– Почему ты все время приходишь сюда? Я же сказала, твоя помощь мне не нужна.

Дженнифер протестовала против присутствия Ли, сидя на диване. Ее лицо было нахмурено от раздражения, когда она бросала на него взгляды отвращения.

Она старалась не говорить слишком громко. На руках у нее лежал и тихонько сосал ее грудь благословенный Малкольм.

Ли не обращал внимания на Дженнифер. Ее раздраженные слова в его присутствии начинали терять свою силу. С тех пор как она родила, они повторяли эту песню и танец.

Уходи!

Ты мне здесь не нужен!

Держись подальше от меня и моего сына!

Вместо того чтобы отвечать мольбами и/или аргументами по поводу встречи со своим ребенком, Ли просто утешалась тем, что если бы она действительно хотела избавиться от него, все что ей нужно, это не открывать дверь, когда он звонит в нее.

Но она всегда открывала.

Он молча занялся своими делами, складывая в ее холодильник купленные продукты. Ему пришлось освободить место, выбросив полупустой галлон испорченного молока, неплотно завернутый сэндвич «Сабвей» с корочкой хлеба и какую-то сомнительную китайскую еду.

– Я думал, ты ешь здоровую пищу. Зачем тебе весь этот фастфуд? – спросил он, как будто не замечая ее явного раздражения по отношению к нему.

Она зарычала на него, откинувшись на диване. Осторожно, чтобы не напугать Малкольма, она прошептала:

– А я думала, что уже говорила тебе, что нам ничего от тебя не нужно! Иди домой к своей жене!

Услышав упоминание о Реджине, Ли на мгновение приостановился. Его глаза потемнели от остатков гнева.

– Не упоминай о ней, – просто сказал он, прежде чем выбросить пустую коробку из-под яиц и заменить ее вновь купленной.

Непринужденное заявление заставило брови Дженнифер с любопытством изогнуться. Она обратила внимание на мрачное облако, опустившееся на него при одном только упоминании «ее».

Маленькая, жестокая часть ее души хотела нажать на эту горячую кнопку, чтобы посмотреть, какой получит ответ. Но это желание было отменено напоминанием о том, что она только что добилась спокойствие Малкольма, и не хотела, чтобы Ли взорвался и нарушил тот маленький кусочек тишины, которым она сейчас наслаждалась.

К тому же, как бы глубоко она его ни ненавидела, у нее не хватало духу ударить его в уязвимое место. Хотя ей хотелось бы верить, что это – обычная порядочность с ее стороны, страшная правда заключалась в том, что присутствие Ли не было такой уж неприятностью, как она себе это представляла. Да, он был полным придурком, женатым на еще большей дуре, но он был всем, что у нее есть сейчас. Проходить через эту беременность в одиночку было для нее тяжело. Депрессия и страх стали такой же частью ее личности, как и ребенок, растущий в ее утробе. Ее суперрелигиозная христианская семья уже давно заклеймила ее как мятежную негодницу, не подлежащую искуплению. Пастор Малкольм Уильямс III не мог допустить, чтобы образ его идеальной семьи был запятнан татуировкой, добрачным сексом, алкоголем, блудницей, курящей травку.

Божья любовь в действии.

Даже появления на свет внука оказалось недостаточным, чтобы получить отсрочку от остракизма. Говорят, что в родильном зале женщина ближе к смерти, чем в любое другое время своей жизни, но единственным человеком, которому она не безразлична настолько, чтобы явиться в больницу, был упрямый парень на одну ночь, никак не желавший уходить. Он наотрез отказывался уходить, даже когда она кричала, что не хочет его видеть. Когда медсестра попыталась отослать его, опасаясь, что его присутствие слишком расстроит ее, он нехотя пошел на компромисс и остался в приемном покое.

И оставался там до тех пор, пока впервые не увидел лицо своего сына, что произошло почти через шесть часов. Даже тогда ему пришлось удовольствоваться тем, что он смотрел на Малкольма через стеклянное окошко.

Так что, несмотря на всю ее крикливость, этот упрямец был именно тем, что ей сейчас было нужно в жизни. Ее проблема, причина, по которой она никак не могла доверять ему, заключалась в том, что она ждала, когда упадет другой ботинок. Чувство вины – сильная эмоция, но также оно быстротечно. Как только испытывающая чувство вины душа почувствует, что она/он заплатил за свою вину, она свободна и может уехать в закат.

Порожден ли этот поступок хорошего отца угрызениями совести или был искренним? Парень на ее кухне сейчас был не тем, к кому она обратилась несколько месяцев назад.

– Ты голодна? – спросил Ли, заметив охлаждение в ее темпераменте, когда мысли убежали от нее. Ее лицо непроизвольно смягчилось, когда она ненадолго забыла, что должна его ненавидеть.

Она почувствовала, как начал извиваться в ее руках Малкольм, хотя его губы все еще оставались прижатыми к ее соску. Посмотрев на него сверху вниз, она увидела, что его лицо исказилось. Она знала, что это значит. Переложив его с руки на плечо, она потянула за подол рубашки, чтобы прикрыть обнаженную грудь.

Похлопывая Малкольма по спине, чтобы выпустить отрыжку, которая должна была случиться, она смотрела на мужчину, отказавшегося просто исчезнуть и умереть. Она хотела сказать ему, чтобы он шел на хуй.

Но желудок напомнил, что она не ела с завтрака.

Она молча проклинала свое тело за то, что оно ее предало, и неохотно кивнула Ли. Если он не собирается уходить, как хорошая маленькая лживая змея, то пусть хоть будет полезным.

– Сэндвич с ветчиной и сыром подойдет?

Еще один безмолвный кивок.

– Сейчас принесу.

Он сказал это с легкой ухмылкой, забавляясь тем, как мучительно трудно ей это далось.

Готовя еду, он заметил, что она слегка повернула голову в его сторону; как будто пыталась наблюдать за ним, не подавая виду, что делает это. Он хотел бы услышать, что происходит у нее в голове.

Едва закончив с едой, он налил ей стакан апельсинового сока, принес все вместе и поставил на журнальный столик перед ней.

– Наслаждайся, – сказал он и ушел, не дожидаясь, пока она его поблагодарит. Хотя она в любом случае его не благодарила.

В этот момент большинство людей исчезали. Сделав свое доброе дело за день, они могли идти своей веселой дорогой, делая то, что на самом деле хотели делать.

Но не этот парень.

Она знала, что будет дальше. Они занимались этим уже несколько месяцев. Она чуть не застонала, глядя, как он подошел к кладовке и стал доставать пылесос.

– Ого. Повар и горничная. Кто бы мог подумать, что ты такой многостаночник? – язвительно проворчала она. Но в этом заявлении было больше остроты, потому что она почувствовала раздражение от того, что он посчитал необходимым убирать за нее квартиру; как будто она либо не способна сделать это сама, либо просто слишком ленива.

Ли слегка поморщился, прикусил язык и поборол желание укусить в ответ. Он знал, какой реакции она хочет, и был полон решимости оставить ее в вечном разочаровании.

Вместо этого он пожал плечами и сказал:

– Я здесь ради тебя и Малкольма. Знаю, что ты не хочешь, чтобы я был здесь, и прошу прощения. Но я дал ему слово, и собираюсь его сдержать, даже если это означает жить с твоим постоянным неодобрением.

Эти слова поразили ее в самое мягкое место. Она сжала губы в прямую линию, чтобы они не дрожали, и моргнула, чтобы сдержать поток воды. Слегка покачав головой, она прочистила горло и сохранила каменное выражение лица.

Чтобы защитить свои эмоции, она отказалась от своего желания не бить его по больному месту.

– Почему? – спросила она с суровым взглядом. – Почему именно сейчас? Ты вдруг захотел стать отцом года, после того как узнал, что твоя распутная сучка-жена трахнулась с другим парнем? Вы двое стоите друг друга!

Теперь настала очередь Ли поджать губы. Вернулось темное облако, заслонив его глаза от смешанных эмоций гнева, печали, сожаления и одиночества.

Но было и кое-что еще, собравшееся в его мгновенной буре – желание защитить свою жену. Что бы Реджина ни делала, ему не нравилось, когда о ней говорили в таком тоне. Он мог говорить о ней все что угодно, она была его женой. Но никто другой не заслужил этого права. Даже его лучшему другу приходилось терпеть, когда разговор резко обрывался из-за того, что тот позволил себе слишком много вольных слов о Реджине.

Но Ли опять напомнил себе, что не стоит заглатывать наживку. Он не мог свернуть этот разговор, как делал это с Дэрилом. Ему нужно было поддерживать ее активное участие. Каждое взаимодействие между ними было подобно взмаху топора, рубящего основание дерева. Он использует ее неприязнь к нему, даже если это его убьет.

Он выключил пылесос и сел рядом с ней на диван. Искренне посмотрев ей в глаза, он сказал:

– Послушай, Дженни...

– Дженни меня зовут мои друзья, – ледяным тоном прервала его она.

Он испустил громкий, разочарованный вздох, прежде чем сказать:

– Ладно, Дженнифер.

Он сделал паузу, приподняв бровь. Когда она сухо кивнула в знак одобрения, он продолжил:

– Во-первых, раньше я был ослом. То, как я обращался с тобой, непростительно. За это я прошу прощения. И говорю это от всего сердца. Я не прошу тебя простить меня или даже полюбить, если на то пошло. Я не заслуживаю от тебя ничего из этого.

– Ты чертовски прав, не заслуживаешь.

– Но Малкольм заслуживает, – закончил он высказывать свою точку зрения, когда его взгляд упал на ее плечо.

Он видел, что ее дерево приняло глубокий удар.

Ее лицо заметно смягчилось: глаза моргнули, прогоняя жесткий блеск, который наполнял их. Ровным, расчетливым тоном он сказал:

– Дело больше не в нас. Дело в нем. Я дал ему слово, и собираюсь его сдержать. Нравится ему это или нет, но его лучший шанс в жизни – если ради него мы оба станем командой. Поэтому, хотя ты можешь меня ненавидеть всеми фибрами своего существа, тебе придется научиться работать со мной, всегда, когда речь идет о нем.

Дженнифер посмотрела на него, словно пытаясь оценить искренность слов. Она все еще не доверяла ему, не полностью. Он говорил искренне, но мужчины лгут, особенно этот. Ее уже обманывали раньше.

Тем не менее, он был прав.

Она посмотрела на мягкое личико своего малыша, когда его маленькое тельце испустило отрыжку. Затем его голова легла на ее плечо, как будто выход газов из животика утомил его.

– Хорошо, «отец года», – смирилась она, – если хочешь участвовать, можешь начать с этого маленького комочка радости.

На лице Ли появилась удивленная улыбка, когда она наклонилась к нему и передала Малкольма. Улыбка исказилась, когда его лицо погрустнело от запаха, донесшегося до его носа.

– О да, его нужно переодеть, – невозмутимым голосом добавила Дженнифер, схватив подгузник, лежавший рядом с ней, и бросила его ему.

Освободив руки, она схватила сэндвич, который ждал ее, и жадно откусила. Не оглядываясь в сторону Ли, она сказала:

– В следующий раз... клади больше майонеза.

– Принято к сведению, – с довольной улыбкой сказал Ли. Ее дерево зашаталось.

Глядя вниз на лик своего будущего, он восхищался чудесным даром жизни, который теперь держал в руках. У него вырвался вздох благоговения, когда он увидел уменьшенную копию своего собственного лица, с любопытством смотрящую на него снизу-вверх.

Это был его сын.

– Привет, дружище. Это я, папочка!

Скатилась упрямая слеза, когда Малкольм одарил его беззубой улыбкой, словно говоря: «Приятно наконец-то познакомиться с тобой, папа».

***

Ли вышел из жилого дома и направился к парковке. Может быть, это – иллюзия, созданная оранжевым оттенком неба из-за заходящего солнца, но в нем было что-то другое. Он выглядел выше, как человек, с плеч которого сняли большой груз.

Минуточку, он что, свистит?

Он совсем не похож на человека, бросившего свою жену, – с горечью подумала Реджина, резко распахивая дверь машины, чтобы выйти. Дверь хлопнула, и он обернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть ее, несущуюся к нему.

Да, она его преследовала. Прошло три месяца с их последнего телефонного разговора; пять – с тех пор как он уехал. Тишина было худшим способом жить. В данный момент даже документы о разводе были бы лучше, чем она.

То, что он выехал из торгового центра более двух часов назад, было чистым совпадением. На самом деле, если бы не огромная наклейка «Патриоты» на заднем бампере его внедорожника, она бы даже не узнала, что это он.

Она чуть не устроила аварию, с визгом влетев в неожиданный разворот.

Она позвонила ему на телефон, следуя за ним на несколько машин сзади. Как всегда, звонок попал прямо на голосовую почту. Всплеск иррационального гнева почти заставил ее нажать на газ и ускориться, пока она не окажется рядом с ним.

Почти.

Маленькая крупица любопытства – желание посмотреть, куда он едет. До сих пор она понятия не имела, где он остановился. Она полагала, что он живет у своего лучшего друга, но Дэрил переехал год назад, и она не знала, где он живет сейчас. До недавнего времени эта информация была несущественной.

Спокойно, девушка. Горячие головы не получают ответов, – подумала она про себя, снимая ногу с педали.

Она позволила себе держаться на контролируемом расстоянии, пока ехала за ним. Когда он, наконец, притормозил на свободном месте на парковке, перед ними возвышался большой пятнадцатиэтажный жилой дом.

Реджина с интересом осмотрела здание. Оно было, мягко говоря, не впечатляющим. Район был не из лучших, а обветшалое здание выглядело так, будто его эксплуатационная служба даже не притворялась, что ей есть до него дело.

Это не мог быть дом Дэрила. Дэрил и Ли работали в одной компании. Оба зарабатывали неплохие деньги. Кроме того, Дэрил был вечным холостяком без детей и обязанностей. Он водил «Корветт», а его последним жильем был стильный кондоминиум.

Внезапная ужасная мысль заставила ее сердце упасть. Что, если это – новая квартира Ли?

Последовала череда вопросов, каждый из которых был хуже предыдущего. Неужели он переехал навсегда? Что это значит для их брака? Не собирается ли ее навестить какой-нибудь служащий с толстым манильским конвертом?

Паника еще больше охватила ее, когда она увидела, как он выходит из своей машины с полным пакетом продуктов, подтверждая ее опасения.

Как он умудрился? – сердито подумала она, когда у нее перехватило дыхание.

Однако, дойдя до двери в вестибюль, он остановился у переговорного устройства и нажал на кнопку. Волна облегчения заставила ее снова начать дышать. Он подождал, пока из динамика раздался голос, произнесший что-то, чего Реджина не смогла разобрать. Она смогла расслышать его ответ: «Это я. Открывай». Мгновение спустя дверь издала раздражающий звук, сигнализирующий о том, что она не заперта.

Теперь она была растеряна как никогда. Это место не принадлежало ни ему, ни Дэрилу. К кому же он пришел?

Она заметила то, что упустила раньше, нечто значительное. Помимо продуктов у Ли была красочная коробка, зажатая у него под мышкой. Она обратила на нее внимание, потому что эта коробка была ей хорошо знакома. Когда она была беременна, то часто заглядывала в детский отдел в Walmart со слезами надежды на глазах.

В его руке была коробка с подгузниками для новорожденных.

У нее вырвался вздох, когда она подумала: Только не она! Ее сердце даже не допускало такой возможности. Она активно отрицала такой сценарий. Это было слишком ужасно, чтобы быть частью этой реальности. Это было похоже на нечто, взятое прямо из глубин ее худших кошмаров.

Как только Ли скрылся в здании, тяжелая дверь закрылась за ним со звучным лязгом. Внутренний детектив Реджины хотел проследить за ним и узнать, в какую квартиру он направляется, но не было никакой возможности сделать это незаметно. Вместо этого она подошла и прочитала имена на многочисленных почтовых ящиках, висевших на стене.

Только одно из них показалось ей знакомым.

Нет. Нет-нет-нет-нет-нет-нет... – бормотала она про себя, прикрывая рот рукой. Слезы в глазах затуманили это ужасное слово, как будто пытаясь защитить ее.

Дженифер. Только имя Люцифера могло сравниться по злу с этим словом.

Вернувшись в безопасное место в машине, она сделала три единственные вещи, которые могла делать в этой ситуации: плакала, ждала, пока он выйдет, и следила за тем, сколько раз менялись светящиеся цифры на приборной панели.

Два часа – это целая вечность для женщины, смотрящей на часы и одновременно расследующей, как рушится ее брак. Ужасные образы, которые разум может вызвать в воображении в такое время, непостижимы. Их достаточно, чтобы свести с ума здравомыслящего человека.

***

И вот, он здесь, насвистывает, как будто только что пришел с работы вместе со своими шестью другими братьями-гномами.

– Джина? Что ты здесь делаешь? – удивленно спросил он, когда разъяренная женщина протопала через парковку.

Она остановилась прямо перед ним и подозрительно посмотрела на него.

– Ты сорвал слова с моих уст.

Невероятно, но он спросил:

– Ты что, следишь за мной?

– Да, – сразу же безоговорочно признала она. – Теперь твоя очередь. Что здесь делаешь ты?

Он покачал головой и недоверчиво усмехнулся.

– Ничего себе.

Это было все, что он сказал, прежде чем помахать ей рукой и отойти к своей машине. Он отпер водительскую дверь и едва успел открыть ее, как рядом оказалась Реджина. Она быстро захлопнула дверь и вклинилась между ним и машиной. Скрестив руки на груди, она смотрела на него дерзкими глазами.

– Отодвинься, – приказал он, угрожающе склонившись над ней.

– Нет.

К несчастью для нее, Ли был сильнее ее упрямства: достаточно силен, чтобы без особых усилий оттолкнуть ее с дороги. Он снова открыл дверь машины и на этот раз смог войти внутрь, но решительная Реджина оказалась быстрее, чем он от нее ожидал. Ее молниеносные рефлексы выхватили болтающиеся ключи из его руки, прежде чем он успел закрыть за собой дверь.

– Ради всего святого! – крикнул он, выходя из машины и устремляясь к ней.

Она отступала от него, дразня его ключами, звенящими в ее руке.

– Должно быть, тяжело разговаривать со своей женой. Жаль, что ты не можешь бросить трубку, как обычно.

– Реджина... – начал он голосом, в котором звучало предупреждение, быстро приближаясь к ней.

– Ли! – насмешливо ответила она, продолжая оставаться вне пределов его досягаемости.

Они вдвоем играли в эту детскую игру в «догонялки». Когда он с неизбежностью поймал ее, она быстро засунула ключи в заднюю часть брюк и далее – в трусы.

– Отдай мне чертовы ключи, Реджина!

– Нет! – закричала она, перестав убегать и вызывающе стоя на месте. – Если хочешь вернуть ключи, у тебя есть только два варианта. Повалить меня на землю или стоять здесь и поговорить со мной. В любом случае, я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять тебе продолжать меня игнорировать!

Ли только положил руки на бедра и горько рассмеялся.

– И опять ты жертва. Ну, конечно!

– Дело не в том, чтобы быть жертвой или возлагать вину. Дело в том, что ты слишком труслив, чтобы справиться с нашим браком. Ты убегаешь и прячешься от большой, плохой жены, вместо того чтобы собраться с силами и принять решение насчет нас. А теперь я нахожу тебя в доме этой сучки.

– Осторожно! – предупредил он, чувствуя инстинктивное желание защитить мать своего ребенка.

Глаза Реджины стали огромными, а рот раскрылся. Ее выражение лица выглядело болезненным, как будто он дал ей физическую пощечину.

– Так это правда? – спросила она обиженным шепотом.

Как бы он ни был зол, ее боль все еще была его слабостью. Его лицо слегка смягчилось, но оставалось строгим.

– Ты хочешь поговорить со мной о бегстве и прятках, но это не мой образ действий, а твой. На протяжении многих лет твоим любимым местом для того чтобы спрятаться была смерть Кэсси.

Теперь была очередь Реджины послать предупреждение о «тонком льде», используя свои глаза. Ли кивнул с самоутверждающейся ухмылкой.

– Видишь? Смотри. Одно упоминание ее имени – и ты готова откусить мне голову.

Увидев себя в его глазах, и то, насколько он прав, она смягчила свое поведение и заняла менее боевую позицию. Ее кулаки разжались из тугих узлов, в которых находились, а губы разжались.

Ли увидел, как она изменилась, и понизил голос до минимума. Не угрожающим, уговаривающим тоном он снова попытался обратиться к ней.

– Послушай, Джина, я не хочу ругаться, особенно здесь, на открытом воздухе. Мы можем поговорить об этом позже, когда останемся вдвоем. А пока просто отдай мне ключи.

Заставь его слушать, – эхом отдавались в ее голове слова Труди.

Реджина выдохнула через ноздри и сморгнула слезы. Прислушавшись к голосу сестры, она потянулась к задней части брюк и достала ключи. Ли ожидаемо протянул руку, но был удивлен, когда она не отдала их ему. Вместо этого Реджина воспользовалась пультом дистанционного управления, чтобы отпереть пассажирскую дверь.

– Джина... – с отчаянием сказал он, увидев, как она садится в его машину. С раздраженным ворчанием он сел вместе с ней.

Когда дверь внедорожника закрылась, весь остальной мир словно отрезало. Никакие посторонние звуки не проникали в тяжелую машину, оставив их наедине друг с другом.

Ли посмотрел на жену, сидящую рядом с ним. Ее лицо было вызывающе надуто, и от нее исходила самоуверенность. Это почти рассмешило его, но его раздражение не позволяло чему-либо, похожему на радость, слететь с его губ.

Он отвел от нее глаза, чтобы подавить желание задушить. Глядя прямо перед собой, он протянул руку.

– Ли...

– Ключи! – прервал он.

Вздохнув, она вложила их в его ладонь.

Первые пару кварталов единственным звуком в грузовике было жужжание двигателя. Даже радио было выключено. Глаза Ли смотрели прямо на дорогу, а Реджина смотрела в пассажирское окно, наблюдая, как перед ее глазами проносится мир.

Наконец, она обрела голос, хотя он и надломился, когда она грустно спросила:

– Что мы делаем, Ли?

– Не знаю, – был его краткий, честный ответ.

Она поерзала на сиденье и повернулась к нему лицом. Его челюсть была плотно сжата и напряжена, а голова направлена прямо перед собой. Она заметила, как его глаза переместились вправо, чтобы увидеть ее, но быстро вернулись к взгляду через лобовое стекло.

– Прошло пять месяцев, – умоляюще сказала она.

Он, наконец, повернулся, чтобы встретиться с ней взглядом. Его губы сжались, когда он сказал:

– Прошло гораздо больше времени.

Зная, что он имеет в виду на самом деле, она могла лишь вздохнуть и снова посмотреть в окно.

Наступило молчание. На этот раз он первым нарушил его вопросом, который не давал ему покоя каждую ночь, прежде чем он проваливался в свою беспокойную бессонницу.

– Ты встречалась с ним, с тех пор как я ушел?

На самом деле она ждала этого вопроса, при мысленный репетициях этого разговора он возникал одним из первых.

– Нет. Не таким образом.

– Не таким образом? – фыркнул он. – Что это вообще значит?

– Это значит, что я вижусь с ним на работе. Мы проходим мимо друг друга по коридорам. Мы даже иногда работаем с одним и тем же пациентом. Но мы не были... вместе. Не таким образом.

Он кивнул, не поднимая головы.

– Вы вообще разговаривали? О чем-то большем, нежели работа?

Реджина сделала паузу, чтобы сформулировать слова, которые хотела высказать. Было жизненно важно, чтобы она правильно передала свое сообщение. Она осторожно ответила:

– Да. Когда ты уехал, я была в смятении. Он все время спрашивал, как у меня дела... и я ему рассказала.

Ли пришлось долго моргать, в то время как из его горла вырвался рык. Ревность и гнев пронзили его. Видя его реакцию, Реджина быстро добавила:

– Он хотел возобновить отношения, но я ему отказала. Это ни к чему не привело.

– Значит, между вами все кончено?

– Да.

Он хотел ей верить; Боже, как он хотел! Его любовь к ней умоляла, чтобы это было правдой. Но он не мог. Да и как он мог? Как они могли доверять друг другу, после того как полностью разрушили фундамент, на котором был построен их брак?

Он повернулся, чтобы впервые посмотреть ей в глаза. Его глаза были полны сообщения: «Как мы можем доверять друг другу после всего, что произошло?»

Она отвела взгляд и вытерла влагу со своей щеки.

– Не знаю. Но если ты не можешь мне доверять, тогда просто поверь, что я устала бегать, прятаться, молчать. Поверь, что я готова идти вперед по жизни. А для этого нужно быть с тобой честной. По правде говоря, я просто слишком устала, чтобы лгать тебе. Мне остается лишь надеяться, что ты чувствуешь то же самое.

Поездка снова продолжилась в тишине. Ли понял, что едет бесцельно. В голове не было никакой цели, по крайней мере, пока с ним в машине была Реджина. Он просто ехал на автопилоте, позволяя дороге вести его туда, куда она хочет.

Со своей стороны, Реджина не жаловалась и не предлагала, куда ему следует ехать. Несмотря на всю печаль и неловкость, это было своего рода катарсисом – наконец-то озвучить мысли, которые в последнее время крутились у нее внутри. Как она и сказала, она была измотана.

К тому же, она очень скучала по нему.

Она протянула руку через пропасть и нашла его руку. Она знала, что это – риск. Он мог отпрянуть от нее, как от какого-то болезненного отклонения природы, но решила рискнуть, ведь он скучал по ее прикосновениям так же, как и она по его.

Он не отстранился. Через несколько секунд она даже почувствовала, как он сжал ее руку.

– Я люблю тебя, Джина. Я чертовски ненавижу тебя, но я тебя люблю.

***

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ:

Один шаг вперед, огромный скачок с разбегом в обратном направлении.

Так думала Реджина, наблюдая за тем, как полицейский осторожно придерживает голову ее мужа, чтобы та не ударилась о дверную раму, когда его усаживали на заднее сиденье патрульной машины. Закованные в кандалы запястья Ли были скреплены за спиной, словно он был обычным бандитом.

Их глаза встретились через окно, когда дверь закрылась. Печаль и унижение на его лице совпали с тем, что было у нее в животе. В течение кратчайшего из душераздирающих мгновений он смотрел на нее, прежде чем отвернуться.

В то время как Ли сидел в патрульной машине с угрюмым выражением лица, Брайана осторожно поднимали в машину скорой помощи. Его лицо уже начало опухать, и у него были признаки сотрясения мозга. Несмотря на то, что отделение неотложной помощи находилось в другом конце здания, врачи скорой помощи не хотели рисковать дальнейшими повреждениями во время транспортировки. Они решили, что лучше пристегнуть его к каталке, посадить в машину скорой помощи и проехать полквартала.

Это все моя вина, – думала Реджина, закрывая рот руками и плача. Ей хотелось убежать, спрятать лицо и больше никогда его не показывать. Вокруг нее раздавался ропот ее коллег, наблюдавших за развитием драмы.

Несомненно, ее страдания были увлекательным развлечением, желанной передышкой от монотонного дня.

Когда моя жизнь превратилась в мыльную оперу? – спросила она себя, когда полицейская машина и скорая помощь разъехались в разные стороны. Все что она могла, это стоять и смотреть, как оба мужчины в ее жизни исчезают, оба направляются в мрачный пункт назначения.

ЧАСОМ РАНЕЕ:

Наконец-то! – подумала Реджина, отбиваясь на терминале. Пятки у нее болели при каждом шаге, несмотря на удобные белые Reebok's, которые она носила вместе с формой медсестры.

Идя к лифту, она помахала на прощание встречным медсестрам. Ее разум дразнил ее мыслями о теплой пенной ванне и любимых шоу на DVR. Все, что она хотела, это выбраться из этого лифчика, который начал врезаться ей в кожу.

Несмотря на рабочий день, затянувшийся на два часа, она чувствовала энергию, которой не ощущала уже давно. На ее бледных как у зомби щеках появился румянец; в ней появилось дыхание жизни, которого раньше не было. Вчера между ней и Ли что-то случилось, прежде чем он подвез ее к машине. Она не знала, что это значит, и как будут развиваться события. Все что она знала – это что впервые за несколько месяцев смогла поговорить со своим мужем. Не только поговорить, но и увидеть его, почувствовать его запах, прикоснуться к нему. То, что он был так близко к ней после столь долгого отсутствия, что-то всколыхнуло в ней, пусть даже он сказал, что ненавидит ее.

Она повернула за угол, чтобы пройти к лифту, и замерла на месте. У лифта, прислонившись к стене, стоял Брайан и смотрел в свой мобильный телефон. Очевидно, он ждал того же лифта, что и она.

За последние несколько месяцев отношения между ними стали неловкими. Конечно, это была ее вина, как и все остальное в ее жизни. Она виновата в том, что бездетна; она виновата в том, что ее муж сбежал и сделал беременной другую женщину; она виновата в том, что сейчас они – на грани развода.

А теперь она виновна в том, что сердце другого мужчины будет разрушено ураганом Реджина.

Одиночество дает человеку время подумать. И Реджина думала, даже когда ей этого не хотелось. Она была вынуждена снова и снова пересматривать свой брак. Даже во сне ролик продолжал крутиться.

За последние несколько месяцев одно стало для нее предельно ясным; яснее, чем когда-либо. Суть ее супружеских проблем заключалась не в том, что Ли изменил, не в ее выходных и даже не в многочисленных выкидышах и неспособности родить ребенка. Суть их с Ли супружеских бед заключалась в том, что в их общении образовалась пропасть размером с Большой Каньон.

И не для того, чтобы огорошить этим весь школьный двор, но она сама это начала.

В общении есть одна забавная вещь, маленький, непризнанный факт, который большинство людей упускают из виду. Общение никогда не прекращается, даже при отсутствии слов. На самом деле, молчание говорит громче, чем может кричать любой голос.

Оно говорит, что я равнодушна.

Оно говорит, что твои проблемы для меня неважны.

Оно говорит, что ты не имеешь значения.

Если Ли получал именно такие сообщения, то с чего бы ему не изменить? Почему он должен оставаться рядом с ней, несмотря ни на что, к лучшему или к худшему, пока они не расстанутся?

Как он мог все еще любить ее?

Но он любил. Несмотря на все это, он все еще ее любил. Даже сказал об этом вчера.

Это прозрение пришло одновременно с другим, не менее ценным, хотя оно должно было быть очевидным. Брайан не был решением ее проблемы. На самом деле, он был совершенно новой проблемой, созданной ее собственными руками. И, пожалуй, еще большей.

Реджина знала, что финальное столкновение должно произойти. Оно даже запоздало на около пяти месяцев. Она делала все возможное, чтобы избегать разговора о них двоих. Она видела в его глазах ожидание, каждый раз, когда он говорил с ней. Казалось, он затаил дыхание и ждет.

Почему мужчины в ее жизни так поступают? Почему они просто «ожидают», что она выйдет из состояния печали и будет с ними такой, как они хотят? Как будто они поставили ее печаль на таймер и ждали звука «динь».

Глаза Реджины быстро метнулись к лестничной клетке, а мозг быстро оценил, сможет ли она пробраться туда незамеченной. Она знала, что рано или поздно ей придется столкнуться с Брайаном. Она неоднократно отказывала ему, когда он приглашал ее на свидание, но так и не смогла забить последний, окончательный гвоздь в крышку гроба. Какая-то часть ее души надеялась, что, в конце концов, он поймет намек.

Такое когда-нибудь случается? К сожалению, жизнь так просто не сворачивает наши проблемы.

Она позволила своим мыслям разбежаться, обдумывая возможные варианты. Брайан повернулся и увидел, что она стоит рядом. Их глаза встретились, и с улыбкой на лице он сказал:

– Привет, незнакомка.

– Привет, – ответила она с минимальным теплом.

К счастью, лифт «дзынькнул», двери разъехались в стороны, и неловкость прошла. Оба вошли внутрь. Мольбы Реджины о еще одном пассажире не были услышаны, когда двери перед ними закрылись.

Пол под ними дрогнул и начал опускаться. Она смотрела прямо перед собой, глядя на свое задумчивое отражение в блестящих зеркальных дверях.

Глаза Брайана встретились с ее глазами в отражении. Он в замешательстве смотрел на нее.

Время пришло. Она чувствовала это. Забавно, но он тоже это чувствовал.

– Джина... – начал, было, он, но его прервали.

Сорвав пластырь самым резким образом, она просто сказала:

– Все кончено, Брайан, – прежде чем он успел закончить предложение, готовое сорваться с его губ. Не было необходимости затягивать; не было необходимости в бессмысленном диалоге, который закончится только этими тремя словами. Разговоры могли лишь дать ему ложную надежду на то, что ее любовь может быть предметом переговоров.

Он несколько раз моргнул, прежде чем сказать:

– Что?

На этот раз она повернулась к нему лицом. С глубоким, пронизывающим взглядом она повторила:

– Между нами все кончено. Мы должны официально покончить с этим, чтобы оба могли двигаться дальше.

– Что значит «все кончено»? – спросил он, его замешательство уступило место незнакомой боли. Не так уж часто его отвергали.

Она не ответила. Вместо этого повернулась и снова стала лицом к двери. Она уже сказала все что должна была. Если скажет что-нибудь еще, это лишь размоет смысл сказанного.

Как только двери на нижнем этаже открылись, Реджина не оглядываясь пошла прочь. Она даже не замедлила шага, услышав, как Брайан зовет ее по имени. Решительными шагами она быстро вышла из автоматических дверей, ведущих на улицу.

После ошеломленного мгновения Брайан собрался с мыслями и ускоренным маршем догнал ее. Его рука схватила ее руку в районе локтя, чтобы удержать на месте, но она крутанулась и вывернулась из его хватки.

Ее глаза пронзили его серьезностью, которая не вызывала сомнений. Строгим голосом она повторила в третий раз:

– Брайан, все кончено. У нас ничего не получится.

Увидев, как он опустил глаза, она сказала более мягким голосом:

– Наверняка ты это видел?

– С какой стати я должен это видеть? – сказал он, не скрывая в голосе обиды. Он тяжело выдохнул через нос, как бык. Несмотря на гнев в его голосе и на лице, в его глазах была только боль.

Все что она могла сделать, это покачать головой. Она терпеть не могла этого, правда, не могла. По правде говоря, он заслуживал большего. Он был к ней добр, несмотря на свою репутацию бабника. Но она должна была поступить именно так. Она должна быть холодной. Это был единственный способ заставить его понять. Ему нужно было избавиться от этих выходных, найти кого-то еще, у кого было бы гораздо меньше багажа.

– Прости, – искренне сказала она.

– Прости? И это все? Ты просишь ебаного прощения? После всего что было, все, что я получаю – это извинения?

Реджине требовалось уйти от него. Она не хотела, чтобы он видел слезы, наворачивающиеся на глаза. Поэтому она отвернулась и пошла к своей машине, надеясь, что он за ней не последует.

В идеальном мире он бы понял намек. Пробормотав под нос какую-нибудь вариацию слова «сука», он бы зарычал, сел в свой «мустанг» и уехал.

Но этот мир не идеален. Брайан не был из тех, кто умирает молча.

Как она могла просто притвориться, что ничего ко мне не чувствует, как будто эти выходные ничего не значат? – подумал он, чувствуя, как его переполняет разочарование от того, что от него отмахнулись. Этого никак не могло случиться. Знает ли она, сколько женщин хотели бы оказаться на ее месте; сколько из них умоляли его о частичке его сердца?

Нет. Это не должно закончиться так. Все будет кончено лишь тогда, когда он скажет, что это конец.

Когда она подошла к своей машине, его охватило чувство дежавю. Он бросился к ней, быстро прижав ее к машине всей тяжестью своего тела. Прижавшись губами к ее уху, он прошептал:

– Джина, я знаю, что ты что-то чувствуешь ко мне. Не прячься от этого. Ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя.

В последний раз, когда она была в этом месте, ее тело взывало к нему. Ее грудь, ее соски, ее попка, ее влагалище – все жаждало этого мужчину. Чувствуя его так близко к себе, она хотела растаять в его объятиях и на его кровати.

Но сейчас она чувствовала лишь усталость. Она так устала быть такой. Почему она всегда причиняет боль другим?

– Брайан, пожалуйста. Ты должен меня отпустить, – умоляла она.

– Нет. Я не отпущу тебя, – прошептал он, начав ласкать ее шею. Его руки скользнули вниз по ее телу и добрались до попы. Она почувствовала, как его пальцы сжали каждую ягодицу и слегка раздвинули их.

Этот акт близости был слишком знакомым. Более того, он казался прямо-таки захватническим.

Ее симпатия к нему начала тонуть, по мере того как нарастала волна разочарования. Эта игра в маленького мальчика надоела. По какой-то причине каждый раз, когда ее рот произносил «нет», его уши слышали «постарайся меня убедить».

Она должна была быть прямолинейной. Она не могла оставить места для неверного толкования.

– БРАЙАН, ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ! – закричала она во всю мощь своих легких, когда нашла в себе силы оттолкнуть их обоих назад. Она повернулась и столкнулась лицом к лицу с Брайаном, который был в недоумении. Его глаза смотрели одновременно обиженно и растерянно.

– Джина, детка, в чем дело? Почему ты обращаешься со мной как с врагом?

Тот факт, что он был в замешательстве, возмутил ее, учитывая, что она выразилась совершенно ясно.

– Я отношусь к тебе не как к врагу. Я отношусь к тебе как к парню, который не может принять отказ! Ты думаешь, что можешь заставить меня любить тебя по своей воле? Вбей это в свою голову! Между нами... все... кончено. Конец. Капут. Мертвы и похоронены. Этого не будет!

Брайана осенило какое-то откровение. Это была нелестная картина его самого в подобной ситуации; угол зрения, которого он не видел. Видя, как она стоит здесь, кипя от гнева, он вспомнил... себя. Это было почти как...

Вот дерьмо.

Что посеет человек, то и пожнет.

Галатам 6:7-9

Он где-то слышал этот библейский стих, но не мог вспомнить где. Это было неважно; важна была причина, по которой тот всплыл в его голове в этот решающий момент.

Так много раз в своей жизни он был на другой стороне этого разговора, что удивился, как он не распознал иронию. Как могло случиться, что все так перевернулось? Когда он стал навязчивой стервой, умоляющей кого-то его полюбить?

Именно так чувствовала себя Вилма и все остальные женщины. Униженными. Ничтожными. Отброшенными в сторону. Незначительными.

Его заполнило унижение, вытесняя боль. К нему пришло осознание, когда он вспомнил истину, сказанную ему отцом, перед тем как тот попал в тюрьму.

Никогда не отдавай свое сердце женщине. Они – ужасные существа, которым нельзя доверять. Красивые слова, что слетают с их уст, – всего лишь сиюминутная правда. Они говорят о любви, жаждут ее, но вскоре она им надоедает.

По крайней мере, до тех пор, пока не появится следующая лучшая вещь. Это как гипергамия – вступление в брак с лицом более высокого социального статуса.

Мрачная шутка заключается в том, что после того как они разобьют твое сердце, высосут мозг из твоих костей и выбросят твое безжизненное тело, они перевернут все на сто восемьдесят градусов и сделают злодеем тебя в своей героической автобиографии.

Так почему бы не быть им с самого начала? Лучше быть львом, чем газелью.

Знакомая ухмылка начала кривить губы Брайана. Холодное высокомерие заслонило его глаза, когда лев вернулся на пастбище. Ебать ее. Ебать всех этих сучек. Здесь и сейчас он дал молчаливую клятву никогда больше не отдавать себя на милость женщины.

С возвращением, Брайан.

Из его горла вырвался смех. С усмешкой на лице он сказал:

– Этого не будет? Да это уже есть, милая! Много раз.

Он наслаждался растерянностью в ее глазах, когда она встретилась взглядом с ним настоящим. С восхитительной жестокостью он издевался над ней, говоря:

– У меня потом несколько дней на спине были следы от царапин. Не притворяйся, что забыла о тех выходных теперь, когда задрала нос.

Внезапная перемена выбила Реджину из колеи. Чувствуя необходимость защищаться, она сказала:

– Я не задираю нос. Просто пытаюсь быть с тобой честной. Ты этого заслуживаешь.

Его ухмылка становилась все шире и шире, пока ее уже невозможно было сдерживать.

– Пожалуйста, не говори мне эту чушь про «ты заслуживаешь лучшего». Последнее, что мне нужно, это твоя гребаная жалость. Можешь приберечь это дерьмо для себя. Ты – сумасшедшая сука, у которой перепады настроения чаще, чем у беременной женщины.

При этих словах он драматически ахнул и прикрыл рот рукой, как будто сказал что-то не то. Фальшивым извиняющимся шепотом он передразнил ее:

– Виноват. Я не хотел ставить тебя в один ряд с беременными!

Это было похоже на удар под дых. Весь воздух вышел из ее тела, а на лице появилось страдальческое выражение. На глаза навернулись слезы, когда она посмотрела на этого жестокого человека, стоящего перед ней. Вся его личность изменилась. От него исходила ледяная, садистская аура.

Это был не тот человек, с которым она улетала. Он не был тем парнем, который с состраданием слушал, когда она изливала ему свое сердце, рассказывала свои самые глубокие страхи и истины. Это был кто-то, кого она не знала.

– Пошел нахуй, Брайан! – гневно выплюнула она.

Это вызвало у него еще один издевательский смех.

– Разве ты не обратила внимания? Ты уже делала это... МНОГО раз! Конечно, мне приходилось иметь дело со всеми этими постоянными жалобами на то, что ты потеряла этого чертового ребенка. Я имею в виду, ты так и застряла на этом дерьме! Выкидыши – это печально, но они случаются постоянно. Большинство переживают это, а не погрязают в нем. Но не Джина! Нет, Джина выжимает из этого все сочувствие, которое это ей приносит. Ты используешь эту отмазку, чтобы делать то, что, блядь, хочешь. Ждешь, что люди тебя обнимут и скажут, что ты не виновата в том, что ты – такая эгоистичная сука. Неважно, что ты делаешь и кого при этом раздавишь, ты – жертва! Удивительно, что твой муж не бросил тебя раньше!

Его слова вызвали у нее боль. Ей казалось, что на нее совершается физическое нападение. У нее не было ответа на его слова, никакого ответа. Все что она могла, это сидеть и чувствовать, как на нее действует каждый слог.

Брайан посмотрел на нее, сжавшуюся перед ним. С выражением отвращения он покачал головой и сказал:

– Ты ничего не стоишь, как и все они.