Это случилось очередной, наступившей ночью. В грозу и проливной ливень.

Вся городская психиатрическая клиника имени Ломоносова просто внезапно окончательно сошла с ума. И все что там сейчас происходило, просто потеряло любой контроль.

Прямо посреди ночи, больницу всю тряхнуло несколько раз, да так что посыпалось все от медицинских инструментов до известки с ее стен и потолков. Будто случилось девятибальное землетрясение.

Стены больницы закачались вместе с ее люстрами на потолках. Все это сопровождалось необъяснимыми громкими скрежещущими и прочими гулкими звуками. И казалось, наступил настоящий здесь конец света. Именно этой ночью и именно здесь. Посыпалась даже посуда с полок в ее столовой со звоном металлических кастрюль и тарелок. И покатились вдоль длинных на этажах коридоров больничные на колесах кресла и кровати каталки.

Все больные клиники, вытаращив свои сумасшедшие, в дикой ярости и охватившем их испуге глаза, внезапно заголосили на всех голосах, и завыли и этот дикий неуправляемый вой вырвался наружу через распахнувшиеся окна и битые стекла.

Больные начали, словно по общей чьей – то команде, все как один, стали бросаться на решетки камер и железные двери, по всем ее этажам разбивая себе головы и ломая кости. И это невозможно было остановить. Весь медперсонал самой клиники, просто напугавшись всего, что там начало твориться разбежался, выскочив кто успел за ее ограду, бросив не успевших унести свои ноги и саму больницу на произвол судьбы. Даже охранявшая ее охрана бросила все под натиском неизведанной и пугающей все вокруг силы.

Дикий необъяснимый ужас поселился этой ночью в ее стенах и за высоким с колючей проволокой забором клиники.

Ее наводнили пришедшие извне некие существа в виде черных теней. Теней заполнивших всю больницу и все ее помещения, сводя и пугая всех безнадежно больных пациентов и нападая на них. Даже двор больницы стал место пиршества черных существ выходящих из самой темноты ночи, обретая внешность и осязаемость.

Врач психотерапевт Гальперина Регина Олеговна, схватив вместе с медсестрой Тоней своих двоих из их палат пациентов Матюшенко и Савину, это всех кого они успели захватить с собой, закрылись в кабинете самой Гальпериной на все замки, какие только были в той двери.

Запиревшись с медсестрой Тоней в своем кабинете тоже на втором этаже больницы и звонила Климовой. Она позвонила в милицию и в службу спасения, нажав тревожные кнопки.

Гальперина обрывала телефон служб спасения и все пыталась дозвониться до своей коллеги Климовой Вероники Георгиевны, но все бесполезно было и то и другое. Телефон просто пикал или в нем стоял такой же истошный рев, как и в самой больнице.

Гальперина просто обрывала телефон Климовой. Она никак не могла до нее дозвониться. Она была в ужасе и звонила прямо из самой клиники.

То, что сейчас с самого утра происходило в самой больнице, невозможно было даже описать.

Вся клиника Ломоносова просто стояла на голове. Разбежалась даже вся охрана и из больницы повыскакивали, кто еще успел спастись медики и санитары.

По всей психиатрической больницы по ее стенам и на полу текла кровь. Стояли истошные крики. Трещала и ломалась по всему зданию мебель и вылетали на улицу окна. Осыпалась краска, падали светильники и люстры, и покрывались трещинами стены, и вообще вся больница ходила ходуном, словно попала в зону девятибалльного землетрясения.

Гальперина повернула голову к зарешеченному окну своего кабинета и увидела на своем столе сидящую черную смотрящую на нее желтыми жуткими большими широко раскрытыми глазищами кошку. Большую, и сидящую на ее разложенных на столе больничных бумагах.

Сестра Тоня тоже туда посмотрела и напугавшись произнесла – Ой мамочка! Кто это?!

Кошка оскалилась белыми длинными тонкими клыками и зашипела. Он встала на все четыре лапы и выгнула свою дугой спину и шерсть на ее теле встала дыбом. Она потянулась вперед и ее лапы оторвались в прыжке от стола Гальпериной и она, пролетев несколько метров до самой входной двери из кабинета Регины Олеговны, вцепилась в нее, прямо в лицо заместителя главного врача клиники вырывая Гальпериной глаза.

Та, вцепилась руками в живого осязаемого призрака, холодного как лед и заорала благим матом.

Сестра Тоня, так напугавшись от дикого ужаса, даже забыла про то, что заперта дверь и за дверью тоже полно всяких теперь ворвавшихся в их больницу инфернальных тварей. Ставших ощутимыми и живыми, вышедшими из черных, прорвавшихся в этот мир живых жутких теней.

Тоня открыла дверь и выскочила в коридор прямо в лапы уродливым лярвам. И ее порвали в клочья прямо здесь же. Она даже не успела вскрикнуть как, была съедена по кускам прямо у дверей кабинета Гальпериной.

Твари ворвались внутрь кабинета и набросились на больных Матюшенко и Савину и все было кончено, как и с самой Гальпериной Региной Олеговной, которая с выдранными глазами и изодранным лицом упала просто на пол своего кабинета и так была высосана двумя присосавшимися женщинами червями. Как и все кто не успел выскочить за ограду самой психиатрической клиники города.

***

Вероника Климова увидела его. Увидела вдруг в своей квартире. И он, появился внезапно, буквально из ничего. И за окнами была уже ночь. И шел проливной с грозою дождь.

Она с визгом заскочила на свою постель в спальне и закрылась одеялом, прижавшись к спинке своей постели.

– Кто, ты?! – прокричала в ужасе от увиденного ей очередного кошмара захватившего ее, и видя черного ночного незваного незнакомца, пришедшего к ней в ее квартиру в черном полуистлевшем на вид балахоне с капюшоном на голове. С белым как известка в глубоких морщинах, похожим на лицо дряхлой с крючковатым носом старухи.

Вероника вскрикнула от очередного испуга и подскочила на своей постели. Она, вытаращив свои карие в ужасе глаза, уставилась на черного в черном длинном балахоне, как у средневекового монаха ночного кошмарного смотрящего на нее желтым светящимся светом глаз пришельца.

– Кто, ты?! – она подавилась комком слюны, еле выдавила из себя. Но крикнуть уже не получилось.

Вероника Климова почувствовала, как ее застучало дикой вибрацией в ее полной женской груди сердце. Там, в самой глубине за точащими от дикого испуга сосками, упало вниз в район ее дергающегося в ужасе от судорог нахлынувшего непередаваемого живого ужаса живота.

– Кто, ты?! – она снова, выдавила из себя, трясясь от охватившего реального теперь перед ней ночного ужаса.

– Это сейчас уже не важно – прозвучал еще раз голос черной стоящей перед Климовой Вероники Георгиевны с белым как беленая стенка в морщинах лицом черной тени. Тени смотрящей на сидящую, на своей женской широкой заднице в одной короткой тельного, как и ее узкие плавки ночнушке любовницу его родного сына Вуаленфура. Прикрывающейся, теперь постельным одеялом. Ангел пристально смотрел на свою очередную жертву своими горящими желтыми глазами – Пора, Вероника.

– Что, пора?! – Вероника еле произнесла, чувствуя, что голоса, просто не было. Было, что – то похожее на скрип в пересохшем сдавленном ее горле. И как ее прошиб ледяной от охватившего ее непередаваемого ужаса пот. Везде, даже промеж ее полных ног. И дрожь охватила лихорадкой ее тело.

– Пора – повторил ей Жнец – Пора уходить, Вероника.