— Ооой! Йооой! Аааайи!!! — взвигивала Патрисия — свесившись наполовину с края кровати с насильно снятыми панталонами и выпяченной попкой, удерживаемая Крисси, которая уселась на нее верхом, она снова и снова получала жгучие удары хлыстом. Астрид ее не щадила — тогда как с Джемаймой она просто играла, то сейчас чуть более крупная и округлая попка Патрисии как будто специально была предназначена для вздрагиваний и извиваний. Вновь и вновь свистящие ремешки своими кончиками впивались в ее богатую нежной плотью заднюю часть, которая всего за дюжину ударов уже приобрела розовый оттенок.

Служанка, разинув рот от изумления и взволнованно упершись коленями в бедра молодой леди, почувствовала, как ее благоговейный трепет перед этим событием сменяется возбуждением. «Как это прекрасно, — думала она, — видеть, как обнаженная попка такой гордой мисс беспомощно вздрагивает каждый раз, когда по ней веером проходят кожаные ремешки». И от этой мысли ее чресла стали наполняться теплом, а киску стало покалывать.

— Неееееет! Астрид, умоляю тебя! Не надо, неееет! — взвыла Патрисия.

— В конце все этого действа, моя дорогая, ты будешь слушать меня гораздо лучше, — в ответ заявила Астрид, подчеркнув свое обещание еще более яростным свистом хлыста, который вызвал у ее сестры еще более пронзительный, стонущий крик.

К несчастью, или нет, но именно в этот момент решил объявиться их отец. Он часто слышал приглушенные вскрики и хихиканье, доносившиеся из той или иной комнаты, где располагались девочки, но никогда не слышал ничего подобного. Выйдя из своего кабинета этажом выше, он быстро спустился вниз и распахнул дверь, из-за которой доносились умоляющие вопли.

Астрид воскликнула первой, но отнюдь не от страха, а как человек, сильно раздосадованный любым посторонним вмешательством.

— Папа! Прочь отсюда! Уходи немедленно!!! — крикнула она. Крисси вскрикнула и дернулась назад, не смея показаться своему хозяину в таком положении, — сидя верхом на одной из его дочерей. Что же касается Патрисии, чья попка была целиком и полностью представлена его взору, не говоря уже о ее длинных и стройных ногах в чулках, которые беспомощно раздвинулись, демонстрируя во всей красе возбужденную киску между ними, то ее крик был самым громким. Почувствовав, что служанка освободила ее, она отчаянно перекатилась сначала в одну сторону, а затем в другую, полностью представив все свои обнаженные сокровища ошеломленным глазам своего отца, прежде чем упасть спиной на ковер и начать прилагать отчаянные усилия, чтобы скрыть свои прелести.

После нескольких внезапных криков, разорвавших воздух, наступила странная тишина. Все выглядело так, как если бы все участники этой похотливой сцены на мгновение застыли в своих позах, тогда как черты лица мистера Кейна начал заливать пунцовый румянец. Если бы он тогда нашел в себе мужество привести в порядок свои мысли и восстановить свой авторитет, то последующему не суждено было бы случиться, однако Астрид, сверкая глазами и надвинувшись на него по-кошачьи быстрым мягким шагом, ткнула в него черной ручкой своего хлыста, и этим угрожающим движением заставила его поспешно отступить.

— Астрид... что все это значит? — попытался спросить он. Патрисия скорчилась на полу и рыдала, а Крисси спряталась за дальней стороной кровати. Но увы, тон, которым он намеревался задать свой вопрос, оказался не тем, которого он ожидал, и необъяснимым образом превратился в жалкое карканье.

— Папа! Пойдем в твой кабинет, пожалуйста, и давай не будем устраивать сцен! — холодно произнесла его дочь, все время подталкивая его обратно к двери, пока, к огромному облегчению Патрисии и Крисси, он не исчез из виду. До их ушей донеслось бормотание, а затем звук удаляющихся шагов. Быстро воспользовавшись моментом, служанка выбралась из укрытия, нервно обошла медленно поднимающуюся с пола фигуру и проскользнула в коридор, только чтобы увидеть, как ее хозяин и Астрид медленно поднимаются наверх. Полуприкрыв, как страус, глаза, и втянув голову в плечи, чтобы ее не видели, Крисси попыталась спуститься, но ее остановил резкий голос ее новой хозяйки.

— Крисси! Отправляйся в мою комнату и оставайся там, пока я не спущусь. Сию же минуту!

— Д... да, мисс, конечно... О, Боже!

— Астрид, дорогая моя, что мне было делать? Если это была какая-то игра, то я полагаю, что твоя бедная сестра в ней проиграла. И что означает этот хлыст, который ты носишь с собой? Я требую пояснений! — заявил ее отец, как только за ними закрылась дверь кабинета.

Девушка прислонилась к ней изнутри, после чего в манере, которая была весьма далека от манер той скромной молодой леди, которую еще не так давно знал ее отец, долго не отвечала. Джулия советовала ей никогда не заговаривать сразу в такие моменты, однако всегда заставлять вопрошающего хранить молчание. Наставница утверждала, что это неизменно причинит им неудобства, и в этом случае ее пророчество оказалось верным. Мистер Кейн самым пренеприятным образом — а на самом деле, к своему стыду и ужасу! — осознал, что глаза его дочери испытующе смотрят на переднюю часть его бриджей, где появился весьма красноречивый и очень отчетливый горб.

— В некоторых случаях наказания считаются уместными, папа, — наконец медленно произнесла его дочь. — Жаль, что их попочки — я имею в виду и Джемайму тоже — до сих пор оставались без твоего внимания.

— Б... б... без внимания? Что это за разговоры такие? Ты что, с ума сошла? — спросил ее отец, который под пристальным взглядом дочери начал пятиться к своему столу. Он надеялся, заняв свое место, скрыть явные признаки наступившей эрекции, которую вызвали откровения дочери о желанности плоти. Однако, заметив его намерения, Астрид оказалась расторопнее и кошачьими шагами встала между ним и местом его предполагаемого отступления.

— Нет, папа, я не потеряла рассудок, а скорее обрела его. Попка молодой женщины нуждается в случайном и мимолетном внимании, хотя ты даже не подумал позаботиться об этом. Под воздействием стимуляции, которую она требует, плоть становится налитой и пышной. Попочка Патрисии уже созрела и превосходна, но теперь она станет еще лучше под моим присмотром, — собственно, как и у Джемаймы. Само провидение заставило тебя увидеть свою дочь в добром здравии. Ты не согласен со мной? Ее задняя расселина очень тугая и станет гораздо... ммм... вкуснее, когда ее задние половинки слегка увеличатся.

— Боже мой, Астрид, как ты можешь так говорить? Я никогда не слышал подобных разговоров!

— Но ведь это лучше, чем прятаться в темноте своего разума, папа, ведь доказательства твоих собственных потаенных мыслей видны достаточно ясно. Молю тебя, пусть между нами больше не будет лицемерия, — твой член затвердел при первом же взгляде на восхитительную попку твоей дочери. Но я не виню тебя, таков путь природы. Она уже созрела для мужского внимания, а мое присутствие взволновало тебя еще больше. Полагаю, будет лучше, если ты останешься здесь, папа, пока я не призову тебя.

В ответ из горла Ральфа Кейна вырвалось лишь хриплое бульканье. Он почти не сомневался в том, что через мгновение он проснется и обнаружит что это только яркий и необычный сон. Такого просто не могло случиться, и такие слова не могли быть произнесены наяву. Хуже было то, что его член так и не успокоился. Действительно, сами слова, которые произнесла Астрид, заставили его напрячься еще больше, так что сквозь темную ткань бриджей явственно проступала форма навершия его напряженного мужского органа. Непонимание и ужасное смущение смешались в его сознании с хохотом самого дьявола.

— Я никогда в жизни этого не делал! — начал он многозначительно.

— Не сомневаюсь в этом, папа, но, возможно, ты вот-вот это совершишь. Я обдумаю этот вопрос. Прошу тебя, не пытайся следовать за мной, потому что я намерена запереть за собой дверь, и не хочу, чтобы Патрисия или Джемайма видели тебя в таком состоянии.

С этими словами Астрид вышла, заперев снаружи дверь и аккуратно вынув из замка ключ. Она не могла скрыть озорную улыбку, промелькнувшую на ее пухлых и красиво изогнутых губах, — слишком уж неожиданно и легко ее дорогой папочка угодил в ее сети. То, что она считала своей самой трудной задачей, счастливо разрешилось не иначе как самой судьбой. Спустившись вниз, она направилась в свою комнату. Крисси, сидевшая, съежившись, на кровати, при ее появлении встрепенулась. Хлыст, который Астрид все еще держала в руке, с легким свистом шлепнул по ее юбке сбоку.

— О, мисс, я ведь ничего такого не сделала! Ничего, кроме того, что вы мне велели! Вы сейчас меня выпорете! Я знаю, что вы это сделаете! Вы все меня постоянно наказываете!

— Не все, Крисси, а только я. И я сделаю это быстрее, чем намереваюсь сейчас, — если только не заставлю тебя выполнять все в точности так, как я говорю. Если хотя бы одно слово сорвется с твоих губ об том, что произошло, если только ты хоть что-то сболтнешь другим слугам, я обещаю тебе утроить порку, которую получила мисс Патрисия. И то, что она требовала этого, очевидно, не твоя забота, — осторожно добавила Астрид, помня об иерархии, о которой говорила ей Джулия.

— Мисс... Вы хотите сказать, что она хотела, чтобы мы это сделали? — пискнула служанка.

— Тебя никогда не шлепали, Крисси? — спросила Астрид в ответ, подходя к ней.

— Да, мисс, меня... Да, это правда. Но мне это не понравилось — точнее, то, как это было сделано. Рука у него была очень тяжелой и ударила меня как следует...

— Ну неужели? Фу, как грубо! Тем не менее, надеюсь, что ты в итоге смогла получить некоторое удовольствие? Ну-ну, не нужно так краснеть! Разве тебя потом не трахнули к твоему же удолетворению? Я так и думала, — у тебя ведь все написано на лице.

— Я... я никогда не хотела, чтобы он это делал, мисс, но... у меня никогда не было нижнего белья, и это облегчило ему путь. Никто из нас не мог позволить себе штанишки. И он был на редкость возбужден. Говорю вам, меня отшлепали больше, чем я того заслуживала, а потом... потом... он насаживал меня на эту... эту... большую штуку, пока я... я кричала, ревела и выла...

— Ну, в таком случае ты, по крайней мере, частично обращена, Крисси, и это к лучшему. Вот тебе соверен за твои сегодняшние труды, но не думай, что это освободит тебя от порки, если мне так будет угодно. Сколько мой папа тебе платит? Думаю, фунтов десять в год на все про все? Полагаю, мне удастся улучшить твое содержание, но тебе будут платить по результатам твоей работы. Да нет же, глупая девчонка, не за твои домашние обязанности, — у меня есть более благоприятные перспективы для тебя! Ты позаботишься обо мне здесь, в моей комнате, сразу после ужина.

— Но вы все равно собираетесь выпороть меня, мисс. Я вижу, что это так!

— Хорошие инстинкты делают молодую женщину более привлекательной, Крисси. Скажем, ровно в девять. А теперь ступай.

После ухода горничной Астрид направилась в комнату Патрисии, которая к тому моменту не только легла на кровать, но и укрылась на ней, спрятав лицо под простыней. При появлении своей сестры она сжалась еще крепче, и стала совершенно невидимой, образовав под покрывалом изящную возвышенность. Патрисия не видела, кто это был, но чувствовала, что это ее старшая сестра, и лежала неподвижно. Когда простыня была откинута, явив миру ее раскрасневшее и заплаканное лицо, она тихо вскрикнула.

— Я навеки опозорена! Меня видел папа! Что же мне теперь делать?

— Считай, что тебя хорошо осмотрели, только и всего! И возможно, это принесет тебе некоторую пользу в дальнейшем. Теперь все хорошо, Патрисия, ты понесла свое наказание, и я не сомневаюсь, что это только к лучшему...

— Почему ты выпорола меня? Ооо, меня удерживала простая служанка! Боже, какое унижение! — продолжала стонать девушка.

— Тише, тише, сестрица! Отныне у нас с тобой не будет ни вопросов, ни возражений, ни объяснений. Вот три правила, которым ты должна следовать, Патрисия. Ну давай, ляжем на кровать вместе... как мы это делали до того, как мне пришлось исправлять твое бунтарское поведение. Вот так, ложись на спину, и заложи руки за голову. Ну вот, теперь ты более сговорчива, не так ли?

Патрисия моргнула. Ее платье снова безжалостно подтянули к бедрам, и она вновь, все еще без панталон, лежала обнаженной от живота до пят. Почувствовав, как Астрид раздвинула ее ноги и кончиком указательного пальца коснулась ее клитора, она дернулась, но потом осталась неподвижной. Ее губы были сжаты, но рот начал издавать тихий присвистывающий звук, будто от опасности, когда ловкий палец ее сестры начал ее поддразнивать. Нежно лаская, Астрид провела свободной рукой под ягодицей сестры и почувствовала ее пульсирующее тепло, при этом Патрисия дернулась еще раз, и хотела было протестующее опустить руки, но ее остановил предупреждающий шепот сестры.

— Т... т... ты... ты п... присовываешь туда палец! — заикаясь, произнесла девушка.

— Да, моя дорогая! Туда, куда майор засунул тебе свой член. И не притворяйся больше передо мной, будто тебе это не нравится. Теперь перевернись на бедро и перебрось свою ногу через мое бедро, чтобы я могла позаботиться о тебе. Обхвати меня руками за шею, но свободно, и проведи языком между моими губами. Твоя попка такая приятная, жаркая и готовая для любовных упражнений, любовь моя!

Дрожа и шумно сопя от возбуждения, в котором она больше не могла себе отказывать, Патрисия целовалась, ласкала языком и непристойно двигала бедрами, в то время как ее доминирующая сестра проникала своими нежными пальцами одновременно и в ее попку, и в ее щелку. Тепло их дыхания слилось воедино, они наслаждались сладкой влагой, покрывавшей их губы и рты.

— У папы хорошо встал на тебя, моя милая. Это лучший из знаков.

— Астриииид! Неееет! О, не говори об этом... Аааа! Ооооо!

— Его глаза были томными от желания, его ядра были полны. Он говорил о твоей попке, твоей киске, твоих бедрах. Останься я с ним в кабинете еще на минуту, и он бы напал на меня, зарываясь в мои панталоны. Как это развратно с его стороны! Я пока заперла его в кабинете.

— Ааааахххххххгггр! — зашлась Патрисия. Ее ноги выпрямились, пальцы вытянулись и напряглись. Она удерживала руку Астрид глубоко внутри своей розовой дырочки, в то время как ее сестра своей другой рукой под ее киской довела ее до самого пика наслаждения. Точно так же, как говорят, что утопающий видит, как вся его жизнь проносится перед ним, так и сознание девушки озарилось ярчайшими проблесками самого распущенного поведения, в которое ее погрузили с помощью майора. Теперь все и навсегда изменилось в ее жизни, и она не могла отступить ни перед чем, кроме настоящего, бурного и неожиданного оргазма. Лизнув розовый, влажный кончик языка Астрид, она с полной самоотдачей выпустила поток своих любовных соков, еще больше разгоряченная бесстыжими и развратными словами сестры, которые та шептала в ее подрагивающий от удовольствия рот.

Затем, когда воцарилась тишина и, зная, что ее сестра находится сейчас в очень восприимчивом состоянии, Астрид тихо заговорила с Патрисией обо всех тех вещах, о которых та никогда не смела и подумать. Время от времени импульсивно бормоча и издавая от удивления тихие восклицания, юная мисс впитывала все, будто губка.

— Но что, если...? — вновь и вновь перебивала она и задавала свои вопросы самыми разными способами, на которые терпеливо были даны полные и подробные ответы. Они поднялись только когда наступил ранний вечер, и Патрисия обнаружила на своих прекрасных чертах лица самое задумчивое выражение.

— Неужели все так и будет? Действительно так? Все то, о чем ты говорила, Астрид? Что будет с папой?

— Это моя вина, дорогая. За последний час ты была слишком разгорячена волнением и удовольствием, чтобы воспринять все, что я сказала. Папа будет играть свою роль так же уверенно, как и любой другой мужчина — эрекция его члена при виде твоей обнаженной попки была поистине впечатляющей. Тебе еще предстоит познать мощь и удовольствие такого двигателя. Даже его ядра отчетливо виднелись сквозь бриджи. Женский язык и пальцы будут радовать тебя тысячью способов, но ты должна отдаваться мужскому члену более полно, чем ты это делала ранее.

Патрисия побледнела, потом покраснела, потому что у нее больше не было желания возражать сестре. Хлыст лежал у изножья ее кровати как напоминание. Тем не менее, мысль о том, что должно было произойти, заставляла ее дрожать.

— Астрид, есть вещи, о которых ты не знаешь! — импульсивно воскликнула она, в то время как ее сестра за туалетным столиком играла щеткой и расческой.

— Так что ты не сможешь избежать этой проблемы, Патрисия. Подойди, обними меня, ты вся дрожишь. Это естественно, что вы должны быть такими. Тебя еще предстоит оседлать, дорогая, объездить и хорошенечко оттрахать. В тот момент, когда ты почувствуешь божественную пульсацию мужского органа и впитаешь его хлещущий нектар, тебе будет так же не терпеться поиграть с папиным членом, как и любой другой женщине. Не говори больше об этом, потому что только я знаю, как тебя лучше всего подготовить к этому. Ты разумная девушка, а твоя киска жаждет непристойной встречи!

— Нет, Астрид, ты не понимаешь. У папы есть подруга. И я очень боюсь за исход этого...

— Подруга? У него есть женщина? Расскажи мне все. Кто она, как ее зовут?

— Это леди Белинда Смитерс. Она вдова, как тебе известно. Мы с Джемаймой думаем, что у нее действительно есть виды на папу, потому что она была здесь несколько раз, хотя и без твоего ведома. В твое отсутствие папа привязался к ней, как я поняла со слов кучера. Их долго не было вместе. Была полночь, когда он вернулся...

— Это та самая леди, дочь которой я никогда не любила?

— Да, ее дочь зовут Клара... Как ты знаешь, у нее есть еще сын — щеголь и надутый индюк. Поговаривают, что они уволили двух своих слуг ради определенной экономии. Боюсь, теперь ты понимаешь природу замыслов леди Смитерс, ибо она достаточно хорошо знает, что у папы нет недостатка в деньгах...

— Как ты права, Патрисия. Это немного меняет мои планы, но не настолько, чтобы они были окончательно нарушены. Действительно, они могли бы извлечь из этого выгоду. Она лишила бы нас всего, если бы могла, я ни на мгновение в этом не сомневаюсь!

— Я знаю, Астрид, я знаю. Что же нам теперь делать?

— Ну, тем больше у тебя причин повиноваться мне сейчас, Патрисия. Разве я не поступила мудро, поступив так, как поступила?

— О да, ты должна быть сильной! Наш дорогой папа в добром здравии, но что, если по ее замыслу он изменит свое завещание в ее пользу?

— Вот именно, моя милая. Этого не должно случиться. Я постараюсь изменить ее планы, хотя мне нужно немного времени, чтобы обдумать этот вопрос. Мне понадобится твоя помощь, как, возможно, и помощь другого человека. К утру я найду решение.

— Ты поговоришь с папой? О, не говори ему, что я тебе сказала!

— Боже, какие глупые страхи ты все еще испытываешь! Именно он будет твоим слугой во многих отношениях, хотя, по крайней мере, я посажу его на более длинный поводок, если мне доставит это удовольствие. Папе ничего не нужно знать ни о моих намерениях, ни о твоем соучастии. Мы задействуем его чувства таким образом, чтобы отвлечь его и совершенно сбить с толку. Разве я уже не заставила его немного подчиниться? Он остается запертым в своем кабинете до тех пор, пока мне не будет угодно освободить его. На сей момент ты можешь притвориться, что ничего не знаешь об этом. Однако я вижу, что должна продолжить твое посвящение, иначе ты окажешься в еще большем изумлении, чем сейчас. Приходи ко мне в комнату сегодня вечером, когда папа и Джемайма уйдут на покой. А сейчас я должна позаботиться о благополучии папы, хотя и не уверена, что он этого заслуживает.

Таким образом, оставив сестру собираться со своими мыслями, Астрид направилась в кабинет и открыла дверь. При ее появлении ее отец вскочил, выглядя совершенно ошеломленным.

— Мы увидимся с тобой не ранее как за ужином, папа. В ином случае это было бы неприлично, да и я этого не желаю. Я вижу, что ты утешал себя портвейном. Это не причинит тебе вреда. Ужин будет в восемь, потому что потом у меня много дел. Увидимся за столом. И предупреждаю — у нас не будет там никаких вопросов для обсуждения, кроме самых тривиальных.

— Но, Астрид...! — раздался крик ее отца, когда она снова закрыла и заперла дверь.

— Мои планы, Джон, немного изменились, — сообщила она камердинеру несколько минут спустя. — Ты будешь прислуживать мне, как тебе и было велено. То, что ты сможешь увидеть, может вызвать у тебя некоторое удивление, но ты не произнесешь ни слова, иначе на тебя обрушится самое суровое возмездие.

— Я сделаю, как вы говорите, мисс, я уже говорил об этом. Даю вам слово, что...

— Будь уверен, что я это сделаю, Джон, потому что ты оседлаешь не меня, но кое-кого другого!