Дима Заяц, насаживая рот на член – ощущая во рту поступательное движение горячего твердого ствола, не испытывал от этого сексуального процесса никакого внятно осознаваемого удовольствия, и вместе с тем сосание члена не вызывало у него ни отвращения, ни отторжения, ни какого – либо страха – ужаса, как то предписывается – подразумевается церковно – уголовными понятиями... словом, ни удовольствия, ни отвращения Заяц не испытывал, а между тем его собственный член по ходу сосания члена Архипа непроизвольно встал – напрягся и затвердел, так что если б Архип был теперь к Зайцу чуточку повнимательнее, он наверняка бы смог заметь между ногами сидящего на корточках салабона Зайца вполне заметную выпуклость... но Архип, всецело отдавшись переживанию собственных ощущений, неотрывно смотрел на округлённые губы Зайца, ритмично скользящие вдоль его члена, и потому – рядовой Архипов не видел, как приподнялись у рядового Зайца между ногами штаны, – парень, в армию только призвавшийся, сосал член у парня, отслужившего в армии полтора года, причем делал он это не по собственному желанию, а делал вынужденно, по принуждению, и при этом у него, не по собственной воле вовлечённого в однополый секс, возбуждённо стоял – дыбился член... как такое могло быть? Это казалось contra rationem – вопреки здравому смыслу... а между тем, в этом не было ничего ни удивительного, ни странного: возбудился ведь не сам Заяц, а возбудился в штанах его член, что лишний раз со всей неопровержимой наглядностью могло свидетельствовать о том, что у тела своя, от природы данная логика, и что если эта природная логика не деформирована, не искажена и не извращена привнесёнными извне деструктивными понятиями, настоянными на уголовно – церковных посылах, то тело парня реагирует на однополый секс так, как и должно реагировать в соответствии с природой, то есть естественно и незатейливо, в какой – то степени опережая при этом осознание – толкование происходящего в сторону "pro" или в сторону "contra", – в данном случае истинно всегда то, что происходит спонтанно, непреднамеренно... истина была не в том, что Дима Заяц сосал не по своей воле, а истина была в том, что член у Димы Зайца, сосущего член Андрюхи Архипова, возбуждённо стоял, а это, в свою очередь, не могло не порождать чувство, отдалённо напоминающее чувство сексуального удовольствия – даже при условии, что сосал Дима Заяц у Андрюхи Архипова по принуждению...

Они оба сопели, но при этом каждый из них сопел на свой лад: рядовой Заяц сопел потому, что его рот был занят сосанием члена рядового Архипова, а рядовой Архипов сопел, потому что рот его был сладострастно приоткрыт от ощущения члена во рту рядового Зайца... у Архипа не было внятно осознаваемой цели во что бы то ни стало кончать Зайцу в рот, потому что в какой – то момент Архип от избытка пылающего в теле наслаждения вообще перестал что – либо думать – соображать, и, тем не менее, случилось то, что случилось: Андрюха Архипов кончил – спустил Диме Зайцу именно в рот, причем для Зайца это извержение в рот произошло совершенно неожиданно, а для Архипа – абсолютно непреднамеренно: чувствуя, как сладость, разлитая по всему телу, стремительно уплотняется, концентрируется в промежности, что всегда происходило перед самым оргазмом, Архип инстинктивно – молниеносно – обхватил голову Зайца ладонями, с силой двинул членом вперёд... и – в тот же миг, не успев ничего сообразить и потому не успев как – то отреагировать на мгновенно изменившуюся конфигурацию, рядовой Заяц почувствовал, как член у него во рту конвульсивно задёргался, а сам рот одновременно с этим стремительно заполнился клейкой, горячей, концентрированно солоноватой субстанцией... словно во рту раздавилось – лопнуло предварительно подогретое сырое яйцо, – сперма, извергаемая из члена, одномоментно наполнила полость рта, и Заяц, захлёбываясь, с силой рванул бёдра Архипа от себя, пытаясь таким образом оттолкнуть Архипа – освободить свой рот от его члена...

– Бля – а – а – а... – простонал – выдохнул Архип, и в этом протяжном стоне – всхлипе невольно выразилось то, что Архип сейчас ни за что не смог бы описать словами... от кайфа, пронзившего тело, от наслаждения, разорвавшегося в промежности, Архип словно утратил твёрдость, словно лишился всякой воли, – поддаваясь движению Зайцевых рук, Архип послушно подался задом назад, отчего его член выскользнул из Зайцева рта, и Заяц, в то же мгновение наклоняя голову – открывая рот, вылил на пол изо рта сперму Архипа, перемешанную с собственной слюной... не выплюнул и не сплюнул, а именно вылил – так много у него во рту оказалось этой субстанции, похожей на содержимое сырого куриного яйца...

Архип, безучастно глядя на Зайца, чувствовал, как в теле его замирает – умирает – взорвавшееся наслаждение... покрасневший член Архипа, блестя от слюны и спермы, медленно опускал – опадал, приобретая форму пигментированной сардельки... всё, бля... всё! – рядовой Заяц, вытирая тыльной стороной ладони губы, снизу вверх вскинул вопросительный взгляд на рядового Архипова, который, между тем, уже застегивал брюки, предварительно вытерев член от слюны и спермы свёрнутой в трубку ладонью, а ладонь вытерев о штанину своих же брюк... сеанс орального секса был окончен.

– Всё, бля, – проговорил Архип, переводя взгляд на Зайца... и, не зная, что сказать ещё отсосавшему салабону, добавил – подытожил: – Хорошо, бля, сосёшь... молодец!

Архип смотрел на сидящего на корточках Зайца, и во взгляде Архипа не было ничего такого, что могло бы свидетельствовать или о чувстве презрения к отсосавшему салабону, или о чувстве превосходства над парнем, взявшим в рот, – Архип, в оргазме выплеснувший весь свой пыл, смотрел на Зайца спокойно и вместе с тем умиротворённо, словно то, что было сделано сейчас, делалось здесь каждую ночь.

– Заплевал, бля, весь пол... – проговорил Архип, и снова в его голосе не прозвучало ни брезгливости, ни презрения... рядовой Архипов явно не вписывался в парадигму церковно – уголовных понятий – не было у него в душе тех чувств, что в соответствии с этими понятиями полагается либо испытывать, либо демонстрировать. – Значит, так... жизнь продолжается! Сейчас, бля, всё смоешь... и пол, бля, и стенку – там, где её обделал младший сержант Бакланов... чтоб всё было чисто – чтоб всё сверкало! Понял меня?

Заяц, снизу вверх глядя на стоящего перед ним Архипа, молча кивнул.

– Почистишь, бля, писсуары – чтоб они тоже сверкали, как яйца у мартовского кота... и – в два часа разбудишь Шланга – он тебя сменит, и ты пойдёшь спать. И ещё, бля... не вздумай ничего ефрейтору Коху рассказывать... понял?

Заяц, неотрывно глядя на Архипа, снова кивнул.

– А если, бля, понял, то... хуля сидишь? Приступай!

Архип, проговорив это, направился к выходу... а что ему здесь было делать ещё? Каждому, бля, своё... и хотя рядовой Архипов именно такими слова не подумал, но он, рядовой Архипов, был старослужащим, а рядовой Заяц был салабоном, и потому думать здесь было нечего – это подразумевалось само собой.

Архип вышел из туалета, и только теперь, оставшись один, Заяц со всей отчетливостью осознал – почувствовал, что случилось и что произошло... а ч т о случилось – ч т о, собственно, произошло? Он сосал половые члены – брал возбуждённые члены в рот, двигал губами крайнюю плоть... члены были горячие, твёрдые, чуть солоноватые – парни были возбуждены, они требовали, чтоб он сосал, и один из парней кончил – спустил ему прямо в рот... всё это было так, – он просил их не делать этого, он вырывался и сопротивлялся, но... они принудили его – сосать заставили... то есть, он, Дима Заяц, ничего этого не хотел, а они – хотели, и они своего добились... ну, и кто же был в том, что в туалете случилось – произошло, виноват по – настоящему? Разве он – Дима Заяц? Понятно, что виноват был не он... да только кто теперь будет в этом разбираться? Он сосал, и этим было сказано всё... вот что было самое ужасающее! По уголовно – церковным понятиям он как бы утратил свой человеческий облик – он опустился на дно... и потому, оставшись один, Заяц думал не столько о сексе, к которому его принудили, сколько о том, как такой секс – однополый секс – воспринимается – трактуется окружающими: проблема была не в самом сексе, поскольку сам секс оказался не таким уж ужасающим, а проблема была в том, как на такой секс смотрят те, кто вокруг... вот где была настоящая проблема! И хотя это уже была проблема не Зайца, а это была проблема тех, кто будет его окружать, но... кто ж в таких тонкостях станет в казарме разбираться? Узнают, что он сосал, и заволнуются в самых разных формах – каждый в меру своих собственных, осознаваемых или нет, гомосексуальных импульсов, которые от природы присущи всем... впрочем, Дима Заяц думал не об утрате душевного равновесия другими, когда они узнают о факте сосания члена в роте, а думал о себе самом, – сидя на корточках, глядя перед собой, рядовой Заяц думал, что для начала... для начала нужно всё в туалете смыть – удалить – и чужую сперму, и собственную слюну... Заяц подумал так, как будто таким незатейливым образом можно было смыть – удалить из сегодняшней ночи сам факт случившегося – произошедшего – как будто он здесь не дрочил и старослужащий Архипов как будто его, салабона, здесь не застукал...

– Ну, что, бля? Кончил? – проговорил сидящий перед монитором младший сержант Бакланов, едва рядовой Архипов, появившийся в канцелярии, вновь опустился на табуретку, с которой он встал час назад, чтоб идти спать.

– Ясное дело! – отозвался Архип, утвердительно кивая головой. – Кончил, бля... в рот ему спустил! Он, бля, едва не захлебнулся...

– Проглотил? – глядя на Архипа, спросил – уточнил Баклан, как будто в этом – проглотил или не проглотил Заяц сперму – заключалось какое – то сакральное значение.

– Не всё, – слукавил Архип... а может, и не слукавил – может, Заяц действительно что – то успел проглотить? – Часть проглотил, а часть выплюнул... я же тебе говорю: он, бля, моими калориями чуть не захлебнулся! – Архип, глядя на Баклана, засмеялся.

Как и час назад, они снова сидели в канцелярии... младший сержант Бакланов сидел за обшарпанным столом перед монитором компьютера, а рядовой Архипов сидел сбоку – они сидели так же, как сидели час тому назад, но – они видели возбуждённую наготу друг друга, видели вожделенно торчащие члены, видели неподдельное сексуальное желание друг у друга, и это не могло не внести в их отношения какой – то новый, ранее отсутствующий оттенок невольной доверительности, – они теперь были словно повязаны общим действом, о котором не принято распространяться вслух в той среде, к которой они принадлежали... они оба – на глазах друг у друга – одномоментно выскочили из привычной колеи накатанных представлений о сексе, и теперь, когда невесть откуда взявшееся, внезапно накатившее сексуальное желание, направленное на пацана, было с успехом реализовано, они оба не могли не думать о том сексуальном опыте, что нежданно – негаданно приобрели... да и как можно было об этом не думать? Когда делаешь это – имеешь секс с парнем – в сто первый раз, то воспринимаешь это как некую данность... а когда делаешь это в первый раз, да ещё при этом делаешь такое совершенно спонтанно – неожиданно для себя самого?

Какое – то время они молчали... они оба – и Архип, и Баклан – были вполне нормальными парнями, то есть нормальными без всяких кавычек, без тараканов – комплексов в голове, а потому, трахнув парня в рот – испытав с парнем полноценное сексуальное наслаждение, получив от этого секса закономерную разрядку, они не почувствовали в душе никакой потребности этого парня третировать и унижать на том фундаментальном для извращенного сознания основании, что он, этот парень, стал невольным объектом их сексуального удовольствия, – такое желание – желание поиздеваться над тем, с кем получил "незаконное" сексуальное удовлетворение – возникает, как правило, у тех, кто панически боится этого естественного удовольствия – удовлетворения, наивно полагая, что подобные ощущения могут испытывать лишь одни "голубые", геи и прочие гомосексуалисты, которых, в свою очередь, в парадигме церковно – блатных понятий принято считать извращенцами и опущенцами... ну, то есть, такая это традиция – в мире лукавых "истин", искажающих подлинный смысл природой данного сексуального потенциала; и если б... если бы Архип и Баклан смотрели на однополый секс в русле именно этой гнусной традиции, то Диме Зайцу наверняка пришлось бы до дна испить всю чашу страданий, что спешат преподнести отвергаемым разномастные подонки, пытающиеся таким образом трусливо увильнуть от осознания своей собственной гомосексуальности... но Архип с Бакланом были без "тараканов" в голове – и потому, отымев Зайца в рот, испытав наслаждение и кайф, они теперь думали не столько о Зайце, сосавшем их члены, сколько думали о самих себе, – они, снова сидящие в канцелярии роты, думали не о форме – насильственной форме – однополого секса, а, интуитивно предполагая – чувствуя, что формы могут быть самые разные, они думали о самом однополом сексе как форме проявления сексуальности... но чтоб думать о чём – то всерьёз, нужно хоть что – то знать о предмете своего внимания, а их персональные познания в этой области, только – только ими открытой, были совершенно ничтожны: ни рядовой Архипов, ни младший сержант Бакланов до этой ночи об однополом сексе совершенно не задумывались – они оба думали о сексе исключительно разнополом, причем Архип, по складу характера вообще не склонный к мыслительному процессу на отвлечённые темы, с упоением думал о разнополом сексе как единственной форме проявления сексуальности лишь в минуты собственной мастурбации, то есть все его мысли в этом направлении имели сугубо прикладной характер, а Баклан хотя и любил о сексе поразмышлять, подумать – пофантазировать, но все его думы – фантазии, опять – таки, крутились исключительно вокруг "ракушек"... и вдруг – такой поворот! Было о чём задуматься...