Введение: Мир и его герои

Добро пожаловать в мир, где страсть — опасная игра, а рутина брака и быта — лишь тонкий фасад, скрывающий бушующие под ним инстинкты. Это история о запретном влечении, о власти и подчинении, о риске, который становится самым сильным наркотиком. История, где у каждого есть своя роль, своя тайна и свои слабости.

Знакомство с действующими лицами:

Никита (28 лет)

Внешность: Высокий (185 см), спортивный брюнет с пронзительными карими глазами, в которых читаются холодный расчет и неукротимая страсть. Его подтянутое, мускулистое тело и уверенные движения выдают в нем сильного, доминантного мужчину.

Характер и род занятий: Талантливый и амбициозный программист. Прирожденный манипулятор, интеллектуал, получающий удовольствие не столько от секса, сколько от власти над желаниями других. Он — режиссер, который превращает жизни окружающих в свой изощренный спектакль.

Валентина (Валя) (35 лет)

Внешность: Невысокая (165 см), пышущая здоровьем и чувственностью брюнетка. Ее тело — идеальная геометрия соблазна: осиная талия, соблазнительные бедра и роскошная, высокая грудь, которой позавидует любая женщина, несмотря на то, что она мать троих детей. Большие карие глаза, хранящие одновременно усталость и тлеющий огонь.

Характер и род занятий: Успешная заведующая отделом, образцовая жена и мать. Внешне — уверенная и строгая. Внутри — изнывает от рутины и жаждет острых ощущений, готовая ради глотка запретной страсти переступить через все правила.

Дина (33 года)

Внешность: Высокая, шикарная блондинка с безупречным, словно кукольным, макияжем. Ее главная гордость — безупречная грудь, результат дорогой пластики, приковывающая взгляды. Статная, ухоженная, она словно сошла с обложки глянцевого журнала.

Характер и род занятий: Жена состоятельного мужчины, живущая в роскоши, но томящаяся от скуки. Кокетлива, любит внимание и, несмотря на внешнюю холодность, ищет способ встряхнуть свою размеренную жизнь.

Сергей (26 лет)

Внешность: Молодой, спортивный, с открытым и простодушным лицом военного. Сильные руки, честный взгляд. Олицетворение мужской простоты и силы.

Характер и род занятий: Контрактник, друг Никиты. Искренний, прямолинейный, способный на глубокие чувства. Становится пешкой в чужих играх, не подозревая, что его искренняя влюбленность — часть чужого плана.

Дима (18 лет)

Внешность: Юный, подтянутый парень с наивным взглядом и еще не оформившейся, но уже привлекательной мужской статностью. Символ молодости и неискушенности.

Характер и род занятий: Студент, парень Кати. Наивный и легко поддающийся влиянию, он становится объектом виртуального соблазна и разменной монетой в большой игре.

Павел (Паша) (38 лет)

Внешность: Солидный, надежный мужчина в самом расцвете сил. Его облик источает спокойствие и уверенность.

Характер и род занятий: Муж Валентины, успешный бизнесмен. Любящий отец и муж, полностью доверяющий своей жене. Его мир — это стабильность и семья, о которых другие так легко готовы забыть в погоне за мигом страсти.

Их жизни переплетаются в танце опасного влечения. Никита бросает вызов правилам, Валя и Дина ищут острых ощущений, Сергей и Дима становятся заложниками чужих желаний, а Павел — символом мира, который вот-вот рухнет. Это история о том, как далеко можно зайти в поисках наслаждения, и какую цену приходится платить за миг запретного восторга.

Глава 0. Химия и Воля

Задолго до того, как воздух в кабинете Валентины наполнился напряжением запретного влечения, задолго до первого «случайного» прикосновения, существовал только Никита и его лаборатория. Лаборатория человеческих душ.

В свои 28 лет он прошел через столько интриг и романов, что они слились в одно калейдоскопическое полотно пошлости и власти. Были замужние женщины, увядающие в браке, для которых он был глотком адреналина. Были молодые девушки, плененные его холодным обаянием..Он был хамелеоном, принимая любую форму, чтобы добиться своего. Каждая такая связь была игрой, а он — гроссмейстером, всегда остававшимся на два хода впереди.

Его настоящей страстью, помимо программирования, были книги по психологии. Не поп-психология, а труды по манипуляции, NLP, темной триаде личности. Он изучал техники газлайтинга, принципы взаимного обмена, как заставить человека почувствовать себя должным. Он видел людей как сложные, но предсказуемые механизмы, у которых нужно лишь найти нужные рычаги. Секс для него был не самоцелью, а финальным аккордом, доказательством тотального контроля. Самый мощный оргазм для него наступал не в момент физической разрядки, а когда он видел в глазах партнера тотальную капитуляцию, осознание, что их тело и душа теперь принадлежат ему.

Именно в таком состоянии — скучающего хищника, ищущего новую, достойную дичь — он и заметил Валентину.

Она работала в соседнем отделе. Заведующая. Валентина Сергеевна. Сначала он видел лишь ее деловой, строгий образ: элегантные костюмы, собранные в тугой пучок волосы, собранный взгляд. Но однажды, столкнувшись с ней у кофемашины, он увил другое. Мелькнувший в ее глазах усталый огонек. Легкую, почти невидимую трещину в ее безупречном фасаде успешной женщины, жены и матери.

Это его заинтриговало.

Он начал свое исследование. Методично, как всегда. Ее страница в соцсетях стала для него открытой книгой. Он изучил каждую фотографию. Семейные: она с мужем, солидным мужчиной по имени Павел, и трое детей — две девочки и мальчик. Улыбки были счастливыми, но... стандартными. Позы — привычными. Он искал в ее глазах на этих фото то же, что видел у кофемашины — тень недосказанности, скрытой грусти. И находил. На групповых фото с корпоративов, где ее взгляд становился задумчивым, пока все вокруг смеялись.

Но больше всего его захватили не семейные фото, а случайные, порой неловкие кадры. Фото с пикника, где она в обтягивающих джинсах и простой футболке, сбежавшая прядь волос, и ее фигура... Он мог разглядывать ее часами. Рост около 165, но каждая линия была безупречна. Узкая талия, изящно расширяющаяся к соблазнительным, пышным бедрам. И грудь... Грудь, которая даже под простой футболкой выглядела как произведение искусства — высокая, упругая, идеальной формы. Он, знаток женских тел, понимал, что такая грудь после троих детей — это дар природы и титанические усилия. Она сводила с ума. Он представлял, как ее тяжесть лежит на его ладонях, как ее темные, наверняка чувствительные сочки твердеют от его прикосновения.

Он узнал ее расписание. Когда она приезжает на работу, когда уходит, в какой день ходит в фитнес-клуб (еще одно доказательство ее воли, которую он так жаждал сломать). Он начал появляться там же. Случайные встречи в коридоре. Краткие, деловые разговоры. Он тестировал почву. Легкий, едва уловимый флирт, замаскированный под профессиональное общение. Он заметил, что она задерживает на нем взгляд на секунду дольше необходимого. Что она поправляет волосы, когда он к ней обращается.

Он изучил и ее мужа. Успешный, надежный, но... предсказуемый. Человек-стабильность. Никита понял главное: Валентина не была несчастна. Она была сытой. Сытой любовью, заботой, бытом. А сытый человек, как известно, ищет остроты. Пряностей. Запретного плода.

И он решил стать этим плодом.

Его план был не в том, чтобы соблазнить быстро. Его план был в том, чтобы вызвать в ней голод. Голод по тому, чего ей не хватало. По риску. По ощущению себя не матерью и женой, а просто женщиной — желанной, грешной, живой.

Он начал с слов. С двусмысленных комплиментов, сказанных с абсолютно серьезным лицом. «Вам сегодня очень идет этот цвет, Валентина Сергеевна. Напоминает о море. О его глубине и тайнах». Он видел, как по ее шее пробегает румянец.

Он создавал ситуации. «Случайно» задерживался рядом с ее кабинетом, когда она собиралась домой. Проходя мимо, он легчайшим образом, почти мимоходом, касался ее плеча или спины, как бы случайно. И каждый раз видел одну и ту же реакцию: легкий вздраг, короткая задержка дыхания, быстрое биение пульса на ее шее. Ее тело уже реагировало на него, еще не осознав этого до конца.

Он был терпелив, как паук, плетущий паутину. Каждый взгляд, каждое слово, каждое мимолетное прикосновение — это была нить. Он опутывал ее постепенно, нежно, почти невесомо. Он знал, что рано или поздно она сама сделает шаг навстречу. Сама попросит того, о чем боится даже подумать.

И кульминацией этого плана стал тот самый вечер, описанный в первой главе. Когда воздух стал густым, а разговор качнулся в сторону интимного. Это не было случайностью. Это был итог долгой, выверенной работы. Когда его рука коснулась ее плеча, это был не порыв, а финальный, решающий аккорд в симфонии, которую он сочинял неделями.

Он знал, что она не отстранится. Его пальцы, скользнувшие к ее ключице, чувствовали учащенную пульсацию крови под тонкой кожей. Он слышал сдавленный шепот ее голоса. Он видел, как ее грудь тяжело вздымалась в такт дыханию, и знал, что под темно-синим шелком ее тело уже плавилось от желания.

И когда резкий звук упавшей папки врезался в тишину, он не разозлился. Он был доволен. Урок был прерван в самый пик напряжения, оставив в ней незавершенность, зудящее, навязчивое желание, которое будет гнать ее к нему снова и снова.

Вечером, получив ее «случайное» фото, он улыбнулся. Не триумфальной улыбкой, а улыбкой знатока, оценившего прекрасный инструмент. Его палец провел по экрану, по контуру ее груди, затем опустился ниже.

Игра началась. И он, как всегда, держал все карты. Валя была его самым желанным и сложным проектом. И он был намерен довести его до конца, разобрав по винтикам ее брак, ее принципы и ее волю, чтобы собрать на их месте новую, идеальную Валю — его Валю. Послушную, грешную и безумно от него зависимую.

Глава 1. Случайность, которой не бывает

Воздух в кабинете к концу дня становился густым и тягучим, наполненным мерцанием экранов и тихим жужжанием серверов. Именно в эти часы, когда основная часть сотрудников расходилась, наше общение с Валентиной приобретало новое качество. Из формально-вежливого оно превращалось в нечто опасное и головокружительное.

Она сидела напротив, откинувшись на спинку своего кресла. Сегодня на ней было облегающее платье темно-синего цвета, подчеркивающее каждый изгиб ее безупречной фигуры. В свои тридцать пять, будучи матерью троих детей, она обладала формой, от которой сводило скулы. Мы говорили о жизни, о работе, и как это часто бывало, разговор качнулся в сторону интимного. Она рассказывала о своих фантазиях с такой откровенностью, что слова будто висели в воздухе, осязаемые и плотные.

— Иногда кажется, что вся эта рутина, дети, быт... они съедают тебя целиком, — говорила она, вращая в пальцах ручку. Ее взгляд, обычно собранный и строгий, сейчас был томным и расфокусированным. — И так хочется почувствовать что-то острое.

Я встал, чтобы поправить штору, за которой слепяще садилось солнце. Проходя мимо нее, я якобы случайно задел плечом ее кресло. Оно качнулось, и она инстинктивно сделала движение вперед. Моя рука, будто для равновесия, коснулась ее плеча. Прикосновение длилось дольше, чем того требовала вежливость. Сквозь тонкую ткань платья я почувствовал тепло ее кожи.

Она замерла. Не отстранилась. В воздухе повисло напряженное молчание, густое, как мед.

— Никита... — ее голос был тише шепота. Она не смотрела на меня, ее взгляд был прикован к моей руке, все еще лежавшей на ее плече. — Ты же знаешь, где заканчиваются невинные игры.

— А кто сказал, что они невинны? — так же тихо ответил я, перемещая ладонь чуть ниже, к ключице.

Она медленно выдохнула, и ее грудь при этом поднялась в том самом манящем ритме. Она отвела взгляд в сторону, но ее тело говорило иное.

— Иногда мне кажется, — прошептала она, и в ее голосе звенела сталь, прикрытая шелком, — что эта... твердость... она не должна пропадать даром.

Это был не просто намек. Это была просьба, отлитая в броню двусмысленности. Она хотела, чтобы мои руки лежали на ней. Здесь и сейчас. Я чувствовал это каждой клеткой. Мое дыхание сперлось, когда я медленно, давая ей время остановить, переместил ладонь с ключицы ниже, натягивая ткань платья. Изгиб ее груди обжигал мне кожу сквозь шелк.

Внезапно резкий звук упавшей со стола папки врезался в тишину. Она вздрогнула и отстранилась, маска начальницы вернулась на ее лицо в долю секунды, но в ее глазах все еще плясали чертики.

— Кажется, пора... — она не закончила фразу, вставая и собирая вещи.

Вечером, когда я уже был дома, телефон вибрировал с особенным, назначенным только для нее, звуком. На экране всплыло ее сообщение. Не текст. Изображение.

Сердце заколотилось в груди. Я открыл его.

Это была она. Не полностью обнаженная, но почти. Снимок был сделан снизу, в полумраке, вероятно, в спальне. Тень падала так, что очерчивала каждый соблазнительный изгиб, мягкий свет скользил по коже, оставляя самые пикантные детали для воображения. Это был «случайный» нюдс, идеально выверенная небрежность, рассчитанная на эффект разорвавшейся бомбы.

Под ним было короткое сообщение:

«Прости. Это не тебе...»

Ложь была настолько очевидной, насколько и возбуждающей. Мы оба знали, что это вранье. Она выбрала этот камень и бросила его в стеклянную стену, что стояла между нами.

Мои пальцы полетели по клавиатуре:

«Случайности — это единственное, во что я не верю, Валентина. Особенно такие красивые».

Диалог был открыт. Игра началась. И ставки в ней были выше некуда.

Глава 2. Влажное пятно

Переписка после того «случайного» снимка не утихала несколько дней. Сообщения приходили глубокой ночью, рано утром, в обеденный перерыв. Они были полны двусмысленностей, словно мы играли в шахматы, где каждая фигура была заряжена желанием.

«Ты не представляешь, как сложно сосредоточиться на отчетах, когда в голове крутятся твои "случайные" картинки», — отправил я одним утром.

Ее ответ пришел почти мгновенно:

«А ты не представляешь, как сложно быть строгой заведующей, когда программист смотрит на тебя так, будто видит насквозь. Сквозь платье.»

Этот текст свел меня с ума. День тянулся невыносимо медленно. И вот, ближе к вечеру, дверь в мой кабинет скрипнула. На пороге стояла Валентина. На ней была узкая облегающая юбка и светлая блузка. Она выглядела собранной и невозмутимой, но в ее глазах я прочитал то же напряжение, что клокотало во мне.

— Никита, у тебя нет случайно папки по новому проекту? Я вчера, кажется, оставила ее тут, — ее голос был ровным, профессиональным.

— Конечно, — я встал, чтобы поискать на полке за своим столом. В этот момент я якобы неловко задел локтем чашку с остывшим чаем. Темная жидкость хлынула на стол и брызгами попала мне на светлые штаны, как раз в районе паха. Получилось на удивление естественно и крайне удачно. — Черт!

Я сделал вид, что пытаюсь стряхнуть капли, лишь размазывая пятно.

— Осторожнее! — воскликнула она, делая шаг вперед. Ее глаза метнулись от моего лица к расплывающемуся влажному пятну на ткани. Ее губы дрогнули. — Сиди, не двигайся. Сейчас.

Она стремительно вышла и через мгновение вернулась с влажными салфетками и бумажным полотенцем.

— Давай я, — ее тон не оставлял пространства для возражений. Она присела на корточки передо мной, так близко, что я чувствовал аромат ее духов — теплый, с ноткой ванили.

Я замер. Дыхание перехватило. Она не смотрела на меня, ее внимание было приковано к пятну. Но я видел, как вспыхнули ее щеки, как участилось ее дыхание. Она взяла бумажное полотенце и начала аккуратно, с легким нажимом, промакивать влажную ткань на моих брюках.

Каждое ее прикосновение было электрическим разрядом. Ткань была тонкой, и под ней все было слишком очевидно. Она увидела силуэт члена. Чувствовала. Ее пальцы, державшие полотенце, на мгновение замерли, а затем продолжили свои движения, став чуть более настойчивыми, чуть более медленными. Это была уже не просто помощь. Это был танец. Жесткий, прямой и невероятно соблазнительный флирт.

Она думала обо мне. В этот момент, сидя на корточках передо мной, с пылающими щеками и дрожащими руками, она не думала ни о муже, ни о детях, ни о работе. Ее мир сузился до этого влажного пятна, до напряжения в моем теле, до того, что происходило между нами. Я видел, как она сглотнула, как кончик ее языка на мгновение промокнул губы.

— Кажется... почти все, — ее голос сорвался на хриплый шепот. Она все еще не решалась поднять на меня глаза.

Я медленно, давая ей время отпрянуть, протянул руку и коснулся ее подбородка, заставив ее посмотреть на себя.

— Валентина... — сказал я тихо. — Ты знаешь, что делаешь?

Ее взгляд был темным, бездонным, полным такого же животного желания, что пожирало и меня.

— Знаю, — выдохнула она. — И ты знаешь.

Она резко встала, будто очнувшись от сна. Ее грудь высоко поднималась в такт учащенному дыханию.

— Папка... мне не нужна, — бросила она и, развернувшись, почти выбежала из кабинета.

Вечером телефон снова взорвался сообщением.

Она: «Ты доволен последствиями своего "несчастного случая"?»

Я: «Больше, чем ты можешь представить. Твои руки... они будто обжигали.»

Она: «Это не мои руки. Это твой взгляд. Он был на мне все это время. Как будто ты уже касался меня. Всем.»

Я: «Только в мыслях. И мои мысли становятся все менее невинными, Валентина.»

Она: «Мои тоже. Это ужасно.»

Я: «Это прекрасно.»

Стена рухнула. Оставалось только сделать следующий шаг. И мы оба знали, что он неизбежен.

Глава 3. Полуденный сбой

Переписка в мессенджере стала нашим тайным миром. Каждое утро начиналось с ее сообщения:

«Доброе утро. Не выспалась. Вини в этом своего персонажа из вчерашнего сна»

Я отвечал, едва открыв глаза:

«Мой персонаж просит передать, что он только начинает»

Мы жили в этом виртуальном пространстве, пока реальность напоминала о себе семейными фотографиями на ее столе и моей репутацией, которую она однажды назвала «щитом от слишком серьезных намерений».

И вот – идеальный шторм. Ее сообщение утром в среду:

«Мой ноутбук умер. Совсем. Муж в отъезде до завтра, дети у свекрови. Без компьютера я не смогу подготовить отчет к утру. Никита, ты не мог бы... зайти в обед?»

Приехал в час дня. Она открыла дверь в просторной домашней футболке и леггинсах, без макияжа, с влажными от недавнего душа волосами. Выглядела опасно естественно.

– Спасибо, что приехал, – голос был тише обычного. – Просто кошмар какой-то.

Его компьютер «умер» из-за слетевшей операционной системы. Восстановление заняло час. Мы сидели рядом на диване, ее колено иногда касалось моего. Воздух был густым, как мед.

– Готово, – нажал я на последнюю кнопку. – Можешь проверять.

Она наклонилась к экрану, и ее плечо коснулось моего. Замерла так, вдыхая одно дыхание.

– Никита, – она не отстранялась. – Я не знаю, как благодарить.

– Не надо, – мой голос сорвался. Я повернулся к ней.

Первый поцелуй случился сам – без решительного движения, без страстного порыва. Просто наши губы встретились в сантиметре от дивана, тихо, почти робко. Он был теплым и невероятно сладким. Она первой оторвалась, положив пальцы мне на запястье.

– Этого не должно было случиться, – прошептала она.

– Но оно случилось.

Она встала, поправила футболку.

– Я сейчас. Мне нужно... в душ. Остыть. Чай на кухне, завари себе.

Шум воды из ванной комнаты был единственным звуком, нарушающим тишину квартиры. Он казался мне и пыткой, и обещанием. Я стоял посреди гостиной, прислушиваясь к собственному стуку сердца, все еще ощущая на губах тепло ее робкого поцелуя. Словно эхо, в ушах звучал ее шепот: «Этого не должно было случиться».

Но оно случилось. И теперь тишина в пустой квартире кричала громче любого оркестра.

Мне нужно было умыться, привести в порядок мысли. Осторожно, будто вор, я подошел к двери ванной. Сквозь матовое стекло угадывался ее силуэт, смутный и соблазнительный. Я глубоко вдохнул и толкнул дверь.

Пар окутал меня теплой волгой. И сквозь эту пелену я увидел ее. Вся ее спина, гибкая и сильная, с тонкой талией и плавным изгибом бедер, была обращена ко мне. Вода стекала по ее коже, сверкая в свете спотов. Она стояла под струями, запрокинув голову, смывая с себя не только дневную усталость, но, казалось, и груз лет, и запреты.

Она не сразу услышала меня. А когда услышала, не закричала и не бросилась прикрываться. Она медленно, очень медленно повернулась. Ее глаза, широко раскрытые, встретились с моими. В них не было страха. Было потрясение, стыд и... вызов. Ее грудь, упругая и высокая, с темными от воды сосками, была полностью обнажена перед моим взглядом. Я видел каждую каплю, скатывающуюся по ее коже.

– Никита... – ее голос был сиплым от воды и волнения. – Выйди.

Но ее тело говорило обратное. Оно замерло, выставив напоказ свою совершенную наготу, дышало часто и прерывисто.

– Я... руку помыть, – пробормотал я, не в силах отвести от нее взгляд. Шагнул ближе к раковине, но видел только ее отражение в запотевшем зеркале.

Вода продолжала литься. Я почувствовал, как брызги долетают до моей рубашки. Она не двигалась, наблюдая за мной. Атмосфера накалилась до предела, став плотной и сладкой, как патока.

– Помой и выйди, – повторила она, но в ее тоне не было прежней твердости. Была мольба. И приглашение.

Я резко выключил воду и, не вытирая рук, повернулся к ней. Расстояние между нами составляло не больше метра.

– Я не могу выйти, – сказал я тихо, но так, чтобы было слышно сквозь шум душа. – Ты знаешь, почему.

Она смотрела на меня, и по ее щекам текли уже не только капли воды. Она медленно, почти невероятно медленно, провела ладонью по своему мокрому плечу, затем по груди. Ее великолепная грудь вместо с сосочками смотрели на меня. Это был не просто жест. Это была исповедь. Признание в том, что она хочет того же.

Я сделал последний шаг, и струи душа тут же намочили мою одежду. Я взял ее лицо в свои мокрые руки и притянул к себе.

Второй поцелуй не имел ничего общего с первым. В нем не было ни робости, ни сомнений. Он был голодным, яростным, полным отчаяния и страсти, которую мы так долго сдерживали. Ее губы раскрылись под моими, ее влажное, обнаженное тело прижалось ко мне сквозь мокрую ткань рубашки. Ее руки впились в мои волосы, прижимая сильнее. Мы дышали друг другом, теряя ориентацию в пространстве и времени.Я положил руку на ее левую грудь и сжал...

Она первая оторвалась, тяжело дыша.

– Муж... вернется только завтра, – прошептала она прямо мне в губы, и в этих словах было и оправдание, и согласие, и приговор нашей старой жизни.

Мы стояли и целовались, рука Вали опустилась на мои брюки и гладила мой член через ткань. и стонала.. Вдруг раздался в коридоре звонок мобильного телефона и это нас прервало..

Вечером. Переписка.

Она (22:47): «Ты уехал, а у меня до сих пор трясутся колени. Я не могу прийти в себя.»

Я (22:48): «У меня на рубашке до сих пор твой запах. Я не хочу его стирать. Я сошел с ума.»

Она (22:51): «Что мы наделали, Никита? Это неправильно. У меня семья. Трое детей. Это ужасно.»

Я (22:52): «Это было прекрасно. И ты это знаешь. Каждое твое прикосновение, каждый вздох... это было единственное правильное, что случилось со мной за последние годы.»

Она (22:55): «Он звонил. Говорил, как скучает. А я думала о тебе. О том, как ты смотрел на меня в душе. Мне стыдно. Ужасно стыдно. И... я хочу повторить.»

Я (22:56): «Стыд – это цена. А желание – награда. Я куплю эту цену снова и снова. Скажи, когда.»

Она (23:01): «Суббота. Дети едут в театр с классом. С 15:00 до 19:00. У нас будет четыре часа. Нашей тайны.»

Я (23:02): «Это будет самая долгая пятница в моей жизни. Я уже жду.»

Грань была перейдена. Невинные игры остались в прошлом. Теперь нас ждала настоящая, опасная и пьянящая интрига, где каждое прикосновение было клятвой в нарушении всех правил.

Глава 4. Четыре часа нашей тайны

Пятница и вправду оказалась пыткой. Мы пересекались в коридоре, и ее взгляд, быстрый и горячий, прожигал меня насквозь. Она проходила мимо, и аромат ее духов — тот самый, с ноткой ванили, что остался на моей рубашке, — сводил с ума. Мы не обменялись ни словом, но весь день был наполнен молчаливым диалогом.

Она (13:15): «Только что проходила мимо твоего кабинета. Ты разговаривал по телефону и жестикулировал. У тебя очень сосредоточенное лицо. Я представила, как эти руки... Мне пришлось уйти в туалет и умыться холодной водой.»

Я (13:17): «А я слышал твой смех из кабинета Ларисы Петровны. Он заставил меня вздрогнуть. Как током. Кажется, я начинаю ревновать тебя к звукам.»

Суббота. 14:55. Я стоял у ее двери, в руках — пакет с приложениями к ужину, идеальное алиби, если бы что-то пошло не так. Сердце колотилось где-то в горле. Дверь открылась почти мгновенно, будто она стояла за ней все это время.

Она была в том самом темно-синем платье, нашем платье, из первой главы. Только сегодня на ней не было ничего под ним. Я понял это по тому, как ткань облегала ее тело, по мягкому очертанию груди, по едва уловимой линии на бедрах. Ее волосы были распущены.

Ни слова не говоря, она взяла меня за руку и втянула внутрь. Дверь захлопнулась, щелчок замка прозвучал как выстрел, возвещающий начало нашего частного апокалипсиса.

— Дети уехали, — выдохнула она, прислоняясь спиной к двери и притягивая меня к себе. — У нас есть время.

Ее губы нашли мои с первой попытки. Этот поцелуй был другим — не робким, как первый, и не яростным, как в душе. Он был... знакомым. Как будто мы целовались так всю жизнь. В нем была горечь вины и медовая сладость запретного плода. Мои руки скользнули вниз, обхватив ее через тонкую ткань платья, и я почувствовал, как она вся затрепетала, издав тихий стон прямо мне в рот.

— Я не могу думать ни о чем, кроме тебя, — прошептала она, отрываясь, чтобы перевести дыхание. Ее пальцы расстегивали пуговицы моей рубашки. — Эти дни... это было безумие.

Мы не пошли в спальню. Мы опустились на ковер в гостиной, в пятне теплого солнца. Ее платье съехало с плеча, обнажив ту самую грудь, о которой я мечтал с того самого дня в кабинете. Я, наконец, прикоснулся к ней губами, и она выгнулась, вскрикнув, ее пальцы впились в мои волосы.

— Да, Никита, пожалуйста... — она сама помогла мне снять с нее платье, и снова передо мной была вся она, но теперь не в парной завесе душа, а в солнечном свете, реальная и ошеломляюще прекрасная.

Мы не торопились. Мы исследовали друг друга, как будто пытались запечатлеть в памяти каждый изгиб, каждый вздох, каждый стон.

Момент когда встала на колени и провела языком по длине члена, взорвал мои мысли...Время потеряло смысл. Эти четыре часа были отдельной вселенной, созданной из прикосновений, шёпота и тяжёлого, возбуждённого дыхания.

Позже, лежа вперемешку с нашими вещами на растрепанном пледе, она положила голову мне на грудь.

— Я не узнаю себя, — тихо сказала она. — Я... я не думала, что так можно. Что так бывает.

— Бывает, — я целовал ее волосы. — Только с тобой.

Она подняла голову, ее взгляд был серьезным.

— Это не должно повториться.

— Повторится, — так же спокойно ответил я. — Уже завтра. В моем кабинете. В обед. У тебя «сломается» принтер.

Она улыбнулась, и в ее улыбке была и печаль, и торжество.

— Ты чертовски опасен, Никита.

— А ты — единственный мой риск, на который я готов, Валентина.

Вечер. Переписка из разных домов.

*Она (21:10, с домашнего аккаунта): «Сижу за ужином. Он что-то рассказывает про работу. А я смотрю на него и думаю о том, что твои пальцы оставили синяк у меня на бедре. Я прикрыла его юбкой. Это словно тайная метка. Я чувствую себя ужасной. И... живой.»*

Я (21:12, с телефона): «Я смотрю на этот синяк в своей памяти. Он прекрасен. Завтра в обед я оставлю еще один. Ровно в 13:30. Будь там.»

Она (21:15): «Принтер действительно начал зажевывать бумагу сегодня вечером. Это знак?»

Я (21:16): «Это судьба, которая на нашей стороне. Не прячь юбку. Я хочу его видеть.»

Она (21:20): «Я боюсь.»

Я (21:21): «Я тоже. Но это не остановит.»

Наша игра перешла на новый уровень. Теперь это была не просто интрига. Это была параллельная жизнь, существующая в щелях между рабочими буднями и семейными обязанностями, жизнь, состоящая из украденных часов, случайных прикосновений у кофемашины и сообщений, от которых замирало сердце. И мы оба знали, что эта игра может разрушить все, но остановиться уже не было сил.

Стоит продолжать ? Написано около 60 глав