Первым натянул Баклана Архип, причем вставил он член в зад Баклана не с первого раза и даже не со второго... поначалу Баклан стал в койке раком, – упираясь головой в подушку, Баклан выставил вверх распахнувшиеся ягодицы, и сопящий от предвкушения Архип, торопливо смазав кремом головку члена, раз и другой попытался вогнать член в очко в таком положении, но – не тут – то было: едва головка члена начинала давить на мышцы сфинктера – едва мышцы сфинктера начинали разжиматься – растягиваться, как Баклан тут же судорожно дёргался от боли, ускользая от давящего напора в сторону; во время третьей попытки Архип решил действовать решительнее: в третий раз, заняв исходное положение, получив от Баклана подтверждение, что головка члена упёрлась в туго стиснутое очко, Архип резко, рывком – толчком с силой двинул членом вперёд, и мышцы сфинктера под этим грубым натиском смазанной кремом головки тут же податливо растянулись, впуская головку вовнутрь, – Архип ощутил – почувствовал головкой обжигающую сладость, но это была для Архипа сладость секундная – в то же мгновение, едва головка члена вскользнула в очко, Баклан, непроизвольно вскрикнув от боли, с не меньшей силой рванул своё тело вперёд, тут же соскакивая, соскальзывая с Архипова члена... "Ты чего, бля, Санёчек, чего ты? Я же всунул уже! – прерывисто выдыхая жаром пышущие слова, Архип возбуждённо засмеялся. – Давай, бля... давай ещё раз!" Баклан, которому показалось, что вход изнутри словно ошпарили кипятком, ничком повалился на постель, непроизвольно сжимая, с силой стискивая мышцы сфинктера – интуитивно стремясь таким образом выдавить боль из тела... "Давай... по – другому давай – ложись на спину! – Архип неожиданно вспомнил позу, в которой однажды он безуспешно попытался всунуть в зад своей биксе. – Ложись... на спину ложись! – возбуждённо прошептал Архип, ни секунды не давая Баклану на осмысление предлагаемой новой конфигурации... впрочем, от Архипа шла такая уверенность, что Баклан, беспрекословно подчиняясь, тут же перевернулся на спину. – Так... теперь – ноги, Санёчек... ноги вверх подними... и – мне на плечи... на плечи мне ноги... так!" Ноги Баклана вмиг оказались полусогнутыми в коленях, причем сами колени оказались прижаты к плечам, отчего вскинутые вверх ступни были устремлены в потолок, словно жерла зенитных пушек, – Архип, теперь уже спереди пристраиваясь к Баклану между разведёнными в стороны ногами, правой рукой направил член в очко – и, нависая над Бакланом сверху, легонько надавил членом на мышцы сфинктера... и снова Баклан почувствовал боль – снова сморщился, но терпеть было можно, и Архип, не видя никакого сопротивления, затаив дыхание, глядя Баклану в глаза, медленно двинул членом дальше, чувствуя, как член погружается в тесную, жаром обволакивающую глубину... о таком кайфе девятнадцатилетний Андрюха Архипов даже в самых пламенных, самых упоительных своих фантазиях никогда – ни в подростковом возрасте, ни в юности, ни уже здесь, в армии – не только не догадывался, но даже не подозревал! Член, обживаемый жаром, вошел в очко полностью, до самого основания – Архив, вжавшись лобком в промежность Баклана, несколько секунд не двигался, осознавая божественную сладость погружённости в тело такого же, как он сам, парня, затем неуверенно двинул бёдрами, словно боясь нарушить сказочное ощущение, но от движения бёдер ощущение не исчезло, а только усилилось, и Андрюха Архипов, приоткрыв рот, прерывисто дыша, тут же уверенно и ритмично задвигал, заколыхал бёдрами взад – вперёд, впритирочку скользя напряженно окаменевшим членом в глубине Саниного тела... оргазм был подобен взрыву, так что от сладости последнего – финального – содрогания у Архипа на миг перехватило дыхание...

А потом точно так же Андрюху Архипова натянул – трахнул в зад Саня Бакланов – они поменялись местами, и теперь уже Архип, лежа на спине с поднятыми вверх ногами, невольно морщился от тупо раздирающей боли, а Баклан, нависая над ним, задыхаясь от сладости, неутомимо колыхал задницей, – Баклан имел настоящий секс впервые в жизни, и это ни шло ни в какое сравнение с тем подобием секса, который он мысленно воображал до этой ночи, предаваясь тайной мастурбации... самые изощрённые фантазии на тему обычного гетеросексуального траха с собственным участием были ничто по сравнению с тем, что он испытывал, скользя распираемым от наслаждения членом в тесном, жаром обжимающем очке Архипа, – оргазм накатил подобно цунами, так что Баклан, кончая Архипу в очко, не смог удержать стон сладострастия от ощущения опалившего промежность небывалого наслаждения...

Они не были ни мальчиками, только – только открывающими для себя мир чувственных переживаний – воплощающими это открывание в форму самых разнообразных экспериментов, ни подростками, переживающими волну своей гиперсексуальности, когда одолевающие желания поневоле заставляют искать кратчайшие пути к наслаждению, а ближе всех в это время, если не брать во внимание собственный кулак, для пацанов являются не девчонки, а друзья – приятели, с которыми – в случае удачного стечения обстоятельств – так обалденно предаваться настоящему сексу или даже любви, – они были вполне взрослыми парнями: Сане было уже за двадцать, а Андрюха к своим двадцати приближался, и потому для них, обычных взрослых парней, это был прежде всего полноценный, во всех смыслах удовлетворяющий секс, который не мог их в одночасье сделать геями, но который мог дать им настоящее полноценное наслаждение, что, собственно, и случилось – самым естественным образом произошло; по яркости, по глубине ощущений однополый секс ничем не уступал сексу разнополому, и в этом не было ничего удивительного или противоестественного, если учесть, что гомосексуальность и гетеросексуальность – как там говорил дедушка Фрейд? – не являются абсолютными, взаимоисключающими противоположностями, то есть потенциально любой человек в определенных условиях может не только вступить в гомосексуальный контакт, но и получить от этого самое настоящее удовольствие и удовлетворение... хорошая мысль для парней, пребывающих в армии! Впрочем, и удовольствие от однополого секса, и сексуальное удовлетворение будут по – настоящему полноценными лишь в том случае, если к такому сексу будут стремиться оба партнёра – если секс, именуемый однополым, будет взаимно желаемым; Архип и Баклан, трахнув в туалете рядового Зайца, испытали кайф физический, но оба – по причине незагаженности мозгов церковно – уголовными предписаниями в отношении к однополому сексу – смутно почувствовали, что, поимев Зайца в одностороннем порядке, они что – то при этом недополучили, в самих себе не реализовали со всей исчерпывающей полнотой, и – это смутное ощущение не полной удовлетворённости стало толчком к продолжению... и, лишь отдавшись один одному взаимно, они в полную меру смогли заполучить и сексуальное удовольствие, и сексуальное удовлетворение, – это был взаимный, совершенно реальный и полноценный, кайф, так что все представляемые ими "ракушки" на какой – то момент утратили своё возбуждающее очарование – глянец померк, и гламур скукожился, но это, опять – таки, не означало, что, с упоением трахнув друга, Баклан и Архип мгновенно сменили ориентацию – пол партнёра, на который устремляются помыслы и желания... всё это было подобно обновлению конфигурации у компа, когда обновление не отменяет прежние функции, а дополняет их новыми и таким образом обогащает всю систему, открывая для пользователя новые сказочные возможности... вот как всё это можно было понимать! То, что случилось в казарме между Архипом и Бакланом, было, по сути своей, обновлением смысла... или смыслов, поскольку каждый из них двигался в жизни собственной траекторией, а не трусил в составе стада, направляемого в загон опытными пастухами – кукловодами.

– Сколько там времени? Посмотри...

Баклан, протянув руку – не вставая с койки, открыл тумбочку и, нащупав в тумбочке свой "сотовый", открыл – откинул на нём крышку – на дисплее тут же высветились дата и время.

– Почти три... – прошептал Баклан и, закрыв крышку – возвращая телефон назад в тумбочку, едва слышно рассмеялся: – Нехилая ночка вышла... ты как?

– Нормально! Бля, никогда не думал, что всё это может быть так кайфово... с детства слышал, что всё это хрень, позор, ненормальность... а это – кайф! Ну, то есть, это – ничуть не хуже, чем с биксой, – отозвался Архип, и Баклан, который по части секса разнополого был девственником, не замедлил подтвердить сказанное Архипом – тут же авторитетно проговорил в ответ:

– Это, бля, точно! Я сам не думал – не ожидал...

Минуту – другую они лежали молча, чувствуя приятную опустошенность и даже усталость от всего, что случилось – произошло этой ночью, – они, лёжа – отдыхая после траха, невольно думали о случившемся, но оба не чувствовали при этом ни смятения, ни какого – либо запоздалого раскаяния, ни даже намёка на какой – либо стыд... да и чего им было стыдиться – в чём им было раскаиваться? Боеготовность Вооруженных Сил они не подорвали, Присяге не изменили, и Отечество, трахнув друг друга, они ни в розницу, ни оптом не продали и не предали, – Вооруженные Силы, Присяга и Отечество к их упоительному траху не имели никакого отношения вообще... с чего бы они испытывали смятение? Все похмельные – или постсексуальные – переживания у парней в таких случаях происходят – случаются в головах, а с головами, с мозгами то есть, у них у обоих было всё в порядке... ну, и чего б они посыпали свои молодые головы пеплом? Другое дело, что лежать на койке было не очень удобно: койка была явно не приспособлена для того, чтоб лежать на ней рядом – на ней нужно было либо лежать одному, либо, если вдвоем, то лежать друг на друге... такой, видимо, у этих армейских коек, ровными рядами стоящих в казарме, был стандарт.

Архип, повернувшись набок – развернувшись в койке лицом к Баклану, положил ладонь Баклану на живот и, медленно скользнув ладонью вниз, остановил ладонь у основания члена – легонько вдавил ладонь в густые волосы... волосы на лобке у Баклана были густые и мягкие – как у биксы на "ракушке"... но Баклан был не биксой – он был парнем... "и – что с того? – подумал Архип, чувствуя ребром мизинца основание чужого полового члена. – Если это приятно... " Вот именно: если это приятно... если это приятно, нужно слушать – и слышать – самого себя, а не то, что болтают с чужого голоса пацаны вокруг, – нужно верить себе, а не лукавым пастырям – коммерсантам, которые не хуже гаишников, регулирующих движение на дорогах – перекрестках, направляют паству – электорат в нужный им в хлев – загон... лежащий рядом голый Саня был парнем, но это нисколько не смущало и не отталкивало Андрюху – наоборот, это привносило в душу смутное ощущение какой – то непонятной завершенности, целостности, удовлетворения...

– Санёчек... завтра продолжим? – прошептал Архип, причем в интонации его голоса прозвучал не столько вопрос, сколько констатация того, что завтра они именно так и сделают – кайф этот повторят – продолжат.

– А почему, бля, нет? – вопросом на вопрос отозвался Баклан, и теперь уже в интонации голоса Баклана прозвучал не столько вопрос, сколько согласие – утверждение; до возвращения роты было еще три ночи, и упускать такую возможность было бы верхом глупости... с какой, бля, стати они должны были лишать себя законного удовольствия?

Они, лёжа друг подле друга, помолчали; говорить было особо не о чем – всё было ясно без слов.

– Пойду, бля... подниму сейчас Коха, чтоб он Зайца сменил... и – спать! – проговорил Архип, садясь на койке – опуская ноги на пол... он сладко зевнул – как человек, вполне заслуживший отдых – сон.

Упоминание о рядовом Зайце мгновенно высветило перед мысленным взором Баклана самое начало этой ночи – начало всего... и Баклан, невольно вернувшийся в мыслях к тому, что случилось – произошло в туалете, так же невольно подумал – помыслил о том, что зря они с Зайцем всё это сделали именно т а к... ну, то есть, не то чтобы зря, а всё, что было – происходило в туалете, после того, что случилось – последовало в кровати, выглядело теперь как – то излишне прямолинейно, грубо, почти примитивно, а потому – малопривлекательно... то ли дело, когда всё это происходит взаимно – как с Архипом! Вот где настоящий кайф – настоящее наслаждение! А с другой стороны – если б не этот самый Заяц, который по глупости решил покайфовать, предварительно не подумав о том, что его за этим делом могут застать – застукать, то что б в эту ночь обломилось ему, Сане Бакланову? Да ничего! Та же самая мастурбация, сопровождаемая воображаемыми "ракушками"... так что в каком – то смысле этому салабону нужно было теперь мысленно сказать спасибо – без него, без Зайца, ничего этого просто – напросто не было б...

– Тебя утром на завтрак будить? – деловито поинтересовался Архип, надевая трусы.

– Не надо. Если проснусь – пойду, а нет, то пусть Заяц что – нибудь из столовой принесет, – отозвался Баклан, вслед за Архипом потянувшись за трусами своими.

– Хорошо, – кивнул Архип.

Баклан видел, как Архип несильным ударом ноги по ножке койки разбудил Шланга, как что – то Шлангу негромко сказал, как Шланг тут же стал одеваться, а сам Архип, пройдя дальше, склонился над своей тумбочкой, что – то из неё доставая... затем они оба, Архип и Шланг, возникли в освещённом проёме – прямоугольнике, ведущем из спального помещения в коридор, – через плечо Архипа было перекинуто полотенце...

В умывальную комнату, а из неё в туалет Архип и Шланг вошли вместе.

Заяц сидел на полу, привалившись спиной к стене... Шланг должен был сменить Зайца в два часа, а уже было три, – Заяц дремал, обхватив руками колени, наклонив вперёд голову, и когда Архип и Шланг вошли в туалет, испуганно вскинул на них заспанные глаза... понятно, что будить Шланга себе на смену должен был сам Заяц, но Архип, покидая туалет, велел Зайцу из туалета не выходить – Архип сказал, что Шланг придёт на смену сам... вот и получилось, что Заяц прождал Шланга лишний час, – Архип, увидев сидящего на полу Зайца, не мог не оценить его послушание... и, неожиданно для себя желая компенсировать Зайцу этот лишний час, что, в общем – то, было совершенно справедливо, Архип проговорил, обращаясь к Шлангу:

– Зайца в шесть не будить – он будет спать до семи. А ты, товарищ ефрейтор, к утру отдраишь три писсуара. Видишь, как сделал это Заяц за смену свою... глаз любуется! Сделаешь точно так же...

В принципе, это был вполне банальный – совершенно рутинный – момент: солдат – старослужащий дал задание бойцу, пусть даже и ефрейтору, выполнить некий объём работ... обычное дело! Но...

– Почему я? – недовольно проговорил Шланг, глядя на Архипа сонными глазами.

– А кто, бля? Я, что ли, буду делать? – искренне удивился Архип.

– Он пусть делает, – проговорил Шланг, не глядя на Зайца.

– Он своё сделал, – Архип, говоря это, кивнул подбородком на три матово сверкающие писсуара. – Ещё три сделаешь ты... и остальные потом поделите – к возвращению роты всё должно сверкать!

– Он салабон... ему это делать положено, – отводя взгляд в сторону – переводя взгляд на писсуары, еще более недовольным тоном пробурчал Шланг.

– А тебе, бля, что – уже не положено? – на скулах Архипа заиграли желваки, и взгляд его мгновенно сделался жестким и колючим. – Тебе – не положено?

В туалет в трусах вошел младший сержант Бакланов – через плечо Баклана точно так же, как у Архипа, было перекинуто махровое полотенце, в левой руке он держал зубную щетку и тюбик с зубной пастой, – протягивая полотенце, щетку и тюбик Архипу, Баклан, с любопытством скользнув взглядом по лицу стоящего у стенки Зайца, проговорил:

– Подержи, Андрюха... я отолью.