Отец Ромеро надеялся, что с годами его похоть станет меньше, что дьявол, вцепившийся в его мошонку, наконец, выпустит его яички из своих жадных лап, но стало только хуже. Особенно трудно было удержаться от немедленной мастурбации, слыша в исповедальне ангельские голоса послушниц и молодых монахинь. Когда они уходили после исповеди в свои кельи, исповедник просовывал член сквозь решетку и терся им о прутья, доводя себя до бешеного семяизвержения. Его органы стали так велики, что он заказал себе рясу более свободного покроя. Единственным человеком, который мог ему помочь в борьбе с похотью, была сестра Агнис, травница монастыря Сент-Клэр, где отец Ромеро был исповедником.

Когда Ромеро, тяжело ступая ногами, обутыми в сандалии, переступил порог кельи Агнис, она сидела и что-то читала, время от времени делая выписки в толстую самодельную тетрадь. Все в ее бедной келье говорило об отрешении от роскоши, только книги, свитки и записные книжки. Даже распятие над ее ложем было простым деревянным. Увидев отца Ромеро, она отложила свою работу и бросилась на колени.

— Благословите, святой отец!

Отец Ромеро осенил Агнис крестным знамением и произнес:

— Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь!

На что Агнис ответила огненным, неистовым поцелуем его руки, которая совсем недавно сжимала член.

— Я пришел к Вам, сестра, за советом, – мягко сказал отец Ромеро.

— Присядьте на мое ложе и расскажите.

Они сели на жесткую кровать Агнис. Она по-прежнему держала Ромеро за руку, как пылкая горожанка своего возлюбленного.

— Последние месяцы похоть обуяла меня настолько, что я едва сдерживаюсь, чтобы не мастурбировать во время исповеди. Думал, что с годами моя пылкая натура немного угаснет, но нет, огонь страсти разгорается все сильнее. Иногда я полдня не могу сходить по малой нужде, пока не выпущу семени. И ни пост, ни молитва не помогают так, как ранее.

— У меня есть средства для укрощения плоти, но они были созданы для женщин, для монахинь. Я не знаю, как они подействуют на мужчину, хотя механизм возбуждения один и тот же. Но вначале я бы хотела осмотреть Вас, отец Ромеро.

Агнис снова опустилась на колени, а Ромеро мгновенно задрал рясу и заправил ее за веревочный пояс. Его член взвился навстречу Агнис, как голубь, увидевший хлебные крошки на подоконнике кельи. Она только погладила его, открывая головку, но член уже выдавил сияющую в вечернем солнце каплю. Агнис взвесила на ладони тяжелую мошонку Ромеро, и сверкающие капли побежали одна за одной, как капель весенним утром с монастырской крыши. Вены, причудливым узором охватывающие член Ромеро, вздулись еще сильнее, и он заскрипел зубами, отстраняя рукой голову Агнис в сторону. Он сказал: «Вот, сейчас!» и закрыл глаза. Его член дернулся раз, другой, и его вопль: «О, как хорошо!» услышали все в монастыре Сент-Клэр, кроме старух в лазарете, лежавших без сознания.

Агнис распахнутыми глазами смотрела на бесконечное извержение отца Ромеро и считала толчки его члена, наполнявшего тесную келью пряным запахом спермы. Она досчитала до пятидесяти и сбилась, но член, напряженный до синевы и не думал опадать. Он лишь чуть ослаб, но тут же наполнился прежней силой, угрожающе подрагивая, как пика папского гвардейца.

— Обычно мужчине для восстановления сил необходимо гораздо больше времени, – слабо улыбаясь, сказала Агнис. – Вас надо показывать за деньги на площади в базарный день. Но у меня есть средство, которое Вам поможет. Его надо принимать с вином, которое устранит вредное влияние зелья и усилит полезное действие. Мы его сейчас опробуем.

Она резво поднялась с колен, оправила рясу и принялась искать на полках нужный пузырек, сверяясь с записями в красной книге.

— Ах, вот он!

Агнис показала Ромеро пузырек из темного стекла с бумажной этикеткой.

— Я дам его Вам, святой отец! Одна капля, максимум две, иначе Вы можете расстаться с Вашей великолепной эрекцией навсегда.

Она капнула из пузырька на дно глиняной кружки, налила туда до половины кагора и протянула кружку Ромеро.

— Пейте.

Ромеро с осторожностью сделал глоток, но разницы не почувствовал. Вино как вино. Он залпом допил вино и уставился на член.

— Лучше давайте поговорим, отец Ромеро, – сказала Агнис. – Расскажите мне, как там, в городе, как Ваши родственники, здоровы ли.

— Спасибо, у них все хорошо. Вот только племянник беспокоит.

— А что с ним?

— Не вынимает руку из штанов. С тех пор, как он добрался до библиотеки, Меркуцио не ест, не пьет, не учится, но постоянно онанирует и бегает за служанками.

— Это молодость, отец Ромеро. Кроме того, советую найти ему чистую женщину из деревенских. Абортационное зелье я Вам тоже дам. Только не перепутайте.

Она звонко рассмеялась, и этот смех услышала настоятельница Эрминия, которая давно стояла за дверью в сопровождении сестер Жозефины и Терезы, своих телохранительниц. С тех пор, как на нее с ножом напала сумасшедшая монахиня, она с мускулистыми сестрами огромного роста почти не расставалась.

Она вошла, как всегда, без стука, но смиренно нагнув голову. Увидела отца Ромеро, опускающего рясу, и кивнула ему, как равному. Она давно чувствовала себя хозяйкой монастыря. Да так оно и было.

— Это кричал отец Ромеро, не правда ли? – спросила матушка Эрминия.

— Да, это был он. Я вытащила занозу из его зада, – пояснила Агнис, усиленно подмигивая.

— Ага, занозу, понимаю. И как он себя чувствует?

— Намного лучше, чем до операции. Заноза была велика.

Ромеро ее почти не слышал, он наслаждался опадающим членом.

— Теперь мне пора помочиться, – сказал отец Ромеро, снова обнажая член, но теперь безжизненный и обвисший.

Агнис нырнула под кровать и достала ночную вазу. Ночью хождение по монастырю было строго воспрещено, а утром по коридору провозили бочку с нечистотами и забирали содержимое ночных горшков, которое шло на удобрение огородов.

Эрминия внимательно смотрела, как мочился отец Ромеро.

— Вам надо найти постоянную женщину для плотских утех, – сказала она. – Обет безбрачия этого не запрещает.

— У меня была девушка-нищенка. Я поселил ее в доме сестры в подвале и частенько навещал, но она быстро забеременела, и ее пришлось отправить в отдаленный монастырь, где она умерла от чумы.

— Все в руках Господних, – вздохнула Эрминия.

— На все воля Божья! – как эхо повторил отец Ромеро, постукивая членом по краю горшка. – У сестры после смерти мужа большое хозяйство, нельзя ли выделить пару трудниц ей в помощь?

— Двух я не дам, одну, пожалуй, могу. Что посоветует нам сестра Агнис?

— Я наблюдала за ними в моечной. Там была одна сильная девушка, Грация, она одной рукой поднимала большой ушат с водой и при этом что-то напевала, и формы ее, хоть и далеки для совершенства, но приятны глазу.

— Забирайте ее, отец Ромеро. Благословите!

Она упала на колени рядом с сестрой Агнис, и Ромеро с удовольствием благословил обеих.

Ночью исповедник увозил в закрытом возке трудницу Грацию. Он был доволен тем, что при ощупывании женщины его член встал, как у обычного мужчины, и опал, когда он кончил в нее, войдя до упора. Фигура Грации напоминала песочные часы – широкие бедра и широкие плечи, но лицо было трудно назвать красивым: плоское, широкое, с поросячьими глазками под белесыми бровями. Она и говорила по-мужски коротко, рублеными фразами, а кулаки у Грации были поболе, чем у самого Ромеро.

Она и в доме повела себя как хозяйка, хотя и приветствовала сестру исповедника поклоном. Несмотря, на позднее время Глория собрала простой ужин и сама подала на стол. «Это непорядок!», – сказала Грация и хлопнула по столу так, что зазвенела посуда. – «Подавать и убирать со стола должны слуги! Я наведу здесь порядок». А Глория была рада. Теперь она могла уехать в поместья из нелюбимого города и заняться сельским хозяйством.

— Милая, ты будешь спать в комнате Меркуцио, – сказал Ромеро на ухо Грации. – Особой воли ему не давай, а один-два раза за ночь пусть побалуется. Назначаю тебя воспитательницей моего племянника.

В ответ Грация только пожала широкими плечами.

Наутро они вновь собрались за столом, но уже без Глории, которая уехала еще до рассвета. Слуг Грация разбудила пинками, а племянник Меркуцио сидел с подбитым глазом, но довольный. «Что, племянник, получил свое?», – спросил Ромеро, и тот покивал, мол, получил.

После обеда исповедник обошел дом, а Грация неотступно следовала за ним. Стало очень чисто, медная посуда сверкала, как золотая, постели застелены свежим бельем, а слуги, одетые во все новое, склонялись в поклонах, когда Ромеро входил в комнату. Ромеро подарил Грации золотой и с легким сердцем уехал в монастырь. Близился час исповеди...