– Хватит! – Архип, рывком отстраняясь, выдернул влажно блестящую головку члена из Зайцева рта. – Хватит, Зайчик... молодец, бля! Вставай...

Сосание длилось полминуты – не больше... в принципе, Архипу сейчас это сосание члена салабоном Зайцем, несмотря на весь кайф, было совершенно не нужно, потому что кончать с Зайцем в планы Архипа никак не входило: Архипа ждал Саня... в темноте спального помещения голый Саня, готовый подставить очко, с нетерпением ждал Архипа, и потому, ощутив на короткие полминуты обжигающе сладкий, но уже испытанный кайф, Архип тут же поспешно прервал этот контакт с Зайцем, чтоб перед кайфом с Бакланом излишне не распаляться, – Архипа ждал Саня, и для Архипа, внезапно возжелавшего вставить Зайцу в рот, интуитивно важен был не кайф от Зайцева сосания, а сам неоспоримый факт этого сосания – факт того, что Заяц повторно возьмёт у него, у Архипа, в рот и что сделает он это без принуждения и угроз, без какого – либо физического насилия... вот что в данный конкретный момент было для Архипа важно и значимо! Сам того внятно не осознавая, Архип интуитивно хотел таким образом ситуацию с Зайцем зафиксировать, сделать неоспоримой, "застолбить" на будущее, а для всего этого было вполне достаточно даже нескольких секунд... потому – то и сказал Архип: "Хватит", – чего – то большего от Зайца Архипу сейчас было совершенно не нужно.

Между тем, Дима Заяц хотя и был салабоном, но вместе с тем он был совершенно нормальным вовосемнадцатилетним парнем с совершенно естественными рефлексами на внешние сексуальные раздражители, так что, сидя на корточках – губами сжимая возбуждённый горячий член, а в ладонях держа Архиповы ягодицы, Заяц невольно почувствовал смутное, едва уловимое ощущение, чем – то напоминающее пробуждающееся возбуждение... да и как могло быть иначе, если у Зайца с головой было всё в порядке? Дело ведь не в сосании как таковом, а дело в том, кто и как к этому сосанию относится – какими словами об этом думает и, соответственно, как это видит – воспринимает... вот в чём всё дело! А поскольку мозги Зайца не были деформированы церковно – уголовными понятиями в восприятии однополого секса, то и не было ничего удивительного в том, что Заяц, самым непосредственным образом соприкоснувшись с чужим возбуждением, поневоле стал возбуждаться сам... понятно, что возбуждение это было отчасти непроизвольным и даже вынужденным, – возникающее помимо воли, возбуждение это было обусловлено не осознанным желанием, когда импульсы настолько сильны, чтобы их осознавать и им соответствовать, а возбуждение было обусловлено самой природой, то есть непроизвольность и естественность ответной реакции на однополый контакт со всей очевидностью свидетельствовали о том, что импульс, изначально присущий Диме Зайцу точно так же, как и любому другому парню, до этого самого случая был от него самого по причине своей ничтожности просто – напросто скрыт и потому им самим совершенно не ощущаем и никак не осознаваем... только и всего! Но вот – случай подвернулся... и хотя это был не тот случай, когда однополый секс осознается как сладчайшее удовольствие, тем не менее реакция Зайца на сосание члена была вполне объяснима – реакция Зайца была адекватна природе, а не протухшей заповеди лукавых пастырей... causa proxima, non remota spectatur, – именно по этой причине не было бы ничего удивительного, если б у Димы Зайца, сосавшего член Архипа, спустя минуту – другую возбуждённым, сладко ноющим колом встал бы в штанах член собственный... но Архип, решительно извлекая член изо рта Зайца, сказал: "Хватит", – Андрюхе Архипову, которого для анального траха ожидал Саня Бакланов, важна была сейчас реакция внешняя, а не то, что происходило у Зайца в душе.

– Коробку мне дай! – проговорил Архип, пряча возбуждённый член в трусы, и Заяц, послушно подхватив с пола упаковочную коробочку, снова выпрямился – встал перед Архипом в полный рост.

Заяц был чуть ниже Архипа, но не настолько, чтоб смотреть в глаза стоявшему против него Архипу снизу вверх, – в глазах Зайца, устремлённых на Архипа, не было ни угодливости, ни какого – либо подобострастия, ни тупой покорности, ни покорного безразличия, и хотя страх во взгляде всё так же присутствовал, но теперь он как – то затушевался, словно размылся и поблек... во взгляде Зайца было не столько страха, сколько беспомощности, и ещё в его взгляде, устремлённом на Архипа, совершенно отчетливо читался невольный вопрос, который был вполне понятен и совершенно объясним: бояться после того, как он уже раз отсосал и затем снова безропотно взял в рот, было бессмысленно, а потому во взгляде Зайца отчетливо сквозил немой вопрос: "что теперь будет дальше?"; всё теперь для него, для Зайца, зависело оттого, что будет дальше, то есть узнают об этом в роте или нет...

– Тебя как зовут? Димон? – неожиданно спросил Архип, бесцеремонно рассматривая лицо стоящего перед ним салабона.

– Дима, – коротко выдохнул Заяц, одновременно с этим кивая головой, словно Архип мог его не расслышать.

– Дима, бля... – невольно передразнивая Зайца, Архип совершенно неожиданно для себя самого улыбнулся... и тут же, стерев улыбку с лица, назидательно проговорил: – Это ты дома был Димой, а здесь ты – Димон... здесь тебе, бля, не детский сад, а суровая школа жизни – с бесплатным, бля, обучением, как говорит наш ротный старшина... понял меня?

– Да, – коротко отозвался Заяц, снова кивнул головой.

– Чего ты мотаешь башкой, как лошадь? Стой, бля, спокойно... если ты Дима, – с напускной строгостью проговорил Архип, глядя Зайцу в глаза... глаза у Зайца были тёмно – карие, и взгляд у этих темно – карих глаз, обрамлённых по – мальчишески длинными пушистыми ресницами, был не оловянный и не глупый, а живой, тёплый, поневоле располагающий. – Дима – Димон... – неизвестно зачем проговорил Архип, вслушиваясь в свой голос... и повторил ещё раз, словно недостаточно хорошо свой собственный голос услышал: – Дима – Димон...

Странные вещи творились с Архипом! Всего лишь каких – то пару часов назад, держа Зайца за возбуждённый член – и, от этого ощущения исподволь возбуждаясь сам, Архип невольно почувствовал, как этот самый Заяц из безымянного салабона превращается для него в обычного пацана, а почувствовав это, Архип неожиданно для себя растерялся, ощутил смутную неуверенность в самом себе, так что пришлось, не долго думая, звать на помощь Баклана... а теперь он смотрел на Зайца с чувством растущей в душе симпатии – он, глядя Зайцу в глаза, видел в Зайце не салабона – задрота, а просто парня, нормального симпатичного пацана, и – это Архипа уже ничуть не смущало и не сбивало с толку, нисколько не напрягало, а даже... даже – наоборот! Впрочем, чему было удивляться, если за два истекших часа в жизни Архипа случились такие немаловажные события! У Зайца – у Димы – Димона – было правильной формы лицо... а ещё – живые карие глаза... и ещё – небольшие, но в меру сочные, по – мальчишески припухшие губы...

– Дима – Димон... а скажи мне, Димон... только честно скажи: тебе хуй сосать понравилось? – неожиданно произнёс Архип, пристально всматриваясь в глаза Зайца.

Вопрос прозвучал грубо – прямолинейно, но во взгляде Архипа, устремлённом на Зайца, не было ни насмешки, ни издевки, ни подкола – не было ничего ни унижающего, ни угрожающего, и Заяц, в свою очередь неотрывно глядя в глаза Архипу, не мог этого не почувствовать... сказать, что ему сосать член понравилось, Заяц не мог, потому что, во – первых, это было б неправдой, а во – вторых... во – вторых, ответить на этот вопрос утвердительно Заяц не мог потому, что это – если бы он сейчас ответил утвердительно – со всей очевидностью означало бы, что он... кто? Голубой? Для Зайца эти понятия – "сосать член понравилось" и "голубой – были совершенно идентичны, и потому сказать сейчас, что ему сосать понравилось, было бы для него равнозначно признанию в том, что он голубой... но Заяц в "весёлом" контексте себя никогда не мыслил, в своих грёзах – фантазиях ни в подростковом возрасте, ни в юности об однополом сексе ни разу не помышлял – и потому думать и говорить о себе как о каком – то голубом ему было сейчас и странно, и совершенно нелепо... но даже не это было главным! Для Зайца, имевшего представления об однополом сексе на уровне примитивных церковно – блатных понятий, сосание члена ассоциировалось с таким словами, как "хуесос", "вафлёр", "защеканец", а это было в казарме уже равносильно самоубийству – в казарме, где маются более сотни молодых самцов, половина которых наверняка тут же окажется по церковно – блатным понятиям очень даже "нормальными", и... если в казарме узнают, что он брал в рот, они, эти самые "нормальные", тут же задрочат его во всех позах и смыслах – и в переносном смысле, и в буквальном... это уж как пить дать! Короче... сказать, что ему сосать член понравилось, Заяц никак не мог! Другое дело, что сосание члена не вызвало у него никакого внутреннего отторжения – он, отсосав у двух старослужащих, не стал биться в истерике, не стал выбрасываться в окно, не побежал искать бритву, чтоб побыстрее вскрыть себе вены, – члены, когда он их сосал, были солоноваты, упруго тверды, горячи... ничего сверхъестественном в самом процессе сосания не было, и Заяц, глядя Архипу в глаза, лихорадочно думал, зачем у него Архип сейчас спросил, понравилось ему это или нет, – Заяц, всё с тем же размытым испугом во взгляде глядя Архипу в глаза, пытался – старался сообразить, как ему лучше ответить – как ему выйти из создавшегося положения с минимальными для себя потерями.

– Ну! Чего, бля, молчишь? Стесняешься признаваться? Я же, бля, вижу... вижу, бля, что понравилось! – с напором проговорил Архип, одновременно с этим невольно подумав о том, что ему самому сосать член у Баклана понравилось, и даже очень... и, продолжая говорить дальше то ли стоявшему перед ним Зайцу, то ли себе самому, Архип так же напористо пояснил: – Да и хуля, бля, здесь такого – неестественного или позорного? Ну, пососал у парня хуец... ну, и что с того? Руки – ноги на месте... так ведь? Так! Зато это, бля, кайф... настоящий кайф! Так ведь? Правильно, Зайчик, я говорю?

Архип, от природы не склонный к рефлексии и, видимо, упустивший из виду, что с Бакланом он кайфовал в койке взаимно, а Зайца к оральному сексу они здесь, в туалете, принудили, проговорил всё это так напористо и убеждённо, что Заяц, который какого – то кайфа от сосания члена почувствовать просто – напросто не успел и не мог, на какой – то миг растерялся... между тем, Архип то ли действительно ждал от Зайца ответа, подтверждающего его слова, то ли, глядя на Зайца, что – то думал – соображал ещё, а только смотрел он на Зайца внимательно и неотрывно пристально, так что Заяц, не говоря на слова Архипа ни "да", ни "нет", в ответ неуверенно пожал плечами... а что он еще мог сделать – в том положении, в каком он по воле случая оказался? Секунду – другую они неотрывно смотрели друг другу в глаза, и только прерывистое дыхание обоих неоспоримо свидетельствовало о том, что взгляды эти сейчас скрестились не просто так...

– Короче, Зайчик... слушай меня внимательно! – прерывая молчание, уверенно заговорил Архип, обдавая лицо Зайца горячим дыханием своего молодого возбуждения. – Ты, бля, нормальный парень... я тоже нормальный парень, и если о том, что ты у нас сегодня отсосал, никто не узнает, то это, бля, будет то же самое, как если бы ты никогда у нас в рот вообще не брал... правильно я говорю?

Заяц, следя за мыслью Архипа, утвердительно кивнул.

– Вот! Рота вернётся с полигона через три дня, и Саня Бакланов сразу уходит на дембель... словно его и не было! Понятно, что он никому ничего говорить про тебя не будет... во – первых, ему говорить об этом некому – из его призыва никого уже не осталось, а во – вторых... хуля ему про это рассказывать, если его на гражданке ждут биксы! Значит, что получается? Я остаюсь один... и служить мне ещё полгода – полгода не видеть бикс. Ты, я вижу, пацан нормальный... так ведь?

Заяц, следя за мыслью Архипа, снова кивнул головой, ещё до конца не понимая, к чему Архип клонит – к чему он всё это сейчас говорит.

– Ну, и короче... если ты будешь себя хорошо вести, то я тебе, Дима – Димон, обещаю, что никому в роте в обиду не дам! Ну, то есть... вас, салабонов, конечно, будут гонять, и это правильно – гонять салабонов надо, но поднимать тебя ночью и портить тебе "фотографию лица" стопудово никто не будет... это я тебе гарантирую! А чтоб было понятно, чего я тебя защищать стану в случае чего, в роте, бля, скажем, что ты мой земляк... ты, кстати, откуда?