Александра. Её сила была не в том, чтобы прямо командовать, а в том, чтобы быть источником. Источником идей, решений, самой реальности для Макса. Она никогда не приказывала «Сделай так». Она приходила к нему с бокалом вина, садилась на подлокотник его кресла и томно, как бы между делом, роняла: «А представляешь, как было бы забавно, если бы...» — и описывала сценарий, который заведомо льстил его эго, его имиджу брутального повелителя. Через час он уже был уверен, что эта гениальная, порочная идея родилась в его голове. Она была тенью, отбрасываемой его троном, и тень эта была больше и могущественнее самого трона.

До встречи с ней Макс был... нормальным. Успешным, да. Но его успех был линейным, предсказуемым — ресторан, потом клуб. Он мог бы жениться на милой девушке, родить детей, ездить на шашлыки с Артемом и обсуждать ипотеку и футбол. В нём не было этой извилистой, тёмной гениальности. Она её в него вдохнула. Вернее, она стала его тёмным дыханием.

Её истинным наркотиком была не страсть и не секс. Это были лишь инструменты, краски на её палитре. Её настоящей страстью была метаморфоза. Она обожала брать чужую, устоявшуюся реальность — будь то личность Макса или хрупкий брак его друзей — и переплавлять её, придавая ей новую, более изощрённую и, с её точки зрения, совершенную форму.

Именно поэтому Артем и Женя стали для неё таким лакомым объектом. Они были вызовом. Их внутренний мир, их тщательно выстроенный баланс между верностью и фантазией был сложной, но прочной конструкцией. И Саша жаждала найти слабое звено, надавить и наблюдать, как всё это рухнет, чтобы потом собрать из обломков то, что захочется ей.

Запись с камеры в комнате отдыха была не просто порно для её мужа. Это был чертёж. Доказательство эффективности её метода. Она заставила их, ничего не подозревающих, сыграть в её пьесе. И теперь, глядя на экран, она видела не просто двух любовников — она видела своё творение. Первый акт был сыгран безупречно.

И она уже писала второй. Потому что игра только начиналась. Её конечной целью было не просто подглядывание. Её целью было добиться, чтобы Артем и Женя, глядя друг другу в глаза, попросили её войти в их спальню. Добровольно. Сознательно. Отдавая ей свою «уникальность» на откуп. И в этом акте тотальной капитуляции она вкусила бы свою величайшую победу.

Женя с ее страхами и фантазиями была для Александры лишь инструментом, дверью, через которую она надеялась войти в святая святых — в сознание Артема. Его спокойная, непоколебимая уверенность, его способность видеть ее игру и делать вид, что не замечает, сводили ее с ума. Для женщины, привыкшей, что мужчины — либо податливая глина, как Макс, либо легко разжигаемая плоть, как те случайные любовники, Артем был загадкой. Вызовом. Непокоренной вершиной.

Ее не просто «нервировало» его игнорирование. Это было оскорблением к мастерству, отрицание ее самой как силы природы. Каждый его спокойный взгляд, каждый раз, когда он вежливо отводил глаза от «случайно» обнаженной груди, был молчаливым заявлением: «Я вижу тебя. И ты мне не интересна».

И это была ложь. Она знала, что это ложь. Он не был импотентом или святым, что темный огонь в нем тлел. Но это был его огнь, и он упрямо не желал позволить ей стать тем ветром, что раздует пламя.

Поэтому ее стратегия изменилась. Если прямой соблазн не работал, нужно было атаковать оплот его уверенности — его веру в себя как в единственного, кто может удовлетворить Женю. Нужно было показать ему, что ее воля могущественнее его собственной. Что она может дать его жене то, чего не может он. Не другого мужчину, нет. А тотальное, безудержное, освобождающее падение.

Именно поэтому запись с камеры была так важна. На ней был запечатлен не просто их секс. На ней был запечатлен момент, когда ее провокация, ее режиссура заставили Женю забыть о всех условностях. Артем думал, что это его победа, его страсть. Но Саша-то знала правду: это была ее победа. Женя откликнулась на ее вызов.

И теперь, глядя на эту запись, Александра вынашивала новый план. Цель оставалась прежней — сломить Артема. Но теперь она будет действовать еще тоньше. Она заставит его самого, добровольно, в отчаянии или в порыве темной страсти, попросить ее о помощи. Попросить ее научить его, как быть тем, кого хочет его жена. И в этот миг его воля будет сломлена, и он станет ее самым ценным трофеем. Потому что сломать сильного — вот единственное, что по-настоящему заставляло ее чувствовать себя живой.

И тут родилась стратегия. Как-то раньше, Саша и Женя, немного подвыпив, делились своими снами, но так по девчачьи, ну и Женька рассказала про то сон, с двумя неизвестными мужчинами, без подробностей конечно, зато было отчетливо видно, как это ее волновало.

Сашу осенило. Зачем устраивать сложные спектакли с повязками, когда можно просто... посеять семя. И наблюдать, как оно прорастет ядовитым растением в самом основании их брака. Ее новой целью стала не реализация фантазии, а извращение ее смысла в глазах Артема. Она решила «подселить» этот сон в голову Артема. Не через Макса — это слишком прямо. Через умело подброшенные сомнения. Она найдет момент, чтобы поговорить с ним «по-дружески», с глазу на глаз.

Спустя некоторое время, друзья отмечали праздник, Артем вышел покурить на балкон, ну и Саша с ним, за компанию, подымить, так сказать.

— Знаешь, Артем, — сказала она с видом легкого, беззаботного беспокойства, — мы как-то с Женей болтали о снах. О женских фантазиях. И она рассказала мне одну... довольно яркую. Про двух незнакомцев. — Она сделала паузу, давая ему впитать. — Ты знаешь, я психоаналитик, и часто такие сны — это ведь проекция нереализованных желаний, да? Тело и разум ищут выход. Меня это немного за беспокоило. Она так это переживала, так волновалась, рассказывая... Саша сделала паузу, дав ему ощутить ледяной укол под ребра.

Александра не раскрыла деталей, да их и не было ей известно. Она оставила его с этим — с ядовитым зёрнышком. С образом его жены, «мучаемой» фантазией о других мужчинах.

Дело сделано. И когда трещина в его уверенности станет достаточно глубокой, она нанесёт последний, точный удар. Она обратит его внимание, на жену, которая будет увлечена каким ни будь делом, безмятежная и прекрасная.

— Смотри, какая она хрупкая, — прошепчет Александра, и её голос будет звучать как сочувствие, но в нём будет сталь. — И одинокая в своих мыслях. Как жаль, что мы, мужчины и женщины, так редко можем дать друг другу то, что нужно по-настоящему. Иногда кажется, что самые близкие люди живут в параллельных вселенных.

Она не будет предлагать решений. Лишь обозначит пропасть. Его собственная ревность, его страх оказаться недостаточным, его воображение дорисует остальное.

И тогда он, сломленный не внешним давлением, а внутренними демонами, которых она же и выпустила, придёт к ней. Не как к соблазнительнице, а как к единственному человеку, который «понимает». И в этот миг он станет её творением. Его воля будет сломлена. Его брак станет полем её игры.

План был безупречен. Он был тихим, медленным и не оставлял следов. Она не ломала двери. Она отравляла колодец. И теперь ей оставалось лишь наблюдать, как жажда заставит его пить.

Время шло, но для Артема оно словно застыло, отравленное одним и тем же ядом. Слова Александры, брошенные так заботливо, проросли в нем чертополохом сомнений. Он ловил себя на том, что в самые неожиданные моменты — за утренним кофе, просматривая документы, глядя, как Женя смеется над шуткой по телефону, — в висках отдавался тот самый укол: «...с двумя незнакомцами... с повязкой на глазах...»

Он пытался отмахнуться. Говорил себе, что это бред, что у всех бывают странные сны. Но тень, посеянная Сашей, была коварнее. Он начал замечать моменты, которые раньше пропускал мимо. Задумчивый взгляд Жени, устремленный в окно. Её лёгкий, почти незаметный вздох, когда вечером они просто молча смотрели фильм. Её возбуждение во время секса стало для него не просто страстью, а экзаменом. «Достаточно ли ей? Не думает ли она в этот момент о чём-то... о ком-то другом?»

Ревность, тихая и разъедающая, точила его изнутри. Он стал придирчивее, резче в случайных спорах. И каждый раз после вспышки раздражения его охватывало стыдное раскаяние, и он пытался «загладить вину» страстью, которая была уже не нежностью, а попыткой доказать свою власть, свою незаменимость.

И вот, в одну из таких бессонных ночей, когда мозг выискивал и анализировал каждую крупицу прошлого, его пронзило воспоминание. Яркое, как вспышка магния.

Не так давно. Их постель. Женя, смущённая и возбуждённая одновременно, предложила попробовать вибратор. Вместе с ним. Чтобы он наполнял её одним путем, а игрушка — другим.

Тогда он воспринял это как смелый, но в рамках их пары, эксперимент. Как шаг к большей откровенности. Теперь же это воспоминание обрушилось на него с совершенно иным, чудовищным смыслом.

Двое. Их было двое.

Мысль врезалась в виски с силой физического удара. Он сел на кровати, сердце колотилось где-то в горле, перекрывая дыхание.

Это не просто сон. Это её желание. Настоящее, физическое, высказанное вслух и воплощённое в действии. Сон — это теория. А это... это практика. Правда. Горькая, невыносимая правда.

— Это правда... — прошептал он в темноту, и голос его сорвался. — Это правда!!!

Что же делать? Мысли бежали бешеным, бессвязным карнавалом. Запретить? Выбросить эту дурацкую игрушку? Прижать её к себе и не отпускать, пока она не забудет эти дурацкие фантазии? Или... или попытаться стать этим «незнакомцем» самому? Но как? Как стать для своей жены анонимным любовником?

Он ничего не мог понять. Его мир, такой прочный и надежный, дал трещину, и из неё сочилась тьма. И в центре этой тьмы, с сладкой, ядовитой улыбкой, стояла она. Александра. Та, кто знала. Та, кто предупреждала. И теперь, в этом хаосе, её образ уже не казался враждебным. Он казался... единственным ориентиром в кромешной тьме его собственного отчаяния.

Да. Логика отчаяния, искривлённая ревностью и болью, выстраивалась в единственно возможный для него вывод. Она была психологом — значит, могла понять природу этих желаний. Она была женщиной — значит, могла объяснить ему тайные ходы женской души. Она была другом — ну, по крайней мере, другом Жени... Значит, ей можно доверять.

Вероятнее всего, только Саша могла помочь. Она одна видела картину целиком, знала о «сне». Могла быть тем проводником, который выведет его из этого лабиринта страха и непонимания обратно к Жене. К той Жене, которая нужна ему, а не той, что живёт в своих тёмных фантазиях.

Мысль о встрече с ней, одна на один, вызывала у него отторжение. Он чувствовал её опасность на животном уровне. Но теперь эта опасность казалась меньшим злом, чем та пропасть, что разверзалась между ним и женой. Артем был готов заплатить любую цену, лишь бы вернуть контроль. А Саша... Саша выглядела как единственный банкир, выдающий кредиты под эту валюту.

Нужно было встретиться с ней.

Он взял телефон. Пальцы чуть дрожали. Не стал писать Максу. Это было бы предательством — и по отношению к другу, и к жене. Он нашёл её номер в истории звонков. «Александра». Просто имя, а ощущалось как граница, за которую он сейчас переступит.

«Саша, привет. Это Артем. Можно мне с тобой встретиться? Насчёт Жени. Мне нужен твой совет».

Он отправил сообщение и отшвырнул телефон, будто тот обжёг ему пальцы. Теперь оставалось только ждать. Ждать ответа от того, кто, как он теперь верил, держал в руках ключ от счастья его брака. Артем не понимал, что этот ключ отпирал не дверь к спасению, а клетку, в которую он сам себя загонял. И Александра давно уже ждала у этой клетки с улыбкой дрессировщицы.

Но просчет был очевиден. Пока Александра предвкушала его отчаянное сообщение, а Артем погружался в пучину ревности, она не учла одного: Женя не была той наивной девочкой, которой можно незаметно манипулировать. Она была его женой. Она знала каждую его тень, каждую морщинку на его лбу.

Она видела, что что-то происходит. Он был отстранён последнее время, его улыбка была натянутой, а объятия — механическими. И когда она, войдя в спальню, увидела его сидящим на краю кровати с лицом, на котором не было ни надежды, ни жизни, а рядом лежал телефон, будто брошенный в отвращении, она всё поняла. Точнее, поняла, что не понимает ничего, и это было хуже всего.

— Дорогой, — мягко сказала она, подходя ближе. Он не отреагировал. — Дорогой, посмотри на меня.

Он не шелохнулся, погружённый в свой стыд и смятение. Женя повторила чуть громче, властно, так, как редко позволяла себе:

— Посмотри на меня.

Артем медленно поднял голову. Его взгляд, полный муки, на секунду встретился с её ясными, требовательными глазами, и тут же опустился, будто он был пойман на самом страшном преступлении.

— Так, — Женя села рядом, не сводя с него взгляда. Её поза была нежной, но голос звучал твёрдо, как сталь. — Давай рассказывай, что случилось. И только честно. Я не выпущу тебя из этой комнаты без ответа.

И под этим взглядом, в котором читалась не злость, а тревога и решимость, все его барьеры рухнули. Артем нехотя, сбивчиво, стараясь сдержать дрожь в голосе и выматывающую ревность, начал свой рассказ. Он говорил обрывками, о «сне», о «тревожных намёках» Александры, о своём страхе, что не может дать ей того, чего она хочет по-настоящему.

И по мере того, как он говорил, глядя в пол, Женя слушала, и её лицо менялось. Сначала — недоумение. Потом — растущее понимание. И наконец — холодная, безмолвная ярость. Не на него. Ни за что. А на ту, что осмелилась влезть в их брак с грязными руками и отравленными семенами.

Она не перебивала его. Она дала ему выговориться до конца, пока он не замолк, опустошённый, ожидая её приговора, её слёз, её оправданий.

Но Женя лишь медленно поднялась с кровати. Её движения были обдуманными и точными.

— Всё ясно, — произнесла она тихо, и в её голосе не было ни капли той «наивной девочки». Это был голос женщины, которая поняла правила чужой игры и была готова в неё сыграть. — Теперь слушай меня. И запомни раз и навсегда.

— Я не знаю намерения этой сучки Саши, — её голос был холоден и остр, как лезвие. — Надеюсь, что не знаю. Может, она настолько увлеклась своей работой, изучая людей с нарушенной психикой, что ей уже просто мерещится всякое. Либо ещё что.

Она сделала шаг к нему, и её глаза, зелёные и ясные, приковали его к месту.

— Ты думаешь, я не замечала её развратные глаза на тебе? Её эти «случайные» засветы? — Женя усмехнулась, коротко и без тени веселья. — Тоже, при всём «уважении» к твоему другу, надеюсь, это было не специально.

Она подошла вплотную и, присев перед ним на корточки, взяла его руки в свои. Её взгляд стал пронзительным.

— Родной, ответь мне на один вопрос. Всего на один. Тебе снятся сны?

Артем замер, не в силах отвести взгляд.

— Тебе снятся сны с другими женщинами? — Она не повышала голос, но каждое слово падало, как камень. — Можешь не отвечать. Я и так знаю, что да. Я видела, как ты на них смотришь иногда. Видела твою фантазию в твоих глазах, когда мы смотрим какой-нибудь фильм.

Она помолчала, давая ему прочувствовать всю тяжесть этого признания.

— И что теперь? — её голос дрогнул, но не от слёз, а от сдерживаемой силы. — Мне теперь надо думать, что ты их всех хочешь? Что каждая стройная блондинка на улице — это твоя потенциальная любовница? Что наш брак — это ложь, потому что у тебя в голове живут картинки с другими?

Она встала, смотря на него сверху вниз, и в её позе была не обида, а вызов.

— Или, — продолжила она, — сны — это просто сны? Фантазии — это просто фантазии? И они становятся опасными только тогда, когда кто-то посторонний начинает вкладывать в них свой грязный смысл? Только тогда, когда ты начинаешь верить этому кому-то больше, чем мне? Больше, чем нам?

Она не ждала ответа. Она вытащила его на свет, заставила увидеть абсурдность его же собственных мук. И в этой тишине, повисшей после её слов, рушился не их брак. Рушилась идеальная иллюзия, которую Александра так долго выстраивала. И Артем, наконец, начал видеть сквозь трещины.

— Родная, прости меня, — выдохнул он, и в его голосе была вся горечь осознания собственной глупости. — Я действительно поверил её словам. Она же психолог... и твоя подруга... Прости...

Женя мягко, но решительно заткнула его рот своей ладонью, издав успокаивающий звук:

— Тшшшш. Помолчи.

Её движения были стремительными, лишёнными всякой нежности, но наполненными такой животной силой, что у него перехватило дыхание. Резким движением она стянула с него шорты, скинула с себя халат, и её обнажённое тело, совершенное и знакомое до каждой родинки, предстало перед ним во всём своём великолепии. Она села на него верхом, прижавшись всей тяжестью, и снова повторила, уже прижимая его голову к своей груди:

— Помолчи.

Её обжигающая грудь с чудесными карамельными сосками стала его единственной реальностью. Запах её кожи, её быстрое сердцебиение — всё это смешалось в головокружительный коктейль. Он был парализован, покорён, сметён её волей.

Одной рукой она направила уже твёрдый, пульсирующий член к своему лону и, без единого лишнего движения, одним мощным рывком заполнила пустоту своего влагалища. Он вошёл глубоко, до самого конца, и они оба застонали — он от внезапности и наслаждения, она — от торжества и власти.

— Чувствуй, любимый, чувствуй, — её шёпот был горячим и влажным у его уха. — Я только твоя. Всё твоё. Навсегда.

Затем она резко поднялась, упираясь ладонями в его грудь, и посмотрела прямо в его голубые, полные смятения и страсти глаза. Её собственный взгляд был чистым, ясным и невероятно сильным.

— А ты! — произнесла она с той властью, что не оставляла места для возражений. — Ты только мой. Запомни это.

И, опрокинув голову назад, с выгибом, в котором была вся её хищная грация, она усилила темп. Бёдра двигались в бешеном ритме, стоны становились громче, отчаяннее. Артем, не в силах больше сопротивляться, чувствуя, как нарастает неудержимая волна, схватил её за бёдра, помогая ей, подчиняясь ей.

Он кончил с глухим, сдавленным криком, ощущая, как потоки его спермы вырываются и заполняют её. В тот же миг, почувствовав его извержение внутри себя, Женя взвизгнула, её внутренние мышцы судорожно сжались вокруг него, и её тело затряслось в диком, катарсическом оргазме. Она сжала его бёдра своими, впиваясь в него, сливаясь с ним в одном финальном, очищающем спазме.

Евгения рухнула на него, вся мокрая, дрожащая, и прижалась губами к его шее.

— Только мой, — снова прошептала она, уже тихо, но с той же безраздельной собственностью. — И никто больше не посмеет встать, между нами. Слышишь меня! Никто.