-то большим, как бы меня ни искушали.

Мари избегала моего взгляда. Она знала, какую сильную причиняет мне боль, пока они с Блейком двигались к лестнице и поднимались, но также и знала, что моя боль будет единственным последствием, с которым ей придется столкнуться. Теперь я знал, что этого недостаточно, чтобы остановить ее. Ее любопытство превзошло всякую любовь ко мне, при прочих равных условиях.

Она позвала, не оборачиваясь:

– Джина, пожалуйста, позаботься о нем. Пусть он поймет, что это не так уж и плохо. – В награду она получила полную порцию презрения и проклятий от бывшей невесты Блейка.

А потом они ушли.

– Дейл… – Джина попыталась применить те же успокаивающие прикосновения и тон голоса, что успокаивали Блейка.

– Не трогай меня, – прошипел я, – Тайлер прав. Ты все испортила.

Она попыталась защититься, но я был слишком зол, чтобы слушать.

– К черту тебя и твою этическую немоногамию, и к черту Блейка, и к черту Мари, и к черту Хизер и Кайла! Ни у кого из вас нет морали, как у гребаного уличного кота! Просто… – Я сел на диван, чувствуя тошноту в животе. – Просто убирайся с глаз моих долой.

Джина надолго зависла на краю моего зрения, а потом тоже вышла. Я не заметил, в каком направлении она ушла, только то, что она ушла, оставив меня одного.