Вернувшись в гостиную, Астрид обнаружила там только Джемайму, свернувшуюся калачиком в кресле и выглядевшую несколько раздраженной. Опасаясь, как бы ее хорошенькая младшая сестренка не впала в уныние, Астрид подсела на подлокотник кресла и нежно ее поцеловала.

— С тобой все в порядке, Джемайма? Ты выглядишь немного расстроенной.

— Со мной все в порядке, сестрица, но жизнь так скучна, не правда ли? Когда я зову, ко мне редко кто приходит, а папа в последнее время кажется особенно задумчивым, так что из него вообще слова никогда не вытянешь...

— Что ж, дорогая, я намерена проследить, чтобы в нашем доме сейчас произошли перемены к лучшему, и чтобы у нас действительно началась более веселая жизнь. Что же касается папы, можешь быть уверена, что вскорости мы от него многое узнаем, ибо я намереваюсь сделать это своим долгом. Патрисия передала Крисси просьбу позаботиться о моем платье?

— Нет, она этого не сделала, просто в недоумении сказала, что не понимает, почему она должна для тебя это делать.

— Не волнуйся, Джемайма, я позабочусь о том, чтобы она тоже пришла в лучшее расположение духа. Будь хорошей девочкой, иди и передай Крисси мою просьбу. Но прежде чем ты это сделаешь, принеси мне пакет, который я оставила за стойкой в холле, хорошо?

— А в нем что, подарки? — взволнованно воскликнула девушка, но еще прежде, чем Астрид успела ответить, убежала в холл и вернулась с небольшим саквояжем из черной кожи. — так что же в нем? О, пожалуйста, расскажи мне! Или это секрет?

— Это довольно необычный саквояж, милая, можно сказать, волшебный. Но прежде, чем я тебе все покажу, давай поднимемся в твою комнату, — там мы окажемся в уединении, и не будем бояться, что нам помешают.

Сгорая от любопытства, Джемайма последовала за сестрой наверх. Там, войдя в спальню и заперев дверь, к ее великой интриге, саквояж открыли и выложили его содержимое. На лице юной леди отразилось сильнейшее удивление.

— О, какие ужасные вещи! Они выглядят весьма необычно! — воскликнула она.

— На самом деле, Джемайма, они вовсе не ужасны. Подойди, сядь рядом со мной, и я тебе все объясню. Для начала у нас есть вот эти две пары кожаных манжет, которые плотно, но очень удобно облегают запястья или лодыжки. Потом у нас есть вот такой широкий кожаный ремешок, который называется тауз. Его конец разделен на две части, благодаря чему он издает прекрасный шлепающий звук. Вот несколько отрезков шелкового шнура, и как ты можешь видеть, еще есть несколько более длинных кожаных ремешков для тела. И, наконец, этот маленький хлыст, у которого целых двадцать тонких ремешков, с кончиками, завязанными в узел...

— О, Астрид, они предназначены для непослушных девочек?

— Для непослушных девочек и непослушных мальчиков, дорогая. Как ты себя вела, пока меня не было? Ты была непослушной, шаловливой девушкой? Уверена, что да, пусть даже чуточку. Давай притворимся, что ты непослушна, и сыграем в одну игру. Я просто надену эти манжеты на твои запястья, вот так. Нет, нет, не сопротивляйся, глупышка, иначе это все испортит.

— Ну Астрид, в самом деле, что ты делаешь! Я не хочу в это играть! Ай! Зачем ты задираешь мое платье? Ооо, прекрати!

— Тише, Джемайма! Ты не должна так шуметь — это одно из правил нашей игры. Если ты будешь так сильно сопротивляться, я и в правду отшлепаю тебя. Так, теперь я на минутку спущу твои панталончики. Вот так! Боже, какая очаровательная попка! Подумать только, а ведь папа ни разу даже не шлепнул по ней!

— Аииииий! Что ты делаешь? Как ты плохая, Астрид! Я расскажу об этом папе! И Патрисии тоже! — взвизгнула девушка, когда сестра перекинула ее через свои колени и два довольно легких шлепка приземлились на упругие половинки ее округлой попки. Чуть выше этих персиков совершенной белизны виднелась пара красивых ямочек, а чуть ниже нежной расселины виднелась уже многообещающая копна кудрей, — все это, казалось, только призывало к тому возбуждению, какое намеревалась преподать своей сестре Астрид. Вновь опустилась ладонь, — шлепок! — и снова на пухлых маленьких полумесяцах остался самый привлекательный отпечаток ее руки. Это вызвало новый вопль Джемаймы, которая безумно извивалась, но мало что могла сделать для своего спасения, ведь ее запястья были скованы за спиной кожанными манжетами.

— Ууууууу! — всхлипнула она и, если бы Астрид не подхватила ее, просто скатилась бы с колен сестры. — Если ты не п... п... прекратишь, я буду кричать!

— Очень хорошо, мисс! И если это так, то мне придется заглушить твои крики, не так ли?

С этими словами Астрид достала из саквояжа, стоявшего открытым рядом с ней, черную ленту, и быстро заткнула рот Джемайме, после чего перекатила ее на кровать и уткнула лицом в подушки, заставив подтянуть колени к груди.

— Н... н... н...! — попыталась было завизжать юная леди, но из-под кляпа доносился только тонкий мычащий звук, тогда как ее платье и сорочка были задраны заботливыми руками высоко на бедра, а попка обнажена чуть поболее. Подготовив таким образом свою сестру, Астрид потянулась за маленьким хлыстом со множеством ремешков и начала довольно мягко охаживать, — скорее даже шуршать, — им по ягодицам Джемаймы. У нее не было никакого желания причинять девушке боль, она хотела лишь дать ей почувствовать первые позывы жгучих кончиков, этих крошечных узелков на концах ремешков, кусавшихся подобно пчелам.

— Оооооууууу! — Джемайма слышала, как ее собственный приглушенный голос эхом отдается у нее в ушах. Ее спина была крепко прижата рукой сестры, попка извивалась и дергалась, в то время как кончики, будто острые жала, казалось, проникали повсюду между ее половинками и иногда даже ниже, чтобы уколоть ее юную киску. Это не причинило ей и вполовину той боли, какую она думала, но это было самое необычное ощущение, от которого ее нижние полушария запылали, когда вновь и вновь — и время от времени с чуть большей силой — ремешки кружились и змеились вокруг ее приподнятой вверх восхитительной попки.

— А теперь, мисс, я намереваюсь познакомить тебя с прекрасной плеткой-шестихвосткой, чтобы отполировать тебя, — заявила Астрид, которая была в восторге от того, какими очаровательными оттенками цвета клубники со сливками наливалась благодаря ее усилиям юная девичья попка. «Джемайме совсем не повредит, если она хорошенько разогреется», — внезапно, и ни в коем случае не вопреки своему здравому смыслу, решила она, поскольку знала, что может обращаться с ремнями так же деликатно, как и с любым другим подобным инструментом, и так сильно, как только можно пожелать.

— Н... ннн... ннннннггггг! — из-под подушки доносился приглушенный крик Джемаймы. «Шшшшшшш!» — вновь и вновь шуршали ремешки, заставляя бедра девушки восхитительно дергаться, в то время как по всему ее задку расплывались розовые пятна. Ее колени дрожали, лицо стало пунцовым, а грудки, казалось, набухли, пока острые кончики напрягшихся сосков не стали почти протыкать хлопок ее тонкого платья.

— Прими их, юная мисс... ну давайте те же... еще парочку шлепков! — нараспев проворковала Астрид с очаровательной улыбкой на своих устах. Не успела она их сделать и тем самым довести попку сестры до полного розового сияния, как начала действовать далее со всей той скоростью, которая, как она знала, требовалась в подобных случаях. Вытащив кляп изо рта рыдающей Джемаймы, она растянулась рядом с ней на кровати, которая, будучи узкой, заставила их лежать очень тесно друг к другу.

— Ооооохх! — всхлипнула девушка, в то время как Астрид, обхватив ее разгоряченную попку, крепко прижала ее к себе так, что их груди соприкоснулись, а ее рот мягко заглушил крики сестры. Джемайма, чувствуя себя придушенной и все еще извиваясь от жжения, тихо всхлипывала в рот Астрид, в то время как та забралась рукой далеко под ее попку, чтобы пощекотать и подразнить ее киску.

Юная леди чуть булькнула одними губами, — теперь ее охватило сразу столько разных ощущений, что ей стало еще жарче и головокружительнее. Мало-помалу, когда настойчивые и очень убедительные пальчики Астрид шевелились и пока ее язык мягко извивался во рту Джемаймы, девушка начала мелко дрожать, стонать, а затем, когда свободной рукой Астрид расстегнула ей манжеты, ахнула и вцепилась в нее.

— Ну вот, дорогая, ну вот и хорошо... Разве сейчас тебе не приятно? — успокаивала ее Астрид. — Чуть приподними ножку, дорогая, чтобы я могла получше ощутить твою киску. Вот так! Оооо, какая она влажная! Не бойся, глупышка, потому что я собираюсь сделать так, чтобы произошло что-то очень и очень хорошее. Ах, теперь я чувствую твой клитор. Какой очаровательный маленький бутончик! Мне потереть его еще, пока я буду держать тебя за попку?

— Нееет! Ооооо! Д... д... даааааааа!!! Я просто таю!

— Да, тебе сейчас хорошо, моя милая, ведь ты кончаешь. А теперь ложись на спину и широко раздвинь ножки. Вот так, да! Какая послушная девочка! Дай-ка мне сейчас же свой язычок! Ах, как же ты изливаешься своим любовным нектаром! Как же приятно его ощущать на своих пальцах...

— А! Ааа!! Аааааа!!! Даааааааааааааа! — Джемайма закатила глаза и вздрогнула всем телом. Горячее жжение, оставленное кончиками ремешков, все еще заставляло ее попку подрагивать, ведь именно для этого и предназначался этот инструмент, — для того, чтобы девушка смогла откликнуться на последующие наслаждения. Ее широко раздвинутые ноги вытянулись, тогда как Астрид продолжала искусно ласкать пуговку ее клитора легчайшими прикосновениями кончиков пальцев. Джемайма еще раз окропила ее своими соками, а затем снова и снова, пока, со вздохом огромного наслаждения не замерла с широко открытыми глазами, в которых застыло выражение невинного восторга.

— Вот видишь, разве это не было приятно? Продолжай двигать попкой, дорогая, не останавливайся, потому что ты можешь кончить снова, если захочешь. Ну же, скажи мне, что тебе понравилось, потому что я знаю, что так оно и есть.

— Эта... эта штука... обожгла меня... оооохх! — ответила, краснея, девушка, но в то же время вновь раздвигая свои красивые ножки.

— Так оно и должно быть, потому что это возбуждает тебя. Какой у тебя восхитительный маленький ротик — юный и свежий, будто персик. Признайся мне, маленькая шалунья, что тебе это понравилось, несмотря ни на что.

Джемайма хихикнула и спрятала лицо, потому что она чувствовала себя одновременно и похотливой, и возбужденной.

— Да! — прошептала она и радостно пискнула, когда Астрид ласково провела губами по ее губам, чувствуя сквозь платье, как вновь твердеют ее соски. — Но ты ведь не будешь делать этого снова, Астрид, не так ли? — наивно спросила девушка.

— Если я этого не сделаю, дорогая, то ты лишь будешь сожалеть, что я этого не сделала. Мне есть чему тебя научить, и ты найдешь это очень увлекательным, я обещаю. Давай сохраним это в секрете, хорошо? Папа никогда не шлепал тебя, что очень неосмотрительно с его стороны.

— Оооо, но я не хочу, чтобы он это делал!

— Что ж, посмотрим, Джемайма. А теперь подтяни свои штанишки и переоденься, потому что я хочу, чтобы ты всегда выглядела самой красивой девушкой. Я позабочусь о том, чтобы папа на этой же неделе купил тебе много новых вещей, и сама помогу тебе выбрать их. Небольшой изящный корсет еще больше подчеркнет твою тонкую талию и заставит твои бедра стать чуточку шире. На самом деле, ты уже выглядишь очень женственно. Прекрасная маленькая Венера, как говорится.

— Папа никогда не купит мне новых вещей — знаю, что не купит, — надулась Джемайма, поднимаясь с кровати и чуть не споткнувшись о свои панталончики, которые были спущены до лодыжек.

— Папа сделает так, как скажу я! Как и ты, собственно! — твердо ответила Астрид, к великому удивлению Джемаймы, прикрывавшей свой животик. — Отныне повинуйся мне во всем, моя милая, и твое сердце всегда будет наполнено желанием.

— О, ты это серьезно? Ты так изменилась, что я даже не знаю, что и думать!

— То, что человек думает, и то, что он делает, иногда являются двумя разными вещами. Я сама с удивлением узнала об этом. Но все это ты тоже познаешь в свое время. Твое прекрасное послушание — это все, чего я сейчас добиваюсь, Джемайма, — сказала Астрид, приподнимая подбородок сестры.

— Я обещаю... О, да, я обещаю тебе! — задыхаясь, ответила юная девушка.

— Очень хорошо, дорогая, и я направлю тебя на верный путь. А теперь позаботься о своей внешности, ибо, что бы ни случилось, женщина всегда должна выглядеть наилучшим образом.

С этими словами Астрид вышла и направилась прямо в комнату Патрисии, где и нашла ее сидящей, сгорбившись, в кресле. При появлении сестры Патрисия пристально посмотрела на нее и отвернулась, делая вид, что очень занята созерцанием неба сквозь освинцованные стекла окна. По правде говоря, она чувствовала, что Астрид собирается упрекнуть ее за то, что она не передала ее просьбу Крисси. Более того, Патрисия была чрезвычайно обеспокоена — ее опасения относительно личности загадочной женщины, прервавшей ее свидание тет-а-тет с майором, не уменьшились, и она боялась, что та может объявиться в их доме и предать все огласке. И в то же время ее не покидало ощущение, которое породил член майора, побывавший у нее в попке. В какие-то моменты это наполняло ее стыдом, а в другие — чрезвычайно возбуждало.

— Ты не передала Крисси мою просьбу, — сказала Астрид, остановившись перед Патрисией и таким образом заставляя ее смотреть снизу вверх.

— Нет, я этого не сделала, Астрид. Что за надоедливая, глупая вещь с моей стороны, когда ты вполне могла бы сделать это сама.

— Тебе еще многому предстоит научиться, — вздохнула та. — Возможно, твои любовные занятия в мое отсутствие немного затуманили твой разум...

При этих словах Патрисия, естественно, выказала большое смятение и удивление. Ее рука взлетела ко рту, глаза широко раскрылись.

— Чтооо? Я не понимаю, что ты имеешь в виду! — пробормотала она.

— Патрисия, ты прекрасно знаешь, о чем я, хотя тебе не нужно бояться, что я расскажу о твоей выходке в хижине. У меня также нет никакого желания знакомиться с этим майором. Он не из тех людей, с кем я хотела бы, чтобы ты общалась.

— Ты знаешь об этом? Боже мой, откуда??? Кто тебе рассказал? Ты его видела?

— Ну кто бы мог подумать, — настоящий твердый мужской член у тебя в попочке! Что ж, я уверена, это пошло тебе на пользу и является таким же хорошим введением в любовное искусство, как и для любой молодой леди. Ну и как это было? Ты должна мне все рассказать, — проговорила Астрид самым мягким голосом, совершенно игнорируя вопросы сестры. С этими словами она отступила назад и позволила Патрисии вскочить.

— Астрид, ты никому не расскажешь об этом, умоляю тебя!!!

— Чего тебе бояться, моя дорогая? У всех мужчин есть члены, и у всех женщин есть соответствующие дырочки, в которые они могут их совать, — засмеялась Астрид, поворачиваясь к ней спиной и обозревая безмятежные сады за окном. Почувствовав умоляющую руку Патрисии на своем плече, она напряглась, словно собираясь отмахнуться от нее.

— Прошу тебя... пожалуйста... обещай мне, Астрид! Какой позор! Мне хочется умереть от этого, провалиться сквозь землю! Эта ужасная женщина, которая вынудила меня к этому поступку... ты ее знаешь?

— Так, так, так, слишком много вопросов. Патрисия! Достаточно того, что тебя, по крайней мере, наконец-то пощупали... хм, стержнем, и в совершенно подходящем для этого месте. Сядь на кровать, я хочу поговорить с тобой.

— Но я не могу, я не могу! О, ты обо всем расскажешь папе, я знаю! Что мне делать? — взвыла девушка, заламывая руки и выглядя гораздо более жалкой, чем на самом деле, как полагала Астрид, себя действительно чувствовала. Среди таких мук раскаяния, в которых она пыталась признаться, она вдруг обнаружила, что Астрид оттолкнула ее назад, и повернувшись, прижала ее к краю кровати. — Я больше никогда этого не сделаю, обещаю!!! — дико закричала она.

— Не сделаешь? Ну конечно, ты это сделаешь — и с гораздо большим удовольствием, чем в первый раз, я верю в это! На самом деле, это я позабочусь о том, чтобы это произошло вновь. Слушай меня внимательно, Патрисия, ибо я не стану повторяться. Если я буду вынуждена это сделать, ты окажешься в совершенно неизбежном положении, в котором тебе ничего не останется, как только внимать. Я даю тебе слово, что папа ничего об этом не узнает, да и Джемайма тоже — при условии, что ты будешь делать так, как я говорю.

— О, я обещаю все, что угодно! Папа наверняка выгнал бы меня, если бы узнал!

— Папа ничего подобного не сделает, моя милая. Ну же, вытри слезы, они совершенно портят естественную красоту твоих прекрасных глаз. Нам здесь многое предстоит изменить. Я считаю тебя разумной девушкой, чьего согласия мне не составит труда добиться, однако поначалу мы должны быть честными друг с другом. Мои решения во многом будут зависеть от твоих признаний. Как это было тогда, когда тебя приставили к нему? Не откладывай свой ответ в долгий ящик, Патриция!

— О, неужели тебе нужно это знать? Разве ты не понимаешь, как это постыдно? Мои панталоны стянули вниз, и он навалился на меня своим весом. Могу тебя сказать, что его крепко выпороли, но, к моему бесконечному удивлению, казалось, что это только увеличило длину и толщину его... его.... .. его большой штуковины.

— Его члена, дорогая. Не стесняйся употреблять это слово.

— Я кричала, я плакала, я боролась — я правда боролась, Астрид, но некому было прийти мне на помощь. Эта ужасная женщина командовала им, и он делал все, что она говорила. Он взял мои нижние п... п... половинки и раздвинул их. Мой стыд был слишком сильным, чтобы описать это. Я почувствовала жар и крепость его... его члена... а потом он протолкнул его внутрь. Ох! Я не могла вздохнуть, меня просто разрывало надвое. Я взывала о пощаде, но безрезультатно. Подстегиваемый ее хлыстом, он продвигал его во мне все глубже и глубже, дюйм за дюймом, пока — я до сих пор не знаю как — я не приняла его целиком!

— Он сильно пульсировал, не так ли?

— Он пульсировал, горел, раздражал! Я чувствовала каждый дюйм его плоти и каждую жилку на нем. Как долго он держал его во мне, я не знаю, потому что я почти потеряла сознание. Эта женщина даже приподняла его рубашку спереди, чтобы убедиться, что моя бедная попка хорошо прижата к его животу. «Замри! Останься там!» — приказала она ему, и меня так и держали...

— Тебя закупорили, — улыбнулась Астрид. — Скажи мне честно, ведь мы сестры и можем раскрывать друг другу всевозможные секреты, — было ли это настолько ужасно или ты не получила никакого удовольствия, как только твою заднюю дырочку освободили?

— О, как ты можешь так говорить!!!

— Разве не так, Патрисия? Помни, что я тебе говорила? Правдивость — это все, если только не говорить о повиновении моим желаниям, которых я желаю больше всего.

— Ну... Может быть, немного. Удовольствие, то есть. Оххх! — воскликнула Патрисия, сделав подобное признание, и спрятала пылающее лицо на груди своей сестры.

Улыбнувшись про себя, Астрид погладила ее по волосам и успокоила. Ее руки крепче обняли сестру за плечи, она прижала ее к себе и начала что-то шептать ей. Время от времени Патрисия задыхалась и дико мотала головой, — жесты и восклицания, на которые Астрид не обращала никакого внимания.

— Тебя подвергли посвящению — по крайней мере, частично. И в этом состоит сила этого действа. Подобные удовольствия мы иногда называем «упражнениями», хотя этот термин больше применим к мужчинам, чем к женщинам. Грозная леди, с которой ты столкнулась, ни кто иная, как моя дорогая и близкая подруга, которая случайно наткнулась на вас, когда пасла свою лошадь. Зная, в каком возбужденном состоянии ты находилась, она позаботилась о том, чтобы ты, по крайней мере, ненадолго... ммм... освоились с этим. О да, тебе не нужно удивляться. Будучи хорошо осведомленной о том, кто ты, она была внимательна и позабодилась о том, чтобы тебя накачивали не так тщательно и грубо, как этого хотелось бы майору. На самом деле, она спасла тебя от этого, помни. Если бы ты была менее респектабельной леди, чем ты есть, — и не так красива, на самом деле, как она мне сказала, — ему было бы позволено излиться в тебя по своей воле. Как бы то ни было, она позволила тебе лишь мельком увидеть те удовольствия, которые теперь ожидают тебя.

Даже в своем замешательстве Патрисия не смогла скрыть быстрой довольной улыбки, когда Астрид поднесла ее лицо к свету.

— Она так сказала обо мне? Оооо! Но, Астрид, какая перемена произошла с тобой!

— Ты думаешь, это к худшему? Не думаю! В твоем женственном сердце, Патрисия, образ этого страстного и жаждущего члена постоянно предстает перед твоими глазами, и ты действительно чувствуешь, как он щупает твои нижние половинки, которые полностью созрели для такого приключения. Давай освежимся чаем, потому что мне нужно о многом с тобой поговорить. Мне необходимо только позвонить, и Крисси все принесет. Она красивая девушка, не так ли?

— Да, я не слишком задумывалась об этом, но теперь, когда ты так говоришь, я вижу в ней большую привлекательность. Почему ты это сказала? Я не могу угнаться за твоими мыслями!

— Для этого есть причина, как ты скоро узнаешь о ней. В тебе есть великая невинность, но теперь, когда твоя попка раскупорена, она быстро растворится в гораздо более захватывающей перспективе.

— О, какие слова ты употребляешь, Астрид! Я никогда не думала, что услышу от тебя такие слова!

— Какая совершенная глупость состоит в том, что мы говорим о словах, которые предназначены только для описания того, что мы можем видеть своими глазами! Отрицать слова — это не значит отрицать существование объектов. Член и ядра у мужчины — это сама гордость его естества. Они ищут нежные, бархатные дырочки, которыми обладаем только мы, женщины. В этом и заключается секрет многих красивых игр, в которые можно играть. И как я намереваюсь сделать, мы будем играть в них. Твои мысли уже сильно изменились, как и мои. Разве ты сейчас не задумывалась о том, чтобы поиметь твердый мужской член в своей сладкой интимной норке?

— А... нет... да... Ооо! Я думала, хотя мне не следовало бы этого говорить...

— Ерунда и вздор! Я намерена сделать тебя как можно более смелой в таких вопросах. Предположим, я представлю тебе папин член, — настолько красным и твердым, каким он только может быть. Предположим также, что я одновременно буду ласкать твою киску между твоими широко развинутыми ногами.

— Ах, ты не должна говорить такие вещи! Это же так порочно! Ойиииии!!!

— Я снова шлепну тебя, Патрисия, и гораздо сильнее, если ты будешь перебивать меня подобными глупостями. А, вот и Крисси! Принеси чай и пирожные, Крисси, и не задерживайся надолго. Мы с мисс Патрисией побудем некоторое время в ее комнате!

— Да, мисс, я все принесу для вас двоих.

— Вставай и задерни шторы, Патрисия. Солнце слишком сильно светит мне в глаза. Задерни их поплотнее. Вот и все. Теперь здесь приятный полумрак. Как мило и скрытно. Иди, ляг со мной...

— В каком ты странном настроении, Астрид! Крисси удивится, что мы сейчас...

— В удовольствии нет ничего странного, сестрица, как вскоре предстоит убедиться и самой Крисси. Я намерена обнажить ее задок и хорошенько выпороть этим же вечером, — как и тебя, моя милая, если ты проявишь упрямство. Да, ты вполне можешь выглядеть удивленной, но я хочу, чтобы все было так, как я задумала. Перестань махать руками, глупышка, потому что я всего лишь немного ласкаю твои ноги. Какие у тебя красивые гладкие бедра! Надо будет попросить папу купить тебе подвязки посимпатичнее. Синие с белым чулки подошли бы тебе больше всего. Я могу позволить ему надеть их тебе в качестве милости.

— О, Астрид, прекрати... мне щекотно... и не говори таких вещей!

— Очень хорошо — ты настаиваешь на таком поведении? Какая же ты маленькая лицемерка! Знаешь ли, Джулия не преминула заметить, что ты довольно часто подергивала задком, когда член майора тебя закупорил. Крисси? Да, можешь войти. Поставь поднос и немедленно отправляйся в комнату мисс Джемаймы. Там ты обнаружишь черный саквояж. Принеси его немедленно сюда!

— О, боже мой, конечно, мисс!!!

Широко раскрыв глаза, Крисси поспешила вперед, не совсем веря в то, что она только что увидела, — мисс Патрисию в задранном платье и руку мисс Астрид, спрятанную у нее под панталонами. Метнувшись, как одержимая, она нашла саквояж в спальне, которую освободила Джемайма, и вернулась с ним в руках.

— А теперь, Крисси, я собираюсь наказать мисс Патрисию за ее непослушание. Дай мне из саквояжа хлыст, а потом подойди и присядь ей на плечи, когда я ее переверну. Поторопись, девочка, я говорю серьезно!

— Оооо, мисс!

Издавая возмущенные вопли, Патрисия была крепко прижата, в то время как дрожащие пальцы Крисси вытащили из саквояжа черную угрозу, ремни которой безвольно повисли через ее запястье. Чуть позже, сидя в своем кабинете, Ральф Кейн услышал приглушенные крики. Эти девочки, вечно они дурачатся. Ему придется набраться храбрости, чтобы положить этому конец.