– Ну, как успехи? Получается?

Слова эти, сказанные с интонацией мягкой, почти интимной, возникли в голове Архипа совершенно спонтанно, и – произнося эти четыре слова в виде двух вопросительных предложений, Архип одновременно с вопросами, заданными негромко, но совершенно внятно, положил ладонь рядовому Зайцу на плечо, словно этим отеческим жестом желая унять, остановить самозабвенно танцующее тело вовосемнадцатилетнего салабона...

Бедный Заяц! Как говорят абстрактные гуманисты, врагу такого не пожелаешь...

Услышав над своим ухом голос и в ту же секунду почувствовав, как на плечо его легла чья – то ладонь, Заяц, ничего подобного не ожидавший и не предвидевший, невольно издал короткий звук, отдалённо напоминающий утробное хрюканье, на мгновение замер, словно остолбенел, но уже в следующее мгновение, рванувшись в сторону, он вместе с тем резко всем телом повернулся к Архипу – и Архип близко – близко увидел его округлившиеся глаза с выражением запечатленного в них тихого ужаса.

– Не ожидал? – игриво проговорил Архип, наслаждаясь произведённым эффектом.

Вопрос прозвучал издевательски. Конечно же, Заяц не ожидал! И не только не ожидал, а даже не предполагал ничего подобного... бедный Заяц! Но кто ему был виноват? Если Архип, время от времени сам предавшийся этому занятию, никогда не терял разумной бдительности и, с упоением двигая кулаком – мысленно рисуя картины сладостного траха, одновременно с этим не забывал чутко вслушиваться в окружающий его мир, чтоб не быть в буквальном смысле пойманным за руку, то Заяц, наоборот, решив поиметь – урвать несколько сладостных минут кайфа, проявил при этом совершеннейшую беспечность, так что трудно было даже сказать, чего в этой беспечности было больше – в чем была истинная причина подобного прокола: то ли это со стороны молодого солдата это был полный непрофессионализм в вопросах организации одиночного секса применительно к особенностям армейской жизни, то ли это было проявлением обычного природного разгильдяйства, когда человек живёт по принципу "авось пронесёт – авось ничего не случится"... случилось – не пронесло: молодого солдата, самовольно покинувшего часть в поисках лучшей доли, более опытный сослуживец одномоментно вернул в родную роту... и возвращение это для молодого солдата было подобно эффекту разорвавшейся бомбы, – бедный Заяц! С учетом небезуспешных попыток агрессивного проникновения – внедрения во все сферы жизни некой коммерческой организации, претендующей на монополию духа, впору было вскричать евангельским выражением "Vade retro, satanas!", которое хотя и трактуется как "не искушай!" – "не соблазняй!", но в буквальном переводе с языка латинского означает "Отойди, сатана!" – с акцентом не на первом слове, а на втором... впрочем, в реальной жизни всё проще и жестче, а потому прозаичней, и салабон, застуканный старослужащим в момент "сеанса", по умолчанию никогда не скажет этому старослужащему: "Отойди, старичок! Дай мне кончить... ".

Какое – то время – буквально секунду – другую – они, Архип и Заяц, молча смотрели в глаза друг друга: Архип был чуть выше Зайца, был крупнее телосложением, и потому он взирал на Зайца как бы свысока, наслаждаясь произведённым эффектом, в то время как во взгляде Зайца, уличенного "в неподобающем для мужчины занятии", замер – застыл кроткий ужас... Брюки Зайца были расстегнуты, резинка трусов была заведена под яйца, так что всё его молодое хозяйство было, словно на выставке, выставлено наружу: яйца, непроизвольно подтянутые кверху, как это нередко случается при половом возбуждении, были хотя и не очень крупные, но, рельефно обтекаемые утончившейся кожей мошонки, выглядели выпукло, классически продолговато, а потому вполне достойно – весомо и зримо; волосы на лобке были густые и, наверное, длинные, поскольку они невольно закручивались вправо – влево шелковистыми на вид колечками, в то время как сам живот был, словно у подростка, совершенно чист – густой волосяной покров срезался вверху ровной горизонтальной линией, и на плоском животе выше этой линии не было ни "тёщиной дорожки", ни хотя бы малейших признаков какой – либо другой растительности в виде сиротливо выросших одиноких волосков; сам же член, который Заяц по – прежнему сжимал в кулаке, был этим самым кулаком на две трети скрыт, но именно на две трети – ещё одна треть возбуждённо торчащего члена, не охваченная свёрнутой в трубку ладонью, заканчивалась чуть продолговатой, вишнёво – сочной залупившейся головкой, на самом кончике которой перламутрово блестела выступившая капелька клейкой смазки, то есть член у рядового Зайца в состоянии боевого стояния был вполне приличный, длинный и толстый, так что его, если вдуматься – разобраться, не стыдно было и показать – продемонстрировать посторонним... что, собственно, Заяц и делал – сам того не желая, – секунду – другую они, Архип и Заяц, молча смотрели друг другу в глаза, но уже в следующую секунду Архип, невольно скользнув глазами вниз, самым естественным образом устремил свой взгляд на Зайцево хозяйство – и Заяц, выходя из состояния ступора, инстинктивно реагируя на этот чужой, праздно любопытствующий взгляд, тут же судорожно дёрнулся, с запоздалой торопливостью пытаясь убрать, спрятать – скрыть своё обнаженное хозяйство в штаны.

– Ку – у – да – а? – невольно реагирую на стремление Зайца уничтожить улики, наглядно свидетельствующие о его столь "позорном занятии", напористо проговорил – пропел Архип, одновременно с этим цепко хватая Зайца за член. – Стоять!

Архип проворно обхватил возбуждённый член Зайца вовсе не потому, что когда – либо он хотел или думал сделать нечто подобное, и уж тем более не потому он с живостью схватил парня за член, что о чем – то подобном он когда – либо втайне мечтал – фантазировал, а тут – подвернулся вполне подходящий момент, и он не замедлил этим моментом воспользоваться, – нет, этот жест, безотчетно спонтанный и потому совершенно непреднамеренный, в момент своего совершения напрочь лишенный какого – либо внятно осознаваемого эротизма, был продиктован исключительно одним – единственным желанием – не дать салабону Зайцу, случайно застигнутому за т а к и м занятием, скрыть – замести следы... что именно он будет делать дальше с этими "следами", наглядно представленными в виде расстегнутых брюк с извлечённым из них хозяйством, Архип еще не знал сам, но одно он сообразил верно: если бы Заяц без всяких внешних помех привёл бы свой внешний вид в повседневное состояние, то эффективность от неизбежно грозившей ему "воспитательной беседы" явно бы снизилась – без наглядных улик эффективность "воспитательной беседы" однозначно оказалась бы не той.

Между тем, возбуждённый член Зайца – волнующе крупный, горячий и твёрдый – так органично вписался в кулак Архипа, что Архип, сжимая его, невольно почувствовал... нет, это было еще не сексуальное возбуждение и уж тем более не конкретное сексуальное желание, а всего лишь смутное чувство странной приятности – оно, это странное чувство, шло из глубины души и было ещё зыбко и невнятно, было Архипу не совсем понятно и вместе с тем уже вполне уловимо, так что Архип, безотчётно подчиняясь этому чувству, совершенно непроизвольно двинул на возбуждённом чужом члене крайнюю плоть – так, как он это делал на своём собственном.

– Пусти! – Заяц конвульсивно дёрнул задницей, пытаясь вырвать свой залупившийся член из плотно сжатого кулака Архипа, одновременно с этим обеими руками с силой отталкивая Архипа от себя... так мальчишки в игре – возне верещат и, уворачиваясь, со смехом отталкивают от себя более сильных друзей – товарищей, если те начинают распускать руки – начинают шутливо хватать за писюн.

Но Заяц был уже не мальчишкой, и это была не игра, – такое вольное, совершенно неуважительное обращение со "стариком", пусть даже начинающим, могло быть чревато для рядового Зайца самыми серьёзными тяготами в несении дальнейшей службы... однако рядовой Архипов не обратил на дерзость рядового Зайца никакого внимания – он ещё крепче стиснул в кулаке напряженно твёрдый член, тем самым не давая рядовому Зайцу в буквальном смысле из кулака выскользнуть.

– Стой, бля! – негромко, но властно выдохнул Архип, с силой сжимая горячий ствол; одной рукой удерживая рядового Зайца за торчащий член, ладонью другой руки рядовой Архипов с силой сдавил молодому солдату шею, повторив при этом ещё раз: – Стоять!

Заяц сморщился – и, словно в одно мгновение утратив всякую способность к сопротивлению, безвольно опустил руки... во взгляде его, устремлённом на Архипа, первоначальный животный ужас сменился хотя и сильным, но уже не запредельным, а вполне обычным – человеческим – страхом, – глядя Архипу в глаза, Заяц, и до того не особо заблуждавшийся относительно своего места в казарменной иерархии, вдруг со всей пеленающей волю отчетливостью не столько осознал, сколько нутром почувствовал свою полную зависимость от старослужащего Архипа, и это чувство абсолютной – тотальной – зависимости в свете н о в ы х обстоятельств тут же подействовало на Зайца совершенно деморализующе: смятый, раздавленный произошедшим, Заяц теперь стоял, покорно опустив руки, и был он в эти мгновения своей жизни всем состоянием своей души похож на пластилин, который без особого труда можно было мять как угодно – в любую сторону... дело теперь было за Архипом – казарменным "стариком". А Архип, между тем, неожиданно растерялся: продолжать держать парня вот так просто за хуй было глупо, но и разжимать пальцы – выпускать из кулака горячий и твёрдый, странно волнующий ствол – Архипу почему – то тоже не хотелось... смутное чувство приятности, возникшее в душе Архипа помимо его воли, не только не уходило, а даже, наоборот, продолжало неуклонно нарастать, медленно превращаясь в еще неясное, невнятно – смутное, но уже вполне предсказуемое желание, – они, Архип и Заяц, неотрывно смотрели в глаза друг другу, и Архип, крепко сжимавший в кулаке напряженный член Зайца, с каждым мгновением всё отчетливее чувствовал, что теперь ему нужно что – то делать дальше, но что именно нужно делать и, главное, к а к это нужно делать, Архип – по причине своей полной неопытности в таких вопросах – определённо не знал... точнее, не представлял, – вот почему, впервые столкнувшись с такой ситуацией, рядовой Архип невольно растерялся... то есть, не только замер – застыл мгновенно деморализованный и потому растерявшийся Дима Заяц, но и он, Андрюха Архипов, совершенно невольно растерялся сам, и растерялся он ничуть не меньше салабона Зайца, – в какой – то миг Архип почувствовал себя не столько казарменным "стариком", сколько обычным парнем, который, стоя в туалете, впервые сжимает в кулаке напряженный член другого парня и при этом... при этом – с всё более очевидной определённостью испытывает растущее чувство странной приятности...

А между тем... между тем, если б в эти секунды Архип сумел просчитать создавшуюся ситуацию на два – три шага вперёд, то он наверняка не стал бы делать того, что он сделал в следующее мгновение... ведь ситуация в своём роде была действительно замечательная! Во – первых, казарма была совершенно пуста, то есть в казарме ещё находились Кох и Баклан, но оба они серьезную помеху представлять не могли: один бесчувственно спал, с головой укрывшись одеялом, а другой в мыслях своих был уже наполовину дома; таким образом, в смысле нужной уединённости Архип мог чувствовать себя достаточно уверенно. Во – вторых, была ночь – то время суток, которое априори предполагает тягу к всякой – разной интимности. В – третьих, расклад был по сути своей совершенно классический: "старший" и "младший"... по сути своей – расклад был античный; правда, разница в возрасте у Архипа и Зайца составляла всего год, но сейчас они оба были в армии, и этот год разницы в возрасте физическом здесь был годом разницы в жизненном опыте, и эта вторая разница между ними была несоизмерима: один был старослужащим, был "стариком", то есть был достаточно опытным и уверенным, если говорить про эти категории – про опытность и уверенность – применительно к армейской жизни, а другой был "салабоном", был беспомощным и бесправным "духом" – другой свою службу в армии только – только начинал, то есть своим армейским статусом чем – то напоминал подростка, только – только вступающего во взрослый – жестокий и грубый – мир... "младший" и "старший" – античный расклад! Впрочем, все эти обстоятельства – отсутствие в казарме личного состава, ночь, отношения однозначной подчинённости – имели значение хотя и важное, но, тем не менее, сопутствующее; главным же было то, что один, во всех смыслах бесправный "младший", был застигнут, то есть застукан и уличен, другим, власть имеющим "старшим", в миг своего сладострастного уединения – в момент неистребимого стремления заполучить привычный сексуальный кайф... ну, то есть, ситуация в известном смысле была идеальной! Не секрет, что зачастую старшие или более сильные товарищи, жаждущие сексуально порезвиться с младшими либо более слабыми, создают – выдумывают всевозможные "регламенты", за нарушение которых неизменно полагается наказание... какое именно наказание, догадаться нетрудно: такие "игры", в которых одни, физически более сильные, под видом "заслуженного наказания" перманентно имеют во всех позах и в разные места других, более слабых, практикуются чаще всего там, где женский пол либо отсутствует напрочь, либо доступ к женскому полу значительно ограничен, и любят в такие игры играть, как правило, те, кто порой даже сам себе не может признаться в приоритете желаний, идущих вразрез с "общепринятыми" догмами так называемой "половой морали"... а придумав разные правила, за нарушение которых полагается неизбежное наказание, можно без всякого ущерба для "общепринятых догм" трахать – насиловать – наслаждаться, поскольку, как говорится в известной пословице – поговорке, будут "и волки сыты, и овцы целы", где под "волками" подразумевается утолённое вожделение, а "овцами" является самообман либо намеренный обман окружающих в щекотливом вопросе так называемой "ориентации"; словом, многие ждут – поджидают случая либо искусственно моделируют ситуации, чтоб заполучить желаемое, а здесь, то есть в той ситуации, в какой оказался молодой солдат Заяц, старослужащему Архипову, будь он в вопросах секса чуть более продвинутым или более опытным, даже выдумывать что – либо не было никакой нужды: Заяц был застукан в момент утоления сексуального желания, и это самым естественным образом могло подразумевать вполне закономерное и потому отчасти неизбежное развитие возникшей ситуации в плане её дальнейшего углубления... ну, то есть, понятно: обнаружив Зайца мастурбирующим, схватив его при этом за возбуждённо торчащий член, Архип уже в следующую секунду мог с полным основанием предложить Зайцу вариант более интересный, от которого Зайцу в той ситуации, в какой он невольно очутился, отказаться было бы во всех смыслах затруднительно – практически невозможно... многие, очень многие, окажись они на месте Архипа, именно так бы и сделали! Ну, то есть: пустая казарма... ночь... симпатичный парнишка, возбуждённый и вместе с тем зависимый и деморализованный, а потому совершенно покладистый, во всём послушный – мягкий, как пластилин... что ещё было нужно, чтоб вкусить настоящий кайф? Что – то типа такого: "Иди ко мне, мой хороший... прижмись ко мне сильно – сильно... не бойся – никто не будет тебя, такого хорошего, бить... ух, какая сочная попочка, упоительной сладостью наполняющая ладони... и губы – какие сладкие губы, если их целовать взасос!. . целовать взасос – и при этом расстегивать медленно брюки... тихо! тихо! – никто ничего не узнает... говорю же тебе, не беспокойся: я ни с кем не буду тебя делить... так, а теперь задом – повернись задом... шире раздвинь, распахни свои булочки – разведи их ладонями рук... ах, какое это блаженство – какой упоительный кайф... не дёргайся, милый, не дёргайся – я уже т а м... есть только миг между прошлым и будущим, и миг этот – мы с тобой... только это и есть настоящее – здесь и сейчас... о – о – о!. . вот и всё... а ты боялся!. . прижмись ко мне сильно – сильно – я тебя никому не отдам!" – ну, и чем был плох такой вариант? Причем, чтоб познать этот кайф однополого секса, совсем не обязательно быть геем, как иные думают, – любой человек от природы бисексуален, и это научный факт – вопреки кликушеству озабоченных моралистов... а Архип, между тем, растерялся: не имеющий никакого опыта – ни практического, ни хотя бы внятно понимаемого, адекватного истине теоретического – Архип в те недолгие секунды, что держал – сжимал в своём кулаке напряженный член Зайца, даже не смог возникшее чувство приятности соотнести с очевидной возможностью однополого секса, который смог бы затем самым естественным образом трансформироваться в тщательно скрываемую и в то же время упоительно сладкую, душу согревающую дружбу, каких в армии встречается немало, – Архип не сумел в считанные секунды просчитать ситуацию на два – три шага вперёд, и потому он сделал то, что сделал: