Глава пятнадцатая.

Конец апреля и жаркая погода редкость в наших краях и комары тучами от избытка в воздухе влаги. Но я стоял по колено в воде и не чувствовал, ни холода, ни укусов гнуса. А ведь река только недавно освободилась ото льда, и по всем критериям второго месяца весны, мои ноги должны были замерзнуть, но почему-то этого не происходило. Через джинсы я ощущал тепло, туфли словно наполнились горячей водой — от реки пахло парным молоком. Я огляделся в желании увидеть и кисельные берега. Нет, они были обычными.

— Сними, не замерзнешь, — на вопрос в моих глазах ответила Тина, расчесывая волосы золотым гребешком.

Она сидела на валуне, левым боком к закату, и, разделив русые пряди на две стороны, стала проводить гребнем в левой руке по обращенным к солнцу локонам. С каждым проходом гребешка, волосы становились длиннее, отливали золотом. Скоро ей стало не хватать руки, пряди легли на валун, ниже, опустились в воду. Я уже не мог понять волосы это или малая река впадает в большую — струистым водопадом. Десна наполнилась золотистыми отсветами заката.

— Она идет — округлила зеленые глаза Тина, — раздевайся быстрей!

Прямо в воде, второпях, стянул мокрые джинсы, свитер, рубашку и, вместе с туфлями, закинул на берег.

Когда остался совершенно голым, опомнился, спросил:

— Кто — она?!

— Праматерь, Земля Вода!..

Я хотел улыбнуться, рассмеяться или хотя бы хмыкнуть, но скулы сковались, словно на мой рот Тина наложила запрет, поднеся палец к своим губам.

В метрах трех от валуна, река забурлила, из нее показался точно такой же прибрежный камень и на нем, отражением, сидела Тина — девушка, как две капли воды, схожая с ней.

— Зачем позвала? — спросила она.

— Впусти нас, Праматерь... — ответила Тина.

— Разве не передан тебе Дар по Роду? От прабабок твоих!

— Я его потеряла... — потупилась Тина.

— Чего же ты ко мне пришла?!

— Просить, — вкинула Тина на нее взор. — Сполоха Правь с Явью переплела, если до Красной горки Юрьева дня вешнего не распутать, мой любый погибнет и я вместе с ним. Не жить мне без него.

— Так его любишь?

— Люблю, очень!

Отражение Тины поглядело на меня.

Там над колодцем в моем сне была она — Земля Вода, отчетливо, осознал я. Девичья ипостась Матери Сырой Земли, вот почему Тина хранит девственность! Отражение — полное копия не только внешнее, но и внутреннее.

— Людям входа к нам нет! — проговорила Девица-Водица.

— Я знаю... — ответила Тина.

— Знаешь, и все равно просишь?!

— Да...

— Отражения просишь?!

— Да...

— А если не чист его Огнь?! Готова ко всему?

— Да, Праматерь...

— Что ж, роняй семя...

— Иди ко мне, — подозвал меня Тина.

Подошел.

— Дай мне свой Огнь...

— А что будет? Если... — спросил я. От напряжения ситуации, мой член висел подкопченной колбаской и ни на что не реагировал.

— Я умру и стану изгоем Рода, навсегда... — из зеленых глаз Тины потекла слезинка. — Но ты меня же не обманывал, когда говорил, что любишь? Антошка, скажи мне... нет?

Много раз я говорил это ничего не значившее по моему размышлению слово многим женщинам, что сейчас испугался. Задумался, а если я всё время врал Тине, врал самому себе, руководствуясь банальным животным инстинктом? Она же мне верит, и готова за эту веру умереть, даже больше чем просто умереть телом, она согласна на вечное изгнание от близких родных ей людей — своего Рода. Сомнение — ни в Тине, ни в том, что это происходит не во сне, — в самом себе, пронзающей болью, резануло мне душу.

— Тин, другого пути нет? — спросил я.

— Теперь, точно нет. Праматерь ждет...

Я посмотрел на висевший член — редкое явление, когда я голый. Тина улыбнулась, подбадривая меня, брызнула зеленью глаз, спрыгнула с валуна, присела к нему.

— Хороший, красивый, любимый вставай...

Она чмокнула его в самый кончик. Я посмотрел на Девицу-Водицу — кто его знает, может тем Тина себя выдает. Земля Вода улыбалась, было видно, что ей доставляет удовольствие слушать нежный договор девушки с членом любимого.

Не трогая руками, Тина захватила его ртом и приподняла, обращая взор на меня, прыснула смехом, выронила и снова вобрала губами в себя. Пальчиками, побежала по моему животу, груди — выше, выше. Словно дирижер, она задавала темп, метр, ритм, направление мелодии любви. Член окреп, восстал, возродился.

Она еще раз чмокнула его в самый кончик, поднялась, прижалась ко мне грудью с твердыми сосками и шепнула:

— Ты должен это сделать сам... Подари свое семя реке.

Я обнял Тину, провел левой рукой по ее спине, пальцами к ягодицам, прижал к себе. Ладонью правой обхватил член, который, как никогда, выглядел красавчиком — подрумянился от ласки ее губ. С мыслью: «Чего испугался? Я же люблю ее!», — оголил голову, закрыл, повторил...

Тина приложила губы к моей шее, пульсирующей жилке, и дышала в такт моего сердца, быстрее, шумнее...

Меня стало забирать удовольствие, подошло и неожиданно остановилось. Я провел средним пальцем левой руки меж ягодиц любимой, ласково, подушечкой, ткнул в чуть влажные лепестки ее влагалища. От неожиданности, Тина айкнула и чуть подпрыгнула. Мой член забился в оргазме, капли спермы брызнули далеко, и упали в реку, расходясь кругами.

Тина украла у меня поцелуй...

— Напугал, дурачек, — шепнула.

— И что дальше? — спросил я.

— Смотри, — на воде круги! Жди...

В том месте, куда упала моя сперма, река забурлила, вздыбилась гейзером и опала, оставляя над водой мое отражение.

Тина жарко расцеловала меня.

— Получилось, получилось! Любый, любый, любый! — трижды повторила она и, взобравшись попой обратно на валун, обратилась к Праматери: — Земля Вода, прошу тебя, соедини отражение с телом смертного воедино, также как нас любовь соединила.

— Это твое желание?

— Да...

— Хорошо, я выполню его...

Земля Вода обратилась ко мне.

— Прошел ты великое испытание, молодец! Не один прошел, с любовью своей. Огнь твой светоч, как и твое отражение! Воссоединись же с ним тогда и откроется тебе дорога в Правь.

Я подошел к самому себе, оглянулся, взглядом спрашивая Тину — что делать? Она выкинула вперед руки и изобразила объятья. Облапить самого себя не получилось, отражение вошло в меня как только раскинул руки, я почувствовал, силы мои удвоились, — член снова встал.

Земля Вода улыбнулась и проговорила:

— Мне пора...

Тина кивнула и стала расчесывать правую сторону своих русых локонов. Река как бы развернулась, и теперь вытекала из солнца, что вставало на востоке. Занималась заря.

Она вскочила ножками на валун и закричала:

— Эге-гей!!! У меня получилось! — спрыгнула в мои объятья, скользнув обнаженными бедрами по твердому члену.

Мы стояли, смотрели в глаза друг друга и молчали. Нам не хотелось говорить, просто прижимались обнаженными телами в объятии.

— Теперь тебе придется ублажать нас двоих с отражением, — проговорил я, только через какое-то время.

— И ничего, и не двоих! — ответила она. — Сейчас холодно станет, Антошка... Замерзнешь. Побежали в палатку...

Апрельское утро вступило в свои права, обдавая нас прохладой. В раскинутую на углях костра палатку, мы влезли покрытые мелкими пупырьками, Тина прижалась ко мне и затихла, согреваясь.

— Неугомонный какой! — шепнула она.

— Кто?

— Он! Давай его мне, меж ножек... зажму... согрею.

Она приподняла ногу, я просунул стоявший член, опустила.

— Ой, холодный!..

— Зато ты теплая.

Тина хмыкнула и уткнулась носом мне в грудь.

— Зачем, так сделал? — тихо спросила.

— Как?

— Вот, так! — Тина закинул руку себе за ягодицы, чуть просунула и, пальчиком, тихонько ткнула мне в канал головки.

— Тинка...

— Ага... Мне тоже хотелось крикнуть Антошка!

— Так и крикнула бы...

Тина немного отстранилась.

— Антошка! Поцелуй мне грудь, замерзла.

Я припал к девичьим соскам, всасывая их, лаская языком. Тина обхватила мою голову, прижала к себе, ее ягодицы, бедра стали сжиматься-разжиматься, массируя мне член.

— Еще, еще... — шептала она, втягивая носом запах моих волос.

Я почувствовал, как ее клитор увеличился и влажно уткнулся мне в ствол, потерся... Согретая ее плотью головка члена разбухла и стала изливаться. Тина чуть приподняла ногу, давая ему больше свободы, он спружинил вверх, тукнул в лепестки раскрытого естества. Она пропустила меж нами руку и, ухватив его, стала водить по промежности...

— Антошка, любый...

Закричала. Затрепетала, птицей, в моих руках... Я нашел ее губы своими, от возбуждения дыхание Тины было свежим, словно родниковая вода...

Понежась пару часов, подремав друг у друга в объятьях, мы оделись и стали собираться. Сложили палатку, прибрали следы своего отдыха и сели в машину. Первый крестец нам встретился около полудня, до этого проселочная дорога была ухабистой и извилистой, но никакие другие ее не пересекали.

— Останови, немного не доезжая перекрестка, — проговорила она.

— Здесь?

Тина кивнула и полезла на заднее сидение раздеваться догола, расплетать свою пышную косу.

Из автомобиля она вышла только лишь в обруче с височными кольцами. Соединив ладони на затылке, собрала локоны вместе, русой дорогой они пролегли меж лопаток к ягодицам. Она встала ко мне спиной. Чуть развернулась, кокетливо мелькнув передо мной подмышкой правой руки. Распушила волосы и разогнула руку в локте, указывая пальчиком.

— Туда...

Нагнулась, показывая мне розовый персик меж своих ног, засмеявшись, выпрямилась и побежала в машину. Села рядом.

— Одеваться не будешь? — ворчливо спросил я.

— Там, за поворотом еще один крестец, — ответила она и чмокнула меня в щеку. — Поехали...

Дальше наш путь часто пересекали лесные дороги, Тина то и дело одевалась-раздевалась, плюнула и решила ехать голой. Лес становился все дремучей и дремучей, временами словно наступал вечер, солнечные лучи не пробивались через его густую крону.

Иногда мне казалось, что едем по кругу, если бы не нарастающая густота леса и все реже пробивались через него лучи солнца. Дорога петляла словно заяц, но не пропадала, не рассыпалась на многие мелкие тропинки. Земля Вода впустила нас в свои владенья, а Тина словно нить Ариадны вела нас к цели.

Неожиданно, лес перед нами расступился, автомобиль выехал на большую, залитую солнцем поляну, на противоположном краю которой стояла одинокая изба. Настающая деревянная изба с кирпичной трубой на двухскатной крыше.

— Чертоги Бабы-Яги... — проговорил я, останавливая машину.

— И ничего, и ни Яги! Скажешь тоже, — округлила зеленые глаза, Тина и полезла на заднее сидение, одеваться.

— А ты, милок, поди, думал — в глухом лесу встретить коттедж?

Я вздрогнул, повернул голову к дверце. Через стекло автомобиля, меня рассматривала женщина пенсионного возраста — поверх длинного платья рубахи, накинута лоскутная безрукавка, в руках посох и плетеная корзинка. Что-то сильно ударило о капот. Желтые глаза рыси словно прожгли лобовое стекло, когтистая лапа проехала по нему стеклорезом.

— Здравствуйте, а мы к вам, — быстро накинув плащ и вынимая русые волосы из-под воротника, поспешила к женщине Тина. — В гости...

— Васька, домой! — крикнула та.

Рысь спрыгнула с капота, я вытер пот со лба...