Уважаемые читатели. К небольшому моему сожалению, публикация очередного рассказа из цикла “Виктория. Протоколы доверия” несколько задержалась. В процессе написания рассказа появились новые идеи, новые герои, чем я и могу, собственно, и оправдать такую задержку.

Как всегда, рассказ состоит из двух частей. Не получилось уместить в один)). Более того, сам объем каждой из этих двух частей ощутимо вырос.

Приятного чтения и не забывайте, если вам нетрудно)) оставлять комментарии (критика воспринимается спокойно, на то она и критика, чтобы писать более качественные произведения).

Рекомендую прослушать упоминаемый в рассказе музыкальный трек: «The Nearness of You»

Третья декада июня. Среда, 13:15. Кабинет Виктории.

Воздух в кабинете был густым от пыли, летящей с папок старых архивов, которые Вика по приказу нового начальства перебирала уже третий час. На столе чашка с остывшим кофе и ноутбук, где вяло мигал курсор в ячейке бесконечного отчета. Проклиная всё на свете, она потянулась за чашкой, когда тихий, но настойчивый сигнал входящего сообщения прозвучал с экрана.

Уведомление Gmail: новое письмо.

От: Игорь Соколов igor.sokolov@sigma-consulting.ru

Кому: Виктория Арсеньева vika.arsenieva@personal.com

Тема: Предложение о сотрудничестве на переговорах в г. “Н”. 23-24.06.202... г.

Она нахмурилась. “Игорь? На почту? Это что за новости?” Щелчок. Глаза скользнули по тексту, сначала быстро, потом медленнее, строку за строкой.

“Виктория, добрый день.

В рамках подготовки к ключевым переговорам с партнерами из г. Н. в субботу, 23 июня, наша сторона столкнулась с нестандартным организационным запросом.

Партнёры традиционно уделяют особое внимание психологическому комфорту и настаивают на участии в переговорном процессе со стороны приглашающей компании женщины-консультанта (статус и профессиональная принадлежность не имеют определяющего значения).

Критически важны имидж, коммуникативные навыки и способность поддерживать деловой диалог, в то время как экспертная составляющая будет полностью лежать на мне.

Ваша кандидатура была предложена мной как оптимально соответствующая данным критериям.

Ваши задачи:

Присутствие на переговорной сессии (14:00-16:00) в качестве представителя компании.

Участие в деловом фуршете (17:00-21:00) и поддержание светской беседы.

Условия:

Гонорар: .......... рублей (нетто).

Оплачиваемые расходы: полный трансфер (скорый поезд «Ласточка» туда и обратно, индивидуальное купе), проживание (люкс в отеле «Престиж»), а также расходы на вечерний наряд для мероприятия.

Детальная программа поездки прилагается. Для оперативного согласования всех деталей прошу вас быть на связи сегодня после 18:00.

С уважением,

Игорь Соколов”

ПРИЛОЖЕНИЕ: ПРОГРАММА

СУББОТА, 23 ИЮНЯ

08:00 — Отправление со станции «М», скорый поезд «Ласточка». Купе №5 (выкуплено полностью).

12:00 — Прибытие в г. Н. Трансфер в отель «Престиж». Заселение в люкс (смежные номера 407-408).

14:00-16:00 — Переговоры с контрагентом. Офисный центр «Сигма», зал «Бета».

17:00-21:00 — Деловой фуршет. Ресторан «Галерея».

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 24 ИЮНЯ

12:00 — Выселение из отеля.

13:00 — Отправление поезда в г. М.

17:00 — Прибытие на станцию «М».

Данное письмо и приложения являются конфиденциальной информацией.

Брови Вики медленно поползли вверх, а затем застыли в высоких, изумлённых дугах. Ключевые фразы из письма выстреливали в сознание, как аварийные сигналы, зажигая в мозгу тревожные красные вспышки: «женщина-консультант», «имидж и коммуникативные навыки», «люкс в отеле «Престиж»», «индивидуальное купе». И — «гонорар». Сумма, указанная рядом с этим словом, заставила дыхание затаиться где-то под рёбрами. Это было больше, чем её месячная зарплата. Намного больше.

Она откинулась на спинку кресла, будто отшатнувшись от экрана. В голове стоял хаос — густой, непроглядный. «Что за бред? Я что, актриса на час? “Имидж и навыки”? Он окончательно сошёл с ума?» Мысль о смежных люксах и выкупленном купе не вызывала и тени прежнего азартного возбуждения. На смену ему пришла леденящая, тошнотворная подозрительность. Это не была страсть. Это не был вызов, как тогда, на крыше. Это был... бизнес-план. Чёткий, выверенный, холодный до стерильности, с расписанием, бюджетами и прописанными ролями. После всей их грязной истории с вибраторами в ресторане, после изматывающей борьбы за власть на загородном уикенде — это новое предложение казалось самой изощрённой, самой утончённой формой издевательства. Или... нет. Возможно, это была другая крайность. Попытка отстроить всё заново. Начать с чистого, но до отвращения дорогого листа, где каждая строка была проплачена, а каждое чувство — статьёй расходов.

Она закрыла почту, не отвечая. Правило её жизни, усвоенное после истории с Игорем особенно чётко: «Кому нужно, тот и звонит. Я не буду бегать за объяснениями».

Чтобы вытеснить навязчивые мысли о письме и его авторе, Вика отправилась в спортивный клуб. Вода в олимпийском бассейне была прохладной и идеально гладкой. Она оттолкнулась от бортика, и мир сузился до ритма гребков, счёта гребков на дорожку и мерного шума в ушах. Тысяча метров кролем — её норма при посещении бассейна, ритуал очищения и контроля над собственным телом. В эти сорок минут не было места Игорю, странным предложениям или прошлым унижениям. Была только мысль: «Вдох – гребок – выдох». Мускулы горели приятным жжением, а голова, наконец, очистилась.

Позже, уже в душевой, обернувшись в мягкое полотенце, она машинально проверила телефон. На экране — один пропущенный вызов. «Соколов И.Ф.».

Не «Попутчик Игорь». Так он был записан давно, после первой встречи в поезде, ещё до того, как всё стало сложно. Потом, после того, что он попытался унизить ее в том ресторане, она изменила его на безликое «Соколов». А после их последнего изматывающего противостояния в загородном отеле, в попытке отгородиться, и вовсе удалила контакт, оставив лишь цепочку цифр в истории звонков, которые её память узнавала безошибочно. Теперь значилось просто: «Соколов. И.Ф.». Фамилия и инициалы. Дистанцированно, как в деловой переписке.

«Не буду перезванивать. Ему надо, пусть сам меня ищет», — подумала Вика и направилась на стоянку к машине.

Она уже завела двигатель и тронулась с места, когда тишину салона, наполненную вечерней усталостью, прорезала вибрация. Телефон подпрыгнул на торпедо, освещая темноту короткой вспышкой. Снова он. «Соколов И.Ф.».

Большой палец замер над зелёной иконкой. Принять — значит впустить в свой вечер, в свою голову. Проигнорировать — дать ему понять, что он всё ещё может её растревожить. Она сделала глубокий вдох, выдох, и провела пальцем по экрану, включив громкую связь.

— Алло, — её собственный голос прозвучал в салоне ровно, плоско, как отглаженный лист офисной бумаги.

— Вика, добрый вечер. Я звонил тебе час назад, ты не взяла трубку— его голос, низкий и отшлифованный, прозвучал как мягкий, но недвусмысленный упрёк. В нём читалось ожидание, что она должна была проявить инициативу. — Получила письмо?

Вика позволила паузе растянуться, натянуться струной. Пусть почувствует вес её недоумения.

— Получила, Игорь. Я была в бассейне. — Наконец произнесла она, и в её собственном тоне услышала сухую, наждачную усталость, но и лёгкий намёк на превосходство. — Тысяча метров кролем требует концентрации, телефон лучше оставить в шкафчике. Так что, нет, я не сижу у телефона в ожидании твоих звонков. Если честно, я до сих пор в некотором замешательстве. Ты, кажется, перепутал меня с кем-то из своего кадрового резерва. Или с актрисой для... специфических ролевых игр. Последнее, впрочем, было бы более честно.

На том конце провода раздался короткий, приглушённый звук — не смех, а скорее выдох, в котором могла бы уместиться усмешка.

— Ни с кем не перепутал. И это не игра. Во всяком случае, не в том ключе, к которому ты, возможно, привыкла. Это абсолютно конкретный запрос в рамках конкретного проекта. Наши контрагенты — люди со своими... особыми традициями. Присутствие женщины в команде для них — знак серьёзности намерений и некоего баланса. Символика. Им важно «прочитать» энергию партнёра.

— И ты готов платить такие деньги за «символику»? — её голос окрасился лёгким, лезвийным сарказмом. — За мою «энергию»? Звучит как очень дорогостоящее эзотерическое шоу. Я не медиум, Игорь. И не шаман для ваших бизнес-ритуалов.

Тон его голоса изменился едва уловимо. Он не стал мягче, но приобрёл лоск интимности, дозированной, как дорогой парфюм — ровно столько, сколько дозволено в рамках деловой беседы.

— Вика, ты прекрасно понимаешь, что дело не только в символизме. Твоё присутствие — это самостоятельный фактор влияния. Ты умеешь слушать. Смотреть. Создавать вокруг себя пространство... располагающего доверия. Ты делала это и раньше, просто в ином, более... личном контексте.

Он сделал искусную паузу, достаточную, чтобы в тишине между ними всплыли тени прошлого: полумрак джаз-клуба, интеллектуальный флирт на крыше, сам поезд, где всё начиналось. Он играл на её самолюбии, на том, что в ней всегда ценил, — на её уме, который был для него и приманкой, и раздражителем.

Вика тихо вздохнула. Сарказм схлынул, обнажив усталую, настороженную задумчивость.

— То есть ты предлагаешь мне стать частью твоего бизнес-спектакля. За очень хорошие деньги. А что насчёт... всего остального, Игорь? Смежные люксы? Выкупленное купе? Это тоже часть «фактора влияния»? Или это твой новый, усовершенствованный способ проверить, где теперь у Виктории Арсеньевой проходят её «грани доверия»?

Она бросила ему в лицо эту фразу, как камень. «Грани доверия». Кодовое название их самой тёмной истории (смотрите рассказ “Грани доверия”), где доверие было сломано, превращено в оружие. Она ждала вспышки, отпора, холодной ярости.

Но его голос в ответ стал только твёрже, чище, словно он переключился на слайды презентации, отгораживаясь от личного стеной фактов.

— Всё, что указано в программе, — суровая необходимость. Купе необходимо для конфиденциального обсуждения тактики перед встречей. Смежные номера — стандартный протокол размещения сотрудников одного уровня в подобных поездках. Это не... — он чуть замялся, подбирая слова, — не крыша небоскрёба для свиданий и не загородный коттедж для выяснения отношений. Это работа.

«Работа», — мысленно повторил он, чувствуя горький привкус этого слова на языке. Да, это была работа. Но какая ирония: чтобы вернуть контроль над проектом, который трещал по швам, ему приходилось нанимать единственного человека, контроль над которым он потерял. Он покупал не её навыки — он покупал её присутствие. Её внимание. Её подчинение, пусть и временное, но оформленное контрактом и головокружительной суммой. Это был единственный язык, на котором они ещё могли говорить. Язык сделки. И в глубине души он ненавидел эту необходимость. Ненавидел и жаждал её одновременно.

Он умышленно и тяжело поставил ударение на последнем слове, пытаясь провести черту, отделяющую «тогда» от «сейчас».

— А бонусом... — его голос снова смягчился, стал на полтона ниже, интимнее, — бонусом может стать вечер в приличном ресторане и возможность наконец-то поговорить. Без прошлых ошибок. По-человечески. Цивилизованно.

— Цивилизованно, — повторила она это слово медленно, будто пробуя его на вкус. Оно было горьким и сладким одновременно. — После всего, что было, между нами, Игорь, это звучит... почти как изощрённое издевательство. Ты действительно считаешь, что «цивилизованность» продаётся в комплекте с люксом и контрактом?

На той стороне воцарилась тишина. Она была настолько плотной, что Вика услышала его ровное, чуть замедленное дыхание в трубку. Он не защищался. Он обдумывал.

— Я думаю, можно попытаться предложить новую плоскость, — наконец сказал он, и в его голосе прозвучала непривычная, почти чужая нота. Что-то вроде усталого смирения. — Где мы не жертва и палач. Не соперники, отмеряющие друг другу шаги на минном поле. А... временные союзники, решающие общую задачу. Я уважаю твой ум, Вика. И в этот раз мне нужен именно он. А не твоё унижение. Унижение... — он сделал новую, более длинную паузу, и в ней, сквозь сталь, вдруг проглянула ржавчина сожаления, — оказалось тупиковой ветвью эволюции. Для нас обоих.

Вика замерла. В её ладони, сжимавшей телефон, выступила испарина. Это было нечто новое. Почти признание поражения. Не капитуляция, а тактическое отступление на новые, неизведанные ею рубежи. В его словах была замаскированная уязвимость, и это пугало больше, чем прямая агрессия.

— Мне нужно подумать, — наконец выдохнула она, и её собственный голос показался ей слабым. — Посоветоваться.

Иллюзия открытости исчезла мгновенно. Как только была произнесена фраза «посоветоваться», его тон снова стал безупречно деловым, ледяным и точным. Уязвимость, если она и была мимолётной игрой света, схлопнулась, не оставив следа.

— Разумеется. Однако проект движется по жёсткому графику. Мне необходим твой подтверждённый ответ завтра, до четырнадцати ноль-ноль. В противном случае придётся в авральном режиме искать альтернативу, что существенно снизит наши шансы на успех. На твою почту только что отправлено NDA — соглашение о конфиденциальности. Ознакомься, пожалуйста. Жду твоего решения.

Он не сказал «до свидания» или «всего доброго». Связь прервалась коротким, решительным тире тишины. Он отключился первым, как и положено тому, кто диктует условия.

Экран погас, отразив на секунду её собственное лицо — бледное, с тенью неразгаданной мысли в широко открытых глазах. Он снова загнал её в угол, но на этот раз стены этого угла были обиты бархатом, а на столе лежал контракт с головокружительной суммой.

Это было не предложение. Это был ультиматум, завёрнутый в бархат и приправленный деньгами. Игорь не просил, не соблазнял. Он нанимал. Он нанимал не её тело в первую очередь. Он нанимал её ум, её харизму, её прошлые победы над ним. И самая опасная мысль, которая закрадывалась в голову, была в том, что этот сценарий — роль деловой женщины, за которую щедро платят, — был для неё куда соблазнительнее, чем любая из его прошлых провокаций. Он играл на её самом большом, не исследованном ещё желании: быть не объектом, а субъектом. Пусть даже в его игре.

Но цена за эту роль, как всегда у Игоря, была спрятана в мелком шрифте. И ей предстояло решить, готова ли она её заплатить.

Дом встретил ее запахом свежесваренного кофе и вечерним покоем. Сбросив сумку на пуфик в прихожей, Вика, не раздеваясь, прошла в гостиную, где у широкого окна, залитого последним багрянцем заката, сидел Влад. В руках у него был планшет, но взгляд его был рассеянным, устремлённым куда-то за горизонт.

— Влад, — её голос прозвучал резче, чем она планировала. Она протянула ему телефон. — Посмотри на эту... безумную авантюру. Прислал сегодня.

Влад взял устройство, его пальцы медленно прокручивали текст. Тишина в комнате стала плотной. Вика наблюдала, как на его лице — сначала сосредоточенном, затем заинтригованном — проступала знакомая ей, сложная гримаса: смесь живого любопытства и той самой ироничной усмешки, которая появлялась у него, когда он разгадывал чей-то хитроумный, но предсказуемый ход.

— Гонорар внушительный, — наконец произнёс он, отрывая взгляд от экрана. Голос его был спокоен, аналитичен. — «Имидж и коммуникативные навыки». .. Он, чёрт возьми, попал в точку. Как будто читает твое резюме для параллельной вселенной.

Влад поднял глаза на неё, и его взгляд стал проникающим, почти хирургическим. — И что ты чувствуешь, Вик? Помимо очевидного?

Она обхватила себя за локти, отвечая его взгляду.

— Чувствую, что это искусно сделанная ловушка. Со всеми атрибутами серьёзности. Он играет на том, что мне может захотеться поверить: вот он, взрослый, красивый мир больших сделок и «настоящего» бизнеса. Он хочет вытащить меня на нейтральную, изолированную территорию, под безупречно благовидным предлогом. Сделать так, чтобы моё «да» выглядело не как слабость, а как рациональный выбор.

— Разумеется, хочет, — Влад откинулся на спинку дивана, положив планшет рядом. Поза его была расслабленной, но в глазах продолжала сверлить острая мысль. — Это же Игорь. Он не из тех, кто сдаётся после пары поражений. Он меняет тактику. Но интересно вот что... Гонорар — реален. Люкс, купе — не фантазии. Он пытается купить не тебя, Вик. Он пытается купить твоё согласие. Легитимизировать ситуацию. Создать новую условность: мы не две стороны болезненной истории, мы — «коллеги по проекту». А то, что может случиться потом в номере... это будет выглядеть почти как естественное развитие рабочих отношений. Стратегическая перегруппировка после прошлых провалов.

Вика прикусила губу, медленно качая головой.

— Ты это... серьёзно рассматриваешь? Как вариант?

Влад пожал плечами, и в этом жесте была вся его философия их сложного брака.

— С точки зрения пополнения твоего... скажем так, банка личного опыта — безусловно, да. Это новый, более изощрённый уровень игры. Ты будешь в ней не жертвой его манипуляций, а... наёмным специалистом экстра-класса. С которым главный заказчик отчаянно хочет переспать. Это головокружительная этическая дилемма сама по себе. — Уголки его губ дрогнули в той самой, знакомой до боли ухмылке. — Но нам с тобой, моя дорогая, давно уже не привыкать к хождению по лезвию. Главный вопрос не в том, возможно ли это. Главный вопрос: хочешь ли ты сыграть в эту партию? Принять именно эти правила? Зная, что финалом, скорее всего, станет не порыв страсти и не акт унижения, а холодный, расчётливый секс в дорогом люксе, где каждая деталь будет частью оплаченного им сценария?

Вика отвернулась к окну, где последние лучи солнца догорали в мареве городского смога.

— Он давит временем. Ждёт ответ до завтрашнего обеда. Создаёт искусственный цейтнот, чтобы не дать мне возможности передумать.

— Классический приём, — кивнул Влад, поднимаясь с дивана. Его шаги были бесшумными по мягкому ковру. — Значит, у нас есть ночь. Чтобы взвесить каждое «за» и каждое «против» без этой спешки.

Он подошёл сзади, обнял её за талию, прижавшись губами к её виску. Его голос, прозвучавший у самого уха, потерял иронию, стал низким, серьёзным, почти суровым.

— Я скажу так. Если ты чувствуешь в себе силы держать эту дистанцию, играть по своим внутренним правилам и сохранять голову холоднее его — это будет бесценный опыт. Если же чувствуешь, что эта новая маска «бизнес-партнёра» обезоруживает тебя, заставляет забыть, кто он на самом деле, — отказывайся без сожалений. Я поддержу любой твой выбор. Но если всё-таки поедешь... — он сделал паузу, и она почувствовала, как его руки чуть крепче сжимают её. — Я хочу знать всё. Каждую деталь. Особенно те моменты, где он будет пытаться стереть проведённую тобой черту. Где «коллега» в нём будет бороться с «охотником».

Вика повернулась в его объятиях. В её глазах, отражавших угасающий закат, вспыхнул и затрепетал тот самый азартный, дерзкий огонёк, который Влад узнавал с полусвета.

— То есть ты... не против? — её вопрос прозвучал как шёпот, полный не столько неуверенности, сколько изумления перед его реакцией.

— Я за, — ответил он твёрдо, не отводя взгляда. — Я за тебя. И мне уже не терпится увидеть, как ты возьмёшь эту его новую, красивую и такую хрупкую конструкцию «цивилизованных отношений» и разобьёшь её в мелкие щепки одним движением бровей. Просто будь осторожна.

Он положил ладонь ей на щёку, и его большой палец провёл по её скуле.

— И помни: люкс, фуршет, контракт — это всего лишь антураж. Декорации. В финале он захочет доказать только одно — что ты, в глубине души, всё ещё его. И твоя задача — доказать обратное. Не телом, не страстью. А... решением. Самой сутью своего «да». Тем, что ты приняла это предложение, как принимают вызов. А не поддалась на него, как поддаются слабости. В этом будет вся разница.

Суббота. 07:40. Перрон вокзала.

Воздух был прохладным, пахнущим мазутом, кофе из автомата и предстоящим путе-шествием. Вика стояла у темно-синего вагона «Ласточки», опираясь на ручку компактного чемоданчика. Её образ был продуманной небрежностью: плотные тёмные джинсы, подчёркивавшие длину ног, лодочки на небольшом каблуке, и лёгкая белая шёлковая блузка. Это был наряд «для дороги», но в нём была та самая непринуждённость, которая дороже любого пафосного костюма.

Он подошёл бесшумно, как всегда. Игорь. В идеально сидящем на нём твидовом костюме с дорожной сумкой из мягкой кожи. Его появление всегда создавало вокруг себя зону иного давления.

— Виктория, — его губы растянулись в привычной, чуть насмешливой улыбке. Он сделал лёгкое

движение, намереваясь поцеловать её в щеку в знак приветствия. Вика едва заметно, но недвусмысленно отклонилась, подставив для воздушного поцелуя пространство у виска.

— Игорь, — кивнула она. — Точно по графику.

— Пунктуальность — вежливость не только королей, но и успешных переговоров, — парировал он, снимая перчатку. Его взгляд скользнул по ней, быстрый, сканирующий, как луч радара. — Выглядишь... собранно. Готова к работе?

В этот момент из потока людей на перроне материализовалась ещё одна знакомая фигура. Влад. Он шёл неспешно, в руках — стаканчик кофе с собой, на лице — спокойная, открытая улыбка.

— Дорогая, не удержался, — произнёс он, подходя. — Поставил тачку и решил, что проводить всё-таки надо. Хотя бы чтобы поцеловать на прощание. — Он обнял Вику за плечи, и в его объятии была такая естественная, спокойная сила, что на мгновение дрожь внутри неё утихла.

Вика почувствовала, как тело Игоря рядом с ней стало чуть более собранным, внимательным.

— Влад, знакомься, это мой... коллега по проекту, Игорь. Мы едем вместе. — Сказала она, и в голосе её не дрогнуло ни одной нотки.

Влад протянул руку, его взгляд был ясным и дружелюбным.

— Кажется, мы уже немного знакомы, — сказал Влад, пожимая ладонь Игоря твёрдым, но не вызывающим хватом. — Если не ошибаюсь, в конце марта, в ресторане «Версаль». Вы тогда составляли компанию моей жене. Приятно видеть вас снова, Игорь. Вика говорила, вы ценный партнёр.

Игорь кивнул, его улыбка стала чуть более профессиональной, маскируя мгновенную внутреннюю переоценку ситуации. «Знакомы. Муж. Помнит ту встречу. Видит во мне коллегу. Идеально».

— Влад, очень приятно. Да, помню тот вечер. Виктория произвела на наших партнёров прекрасное впечатление. Собственно, поэтому мы снова в одной команде.

— Рад это слышать, — Влад отпустил его руку, его взгляд скользнул к чемодану. — Давайте, я помогу занести вещи.

Он легко подхватил чемоданчик Вики и проследовал за проводницей в купе. Игорь шёл следом. Влад поставил чемодан на нижнюю полку, обернулся. Его глаза встретились с глазами Игоря. Улыбка Влада не исчезла, но в его взгляде появилась та самая глубина, которую знала только Вика.

— Ну, присмотрите там за моей девочкой, — произнёс Влад легко, почти по-дружески, похлопав Игоря по плечу. Но в этих словах, для Вики, прозвучала целая вселенная смыслов: ирония, вызов, доверие и страшная, интимная шутка. — В командировках она иногда слишком увлекается работой.

Затем он повернулся к Вике, взял её лицо в ладони и поцеловал в губы. Нежно, но основательно, не для показухи — это был акт закрепления, отметки, передачи невидимой эстафеты. «Я здесь. Я с тобой. Игра началась».

Игорь, наблюдая за этим, почувствовал знакомый, острый укол. Но не ревности. Азарта. «Целует на прощание. Не подозревает ни о чём. Наивный. Идеальная пешка. И она сейчас вся моя, на двое суток». Эта мысль согрела его изнутри, вернув уверенность.

Поезд тронулся. Вика, стоя у окна, махала рукой удаляющейся фигуре Влада на перроне. В тот самый миг, когда поезд набрал первые метры, ладонь Игоря легла ей на поясницу, а затем уверенно, властно скользнула ниже, обрисовывая контур ягодицы через плотную ткань джинсов. Электрический разряд пронзил её насквозь. Она не дрогнула, не отпрянула, лишь прикусила губу, глядя в окно, где уже мелькали столбы. Её тело ответило на прикосновение предательской волной тепла.

Когда Влад исчез из виду, Игорь отступил, будто ничего не произошло.

— Присаживайся. Делу время, — его голос снова стал деловым. Он достал из сумки тонкую кожаную папку и протянул ей. — Ознакомься, пожалуйста. Досье на компанию, краткая справка по лицам, ключевые тезисы нашего предложения. Всё, что может пригодиться, если придётся поддерживать беседу. Лучше перебдеть.

Вика взяла папку, села у столика у окна. Листы мелованной бумаги, схемы, фотографии. Всё чётко, структурировано, без воды. Она погрузилась в чтение, стараясь сосредоточиться на цифрах и фамилиях, а не на жгучем следе его ладони на спине и на его взгляде, который она чувствовала на себе физически — тяжёлым, изучающим.

Игорь откинулся на противоположном сидении, разливая в два хрустальных стакана принесённую с собой воду с газом. Он не сводил с неё глаз. Он наблюдал, как она хмурится, углубляясь в текст, как палец с коротко подстриженным ногтем скользит по строчкам, как шевелятся её губы, когда она что-то про себя повторяет. Он думал о том, какая она разная. Та, первая, что кричала под ним в его квартире, и эта — собранная, деловая. Он думал о том, как искусно сейчас сломает эту собранность, превратив её снова в ту, первую. Но не сейчас. Сейчас он наслаждался картиной. Наслаждался её попыткой отгородиться от него этими бумагами, зная, что барьер этот — из паутины.

Вика захлопнула папку, положила её на столик. Подняла на него взгляд. Её глаза были тёмными, непроницаемыми.

— Ты меня так рассматриваешь, — сказала она тихо, — будто видишь в первый раз. Или как дорогую, но сложную покупку, в которой пытаешься найти скрытый дефект.

Уголок рта Игоря дрогнул.

— Вика, — сказал он, и его голос потерял металлический отзвук тренера, став непривычно приглушенным, почти конфиденциальным. — Эту сделку нельзя провалить. Точка. Это не просто контракт. Это шанс, который бывает раз в жизни. Для меня. Это мой шанс выйти из тени своего прошлого и основать свою империю. И когда я создам её, поверь, я не забуду, что ты для меня сделала.

Он сделал паузу, позволив тяжести обещания повиснуть в воздухе. Потом его взгляд снова стал аналитическим, но теперь анализ был направлен не на неё, а на их общего противника.

— Багдасаров — человек старой закалки. И у него... специфический вкус. Я интересовался. Его не интересуют девочки-конфетки с накачанными губами и пустым взглядом. Это не его уровень.

Игорь посмотрел прямо на Вику, и теперь в его взгляде была не оценка, а признание.

— Его привлекают женщины. В полном смысле слова. Умные, сложные, с историей за плечами и сталью внутри. Те, с кем можно говорить не только о деньгах, но и о вине, о власти, об искусстве владения. Те, у кого есть спортивная форма не для показухи, а как признак дисциплины и самоуважения.

Он сделал паузу, позволяя ей осознать комплимент, вплетенный в деловое задание.

— Когда я составлял команду, я думал о тебе не просто как о "имидже". Я думал о тебе как о... идеальном аргументе. Ты — живое доказательство того, что на нашей стороне есть не только капитал, но и культура. Класс.

Теперь он подошел вплотную, и его следующий шёпот был жарким и ледяным одновременно.

— Я прошу тебя. Не играй роль. Будь собой — той, какой я тебя знаю. Острой, неуловимой, бросающей вызов. Заинтересуй его. Не как продавщица — как равный игрок, которого он захочет видеть в своей игре. Флиртуй, если почувствуешь, что это сработает. Играй на той грани, где заканчивается бизнес-этикет и начинается... личный интерес. Дай ему понять, что с нами — интересно. Что мы предлагаем не только проценты, но и качество жизни.

Он отступил, снова надевая маску контролера, но только что произнесенное висело в воздухе густым, душным облаком.

— Я доверяю твоему чутью больше, чем собственному в этом вопросе. Ты знаешь, что делаешь. Так что... сделай всё, что сможешь. Ради победы.

Он не сказал «переспи с ним». Он сказал «играй на грани». Но в его глазах горела такая отчаянная серьёзность, что эта просьба звучала куда весомее любого приказа. Он не просто использовал её — он вручал ей часть своей судьбы и просил о помощи, как равную. Пусть и в своей извращённой манере.

Пауза, в которой гудело невысказанное. Затем Игорь сделал глоток воды, поставил стакан, и его движения вновь обрели ту самую методичную, безжалостную точность. Но теперь в ней не было отстранённости. Была концентрация хирурга перед операцией, в успехе которой он кровно заинтересован.

— А теперь, — сказал он, и его голос снова стал инструментом, но инструментом настройки, а не оценки, — забудь на час, что ты Вика. Ты — мое стратегическое преимущество. И у каждого преимущества есть оптимальный режим работы. Мы его найдём.

— Я не инструмент, Игорь, — повторила она, но уже без прежней горячности. Теперь это была констатация границы, которую он только что сам признал, назвав её соратницей.

— В рамках этого проекта ты — его самое сложное и совершенное звено, — поправил он, не споря. — И сейчас мы проверим его отзывчивость. Встань.

На этот раз она поднялась без промедления. Его просьба-исповедь сняла первый, самый толстый слой сопротивления.

Он не взял её за подбородок. Он просто встал перед ней, и его взгляд, тяжелый и пристальный, сам по себе выпрямил её спину.

— Хорошо, — произнес он почти одобрительно. — Осанка — язык уверенности. Она говорит раньше, чем ты откроешь рот. Но сейчас в ней читается готовность к бою. Нам нужна не готовность к бою. Нам нужна уверенность в своей победе. Расслабь плечи. Не опускай, а отпусти.

Его руки легли ей на плечи. Не для корректировки, а для фиксации внимания. Большие пальцы мягко, но неумолимо нашли узлы напряжения у основания шеи и начали их разминать. Это не было лаской. Это была настройка механизма.

— Ты дышишь грудью, коротко. Как перед прыжком. — Его ладонь скользнула с плеча и легла плашмя ей на живот, чуть ниже ребер. Тепло и вес проникли внутрь, заставив её непроизвольно сделать глубокий вдох. — Вот так. Дыши сюда. Глубоко и медленно. Кислород нужен не легким, а голове. Чтобы видеть игру на три хода вперед.

Его рука лежала на самом интимном, несексуальном и одновременно уязвимом месте. И от этого её тело вздрогнуло не от возбуждения, а от странного, почти мистического доверия. Он не дразнил. Он готовил.

— Не получается, — выдохнула она, и в её голосе была уже не злость, а усталое признание сложности задачи.

— Получается, — тихо парировал он. Его лицо было так близко, что она чувствовала тепло его кожи. — Ты думаешь, что это пытка. Это не пытка. Это последний инструктаж. Я показываю тебе твои же скрытые рычаги. Тот самый «голод», о котором говорит твой муж... мы превратим его из слабости в оружие. В холодную, управляемую тягу. В желание не получить, а завладеть.

Его пальцы, все еще лежащие у неё на животе, слегка нажали, заставляя снова вдохнуть. А другая рука прочертила быструю, едва уловимую линию по внутренней стороне её бедра — не лаская, а указывая на источник энергии, который предстоит использовать.

— Ты будешь на грани всё время. И твоя задача — не упасть с нее, а балансировать, заставляя его самого потерять равновесие. Он будет ждать слабости, страха, жадности. Ты покажешь ему силу. Силу, которая знает свою цену и не боится за неё спросить.

Он отступил так же резко, как и приблизился, и снова сел. Его взгляд был уже не сканирующим, а заряжающим.

— Теперь твой час, Виктория. Изучай не цифры. Изучай карту поля боя, где ты — и ландшафт, и сокрушительная сила. И помни наше соглашение. Ты делаешь для меня это. А я... я строю империю. И в ней для тебя найдется не просто место. В ней будет твой след.

Суббота. Отель “Престиж”, 12:30 пополудни.

Тишина люкса встретила их густым, дорогим ковром, поглотившим звук шагов. Воздух, прохладный и безликий, пахнул кожей нового чемодана, воском для полировки дерева и едва уловимым ароматом белых лилий — их поставили в напольную вазу, будто в гробницу. Администратор с безупречной, как манекен, улыбкой провела рукой в белой перчатке к массивной двери, замаскированной в стене цвета слоновой кости.

— Соединяющая дверь между номерами, — голос её звучал, как заученная пластинка. — Для удобства коллег. Запирается с обеих сторон.

Вика кивнула, улавливая краем глаза едва заметную искру в глазах Игоря — молниеносную усмешку, мгновенно погашенную. «Для удобства коллег». Фраза повисла в воздухе, став первой репликой их немого спектакля.

Номер 407, её номер, был выдержан в гамме зимнего утра: серебристо-серый, ледяной голубой, белый. Огромная кровать казалась поляной нетронутого снега. Панорамное окно открывало вид на стеклянные зубы деловых небоскрёбов, и это зрелище напоминало не об отдыхе, а о предстоящем поле боя.

Номер 408, куда Игорь удалился с своей сумкой, дышал иначе — тёплыми тонами коньяка и горького шоколада. Более тяжёлый, мужской, утверждающий.

Дверь между мирами осталась приоткрытой, создавая зловещий, манящий проём. Игорь пересёк его порог, словно проверяя новые владения.

— Осваивайся, — произнёс он, и его голос нарушил стерильную тишину, как камень, брошенный в гладь пруда. — У тебя есть час, чтобы перестать быть попутчицей и стать моим главным тактическим преимуществом.

Вика, сбросив туфли, позволила босым ступням утонуть в ворсе ковра. Она подошла к мини-бару, где бутылки стояли ровными рядами, как солдаты на параде.

— В твоём безупречном досье, надеюсь, была учтена потребность «тактических преимуществ» в кофеине? — спросила она, наливая в хрустальный стакан воды. Её голос был спокоен, но поза — слегка скованная, будто она чувствовала себя на сцене под его пристальным наблюдением. Звук льющейся жидкости казался оглушительно громким.

Игорь не вошёл, а вписался в дверной проём, прислонившись к косяку. Скрещенные на груди руки делали его фигуру одновременно расслабленной и непреодолимой.

— В досье было указано, что преимущество обладает устойчивой психикой и не склонно к суетливости, — возразил он. Его взгляд был тяжёлым и безошибочно точным. — Кофеин вызывает тремор. Сейчас нужна ледяная ясность, а не дрожащие пальцы. Ты привезла костюм?

Вика сделала глоток воды. Холодная влага не принесла облегчения, лишь подчеркнула сухость во рту. Она поставила стакан на стеклянную столешницу мини-бара со звонким, почти грубым стуком — единственным звуком, который она могла позволить себе как протест.

— Ты проявляешь трогательную заботу о калибровке своего инструмента, — голос её прозвучал ровно, но в самом слове «инструмента» зазвучал тонкий, как лезвие бритвы, скол льда. — Я, разумеется, тронута. До глубины... профессиональной души.

Игорь не изменил позы, лишь уголок его рта дрогнул, как будто он уловил аромат её скрытой ярости и нашёл его пикантным.

— Я забочусь исключительно о результате, Виктория, — поправил он её, и его слова падали чёткими, отполированными камешками. — Забота о инструменте и стремление к результату — это параллельные реальности. Они никогда не пересекаются.

Он сделал микроскопическую паузу, давая этой мысли врезаться в тишину. — Деловой костюм привезла?

Вика медленно отвела взгляд от него к своему чемодану, стоявшему на подставке у стены, как заключённый на месте для допроса. Она кивнула, движение было скупым, почти небрежным.

— Юбка. Блузка. Пиджак, — перечислила она, будто зачитывая номенклатурные номера со склада. — Безличная классика, как и было... предписано в техническом задании. Никаких излишеств. Ничего личного.

— «Предписано», — повторил он это слово, растягивая гласные, смакуя его безапелляционность. — Да. Это куда точнее, чем «посоветовано». Совет можно проигнорировать. Предписание — диктует порядок действий.

И тут он совершил движение: не шаг, а скорее плавное смещение массы, заполнение пространства. Он пересёк невидимую границу в центре комнаты, и воздух вокруг Вики стал гуще, плотнее, комната визуально съежилась, упёршись в его фигуру.

— Покажи, — сказал он. Не приказал. Сделал запрос партнёру, ответственному за свой участок работы.

Вика кивнула, чувствуя, как подступает неловкость, но уже другого рода — не от унижения, а от ответственности. Она щёлкнула замками чемодана. На белоснежный простынь, стерильную, как операционный стол, она выложила свой доспех: прямую чёрную юбку, белую шёлковую блузку и короткий чёрный пиджак.

Игорь приблизился. Его движения были неторопливыми, оценивающими, но теперь в них не было холодного аудита. Было внимание знатока к деталям мастерской работы. Он взял блузку, почувствовал вес и текучесть шёлка между пальцами.

— Шёлк, — констатировал он, и в его голосе прозвучало профессиональное одобрение. — Безупречно. Под софитами переговоров даст мягкое свечение, не кричащее, но притягивающее взгляд. Подчеркнёт линию шеи, которую ты сегодня держала как королева.

Он посмотрел на неё, и его взгляд скользнул от лица к плечам. — Ты оставила волосы распущенными.

Это не был упрёк. Это был вопрос, требующий тактического обоснования.

Вика встретила его взгляд. — Пучок делает лицо жестче, открытым для атаки. Распущенные волосы — это и мягкость, и... некоторая тайна. Они создают рамку. Ими можно играть, отбрасывая назад, если нужно показать решительность. Это даёт вариативность.

Уголок рта Игоря дрогнул в почти улыбке. Он кивнул. — Хорошо. Ты думаешь не только о статике, но и о динамике. О ходе игры. — Он положил блузку и взял пиджак, ощупал ткань, проверил линию плеч. — Короткий крой. Решительно. Не скрывает силуэт, а выстраивает его. Это говорит: «Я здесь не для украшения. Я здесь по праву». Именно то, что нужно.

Он обернулся к ней, отбросив одежду взглядом, как генерал, удовлетворившийся видом арсенала.

— Ты всё поняла правильно. Ты — не приложение к презентации. Ты — живое воплощение её тезисов: элегантность, сила, безупречный расчёт. Оденься. И помни, что я сказал в поезде. Не играй роль. Будь собой. Той, что способна смотреть в глаза такому человеку, как Багдасаров, и видеть в нём не монстра, а сложного игрока. Возбуди в нём не похоть, а интерес. Азарт. Желание разгадать тебя и... заполучить в свою коллекцию редких экземпляров.

Он сделал паузу, его глаза стали темными и невероятно серьёзными.

— Именно с этого начнутся настоящие переговоры. С его желания обладать тем, что кажется недостижимым. Твоя задача — оставаться на грани достижимого. Дразнить возможностью. И всё это время... — он слегка наклонился, и его шёпот стал горячим и острым, —. ..всё это время ты будешь знать, что это наша с тобой игра. Наш общий ход. И какой бы ни была его следующая ставка, мы сделаем её вместе. Ради того, что в конце.

Он выпрямился, дав последним словам осесть в тишине номера. Больше не было приказов, проверок, унизительных корректив. Было задание, доверенное равному. И страшная, неозвученная правда, которую они оба чувствовали: это задание могло потребовать любой цены.

— У тебя есть час, — сказал Игорь уже обычным, деловым тоном, поворачиваясь к двери. — Чтобы перестать быть попутчицей и стать тем самым безупречным аргументом. Моим главным тактическим преимуществом.

И, выходя, он намеренно оставил дверь между номерами открытой. Это был уже не жест контроля над «активом». Это был жест открытого штаба. Знак, что они теперь в одной операционной зоне. Граница между личным и деловым, между ним и ею, стиралась, уступая место единому полю их рискованной, фаустовской партии.

Ванная комната стала её операционным центром. Она закрыла дверь, но знала, что эта баррикада условна. Душ был стремительным — чтобы смыть дорожную пыль и приглушить внутренний жар. Затем начался ритуал.

Бельё. Она надела комплект — кружевной, чёрный, почти невесомый. Не практичный, а соблазнительный. Это был её секретный вызов его «деловому» сценарию. Пусть под строгим костюмом будет напоминание о том, кто она на самом деле.

Макияж. Минимализм как высшая форма искусства. Ровный тон, тушь, лишь подчёркивающая блеск глаз, помада оттенка «всего лишь губы». Маска была готова — бесстрастная, идеальная.

Волосы. Она взяла в руки расчёску, но вместо того, чтобы затягивать волосы в привычный, жёсткий пучок, остановилась. Мгновение борьбы — дисциплина против спонтанности, маска против натуры. Пальцы разжались. Она лишь провела расчёской несколько раз, выровняв пряди, и отбросила волосы назад. Они упали тяжёлой, тёмной волной на плечи, смягчив строгий контур пиджака, обрамив лицо. Это было не по уставу. Это было личное решение. Шея и скулы уже не казались такими обнажёнными и уязвимыми — теперь они были частью цельного, живого образа, где железная воля костюма встречалась с неукротимой женственностью. Этот штрих делало её сильнее и опаснее — она отказывалась быть полностью предсказуемой, оставляла за собой право на элемент, не поддающийся «калибровке».

Одежда. Сначала юбка. Молния на боку взвизгнула, ткань обтянула бёдра, напомнив о дисциплине. Затем блузка. Шёлк, холодный и скользкий, зашипел, касаясь кожи, и она застёгивала пуговицы одну за другой, снизу вверх, до самой горловой выемки, запечатывая себя. Пиджак лег на плечи, завершая архитектуру образа — строгий, выверенный, властный.

Туфли. Каблук вонзился в ковёр, заставив её приподняться, вытянуться. Походка изменилась — стала чёткой, отмеряющей пространство.

Вика набрала номер мужа.

— Привет, — голос Влада был спокойным, домашним, как чашка чая в десять вечера. В нём не

было ни тревоги, ни допроса.

— Привет, — выдохнула она, и только сейчас осознала, как сильно сжаты её челюсти. — У меня всё в порядке. Просто... проверка связи.

На том конце провода лёгкий, понимающий смешок. — Штаб доложил о готовности к операции?

— Игорь дал последний инструктаж, — сказала она, глядя на своё отражение в зеркале. Женщина в деловом костюме, серьёзные глаза. — Всё по плану.

— По нашему плану или по его? — спросил Влад, и в его голосе не было ревности, только интерес стратега к ходу игры.

— Пока что они совпадают, — честно ответила Вика. — Но ставки... ставки оказались выше, чем я думала. Он говорит о будущей «империи». О том, что я могу помочь ему её построить.

Пауза. Она слышала, как Влад делает глоток чего-то (чая, воды). — Фаустовские мотивы, — наконец произнёс он, и в его голосе зазвучала та самая философская усмешка, которая всегда возвращала её с небес на землю. — Интересно, какую часть души он тебе предложил в качестве аванса?

— Обещал не забыть. Когда построит, — тихо сказала Вика.

— А ты веришь? — простой, прямой вопрос.

— Я верю, что он в это верит. Сейчас. Этого достаточно, чтобы играть. — Она помолчала. — А ты... ты не волнуешься?

— Я волнуюсь всегда, когда ты играешь в игры, где правила пишешь не ты, — ответил он без пафоса. — Но я верю в тебя.

— Я позвоню. После. Чтобы отчитаться. — Выдохнула она, и плечи наконец расслабились.

— Жду. Береги себя, Вик. И помни: какой бы сочной ни была приманка, ты — не наживка. Ты — рыбак.

Он положил трубку первым, оставив её со своей мыслью и с тишиной ванной, которая теперь казалась не клеткой, а кабиной пилота перед полётом.

Вика вышла из ванной комнаты. Звук каблуков по мрамору отдавался в тишине, как барабанная дробь перед казнью. Игорь стоял у окна в её комнате, спиной к ней, разговаривая по телефону низким, ровным голосом, полным безразличной власти. Услышав её, он обернулся, но не прервался. Но она почувствовала, как его внимание, будто луч радара, нащупало её и медленно провело сверху вниз. Он изучал продукт. Актрису перед выходом.

Через мгновение он кивнул, коротко, почти небрежно, всё ещё говоря в трубку. Ни слова. Ни комплимента. Лишь молчаливая виза: «Отлично».

Вика подошла к зеркалу в полный рост. В его холодной глубине за её спиной, у окна, застыла его тёмная фигура. Две картинки в одной рамке: он — воплощение деловой целеустремлённости, она — безупречный декоративный аргумент. Но между этими отражениями, в самом зеркале, будто трещало невидимое стекло от натяжения. Он готовил её к встрече с партнёрами, но самая главная битва, тихая и беспощадная, уже шла здесь, в этих стерильных стенах. И каждый шов на её костюме, каждый застёгнутый крючок был не просто деталью одежды, а ходом в этой бесконечно сложной партии.

Офисный центр «Сигма», зал «Бета», промежуток времени 14:00 – 16:00

Воздух в переговорной был отфильтрованным, сухим и лишённым запахов, как в операционной. Длинный стол из тёмного полированного дерева отражал в себе холодные струи света софитов. С одной стороны — Игорь, Вика и их технический специалист с ноутбуком. С другой — делегация из трёх человек. И двое из них мгновенно стушевались, растворились в фоне, как только вошел их лидер.

Герман. Он вошёл не как участник, а как хозяин, которому показали гостевую зону. Высокий, с мощным, но подтянутым торсом, одетый в безупречный, но слегка небрежный твидовый пиджак, под которым угадывалась не рубашка с галстуком, а тонкий кашемировый джемпер. Его лицо — восточного типа, с проседью в коротко стриженных висках и тёмными, почти чёрными глазами, в которых застыла не усталость, а спокойная, всевидящая уверенность человека, привыкшего владеть ситуацией. Ему было за пятьдесят, и каждый из этих лет читался не морщинами, а отточенностью жестов, экономией движений, тяжёлой весомостью пауз.

Игорь, встав, был собран и точен, как штык. Его улыбка — профессиональный инструмент.

— Господин Багдасаров, разрешите представить мою команду. Алексей, наш технический специалист. И Виктория Арсеньева, мой личный консультант по стратегическим коммуникациям. Она поможет нам найти общий язык там, где цифры могут замолчать.

Игорь сделал лёгкий акцент на слове «личный», тонко обозначая границы. Вика кивнула, её улыбка была тёплой, но сдержанной, профессиональным светом в тридцать люмен. Но внутри её будто ударило током. Это была не просто оценка партнёра — это был мгновенное, безошибочное считывание хищника нового типа. «Ого... Так вот ты какой», — пронеслось в сознании. Он был старше, мощнее, спокойнее Игоря. В Игоре чувствовалась сталь — отточенная, гибкая, опасная. В этом человеке чувствовалась скала. Не та, о которую разбиваются волны, а та, что молча наблюдает за бурей, зная, что переживёт её. Она отметила его фигуру — не спортивную молодость Миши, а тяжёлую, уверенную силу мужчины, который давно перестал что-то кому-то доказывать и просто обладает миром вокруг.

Герман (Багдасаров) медленно обвёл взглядом их сторону. Его глаза скользнули по Игорю, отметив его, как проверенного, но предсказуемого оппонента. Взгляд Алексея пропустил как техническую помеху. И остановился на Вике. Он смотрел на неё не так, как Игорь — оценивающе, сканирующе. Его взгляд был иным: признающим. Как будто он увидел в комнате наконец-то предмет, достойный беглого изучения. И в этом взгляде, парадоксально, было больше уважения, чем в привычном мужском «проверим на прочность». «Он смотрит на меня не как на женщину... — замерло в её голове. — Или как раз только как на женщину, но в самом широком смысле. Как на силу. Как на переменную в уравнении». Игорь хотел её как трофей и раздражитель. Миша — как воплощение запретного плода. Этот же... Он, казалось, хотел понять её алгоритм. Что заставляет её сидеть здесь, в этой роли? От этого взгляда по спине побежали мурашки — не от страха, а от предчувствия. Предчувствия очень опасной и очень честной игры.

Он не улыбнулся в ответ. Он слегка, почти незаметно, наклонил голову, и в этом движении было нечто от старого дворянина, приветствующего равную. Она машинально выпрямила спину, не отводя глаз. Не в качестве вызова. А как равный участник перед началом дуэли. «Ты видишь маску, господин Багдасаров, — подумала она, чувствуя, как под строгим пиджаком учащённо забилось сердце. — Интересно, захочешь ли ты увидеть, что под ней? И какую цену ты за это предложишь?» В этот миг она перестала быть просто «инструментом» Игоря. Она стала самостоятельным игроком, которого только что заметили. И это было одновременно страшнее и пьянящее, чем всё, что было до этого.

— Госпожа Арсеньева, — его голос был низким, бархатистым, с лёгким акцентом, придававшим словам вес резной печати. — Очень рад. «Общий язык» — это единственная валюта, которая никогда не обесценивается. Надеюсь, ваш запас велик.

Он не стал представлять своих людей. Это было сообщение: здесь есть только он. И теперь — она.

Первые полчаса были территорией Игоря. Он вёл презентацию, щёлкая слайдами, сыпля цифрами, выстраивая логические цепочки. Вика сидела неподвижно, внимательно слушая, её взгляд переходил с экрана на лица противоположной стороны, фиксируя микро реакции. Она была не просто рефлектором, а его вторым зрением, живым радаром, сканирующим поле боя.

Игорь ловил себя на том, что поглядывает на неё, и в его взгляде была не режиссёрская нервозность, а твёрдая уверенность. Их план работал. И он видел, как взгляд Германа всё чаще и чаще отрывается от презентации и находит Вику. Сначала мимоходом. Затем — задерживаясь на секунду-другую. Это не был взгляд похоти. Это был взгляд стратега, оценивающего неожиданно введённую в игру фигуру не по номиналу, а по её реальному потенциалу влияния. В этом взгляде Игорь с гордостью узнал тот самый «личный интерес», о котором просил Вику вызвать. Но вместе с гордостью пришло и острое, холодное щемление. Его соратница привлекла внимание главнокомандующего вражеской армии. И теперь тот изучал её не как препятствие, а как возможный трофей.

Герман перестал смотреть на Игоря вообще. Он откинулся на спинку кресла, позволив взгляду блуждать по лицу женщины напротив. Соколов говорил убедительно, цифры сводились, риски просчитаны. Но настоящая сделка, как он давно понял, заключалась не в бумагах. Она заключалась в ключах к слабостям. И ключ к Соколову сидел в полуметре от него, выдавая свою истинную природу лишь намёком на напряжение в уголке губ и глубиной взгляда. «Интересно, — думал Герман, — отдаёт ли он себе отчёт, какую карту разыгрывает? Он вывел на поле не пешку, а ферзя. И теперь весь баланс сил сместился. Сломать сделку — скучно. Купить компанию — банально. А вот перекупить живой, умный центр притяжения и силы противника... Это не сделка. Это стратегическое поглощение высшего порядка.»

Игорь ловил себя на том, что его презентация, отточенная до блеска, работала именно так, как они и задумывали, но с непредвиденным побочным эффектом. Он говорил, а главный зритель был загипнотизирован не цифрами, а его главным аргументом. Весь фокус власти в комнате сместился на молчаливый диалог между Викой и этим старым хищником. Игорь чувствовал это физически — не как поражение, а как опасное изменение правил игры, которое он сам же и санкционировал. Гордость («она идеальна, наш расчёт верен») боролась с леденящим предчувствием в животе. «Слишком хорошо. Она сработала слишком точно», — пронеслось в голове. Он рассчитывал на интерес, на козырь. Но не на это... не на полное смещение центра тяжести. Герман смотрел на Вику не как на преимущество его, Игоревой, стратегии, а как на самостоятельную ценность, которая вот-вот перевесит все прочие условия сделки. Впервые за всю карьеру Игорь почувствовал себя не хозяином доски, а тем, кто поставил на кон свою самую ценных фигуру, не до конца осознав, что противник может забрать именно её.

Когда Игорь закончил свой блок и сделал паузу для вопросов, Герман не взглянул на него. Он положил локти на стол, сложил пальцы домиком и уставился на Вику.

— Госпожа Арсеньева, — начал он, и его голос заполнил собой внезапно наступившую тишину. — Ваш коллега представил нам безупречную механику сделки. Цифры, графики, риски. Всё это я могу прочитать и в отчёте. Но мой многолетний опыт научил меня одному: самые большие риски и самые грандиозные возможности скрываются не в балансах, а в... людях. А точнее — в том, что они прячут даже от самих себя.

Он сделал драматическую паузу. Все замерли.

— Я задам вам вопрос не как консультанту, а как человеку, который умеет видеть то, что не сказано. Чувствуете ли вы ту самую... химию? Не доверия к цифрам. Химию между нами, здесь, за этим столом? Ту самую силу притяжения, из-за которой даже самая совершенная логика может пойти прахом?

Вопрос был обращён не к компании, а к ней. Лично. И спрашивал не о фактах, а о чувствах здесь и сейчас, о них двоих. Игорь напрягся — это была его территория, его игра, но вопрос адресовали не ему.

Вика не дрогнула. Она встретила взгляд Германа, и в её глазах вспыхнул не страх, а интерес. Вызов был принят. Она почувствовала, как под столом её босые ноги (она скинула туфли) непроизвольно сжались. Это был не страх, а мобилизация. «Он не играет в намёки. Он сразу перешёл на язык тела и инстинктов», — пронеслось у неё в голове.

— Химия, господин Багдасаров, — начала она, и её голос звучал ровно, но в нём появилась лёгкая, едва уловимая хрипотца, — как и любая реакция, требует определённых условий. Температуры. Катализатора. И правильных реагентов. Доверие... — она сделала лёгкую паузу, давая слову повиснуть, — доверие не возникает в момент подписания контракта. Его выращивают. Или, если угодно, вываривают, как бульон, на медленном огне общих интересов и взаимного... узнавания.

Она не сказала «уважения». Она сказала «узнавания», оставив это слово висеть в воздухе, как приглашение к игре в ассоциации. Узнать что? Границы? Слабости? Тело?

В углу рта Германа дрогнуло подобие улыбки. Его глаза сузились от одобрения. Он получил не дежурный ответ, а открытую дверь в метафорический эксперимент, достойный его собственного стиля.

— Поэтично, — произнёс он. — И мудро. Цифры дают план, но истинная энергия сделки — всегда в потенциале реакции между её участниками. А потенциал, госпожа Арсеньева, — он посмотрел на нее более внимательно, — у вас, судя по всему, колоссальный.

После этого он фактически устранился. Он кивнул своему финансовому директору, молодому и нервному мужчине: — Разберитесь с деталями с господином Соколовым и его технократом. Сам же отодвинул кресло и поднялся.

— Госпожа Арсеньева, пока наши бухгалтеры сражаются с дебетом и кредитом, не составите ли вы мне компанию? Вид из этого окна на новый деловой квартал стоит того, чтобы его оценил взгляд, понимающий не только в стоимости квадратного метра.

Это был не вопрос. Это было изящное, неоспоримое повеление хозяина. Вика бросила взгляд на Игоря. Она встретилась с ним взглядом. Он не кивнул, не улыбнулся. Он лишь чуть сузил глаза и сделал почти незаметное движение подбородком в сторону удаляющегося Германа. Это не было «иди». Это было «работай». И в этом взгляде читалась та самая фанатичная серьёзность из купе: «Это наш шанс. Используй его».

Они отошли к огромной панорамной витрине. Внизу кипел город, игрушечные машины ползли по лентам проспектов.

— Вы искусно балансируете, — сказал Герман, не глядя на неё, наблюдая за городом. — Между декларируемой ролью в его команде... и своей собственной, гораздо более автономной и волевой, сущностью. Это редкий дар. Чаще люди выбирают одну маску и прирастают к ней.

Слова Германа были подобны рентгеновскому лучу. Он видел не просто сотрудницу. Он видел соучастницу. Женщину, которая согласилась на эту игру не по принуждению, а по расчёту — или из любопытства к самой себе. И в этом взгляде не было похоти Игоря или простодушия Миши. Это был взгляд картографа, составляющего карту неизвестной, но перспективной территории. От этого осознания по спине пробежал холодок, но не страха, а странного возбуждения. Впервые кто-то с первого взгляда увидел не маску «деловой женщины» и не тело «любовницы», а саму эту щель между ролями, где и обитала её настоящая, рискующая натура. «Он хочет не обладать, — с тревожной ясностью поняла Вика. — Он хочет... понять алгоритм. И, поняв, решить, стоит ли этот алгоритм интегрировать в свою систему». Это было в тысячу раз опаснее, но в тысячу раз пьяняще.

— А вы не верите в роли, господин Багдасаров?

— Я верю в силу, — повернулся он к ней. Его близость была не агрессивной, а всеобъемлющей, как атмосферное давление. — И в красоту, которая часто является её изнанкой. Ваш... партнёр, — он сделал микроскопическую паузу, давая оценить точность слова, — видит в вас стратегический актив. Ценный, рискованный, возможно, даже любимый. Но актив. Это... ограниченный взгляд. Такая многомерность, как у вас, — это не актив. Это явление. Явления не используют по назначению. Их исследуют. Ими либо наслаждаются как произведением, либо... вступают с ними в переговоры на новых, часто не прописанных условиях.

Он говорил о ней, как о сложном математическом объекте или новом физическом законе. И в этом, как ни парадоксально, было больше уважения, чем в манипулятивных играх Игоря.

— После нашей беседы о «химии», — сказала Вика, играя в его игру, но не опуская глаз, — ваше предложение звучит как начало нового опыта. Что именно вы хотите исследовать?

— Пределы, — ответил он без колебаний. — Глубину. Адаптивность. Я предлагаю пока лишь зафиксировать отправную точку — вашу истинную, неприукрашенную ценность. Покупка и продажа — для тех, кто мыслит сделками. Мы же с вами, я надеюсь, способны на более... тонкую апперцепцию. На совместное исследование.

Его взгляд, аналитический и всепроникающий, медленно скользнул по её лицу, изучая реакцию, будто ставя мысленный эксперимент.

— Вечерний фуршет, по задумке организаторов, обязан был быть скучным. Обязанность, фальшивый смех, пустые тосты. Но теперь, — он слегка, едва заметно, наклонил голову, — зная, что там будете вы, я рассматриваю его как лабораторию. Как возможность наблюдать, как вы применяете на практике ту самую «химию» и «баланс», о которых мы говорим. Надеюсь, вы позволите мне стать вашим внимательным... наблюдателем.

Он не предлагал «камерной обстановки». Он предложил стать её персональным ученым, регистрирующим данные. Он не выбирал слова — он тщательно их конструировал, как чертёж. Он не брал на себя обязательств, но чётко дал понять, что её присутствие перевешивает для него всю предсказуемость мероприятия. Это был не флирт, а предложение о научном сотрудничестве в области изучения её собственной природы. И этим он был невероятно опасен и притягателен. Он хотел её телом лишь как одним из каналов получения данных, чтобы полностью понять феномен. А уж потом решать, что с этим знанием делать.

В этот момент к ним подошёл Игорь. Лицо его было безупречной маской делового спокойствия, но в глазах, устремлённых на Германа, горел холодный, предупредительный огонь — не ревности, а сигнал стратегу: «Я вижу твой манёвр».

— Господин Багдасаров, мы, кажется, нашли общие точки по второстепенным пунктам. Пора переходить к ключевым.

Герман медленно, нехотя, отвёл взгляд от Вики, как от интересной книги, которую пришлось на минуту закрыть.

— Конечно, — сказал он Игорю, но всё его внимание, вся аура власти ещё несколько секунд оставались с Викой. — Главное всегда стоит оставлять на десерт.

И, повернувшись к столу, он бросил через плечо, и в его голосе прозвучала лёгкая, почти невесомая нота, которую можно было принять как за иронию, так и за искреннюю заинтересованность:

— До встречи на фуршете, госпожа Арсеньева. — Он сделал микроскопическую паузу, чтобы убедиться, что она его слышит. — Теперь у меня есть гипотеза, которую крайне интересно проверить в... менее формальной обстановке.

Он ушёл к столу, оставив Вику и Игоря у окна. Игорь подошёл вплотную. Его губы почти касались её уха, а голос был тихим, острым и наполненным не яростью, а сконцентрированной, почти ледяной интенсивностью.

— Идеально, — прошептал он. — Ты сработала точнее, чем я мог предположить. Наш расчёт был верен. — Он сделал паузу, давая ей осознать двойственность комплимента. — Только вот «личный интерес» Багдасарова оказался не тактическим козырем, а... самостоятельной силой. Он перестал видеть в тебе часть моей команды. Он видит в тебе явление. А это меняет уравнение.

Его рука легла ей на предплечье — не сжимая, а фиксируя, как хирург фиксирует инструмент перед сложным разрезом.

— Контракт с ним — не просто сделка. Это наша с тобой ставка. И он это понял. Игра усложнилась на порядок. Так что помни, ради чего мы это затеяли. Играй свою роль безупречно. Но не забывай, что это наша игра. Он может наблюдать, оценивать, строить гипотезы. Но право на финальный эксперимент... — его голос стал тише, превратившись в опасный шёпот, — ...остаётся за нами. Поняла?

Вика не ответила. Она смотрела в стекло, где отражался теперь не город, а её собственное лицо с горящими глазами и едва заметной дрожью в уголках губ. Её дразнили уже не страстью и

не унижением. Её дразнили возможностью стать не ставкой, а полноценной стороной в игре таких масштабов, о которых она даже не думала. Игорь только что подтвердил это, сказав «наша игра». Это было самым опасным и самым пьянящим признанием из всех возможных. Признанием её как равного партнёра в их фаустовской сделке, цена которой только что взлетела до небес.

Ресторан «Галерея», промежуток времени 17:00 – 20:00

Воздух был густым, как сироп: запах тёплого воска свечей, обжаренного кофе из бара, дорогого парфюма и заряженного молчания между тремя людьми, каждый из которых вёл свою игру. Свет был низким, золотистым, выхватывая из полумрака хрустальные бокалы и белизну скатертей. Когда Игорь и Вика вошли, Герман был уже там. Он сидел у стола в глубине зала, погружённый в созерцание винной карты, а его спутник-финансист нервно перебирал телефон.

Вика в своём платье цвета мокрого асфальта была подобна идеально отшлифованной, тёмной жемчужине. Ткань мягко ложилась по линиям её тела, подчёркивая каждую линию, каждый изгиб. Длинный рукав и глубокий вырез «лодочка» делали акцент на хрупкости ключиц и длине шеи. Но главная особенность этого наряда была скрыта от глаз. Под скользящим шёлком не было ничего, кроме её собственной кожи. Это был не случайный выбор — это была стратегическая диспозиция. Она вышла на поле боя, сознательно сняв последний слой защиты, сделав ставку на обострённые чувства хищника и на собственный холодный расчёт. Она не сияла — она поглощала свет и внимание, становясь живым воплощением их рискованной ставки.

Герман поднял взгляд. Он не улыбнулся. Он медленно встал, и этот жест, полный неспешной власти, заставил подняться и его спутника, и Игоря.

— Госпожа Арсеньева, — произнёс он, и в его бархатном голосе прозвучало не приветствие, а констатация появления в его поле зрения ожидаемого и ценного объекта изучения. — Вы преображаете пространство. Делаете его... интереснее.

Он не стал ждать ответа, кивнув официанту. Стол был накрыт на четверых. Герман, указав рукой, мягко, но неоспоримо направил Вику на стул справа от себя. Игорю осталось место напротив, рядом с молчаливым финансистом. Физический раскол был совершён одним элегантным движением. Игорь принял это молча, но его взгляд, встретившийся с Викиным на долю секунды, сказал всё: «Игра началась. Это часть плана».

Первые блюда прошли под аккомпанемент пустых фраз. Игорь, играя свою роль отстранённого стратега, пытался оживить беседу с финансистом, но тот отвечал односложно, бросая взгляды на своего патрона. Герман же сосредоточился на Вике. Он говорил о вине — не как сноб, а как знаток, сравнивая танины с характерами людей. Он затрагивал архитектуру города, недавно увиденную выставку. Его вопросы к ней были лёгкими, но требовали не поверхностных ответов. Она парировала, чувствуя, как её ум, заточенный на отчёты, с благодарностью включается в эту игру на ином поле. И всё это время она остро чувствовала лёгкость платья на коже, его почти невесомое прикосновение. Каждое её движение, каждый наклон заставлял ткань скользить по телу иначе, напоминая о принятом решении. «Он смотрит. Ищет слабину. Пусть ищет. Пусть улавливает то, что нельзя увидеть», — проносилось у неё в голове, когда его взгляд задерживался на ней дольше положенного.

Игорь наблюдал, и напряжение в его челюсти было видно даже в тусклом свете. Он был не зрителем провала, а стратегом, оценивающим первые результаты их совместной операции. И результаты были слишком хороши, чтобы не вызывать тревоги.

Когда подали основное блюдо, Герман положил нож и вилку, облокотился на стол, создавая иллюзию интимности в шумном зале. Его тёмные глаза, отражавшие пламя свечи, уставились на Вику.

— Вы знаете, что меня поразило в вашей совместной работе с господином Соколовым? — спросил он, не повышая голоса, но так, что слова стали слышны только ей. — Не синхронность. А тип связи. Между вами нет напряжения подчинённого и начальника. Есть... взаимное использование ресурсов. Вы не шестерёнки. Вы — два самостоятельных, сложных механизма, которые временно работают в одном режиме. Так бывает, когда оба понимают цену партнёрства и его... временные границы.

Вика не отводила взгляда. Она взяла бокал, её пальцы чуть дрожали, окрашивая рубиновым вином хрусталь. В его словах не было осуждения, лишь констатация. Он видел их с Игорем насквозь, но оценивал не как порок, а как фактор.

— Партнёрство, господин Багдасаров, — сказала она, и её голос звучал спокойно, но в нём появилась та самая сталь, которую они с Игорем тренировали в купе, — держится не на ролях, а на ясности взаимных интересов. Когда они совпадают — получается эффективность. Когда расходятся — каждый идёт своей дорогой. Никакой тайны. Только прагматизм.

Герман медленно кивнул, и в уголках его глаз собрались лучики одобрительных морщин.

— Прагматизм... Основа основ. Но даже самый холодный расчёт иногда имеет... биологическую составляющую. — Он сделал микроскопическую паузу, и его взгляд на секунду опустился к вырезу её платья, а затем вернулся к её глазам. — Интересно, насколько далеко вы готовы зайти в своём прагматизме, госпожа Арсеньева? Насколько глубоко ваше понимание «взаимных интересов»?

Его вопрос повис в воздухе, острый и многослойный. И в этот миг Вика с ледяной ясностью осознала, что её тактический ход с бельём был не просто смелой провокацией. Это был несознательный тест на прочность её собственных границ. И теперь этот тест проводил не Игорь, а человек, который смотрел на неё как учёный на редкий, опасный штамм вируса. Она вышла без доспехов, и теперь он изучал её уязвимость, чтобы понять, какую цену за неё можно запросить. К чему это приведёт? К победе в сделке? Или к чему-то такому, на что она, в пылу азарта, даже не рассчитывала, заключая с Игорем эту фаустовскую сделку?

Она не ответила сразу. Подняла бокал к губам, давая себе секунду.

— Глубина понимания, — произнесла она наконец, глядя на него поверх хрустального края, — измеряется не готовностью зайти далеко, а умением точно оценить, когда нужно остановиться. Или... перевести взаимодействие в иную плоскость, где правила ещё только предстоит определить.

Герман замер на секунду, а затем тихо, но отчётливо рассмеялся. Это был низкий, бархатный звук, полный искреннего удовольствия.

— Браво. Вы не просто аргумент. Вы — целая диссертация на тему власти, риска и контроля. Надеюсь, у меня будет возможность... продолжить это изучение в более подходящей обстановке. Завтрашний фуршет, например, обещает быть куда содержательнее обычного.

Он отпил вина, ставя точку в разговоре, но не в игре. А Вика, опуская бокал, почувствовала, как по её спине пробежала знакомая смесь страха и предвкушения. Их план работал. Слишком хорошо. И теперь цена их победы начинала обретать пугающие, совершенно конкретные очертания.

Когда зазвучали первые аккорды медленного блюза, Герман поднялся, не спрашивая, и протянул Вике руку. Это был не выбор — это был следующий этап программы. На паркете, в ореоле приглушённого света, он держал её на почтительной дистанции. Его рука лежала у неё на спине твёрдым, тёплым весом.

И это тепло через тонкий шёлк платья стало медленным, неотвратимым электрическим разрядом. Оно обожгло не кожу, а что-то глубже. Она почувствовала знакомое, предательское тепло, разливающееся внизу живота. Её тело, умное и живое, откликалось на этот спокойный, абсолютный контроль с такой же готовностью, с какой отзывалось на яростные атаки Игоря. Между ног стало влажно, почти ощутимо, и её мозг, ещё пытавшийся анализировать его слова о «полигоне», вдруг зафиксировал смутный, сладковатый и солоноватый запах — её собственный запах желания, начинавший пробиваться сквозь дорогой, сдержанный парфюм.

— За столом вы обронили интересную мысль, — начал он, его голос сливался с томным саксофоном, становясь частью музыки. — О том, что дом — это место, из которого порой хочется... вырваться. Такая самоотдача проекту редко бывает беспричинной. Обычно за ней стоит амбиция, необходимость... Или желание доказать что-то. Себе. Или тому, кто, возможно, ценит вас дома, но всё же не в полной мере.

Они сделали медленный поворот. Вика чувствовала на себе взгляды всего зала и особенно —взгляд Игоря из темноты.

— Мой дом, к счастью, — место, где меня ценят, — сказала она, глядя куда-то в лацкан его пиджака и играя в откровенность, отмеряя её дозами. — Но вы правы. Он же — и место, от которого иногда хочется вырваться. Чтобы доказать, что ты можешь больше, чем о тебе думают. Даже если думают хорошо.

Герман чуть наклонил голову, кивнув, как будто получил и сверил важные данные.

— Понятно. Значит, дело не в бегстве. Вы используете работу как территорию личной свободы. Опасная, но благородная игра. — Он позволил паузе растянуться на несколько тактов музыки. — Но что же тогда гонит вас в такие... стрессовые командировки, госпожа Арсеньева, если не пустота дома? Неужели только гонорар?

Они вновь закружились, и теперь Вика посмотрела прямо перед собой, в полумрак зала.

— Гонорар открывает двери, — ответила она, и голос её стал тише, но твёрже. — А мне... нужно убедиться, что я могу войти в любую из них. Сама. Потому что однажды ты просыпаешься и понимаешь: самое страшное — не быть несвободной. А забыть, как ходить без поддержки за спиной.

— И вы ищете эту проверку на прочность рядом с Соколовым? — спросил Герман, и в его голосе не было осуждения, лишь аналитический, почти хирургический интерес. — Рискованный полигон. Там можно не только проверить себя, но и сломаться.

— Самые ценные знания, — прошептала она, наконец подняв на него глаза, где в тот миг вспыхнул открытый, немой вызов, — добывают на самых рискованных полигонах.

Из темноты зала Игорь наблюдал за этим танцем, и внутри него клокотала не ярость, а жгучее, холодное раздражение стратега, чей тонкий манёвр вышел из-под расчётливого контроля. Он видел, как наклоняется к её уху Герман, как её ресницы вздрагивают. Он понимал суть этого диалога: финальная калибровка интереса, оценка податливости материала. Герман вёл свою игру, используя предоставленный ему инструмент — её внимание, её отклик — с пугающей эффективностью.

Он, разработчик этого сценария, поставивший Вику в центр, сидел в стороне, как режиссёр, которого отстранили от управления главной сценой и заставили наблюдать, как актёр импровизирует с самым важным партнёром. «Он проверяет её на прочность, — с досадой констатировал Игорь. — И проверяет меня — насколько я готов терпеть, как он тестирует мой „стратегический аргумент“. Каждый её кивок, каждый её взгляд — это очки в его пользу, это повышение ставок в игре, которую я начал, но которую теперь диктует он».

Гордость от того, что их план с Викой работает («она идеальна, он заинтересован»), боролась с неприятным осознанием: Вика перестала быть просто его преимуществом. Она стала самостоятельным игроком в треугольнике, и правила этой мини-игры теперь писал Герман. Контракт всё ещё был в шаге от подписи, но цена за него, похоже, росла с каждой минутой этого танца. И валютой этой цены был не процент, не опцион — а его статус, его контроль, его негласное право первого.

Самое неприятное было в том, что его ум уже начал подсчёт: какова предельная цена, которую он готов заплатить за эту сделку? Готов ли он позволить Герману зайти ещё на шаг дальше в этом флирте, в этом „изучении“? Где та грань, после которой победа перестанет быть победой? Он ещё не знал, что эта грань окажется пропастью, но уже чувствовал, как почва уходит из-под ног, уступая место зыбкому полю переговоров, где главным активом внезапно стала женщина, которую он считал своей верной союзницей в этой авантюре.

Музыка сменилась на что-то ещё более интимное, медленное, где каждый звук саксофона был как прикосновение. «The Nearness of You». Герман сократил дистанцию. Теперь между их телами оставался лишь сгусток напряжённого воздуха.

— Давайте прекратим этот балет намёков, Виктория. Он был изящен, но мне нужна ясность, — его голос был низким и ровным, как будто он обсуждал пункт контракта.

— Вы умны, красивы и здесь не просто так. Соколов смотрит на вас не как на сотрудника. Он смотрит на вас как на собственность, которую вынужден выставить на видное место. Это ревнивый взгляд. И мой вопрос будет предельно прямым: вы его любовница? Или инструмент, который он, по своему праву, иногда использует и для личных нужд?

Вопрос повис в воздухе, острый и неотвратимый. Вика почувствовала, как под ладонью на её спине его пальцы слегка вжались в ткань платья, не позволяя отступить.

Она не стала запираться или юлить. В его тоне не было осуждения — лишь холодная констатация фактов, и врать такому наблюдателю было бы унизительно и бесполезно.

— Я не чья-то любовница, — выдохнула она, встречая его взгляд. В её глазах не было стыда, лишь усталая откровенность раскола. — Это слово подразумевает чувства или исключительность. Между нами нет ни того, ни другого. Есть... договорённость. Сложная. Где секс — это часть расчёта, платы, проверки контроля. Иногда — оружие. Чаще — способ доказать, что границы всё ещё можно переходить и возвращаться обратно. Да, мы спим. Но не так, как вы, наверное, думаете.

Герман слушал, не моргнув. Его лицо оставалось каменной маской, но в глубине глаз вспыхнула искра — не триумфа, а глубокого, почти профессионального интереса.

— Понимаю. Это не связь. Это симбиоз. Паразитический или взаимовыгодный — не мне судить.

— Он слегка повёл её в сторону, уводя от прямого взгляда Игоря. — И в рамках этого... симбиоза... вы допускаете возможность внешнего вмешательства? Или ваши границы, которые вы изучаете, непроницаемы для третьих сторон?

Его вопрос был уже не о прошлом, а о будущем. Не «что было», а «что может быть». И в этой формулировке крылось всё: и предложение, и ультиматум, и уважение к её личности.

Вика замерла на секунду, позволив музыке вести их тела.

— Границы, которые существуют лишь для того, чтобы их проверять, — сказала она медленно, обдумывая каждое слово, как ход в шахматах, — по определению не могут быть абсолютными. Иначе проверка теряет смысл. Вопрос не в проницаемости. Вопрос в цене прохода. И в том, кто устанавливает правила на новой территории.

Он чуть сильнее прижал ладонь к её спине — короткий, властный импульс одобрения.

— Цена и правила, — повторил он, и впервые за весь вечер на его губах дрогнуло подобие настоящей, не светской улыбки. — Это единственный язык, на котором стоит вести дела.

Он наклонился чуть ближе, и его губы почти коснулись её уха. Его голос стал бархатным шёпотом, предназначенным только для неё.

— Госпожа Арсеньева, у вас очень изысканный парфюм. Но я, к счастью, обладаю тонким обонянием. И поверьте, самый восхитительный аромат, который может быть у женщины, — это не духи. Это запах её желания. И я чувствую его. И он... бесподобен.

Вика внутренне вздрогнула. Он уловил. Он понял послание, заложенное в её дерзкой наготе под шёлком. Не просто отсутствие белья, а вызов, брошенный его нюху, его инстинктам. И вместо того чтобы оттолкнуть, он оценил. Он принял её правила игры. И в этот миг она поняла — ставки только что поднялись до небес. Они оба играют в одну игру, просто у Германа фигуры крупнее, а правила... правила он только что начал диктовать сам.

Диалог закончился так же резко, как и начался. Он не стал спрашивать «где предел». Он уже получил ответ: предела нет. Есть только договорённости. И теперь он знал, с кем и о чём можно договариваться.

Герман слушал её спокойный голос, и внутри него что-то щёлкнуло, как сработал высокоточный замок. «Идеально», — подумал он без тени сентиментальности. Она не пыталась врать или приукрашать. Она описала свои отношения с Соколовым как сложную, грязную, но функционирующую систему. Это говорило о её уме и беспощадной честности больше, чем любое признание в чувствах. В ней не было истеричности жертвы — была холодная ясность игрока, который понимает цену своей фигуры на доске. «Она дороже, чем я думал, — констатировал он про себя. — Не как тело, а как явление. Соколов, дурак, пытается владеть ураганом, думая, что купил ветер. А я.... я могу просто предложить урагану более интересное направление. Или насладиться зрелищем того, как он сметает своего "хозяина"». Его интерес из делового перерос в личный, почти научный. Ему хотелось разобрать этот сложный механизм по винтикам, чтобы понять источник её силы. А потом — решить: коллекционировать, использовать или просто наблюдать, как она ломает других.

Когда музыка стихла, Герман не сразу отпустил её руку. Он проводил её к столу, где Игорь сидел с каменным лицом. Фуршет клонился к завершению. Герман сел, отпил последний глоток коньяка и повернулся к Игорю, его лицо было невозмутимо, как маска делового человека, подводящего черту под долгим днём.

— Благодарю за вечер, господин Соколов. Ваши аргументы были... весомы. Моё решение я сообщу позже, после дополнительного анализа, — он сделал паузу, его взгляд скользнул к Вике, стоявшей чуть поодаль, будто оценивая завершённую композицию. — Вы ведь остановились в «Престиже», если не ошибаюсь?

Вопрос прозвучал как нечто само собой разумеющееся, бытовая деталь. Ни намёка на подтекст, только вежливая осведомлённость о логистике партнёров.

Игорь, с лицом, застывшим в маске делового спокойствия, но с тенью глубокой усталости и напряжения вокруг глаз, кивнул, выдавив: — Да, это так.

— Прекрасно, — Герман поднялся, все поднялись вслед за ним. Он обратился к Вике, взял её руку. Его губы коснулись её кожи не поцелуем, а скорее печатью, финальным аккордом.

— Госпожа Арсеньева, вы сделали этот вечер содержательным. Это большая редкость. Всего доброго.

Он ушёл первым, не оглядываясь, увлекая за собой свою безмолвную тень. Оставив за собой тяжёлое, гулкое молчание, в котором теперь было только двое: Игорь, чья амбициозная конструкция прошла стресс-тест, но дала трещину в самом неожиданном месте, и Вика, стоявшая посреди этого нервного затишья и чувствовавшая, как от прикосновения его губ к её руке по всему телу разливается не страх, а странная, щемящая опустошённость после спектакля.

Тишина, наступившая после ухода Германа, была густой и усталой. Игорь медленно опустошил свой бокал, поставил его со звонким, слишком громким стуком. Затем он повернулся к Вике. Его лицо было не искажено яростью, а сведено жёсткой, холодной концентрацией, как у хирурга, оценивающего сложную, но успешную операцию, которая прошла с непредвиденными осложнениями.

— Ну что, — сказал он, и его голос был низким, лишённым эмоций, усталым от постоянного расчёта. — Ты выполнила задание на сто двадцать процентов. Он не просто заинтересован. Он очарован.

Он сделал шаг к ней чтобы сократить дистанцию в пустом зале. Его взгляд скользнул по её лицу, выискивая её собственную оценку.

— Только вот наша тактика «личного интереса» сработала слишком хорошо. Он перестал видеть в тебе мой аргумент. Он увидел в тебе самостоятельный субъект. И теперь вся динамика сделки сместилась. Цена подписания контракта только что... усложнилась. Не деньгами. Психологи-ческой вовлечённостью.

Вика, всё ещё чувствуя на руке жар от прикосновения, выдохнула. В её голосе не было возмущения, а такая же усталая аналитика.

— А разве не этого ты хотел? Чтобы он увидел не просто «имидж», а силу? Чтобы его интерес был личным, а не деловым? Ты же сам говорил: «Заинтересуй его как игрока».

— Да, я говорил, — парировал Игорь, и в его глазах мелькнула искра чего-то похожего на досаду к самому себе. — Но я не просчитал, что его интерес окажется такого... исследовательского, всепоглощающего свойства. Он хочет понять алгоритм. Нашу с тобой связь. И, поняв, решить, как ею распорядиться. Ты слышала его вопросы. Это был не флирт. Это был сбор данных.

Он провёл рукой по лицу, смывая маску.

— Но это не значит, что мы проиграли. Это значит, что финальный раунд будет играться на его поле, по его правилам. А правила эти, как ты сама ему и сказала, — цена и условия. — Он посмотрел на неё прямо, и в его взгляде было не требование, а поиск подтверждения. — Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать. Завтра он объявит свою цену. И нам нужно быть к этому готовыми.

Игорь взял её за локоть, повернул к выходу. Его прикосновение было твёрдым, направляющим, но не агрессивным. Это был жест союзника, ведущего напарника с поля боя для разбора полётов. Он повёл её через пустой ресторан. Его ярость была направлена не на неё и не на Германа. Вся его ярость, весь страх провала, вся амбиция были сфокусированы в одном — в ледяной решимости выиграть эту партию, какой бы странной и опасной она ни становилась. И Вика, шагая рядом, понимала, что теперь они в этой игре — не «он и его инструмент», а одна команда. Команда, которая, возможно, только что продала дьяволу не душу, а право на самый интимный из своих экспериментов.

Продолжение рассказа - Виктория. Глава 11. Цена оказалась слишком высокой. Часть 2 уже на https://boosty.to/crazy_wolf

Спойлер для второй части рассказа

После успешного фуршета, где Вика блестяще заинтересовала Германа Багдасарова, Игорь и Вика возвращаются в отель. Их страстный, почти ритуальный секс — это попытка закрепить союз и «переплавить» ревность в решимость. Однако в номер является сам Герман. Он выставляет финальное условие подписания контракта: Вика должна провести с ним ночь. Игорь, загнанный в угол своей же амбицией, соглашается, но выставляет свои контр-условия: это должно быть решение Вики, а он останется в номере как соучастник. Вика соглашается. На глазах у Игоря происходит длительный, многоэтапный секс между Викой и Германом, который превращается в акт стратегического поглощения, исследования и предельного унижения/возвышения одновременно. Игорь наблюдает, и его собственная физиологическая реакция становится частью оплаты. После ухода Германа Игорь и Вика, опустошённые, заключают новый странный союз. Наутро контракт подписан. По дороге домой Вика получает двусмысленный звонок от Германа и предложение высокой должности от Игоря. Финал — её возвращение к мужу Владу, болезненная исповедь и попытка очищения в стерильной домашней тишине.

Для того, чтобы вам иметь хотя бы общее представление о событиях, происходящих во вторых частях нижеперечисленных глав, после каждой из этих частей на этом сайте опубликованы спойлеры.

Глава 5. Грани доверия. Часть 1

Глава 7. Над крышами города. Часть 1

Глава 9. На новой высоте. Часть 1

Глава 10. Месть на даче. Часть 1

Вторые части этих глав доступны для чтения на https://boosty.to/crazy_wolf

Также сообщаю вам, что рассказ “Виктория. Глава 11. Цена оказалась слишком высокой” - последний публикуемый мною рассказ в этом году.

Встретимся уже в новом году, в котором для вас будет доступен мой Телеграм канал “Антология запретных историй”, в котором можно будет прочитать публикуемые рассказы из циклов: “Милана. Каникулы в Ницце” и “Виктория. Протоколы доверия”.

Более того, в следующем году у меня в планах создание новых циклов:

— “Марина. Закрытый пансионат” – рабочее название, знакомая мне и вам тема: жена-сексвайф,

— “Валерия. Инструкция по сборке” – рабочее название, тема цикла для меня новая, пусть будет сюрпризом для вас)),

— “Аленка. Грани падения” – рабочее название, тема цикла для меня новая, пусть будет сюрпризом для вас)).

Определенные наработки по новым циклам уже есть, так что вполне возможно в скором времени вы сможете следить за жизненными перепитиями новых героинь.

А сейчас я поздравляю всех вас с наступающим Новым годом и Рождеством и сообщаю вам, что на моем канале https://boosty.to/crazy_wolf проходит акция - 50% скидка на подключение новых подписчиков. Акция действует с 26.12.2025 года до 11.01.2026 года до 00:00 по мск.