Глава двадцатая.

Аглая сидела за столом, на лавке, и смотрела в свое интернет-блюдце, Тина спала на мягкой перине, совсем не подавая признаков жизни. Я нервно ходил от кровати до стола, время от времени накланялся к ней услышать дыхание.

— Она еще не скоро проснется, проговорила Аглая. — У нас, ведьм, девственность не просто плева, без которой девушка становиться женщиной.

— Так Тина ведьма? — удивился я.

— А кто? Ведьма и есть. Только мы разные бываем, добрые и злые. Мы с Тиной на стороне Света. Таких в старину люди ведуньями да чаровницами называли. Ну, так вот, слушай дальше, соколик, и не перебивай! У нас плева — перегородка между мирами, обычным и волшебным, колдовским. Раньше Тина в девицах жила только в вашем мире, где время идет своим чередом, за зимой весна, за летом — осень, а сейчас она может быть и здесь, и не здесь. Возможно, она и не спит вовсе, а оставила свое тело на перине пуховой, под нашим присмотром, а сама снова в ДОТ вернулась, за тобой, летчиком, чтобы приглядывать. Сомнение у нее к тебе большое, ведь там вы с Алисой будете.

— А с тобой меня одних оставить, она не опасается? Баба ты видная, даже раздевать нет необходимости. Я смотрю, в ваших колдовских дебрях сексуальная революция уже давно случилась?

— Где же ты, соколик, видел в Природе штаны или платье на всякой твари? Это только в вашем мире, в цирке, медведи одеты, обезьяны, да собаки. Или снова чего захотелось? Так ты подрочи, не стесняйся. Себя тебе предоставить не могу, хочу, но не могу! Древний договор у нас, ведьм, если одна кого выбрала, другая поперек ей вставать не имеет право.

— Вот почему, Тина, меня к тебе не ревнует?

— Я для тебя словно обнаженная с картины, смотреть можно, трогать... Кстати, попробуй, дотронься. Не бойся, не испепелю.

Подойдя к ней, я взял ее за руку, точней попытался взять. Она сидела живая, теплая, но словно в фантастическом фильме, светящейся копией далекого от меня оригинала, женщины из другой галактики.

На вопрос в моих глазах, Аглая ответила:

— Дотронуться позволила, чтобы у тебя больше никаких иллюзий не возникало. Помни, ведьма, лишенная девственности, с тобой только тогда лишь, когда ты с ней в тесном телесном контакте.

— Поэтому ты нас с Тиной спать отправила, когда с танкистом купаться пошла? На самом деле тебя там не было, и ничего у вас с ним тоже не случилось.

— Может, и было чего! Тебе, соколик, того знать не надобно. Разве вида моего белого тела тебе для физического удовлетворения не достаточно? Я сейчас с Василием, у ручья, не до тебя мне, так что можешь, смело пришпорить своего коня. Или никогда не дрочил на фотографию обнаженной женщины?

— Фотография со мной не разговаривала и меня не поучала!

— Представь что я твоя учительница, на которую ты давно тайно дрочишь, представляя ее обнаженной.

Слова Аглаи были настолько ласковы, что вдруг захотелось высвободить свое желание, скинув с члена крайнюю плоть прямо при ней, хотя, еще минуту назад я даже не думал об этом. Мне на секунду показалось, что передо мной сидит моя учительница, на которую, представляя ее голой, я усиленно дрочил в школьном туалете с четвертого по шестой класс.

Но, созданная ведьмой эротическая картинка в моей голове, разом смешалась, расплылась и я услышал:

— Твоему отражению срочно нужен ты сам! — произнесла Аглая без сексуальных ноток в голосе.

— Для этого мне нужно уснуть. Я не ведьмак, чтобы одновременно быть и здесь и там. А я спать, после твоих слов, совсем не хочу!

— Ложись к Тине под бочок и дрочи! Хорошая порция спермы, излитая из твоего члена, тебя быстро усыпит.

Я подчинился, словно приказу, лег. Прижался к Тине, она почувствовала меня, что-то муркнула во сне и обняла. Тина была здесь, со мной, я ощущал ее тело и от этого мой член быстро вырос до приличных размеров. Я зажал его в кулак и, наблюдая с какой похотью Алая на это смотрит, кончил быстро и обильно.

Ведьма подошла, собрала с моего живота сперму, которая в ее руке преобразилась в платок. Вот откуда у нее платки разных размеров, от белоснежного до бело-серого цвета, теперь в ее коллекции будет и мой — среднего размера, только успел подумать я и уснул, проваливаясь в суровый первый год страшной войны.

****

Алиса расстегнула гимнастерку гораздо ниже, чем это требовал подошедший к полудню жаркий летний день. Она вытирала носовым платком шею, грудь. На ней не было лифчика, просто бесполая майка физкультурника — советский унесекс. Алиса проникала своей рукой за глубокий вырез майки, обтиралась, вынимала платок и подносила к носу, совершенно игнорируя мой взгляд. Я вспомнил, что видел в танке солдатскую фляжку с водой, нырнул в люк стрелка-радиста и принес ей.

— На, смочи платок — произнес я, протягивая и отворачиваясь. Стоял спиной, чувствуя ее взгляд.

— Антон, не оставляй меня немцу! — услышал я и повернулся.

Алиса была по пояс обнажена, обтирала грудь мокрым платком, поочередно поднимая к подбородку довольно большие сиси и тщательно протирая под ними, теребила соски. У девушки и такая пышная грудь, в наше время сиси обычно, такие как у Тины, маленькими яблочками или грушевидные, но сейчас мне было не до детального сравнения, неужели она думает, что я ее могу оставить, бежать или сдаться в плен? Что делали с женщинами в советской военной форме фашисты, я знал — насиловали и расстреливали.

Я подошел к ней, обнял, она положила голову мне на плечо.

— Не оставлю — твердо ответил. Она вжалась в меня как в броню и заплакала.

Из леса послышался шорох, кто-то к нам шел. Я даже не испугался, гораздо страшней для меня было продолжать разговор с Алисой о войне, фашистах, дальнейшей нашей судьбе. Да и что я мог ей сказать, что видел плывшую по реке лодку, мимо сгоревшей деревни, с ее бездыханным телом. Когда из леса вышли Аглая и Василий, на лицах которых было написано, что они-то времени зря не теряли, я выдохнул.

— Надевайся, наши товарищи обратно идут.

Щеки Алисы вспыхнули алым цветом, забыв обо всем плохом, она стремительно бросилась надевать гимнастерку. Когда Аглая с танкистом подошли, она уже застегивала верхнюю пуговицу.

— Говори, Вася, — на ходу произнесла Аглая, — докладывай старшему лейтенанту диспозицию.

Танкист раскрыл планшет, достал и развернул карту.

— Здесь проходят две дороги, большая, по которой могут проследовать колона фашистских танков, и не очень, но пехота и конная тяга пройдет, стало быть, просочится на восток и немец. Основные вражеские силы ушли вглубь страны, за отступающей Красной Армией. Нам ее не догнать, горючего в танке только выехать на шоссе и прицельно бить мимо проезжающего противника, пока есть снаряды и патроны к пулеметам. На второй дороге, грунтовой, мы с Аглаей обнаружили малый пулеметный ДОТ, вспомогательный, общей, проходящей здесь, оборонительной линии. Не знаю почему, но он совершено целый, не разорен и не поврежден. Без воинского состава, но при полном должном вооружении и боезапасе, так же имеются сухари, сахар, чай и пищевые концентраты, керосинка. Одну сумку с гранатами, и немного харчей перекусить, я прихватил с собой. Гранаты пригодятся, когда снаряды в танке закончатся. Так что командуй, старший лейтенант, как старший по званию, военврач третьего ранга человек хоть и военный, но больше по медицине.

Я почувствовал себя старшиной Васьковым, отдающим приказ держать фронт всеми силами, имеющимися в наличии. Выпрямил спину струной и произнес:

— Сержанту, вместе с танком КВ-2 занять оборону на шоссе и стоять на смерть пока есть силы. Себе и военврачу третьего ранга Сполоховой приказываю занять оборону в ДОТе и бить фашиста до подхода основных сил Красной Армии. Аглая, поскольку, как гражданскому лицу, приказывать я вам не могу, предоставляю самой решить, куда и с кем пойти.

— С Васей, из пулемета он меня стрелять обучил, с ним и неразлучно буду до смерти, — произнесла Аглая, смотря ему в глаза, поцеловала.

Этим чисто бабьим жестом, она показала мне, что находиться здесь, а не дурит голову танкисту своим отражением, находясь незнамо где. Вселила и в меня, бабника, циника и эгоиста дух героизма. Ведьма, погибшая в войне с фашизмом — новость была бы сенсацией в мое время, но сейчас думать об этом мне, журналисту, не хотелось.

Я продолжил:

— Товарищи бойцы, противник, вооруженный до зубов, движется в нашем направлении. Соседей нет у нас, ни справа, ни слева и помощи нам ждать неоткуда. Поэтому, приказываю всем бойцам и себе лично: держать фронт — держать. Даже когда сил не будет, все равно держать. На этой стороне немцам земли нет, потому что за спиной у нас Россия. Родина значит, проще говоря.

Произнес я слова из фильма, который видел еще в детстве, и сейчас эти слова отпечатались в моем сознании огненными буквами. Я обнял танкиста, и, прощаясь, дружески пожал ему руку. Аглая обняла Алису, они без лишних слов залезли в танк, в лесу пахнуло гарью выхлопа двигателя, танк зарычал, дернулся с места и поехал в сторону шассе. Алиса приблизилась ко мне.

— Пошли... — произнес я и направился в сторону ДОТа.

— Мы же не спросили куда!

— Я знаю...

— Откуда?

— Еще до войны бывал здесь.

— Летчик?! Тут и аэродрома нет, — не успокаивалась Алиса.

Всеобщая подозрительность тридцатых годов отложила свои плоды, в политически подкованном сознании военврача третьего ранга, но сказать ей правду, что я из времени, когда война давно закончилась, что перед ней вовсе не командир Красной Армии, а бабник циник и эгоист из расчетливого двадцать первого века, я не мог. Что свою речь, красивые слова о войне и Родине, я спер из художественного фильма снятого через тридцать лет после того, как мы, вероятней всего, погибнем. И мне очень хотелось поделиться с ней своим знанием даты праздника Победы, 9 мая 1945 года. С этим знанием помирать ей было бы легче. Но, и этого я не сказал, пошутил о бетонном гнездышке двух голубков, она рассмеялась, временно забыв о войне и смерти, показался замаскированный Дот, в котором был я и Тина.

— Тут недалеко ручей протекает, искупаемся? Пока немцев нет.

— Успеем?

— Успеем! — потащил я ее от ДОТа.

Добежав до ручья, мы остановились, прятаться от меня Алиса, не решилась, на глазах у меня ей было спокойней. Поэтому, скинув с себя буквально все, что на ней было, полностью обнаженной она вошла в ручей, стала омываться.

— Холодный — фыркала девушка, но было видно, что она испытывает удовольствие от долгожданной встречи с водой.

Я тоже снял с себя форму, остался в армейских темно-синих трусах, встал выше нее по течению, стал умываться.

— Так не честно, старший лейтенант, я перед тобой голая, а ты... Сними... — Проговорила она, ополаскивая свой огненный треугольник волос меж ног.

Я снова вспомнил, что ждет эту юную красоту в немецком плену и мысленно поклялся этого не допустить. Трусы же, я не снял по иной причине, по причине сильного возбуждения, но очень скоро это было заметно и через тонкую ткань.

— Антон, я же медик и знаю, что с тобой происходит, — засмеялась Алиса. Сними трусы и хорошо его промой. Там, поди, смегмы накопилось от жары да возбуждения. Сегодня, он чистый понадобится.

— Зачем?

— Ты же не хочешь, чтобы я умерла девушкой?

— Я вообще не хочу, чтобы ты умирала!

— Ну, это как получится, а вот сделать меня женщиной, судя по твоим оттопыренным трусам, вполне в твоих силах. Мойся и пошли в ДОТ, пока немцы нас не обнаружили.

Она схватила свою одежду и, переминаясь ягодицами, побежала в направлении к замаскированного бетонного сооружения. Я снял трусы хорошо промыл свой член холодной водой ручья, хоть это было не просто, снова надел, понимая, что сохранить Тине верность уже вряд ли получится, прихватил форму и поспешил следом.

Войдя в каземат, я увидел Алису склоненной над щитом из струганных досок служившим, одновременно, столом и лежанкой. Что-то ковырнула ногтем, внимательно осмотрела, понюхала.

— Кровь, - сделала она заключение.

— Война, кровь, чего необычного? — спросил я, догадавшись о чьей крови, она говорит, но, делая непонимающий вид.

— Странно, для раны ее слишком мало, да и смешана она с выделениями из... Это кровь девственности, кто-то совсем недавно лишился на этих досках невинности! Значит их минимум двое девушка и мужчина, военные, Алиса кивнула на приставленную к стене винтовку СВТ. Тут еще даже пахнет женскими выделениями, спермой! И где они?!

Мне осталось только пожать плечами и сделать вид, что занят осмотром пулемета, хотя я отлично знал, что он в полном порядке и подготовлен к бою.

— Штаны сначала надень и дверь закрой. Просторная могилка для двоих, — проговорила Алиса, натягивая на свои бедра трусы и оглядываясь. — И все же кто здесь был незадолго до нас?