Когда на следующей неделе, как раз во время запланированного обеда, возле книжного магазина появился Дерек, я чуть не крикнула охране. Но не сделала этого. Я бы хотела сказать обычную фразу типа: «О, я не знаю почему, просто возникла эта внезапная нерешительность». Но точно знаю почему. Иссяк мой колодец. И его тоже. Притворяться смысла не было.

Я зарычала:

– Что на этот раз, придурок?

Он поднял руки вверх, пытаясь меня успокоить.

– Прости, Элли. То, что я сделал тем вечером, было неправильно. Я не... – Он повесил голову. – Господи, я – такой кусок мусора.

– Не спорю. – Боже, какой жалкий ублюдок.

Он кивнул, все еще согнув шею и опустив глаза.

– Я этого заслуживаю. Заслуживаю. Но не хочу останавливаться.

Полагаю, он сразу же понял, на что только что намекнул, и его лицо вскинулось вверх, на нем была паника.

– Только не это! Не то... Я имею в виду, другое. Творчество. Это было так... Это... – Он вытащил из кармана телефон. – Всего пять минут, Эль. Просто дай мне пять минут, и я уйду из твоей жизни навсегда, если захочешь.

Я проворчала:

– Ладно.

Я должна была сказать ему, чтобы он уходил. Должна была придерживаться того, что говорила себе. Но оказалась слаба. Всего ведь пять минут.

Мы нашли место в маленьком бистро, в которое зашли впервые, когда начали обедать вместе. Он протянул мне свой телефон и наушники, затем указал трек, который я должна включить. Тот был возвышенным. Это был трек, на котором мы забуксовали, когда по пьяни я позволила ему трахнуть себя. Когда мы воспользовались старым решением и создали новую проблему. Когда я, помогая создать нечто чудесное и прекрасное, сделала нечто уродливое и ужасное.

Первый трек закончился, и я перешла ко второму. Всего их было пять, все разные, все невероятные. Музыка Дерека. Тихи, в основном, мои, смешанные отрывки из наших мозговых штурмов, которые он превратил в нечто поистине великое.

Я показала ему свою работу. Он открыто плакал; уже много лет я не видела Дерека плачущим, с тех пор как мы были детьми, после того как отец избил его до крови за то, что он наговорил лишнего. Мы сочиняли стихи и музыку; лучшее, что когда-либо создавали. Возможно, произведения искусства, которые выдержат испытание временем. И все, чего мне это стоило, – пятнадцать минут под эгоистичным засранцем, которого я когда-то любила. Этого и всякого представления о том, что я – верная женщина для лучшего в мире мужчины.

Я не хотела опять трахаться с Дереком. А он вовсе на этом и не настаивал. Не знаю, притворялся ли он тогда, или им на самом деле двигало искусство. Но с того обеда и до того момента, когда он уехал из города в следующий тур пару недель спустя, наши отношения были исключительно партнерскими, творческими. Он ко мне даже не прикасался, разве что вскользь: поднимая меня с диван-кровати, когда пора было уходить, стучал по плечу, когда хотел привлечь мое внимание. Ничего сексуального, ничего романтического.

После этого мои ночи с Тимом стали еще более неистовыми. Меня подстегивало новое творчество, но также и сильное чувство вины. Я вроде и не изменяла ему, но оставалась на пути искушения. Не потому, что хотела Дерека, а потому, что хотела создавать искусство, и знала, что в какой-то момент мы снова зайдем в тупик. Я пыталась сказать себе, что как только он уедет в турне, все закончится.

Мой бак оставался наполненным еще с неделю после отъезда Дерека. Я продолжала создавать вещи, которые, хотя и не достигали вершины того, что я сделала после постыдного момента слабости, но были не так уж далеки от него. Но, в конце концов, опять иссякла. Тим понял, что что-то не так: я стала менее ласковой чем раньше, еще до того как в книжном магазине появился Дерек, в тот первый раз. Это длилось с неделю, прежде чем я забыла об этом. У меня все еще есть любовь всей моей жизни, и этим я утешалась.

Утешалась.

Даже сейчас я съеживаюсь от того, что уже начала ставить свою любовь к нему после любви к писательству.

***

Когда через четыре месяца Дерек вернулся после своего очередного турне, мы с Тимом были помолвлены. Я уже решила, что с Дереком у нас больше ничего не будет. Мы можем писать вместе, и это все. Если застрянем, пусть он найдет какую-нибудь шлюху, а я займусь любовью со своим женихом. А после соберемся вместе.

План был хорош. Элегантен. Прост. Бессмысленен.

Мы попробовали. Застряли на сложном куплете, и я пошла домой к Тиму. Мы провели ночь вместе, как всегда, когда я работала с Дереком, ночь, наполненную страстными и интимными занятиями любовью. Но после того как он уснул, я обнаружила, что мои собственные сольные попытки все еще находятся в тупике. Не совсем: я могла написать кое-что, хотя и ничего качественного. Но еще до того как вернуться в однокомнатную квартиру Дерека, я поняла, что проблема не разрешилась сама собой.

Мы застряли на неделю. Я продолжала пытаться преодолеть это с Тимом, Дерек же мог пытаться с разными шлюхами, а мог просто ждать меня. Он был лжецом, даже если я этого еще и не знала. Я занималась этим ради искусства, а не ради него. Он же к тому времени был заинтересован как в том, так и в другом, и был совершенно счастлив играть в долгую. Ему нужно было всего лишь определенное число песен, а мы, за несколько недель до и после последнего тура, уже придумали на дополнительный альбом. Ему просто требовалось, чтобы я впала в отчаяние и сделала то, чего он хочет.

И я сделала. Пыталась убедить себя, что не изменяю Тиму с Дереком, а просто делаю то, что мне требуется для моего творчества. Если это звучит до абсурда глупо и напыщенно, помните, что я была едва достигшей двадцати одного года студенткой по английскому языку. Соответственно скорректируйте свои ожидания.

Этот момент.

Это тот момент, когда я могу указать на время и сказать, без колебаний и однозначно: «Я сделала плохой выбор». Не ошибку, а именно плохой выбор. Я знала, что рискую всем ради чего-то, что не должно было иметь такого значения, как любовь моего жениха. Я сделала это, зная, что оно неправильно. Сделала это, и у меня нет оправданий.

На этот раз я не могла отрицать, что мое тело отвечает Дереку: он искусный любовник, и даже если довольно эгоистичен, теперь я знаю, что он пытался меня привлечь, пытался сделать это для меня настолько хорошо, насколько только мог. И это сработало. Мое предательское тело откликалось на его ласки, и я испытала оргазм, выкрикивая чужое имя, впервые с тех пор как встретила Тима. После этого, когда почувствовала, что облака рассеиваются, и поняла, что мы сможем закончить песню, я осознала, что не только секс подпитывал наше сотрудничество, но и связь, которую мы разделяли. Та, что мы разделяли с самого детства.

После этого опять полились слезы, но мы вернулись к работе и обнаружили, что преодолели блок в написании. Однако я не могла сосредоточиться, когда мы закончили тот маленький кусочек, которого не хватало. Все, о чем я могла думать, это о том, что сделала и с кем это сделала. Дерек успокаивающе заговорил:

– Эль, детка. Я знаю... И тоже не горжусь этим, понимаешь? Но это то, что нам нужно для работы. Чтобы мы работали. Знаешь... – он вздохнул. – Ты ведь знаешь, что Тим тебя любит, да?

Я огрызнулась:

– Пошел ты, придурок. Конечно, я знаю, что он любит. Не пытайся представить это словно некую жертву, которую он приносит ради меня. Или ради искусства. Или ради какого-то другого дерьмового оправдания, которое ты пытаешься придумать. Он не может принести жертву, о которой не знает.

Он покачал головой.

– Это не так, Элли. Я... – Он сделал паузу. – Когда мы были детьми, когда я гастролировал, и ты позволяла мне... быть с другими женщинами. Я никогда не тыкал тебе этим в лицо, верно? Всегда делал все возможное, чтобы держать это отдельно.

Я открыла рот, чтобы заговорить, но он меня остановил.

– Просто... просто выслушай меня, ладно?

Я угрюмо кивнула.

– Ты смогла это сделать, потому что доверяла мне, верно? Потому что мы могли говорить об этом. Это сделало нас обоих счастливыми, и ты справилась со своей ревностью настолько, настолько хорошо, детка. Я был в восторге от этого, Элли.

Я сверкнула глазами, но он продолжил:

– Мы оба с тобой знаем, что Тим не может такого сделать. Он никогда тебя не простит. Он любит тебя, детка.

Он отвернулся.

– Любит больше чем я, насколько могу себе представить. Любит настолько, что подарил тебе твои мечты.

Затем его глаза снова нашли мои.

– Но ЭТО он дать тебе не может. Он бы дал, если бы мог, я знаю. Элли, если бы ты могла найти способ делать это без меня, творить без меня, ты бы это сделала. И я бы сам тебе это посоветовал. Ты ведь знаешь это, правда?

Эта дружелюбная, грустная улыбка. Та, что заставляла девушек думать, будто он такой душевный. Теперь я ее ненавижу.

Я кивнула. Не должно было быть так легко убедить меня, но это случилось. Он продолжил:

– Ты мне говорила, насколько хорошо тебе с ним, когда ты работаешь со мной. Как много ты можешь тогда для него сделать. – Я стиснула зубы. – Я не говорю... не пытаюсь сказать, что ему лучше из-за нас.

«Нас». Его фраза должна была стать подсказкой. Не «наше сотрудничество» или «наша работа», а «мы». Я должна была понять это тогда, но он поймал меня, когда я была в смятении и искала оправдание, чтобы сделать то, чего хотела в глубине души.

– Я просто говорю, что то, что мы делаем здесь, ничего не отнимает у него. Я не позволю этому случиться, детка. Он всегда будет твоим приоритетом, насколько я понимаю. И я уверен, что ты чувствуешь то же самое.

Я слегка кивнула, молчаливо соглашаясь с дьяволом, что продажа моей души на самом деле не такая уж большая проблема.

– Тогда будь для него всем, чем можешь быть, Эль. Будь... больше, как когда мы работаем вместе с тобой. Как была для него при этом. Не давай ему понять, что ты в чем-то виновата; я знаю, что ты винишь себя, потому что ты такая хорошая, детка. Такая чистая.

Чертов ублюдок.

– Не рискуй его счастьем, из-за того, что мы слабы. Потому что, Элли, мы с тобой оба знаем, что будем продолжать быть слабыми вместе, по крайней мере, сейчас.

И мы были. Сексом мы занимались редко. Раз в неделю в лучшем случае. Часто не чаще двух-трех раз в месяц. Но он медленно прокладывал себе путь обратно в мое сердце. Тогда это не было любовью, но появилась привязанность. Когда я была с ним, то была с ним. Когда была с Тимом, я была с Тимом. Я это разделяла. Всякое чувство вины, которое ощущала, я направляла в мои творения, будучи с Дереком, и – в мою любовь, когда была с Тимом. Это работало. Иногда я чувствовала себя полной сукой, в самом начале большую часть времени. Но, эй, мы должны страдать ради нашего искусства, верно?

Мы с Тимом поженились, и мне почти год удавалось держаться вдали от Дерека. Но он пришел, и я оказалась слаба. Я по нему скучала. Я поняла, черт возьми, что скучаю по нему, а не только по нашему сотрудничеству. Там, где я надеялась, что «нас» больше никогда не будет, были «мы». Я не любила его так, как любила Тима; и не думаю, что когда-нибудь смогу полюбить так же. Но моя обида угасла, оставив после себя то, что я могла честно признать романтической любовью к своему старшему другу. Из-за этого я чувствовала себя еще более виновной, но даже это со временем исчезло.

Мы снова стали близки, эмоционально близки. Затем, в знак этого, мы стали более близки физически. Он хотел перестать пользоваться презервативами, потому что скучал по тому, что мы чувствовали вместе, я тоже. Мы нашли способ сделать это безопасным или, по крайней мере, как можно более безопасным. Он пообещал постоянно предохраняться во время тура, соблюдать целибат в течение месяца перед возвращением домой, и мы возобновляли наши занятия любовью – черт возьми, когда это стало любовью вместо секса? – только после того, как у него был чистый результат теста. Мы занимались любовью чаще, больше не ограничиваясь только необходимостью преодолеть какой-то блок. Это все еще было моей главной причиной, но уже не единственной.

***

Мой брак с Тимом по-прежнему был прекрасен. Я знаю, это звучит безумно, учитывая, что я только что вам рассказала, как позволяла своему парню-музыканту трахать себя без защиты после его возвращения с гастролей, потому что я так сильно его любила. Но все равно это правда. Когда Дерек исчезал, за исключением обычных недели или двух спада моего энтузиазма, когда угасало мое творческое пламя, нам с Тимом вместе было замечательно.

Даже в моменты, когда я была не в себе, по любви и близости я бы поставила нас в один ряд с любой другой парой, которую мы знаем. Мы наслаждались обществом друг друга, радовались нашим совместным дням, занимались любовью большую часть ночи. Когда рядом был Дерек, это было еще большей правдой. Мой творческий огонь снова зажигался, ярким маяком освещая всю ту любовь, что я испытывала к мужу, когда была с ним.

Тим позволил мне воплотить в жизнь мою мечту, мою сказку. Дал мне почувствовать себя в безопасности и любимой, он заботился обо мне, обеспечивал меня. Я смогла продолжать работать в книжном магазине на полставки, потому что его зарплаты хватало, чтобы мы могли себе это позволить. Обычно я приходила домой раньше него, готовила ужин, убиралась в доме и делала все другие домашние дела, которые мне хотелось делать. Он был моим кормильцем. Я была его домохозяйкой. Я любила его. Любила нас. Любила то, чем мы были вместе, и была уверена, что вместе мы будем всегда.

Эта любовь и привела к концу нашего счастья. Эта любовь и моя глупость. Мы с Тимом решили, что хотим сделать следующий большой шаг. Хотели завести детей. Дерек уехал в турне, а я перестала принимать таблетки. В тот момент мы с мужем занимались сексом буквально каждый вечер. Конечно, конечно я должна была забеременеть до возвращения Дерека. Я уже решила, что, несмотря на то, как сильно я люблю наше творчество, и как сильно меня волнует Дерек, именно тогда я порву с ним отношения. Мы с ним поговорили об этом, и он согласился. Я никогда не узнаю, был ли он искренен в этом или после попытался бы вернуть меня, но мне хочется думать, что к тому времени он на самом деле любил меня достаточно, чтобы отпустить.

И я забеременела. Это случилось в тот период, когда могло случиться от любого из моих любовников.

«Как ты можешь быть такой глупой?» – спросите вы. Все просто. Дерек вернулся. Сделал тест. Мы отпраздновали, пользуясь презервативами. Презервативами из его прикроватной тумбочки. Презервативами, которыми не пользовались в течение трех лет. Презервативами, у которых давно истек срок годности.

Оба выпили. Ведь праздновали, помните? В пьяной похоти мы не заметили, что резинка порвалась, пока он не вошел в меня. Тогда я это точно заметила. А потом и он. В тот момент мы запаниковали. Этого ни в коем случае не должно было случиться. Никто из нас не хотел, чтобы у меня был его ребенок. Он вообще никогда не хотел иметь детей.

Я подумывала о плане Б, но просто не смогла. Что если я уже ношу ребенка Тима? Мы занимались этим днем и ночью в течение нескольких месяцев, а в последнюю неделю, когда Дерек вернулся, а я снова начала писать, и это стало вдвойне актуально.

Я не думала, что в тот вечер у меня было окно фертильности, но мой цикл всегда был нерегулярным. Мы просто надеялись на лучшее и позже в тот же день купили свежие презервативы. Я же не собиралась прекращать трахаться со своим парнем, верно? Это было бы безумием.

***

Жизнь шла своим чередом. Мы старались не замечать слона в комнате. К тому времени я могла бы преподавать мастер-класс по отрицанию, а Дерек вообще был из тех, кто любит «жить мгновением». Даже если мы и чувствовали друг к другу какую-то любовь, стимулом наших отношений все равно было совместное творчество, и мы шли на это до последнего. Мы знали, что, так или иначе, это, вероятно, будет наш последний раз вместе, и собирались расстаться красиво.

Очередные месячные не пришли. Реакция Дерека была очень простой:

– Еб твою мать!

Я ждала несколько дней, надеясь, что это просто очередная нерегулярность моего тела. Это оказалось не так. Я сделала тест, потом другой, третий. Я – беременна.

Мы ждали результатов еще почти месяц. Как я уже говорила: отрицание. Наконец, приближалось время, когда Дереку было пора отправляться в свое очередное турне. Утром я встретилась с ним, придя в его квартиру.

– Нам придется все рассказать Тиму.

Он нахмурил брови.

– Ну, да. Ты беременна. В конце концов, он это поймет.

Все еще такой остолоп.

– Нет, Дерек. Мы должны будем рассказать ему все. О нас. О тебе и обо мне. О... о том, что отцом можешь быть и ты.

Его глаза сделались дикими.

– Что?! Нет, зачем нам это? Мы не... он не должен знать!

– Дерек, подумай сам. У тебя темные волосы, темные глаза и оливковая кожа. Мы же с Тимом оба бледные и светловолосые с голубыми глазами. Я никого не знаю на стороне своего семейного древа, но вся семья Тима похожа на викингов. Если ребенок родится и не...

Я позволила себе замяться и ждала, пока он продолжит.

–.. .Блядь. – Он вздохнул. – Так... так, что же нам делать?

– Я поговорю с ним. Постепенно все ему расскажу. Сейчас я как бы складываю речь в своей голове. Ему будет больно, но я его знаю... во всяком случае, думаю, что знаю. Он... Я смогу заставить его изменить свое мнение. Уверена в этом.

Я отвернулась.

– Но что бы ни случилось, мы с тобой расстаемся. Он ни за что не согласится даже на случайный контакт между нами. Прости. Просто так должно быть.

Он взял меня за руки.

– Эль, нет, не надо... Я понимаю. Пожалуйста, не надо... Я понимаю, детка. Это – твоя жизнь, твоя семья. Я был... – Он заплакал. – Мне так повезло, что ты была моей музой. Моим другом. Моей...

Он этого не сказал. Мы никогда не говорили вслух; мы оба знали, что он был моим бойфрендом, а я – его девушкой. Но если бы сказал это, все стало бы слишком реальным. Слишком тяжелым.

– Я буду в порядке. – Он усмехнулся. – Сейчас у меня накопилось песен примерно на четыре альбома. А после этого? – Он пожал плечами и глупо ухмыльнулся. – Эх, всегда есть возможность выступить на ярмарке штата.

В то утро мы занимались любовью. Не трахались, он не просто пытался покрасоваться передо мной, мы не просто пытались быстро преодолеть блок. Мы занимались любовью. Это было возвращением в нашу молодость, до появления поклонниц Дерека, до нашего с ним разрыва, до наших творческих начинаний. Это были два человека, пытавшиеся осчастливить друг друга, потому что оба знали, сколько печали на горизонте. Конец для нас. Может быть, не только для нас. После того как закончили, мы вместе приняли душ и в последний раз занялись любовью под струями воды, а затем пошли обедать.

Не знаю, почему мы пошли есть в тот день. Работая вместе, мы никогда не ходили на свидания. Однажды, когда у Дерека был день рождения, а Тима не было в городе, мы поужинали в ресторане в той части города, куда я никогда не ходила. Пару раз ходили в кино, когда пытались преодолеть блок, а наш обычный метод не срабатывал. Время от времени гуляли в парке. В редких случаях, когда вместе выходили на публику, мы были очень осторожны, чтобы не показаться ничем иным, кроме как двумя друзьями, проводящими вместе время.

Но 99% времени мы проводили у него дома. Теперь это было совсем другое место: прошло шесть лет, и скромный успех Дерека позволил ему переехать в большую квартиру в лучшем районе. На одной стене у него висела обширная коллекция гитар, но это были, пожалуй, единственные вещи, стоившие больше пятидесяти долларов; все остальное было взято из мусорного контейнера, из магазина для экономных покупателей или из мусорного контейнера магазина для экономных покупателей.

Полагаю, мы пошли туда, потому что это было концом. Было ощущение, что мы должны как-то это отметить. Мы выбрали новое кафе, которое думали попробовать с Тимом, на другом конце города от его работы и нашей квартиры. Я забыла, что в то утро у моего мужа был прием у врача. Если бы вспомнила, возможно, все закончилось бы по-иному. Возможно, и нет, но сожаления – не рациональные вещи, они тяготят независимо от того, есть в них смысл или нет.

Мы с Дереком вспоминали не только время, проведенное вместе в качестве партнеров по писательскому творчеству, но и нашу долгую дружбу и любовь друг к другу. Держались за руки, обнимались и позволили создаться публичной иллюзии, что мы – просто друзья, и немного развеяться. Это было снисхождение, которое, как мне казалось, я могла ему дать... Нет, неправда. Это была поблажка, которую я чувствовала, что могу сделать нам. Риск казался незначительным, так близко к тому моменту, когда все будет кончено. Когда закончили трапезу, он наклонился через стол и подарил мне глубокий, полный любви поцелуй, последний в нашей жизни. Затем мы попрощались и разошлись в разные стороны.

***

Некоторое время я сидела в парке и плакала. Плакала потому, что это был конец нашим отношениям с Дереком. Потому, что это был, вероятно, конец моей писательской карьеры, какой бы она ни была. Я знала, что была дилетантом; меня никогда не публиковали, я не была заинтересована в признании. Я писала, потому что мне нравилось писать. Это была жгучая потребность, которую я не могла объяснить. Для Дерека же это был не только заработок, но и мечта.

Моей мечтой был Тим и наша совместная жизнь. Он также был моим заработком, хотя я никогда не думала о нем так. Это казалось таким меркантильным, как будто я была какой-то золотоискательницей. Но это не так: я любила Тима из-за Тима, и любила бы его, даже если бы мы были бедны. Я должна верить, что это правда, что я не смогла бы оценить свою любовь к нему в долларах. Но никогда не узнаю наверняка. Мы никогда не проходили испытания таким образом. Я и мои поступки – единственное, что когда-либо проверяло нашу любовь.

Я плакала по Тиму. Неважно, как ловко я справилась с этим, неважно, насколько хорошо я... как хорошо я... манипулировала им. Боже. Конечно же, это была манипуляция. Но я не хотела думать об этом в таком ключе. Это было настолько грубо. Я любила его. Конечно же это не было манипуляцией. Я «заботилась о наших общих интересах». Неважно, насколько хорошо я «аргументировала свою позицию», я все равно причиню ему боль. Неважно, насколько «мягко я скажу правду», я все равно ему изменила. И как бы я ни «помогала ему пройти через это», оставался шанс, что я ношу ребенка другого мужчины.

Я плакала по своему ребенку. Он невинен. Не заслуживает того, чтобы я была его матерью. Если мне не удастся правильно все устроить с Тимом, он может вырасти совсем без отца; Дерек ни за что не сделает шаг навстречу. И я знала, что, независимо от того что случится, я не стану отказываться от ребенка. Единственная надежда моего ребенка заключается в том, что я смогу вдеть нитку в иголку, чтобы Тим оставался со мной настолько долго, чтобы вновь сблизиться со мной, сблизиться с идеей стать отцом, чтобы, если случится немыслимое, он не бросил бы нас обоих.

Это было до того, как стали широко доступны безопасные тесты ДНК по крови матери, а на внутриутробный тест, я знала, он не согласится. Он – слишком хороший человек, чтобы так рисковать жизнью ребенка.

Я часами сидела на скамейке в парке, работая над планом. Над речью. Как я уже говорила, в нашем дуэте гением импровизации был Дерек. Мне же требовалось планировать, думать, наметить, куда пойдет история. Я лежала, положив руку на живот, внутри меня было величайшее вдохновение, и я приводила аргументы и опровергала от имени Тима каждый свой пункт, и то, что я скажу, и мой тон, и его ответы, и мои обоснования.

Когда наступил вечер, я кивнула сама себе. Это сработает. Я смогу сохранить нас вместе, сохранить в безопасности моего ребенка. Может быть, даже сделать Тима счастливым. Я молилась, чтобы у меня все получилось; он – самый лучший мужчина на свете и заслуживает счастья, несмотря на то, насколько ужасно с ним обошлась жена.

Говорят, что ни один план не выживает после контакта с врагом. Но я не знала, переступив порог этой двери, что мы с Тимом уже враги. Я думала, что неожиданность на моей стороне, но шла прямо в засаду.

***

Первым предупреждением о том, что что-то не так, когда я открыла дверь, стала вонь марихуаны. Много лет назад, вскоре после нашей свадьбы, я заставила Тима бросить марихуану и большую часть его выпивки. Мне всегда было от этого не по себе, вероятно, это – реакция на более интенсивное употребление наркотиков Глорией. Он понимал, что реакция, вероятно, чрезмерна, но любил меня настолько, что отказался от этого.

Войдя в нашу гостиную, я обнаружила его на диване, уставившимся в пространство. По одну сторону от него стояла упаковка из-под шести бутылок, по другую – пепельница с остатками косяка, а на полу перед ним валялась обертка от сэндвича. Все это было достаточно странным и указывало на то, что случилось нечто плохое. Может быть, работа? Или он что-то узнал у врача?

Но тогда почему он – в шортах и футболке, своей старой спортивной форме? Рядом с диваном на полу стоят его вонючие ботинки, а сам он выглядит изможденным. Он был грязным и покрыт высохшим потом. Его глаза были красными; сначала я подумала, что это от травки, но потом поняла, что он тоже плакал. Я никогда не видела его таким. Неужели кто-то умер?

– Это травка? Господи, Тим, что ты делаешь? Что с тобой случилось?

Его голос был странным. Слишком расслабленным. Полное несоответствие его физическому состоянию.

– О, ничего. Знаешь, все как обычно. А как прошел твой день?

Волоски на моей шее встали дыбом. Я поняла раньше, чем осознала это.

– Тим, ты меня пугаешь. Что происходит?

Он поднял на меня глаза, и в них не было ничего. Ни любви. Ни ненависти. Безэмоциональная пустота.

– Это ты скажи мне, Элли. Как давно ты трахаешься с Дереком?

Нигде в своей подготовке я не думала об этом сценарии. У меня не было никакой сюжетной линии для «Тим уже все знает». Мой мозг отключился, и я бросилась плести новую нить, которая могла бы спасти нашу сказку. Ложь, правду, что-то среднее, что угодно. Но могла лишь заикаться. Я не слышала, что он говорил дальше.

Он возился со своим телефоном, пока я пыталась придумать хоть какую-то связную мысль, а потом бросил его к моим ногам.

Фотографии. Фотографии меня и Дерека в кафе, целующихся так, что это нельзя было даже отдаленно истолковать как просто дружеский поцелуй.

– Давай просто пропустим ту часть, где ты будешь лгать, Элли. Я зашел в кафе, чтобы посмотреть, не станет ли оно хорошим местом для свидания.

Он фыркнул, и я увидела в его налитых кровью глазах проблеск эмоций.

– Похоже, стало!

Затем он посмотрел на пол, его плечи опустились в знак покорности и усталости.

– Итак. Как давно?

Времени на раздумья не оставалось. Я могла лишь прохрипеть:

– Тим, это не...

– КАК. БЛЯДЬ. ДАВНО. ЭЛЛИ?! – Он в дно мгновение поднялся на ноги, крича мне в лицо. Никогда раньше он не был таким. Я настолько привыкла к тому, что он – мой милый, любящий муж, что забыла, насколько он большой. Каким устрашающим может быть. Впервые в жизни я его испугалась.

Я могла лишь съежиться и заплакать. Все мысли о том, чтобы повернуть все вспять, в ужасе вылетели из моей головы.

– Два месяца.

Он отстранился от меня, покачал головой и посмотрел в сторону.

– Два месяца. Ну, это просто охренеть...

С моих губ непроизвольно сорвалась правда, шепот, который мог нас уничтожить:

– В этот раз.

Он покачнулся на каблуках. Начал шататься. Тим очень, очень умен. Это – одно из того, что я в нем люблю. Он отлично справлялся с головоломками. Мы вместе смотрели загадки, и он разгадывал даже самые запутанные из них еще до середины. Я наблюдала, как его глаза мечутся туда-сюда, за мгновения собирая все воедино.

Он понял.

О боже! Он все понял!

Мой муж направился к нашей спальне, отпихнув меня в сторону.

– Господи, Элли. Господи!

Я услышала слезы раньше, чем увидела их. Я шла за ним и видела, как он упал на кровать, словно марионетка, у которой перерезали ниточки. Он сел на край и зарыдал.

– Шесть лет? Шесть лет ты изменяла мне? Почему?.. Почему... мы поженились, Эль?! Ты вышла за меня замуж!

Мои слезы присоединились к его слезам, когда я опустилась на колени и попыталась поймать его взгляд.

– Потому что я люблю тебя, Тим. Я всегда любила тебя. Ты – самый лучший мужчина в мире, единственный, с кем я чувствую себя в безопасности.

Звуки, издаваемые им, начались как грустное хихиканье, перешедшее во что-то, более близкое к безумному гоготу, чем дольше они продолжались. Его тело вздымалось от истерического смеха. Я пыталась до него достучаться, начала лепетать. Он должен был понять, я должна была показать ему, как много он для меня значит.

– Пожалуйста, Тим, пожалуйста. Я серьезно. Ты – самый лучший мужчина, которого я когда-либо встречала. Такой хороший и замечательный, с тобой я чувствую себя в безопасности и любимой. Пожалуйста, ты мне нужен...

Его взгляд остановился на мне. Я наконец-то поймала его, и пожалела, что поймала. С глазами, полными ярости, он огрызнулся:

– Мне нужно, чтобы ТЫ убралась из моей жизни! Ты – никчемная, изменническая пизда! Хватит стоять здесь и врать мне, забирай свой чемодан и уходи!

Я не могла... он... мы... Я потянулась к нему.

– Что? Нет, Тим! Нет, я не оставлю тебя так. Пожалуйста, не делай этого... – а он отбил мою руку, отбил всерьез. Боль обжигала, но это было только физически. Я чувствовала тяжелую рану внутри, осознавая, что натворила с ним и с нами. Я потеряла равновесие и упала назад, с силой приземлившись на задницу.

Он начал извиняться, на первый план вышел старый Тим.

– Черт, Эль, прости. – Я почувствовала краткий проблеск надежды, но он быстро угас, когда выражение его лица снова стало мрачным. – Мне не следовало тебя бить, но и тебе не следовало пытаться дотронуться до меня. Неужели ты думала, что сможешь выкрутиться? Что я все еще буду хотеть тебя, после того как ты позволила войти в себя этому больному члену? Там был только он, или ты трахала всю его группу тоже? Насколько ты большая шлюха, Элли?

Я дала ему пощечину. Даже не осознавала, что собираюсь это сделать. И тогда не знала, почему. Поняла позже. Шлюха. Он назвал меня шлюхой. Я не была шлюхой. Шлюхой была Глория. Я не могла быть шлюхой. Не могла быть Глорией.

Его глаза расширились, а потом... а потом... после этого я видела это выражение на его лице еще только один раз. И хотела бы никогда не видеть его, даже единожды. В мою любовь вселился демон. Он схватил меня за руку и рывком поставил на ноги. Мне казалось, что сейчас она вырвется из сустава. Когда он тащил меня из нашей спальни, его свободная рука схватила мой чемодан, – почему мой чемодан снаружи, о боже! Как долго он кипел внутри? – и мы втроем направились к входной двери.

Я умоляла и просила, бессмысленные слоги пытались сложиться в предложение, пытаясь найти волшебную фразу, что изгнала бы бесов из моего мужа.

– Тим, пожалуйста, не надо, я прошу прощения, подожди, я люблю тебя, пожалуйста, подожди, не надо, детка, я...

– НЕ ДЕТКАЙ МЕНЯ, ПРОКЛЯТАЯ ШЛЮХА! – зарычал он, и я струсила. Это был не мой Тим. Нет такого волшебного слова, которое могло бы его вернуть. Только время могло сделать это, если мне повезет.

Он открыл дверь и выбросил мой чемодан, а затем вытолкнул меня вслед за ним. Я приземлилась на колени. За шоу наблюдали наши соседи. Он возвышался надо мной в дверном проеме, освещенный светом, его лицо было в тени.

– Свое дерьмо сможешь забрать позже. Пусть мне позвонит Дон. Я никогда больше не хочу ни слышать твой голос, ни видеть твое лицо.

Я играла на время, отчаянно надеясь, что вернется мой Тим, и я смогу с ним поговорить. Это было глупо, но тогда я почти лишилась надежды и хваталась за любую соломинку. Я сказала первое, что пришло мне в голову, чтобы заставить его не закрывать дверь.

– Моя сумочка!

Тим снял ее с крючка рядом с дверью и начал в ней рыться. Мои ключи. Вот что ему было нужно. Он швырнул сумочку в меня.

– Но мои ключи!..

– Это я плачу за нее. Она на мое имя. Она больше не твоя. – Все еще в ярости, но уже и холоден. Остывает. Может быть... может быть...

– Но как я доберусь до папы?

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, вернись, Тим. Пожалуйста, будь тем любящим, логичным человеком, которого я знаю. Я все испортила, но, пожалуйста, позволь мне все исправить.

– Позвони своему папе, позвони своему парню, вызови Uber. Черт, иди и попробуй поторговать своим телом на углу за проезд в автобусе, шлюха. Это все, на что ты сейчас способна.

Дверь захлопнулась. Щелкнул засов. И мой голос взвыл.

Я колотила в дверь, умоляя и прося впустить меня обратно. Вернуться в наш дом, в нашу жизнь, в его сердце. Не знаю, слышал ли он все это. Не знаю, волновало ли это его.

В конце концов, надо мной сжалилась одна из наших соседок и помогла мне добраться до ее дивана. Я не могла позвонить отцу: он любит Тима. Называет его «сынок». Я знала, что папа простит меня, это в его духе. Но сейчас не могла подвести еще одного человека, которого люблю. И я позвонила Дереку.

Сказать, что он был удивлен, вновь услышав меня, значит преуменьшить. Он приехал за мной так быстро, как только смог, но у меня хватило времени написать папе и в общих чертах рассказать ему о том, что случилось: «Я изменила Тиму с Дереком, это продолжалось довольно длительное время, и Тим видел нас вместе. Меня выгнали. Он не злится, просто разочарован. Естественно». Я написала, что дам ему знать, когда у меня появится хоть какое-то представление о том, что будет дальше, и что я буду у Дерека, пока во всем не разберусь. Должна ли я была остаться с папой? Да, безусловно. Думала ли я ясно? Нет. Нет, не думала.

Дерек предложил мне остаться в его постели, с ним или без него. Я никогда не оставалась там на ночь, даже когда Тима не было в городе. Иногда люди абсолютно нелепы в том, какие границы они могут переступить, а какие нет. Эту границу я все еще не собиралась переступать. Может быть, если я просто лягу на его диване, все волшебным образом станет немного менее плохо. Да, это была та же логика, которой придерживаются парни, надевающие свои счастливые майки, чтобы каждую неделю смотреть футбол, но это все, что у меня было.

Дерек лег спать около часа. Я не спала и плакала, пока не уснула около четырех. Когда проснулась, его уже не было. Он оставил после себя кофе и несколько пончиков. Там была записка, в которой он говорил, что ему нужно кое-что сделать, и что позже он вернется. Я сидела и хандрила с черным кофе и пончиком, пытаясь представить события предыдущей ночи так, чтобы они не оставили меня и моего ребенка в полной жопе. Мне это не удалось. Я сидела там с позднего утра, когда проснулась, до тех пор, пока не услышала в двери звук ключа Дерека.

Я знаю это выражение его лица. Такое же было у него, когда его поймали на списывании на биологии в шестом классе.

– Эль, я облажался. – Он отвернулся. – Очень сильно.

Вот дерьмо.

– Что? Что?! Ты! Сделал?!

Я уже знала, этот гребаный...

– Я зашел к Тиму.

Ффффффууууух!..

Я хотела вцепиться ему в лицо и закричать, но была слишком уставшей и слишком шокированной тем, что он может быть настолько чертовски тупым. Он и раньше делал всякие глупости, например, трахал замужнюю женщину, чтобы продолжать писать песни, но этот случай превзошел все.

– О чем, черт возьми, ты думал?!

Он сел за стол напротив меня.

– Я просто... Просто подумал, что... Ну, не знаю. Может, если я пойду и встречусь с ним, как мужчина с мужчиной, расскажу правду, может, он поймет, что это все – моя вина. Может быть, простит тебя, поймет, что я тебя обманул, что... то есть, что я... я...

Он понял, что именно сказал. Потом понял, что я услышала.

– Эль, детка, пожалуйста, не надо...

Я не была такой умной как Тим. Не была настолько хороша в загадках. Не смогла бы разгадать тайну Би-би-си с помощью копии сценария. Но я знаю Дерека, и знаю себя, и внезапно стала Эркюлем, мать его, Пуаро.

– Ты... ты меня соблазнил. Сказал, что хочешь работать вместе, но ты...

Он потянулся к моей руке, но я отпрянула от него.

– Нет, Эль, все было не так... Я не хотел этого... Я... – Он повесил голову. – Да.

– Ты разрушил мой брак. Ты знал, что я... что я доверюсь тебе, потому что мы были друзьями. Потому что я хотела снова писать. Ты видел... ты видел, как много это для меня значит.

Я вспомнила тот первый вечер, когда он трахнул меня, как я была пьяна, а он – нет.

– Ты меня напоил! Ты, блядь, меня изна...

– Нет! Нет, я не насиловал! Тебе это нравилось! Ты хотела этого, так же как и я!

Я закричала:

– Я никогда не пью, сукин ты сын! И ты это знаешь!

Он прикусил губу и отвернулся.

– Да, но... но ты всегда немного выпивала, когда мы занимались сексом, еще когда мы писали вместе. Я не... я не пытался... я думал...

В его глазах стояли слезы. Он был засранцем, но не был монстром. Во всяком случае, не настолько.

– А потом ты сказал мне не говорить ему! Это было ради меня или ради тебя?

Он избегал моего взгляда.

–.. . И то, и другое.

– Не морочь мне голову, Дерек!

Его голова повернулась назад, и он взорвался.

– Ради тебя, Эль! Ты бы взорвала ваши отношения, и ради чего? Господи, это же был просто секс, Эль. Он не должен был знать! И он не...

Возмущенная, я закричала:

– Я должна была ему сказать! Я слушала тебя, потому что думала, что ты заботишься обо мне!

Дерек замахал руками.

– Я и заботился! Правда! Я просто... просто... я скучал по тебе, Эль. Я не планировал...

– Не еби мне мозги, Дерек! Ты просто пытался сделать так, чтобы я почувствовала себя комфортно, чтобы опять тебя трахнула!

Он вздохнул.

–.. . Да. Да, ладно. Я хотел, чтобы это случилось. Но ты ведь тоже этого хотела! Тебе нравилось писать, и ты знала, что в конце концов мы к этому придем! – Он сердито покачал головой. – Ты не глупая, Эль, так было всегда! Мы писали, зацикливались, трахались, преодолевали блокировку! Вот что мы делали!

– Я уже встречалась с другим, придурок! Неужели ты думал, что это ничего не изменит?

Он закатил глаза и насмешливо фыркнул.

– Так ведь не изменило, не правда ли? Я не заставлял тебя, детка. Просто не понимал, что ты не настолько увлечена этим, как я. Конечно, я должен был подождать, пока ты не протрезвеешь. Да, я поцеловал тебя. Но кто тогда стянул с меня рубашку, Эль? Кто расстегнул мои брюки? – Он наклонился вперед и выделил каждое слово. – Ты. Расстегнула.

Я отвернулась. Вот мудак.

Дерек не смог сдержать в своем голосе усмешки:

– Да. Да, вот оно. Это Дерек виноват. Дерек – плохой парень. Дерек – манипулятор. Дерек – тот, кто заставил тебя прийти к нему в квартиру. Это не вина Элли, не вина принцессы. Не ее вина, что ей так сильно требовалось писать, что она вернулась, что снова трахнула меня. Не ее вина, что она не смогла держать свои гребаные ноги сомкнутыми, когда была со мной. Это все Дерек виноват, потому что рядом с ним Элли просто не может себя контролировать.

Он фыркнул:

– Повзрослей, Элли. Да. Я – мудак. И знаю это. И ты это знала. Блядь, детка, я трахался в групповухе, когда мы еще встречались, и заставил тебя с этим смириться. Но ты всегда возвращалась ко мне. Ты решила продолжать писать со мной, потому что тебе просто нужно было снять этот зуд. Зуд, который «лучший мужчина в...»

Я дала ему пощечину. Даже не собиралась, просто рефлекторно сделала это. Он не должен так говорить о моем муже. Тим в десять раз лучше Дерека.

Он лишь рассмеялся.

– Да, вот оно. Ты в такой же жопе, как и я, Эль. Просто я это признаю.

Он сплюнул немного крови.

– Хорошая пощечина. Где ты научилась такому трюку, детка? У кого-нибудь из наших знакомых? Может, у той, что начинается на букву «Г»?

Сквозь стиснутые зубы я прошипела:

– Пошел. Ты.

Мой телефон пискнул, испугав нас обоих. Это был Тим.

Хочу встретиться.

Да, пожалуйста. Скучаю по тебе.

Как бы то ни было. Когда/где?

Дерек глянул чкрез плечо, заинтересовавшись.

– Тим? – Я нехотя кивнула. – Что пишет?

Я не поднимала глаз. Я хотела встретиться с ним как можно скорее. Но волновалась. Я все еще не придумала никакого решения. Как исправить нас. И... и мне было страшно. Что, если он станет вести себя так же, как накануне вечером? Что, если он стал еще хуже?

– Хочет встретиться. Спросил, когда и где.

Он вздохнул.

– Сделай это здесь. Не смотри на меня так; я знаю, ты считаешь меня идиотом, но в этом есть смысл. Ты на меня злишься, и на это у тебя есть полное право, Эль. Но он был жесток с тобой. Был жесток со мной; даже в какой-то момент угрожал меня убить. Он будет злиться независимо от того, как долго ты будешь это терпеть. Тебе нужно быть с кем-то еще, когда будешь с ним разговаривать.

– Я могу пойти к отцу.

Дерек засмеялся.

– Ты не пошла туда даже прошлым вечером. Ведь знаешь, что Дон либо вспомнит Глорию и встанет на сторону Тима и будет тебя избивать, либо попытается играть в маленького доброго христианского посредника и влезет в то, чего не понимает. Он подлатает вас двоих на пять минут, и все снова развалится, едва вы вернетесь домой. Мы оба видели, как он делал это раньше, пытаясь «помочь», вмешивался в дерьмо, которое, как ему кажется, понимает только он.

Мне было неприятно это признавать, но он прав.

– Тогда куда-нибудь в общественное место.

– Правда? Ты собираешься сидеть посреди «Старбакса» и вникать во все это, Эль? Или в парке? Как думаешь, сколько пройдет времени, прежде чем один из вас начнет кричать, и вызовут полицию?

– Тогда почему здесь?

– Здесь уединенно. Вы можете быть настолько шумными, насколько вам понадобится. Здесь буду я... – Я начала возражать, но он поднял руки. – Я буду держать рот на замке, пока меня не попросят. Но могу быть здесь, чтобы тебя защитить.

От этой мысли я рассмеялась.

– Он бы расплющил тебя на хрен, Дерек.

Эта раздражающе изящная кривая ухмылка.

– Не меньше, чем я заслуживаю. И это даст тебе время уйти.

Он вздохнул и наклонился вперед.

– Детка, я все испортил. Испортил всю твою жизнь. Я знаю это. Я... я эгоистичный долбоеб. Весь мир был бы лучше, если бы меня в нем не стало.

Этого я не хотела, но выражение моего лица немного смягчилось.

– Но, пожалуйста, позволь мне хотя бы попытаться в последний раз тебе помочь. Обещаю, никаких уловок, никаких манипуляций. Я все испортил для тебя, и обязан сделать все возможное, чтобы это исправить. Это лучший из множества плохих вариантов. Если сможешь придумать лучше, сделай это. Если нет, скажи ему, что это я настоял на том, чтобы мы встретились здесь. Мы можем сделать это завтра утром, и, возможно, к тому времени ты сможешь придумать что-нибудь, чтобы все исправить.

Я сидела и думала. Потом подумала еще. Идея была плохой. Но он прав: это – наименее плохой из всех вариантов, которые я могла придумать на тот момент.

Я написала Тиму, и после некоторых переговоров он согласился встретиться утром у Дерека.

Остаток дня я потратила на допрос Дерека. Этот идиот пытался импровизировать на протяжении большей части разговора с Тимом, и сделал все намного хуже. С каждым его предложением во мне увядало и умирало все больше и больше. Он сделал все это ради себя, включая идею о том, что все это случилось потому, что я просто хотела быть его музой.

Знаю, что он пытался снять напряжение, но... черт, он выставил меня намного ничтожнее, чем я была на самом деле. Было бы достаточно плохо, если бы от этого я сама получала что-нибудь, даже если просто вдохновение для моего писательского творчества. Но так, как это преподносил он, все, что я получала – это быть его музой. А теперь, из-за его эго, мне придется выкапывать себя из еще более глубокой ямы.

В ту ночь я опять не могла уснуть. У меня не было никаких решений, я не могла придумать ни одного способа, который помог бы мне сохранить наши с Тимом отношения. Оглядываясь назад, я должна была оставить все еще на день или два. Может быть, остаться на несколько ночей с папой и посмотреть, не сможет ли он придумать какой-нибудь способ нас помирить, или обратиться за идеями к другим друзьям. Я была настолько зациклена на исправлении этого, что не могла понять, что мне нужно терпение и новые идеи, а не просто слепо бросаться вперед и надеяться.

Но мы с Тимом всегда преодолевали наши проблемы. Всегда могли делать это вместе. Может быть, это было принятие желаемого за действительное, но я была измотана, только что узнав, что меня соблазнил и предал лучший друг всей моей жизни, и я была совершенно расстроена. Все что мне оставалось – это выдавать желаемое за действительное.