Ступень пятнадцатая.

Проснулся я рано, тетя только направилась доить корову в сарай, а я уже выскочил во двор, и, обнаженным, пронеся в деревянное строение с вырезанным сердечком.

На обратном пути, она меня спросила:

— Чего спозаранок поднялся? Наташку не разбудил?

— Не заглядывал, — сонно ответил я.

— Молочка парного хочешь?

Кивнул, протирая глаза ото сна. Тетя вынесла мне полную пол-литровую кружку.

— Пополняй силы, Горюшко. И спать... Во сне, молоко, во что молодому организму нужно, в то и переработается.

Я пытался спросить, о чем с улыбкой, лукаво тетя говорила, но меня еще в своей власти держала дрема. Мне так хотелось, чтобы день перед приездом деда был самым длинным за все это лето, но сон меня клонил обратно в кровать.

Выпил молоко, утер от пенки губы рукой и угукнул.

Получив ласковый шлепок по голому заду, я отправился в свою комнату. С мыслями — полежу еще полчасика, уснул.

— Заходи... Чего застеснялась. Он же за тобой подглядывал...

Услышал я тихий шепот тети, то ли во сне, то ли уже наяву. Веки были тяжелыми, и открывать мне их не хотелось. Почувствовал, как откинулось одеяло и мое «отличие» приподняли нежные, осторожные пальцы. Теперь я уже не спал, но притворялся. На «отличие» повеяло дыханием...

— Как только откинешь одеяло, сразу такой запах! Чувствуешь? — шептала тетя.

— Чувствую, — ответила тоже тихо Наташка. — Словно подснежник под снегом... Теплом, весной пахнет...

— Точно. Юный запах, чистый... Наклонись... втяни...

Пальцы тети осторожно приподняли мое «отличие», я почувствовал, крайней плоти что-то мимолетно коснулось...

— Ой! Носом задела...— проговорила Наташка.

— Приятно?

— Да...

Они шептались как две подруги, а я лежал, и мне не хотелось просыпаться. Два теплых дыхания витали над моим «отличием» и оно потянулось к ним, стало твердеть.

— Ой, раскрывается! — услышал я восхищение Наташки.

— Это я его с утра парным молочком напоила. Понюхай, чувствуешь?

— Да! Пахнет молоком...

— Чтобы вкусненький был. Сейчас мы его умоем...

Я почувствовал, как жаркие губы тети обхватили мое еще полувялое «отличие», язык быстренько облизал приоткрытую головку, и она выпустила его из-за рта.

— Тетя, разве так можно? — спросила Наташка.

— Мне можно... А ты смотри... Хочешь, чтобы муж тебе сладким был, корми его избирательно, по своему вкусу. Нравится запах кедрового ореха, корми орехами... Все здесь сосредотачивается. На самом кончике, и вкус и запах.

— А если мороженым?

— Сливочным?

— Да.

— С шоколадом... Точно! Вкуснятина...

Они засмеялись тихо, тихо. Тетя тишкнула.

Мое «отличие» воспряло ото сна, но, я вовсе не собирался просыпаться. Мне было интересно, что они задумали. Хотя, нет, я просто лежал и наслаждался их дыханием и тихими словами. Оказывается, слышать от женщины какие-то эмоции, передаваемые грудным шепотом, — одно из свойств человека, сейчас принято называть сексуальностью, — столь же возбуждает, как и видеть женщину в желании.

Уже третий орган чувств был задействован тетей во мне — слух, как фактор соблазнения мужчины женщиной. Наташка пока осваивала два других, и как всякой женщине, ощущать меня на запах и вкус, представлять пока еще не подтаявшим, не поплывшим с верхушки струйками, сливочным мороженным ей было куда приятнее. Правда, во втором блюде наслаждений, — на вкус, тетя пока ограничилась лишь теорией и мимолетным показательным выступлением.

— Поднялся...— проговорила тетя. — Легонько берешь за кожицу и опускаешь до сопротивления. У каждого мужчины крайняя плоть открывается по-разному, не дергай резко, ему может быть больно. Как только почувствовала сопротивление, остановись.

Тетя не только рассказывала, но и показывала. Я почувствовал, как мое «отличие» потерла одежку, и ее палец обласкал уздечку.

— Ой! Она прямо выпрыгнула...— шепнула Наташка.

— Повлажнела. Видишь, появилась капелька на выходе канальчика?

— Да... Что он уже?!

— Нет, это значит — ему это нравится, он хочет продолжения.

— Он же спит?

— Ну и что? Ты разве ни разу не просыпалась мокренькой?

— Просыпалась... Я и сейчас мокрая.

— Вот и он. Сейчас, наверное, сон видит, как мы его ласкаем. Хочешь, потрогать? Почувствовать, как его сердце бьется.

— Хочу...

— Сюда приложи пальцы. Чуть ниже...

Сердце мое не билось, — оно рвалось из груди! Еле сдерживая себя, чтобы не шелохнуться, я почувствовал, как немного холодные от перевозбуждения, пальчики Наташки коснулись моего горячего «отличия» у его основания.

— Колотиться...— шепнула Наташка.

— Поднимайся выше, — тетя убрала руку, давая ей место. — Это головка. Она самая чувствительная, а вот здесь, — тетя приложила Наташкин палец к уздечке, — особо. Трением одного пальца можно легко добиться, чтобы он прыснул. Хочешь попробовать?

— Хочу... Только я не могу у меня все внизу сковало. Прямо льется.

— Сначала освободись сама. Встань, чтобы мне удобнее было...

Мое «отличие» было покинуто. Наступила краткая пауза. Я так хотел открыть глаза и посмотреть, но я ведь спал!

Участившееся дыхание Наташки, красноречиво мне поведало о том, что происходило за темными шторами из век. Это было быстро, несколько всхлипов перевозбужденной плоти, сильный выдох, еще один, и мое «отличие» снова посетили ее влажные пальчики...

— Теперь вместе с ним...— шепнула тетя, — Я помогу...

Большой палец тетиной руки стал потирать уздечку в направлении вверх и только вверх, доходить до канала, отрываться от головки, снова снизу-вверх. Я почувствовал, что долго так не выдержу и открыл глаза.

Наташка стояла передо мной обнаженной, ее рука, двумя пальцами, ласкала набухший бугорок, прикрытый золотистым пушком, сок возбуждения несколькими каплями тек по ее ножкам

— Тетя!.. Он проснулся! — простонала Наташка не в силах остановиться.

Я не выдержал, из-под большого пальца тети густо брызнула сперма, направив ее мне на живот и подождав пока все не вытечет, она нежно поводила по животу ладошкой.

Наташка надрывно вскрикнула, и чтобы она не упала, тетя свободной рукой ее подержала, принимая в объятья.

— Он проснулся... — уже затихая, повторила Наташка

— Подумаешь. Сладость-то, какая по телу побежала, да?!

— Да...— пряча лицо за плечо тети, ответила Наташка.

— И никто у тебя ее, теперь, не отберет... А ты, соня, вставай, уже скоро полдень.

Сказав, что завтрак в печи, тетя с Наташкой отправились на ромашковое поле. Я умылся у бочки, поиграл с собакой, точнее поиграл с собакой, потом умылся. Похватал с чугунка горячие пирожки с картошкой, запил молоком. Походил из угла в угол — заскучал. Оставили одного и даже не сказали надолго ли?

Да, одеваться я не стал. Эту деталь из жизни аборигенов отдельно взятого сибирского лесничества можно было не напоминать, так на всякий случай и для общей картины.

Наташка тоже с самого утра была голой, без всякого стеснения разгуливала передо мной. Хотя, нет, просто ходила, словно на ней была одежда. Даже, когда я останавливался взглядом на одном из ее сосков или золотистом пушке — она не краснела. Наоборот, с вызовом смотрела на меня. Но так, как, мое обработанное тетей «отличие» оставалось безынициативным, она переходила на обычное общение ничем не отличающееся от болтовни девчонки обо всем сразу и ни о чем конкретно.

Уже по окончанию школы, я узнал, что в мире существует нудизм, что есть целые семьи, живущие вне существующей морали, и даже готовят раздетыми. Но тетя ходила в халате с васильками. Только когда управилась с хозяйством, напекла пирожков, тогда, пошептавшись с Наташкой, она кивнула и сняла его. А после они ушли на ромашковое поле, гадать, и меня с собой не взяли, напомнив мне, что у девочек свои секреты...

Скучал я не долго, мой зоркий, ожидающий глаз увидел их выход из леса в окно, через открытую калитку.

Я вскочил на двор, выказав тем свое нетерпение. Хладнокровный вождь апачей из меня бы не вышел. Особенно когда увидел их в нарядах из ромашек. Они сплели себе венки, украсили груди гирляндами из полевых цветов и опоясали ими бедра. А тетя еще и вплела их в косу. Взор мой не остался холодным и беспристрастным — настоящего мужчины. Я подбежал к ним, обошел, забыв все слова.

— Глаза не оброни! — засмеялась тетя. — Того гляди выпадут.

— А потрогать можно? — пересилил я то, что творилось у меня внутри, не давая языку преобразовать учащенное дыхание в более длинные, осознанные слова.

— Цветы? — влезла Наташка, язвительно сощурив карих бесенят.

— И цветы тоже.

— А, какой!..

— Я тоже хочу знать, как ласкать женщину! — отрезал я, повернувшись к крыльцу.

— Наташ, а ведь он не спал! — проговорила тетя.

— Хитрюга!..

Я побежал к дому.

— Наташка, ловим его! — крикнула тетя.

Они погнались за мной. Словно заяц я сделал петлю вокруг бочки, но они разъединились, стали меня обхватывать с двух сторон. Мне нужно было рвануться в сторону Наташки, у нее бы не хватило сил меня удержать, но я и не хотел убегать совсем.

Еще признаюсь, мне захотелось объятий тети, теплых, ласковых. Уткнуться в ее небольшую грудь и если получиться поймать лицом острый сосок. Как прекрасно, когда он упруго скользит по твоим щекам и ты его пытаешься заполучить в рот, но он — непокойный, пружинит.

Тетя распахнула объятья. Я запутался губами в гирлянде и порвал ее.

— Попался? — проговорила тетя.

— Он специально, я видела, видела! — немного ревниво, фыркнула Наташка.

— Пленника в дом! — скомандовала тетя. — Наказать за хитрость.

Наташка быстро отыскала у забора заросли травы, сорвала что-то вроде крапивы, — хорошо, что вроде, а не крапиву, и хлестнула меня по голому заду.

— Вот тебе, вот... Будешь знать, как подглядывать!

Так, под конвоем, они меня и привели в тетину комнату. Наташка мстила мне, что побежал не к ней, похлестывая. Тетя прижимала меня к себе, а я прижимался к тете, мой зад был в полном распоряжении Наташки и чем больше к тете я прижимался, тем сильней Наташка меня хлестала.

Вот и пойми женщин, интересно, а если бы я побежал в сторону Наташки? Она бы меня упустила, даже не от того, что я сопротивлялся — побоялась бы тесных объятий.

Оборванной мною гирляндой, под смех Наташки, тетя украсила мое «отличие», не стану говорить, но там уже было, на что навязывать бантики из цветов. Игра с моим «отличием» увлекла Наташку, она стала поглаживать свой золотистый пушок, играя пальчиками, перебирая волосики.

Это заметил я, заметила и тетя.

— Наташка, выполним последнюю просьбу пленного? — спросила тетя.

— Какую? — сразу не поняла она, ее захватывала волна...

Игра в бантики, тисканье меня тетей, дала результат, мое «отличие» смотрело почти мне в лицо, словно спрашивая: ну и долго мне еще ждать?

Тетя игриво провела глазами по телу Наташки, опустила до золотистого пушка и подняла.

— Как ласкать девушку...

— Тогда я тоже спать буду — отозвалась Наташка.

— Согласен, согласен — радостно крикнул я.

Мы с тетей остались в большой комнате, Наташка прошла в тетину и задернула за собой шторы. Она слишком долго готовилась, я просто изнывал от нетерпения. Наконец-то мы услышали «можно» и зашли.

Наряд из цветов был снят, Наташка приняла на кровати позу спящей Венеры. В отличие от меня, она была весьма просвещенная девушка, лежала вполне классически, ее музыкальные пальчики правой руки тихонько теребили золотистый пушок, а левая, согнутая в локте, была закинута под голову. Лицо Наташка обратила к нам, карие бесенята были прикрыты.

Тетя поднесла к своим губам палец и на цыпочках подкралась. Полностью соблюдая правила игры, я тоже был тих, как прибрежный легких ветерок. Тетя взяла Наташкину руку, возлежавшую на золотом пушке, за запястья и приподняла, — не отняла, а именно приподняла. Один пальчик зацепился за вульву и никак не хотел с ней расставаться.

Наташка простонала, словно во сне, немного сморщилась. Актриса!

Тетя подозвала меня. Она раздвинула Наташке большие половые губы, из мокрой возбужденной плоти, показался бугорок, к которому и стремился Наташкин пальчик. Бугорок был меньше чем у тети и цвет у него был не малиновый, а розовенький. Под пальцами тети Наташкина вульва начала непроизвольно вибрировать...

— Смотри, она кончает...— шепнула тетя. — Не дождалась...

Я уставился, а тетя ухватила мои яички.

— Болят?

— Немного, — ответил я, не отрываясь от Наташкиной вульвы, которая все больше и больше выбрасывала влаги, сокращаясь быстрее...

Тетя посмотрела на Наташку, та лежала с закрытыми глазами, полностью уйдя в наслаждение — ее грудь подрагивала, губы издавали стоны.

Видимо о чем-то подумав, тетя ладонью притянула мой зад к себе и обдала «отличие» жаром рта. Как только оно скрылось, накрытое губами тети, Наташка открыла глаза. Ее вульва прямо брызнула, я даже и не предполагал, что девчонки могут так брызнуть. Тетя не видела ее глаз, она ласкала мое «отличие». И тут я решил спасти наш с тетей секрет, очень простым способом, расширить его, распространить и на Наташку, я припал к ее вульве и лизнул бугорок кончиком языка.

Что тут началось!..

Честно, я даже испугался. Наташка визгнула так громко, уши заложило! По моему подбородку потек ее сок, струями. Я хотел отстраниться, но она схватила меня за голову и прижала.

Я просто рвался оргазмом в губах тети, Наташка — в моих, лишь тетя осталась без наслаждения. Даже в этот момент, такая мысль у меня мелькнула...