– Вы думаете, Регина Олеговна? – смотря странно, и загадочно улыбаясь на Гальперину, произнесла Климова – Раньше вы сами утверждали, что это все выдумки сумасшедшего.

– Может, оно и так, Вероника Георгиевна – произнесла Регина Гальперина – Но доля истины, там все же есть.

– Я думаю, вся тайна кроется в самом Сурганове Андрее – произнесла Гальпериной Климова – И, возможно в его даже родственниках. Например, в умершей его матери. Или брате, или сестре. Может даже в отце.

Она вдруг почувствовала себя, словно его матерью на мгновение и почувствовала, как в ее наполненной любовным жаром груди застучало дико тридцатилетней одинокой женщины сердце. Она прекрасно понимала, что это все, последствия прошлой ее безудержной любовной ночи.

– И, вообще, Регина Олеговна, займитесь другой работой и не лезьте к

Сурганову с вопросами – Вероника вдруг, поменявшись в своем настроении, набросилась нервно на коллегу по работе. Она стала заступаться за Сурганова.

– Я и не лезу, Вероника Георгиевна – произнесла, ошарашенная таким внезапным нападком старшего врача клиники на нее Регина Олеговна Гальперина – Я к нему еще ни разу даже не подходила – она поспешила ответить, смотря своими удивленными и растерянными синими глазами в широко открытые карие недовольные и сердитые глаза Вероники Климовой.

– Вот и не подходите, пожалуйста – ответила ей Климова – Займитесь лучше пациентами Матюшенко и Савиной. Они стали какие – то отстраненные и ушли в себя. Вот и поработайте над этим.

И лицо Вероники стало снова счастливым и радостным, и она еще добавила – Да и пораспрашивайте по подробнее, о тех странных звуках и черных блуждающих тенях, особенно охранников в нашей больнице.

– Хорошо, Вероника Георгиевна. Займусь, завтра же ими – произнесла, не понимая, что происходит с ее коллегой по работе и главврачом психбольницы и почему, так Климова ухватилась за этого Сурганова Андрея.

– Прекрасно – произнесла Вероника Климова коллеге по работе, собирая свои вещи под наступивший поздний вечер и выпроваживая Гальперину Регину Олеговну из своего кабинета на втором этаже психиатрической больницы.

Мой, змей искуситель

Она думала сейчас только о нем. О том мальчике и той ночи, и, закрывшись в своем кабинете, руками массажировала свою промежность и не могла удержаться от всего этого.

Странно но Вероника Климова не испытывала никакого стыда когда делала это. Она просто от этого не могла удержаться. У нее была как у бешенной жеребицы течка. И она ощущала это. Там между своих женских ног. Там в глубине ее воспаленной новой нахлынувшей любовной страстью под ее лобком укрытым черными волосами промежности. Там внутри все просто горело, не давая Веронике покоя. Она ощутила, как промокли ее плавки, под длинной до колен черной женщины врача юбкой. От текущих выделений. Как ее промежность просто не закрывалась. И ее пальцы обеих рук, полностью входили туда и обратно, через края половых губ ее влагалища и Вероника не могла ничего с собой поделать.

Вероника Климова задрала черную свою до колен вверх юбку и спустила вниз по бедрам расставленных в стороны в нейлоновых чулках ног свои плавки. Она носила чулки, а не как большинство женщин колготки. И была приверженцем этой давней традиции. И поэтому было ей проще добраться до своей промежности своими пальцами, не расстегивая даже вверху держащий под той черной юбкой ее нейлоновые на ногах, на застежках чулки пояс. Она просто спустила вниз свои белые с широкой задницы, и крутых бедер те плавки и делала это...

Она застонала, кончая, и снова продолжила это делать. Все как той ночью. Когда тот молодой ангел входил в нее. Она просто перемарала все свои белые простыни своей кровью и этой половой смазкой под собой. Она помнила, как раскинув, широко свои полные женщины лет тридцати ноги, получала удовольствие от его детородного торчащего и твердого как металлический стержень члена. Ощущая, как он, скользя, проникает туда и обратно по стенкам ее раскрытого перед ним влагалища. Чувствуя его всего внутри себя, и без конца кончая. Тогда она была на седьмом небе от неописуемого сладострастного любовного счастья, и вообще не контролировала себя как женщина, так же как и сейчас не могла остановить то, что овладело ее телом и сознанием. И она не могла никак остановиться.

Что тот молодой Сурганов с ней сделал прошлой ночью? И кто он был на само деле? Но ясно было одно. Он не был полностью человек. И Вероника Климова это только окончательно сейчас поняла.

Она даже не понимала, как доехала до работы в таком состоянии, шеркая ляжкой в нейлоновых чулках одной ноги о другую и ерзая своей женской широкой задницей по автомобильному сиденью. Она буквально своей налившейся и жаром пышущей грудью навалилась на руль своей машины и в глазах стояли розовые круги от нахлынувшей сексуальной эйфории, которую не было возможности теперь под наступивший вечер унять. Надо было собираться домой, но она продолжала это снова и снова.

Она громко застонала глубоко, и тяжко дыша всей своей налившейся жаром под верхней одеждой и в лифчике женской полной с навостренными сосками грудью. Ощущая сдавленную ее бюстгалтером и готовую вот – вот выпрыгнуть из него и соски твердые и рвущиеся на свободу. Снова ощущала его губы того молодого Сурганова Андрея на своих торчащих сосках и кусающие их его зубы. И закатив свои карие глаза, Вероника шеркаясь и ударяясь в состоянии глубокого сексуального экстаза об стены своего кабинета спиной, обрывая шторы и жалюзи на окнах, продолжала делать то, от чего не могла остановиться, пока не отключилась совсем и, не свалившись в полной бессознательно отключке на пол своего кабинета.

Вероника просто сошла с ума за одну единственную ночь. Ночь пережитой страстной и безудержной любви. Она не хотела выходить из своего кабинета на втором этаже больницы и понимала, что сходит сама теперь с ума. Но снова хотела его. Сурганова Андрея. Ее мысли были только о нем. Он заполнил полностью ее давно уже одинокой женщины лет тридцати рассудок. Она, хотела его. Хотела его сейчас, и старого и молодого, и ей было даже дурно. Ее тошнило и стучало громко в ее груди любовью распаленное женское сердце. Сильно болела голова, когда она пришла в себя и поднялась с пола своего кабинета. Напуганная всем, что ней происходило до смерти и одновременно счастливая от всего пережитого.

Еще утром Вероника Климова знала, что сейчас нужно все бросить и ехать домой. В таком виде ей здесь не место. Она сейчас не выглядела как главный врач своей психиатрической городской клиники. И не желательно, чтобы ее в там вот виде увидели здесь. Особенно ее коллега Гальперина Регина Олеговна. Достаточно было и охранников на воротах больницы. Вероника еле отработала день и вот сорвалась, закрывшись в своем личном главного врача психотерапевта кабинете.

Вероника не знала, как с этим справиться. Это было выше ее всех женских сил, как врача психотерапевта. Выше всех ее возможностей как женщины и специалиста. Она хотела бросить все и бегом бросится к нему к любимому своему в его палату. Там закрывшись с ним заняться снова любовью. Пусть даже с сорокалетним и уже седым, но именно с ним с Сургановым Андреем. Не задавая ему никаких больше вопросов и не дожидаясь от него ответов.

Что он с ней сделал? Вероника не знала, и не могла с этим справиться. Она просто стремительно и неизбежно сходила с ума от дикой необузданной теперь к своему любимому пациенту любви. И только об этом сейчас думала.

– Любимый! Любимый мой! – повторяла она – Мой искуситель! Мой змей искуситель!

Вероникой овладел страх. Страх и новая любовная страсть. Она не понимала вообще, зачем приехала сегодня на работу. Но нужно было ехать снова домой, и как можно быстрее. Как можно, быстрее покинуть свою больницу, пока никто ее такой не видел здесь.

– Любимый! Любимый, мой искуситель! – она говорил негромко, страстно дыша про себя – Я твоя! Только твоя! Всегда твоя!

***

С самого утра что – то не так. Какое – то внутреннее беспокойство. И никто за ним не идет, чтобы отправить на прогулку. Уже было время обеда, но в больнице стояла странная тишина. И он лежал на своей постели.

А что тут было еще делать? Только сидеть у окна или лежать на постели пока не прейдут за тобой и не начнут свой допрос. По крайней мере, хоть прогуляться можно от этой практически тюремной камеры больничной палаты до кабинета главного врача больницы.

Странно как – то теперь тихо в клинике. Андрей встал с постели и подошел к дверям и прислушался, прислонив ухо к металлической двери.

Было там за дверью тихо.

Все возможно еще после вчерашнего трагического случая в больнице. Все из – за повесившегося, вероятно Гаврикова, который лез постоянно на утренней прогулке в драку.

Андрей отошел от двери и снова сел на постель и посмотрел оттуда в зарешеченное металлической решеткой окно. Он посмотрел на темнеющее вечернее небо. Оно было темно – синим. И его затянули пасмурные тучи.

– Снова дождь – произнес он сам себе как сумасшедший – Ночью был тоже и опять дождь. Солнца вообще мало.

Он улыбнулся и подумал, что здесь все разговаривают сами с собой и это вполне нормально. Ведь это психиатрическая городская клиника. Это вполне нормально для городского дурдома.

А сколько таких вот как он дураков там еще за оградой и забором больницы. Особенно сейчас, когда в стране такой вот продолжается беспредельный бардак во всем. Сколько народа просто по – тихому сошло с ума итак живет в этом огромном как наша страна дурдоме. Не то, что было раньше. Раньше, когда мама была Андрея еще жива. Когда он еще был ребенком.

Он вспомнил свою снова маму. Просто ее вспомнил. Он не видел ее уже давно в своих потусторонних снах. Даже на отдалении, но так теперь хотел ее увидеть.