Глава тридцать шестая. «Был побег на рывок...»

«Ты хочешь спасти своего друга?» - услышал он в темноте требовательный голос и вскочил, выпучив глаза. Тут же сообразил, что голос звучал у него в голове, а за дверью, в спальне милфы, слышались сдавленные то ли всхлипы, то ли стоны, но в любом случае там сейчас было не до него.

— Конечно, хочу, - прошептал он.

«Тогда вперёд!» - скомандовала ему ночная гостья. – «Вчерашняя порка только отсрочила побег. Но, увы, сделала его неизбежным».

«Я вроде предупредил Андрюху, но он парняга с характером, меня не послушает». – Перешёл на привычный, «мысленный» диалог Павел.

«Она хочет его убить!» - нетерпеливо осадила его вымышленная подруга.

«Всё, понял...»

Москвич быстро собрался, спрятал в складках платья на поясе приготовленное для залечивания ран зелье, и тихонько прокрался к выходу из санчасти. Над болотами поднимался густой, забористый туман и стремящаяся в ночную прохладу Луна, ещё только поднималась над горизонтом, прячась пока что за стенами главного корпуса. А напротив него, в корпусе, где располагались спальни барышень, неровным светом парочки свечей обозначилось одно окошко. Приоткрытое. И оттуда доносились гитарные аккорды и голос Стремяги, певшего с явным закосом под Высоцкого:

Был побег на рывок

Наглый, глупый, дневной

Вологодского – с ног

И – вперёд головой

И запрыгали двое

В такт сопя на бегу

На виду у конвоя

Да по пояс в снегу

Москвич, особо не раздумывая, быстро зашагал по направлению к этому корпусу, на всякий случай, прячась в тени старинных кирпичных стен, и прикидывая, что вечеринка эта явно устроена в честь возвращения Пульхерии, а, значит, и её личный раб Андрюха должен быть тоже там.

Все лежали плашмя

В снег уткнули носы

А за нами двумя

Бесноватые псы

Молодец, Костя, думал Москвич. Тонко намекает. Да хрен ли тут намекать-то! Всё и так ясно-понятно. Вон Луна какая сверкает в небе! Спрячься от неё, попробуй! Только не будет здесь даже погони! Сами приползут, дурашки, голодные и промокшие в топях, если, конечно, выживут... Если их комары живьём не сожрут. Впрочем, об этом их тоже предупреждали...

А Костя тем временем уже заканчивал невесёлую песенку:

Я сначала грубил

А потом перестал

Целый взвод меня бил

Аж два раза устал

Зря пугают тем светом

Тут – с дубьём, там – с кнутом

Врежут там – я на этом

Врежут здесь – я на том...

В палате тёмных Павел увидел настолько невероятно идиллическую картину, что не поверил собственным глазам и решил, что либо это морок, наведённый самими ведьмами, либо он окончательно рехнулся, и всё это ему снится. Барышни уже нежились в своих кроватках, попивая кто чаёк, а кто и кое-что покрепче, вроде сока маракуйи, контрабандой доставленного с Острова. Костя пел, сидя на полу и купаясь в девичьем внимании, но бдительно охраняемый Эллой. Которая восседала в кресле, едва прикрывшись пледом, и положив холёные ножки на шею своему верному рабу. У ног Стеши валялся и Кроха – ну с этой неразлучной парочкой всё давно уже было понятно.

А вот некромантка поразила Москвича до глубины души. Он даже на секунду засомневался: а верно ли он понял слова своей попутчицы «она хочет его убить»? Ничто в поведении и взгляде Пульхерии не выдавало злых намерений. Она разложила Андрея у себя на кровати, сама уселась рядом, поджав под себя ноги, и лёгкими кругообразными движениями, лишь слегка касаясь его спины, делала какой-то явно колдовской массаж. Павел, как ни старался, не смог понять суть этой процедуры, уж слишком быстро и неуловимо для глаз скользили её пальцы. Но, чёрт возьми! – под её руками раны на спине Андрея явно затягивались, а кровоточащие гематомы постепенно рассасывались! Она перехватила его внимательный взгляд, и слегка приподняв бровь, удовлетворённо улыбнулась одними уголками губ.

Но ещё сильнее Москвича поразили диалоги, которые вели между собой тёмные, и пришедшая, судя по всему, к ним в гости светлая ведьма Стеша. Так Элла, запустив свою ножку в шевелюру Кости, захватила пальчиками пряди его волос и потянула их сначала назад, а потом игриво склонила его голову к гитаре, торжественно утвердив на затылке парня свою пятку. Дескать, это моё, частная собственность, и никому даже не смотреть в эту сторону. При этом она ласково выговаривала ему:

— А всё ты виноват! С тебя начались эти побеги! До вас тут вообще никто даже и не помышлял о чём-то подобном. Все сидели тихо и смирно, как морские свинки в клетках. Вот, поди, теперь, объясни им, что их ожидает там – на тайных тропах Маркистана! А? Чего молчишь?

— Объясняли, - хмуро вступился за своего друга Кроха. – Вон, Андрюха может подтвердить. Все уши им прожужжали. Ничего не помогает. Бараны...

И тут Павел решился. Имея формальное разрешение от милфы на столь наглое магическое вмешательство в процесс исцеления своего приятеля Андрея, он смело шагнул к Пульхерии и, как положено, рухнул перед ней на колени, одновременно протягивая изящный флакон с лекарством собственного приготовления. Некромантка флакон взяла и с интересом его рассмотрела, насколько это позволял неровный свет прикроватных свечей.

— Хм, сам делал? – спросила она вполне дружелюбным тоном. – А кто научил тебя? Твоя хозяйка? Екатерина?

— Так точно, - склонил голову к самому полу Москвич.

Пульхерия подарок оценила, но, подумав о чём-то секунду-другую, его отвергла.

— Без надобности. Своего непутёвого зайчика я и сама могу полечить отменно! – сказала она, немного рисуясь перед подругами. – А в обмен на это он нам расскажет о планах своего командования! Расскажешь ведь? Или ты предпочитаешь, чтобы тебя пытали?

Пульхерия лукаво улыбнулась одной из своих самых обворожительных улыбочек. Андрюха заметно поёжился под её взглядом, но согласно кивнул.

— План простой, - начал он неуверенно. – Найти ваши тайные тропы. Никто не пойдёт тупо по дороге, мы же спецназ. И неплохой, кстати...

Стремяга, который явно понял, кому предназначалось это «тупо», спел горестным голосом последний куплет песенки Высоцкого:

Вот и сказке конец

Зверь бежал на ловца

Снёс – как срезал – ловец

Беглецу пол-лица.

И, зажав струны ладонью, задушив звук аккорда, повторил почти шёпотом последнюю строчку: - беглецу – пол-лица!

— А если они не найдут эти тайные тропы? – спросила Пульхерия у Эллы.

— Надеюсь, что найдут! – особо выделила голосом слово «надеюсь», Элла. – Иначе нам что же – вытаскивать их потом как утопленников из болота? Пулечка, а ты, кстати, умеешь поднимать покойников из-под воды?

Они с Пульхерией встретились лукавыми взглядами.

— Умею! – гордо похвалилась некромантка. – Там вся хитрость заключается в том, что читать синопсис возвращающих заклятий нужно не просто на воду, как думают новички и профаны, а сначала на землю, а потом уже сразу - на воду. Потому что покойник темпорально уже принадлежит земле - прах к праху, - а уже потом - ситуационно, болтается в воде, или даже лежит на дне, но это не обязательно. И руки при таком обряде нужно опускать не просто в воду, а в дно - в ил или глину. Как бы взывая в первую очередь к земле!

Все присуствующие барышни в восхищении поглядели на Пульхерию, по достоинству оценив глубину её познаний в некромантии.

— Да, скромно улыбнулась она, - может, даже останусь здесь после экзаменов на годик-другой, почитаю вам курс некромантии. Я слышала, вам тут демоны преподают такие дисциплины, и то, давно уже никто не прилетал...

— Последний раз этот толстый был, как его... - оживилась Людмила, близкая подруга Эллы, - ну как его... Стафф!

— Стафф? – удивилась Пульхерия. – Нет таких имён у демонов. Не бывает. У них все имена индивидуальные. Не бывает у них двух одинаковых имён, в отличие от людей.

— Да понятно же, что это не имя, а кликуха, - поморщилась Стеша. – Я видела его у нас в Торжке. Они тогда втроём приезжали – Лилит, этот Стафф и ещё один такой высокий и здоровый, кажется, его звали Рамзес. Рыжий такой. Всё волосы красил в тёмный цвет, а они у него постоянно рыжели, краска не держалась.

— Слушай, а что это за история была с седьмой Печатью Апокалипсиса, расскажи! – попросила любопытная Пульхерия.

— Ты потом будешь зайчикам нашим память стирать? – скептически поглядела на неё Стеша. – У меня Кроха от этой процедуры даже штаны забывает после порки надевать! Так и ходит как зомби, тряся в полумраке своим прибором...

— А ты без имён и без подробностей расскажи! – не отставала некромантка. – А то все говорят, будто Стеша знает, где хранится Седьмая Печать, но никому ни слова! Но интересно же! Расскажи!

— Все знают, что Седьмая Печать хранится в Торжке, - равнодушно пожала плечами светлая. – Об этом даже в Интернете пишут. Но никто не знает, где именно. Всегда думали, что это Борисоглебский монастырь, один из трёх, старейших в России монастырей. Потому, мол, его сами монахи и сожгли, когда он ещё был деревянный. Вместе с собой сожгли, при осаде татаро-монгольским войском.

— Зачем сожгли? – серьёзно спросила Святоша. – Это же большой грех – самоубийство.

— Чтобы не выдать тайну Седьмой Печати. Поговаривают, что с войском шёл кто-то из демонюг, - явно не желая вдаваться в подробности, ответила Стеша. – Но это всё красивые легенды. На самом деле в монастыре ничего такого, мистического, нет. Нас – меня и Мару Лилит таскала по всем подвалам и подземным ходам этого монастыря, мы там всё облазали – ничего нет! Так что неправда, - Седьмая Печать это точно не монастырь.

— А что тогда? Чёртов мост? – серьёзно спросила Пульхерия. – Который мой пра-пра-прадед строил?

— Есть и такое мнение, - после минутного раздумья, согласилась светлая.

— Там ведь Львов использовал огромные валуны, оставшиеся от строительства Надвратной часовни, - выказала редкую осведомлённость Пульхерия. – Говорят даже...

— Знаю! – прервала её Стеша. – Это тоже всё сплетни. Будто бы Седьмая Печать имеет свойство суперпозиции. Когда её ищут в монастыре, она - Мост. А когда осматривают этот, действительно чёртов, мост, печать оказывается монастырским камнем. Тут тонкость в другом...

Стеша вздохнула и надолго умолкла. Москвич, осознавая, что он присутствует при разговоре, который никто из простых смертных слышать в принципе не должен, замер, стараясь чтобы звук его еле колышащегося от страха сердца, никто ненароком бы не услышал.

— А в чём? – проникновенно спросила некромантка.

— А в том, что демоны, судя по всему, не могут почувствовать эту самую Печать. Она для них, что чёрная дыра – не отражает света. Они её просто не видят. И потому используют нас, людей.

— Людей? – с сомнением переспросила Элла.

— Да, - кивнула Стеша. – Людей. Попутно превращая нас в ведьм...

«Как обидно» - с тоской подумал Павел. «Услышать такое, и знать, что через минуту тебе сотрут память!».

«Не волнуйся, - улыбнулась ему внутренняя собеседница. – Тебе не сотрут. Я же с тобой!».

— Вот ты неблагодарная! – не удержалась чтобы не клюнуть собеседницу некромантка. – Тебя ведьмой сама Лилит инициировала, а ты ещё нос воротишь от такого-то подарка!

— Это может для тебя подарок – копаться в могилах и людей мучить, - как-то даже с жалостью в голосе ответила Стефания. – А я с детства мечтала стать волшебницей, а не ведьмой. Но вот приходится тут, на болотах, вместе с тобой этому учиться.

— Jedem das Seine, - с легкомысленной улыбочкой отозвалась некромантка. – Или, как говорят наши латинские друзья, Suum cuique!

— Adrpan cors ta dobix, – пожав плечами, ответила ей Стеша на енохианском и, демонстративно повернувшись к своему Крохе, покачала головой.

Слушавшие этот диалог барышни поняли, что больше ничего интересного не предвидится. И предпочли по очереди задуть свои свечки чтобы, укутавшись в одеялки, отправиться в ночные полёты во сне и наяву. Пульхерия с недовольным видом пнула коленом пригревшегося у неё на кровати Андрея, приказав ему спать в общей палате этапников. «Иди к своим» - буркнула она. Воспользовавшись этим, решил по-тихому свалить и Москвич. А уже в тёмном коридоре поймал Андрюху за локоть и придержал, дожидаясь, пока Элла отпустит спать и Костю. Кроху они ждать не стали – его давно уже никто никуда по ночам не отпускал. Стеша держала его при себе почти как талисман.

— Ну что, чифирнём в честь такого события? – спросил парней Павел, когда они втроём вывалились в ночную прохладу внутреннего двора пансиона.

— А что за событие? – деловито осведомился Костя.

— Ну, как-никак первая порка! – улыбнулся Москвич. – Такое надо бы отметить.

— Это да, это святое! – усмехнулся Стремяга. – Наша первая порка была ууух!

— Ооох! – подтвердил Павел.

— И где мы будем чифирить? – робко поинтересовался Андрей. - Все вроде уже спят, нас, если застукают, то опять потащат на эшафот...

— Не бзди! – похлопал его по плечу Костя. – Места надо знать. Тебе пора осваиваться в здешних реалиях. Мы вот, не дай Бог, скоро освободимся, вы наше место займёте...

С этими словами Костя задумчиво посмотрел в непроглядно-черное небо.

— Не дай Бог! – весело поддержал приятеля Москвич.

Ориентируясь по тусклым ночным светильникам, друзья дошли до здания столовой и здесь уже крадучись, прошмыгнули со стороны хоздвора в кочегарку. Огромная «главная» печь столовой, на которой готовились все основные блюда, ещё тлела рубиновыми угольками, подёрнутыми серой пепельной паутинкой. Москвич подгрёб их поближе к чугунной дверце, и установил сверху зэковскую алюминиевую кружку – их старинный чифир-бак, привезённый ещё с малолетки этапом.

— Запомни эту печку, Андрюха! – назидательно начал «гнать жути» Костя, украдкой подмигнув Москвичу. – Эта печка спасёт тебе жизнь в вашем побеге.

— Опять прикалываешься? – недоверчиво поглядел на него Андрей. – Как она может меня спасти?

— Я на ней, в своё время, три ночи подряд еле-еле жопу отогревал. И в последнюю ночь вот прямо на плите уснул, думая, что в этом сне и прозвенит мой последний звоночек. И я откинусь.

— И как? Откинулся?

— Хрен там плавал! – флегматично ответил Костя. – Опять здесь очутился. Ты думаешь это всё... - он оглядел закопченный потолок кочегарки, - настоящее? Не-а! Это морок. Наведённая галлюцинация. Выдуманная ведьмами реальность, в которой мы живём как их личные плюшевые игрушки. А если мы смеем вырваться за мелом очерченный круг, то оказываемся на непроходимом гнилом болоте. И единственное реальное место – это развалины здешнего графского замка. И вот эта печка тут кое-как существует в реальности. А кругом сгнившие, рассыпающиеся в прах, мхом поросшие руины. Доски и брёвна эти даже не горят толком, они тлеют и дымят, но могут хоть как-то согреть тебя ночью. А ночи здесь промозглые и леденящие душу...

Москвич видел, как менялось выражение лица Андрея, когда он слушал ушедшего в себя Костяна. Похоже, поверил в рассказ бывалого побегушника.

— Так что держись этой печки, Андрюха! – вполне серьёзно подытожил тот. – И своим дружкам посоветуй это место, когда будете здесь блукать по окрестностям. Может ещё кому она жизнь спасёт.

Вода в чифир-баке забурлила, выплёскиваясь через края, и Павел сыпанул туда от всей души хорошую заварку чая. Переглянувшись с Костей за спиной Андрея, показал тому флакон с зельем. И выразительно провёл себе по горлу двумя сложенными пальцами – указательным и средним. Костя утвердительно «кивнул» одними глазами, чтобы Андрей ничего не заметил.

А когда разлили ароматный напиток в кружицу – ту самую, что подарила Москвичу на болоте милфа! – он незаметно опрокинул туда весь флакончик, надеясь, что уж точно переборщил с дозировкой.

Андрюха, не желая выглядеть перед пацанами как неопытный новичок, махнул всю кружечку залпом, и уже через четверть часа спал мертвецким сном на сваленных в кучу старых телогрейках. Заботливо укрытый от посторонних глаз мешковиной.

...Спустя три часа, перед самым рассветом, первая группа беглецов покинула расположение пансиона через вахту и главные ворота. Вторая группа вышла через дровяной склад, и также беспрепятственно преодолела условный периметр. Никакой тревоги никто объявлять не стал, и погони не организовывал. Что слегка насторожило бежавших. По плану обе группы должны были встретиться на Бесконечной дороге через десять километров и, объединившись, двигаться дальше вдоль дорожного полотна, но скрытно, пользуясь для маскировки движения утренним туманом. Отличная спецподготовка отряда служила залогом успеха всей операции.

Jedem das Seine – «Каждому своё» по-немецки. То же самое на латыни - Suum cuique.

Adrpan cors ta dobix. – «Низвергнуть подобных падшим». (Енох.)

Глава тридцать седьмая. ПУХ

Утром, на завтраке, когда Москвич подошёл с подносом к столу тёмных ведьм, Пульхерия, до того весело щебетавшая о чём-то с Людмилой, внезапно подняла на него глаза и демонстративно уронила на пол десертную серебряную ложечку.

— Подними, - велела она.

Москвич склонился перед ней, потянулся за ложечкой и увидел, как некромантка наступила на неё ногой. Чуть-чуть придавила, самый кончик, отчего ложечка немного приподнялась над полом другим концом.

— Зубами, - уточнила ведьма.

Павел склонился ещё ниже, к самому её сапогу, и явственно почувствовал характерный запах болотной тины. Этот аромат был ему очень хорошо знаком по резиновым ботфортам Екатерины, владычицы всей его жизни. Но сейчас он был настолько свеж, что не оставалось никаких сомнений – Пульхерия только что побывала на болоте, во всяком случае, гарантированно выходила за вахту, искала следы беглецов. И, не обнаружив следа своего личного невольника, сообразила, кто ему помог укрыться. Уходили-то они вчера все вместе...

Осторожно, как собака-сапёр, Москвич взял в зубы ложечку и потянул её из-под подошвы некромантки. При этом он зажмурился, будучи твёрдо уверен, что она обязательно саданёт его сапогом в рыло. Но этого не случилось. Ведьма приветливо ему улыбнулась, когда он подал ей поднятую ложку, держа её в зубах, как и положено собачке, и ласково сказала:

— Двадцать плетей.

— За что? – хренея от собственной наглости, спросил Москвич.

— Ещё двадцать за дерзость. А так – за то, что помог спрятаться беглому рабу.

— Он не беглый. Он спит в кочегарке. Переутомился после вчерашнего, - почтительно сложил на груди руки Павел.

Он понял, что эта злобная стерва обо всём догадалась, а значит, она непременно доведёт сегодня его персональный счёт до ста плетей. И как-нибудь постарается выторговать у милфы право лично его наказать. Неужели она и вправду очень хотела, чтобы Андрюха тоже пошёл в побег, вместе с остальными, чтобы безнаказанно убить его во время погони? Или распять на съедение комарам-убийцам? О таком не хотелось даже думать, но слова тайной доброжелательницы отчётливо звучали в его голове «она хочет его убить»...

А тайная доброжелательница никогда не ошибалась.

«Итого сорок» - подумал Москвич. – «Осталось немного». И оказался прав. Этот день напомнил парням их первые дни в этом пансионе. Когда они, наивные этапники, ещё не поняли куда попали, и, крутясь как белки в колесе, зарабатывали себе лишь тумаки и какое-то безумное количество плетей на выходные. Ещё и бравировали этим. Сейчас уже было не до бравады.

Оказалось, что в отсутствие сбежавших «молодых бойцов», как шутя между собой, называли их бывшие зэки, вся работа вполне ожидаемо свалилась на них. А это значит, что пока барышни были на занятиях, парням пришлось убираться в их палатах. Предварительно застелив все постели молодых ведьмочек. Вылизав до блеска ванную комнату и туалеты на обоих этажах. Также помыв полы в коридорах. И отнеся всё грязное бельё в баню – для вечерней стирки.

Передохнуть не было ни минутки. Потому что пришло время обеда. И парням пришлось галопом скакать в столовую – накрывать столы, разносить подносы с первыми и вторыми блюдами. Готовить десерты и напитки. И не приведи Господь перепутать чьи-то предпочтения или забыть особые пожелания. Потому как утомлённые на уроках и раздражённые молодые ведьмы щадить никого не будут. И сорвут злость хоть на своём любимчике, хоть на ком угодно.

Москвич честно заработал на этом обеде свои законные десять горячих. Разумеется, от Пульхерии. Она громогласно отчитала его за то, что он принёс кленовый сироп после творожников, а не вместе с ними.

— Я что, по-твоему, должна кушать творожники без сиропа? – надменно спросила она. – Десять плетей. По филейным частям тела. Так и передай своей хозяйке.

После обеда, пока мадемуазели снова грызли на уроках базальт магических наук, парням пришлось драить полы, стены, окна и двери в санчасти – вотчине Екатерины. А там особый контроль чистоты и порядка. Приходилось дважды перемывать каждый столик, шкаф, этажерку, кушетку и даже операционную. Чаще, правда, используемую как комнату для тайных экзекуций. И прочих секретных процедур, о которых не принято было распространяться даже в кулуарах пансиона. Единственное место, куда никого не пустили, кроме Москвича – были личные покои милфы. Их Павлу пришлось пидарасить до блеска собственной зубной щёткой.

Тут как раз и стемнело, незаметно подкралось время ужина. Снова бачки, подносы, чайники, кофейники, сливочное мороженое, шоколадный и ореховый крем, фруктовый смузи и тыквенная запеканка. Падая от усталости и даже не замечая собственных ошибок и мелких оплошностей, Москвич как само собой разумеющееся воспринял назначенные ему некроманткой ещё двадцать плетей. И даже не спросил за что.

— Итого семьдесят! – удовлетворённо подытожила Львова. – У тебя какое любимое число?

— Квадратный корень из минус единицы, - попытался сострить Павел.

— О! – моя любимая мнимая величина! – моментально отозвалась на его шутку Пульхерия. – Я постараюсь перевести её в двоичное счисление и завтра выписать тебе ровно столько, сколько получится, милая...

Она обворожительно улыбнулась, и тут же проследовала к столу, за которым ужинала Екатерина.

— Прошу разрешения, Великая, использовать вашу невольницу Полинку для ритуала клеймения! – присев в полном реверансе, произнесла она, и общий зал на секундочку затих.

— Кого собираешься клеймить? – невозмутимо спросила милфа.

— Своего раба Андрея... Я ещё не нарекла его сумеречным именем.

— Хорошо, забирай, - задумчиво посмотрев на Павла, ответила экзекуторша. – Но только до отбоя. Чтобы в пять минут Терции она была в моей спальне. Девочке надо как следует высыпаться, а не то у неё цвет лица начинает портиться...

— Как прикажете, Великая! – некромантка присела в ещё более глубоком реверансе, хотя казалось, что глубже уже и некуда. И на этот раз даже раскинув руки в знак неимоверной признательности и преклонения.

...Ритуал клеймения проходил там же, где прошлым вечером парни так здорово чифирили и вспоминали прошлый побег Кости – в кочегарке. Только теперь она больше напоминала пыточную. Некромантка притащила откуда-то из совсем уж доисторических подвалов тяжелый грубый стул с подлокотниками. И велела Москвичу привязать к нему Андрея. Сама при этом стояла рядом и с интересом наблюдала, как тот затягивает ремни на запястьях и лодыжках своего приятеля.

— Потуже-потуже! – командовала она, проверяя так ли хорошо затянут каждый ремень.

Павлу было стыдно исполнять столь унизительную роль, но он боялся, что Пульхерия заставит его делать ещё что-нибудь, гораздо более мерзкое и страшное. Он видел, как раскаляется почти добела тонкий металлический пруток, с замысловатым вензелем на конце – жуткое орудие клеймения. И отлично понимал, какую чудовищную боль сейчас испытает его товарищ по несчастью. Но по-настоящему сочувствовать Андрею мешал подлый страх: лишь бы не его заставили быть палачом. Ну, или подручным палачихи, что сейчас было то же самое.

— Ты, Полечка, по наивности своей, наверное, думаешь, что я на тебе стану проверять насколько горячим должно быть тавро? – с нескрываемым предвкушением спросила его ведьма. – Не бойся этого! Ты, к сожалению, не мой раб. Ты – чужое имущество. Калечить тебя я не имею права. К тому же, кто захочет ссориться со столь могущественной ведьмой, как твоя хозяйка? Уж точно не я! – кокетничала некромантка, доставая из горящих углей раскалённый пруток и прикуривая от него какую-то странного вида самокрутку.

— А зачем же я ещё вам понадобился? – дерзко спросил Павел, стоя перед ней на коленях и поглядывая исподлобья в глаза садистке.

— Как зачем? – притворно удивилась та. – Ты будешь мне сапоги лизать, пока твой друг будет здесь корчиться от боли, вкушая ароматы палёной курицы!

— Зачем вам это? – Москвич решил дерзить до талого. – Вы ведь по-настоящему великая некромантка, можете и убить одним взглядом, и покорить любого. Зачем такие дешёвые понты?

Мерзкая улыбочка слетела с губ Пульхерии. Несколько секунд она серьёзно смотрела на Москвича, словно раздумывая наказать ли его самой и прямо здесь, или навалить ещё полсотни в общий счёт и на завтра.

— Закрой глаза! – ледяным тоном приказала она Андрею, и Москвич понял, что этот приказ понадёжнее повязки будет. Теперь что бы ни случилось, его приятель ни при каких условиях ничего не увидит.

— Ты спрашиваешь зачем? Чтобы показать твоему дружку, как здесь умеют ломать гордецов. Ты ведь для него что-то вроде местного авторитета стал в последнее время. Такой весь честный, правильный, справедливый. И вот будешь сейчас у меня в ногах валяться. Ведь будешь?

— Буду... - коротко вздохнул Павел.

Она поднесла конец прута, который постепенно остывая, становился уже малиновым, к самому лицу Павла. Он увидел, что само тавро на кончике прута представляет собой три металлические буквы ПУХ. Некромантка, словно примеряясь, куда бы прислонить это изуверское приспособление, поводила им вдоль его лба, почти коснулась кончика носа, «обрисовала» его подбородок и снова поднеся к губам, прошептала:

— Поцелуй...

Павел, словно во сне, коснулся губами раскалённого металла и тут же очнувшись, отпрянул назад. Пульхерия удовлетворённо ухмыльнулась. Глаза её снова заискрились привычным огоньком осознания своей безграничной власти над всем окружающим миром. Она молча указала пальчиком на пол перед собой. Москвич покорно склонился и обнял её ноги.

— Видишь, как всё фальшиво и неискренне? – спросила она, присев на корточки и подняв голову Павла. Заглянула ему в глаза, аккуратно пробираясь в его сознание, стараясь, видимо, не оставлять следов ментального взлома. Похоже, и правда, опасалась милфы.

— Я искренне поклоняюсь вам, великая некромантка, - прошептал Павел весьма сомнительный комплимент.

— Лжёшь, - также шёпотом ответила она. – Чтобы ты стал искренним, тебя надо как следует вздрючить, - хищно оскалилась ведьма. – Тебе нужен хороший стимул – палка, которой погоняли мулов. А я, как назло, забыла свою плетку в общаге! Ну, ничего, обойдёмся подручными материалами...

С этими словами она вручила Павлу почти остывший металлический прут для клеймения. И совсем иным, строгим и властным голосом отчеканила ведьминский приказ, ослушаться который не в силах ни один простой смертный:

— Накалить добела и клеймить моего раба Андрея в правый сосок груди!

Словно тяжёлая каменная плита прижала Павла к полу. Руки и ноги стали ватными. В голове не осталось никаких мыслей. Ни секунды ни в чем не сомневаясь, он положил кончик прута на угли и стал ждать. Его тело больше ему не подчинялось. Оно чётко и неукоснительно выполняло полученный приказ. А в душе бушевал шквал эмоций, от простого страха до горького осознания своего бессилия перед этой неумолимой ментальной мощью, способной сломать все его принципы и внутренние запреты.

Нет, лично ему больно не будет. Просто сейчас случится самое страшное – он сам станет чьим-то палачом. Он собственноручно будет пытать человека, причиняя ему чудовищные страдания в угоду этой взбалмошной стерве. И он даже не сможет, как всегда схитрить, например, выжечь это клеймо у себя на теле. Настолько чётко и ясно она сформулировала свой приказ. Никаких шансов, только одно – молить о пощаде.

«Минуты две-три» - наконец-то оформилась у него в голове первая осознанная мысль. – «Больше у меня времени нет. Дальше прут раскалится».

Москвич аккуратно лёг на пол, полностью распластавшись перед Пульхерией, прижался лицом к её резиновым сапожкам, ощутив мерзкий остаточный запах болота, так неприятно поразивший его вчера утром, и заплакал. Чистыми и на этот раз вполне искренними слезами.

— Молю вас... - сдавленным от волнения голосом скулил он. – Пощадите! Я сделаю всё, что прикажете, только... Только избавьте меня от этого.

Он не мог видеть каким тихим и почти детским блаженством засияли в этот момент глаза некромантки.

— Конечно, - ласково сказала она. – Конечно, ты сделаешь всё, что я прикажу. А я избавлю тебя от всех моральных страданий, которые тебе только вредят. Скажи мне, кто тебе помогает? Кто сидит у тебя в голове и подаёт тебе такие гениальные советы? Кто учит тебя магии?

— Я не знаю... - тихо ответил он. А сам украдкой подглядывал, раскалился ли пруток до нужного, желтовато-белого свечения.

Она молча вздохнула и сказала просто:

— Не хочешь говорить – и не надо. Я и так знаю. А ты сейчас подтвердил моё знание. Благодарю. А теперь возьми и поставь клеймо.

...Андрюха закричал и забился так, что заскрипели ремни, стягивавшие его тренированные руки. Тяжёлый деревянный стул заходил под ним ходуном. Окровавленная пена выступила на губах. На какой-то момент он даже потерял сознание, и тут Пульхерия снова присела перед Павлом. Заметив лёгкую тень отвращения, исказившую его губы, она заинтересовалась.

— Что такое? Что тебя смущает, Полинка?

Она легко прочитала его эмоции и наткнулась на образ той, с кем у него ассоциировался запах болота.

— Ах, вот оно что! – улыбнулась некромантка. – Милфа! Она тебя мучает, да? Бедняжка ты моя! Заставляет сапоги лизать? А тебя мутит от болотных миазмов, верно? Но тут уж ничего не поделаешь. Она – твоя госпожа. Владетельница всей твоей жизни. Так что терпи. Ты же в курсе, что она тебя оставляет здесь навечно? Нет? Не знаешь? Тогда у меня для тебя плохие новости...

Меньше всего сейчас Павел хотел бы слушать весь этот бред. Но приходилось.

— Впрочем... - Пульхерия загадочно улыбнулась ему в глаза. – Если ты захочешь быть со мной пооткровеннее... Если очень хорошо попросишь, я бы, конечно, могла бы... Ну, что молчишь? Хочешь, чтобы я тебя выменяла у милфы на того же Андрюшу, а? Как тебе такие перспективы?

Москвич молчал. Приказ заклеймить Андрея он выполнил, и теперь с ужасом наблюдал, как парень постепенно приходит в себя и снова прокусывает себе губы до крови, лишь бы сдержать стон. Сейчас он больше всего боялся встретиться взглядом со своим, теперь уже наверняка бывшим, приятелем. Но понимал, что это неизбежно. Остров был маленьким, а пансион ещё меньше. И тут рано или поздно, а придётся объясняться и отвечать за свои поступки.

— Ну что ж, - притворно вздохнула ведьма. – Я вижу, что ты не хочешь быть со мной откровенной, Полечка. Это твоё решение. Я бы тебя отсюда забрала, но, судя по всему, тебе здесь комфортнее. Вон какая ты теперь красотка – волосы кудрявые, мордашка упитанная, губки алые... Сиськи скоро отрастишь до третьего номера... - решила напоследок ударить по самому больному некромантка. – Сосать как следует научишься – нигде не пропадёшь! А пока...

Она снова перешла на злобный тон беспощадной тёмной ведьмы:

— Повторяю приказ: клеймить моего раба Андрея тем же тавро на этот раз в левый сосок. И накалить прутик так, чтобы я почувствовала запах горелого мяса! Выполняй!

Положив прут обратно на тлеющие угли, Москвич попытался было закрыть глаза и хотя бы на пару минут уйти в себя, забыться в обмороке, как Андрей, или просто умереть от тоски, но не тут-то было! Пульхерия схватила его за волосы, рванула назад его голову и злобно впилась своим взглядом в его зрачки.

— Сегодня тебе никто не поможет! – прошипела она. – До полуночи ещё почти два часа. И скоро мы начнём выжигать клеймо на лице моего раба. Или ещё где-нибудь, в более пикантном месте... Как тебе такая идея?

И тут случилось самое настоящее чудо. В мозгу Павла отчетливо прозвучал спокойный голос его тайной покровительницы.

«Ты северное сияние видел когда-нибудь?» - спросила она.

«Конечно!» - обрадовался Павел и даже улыбнулся, почувствовав невероятное облегчение. – Я же сидел на севере!».

«Тогда раскройся перед ней».

«Как?».

«Просто впусти её в свой мозг. Не сопротивляйся».

— Что ты лыбишься, сучка! – снова вскипела ведьма и даже успела залепить Москвичу увесистую пощечину, но в тот же миг глаза её распахнулись и побелели, словно бы навстречу ей внезапно, из-за поворота, вылетел огромный самосвал и ослепил её светом мощнейших прожекторов.

Этот свет исходил из внутреннего сияния, которое затопило сознание Павла так внезапно и отчётливо, что он сам, сражённый им, повалился на спину и перестал ощущать и своё тело, и жёсткие каменные плиты пола, и смрад дымной кочегарки, и вообще всё вокруг.

Больше ничего не было. Да и его самого, кажется, не существовало с этой секунды. Было лишь огромное, переливчатое, жёлто-зелёно-сине-оранжевое Северное Сияние.

Описать словами это чудо было практически невозможно, да и не нужно было. Просто в какой-то миг он сам стал частью этого живого, сверкающего всеми цветами радуги света, и просто купался в нём. А точнее - летал, взмывая ввысь всё дальше и дальше от этой грешной земли, с её мрачными болотами, тёмными пыточными подвалами, злобными душами и демоническими сущностями.

Туда! Ввысь! В безбрежное море Света и торжественной музыки, которая тоже возникла в этот миг и теперь затопила окружающий мир своим всесокрушающим звучанием.

Он легко узнал и эту музыку, и эту песню. Это была всё та же группа «Пикник», его любимая рок-группа. И песню эту он тоже обожал с самого первого раза, как только её услышал:

Вы ведите дороги

В край, где небо не строгое

Там, где небо не строгое,

Может, ждут нас давно.

С суетою проститься

И с далёкими птицами

Мы с далёкими птицами,

Будем петь заодно.

Может быть, что и ты не ты,

Может быть, что и я не я,

Вот и ходим, как пьяные

По дорогам пустым.

А не странно, не странно ли

Вдруг увидеть сияние,

Вдруг увидеть сияние

Неземной чистоты.

И всё. В этом безбрежном, непостижимом разумом Сиянии утонуло, исчезло, растворилось всё, что его мучило и давило последние месяцы этого позорного рабства. Боль ушла, пропал страх, свинцовый привкус унижения и крови, к которому он уже успел привыкнуть, сам собой растаял и испарился, словно его и не было. Сияние подхватило его мягкой тёплой волной и понесло лаская и кружа и захотелось лишь одного – разделить это вечное блаженство, сотканное из причудливых волн Музыки и Света, со своими самыми близкими друзьями и лететь с ним дальше, кувыркаясь и смеясь, бросая искорки этой чудесной энергии во все стороны, всем подряд, без разбора. Добрым и злым, Светлым и тёмным, ведьмам и феям – всем! Лишь бы все были счастливы и свободны! Позабыли свои страдания, веселились и купались в Сиянии, потому что оно и есть Жизнь! А жизнь – вечна!

И Музыка – вечна. Она и продолжала звучать в его сознании даже тогда, когда само сознание растворилось в переливчатом свете всполохов этого удивительного северного явления:

Так иди ж себе с Богом

Мимо улиц убогих,

Мимо улиц убогих,

Не жалей ни о чём.

А случись вечер тёмный,

Так скиталец бездомный,

Да скиталец бездомный

Вдруг подставит плечо...

...- Двести пятьдесят? – недоумённо спросила Екатерина, отрываясь от пергамента, исписанного ровным почерком отличницы, и поднимая взгляд на Пульхерию. – За незаконное использование магии?!

Некромантка скромно потупила взор и пожала плечиком.

— Не я одна, - все видели. Ваша рабыня вызвала северное сияние с помощью Доктрины сигнатур, а точнее принципа Антропоморфизма. А, как мне сказали, это атмосферное явление совсем не характерно для здешних мест.

— Это правда, - задумчиво глядя на пергамент, ответила милфа. – За последние шестьдесят лет такое здесь видели всего дважды. И что там с Антропоморфией? При чём это здесь? Можешь пояснить?

— Охотно, - улыбнулась молодая ведьма и затараторила, словно отвечая на уроке:

— Согласно общему принципу Антропоморфизма людям свойственно наделять животных, а также предметы и явления природы человеческими качествами. В мозгу Полинки сформировалась чёткая взаимосвязь между сущностью, которой возможно одержима Полинка, с северным сиянием, с которым она эту сущность для себя ассоциирует. В критический момент ритуала клеймения, не в силах подавить в себе эмоции, Полинка в качестве защитной реакции, возможно неосознанно, вызвала эту сущность, которая и явилась в качестве вышеупомянутого сияния.

— Хм, - откидываясь на спинку кресла Екатерина скептически оглядела Пульхерию с головы до ног. – То есть ты продолжаешь утверждать, что моя личная рабыня одержима? А я, по-твоему, этого не замечаю?

Пульхерия, поджав губки, прищурилась, осознавая на какое опасное минное поле ступает.

— Прошу прощения, Великая, возможно я неточно выразилась...

— Нет, выразилась ты предельно точно и определённо. Но какие у тебя для этого имеются основания? Вот в чём вопрос...

— Мощность выброшенной магической энергии, - коротко вздохнув, ответила некромантка. – Она была чудовищной. Проснулись все, и все смотрели в окна. Сияние сверкало непосредственно над нашим пансионом минут пять!

— Да, я тоже обратила на это внимание, - сухо отозвалась милфа. И, ещё немного подумав, положила исписанный пергамент в ящик своего стола. – Благодарю тебя за своевременный сигнал и подробный отчёт о происшествии. Твои выводы очень ценны для нас...

С этими словами она кивнула, давая понять, что аудиенция окончена. Пульхерия не стала спрашивать, а будет ли наказана Полина и если да, то когда и где. Она была умненькой девушкой и не в свои дела не лезла.

После её ухода Екатерина сладко потянулась всем телом, блаженно улыбнулась и, отдвинувшись от стола, взглянула вниз, где лежал Москвич и старательно делал ей массаж ног губами и языком.

— Вот видишь, Полечка, как ты взбаламутила энергетические поля и темпоральные сущности Маркистана! – весело улыбаясь, сказала экзекуторша. Было видно, что она очень довольна случившимся.

– Эта фифа мелкотравчатая на тебя донос в виде научного трактата накатала! А ты молодчинка! Я в тебе не ошиблась!

— Рада служить вашему величеству, - кокетливо похлопал ресницами Москвич.

— Не обольщайся, - тут же охладила его язвительной улыбкой милфа. – Двести пятьдесят плетей ты отдельно заработала этой выходкой. Да ещё вчерашних семьдесят... Итого, сколько получается?

— Триста двадцать.

— В койку! – приказала экзекуторша. – До утра придётся отрабатывать!

«Кажется, у кого-то начались серьёзные проблемы» - услышал он у себя в голове знакомый, слегка насмешливый голос.

(продолжение следует)