А теперь я стою на коленях, и вся троица дружно кончает на мои личико и грудь. То, что осталось на концах – я облизываю. На сей раз всем троим. Ну, вот и всё. И всё?

Мальчики уходят, а я бегу, наконец, подмыться и подмазаться. Какая теперь я чистоплотная. Ротик – реклама Колгейта и прочего Бленд а Меда, анус и киска блестят. И куда денешься, не охота благоухать, как свежая покойница: Да, хоть что – то полезное прививает профессиональная проституция: Так, готово, пора снова на работу. Она мне нравится. Вновь стою в витрине и настроение у меня уже отнюдь не такое упадочническое, как в начале трудовой вахты. Хотя пейзаж за окном и не оптимистичный. Толпа моих давешних почитателей исчезла. Одни только что меня любили, другие ушли. Только давешняя бабулька сидит на лавочке, вяжет. Когда я вновь явила свои прелести в витрине – приветливо мне улыбнулась и помахала ручкой. Надо же. Наша старушка скорее плюнула бы. Да и не пристраивалась возле борделя вязать.

Вдалеке парень катит каталку с инвалидом. Да, это не клиенты:

Любуюсь облаками, катерками и прочими шаландами, ползущими по каналу. Кажется, скоро опять станет скучно. Парень с инвалидной коляской уже дополз до моей витрины. Наклоняется к своему пассажиру и: РЕЗКО ПОВОРАЧИВАЕТ К МОЕЙ ДВЕРИ!

Ого, что ж он, бросит болезного на улице или с собой возьмёт, полюбоваться, как меня трахает? Дверь открывается, вплывает коляска, за ней – водитель (или рикша?). Ничего, крепкий. А ебаться перед зрителями мне уже приходилось.

А дальше – совсем интересно. Парень вкатывает коляску поближе к кровати и недвусмысленным жестом предлагает мне заняться её обитателем! Вот это да! Паралитик меня ещё не любил!. А его сопровождающий уже расплачивается, щиплет меня за щёчку, шлепает по попке

– Дядя, ну как тебе её задница?!

– !!!

– Детка, как тебе его член?!

Из ширинки инвалида, уже немыслимо быстро расстёгнутой торчит такое: Ну, правда, у похотливого карлика, которого я обслуживала на третий день своей бытности в борделе фрау Дорт, было ещё больше. Но, тем не менее, тут есть поле для деятельности.

Меж тем заботливый племянник, посмотрев на часы, убывает.

– Покажи – ка себя, девочка, как тебя зовут?

– Лотта! – и вываливаю паралитику напоказ свои многочисленные сиськи. Возьмите, люди, пользуйтесь! Вот это ручищи у него! Мечта садиста: Этими лапищами он исследует мои молочные железы, а я беру быка за рога, то есть его хуй в рот и начинаю делать его ещё совершеннее. Какое – то время мы оба издаём нечленораздельные звуки и знакомимся друг с другом всё ближе (а он со мной ещё и всё глубже). Его дышло становится уж совсем мощным, вот – вот до желудка мне засадит.

– Лотта, я хочу тебя трахнуть!

Вот так, просто и понятно, а поцеловать? Впрочем, на это нам, шлюхам, как и коровам перед осеменатором, лучше не рассчитывать! С трудом пакую эту колбасу в презик, а затем карабкаюсь на неё. Так, сейчас мы тебя впустим, вот так, а теперь потихоньку насадимся: Ой, нет, не так шустро, ой!

Лапы несчастного инвалида резко насаживают меня на этот кол, а потом он буквально начинает дрочить себя мной. Силушки то хватает! Пищу, ору, слёзы из глаз: Но какой кайф! Давай, давай, трахай меня! О – о – о – о! Сейчас взорвусь! Нет, улечу! Улетаю:

А это ещё что за телодвижения. Нет, не хочу. Боюсь. Пожалуйста, родненький, не надо. МАМА!!! Меня разворачивают и сходу насаживают на этот кактус задом. Господи, хорошо хоть, мне его подразработали. Но что бы вы почувствовали, засунь вам с размаху в попу, скажем, полуметровую скалку? Нет, тубус! Ой – ой – ой – ой – ой! А – а – а – х:

Что со мной, где я? А, сижу на коленях паралитика, а он весьма сноровисто меня лапает. Дорвался. Маньяк. А он ещё ТАК может?

Клиент вместе со мной подъезжает к двери и открывает, вваливается племянничек.

– Дядя, ну как?

– Якоб, она – прелесть. В следующий раз опять привози к ней! Да, и доплати сейчас, я, кажется, опять перестарался:

Якоб суёт мне хрустящие евро, а заодно поглаживает натруженную киску.

– Молодец, детка.

– Может быть, мой господин тоже хочет?

И какой чёрт дёргает меня за язык? Ведь обе мои дырки ещё не пришли в себя от чувственного паралитика – дяди, а я уже племяннику предлагаюсь. Вот же блядская сущность:

– Дядя?

– Якоб?

– !!!

Якоб суёт мне ещё купюры, и на глазах у дядюшки я становлюсь на колени перед племянником на предмет ознакомительно – возбудительного минета. Когда член находится уже у меня за щекой, семейка решает познакомиться поближе.

– Лотта, ты ведь не немка?

– Нет (заглотила)

– Полька, чешка, украинка?

– Русская (облизнула)

– Ты всегда была девкой? (Боже, как нетактично)

– Нет (заглотила)

– А чем ты раньше занималась? (браво, ещё лучше вопросик, ну ладно)

– Я преподавала в университете, по вашим меркам я доктор филологии, доцент (облизнула, поласкала кончик головки язычком)

– Ну и где тебе больше нравится? (вот сволочи)

– Конечно, здесь, с Вами, мои господа (опять глотаю)

Интервью окончено, племянник умиротворённо лежит на кровати, а я гарцую теперь уже на его колбаске. Слава Богу, она нормальных размеров, я её и не чувствую. Так что скакать можно долго, лишь бы ноги не устали.

– Якоб, как у неё замечательно трясутся сиськи

– Да, дядя!

– А задница и вправду славная!

– Конечно, дядя!

– Попробуй, рекомендую!

– Обязательно дядя!

Этот обмен мнениями идёт на фоне моих страстных вздохов, стонов и яростной работы низом живота и попой: Последнее замечание, впрочем, ведёт к кратковременной перемене обстановки. Как вы понимаете, я вынуждена насаживаться на Якоба уже другой своей дырочкой.

Семейка умолкает. Якоб сладострастно пыхтит моими стараниями, а дядя: Господи, он опять достал свой шланг и, глядя на нас, яростно дрочит. И пыхтит, как и его племянничек.

А я, кажется, сейчас опять полечу далеко – далеко. Вот, вот, о – о – о – о – о!!! И в это время меня перемещают на пол и, как давеча с двумя нормальными и одним голубым, мои личико, ротик, грудь, плечи орошает семя дяди и Якоба. Стараюсь заглотить по максимуму, потом тщательно облизываю гениталии обоих моих работодателей, помогаю одеться и тепло прощаюсь. Да, вот это визит!!!

Привожу себя в порядок и бегом в витрину, интересный сегодня денёк, грех терять шансы делать его ещё интереснее.

Вечереет. Ещё пара часов – и приедут охранники кассу снимать. Зажигаются фонарики, окна в домах за каналом и иллюминаторы в бортах корабликов. Красиво: Старушка всё ещё сидит на лавочке: Вот закрыла книжку, встала, побрела. Да она же ко мне! Это ещё что? Кто меня в качестве проститутки только не имел, и карлик, и паралитик, и юнцы малолетние, и мои же студенты и завкфедрой, даже бывший муж. А теперь очередь до этой Тортиллы дошла?

– Здравствуй, деточка!

– Здравствуйте мадам:

– Зови меня просто Марго и не волнуйся, я принесла тебе кофе и гамбургеры – ты ведь, наверное, весь день ничего кроме членов во рту не держала? – мне протянуты объёмистый пакет и термос.

И тут я ощущаю прямо – таки волчий голод. И правда, кормёжка у меня сегодня специфическая: Марго весьма точно угадала.

– Спасибо огромное, но: почему?

– Деточка, я тоже когда – то была молодой и стояла в витрине. И немолодой тоже. А начинала в 1941м в Сингапуре в борделе для япошек. Англичане сдали Сингапур, и для нас – голландок, англичанок, американок – придумали вот такую трудовую повинность. Кто отказывался – не упрашивали. При мне одной такой гордой офицер, рассказывавший о нашем будущем, просто снёс голову своим мечом. А у другой, отказавшейся от анала, у нас на глазах у живой вырезали печень. И съели. У японцев это называется "кимотори". Поэтому я была очень – очень послушной девочкой и очень – очень грязной шлюхой. И когда нас освободили американцы, работу я менять не стала. Мне понравилось:

– Мне тоже: Да, меня зовут Лотта!

– Да, да конечно, вижу. Только мне кажется, что у тебя есть и иное имя. Или несколько: Ты матрёшка?

– Вы так догадливы:

Последнее я почти мычу, по уши вгрызшись в гамбургер. Боже, как вкусно. И вовремя. Вот только не проверяет ли меня бабулька на вшивость? Я сейчас разлимонюсь, выложу всё о себе, а она о моих излияниях настучит хозяевам: Побьют ведь: Я о таких проверках слышала.

– Не бойся, – Марго подобно ведьме угадывает мои мысли – я не буду о тебе рассказывать и даже не буду задавать больше ненужных вопросов. Кушай, Лотта.

Я поглощаю гамбургеры и кофе с быстротой голодного удава или родного российского правительства, делящего наши налоги в свою пользу, а Марго делится воспоминаниями о работе в японском "ящике". М – да, я ещё неплохо попала: Ну вот, поела, всё было очень вкусно.

– Спасибо, милая Марго – Всегда пожалуйста, удачи, малышка. Буду к тебе заходить.

И уходит.

Я опять в витрине. Совсем темно. Горят огни фонарей, реклам, иллюминаторов, других витрин. По – прежнему тротуар пустынен. А вот некое движение. Справа быстро идёт, почти бежит здоровенный бритый бугай в сером костюме, глазами вперился куда – то вперёд, но вот царапает глазищами витрину, меня и весьма целеустремлённо двигается к моему гнёздышку. Ага, опять веселимся!

Дверь распахивается.

– Здравствуй, милый! – и опускаю шторку. И тут же начинаю об этом сильно – сильно жалеть. Потому что, повернувшись на щелчок щеколды, вижу в руке очередного посетителя небольшой чёрный пистолет. Или револьвер. Я в них не разбираюсь. Главное, что из такого убивают. И сейчас могут убить меня. За что?

– Сучка (это я уже понимаю и по – голландски), где твоя выручка?

А – а – а – х, вот оно что. Ну, ну, пожалуйста. Хозяева такой оборот событий предусмотрели. Выручку я помещаю в сейф, сделанный по принципу почтового ящика, сама туда залезть бы не смогла – только инкассатор с ключом. А я – то дурочка думала, что это мне не доверяют (при моей – то заинтересованности не быть избитой).

– Вот мой господин, возьмите мой господин

– Ключ!

– У хозяина, мой господин!

Очень приятный и непринуждённый разговор: Ствол этой мерзкой холодной штуки тычется мне то в губы, то в шею, потом начинает сползать к груди. Я отчаянно трушу. Холод пробирает по спине, ноги ватные, язык деревянный. Можно не стрелять, я сейчас сама помру. От нервного перенапряжения.

– Врёшь, сучка! – и пощёчина, от которой почти валюсь на кровать

– – Нет, нет, – лепечу что – то по – немецки, по – английски, даже на родной перехожу, слёзы из глаз

А проклятое дуло опять гуляет по моему беззащитному телу. И теперь щекочет соски – Что, шлюха, боишься, хочешь жить, тварь?

– !!!

Дьявольская пушка, наигравшись с сосками сползает по животу всё ниже:

– Не хочешь дохнуть, хочешь дальше жить и раздвигать ноги перед всеми подряд?

– !!!

– Сейчас я тебя трахну!

Ну, слава Богу, это гораздо рациональнее!

Но вместо обещанного этот подонок пихает ствол в мою дырочку и начинает им играть. Нашёл член, гад! И я, наконец, начинаю понимать всю глубину исторической фразы "Спили мушку" из допотопного анекдота про ковбоев.

Холодная сталь играет с моим клитором, потом касается моих губ, сосков, опять в писечку. Господи, хоть бы не выстрелил по ошибке. Я вся напряжена, мелко дрожу, и тут:

– Да ты течёшь, сучка, что нравится?

Что, где? Ой, правда:

– Возьми его:

Слава Богу, это не о стволе, перед моими глазами его пенис, сжатый в волосатой лапе с татуировкой на тыльной стороне, похоже моего мучителя зовут Францем.

– Да, милый.

Начинаю отсасывать него, одновременно дрожащей лапкой подрачивая, а дуло продолжает скользить то по затылку, то по спине, то по груди, добавляя весьма странню остроту к этому смертельному минету. Бр – р – р – р

– К стенке!

Как, за что, я так старалась! И ноги не идут: Он волоком тянет меня, ставит к стене лицом и заставляет прогнуться и опереться на руки. В киску проникает что – то холодное, царапающее – опять его маузер. Или наган. Опять: А как это, оказывается, возбуждает!