Crime & Punishment от RichardGerald

********************************************

Патрик

Присяжные вернулись, половина из них смотрела на подсудимого, а другая половина - в сторону. Дело было трудным. Уж я-то знаю. Я - Патрик Салливан, помощник окружного прокурора округа Ван Паттен. Я вел дело Лероя Джонсона, обвиняемого в нападении. Он был трудолюбивым человеком, хорошим отцом и до недавнего времени любящим мужем, и все это не помогло в моем деле. Если бы не удача, мы с Лероем могли бы никогда не встретиться. Иногда я думаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы это случилось.

Лерой работал в компании Best, Marks and O'Reily, крупной подрядной фирме. Он был профсоюзным плотником, известным качеством своей работы и выкладывался на сто десять процентов. Чтобы содержать свою семью - жену и двоих детей - он работал по шестьдесят часов в неделю. Он был чернокожим мужчиной небольшого роста, около метра шестидесяти восьми, но сильным от проделываемой работы.

В пятницу перед Днем труда профсоюз решил, что пришло время объявить забастовку из-за того, что субподрядчики по покраске не являются членами профсоюза. Просто одна из обычных забастовок. У генерального подрядчика не было выбора, кроме как пойти на сотрудничество с фирмой, не состоящей в профсоюзе, а профсоюз не мог такого допустить. Поэтому по взаимному согласию в ту пятницу все ушли досрочно. Об этом все знали заранее. Просто не поставили в известность миссис Джонсон.

Придя домой на четыре часа раньше, Лерой обнаружил свою жену в постели с другим мужчиной. Лерой мог бы избежать судебного разбирательства, если бы интервент просто поступил порядочно и тихо ушел, когда Лерой сказал ему убираться. Белый мужчина ростом метр девяносто три и весом сто восемнадцать килограмм решил оспорить свое право находиться в доме Лероя и трахать его жену. К несчастью для него, двухразовое пребывание в неделю в тренажерном зале было не сравнить с шестью днями в неделю тяжелого физического труда и с разъяренным мужем.

Первый мощный удар правой руки Лероя свалил более крупного мужчину. Потеряв контроль над собой, Лерой начал избивать противника ногами. Обеспокоенная тем, что ее муж покалечит или убьет ее любовника и окажется в тюрьме, миссис Джонсон попыталась вмешаться. Когда она попыталась оттащить мужа, Лерой сильно толкнул ее, отчего та ударилась о толстое изголовье их обесчещенной супружеской кровати. Она сильно ударилась и получила легкое сотрясение мозга.

Депо против Лероя сводилось к нанесению телесных повреждений его жене. Нападение на более крупного мужчину было безнадежным делом, никто из присяжных не собирался осуждать Лероя за то, что тот защищался в собственном доме от нападения гораздо более крупного мужчины. Однако законы о домашнем насилии таковы, что Лерой не мог полностью избежать последствий нанесения телесных повреждений своей неверной жене. Тем не менее, в данных обстоятельствах мало кто из присяжных мог вынести обвинительный приговор.

Вот тут-то и вмешался я. Мой босс, Стэн Кондос, хотел баллотироваться в Верховный суд - как ни странно, суд низшей инстанции в Нью-Йорке, где высшей инстанцией является Апелляционный суд. Ему нужно было казаться жестким по отношению к преступности и быть твердым обвинителем домашнего насилия. Его проблема заключалась в том, что он был настолько бесполезен в зале суда, насколько только может быть бесполезен адвокат. Своим положением в его офисе я был обязан тому факту, что Стэн нуждался в любой помощи в суде, которую мог получить. Стэн поручил дело Лероя Джонсона мне с простым указанием, чтобы я добился какого-нибудь приговора, и ему все равно, какого.

Для суда над Лероем Джонсоном я показал все, на что способен, и отлично разыграл свои карты. Проще всего было бы выставить Лероя плохим парнем, но это не получалось. Пришли все три его начальника, чтобы сказать, каким хорошим человеком он был. Когда Лерой давал показания, он рассказал все как было, не пытаясь выставить себя лучше чем есть на самом деле. Мне пришлось работать над тем очевидным фактом, что его действия являлись результатом крайней провокации. Процесс был тяжелым. Когда старшина присяжных поднялся, чтобы огласить вердикт, все могли только гадать.

— По первому пункту обвинения: нападение первой степени... ваш вердикт?

— Невиновен

— По второму пункту обвинения: нападение второй степени... ваш вердикт?

— Невиновен

— По третьему пункту обвинения, нападение третьей степени... ваш вердикт?

— Виновен

Нападение третьей степени является мелким преступлением с максимальным наказанием в один год. Я не мог представить, что судья Энтони Дрего в таких обстоятельствах даст что-то кроме условного срока, тем более что у Лероя есть семья, которую нужно содержать, но приговор будет вынесен в другой день. В тот момент Стэн Кондос, окружной прокурор округа Ван Паттен, получил свой приговор, и это было все, что мне было нужно. Я был рад, что приговор не был вынесен по более тяжким статьям, если бы такое произошло, я бы чувствовал себя виноватым.

Когда я вышел из здания суда, было уже семь часов. Я должен был присутствовать на рождественской вечеринке, которую устраивала фирма моей жены. Официально она начиналась в шесть вечера. Если потороплюсь, то смогу добраться до западной части Олбани, где проходит вечеринка, чуть меньше чем за полчаса. Я опоздаю, но надеюсь, не настолько, чтобы Лаура расстроилась.

Мы с Лаурой женаты уже почти пять лет. Она старше меня почти на шесть лет и гораздо успешнее. Будучи финансовым юристом, специализирующимся на облигациях, во второй по величине юридической фирме в Нью-Йорке, она зарабатывает в три раза больше чем я.

Лаура находится на вершине тотемного столба юриспруденции. Выпускница Йельского университета с отличием, она работает в «Брентвуд и Стрингер» уже семь лет. Там мы и познакомились. Я учился на втором курсе Бруклинского юридического колледжа, когда проходил собеседование на летнюю работу в ее фирме. Она приехала в колледж, чтобы провести собеседования от имени «Брентвуд и Стрингер».

Я был ее последним собеседованием в этот день. В офисе по трудоустройству для собеседований были специальные комнаты. Это - небольшие комнаты размером два с половиной на три метра, в которых стоял стол небольшого размера с шестью-восемью практичными стульями. Когда я вошел в комнату для собеседований, передо мной предстала чрезвычайно привлекательная молодая женщина, одетая в темный деловой костюм в полоску. Ее русые волосы спадали на плечи и обрамляли белый воротник блузки, демонстрировавший ее красивую шею. У нее были темные глаза и улыбка, способная растопить айсберг. Она поднялась и протянула руку.

— Мистер Салливан, я - Лаура Паркер, спасибо, что пришли.

По сей день не знаю, что я сказал в ответ. Помню только, что сделал глубокий вдох и почему-то не смог выдохнуть. Я не верил в любовь с первого взгляда, но не буду спорить, что был очарован Лаурой со своего первого взгляда.

Интервью было проиграно еще до того, как я был сражен этой красоткой с первого взгляда. Она задала все стандартные вопросы. У меня были готовы все шаблонные ответы, пусть я и мямлил. Это должна была быть просто практика. Я проходил собеседование на должность летнего стажера в фирме на Уопп-стрит. Такой фирме, что нанимала строго из Лиги плюща, а не из мест вроде Бруклинского юридического.

Собеседования в этой фирме были данью вежливости. Это была своего рода практика для обеих сторон, чтобы и интервьюеры, и интервьюируемые могли получить опыт. Колледж мог сказать, что к нему приехали крупные фирмы, а крупные фирмы могли сказать, что они рассматривали местные колледжи. Это была игра, в которую играли обе стороны. Лаура получала опыт задавания вопросов, а я оттачивал свое мастерство ответов. К сожалению, от одного ее присутствия у меня сердце замирало в горле.

В какой-то момент Лаура начала расспрашивать об Эдварде Кинкейде, бывшем министре жилищного строительства и городского развития, сыне покойного сенатора от штата Небраска Арнольда Кинкейда, и Дебре Кэссиди, чей отец был послом в Англии и был настолько богат, насколько это возможно.

— Я вижу, вы учитесь на курсе Эдварда Кинкейда? - спросила она.

— Нет, он мой тренер по инсценировкам судебных процессов. У меня нет с ним никаких занятий. Стивен Фицджеральд (мой старший и лучший друг) и я составляем две трети непобедимой команды по инсценировке суда. Третьим членом был тот, кого на той неделе решил включить в команду Эд Кинкейд. Кинкейд любил побеждать, а мы были его дуэтом победителей. Нельзя сказать, что Стив или я были отличными студентами, но мы быстро ориентировались в зале суда и были лучшими. Кинкейд любил судебные процессы. Он мог проанализировать любой судебный процесс, который когда-либо проводился, и увидеть недостатки в каждом обвинении и защите. Он был прекрасным наблюдателем и отличным тренером. Но я всегда видел в нем человека, способного научить, не будучи в состоянии сделать это сам.

Я вспомнил, как учил меня плавать отец. Мне не было и четырех лет, когда отец завел меня в воду и научил держаться до конца на воде. Затем отвел меня к бортику бассейна и заставил отрабатывать удары ногами по воде. Когда я это освоил, он перешел к гребкам руками. Затем попросил меня соединить все вместе. К пяти годам я мог проплывать несколько миль.

Мой отец был лучшим учителем плавания для непосвященных. Он мог научить кого угодно... только не себя. Случай в детстве, о котором он никогда не рассказывал, оставил у него фобию. Умом он знал, как плавать, но не мог оторвать ноги от дна больше чем на несколько секунд. Эдвард Кинкейд знал все когда-либо использовавшиеся судебные приемы и научил меня некоторым из тех, что еще не использовались, но сам никогда не вел дела.

— Говорят, он собирается баллотироваться на пост губернатора? - спросила она.

— Об этом не знаю, просто знаю, что на следующей неделе мы встречаемся с Гарвардом, и Кинкейд сказал, что мы их разгромим, - ответил я.

Она продолжала говорить о Кинкейде, говорила и расспрашивала меня в течение часа. Я не возражал, я увлекся.

Каким-то образом, не совсем понимаю как это случилось, но после собеседования мы пошли выпить. Это было последнее собеседование в этот день, и оно длилось в два раза дольше, чем я ожидал. Казалось, она просто хотела продолжить разговор. Не помню, чтобы приглашал ее куда-то, но почему-то думаю, что пригласил.

В общем, так мы и познакомились. Поженились мы, когда я еще учился на юридическом факультете. Она просто отказалась ждать, пока я закончу учебу, указав, что сама работает, зарабатывает хорошие деньги, и что мы ничего не выиграем, если станем ждать. К тому времени мы уже спали вместе, и я чувствовал себя обязанным. У меня было сильное ощущение, что она воспринимает мое желание подождать как доказательство того, что я просто ее использую, но это было не так. Я глубоко влюбился, но слегка боялся обязательств на всю жизнь, которыми я считал брак. В конце концов, я вырос католиком.

После окончания университета я последовал за ней в Олбани, когда она заняла должность специалиста по муниципальным облигациям. Лаура считала, что это - наилучшая возможность для получения партнерства. У фирмы было семь офисов. В офисах на Манхэттене и в Вашингтоне работали лучшие представители Лиги плюща, такие как Лаура. Но в более мелких офисах конкуренция была не столь высока.

Лаура работала в сфере муниципальных финансов, где маржа была невысокой, а цифры очень большими. Треть от многомиллионного судебного иска о возмещении вреда здоровью - вроде бы много, но расходы огромны, и на одного победителя приходится много проигравших. Облигации всегда окупаются, и хотя полпроцента кажется маленькой величиной, надо понимать, что речь идет об облигациях на миллиард долларов. На каждой сделке можно заработать миллионы, а расходы - это бумага, чернила и обеды в ресторанах по завышенным ценам. Существуют и другие скрытые, негласные расходы, но о них никогда не говорят, по крайней мере, публично.

***

Переезд в Олбани создал для меня проблему. Просто было не так уж много вакансий для адвоката, чьи единственные навыки касались методов судебного разбирательства. Широкая публика неправильно воспринимает юристов. Они видят громкие имена судебных адвокатов и не понимают, что они - реже, чем кинозвезды. Лишь очень немногие добиваются успеха, и им требуется больше удачи, чем мастерства. Большинство адвокатов зарабатывают на жизнь, избегая залов суда. В конце концов, я нашел работу помощника окружного прокурора в округе Ван Паттен на неполный рабочий день. Им нужен кто-то, чтобы три ночи в неделю дежурить на вечерних слушаниях.

Лаура всегда работала подолгу, поэтому мои вечерние дежурства были лишь незначительным неудобством. Когда внезапно умер главный судебный адвокат Ван Паттена, мне предложили работу на полную ставку, поскольку к тому времени стало ясно, что мало кто может сравниться со мной в зале суда.

Какое-то время казалось, что у нас с Лаурой все складывается довольно хорошо, но в последний год она прилагала особые усилия, чтобы добиться в своей фирме партнерства. Я знаю, что в вопросе партнерства она считает этот год решающим. Дополнительным стимулом для нее является то, что она хочет завести детей. Если забеременеет до того, как станет партнером, она может партнерства не получить, поэтому воздерживается до тех пор, пока не станет партнером. В тридцать два года ее биологические часы начинают бить, и не в хорошем смысле.

Моя роль заключается в том, чтобы играть роль послушного мужа, посещать все общественные и профессиональные мероприятия и поддерживать ее усилия, освободив ее от всех домашних обязанностей, когда появится ребенок. Я стараюсь выполнять свои социальные обязательства как добросовестный супруг потенциального партнера, но иногда работа помощника прокурора мешает.

Я не всегда работаю столько, сколько она, но когда идет судебное разбирательство, мне приходится откладывать все остальное на потом. Лаура старается это понимать. Мы видимся очень редко, поскольку у меня теперь много времени в течение дня, и один или два раза в неделю я все еще смотрю «Ночной суд», а она полна решимости получить свое партнерство

Это всегда: «Еще немного, детка, и у нас все будет».

***

Я поспешил в ресторан, где будет проходить вечеринка. Это - большое старое заведение на Вулф Роуд под названием «Брайар Пэтч», впервые открытое около тридцати лет назад. Они начали с того, что собрали вместе несколько подержанных железнодорожных вагонов. С годами они просто строили и перестраивали это место, превратив его в своеобразный лабиринт. Есть большой центральный зал с длинным баром с одной стороны и ряд комнат, отходящих от него как спицы в колесе.

Я приехал незадолго до восьми. Войдя внутрь, я обнаружил, что вечеринка в самом разгаре. Здесь было около сотни сотрудников фирмы, родственников и друзей, все праздновали. Лауры нигде не было. Я обыскал толпу в главном зале, а затем начал обыскивать пристройки. Уже собирался сдаться и позвонить ей на мобильный, когда прошел по узкой дорожке кабинок в конце одного из залов. Она казалась пустой, но я видел, что в противоположном конце она соединялась с главным залом. Я уже собирался пройти, когда услышал ее голос.

— Остановись, а то кто-нибудь увидит. - Это была Лаура, и ее просьба сопровождалась хихиканьем.

Я застыл, не в сипах пошевелиться. В голосе моей жены не было страха, скорее, наоборот.

— Давай, Лаура, здесь никого нет. Ты же знаешь, что хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя. -Это был мужской голос, глубокий баритон.

— Пожалуйста, я замужем, Фрэнк, в любую минуту может прийти мой муж, что он скажет, если увидит твою руку в моем платье?

— Его здесь нет, а если бы и был, то ничего бы не сделал.

В этот момент я двинулся вперед, но ее следующие слова остановили меня.

— Я знаю, что он не такой успешный и выдающийся человек, как ты, но не хочу причинять ему боль.

Они были в кабинке прямо передо мной, но я остановился. Что это значит? Неужели она хочет этого мужчину больше, чем меня? Я проскользнул в кабинку, расположенную на расстоянии одного шага от их кабинки, и прижался к спинке.

— Ты хочешь быть партнером, что значит принимать решения, которые иногда причиняют боль другим, но это входит в привычку. Кроме того, у него есть все преимущества брака с успешной женщиной. Ты имеешь право на преимущества быть успешной, - сказал он.

— Я знаю, но не уверена, что Пэт примет такое соглашение, которое ты предлагаешь, - сказала она.

— Ну, что поделать, он же не выбросит свой талон на питание, - сказал он.

Лаура засмеялась:

— Ты не знаешь Пэта. Он никогда не позволит встать на его пути деньгам, он просто не думает в долларах и центах.

— Слушай, ты обломила меня, если не сегодня, то когда и где?

Наступила долгая пауза, затем она сказала едва ли слишком тихо, чтобы я мог расслышать.

— В среду, наверное, у тебя. Ему я скажу, что мне придется работать допоздна, но я все равно должна быть дома к одиннадцати. Хорошо?

Затем я услышал то, что может быть только долгим затяжным поцелуем.

— Теперь идем, - сказала она.

— В среду, - сказал он требовательным тоном.

Затем они встали и направились обратно в главный зал.

Я сидел, застыв на месте, не зная, что мне делать. Слышал ли я, что моя жена была близка с другим мужчиной? Действительно ли она назначила ему свидание? У нас с Лаурой никогда не было по-настоящему равных отношений. Подозреваю, что в каждом браке есть то, что можно назвать доминирующим членом. Я не имею в виду это в каком-то извращенном сексуальном смысле. Лаура была на несколько лет старше, фактически на шесть. У нее была более высокооплачиваемая работа. Там платили более чем в три раза больше, чем зарабатывал я, и она имела значительные возможности для продвижения. Лучшее, на что я мог надеяться, - это должность главного помощника, которая могла бы дать мне три четверти от того, что она уже зарабатывала.

Вслух никогда ничего не говорилось, но она была главой нашего семейства. Она выбрала дом и имела новый BMW. Только в спальне мы были парой. Секс, как я считал, был хорош для нас обоих. Я не мог представить, что может быть лучше, но она ведь была единственной, с кем я был когда-либо, а с ее стороны, я знал, это не так. Я никогда не спрашивал, сколько их было раньше, и она никогда не предлагала. Я всегда предполагал, что сейчас мы верны друг другу. Теперь я знал, что это предположение либо просто ошибочно, либо вот-вот подвергнется испытанию со стороны Лауры.

Я вышел из кабинки и пошел обратно через ресторан тем же путем, каким пришел. Когда дошел до главного зала, я без труда нашел Лауру, она стояла рядом с высоким симпатичным мужчиной. Я бы сказал, что он был ростом примерно метр девяносто один, на пять сантиметров выше меня. Он был старше. Я бы сказал, сорок с лишним или около того, что по крайней мере на пятнадцать лет старше меня. Он был немного не в форме: слегка располневший в середине, но не толстый. В любом случае, дорогой сшитый на заказ костюм скрывал большую часть этого, и нельзя было отрицать, что он - из тех мужчин, к которым тянутся женщины.

Лаура представила меня Фрэнку Паттерсону, новому руководителю группы муниципальных финансов в фирме - отдела, в котором Лаура в основном работала. Она просто сияла, стоя рядом со своим боссом. Фрэнк одарил меня самодовольной улыбкой, оставившей у меня мало сомнений в том, что он обо мне думает.

Мы вели светскую беседу о только что завершенном судебном слушании и о моей победе. Лаура пела мне дифирамбы как судебному адвокату. Фрэнк, как я видел, не был под впечатлением. Мне хотелось сбить с его лица самодовольную улыбку. Я знал, что могу взять этого парня и хорошенько его отделать. Он был мягким.

Я подумал о Лерое Джонсоне. Какая между нами разница? Все, конечно, просто: он - честный плотник. Я - бессердечный помощником прокурора и могу найти лучший способ решить свою проблему.

Вскоре Лаура разлучила нас и начала водить меня по кругу, что является обязательным для ее коллег и ставленников в фирме. Эти вечеринки больше связаны с офисной политикой, нежели с приятным времяпрепровождением. Лаура добивалась своего младшего партнерства, и, по сути, именно поэтому я был здесь.

Мне пришло в голову, что часть привлекательности Фрэнка заключалась в его положении в фирме и в том, что он мог сделать для тех, кто стремится стать младшим партнером. В конце концов, мы дошли до Сола Соломона и его жены Марты.

К тому времени я уже не испытывал ни малейшего интереса или настроения, похожего на светское. Лаура этого не заметила. А вот Марта Соломон заметила, спросив меня, не случилось ли чего. Я заверил, что все в порядке, и нацепил на лицо свою лучшую улыбку. Мне не нужно было, чтобы она что-то рассказывала своему мужу.

Фирма обычно называлась просто «Брентвуд и Стрингер», но на самом деле в названии было семь имен, одно из которых принадлежало Солу Соломону. Сол, которого друзья называли Сэл, был адвокатом, но сомневаюсь, что он практиковал много лет. Он был, вероятно, главным лоббистом в столице штата. Он довольно невысокий, дружелюбный человек, чье явно еврейское имя и происхождение опровергаются его смуглым цветом лица и латиноамериканскими чертами лица. Марта выше своего мужа, женщина, крупная во всех отношениях. Она такая же общительная, как и ее муж, и такая же искренне дружелюбная. Они оба понравились мне с первой нашей встречи.

Марта, должно быть, что-то сказала Лауре, поскольку та решила, что мы должны присесть и немного передохнуть. Она подвела меня к столику и усадила нас. Там была Джун, ее секретарша, вместе со своим мужем Вилли. Там же были еще одна секретарша и ее парень. Некоторое время мы вели светскую беседу, парни, естественно, говорили о спорте.

Вскоре Лаура отлучилась, чтобы поболтать с несколькими своими коллегами, которых мы пропустили. Я воспользовался этой возможностью, чтобы выпытать у Джун информацию об офисе Лауры в цепом и о Фрэнке Паттерсоне в частности. Он перевелся в августе предыдущего года из офиса фирмы в Буффало, где занимался коммерческим финансированием. Он был старшим партнером.

Я старался, чтобы вопросы не были слишком конкретными, потому что не хотел показаться ревнивым или подозрительным, но у меня возникло ощущение, что Джун была не менее осторожна в своих словах. Мы танцевали вокруг слона в комнате, оба зная, что между моей женой и Фрэнком Паттерсоном что-то происходит.

Вечеринка, к счастью, закончилась рано, и мы поехали домой на моей машине, так как на вечеринку Лаура брала такси.

— Ты ужасно тихий, любовь моя, - сказала она. Когда я ничего не ответил, она продолжила:

— Судебное разбирательство доконало, не так ли?

— Думаю, да. Чем больше я думаю об этом, тем больше вижу человека, который, потеряв самообладание, пытался защитить свой дом. Лерой Джонсон хороший отец и муж, ставший жертвой нападения на его дом и на него лично. Он был невиновным человеком, попавшим в кошмар, но именно его мне пришлось преследовать, хотя он был наименее виновным из всех присутствующих.

— Ух, ты, у тебя проснулась совесть мальчишки-скаута.

Она остановилась, чтобы погладить меня по руке и поцеловать в щеку.

— В юридическом мире никогда не бывает черно-белого. Приходится делать то, что иногда заставляет чувствовать себя неловко, как Дон Кихоту. Это все для общего блага, - сказала она, а затем добавила:

— Но я люблю тебя, мальчик-скаут, обещай никогда не терять свою невинность. Я вытащу тебя из выгребной ямы Ван Паттена, как только у меня появится партнерство и беременность. Тогда ты сможешь проводить все свое время, сражаясь с юридическими ветряными мельницами. Поверь мне, детка, я о тебе позабочусь, - сказала она, положив голову мне на плечо.

Я ничего не ответил. Мы вернулись домой, а я так и не узнал, что еще меня беспокоит. Единственная разница между Лероем и мной заключалась в том, что у него было больше мужества, чем у меня. Мы оба устали и легли в постель. Мне было трудно заснуть, но, в конце концов, усталость после суда взяла верх.

***

В субботу утром я проснулся от теплого влажного ощущения вокруг моего мужского достоинства. Сквозь заспанные глаза я увидел жену, сидящую на моей утренней эрекции. Она сбросила с меня одеяло, подняла низ длинной закрытой ночной рубашки, которую она надевала в постель предыдущим вечером, и просунула мою утреннюю древесину между своих ног.

— С добрым утром, засоня, - сказала она с лукавой улыбкой на своем красивом лице.

— Что вызвало этом? - спросил я. Она делала это и раньше, но не после первого года нашего брака, когда казалось, что для секса никогда не бывает неподходящего времени.

— У меня замечательный муж, который, хотя и устал и перегорел от процесса, сопровождал меня на скучной офисной вечеринке. Он улыбался, играл в хорошего мужа и даже немного занимался политикой, что является его худшим талантом, поскольку он застенчивый интроверт. Так что, сегодня утром он заслужил внимание своей самой любящей жены.

Покончив с этой речью, она сняла с себя хлопчатобумажную рубашку, открыв во всей красе свое тело с экстравагантными формами.

Она подскакивала на мне медленно и легко, не торопясь. Я поднял руки к ее сиськам, поглаживая нежную плоть, а затем пощипывая возбужденные соски. Мышцами живота я подтянул верхнюю часть тела, пока не смог взять в рот сосок. Я дразнил его языком, а затем нежно покусывал, когда понимал, что она возбуждена. Ей нравится, когда с ее грудью обращаются грубо, но не чересчур. Она застонала и попыталась вывернуться, но я поймал ее в свои объятия. Я удерживал ее, в то время как мой рот двигался вперед и назад между ее грудей. Она задвигалась на моем члене быстрее.

Я не быстр в оргазме, и после того как пробудился от мертвого сна, у нее была огромная фора. Затем без предупреждения она достигла кульминации. Я почувствовал, как мышцы ее влагалища сжались вокруг моего члена, а после продолжили сжиматься и разжиматься.

Она обмякла в моих руках, и мы рухнули обратно на кровать. Она растеклась на моем тепе и лежала неподвижно на моей груди. Мы лежали так, я наслаждался своей эрекцией, погруженной в нее, а она все еще приходила в себя после разрядки. После чего приподнялась на руках и прижалась своими губами к моим, ее язык проник в мой рот и завладел им.

— Ты был очень плохим мальчиком, - сказала она, начиная покачиваться и скользить по моей эрекции. Не торопясь, но целенаправленно наращивая темп. Она намеренно работала своими внутренними мышцами, чтобы максимально усилить ощущения от своих движений, то сильно сжимая меня, то отпуская, пока я не стал готов лопнуть. Затем она расслабилась, улыбаясь.

— Не сейчас, любовник. Я еще не закончила, - сказала она.

Она позволила схлынуть моему возбуждению, затем снова начала возбуждать, доводя меня до края, а затем возвращая обратно. Эта женщина знала меня. Она была намного опытнее в постели, чем я, возможно, когда-либо буду, и потратила время на изучение моих кнопок, чтобы могла работать со мной, как ей заблагорассудится.

— Мне разрешить тебе кончить, сладкий? - спросила она, издав свой низкий сардонический смешок типа «главная здесь я».

— Да, - простонал я.

— Попроси вежливо.

— Да, пожалуйста, Лаура.

— Пожалуйста, что, малыш? Скажи, чего ты хочешь.

— Пожалуйста, позволь мне кончить.

При этом она ускорилась, двигаясь по мне вверх-вниз, словно вколачивая столбик от забора. Ее правая рука зарылась между ног, и она неистово теребила себя. Через минуту она издала крик, а затем сказала:

— КОНЧАЙ, ДЕТКА! КОНЧАЙ ПРЯМО СЕЙЧАС!

Я отпустил себя и так сильно извергся... Мы рухнули вместе, она лежала, прижавшись к моей левой руке. Мы лежали в удовлетворенном послесвечении, пока она снова не заснула. Мое тело все еще дрожало от интенсивности наших занятий любовью. Я лежал, прижавшись к ее тепу, и мог легко сдвинуть ее с себя, но не хотел этого.

По мере того как утреннее солнце поднималось все выше в небо, солнечный свет, проникающий через шторы в спальню, становился все более интенсивным. Я повернулся, чтобы посмотреть время. Было уже ближе к девяти. Черная кошка, в которую Лаура влюбилась, когда та была еще котенком в прошлом году, забрела в спальню, мяукая и требуя свой завтрак.

— Завтрака придется подождать, Миднайт, - сказал я, не зная ее изначального имени. Лаура зашевелилась и посмотрела поверх меня на кошку.

— Доброе утро, котенок. Прости, но мама была возбуждена, - сказала она. Миднайт мяукнула в ответ.

— Ты устроил во мне ужасный беспорядок, Патрик, - сказала она.

— Что! Это я устроил беспорядок, не ты? Я весь промокл.

Не знаю, как у других женщин, но когда кончает Лаура, жидкости очень много. Она этого не признает. Якобы, выделения все мои. Но и она, и я, и кровать были мокрыми, и не может быть, чтобы это было только из-за меня.

Она опустила руку между ног, подняла ее обратно и сказала:

— Смотри, это все твое.

С надутым лицом она сказала:

— Не хочешь меня облизать?

— Нет.

— Да! - сказала она и начала ползти по мне, пока ее половые губы не накрыли мое лицо. Ну, что поделать, я начал слизывать с нее наши совместные выделения и шаловливо играть с ней. Я лизал от задней части ее ягодиц до передней части губ на лобке, наблюдая, как она начинает возбуждаться, затем без предупреждения схватил ее бедра, прижав их руками, и сильно надавил на ее клитор. Конечно, в этом и заключался смысл упражнения, мы часто делали это.

Мне не особенно нравится мой собственный вкус, но ее вкус я люблю, и к этому моменту я снова был полностью возбужден. Я удерживал ее, пока она кричала и извивалась, игриво пытаясь освободиться, и настойчиво продолжал до тех пор, пока она не кончила, обильно смочив меня своими соками. Когда я отпустил ее, она спрыгнула с кровати и игриво наклонилась, чтобы шлепнуть меня по эрекции. Она поднесла свое лицо очень близко и лишь коснулась кончиком языка моего воскресшего мужского достоинства, после чего со смехом отпрыгнула назад.

— Придержи ее, позже она мне понадобится, - сказала она, направляясь в ванную. - Сделай одолжение, покорми Миднайт.

Кормя кошку, я пытался вспомнить разговор, состоявшийся накануне вечером, не понял ли я его неправильно. Возможно ли, что она водила за нос этого парня Паттерсона, пока не получит свое партнерство, не намереваясь удовлетворять его? Я хотел спросить и в то же время боялся затронуть эту тему. Мы никогда не были ревнивой парой. Я никогда не беспокоился о верности Лауры. Как же мне поднять эти вопросы?

В тот вечер и в воскресенье она снова и снова набрасывалась на меня. Я все еще пытался найти способ спросить, что происходит. В понедельник она, уставшая, вернулась домой около восьми часов. Ночь мы провели спокойно. Во вторник у меня был вечернее заседание в городском суде Томкрилла. Это небольшой сельский городок в северо-восточной части округа. Здесь в основном рассматриваются дорожные дела, которыми занимается городской прокурор. Раз в месяц они готовят календарь правонарушений. Как обычно, бытовые ссоры, вышедшие из-под контроля, мелкие кражи, заявления о неоплате чека и всевозможные споры, которые могли бы просто прекратиться, если бы полиция штата не вмешалась там, где она не нужна. Вечер может быть напряженным или закончиться через час. Зависит от перерывов. Этот вечер был медленная.

Когда около десяти вечера я вернулся домой, Лаура ужинала. Она приготовила гамбургер «Неряха Джо» из смеси разного мяса, и запеченный в духовке стейк фри из морозильной камеры, смешанный салат также из пакета. Ничего с нуля, но эти блюда стали основными в нашей жизни. Лаура никогда не любила готовить, и наши взаимные обязательства по работе диктовали то, как мы жили. После ужина она потащила меня в спальню. Мы занимались любовью очень медленно и с тихой страстью, я был сверху в миссионерской позе. Когда все закончилось, она обняла меня.

— Лаура, у нас все хорошо? - спросил я, не зная, как сформулировать вопрос.

— Конечно, сегодня вечером ты был мне просто необходим. Мы очень близки к партнерству. Как только я получу его, мы будем готовы. В следующем году я могу быть очень беременна.

Произнеся последнее предложение, она придвинулась ближе ко мне и обхватила меня руками

— Действительно ли тебе нужно это партнерство?

— Конечно! Деньги все облегчат для нас. Я это заработала, - сказала она, поворачивая ко мне голову. - Пэт, не ревнуй, потому что это я должна, а не ты?

— Нет, я обеспокоен тем, как бы не потерять нас из-за чего-то, что связано лишь с деньгами.

— О, детка. Я не собираюсь меняться. Я всегда буду тебя любить. Мы всегда будем вместе, только, надеюсь, нас станет больше, - сказала она, положив мою руку себе на живот и поцеловав меня крепко и глубоко.

И на этом мы расстались. Бывает, что посреди особенно темной и одинокой ночи я жалею, что мы не были по-настоящему честны друг с другом, но наступает утро, возвращается реальность, и я понимаю, что все что случилось, должно было случиться.

***

В среду в пять часов вечера я сидел на задней площадке парковки здания «39 Corporate Woods». Здание представляло собой стилизацию под прямоугольную коробку; в нем фирма «Брентвуд и Стрингер» занимала весь второй и большую часть третьего этажа. Я находился в одном из седанов Ford без опознавательных знаков, которыми пользовались сотрудники следственного отдела прокуратуры. Одолжить его на вечер было проще простого. Мне нужно было лишь придумать предлог, например, навестить свидетеля, с которым тем утром я беседовал по телефону. За завтраком Лаура сказала, что ей придется работать допоздна и чтобы я не ждал ее, так как она сильно задержится. Она оставила меня со страстным поцелуем и признанием в любви.

Я взял машину без опознавательных знаков, потому что не хотел, чтобы Лаура опознала мою. Я ждал возле ее офиса. Ждать долго не пришлось. Лаура и Фрэнк вышли из здания чуть позже пяти и сели в двухместный серебристо-серый «Мерседес» последней модели. Я, как мог, следовал за ними. Фрэнк был любителем нажать на газ. Они поехали в «Вопьпони» - довольно хороший, хотя и дорогой ресторан, расположенный к северу от транспортного кольца в Лэтхэме. Приехали туда около пяти сорока, и я не мог рисковать, заходя внутрь, поэтому ждал в машине.

Около семи тридцати они вышли. Помогая Лауре сесть в «Мерседес», он коротко поцеловал ее, а затем сел на водительское место и очень медленно и осторожно выехал. Такое изменение в манере вождения показалось мне странным, но размышлять об этом времени не было, поскольку вскоре он свернул на подъездную дорожку к дому в колониальном стиле в Лауденвилле, самом роскошном из пригородов Олбани. В доме был отдельный гараж, но он подъехал прямо к парадной двери, и они вошли внутрь. Зажегся свет в холле, а затем - в комнате на втором этаже. Я прождал на улице около сорока пяти минут, увидел, что свет на втором этаже потускнел, но все равно прождал еще час, чтобы убедиться. В конце концов, я сдался и поехал домой.

Прибыв домой, я принял душ и приготовился ко сну. У меня не было иллюзий насчет того, что я смогу заснуть. Мой разум продолжал воспроизводить образы Лауры с другим мужчиной. Я не плакал, и не потому, что считал, что мужчины не плачут, а просто потому, что я не плачу. Это не значит, что нет обиды или боль не такая сильная. Я испытывал все те чувства печали и потери, которые, как я ожидаю, испытывал бы каждый мужчина в таких обстоятельствах.

До того вечера, когда был вынесен приговор Лерою Джонсону, я бы поставил свою жизнь на то, что Лаура меня любит и никогда мне не изменит. Я не играю в азартные игры, потому что не умею в них играть, а Лаура, безусловно, доказала, что это мудрая практика. Я задумался над вопросом, стали ли ее действия результатом недостатка любви или недостатка уважения, и решил, что здесь и то, и другое. В этот момент я почувствовал слишком сильную жалость к себе, чтобы размышлять о том, что мне делать, и отложил это решение до завтра.

Лаура пришла около полуночи. Я притворился спящим. Брак был закончен, и я не видел необходимости в конфронтации в этот момент. Я лежал, а Лаура наклонилась и нежно поцеловала меня в лоб. Затем разделась и направилась в ванную. Вернувшись к нашей кровати, она была чисто вымыта и одета в простую хлопковую ночную рубашку. Она забралась в кровать и стала прижиматься ко мне. От этого по моей коже поползли мурашки, но я не подал никаких признаков того, что не сплю.

****

Четверг был ярким холодным зимним днем. Я почти не спал и встал раньше обычного. Я не хотел видеть Лауру и ушел, пока она не проснулась. На работе меня вызвали к Стэну Кондосу, окружному прокурору. У Стэна в жизни было только одно стремление - сесть задницей на скамью судьи. С этой целью он явно намеревался баллотироваться на одну из нескольких вакансий.

В Нью-Йорке судьи судов низших инстанций штата избираются. Как ни странно, этот суд называется Верховным судом штата, а высший суд штата - Апелляционным судом. Так что, в Нью-Йорке дела начинаются прямо в Верховном суде. Стэн хотел баллотироваться в Верховный суд. К сожалению, у него не было денег, чтобы купить поддержку необходимого политического председателя округа.

Несмотря на то, что судьи избираются, им редко приходится баллотироваться, проводится съезд судей, на котором делегаты, выбранные председателями различных партий, выбирают кандидатов, которые будут баллотироваться без оппозиции. Для председателя партии это - источник дохода, поскольку места продаются. Неявно, конечно, но все же, продаются - единственная оговорка заключается в том, что кандидатов должен рассмотреть и утвердить соответствующий комитет адвокатов. Просто для того, чтобы судьи были умеренными, а система казалась честной.

Мой старый тренер поставил в этом деле точку. Как и предсказывала Лаура, он баллотировался и был избран на пост губернатора. Губернатор Кинкейд провел законопроект о судебной реформе. Он не смог добиться назначения судей вместо их избрания, но провел более справедливую реструктуризацию различных судебных округов и заставил провести специальные выборы для большего числа судей до созыва съезда судей. Затем выступил президент коллегии адвокатов штата со специальным комиссией по отбору кандидатов. Стэн Кондос как окружной прокурор с жесткой, но справедливой репутацией имел хорошие шансы, если бы смог собрать деньги на проведение стандартной кампании - около ста тысяч долларов. С такими деньгами он мог рассчитывать на то, что юридические фирмы выложат сумму, равную или вдвое превышающую ту, которую получит победитель. Стэн должен был быть доволен моей победой в пятницу, поскольку она хорошо сыграла на руку женским группам и представителям закона и порядка.

Секретарь Стэна проводила меня в кабинет и усадила в кресло. Стэна на месте не было, но через несколько минут он вошел, похлопав меня по спине.

— Отличная работа, Пэт. Всегда знал, что могу на тебя рассчитывать.

Ему это было необходимо. В конторе, которая, возможно, занималась значительной судебной работой и которую избиратели оценивали исключительно по результатам последнего судебного процесса, я был единственным настоящим судебным талантом, который у него имелся. Главный помощник и единственный из нас, получавший зарплату уважаемого адвоката, Декстер Элинг в зале суда был безнадежен, но он был хорошим администратором. Декстер эффективно управлял офисом.

У меня не было обиды на Декстера. Он был хорошими справедливым администратором, в этом и заключался весь его талант, и он знал это. К сожалению, Декстер меня презирал. Причин могло быть много, в том числе и то, что некоторые люди просто не любят других без причины, но я был уверен, что Декстер завидовал моим успехам в зале суда или, возможно, более точно, стеснялся отсутствия таковых у себя.

В штате адвокатов на полную ставку была только Шейла Книлер, представительница старой семьи Ван Паттен, делавшая все что требовалось Стэну в данный момент – скорее, его личный помощник, чем адвокат. О них ходили слухи, но слухи всегда имеют место быть. На мой взгляд, ее нескладная фигура и в цепом унылый вид были против сексуального элемента в отношениях. Возможно, она и хотела бы, но я сомневался, что хочет Стэн. Весь остальной персонал работал на полставки и был рад оставаться таковым.

У нас было три адвоката, работавших неполный рабочий день, большую часть своего времени работавших в своих частных адвокатских конторах. Они вели дела в различных судах и позволяли мне и, теоретически, Стэну вести крупные судебные процессы. Стэн появлялся только на гарантированных делах или в момент триумфа.

— Пэт, я решил участвовать в конкурсе на должность судьи.

— Рад за тебя, ВАША ЧЕСТЬ, поздравляю.

Стэн от души посмеялся над этим.

— Немного преждевременно, что подводит меня к тому, почему я хотел тебя увидеть. Чтобы баллотироваться, я планирую досрочно уйти в отставку. Знаю, что юридически не обязан, но чтобы собрать деньги, мне нужно будет поцеловать несколько задниц, а с учетом нынешней этики я бы не хотел, чтобы меня ужалили.

В этом был определенный смысл. Если Стэн захочет получить многочисленные одолжения, заработанные им на этой работе, еще находясь на ней, смогут обвинить в продаже своего офиса. А если он уйдет, то деньги на предвыборную кампанию будут просто даны в расчете на ожидание. Конечно, ему потребуется способ по-прежнему использовать свой офис окружного прокурора. Его следующие слова дали мне понять, в чем дело.

— Я собираюсь рекомендовать на временную работу Декстера, он знает офис и всегда сможет получить от меня помощь, если та ему понадобится, - сказал он.

Это имело смысл. Декстер Элинг будет его человеком на тот случай, если кто-то забудет об оказанных услугах. Стэн сделал паузу, словно не желая идти дальше. В этот момент я понял, что сейчас случится нечто неприятное.

— На должность главного помощника мы переводим Шейлу Книлер, - сказал он.

Если Декстер в зале суда был почти бесполезен, то Шейла была просто бесполезна. Она была одним из тех адвокатов, которые прошли юридическую школу, заучивая работу и повторяя ответы по подсказке. В итоге они сдавали экзамен на адвоката снова и снова, пока не ударит молния и они не получат пропуск. Назначение Шейлы имело только одно преимущество: ее дедушка был членом Ассамблеи штата, а папа - исполнительным директором округа. Стэн смотрел на меня, ожидая взрыва. Взрыва не последовало. Мне было плевать, я не надеялся, что получу одобрение, хотя и был выбран исключительно по заслугам. Именно следующие слова Стэна в конечном итоге решили все наши судьбы.

— Это оставляет вакансию на полный рабочий день, и я собираюсь нанять Мэри Эллен Симон, - сказал он, отчего я прямо-таки приподнялся в своем кресле. Она только что окончила юридический колледж. Я проводил с ней собеседование на должность, которую она занимает сейчас, и рекомендовал от нее отказаться, когда стало очевидно, что ей не хватает темперамента, необходимого в зале суда. Она была очень молодой женщиной, ростом около метра пятидесяти, с короткими каштановыми волосами. На вид ей было около семнадцати, и вела она себя примерно так же. В зале суда она была тем, кого мог обойти - а часто так и делал - самый неумелый защитник. Мы заставляли ее работать в самых простых вечерних и городских заседаниях, и все равно у нее возникали проблемы.

— Слушай, Стэн, тогда, чтобы рассматривать дела, у нас останусь только я, - сказал я.

— Не совсем так, есть еще Марк и Тони.

Марк Стил - половина фирмы «Стил и Стил», которой он руководил вместе с отцом, - был солидным адвокатом, но он делал себе деньги в собственной фирме и занимал должность на полставки исключительно ради государственного медицинского страхования. Тони Лоренцо был очень ловким, но со своеобразным характером, он мог вести судебный процесс, но предпочитал этого не делать. Ни тот, ни другой не хотели выполнять больше работы окружного прокурора, чем это было необходимо.

— То, что ты предлагаешь, вероятно, удвоит мою рабочую нагрузку. Вопрос в том, что получу я?

У Стэна вытянулось лицо, прежде чем он ответил.

— В итоге сейчас мне нечего тебе дать. Может быть, через год или два все откроется, если Декстер сможет в ноябре выиграть выборы. Я знаю, что Декс и я будем благодарны, - сказал он.

В этот момент я увидел его беспокойство. Я могу уволиться, что оставит офис в запустении. Несколько дней назад я поступил бы именно так, но это было до того, как меня предала моя любящая жена. Мне нужна была эта работа, поэтому все, что я мог сделать, это пока питаться этим, но внутри что-то щелкнуло. Я всегда играл честно; но вот он я, сидел, трахнутый женой, трахнутый на работе, и, скажем прямо, смотрел на тупиковую карьеру. Пришло время все переосмыслить. Я почувствовал странное чувство облегчения и улыбнулся:

— Что-нибудь еще, босс?

Стэн бросил на меня подозрительный, скорее, недоверчивый взгляд:

— Нет, это все. Прости, Пэт, но мне пришлось сделать выбор.

И все в твоих личных интересах, - подумал я. - Что ж, так устроен мир.

***

Вернувшись в свой кабинет, я закрыл дверь и сел в единственное преимущество, которое у меня было - большое старое кожаное кресло руководителя, оставшееся от прошлого руководства. Кресло досталось мне в наследство от человека, которого я сменил. однажды в суде без предупреждения умер от кровоизлияния в мозг Томми Мейтланд, он умер через десять минут. Он был хорошим парнем. Развелся, когда его жена решила, что больше не хочет быть за ним замужем, у него было трое детей. Примерно через год после его смерти его жена снова вышла замуж. Было очевидно, что она просто искала более зеленые пастбища. Она их нашла, а Томми умер в сорок шесть лет.

Кто-то постучал в дверь и, не дожидаясь разрешения, вошел.

Катрина Гомес была красивой девушкой. Невысокая, с длинными черными волосами и темно-карими, почти черными глазами. У нее была прекрасная жемчужно-белая кожа. В коже было заметно влияние ее матери-ирландки, остальное, как я догадался, досталось ей от отца-пуэрториканца. Она была недавним пополнением в штате канцелярии. У нее всегда была улыбка и веселый нрав. Одна из тех людей, что всегда ходят счастливыми и хотят, чтобы все остальные тоже были счастливы.

— Простите за беспокойство, мистер Салливан. Я собираю деньги на подарок Беа к выходу на пенсию, - сказала она. Беатрис Трумэн в конце года выходила на пенсию. Катрина, как низший человек на тотемном столбе, собирала деньги на подарок.

— Каков ущерб, - спросил я.

Немного застенчиво она сказала:

— Мы просим у адвокатов по десять долларов на каждого, а у остальных сотрудников - по пять, но на самом деле хватит и пяти, если вы сможете их выделить.

Я знал, что она, должно быть, получила немало огорчений немало огорчений от скряг из юридического персонала, главным из которых был вскоре будущий временным окружным прокурором Декстер Элинг. Я достал бумажник и протянул ей двадцатку.

— Я дам вам сдачу, если хотите, десять или пятнадцать?

— Оставь себе, это компенсирует остальных, - сказал я.

— О, спасибо, - улыбнувшись, сказала она. Затем, похоже, заметила темный кабинет и, наверное, мой мрачный вид. - Что-то случилось, мистер Салливан?

— Нет, что может случиться? У меня прекрасная работа и прекрасная жизнь, - сказал я с кривой ухмылкой на собственную шутку.

— Хорошо, если смогу что-нибудь сделать, дайте мне знать, и спасибо за щедрый вклад, я знаю, что Би его оценит.

Она ушла, закрыв дверь, но та не защелкнулась. Мне пришлось встать, чтобы закрыть ее, так как она начала распахиваться. Так я их и услышал. Катрина, должно быть, столкнулась с нашим офис-менеджером Мардж Цукерман, находившейся в конце коридора от моего кабинета.

— Что случилось с Пэтом, он выглядит таким грустным, - спросила Катрина у Мардж.

— О, ничего, кроме того, что его обошли и ожидают, что он станет нести сам весь груз, я имею в виду, что власть предержащие в этот раз реально его подставили, - ответила Мардж.

Я не услышал большего, пока они проходили по коридору, но и того разговора, что услышал, было достаточно. Весь офис знал или мог знать. Теперь я вдвойне злился, потому что знал, что выгляжу слабым, ведь на самом деле я и был слабым. Не мог постоять за себя ни на работе, ни дома. Другой мужчина трахал мою жену, а я ничего не сделал.

Я плотно закрыл дверь и, возможно, еще долго сидел бы там, размышляя, если бы не вмешалась судьба. У меня зазвонил телефон по внутренней пинии.

— К вам пришел сержант Брандт из офиса шерифа, - сказала Салли, секретарша, которую я делил с Марком, Тони и Мэри Эллен.

Сержант Брандт был не тем, кого я хотел видеть в этот момент. Джек Брандт был отцом Мэри Лу Брандт, арестованной за хранение контролируемого вещества, кокаина, более унции, что является уголовным преступлением. На самом деле она находилась в машине с четырьмя другими молодыми людьми. Один из них, Ларри Вашингтон, был дважды арестован за хранение наркотиков. Было совершенно очевидно, что наркотики употребляли все пассажиры, но бедная Мэри Лу оказалась с товаром в руках.

Сержант Брандт был человеком с безупречной репутацией и заслуженным уважением среди своих коллег. Он был не из тех, кто приходит выпрашивать милостыню, но он был отцом, любившим свою маленькую девочку, поэтому готов был унизиться, если бы это могло ее спасти. К сожалению, в сложившейся ситуации мне нечего было ему дать. Поскольку Стэн Кондос собирался баллотироваться в судьи, он вряд ли позволит проявить снисхождение к дочери полицейского. Когда вошел Эд Брандт, я был поражен его внушительными физическими формами. При росте метр девяносто три и весе сто девять килограмм он обладал внешностью Джона Уэйна и квадратными продолговатыми чертами лица Джимми Стюарта.

— Мистер Салливан, - сказал он, протягивая мне руку и крепко, но аккуратно пожимая ее, - рад с вами познакомиться, хотя мне хотелось бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах. У вас неплохая репутация прокурора.

— Я также хотел бы, чтобы мы встретились при других обстоятельствах, - сказал я.

Затем последовал добрый час непродуктивной беседы, в ходе которой он рассказал мне, что его дочь была хорошей девочкой, совершившей всего одну ошибку. Она была отличницей в государственном университете и планировала стать учительницей. Она была хороша в математике, но не умела выбирать друзей. Застенчивая, слегка занудная девочка, она легко попадала в неприятности. На ее фотографии в картотеке была изображена привлекательная девушка, которой, возможно, было пятнадцать лет, но в деле значилось, что ей девятнадцать, и она уже не являлась несовершеннолетней.

— Я сделаю все, что должен, чтобы помочь своей дочери. Скажите, что мне делать, мистер Салливан.

Этот почти пятидесятилетний герой с почти тридцатилетним стажем работы в службе шерифа называл меня мистером и унижался, чтобы помочь своей дочери, которую, как я видел, он любил больше всего на свете. Честно говоря, я хотел помочь ему самым ужасным образом, а заодно и трахнуть Стэна Кондоса, но в тот момент не видел никакого выхода.

— Все что я могу вам посоветовать, это отправить Мэри Лу на печение. Возможно, ей это и не нужно, но не повредит и будет выглядеть хорошо.

Затем я добавил, сам не зная почему, но начал брать верх какой-то инстинкт. Какая-то маленькая мысль, которую я не мог представить, шевелилась в моем мозгу.

— Я позвоню, если можно будет сделать что-то еще. Обещаю найти для нее выход, - сказал я.

— Спасибо, - сказал он в ответ, поднимаясь и беря мою руку в обе свои. Кажется, я увидел, что в глазах этого большого человека появились слезы. Я проводил его до самого выхода. Повернув назад от двери офиса, я огляделся. Впервые я задумался о том, что больше не хочу просто это терпеть. Настало время нанести удар, пока казалось, что я беспомощен.

Остаток дня я провел, пытаясь понять, что в глубине моего сознания было известно, а что нет. Я все время возвращался к Фрэнку Паттерсону, богатому, высокомерному и, в конечном итоге, слабохарактерному. Я знал это, просто глядя на него. Мне нужно было лишь правильно воздействовать на него, и он сломается, как бесполезный кусок дерьма, которым он и был.

Подошла официантка, невысокая привлекательная брюнетка, одетая в короткую черную юбку и белую блузку, похожую на мужскую рубашку с рюшами. На ней был зеленый бейджик с именем, на котором белыми буквами было написано «ТРИНА», она показалась мне знакомой.

Потребовалась минута, чтобы ее узнать. Она была одной из свидетельниц на процессе по делу об убийстве Роджера Гамильтона. Гамильтона обвиняли в убийстве своей беременной жены в приступе ревности. Это был процесс, который случается раз в десятилетие, со всей необходимой оглаской и шумихой в прессе. Проблема заключалась в том, что обвинение казалось непоколебимым. Прокуратура округа Олбани откланялась еще до начала судебного процесса. Гамильтону пришлось искать адвоката, достаточно жесткого, чтобы принять его дело. Он нашел его в лице Стивена Фицджеральда, моего лучшего друга.

В детстве мы со Стивеном были неразлучны, когда росли в части Бруклина под названием Коббп-Хилл (холм). Там нет нет холма. Во время Американской революции Джордж Вашингтон использовал это место для установки артиллерии, а когда англичане изгнали мятежников, они срыли холм в буквальном смысле; теперь это просто плоский участок земли к югу от Бруклинских высот. Мы вместе учились в церковно-приходской школе и в итоге поступили в Бруклинский юридический колледж, расположенный в нескольких минутах ходьбы от нашего дома. Вместе участвовали в инсценировках судебных процессов - непобедимая команда.

Я не смог удержаться, чтобы не посмотреть на Стива в действии на процессе по делу Гамильтона, проходившего в соседнем округе Олбани. Если бы обвинителем был я, Стивену никогда бы не сошли с рук его махинации, и Гамильтон, который, как говорится, был «виновен как грех», не был бы оправдан. Одной из таких махинаций была Лори Лафаве. Незначительный свидетель обвинения, которого Стивен перевернул. Впервые неподготовленные прокуроры округа Олбани узнали об этом факте, когда она начала пробивать бреши в их деле со свидетельской трибуны. Это был первый из серии ударов, которые неизбежно привели к тому, что виновный человек вышел на свободу.

— Здравствуйте, Лори, - сказал я. Фальшивая улыбка официантки слегка увяла, и она пристально посмотрела на меня. Но узнавание к ней не пришло.

— Я был зрителем на суде над Гамильтоном.

Теперь она слегка нахмурилась. Но я улыбнулся и сказал:

— Стивен Фицджеральд – мой старый друг.

Это вернуло на ее лицо улыбку.

— Он отличный парень, - сказала она.

— Да, - ответил я.

— Что будете?

— Коричневый эль.

Она кивнула и ушла за напитком. Глядя, как она уходит, я чувствовал, что мой дух начинает подниматься. Она была матерью троих детей от двух разных мужчин. Получала алименты только на одного и работала на трех работах, чтобы содержать семью. Было видно, как ее достал Стив. Когда она принесла пятидолларовую пинту пива из пивоварни, я дал ей двадцатку и сказал, чтобы она оставила сдачу себе. Я сидел в «Браунс», пивоварне Troy Brew Pub, расширившейся за счет открытия отдельного бара виски, где продавался алкоголь высокого класса.

***

За Фрэнком Паттерсоном я следил около двух недель. Наблюдал, как он ужинает и ложится в постель с моей женой, а также просто следил, чтобы понять, что это за человек. Сегодня был четверг, и он опять пришел в Браунс; на этот раз я последовал за ним. Он сидел за столом с семью другими мужчинами, одетыми профессионально. Очевидно, это был какой-то клуб или группа по налаживанию контактов. Они просто разговаривали и смеялись. Парни дружески общались.

Примерно в 8:30 вернулась Лори, чтобы узнать, не нужна ли мне добавка. Фрэнк и его друзья все еще болтали о ерунде и пили. Они были между вторым и третьим раундами. Я все еще пил свое первое пиво.

— Интересуетесь ими, - спросила она, глядя туда, куда я смотрел.

— Нет, только одним из них.

— Господин свободные руки и сжатые кулаки, - сказала она.

— Что?

Кивнув головой в сторону Фрэнка, она сказала:

— Он всегда готов потискать, если девушка неосторожна, но из этой группы тугодумов он - самый дешевый.

— Что ж, позвольте мне загладить свою вину, - сказал я, протягивая ей полтинники, заказывая еще одно пиво. В течение следующих шести недель, за исключением недели рождественских праздников, я взял за правило приходить в Браунс каждый вторник, среду и четверг. За исключением четверга, я просто лип пиво и оставлял возмутительные чаевые. Мы с Лори стали довольно дружны. Она была готова к моему приходу. Фрэнк не пропускал ни одного вечера с ребятами, которые оказались группой банкиров, страховых агентов и юристов, как я подозревал, своего рода клубом или сетью для профессиональных мужчин. Просто кучка парней, помогающих друг другу, и, как заметила Лори, иногда хватающих официантку за задницу.

Я наблюдал, как после вечера с ребятами Фрэнк ехал домой в Лаудонвилль. Он никогда не превышал скорость и был очень осторожен, чтобы его не остановили. Непосвященные считают, что один-два бокала алкоголя превышают допустимую норму, но такому здоровяку как Фрэнк, понадобилось бы больше, причем за очень короткий промежуток времени. В его осторожности за рулем после выпивки было что-то большее, нежели невинная осторожность, и очень быстро я решил это выяснить.

***

30 декабря был последний день работы Би. Она проработала в округе тридцать лет, последние шестнадцать - в прокуратуре. Вечеринка должна была начаться в два часа дня. Чак Спенсер - младший следователь - вытянул соломинку и будет держать оборону, пока остальные сотрудники отправятся на вечеринку в «Дейзи Бейкерс», давнее заведение Troy, расположенное в бывшем читальном зале «Христианской науки» на углу улиц Стейт и Второй.

Я должен был быть там, но в последний момент меня задержал звонок из полиции штата. Это был звонок, который я подготовил заранее в качестве предлога. Через час после того как сотрудники прокуратуры уехали, я отпустил Чака, сказав ему, чтобы он об этом молчал, а я его подстрахую, поскольку все равно застрял здесь. Когда убедился, что он ушел, я запер дверь, но оставил свет включенным. Стол Би был очищен, но ее терминал все еще был жив. ИТ-специалисты удалят из системы ее коды только на следующий день. Я обыскал ее стол и убедился, что она оставила свой пароль на записке, прилепленной под ящиком среднего стола.

Я вошел под ее именем и получил доступ к базе данных уголовных преступлений штата. Если бы кто-нибудь проверил, то увидел имя Би в ее последний день. Им пришлось бы искать ее в ее доме престарелых во Флориде, чтобы определить, что это не она, если она вообще вспомнит.

Поиск по имени Фрэнк Паттерсон дал около двадцати результатов. На поиски моего Фрэнка Паттерсона ушло около получаса. Его послужной список вынудил меня улыбнуться. Четыре года назад - арест за вождение в нетрезвом виде был заменен на неосторожное вождение со штрафом. Примерно восемнадцать месяцев спустя еще один арест за управление автомобилем в состоянии наркотической интоксикации, который был заменен на вождение в нетрезвом виде, мелкое преступление, но еще один условный срок. Он потерял права на шесть месяцев, но ему очень повезло. Это означало, что у него было два «страйка», потому что первое нарушение будет считаться связанным с алкоголем, даже несмотря на сокращение срока. Он был у меня в руках, оставалось лишь найти способ его задержать. Три «страйка» - это обязательное уголовное преступление.

— Сержант Брандт, пожалуйста, зайдите, - сказал я. Я вызвал этого человека, чтобы обсудить дело его дочери. Я видел, что он мрачен, но надеется.

— Вы последовали моему совету и отправили свою дочь на лечение? В ответ он кивнул.

— Хорошо, тогда у меня к вам есть несколько вопросов.

— Все что пожелаете, - ответил он.

— Вы сказали, что готовы на все, лишь бы помочь своей дочери, это серьезно?

Он сел, явно немного насторожившись. Но с небольшим колебанием решительно ответил:

— ДА!

— Хорошо, скажите, вы все еще иногда работаете в дорожном патруле?

— Да, иногда я подменяю кого-то, кому нужен отгул.

— Вы знаете ту полоску земли округа Ван Паттен, что находится между Ренсселаер и Олбани у моста через Зеленый остров?

— Да, около двух десятых мили по шоссе.

— Допустим, едет серебристый Мерседес поздней модели, скажем, со сломанным задним фонарем, а вы работаете в этот вечер, скажем, через неделю после этого четверга, останавливаете эту машину и чувствуете запах алкоголя от водителя. Полагаю, произойдет арест.

— Ну, по крайней мере, проверка на трезвость не помешает, - сказал он, выглядя одновременно смущенным и заинтригованным.

— Да, безусловно, проверка, поскольку пассажиром может быть высокопоставленный адвокат, и все должно быть по правилам.

— Я не совсем уверен, что вижу, - сказал он.

Я забрал досье его дочерей.

— Сейчас дело вашей дочери кажется провальным, и нет никаких причин давать ей поблажки, но в таком офисе случается многое. Папки теряются, а когда какой-то помощник прокурора был настолько глуп, что объединил все в одну папку, которая пропала, дело просто потеряно. Прекращено... может быть исключено. Я легко могу представить, что это дело пропадет, скажем, через неделю после пятницы.

Брандт пристально посмотрел на меня. Я видел это в его глазах, надежду и мрачное понимание того, что его просят сделать нечто аморальное, но юридически неоспоримое. Вся вина будет лежать на мне. Даже если меня обнаружат, он будет в неприкосновенности - просто выполнял свою работу. Водитель либо пройдет тест на трезвость, либо нет.

— Просто проверка или арест? - спросил он.

— Тест, который наверняка будет провален, после чего последует арест. Но ничего страшного, когда вечеринка дойдет до городского суда, вас будет ждать лучший защитник и худший помощник прокурора. Это, как говорится, и есть передышка.

Сержант Брант кивнул головой.

— Я знаю, что буду работать в дорожном патруле в этот конкретный четверг, вероятно, с очень верным напарником. Но в какое время, если у вас есть идеи, конечно, гипотетически?

— О, я бы сказал, что с 9:30 до 11 вечера будет достаточно.

Затем мы пожали друг другу руки и расстались.

Последняя часть была той, что я боялся больше всего. Мне не хотелось просить, но другого выхода я не видел. Как я уже говорил, Стивен Фицджеральд был моим лучшим другом. Для нашей встречи Стивен выбрал обеденный зал для законодателей в Эмпайр Стейт Плаза в Олбани, недалеко от здания юстиции. Странное место, пока не поймешь, что мы никому не интересны, а само место, похоже, предназначено для частных обедов. Стивен даже без предупреждения понял, что то, чего я хочу, должно быть приватным.

— Как поживаешь, Пэт?

— Хорошо, Стив, а ты?

— Как и следовало ожидать, - ответил он.

Ситуация была странной. Мы со Стивеном были ближе чем братья, но очень разные. Его жена Сьюзен очень похожа на Лауру. Сьюзен тридцать два года, а ему - двадцать семь. Она очень успешная. Сьюзен - самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал лично. У нее - внешность кинозвезды и аура сексуальности, которую можно буквально почувствовать. Она также была распутной. На протяжении многих лет у нее были романы с целым рядом мужчин. Все они были выше и мощнее ее мужа. Стивен - невысокого роста, около метра семидесяти, и стройный до такой степени, что кажется почти хрупким.

Это - заблуждение, потому что я знал, что он невероятно силен, вынослив и быстр, как скаковая лошадь. Он также - самый умный и самый красивый мужчина, которого вы когда-либо надеялись встретить. К тому же, у него, казалось, имеется шестое чувство. Сьюзен никогда не смогла бы скрыть от него свои похождения, поэтому просто она откровенно призналась в этом, и они, очевидно, пришли к какому-то соглашению, позволявшему ей иметь по одному незаметному бойфренду за раз.

Теперь же я собирался просить его помочь мне трахнуть мою неверную супругу, и не сомневался, что он мне поможет. Он был не просто моим другом, он был идеальным защитником. У него не было ни одной осуждающей косточки в тепе. После того как я объяснил, чего хочу и почему, Стивен посмотрел на меня с грустью в своих светпо-гопубых глазах.

— Ты уверен в этом, Пэт? Это просто не ты. Я понимаю твой гнев, но, возможно, через месяц-другой это все пройдет, зачем же так бросать свою жену? Лаура - не Сьюзен, она без сомнения вернется к тебе, очень раскаиваясь и желая загладить свою вину. Вот тогда-то ты и скажешь ей, что знаешь и готов простить, если такое больше не повторится.

— К сожалению, ничего не могу поделать. Произошло слишком много всего. Я не могу с этим жить. Мы с тобой очень разные, при всем том, что у нас есть много общего, именно поэтому мы были такой хорошей командой. Я знаю, то, о чем я прошу, аморально и чертовски незаконно, но не вижу, как это можно спустить, - сказал я.

— В том-то и дело. Я знаю, что могу с этим жить, добрые иезуиты, учившие нас в школе и колледже, вытравили из меня всю совесть, но ты всегда был хорошим парнем, белой шляпой, как ты сможешь жить с этим? - спросил он.

— Просто. Мне уже все равно, во мне что-то умерло, когда Лаура трахнулась с этим уродом. Я хочу вернуть самоуважение, и намерен это сделать.

Стивен лишь кивнул. Сцена была подготовлена, теперь оставалось только сыграть свою роль.

***

— Не возражаешь, если я присяду, Фрэнк? - сказал я. Он не узнал человека, которому наставил рога, но я его помнил. Я ждал на муниципальной стоянке в конце улицы, пока он припарковывал свой серебристый «Мерседес», как он делал каждый четверг около семи вечера. Я припарковалась сзади, подальше от ламп освещения. Я дал ему двадцать минут форы, а затем медленно вышел с парковки, проходя мимо его машины, с гвоздодером в левой руке. Одно быстрое движение, и в его правом заднем фонаре появился небольшой пролом, незаметный, пока фары выключены, но бросавшийся в глаза, когда они включены. Конечно, к тому времени он уже будет сидеть за рулем и не сможет этого видеть.

— Пэт Салливан, ну, знаешь, муж Лауры Паркер, мы познакомились на рождественской вечеринке в Брентвуде и Стрингере.

— О, конечно. - Он слегка нервничал - ведь он провел большую часть понедельника, трахая мою жену. Это был День президента. Лаура сказала, что ей нужно поработать, но я проледил за ней до его дома. Это было чуть больше недели спустя после громкого объявления: Лаура получила партнерство. Подозреваю, что у них было небольшое празднование. Так или иначе, она пришла домой и попыталась трахнуть и меня, но, как и последние несколько недель, мне это было неинтересно. Если она что-то и заподозрила, то промолчала. Она все обещала, как все будет хорошо, но просто сама не знала, насколько была права.

— Что я могу сделать для тебя, Пэт? - спросил он с самодовольной улыбкой на лице... Возможно, он вспоминал понедельник. Я подождал, пока все его друзья, кроме двоих, ушли. Лори в тот вечер была особенно внимательна и особенно небрежно относилась к своей заднице, которую при каждом удобном случае совала Фрэнку в лицо. В результате у него было три хороших напитка, все двойные, кроме последнего, который был тройным. Когда сел я, она принесла еще две порции - одинарный для меня и тройной для Фрэнка.

— Мне нужно поговорить с тобой наедине, - сказал я достаточно громко, чтобы услышали его спутники. Они попрощались, оставив меня наедине с Фрэнком.

— Что я могу для тебя сделать? - спросил он.

— Ну, раз уж ты трахаешь мою жену, мне бы не помешала помощь, чтобы все не превратилось в скандал.

Это слегка его отпустило, но он, как мешок с отбросами, попытался все отрицать.

— Уверяю, ты сильно ошибаешься, - сказал он, заставив меня достать мой айфон и зачитать все места, где они были вместе, и показать фотографии, где они целуются, и его руку на ее заднице; это резко вывело его из себя. Он на самом деле был пойман с рукой под юбкой моей жены-шпюхи.

— Чего ты хочешь? - сказал он, наконец.

— Ничего особенного, развод, простой выход из брака, но, зная Лауру, она вряд ли уйдет без боя, если ее не убедить. Думаешь, Фрэнк, ты сможешь сделать так, чтобы заставить бродягу просто уйти? – спросил я.

Фрэнк сделал длинный глоток своего напитка и одарил меня своей самодовольной улыбкой.

— Думаю, нам всем выгодно, чтобы все было как можно лучше; но это - штат без вины для развода, тебе не нужна причина.

— Да, но ваша фирма большая. Вы можете усложнить мне задачу, а Лаура довольно упряма. Ее требуется убедить.

Так мы просидели там добрых полчаса, выпивая с доброй Лори, следившей за тем, чтобы стаканы никогда не пустовали, пока мы обсуждали, как поступить с моей женой и пока мы обсуждали, как вести себя с моей женой и любовницей Фрэнка. Незадолго до десяти вечера мы закончили обсуждение, и самодовольный, уверенный в себе Фрэнк вышел.

Я проследовал за ним, когда он подошел к своей машине на муниципальной стоянке, он замешкался. Он возился с ключами, и я на мгновение подумал, что он может вызвать такси, но он сел в свой «Мерседес» и медленно и осторожно направился к выезду. Но с разбитым задним фонарем он направлялся в ловушку. Я дал ему хорошую получасовую фору, прежде чем проследовать за ним. Когда я пересек мост и увидел мигающие огни, его вывели из машины и надели наручники. Я проехал мимо.

Остановился у закусочной Latham Diner недалеко от транспортного кольца. Было десять сорок. Зазвонил мой телефон, и я увидел, что это Лаура, несомненно, интересуется, где я. Я перевел трубку на голосовую почту. Я съел бургер, картошку фри и выпил много кофе. Примерно каждые двадцать минут звонила Лаура. Она была обеспокоена, но, очевидно, еще не впала в истерику. Она, несомненно, ожидала, что я вернусь домой гораздо раньше.

Для следующего этапа мне нужно было быть трезвым. Выйдя из закусочной около полуночи, полный еды и кофеина, я вернулся домой до двенадцати тридцати, к разъяренной Лауре, сидящей на диване в гостиной нашего скромного домика на ранчо. Дом, который она выбрала для зачатия своего первого ребенка.

— Где ты был? Мог бы позвонить или хотя бы ответить на мои звонки.

Я сел в кресло со спинкой, стоявшее напротив дивана, и посмотрел на нее.

— Я не позвонил, потому что это уже не имеет значения, - сказал я.

— Что? - она была в замешательстве. Я, похоже, не отреагировал раскаянием, как она ожидала.

Начал звонить Ее мобильный телефон.

— Тебе лучше ответить, - сказал я.

— Это может подождать. Мне необходимо знать, что с тобой не так. Ты ведешь себя странно уже несколько недель. Давай, Пэт, выкладывай. Что происходит?

— Ответьте на звонок и узнаешь, - сказал я.

Она нехотя встала и взяла телефон. Я слышал только ее часть разговора, но мог догадаться о другой.

— Фрэнк, я не могу сейчас говорить, увидимся завтра.

— Что? Это невозможно.

Ее глаза расширились, и она посмотрела на меня.

— Никогда, он никогда бы не этого сделал, даже если бы и знал.

Затем ее голова склонилась.

— Понятно. Хорошо, давай я с ним поговорю и перезвоню.

Она положила трубку и вернулась, чтобы встать передо мной.

— Фрэнк говорит, что ты знаешь о нас и что ты его подставил.

— Знаю ли я, что ты - шпюха-изменщица? Да, знаю. Что касается подставы, я не заставлял его пить, думаю, ему просто не повезло.

Лаура практически рухнула на диван.

— Мне очень жаль. Мне так жаль, я просто хотела все сделать лучше для нас.

— Мне плевать, какие оправдания ты приводишь, уже слишком поздно.

— Пэт, пожалуйста, не иди по этому пути, мы можем все вернуть на свои места. Ты увидишь, что это ничего не значит.

— О, но ты очень ошибаешься, это значит все. Что именно сказал Фрэнк?

— Просил передать, что да, он заплатит двести тысяч долларов.

— Хорошо, это его конец. Рад это слышать.

— Нет! Нет!! Нет!!! Я тебе не позволю. Это не ты. Тебе нужно успокоиться. Это безумие.

Я мог только посмеяться над ней.

— Что, не думала, что стоишь таких денег? Не преуменьшай себя, ты - шлюха просто высшего класса.

При этих словах она напряглась, но сохранила спокойный голос и самообладание. Она была хорошим адвокатом в трудной ситуации.

— Пожалуйста, не делай этого. Я знаю, что ты не сможешь себя простить, - сказала она, аргументируя лучшую сторону своего дела. Как бы не ее вина, а моя.

— Прости, но слишком поздно. Теперь мы подошли к твоему концу.

— Моему концу?

— Да, Фрэнк согласился на свой конец, и, поверь, с двумя предыдущими преступлениями у него не было выбора. Ему грозит обязательное уголовное преследование, и даже если ему удастся избежать тюрьмы, он потеряет лицензию адвоката, по крайней мере, на год или два. Так что, у Фрэнка нет выбора, а значит, если ты хочешь, чтобы все прошло гладко, то согласишься на мое предложение.

Я протянул ей соглашение о разделе имущества, на составление которого потратил последнюю неделю. Когда она его прочитала, я увидел, как расширились ее глаза.

— Ты на самом деле так сильно меня ненавидишь?

— Да.

Ей оставалось лишь покачать головой. Это было очень хорошее соглашение. Я получаю все. Дом, ее пенсию и все наши сбережения, она получает свой BMW и пять тысяч наличными, а также одежду, которая была на ней. Я получаю даже обручальные кольца.

Она молча смотрела на меня, и по ее щекам текли слезы. Я наконец-то прорвался сквозь ее оборону. Я победил, но победа не была приятной. У меня было странное чувство, будто я проиграл, но я его отбросил.

— Почему, почему, почему ты это делаешь? Мне так жаль. Я совсем не хотела причинить тебе боль. Я совсем не хотела уничтожить человека, которого люблю. Ты не переживешь этого. Я прошу не за себя. Я люблю тебя. Не причиняй боль себе из-за того, в чем виновата я. Пожалуйста, Пэт, остановись, пока не стало слишком поздно.

— Поздно было уже когда ты в первый раз раздвинула для него ноги, - сказал я, потом встал и вышел, потому что больше не мог этого выносить.

***

Стэн Кронкос сидел за своим столом. Я вошел без предупреждения и без стука.

Посмотрев вверх, он нахмурился и сказал:

— Что это такое?

Я улыбнулся и сел в кресло напротив его стола.

— Вчера вечером за вождение в нетрезвом виде был арестован известный адвокат, на аkкотестере он показал 2, 2, что неудивительно, учитывая, сколько он выпил.

— И сколько?

— Ну, примерно так. Мэри Эллен предъявила обвинение и не взяла анализ крови. Она также не смогла получить показания от офицера, производившего арест, сержанта Брандта, у которого, без сомнения, сегодня утром будет очень плохая память, поскольку кто-то, похоже, уничтожил папку с делом об аресте его дочери.

— Какого хрена?

— Вот именно - какого хрена... или, точнее, сто тысяч долларов в виде взносов на предвыборную кампанию из неотслеживаемого источника, все, что вам нужно, это тихо уйти, чтобы баллотироваться в судьи, никого не рекомендуя в качестве своего преемника, а если кто-то спросит, очень хороший кандидат - я, просто отличный выбор.

— Ты сумасшедший. Ты его никогда не получишь.

— Как я уже сказал, сто тысяч из неотслеживаемого источника.

Стэн молча сидел в течение минуты, его рот был открыт, затем он закрыл его и так же молча кивнул. Я встал, чтобы уйти, а когда открыл дверь, он сказал:

— Ты - последний человек, который, я бы поверил, что способен на такое.

— Ну, никогда нельзя сказать, - сказал я.

Позже в тот же день у меня была встреча с политическим председателем округа демократов Ван Паттена Томми Лекуром в ресторане Маллоя, где было заключено множество политических сделок.

— Ну, мистер Салливан, что я могу для вас сделать?

— Можете попросить губернатора назначить меня исполняющим обязанности окружного прокурора, когда Стэн Кондос уйдет в отставку, чтобы баллотироваться в судьи.

— Есть причины, по которым я должен это сделать?

— Я могу придумать сто тысяч причин, и все они зеленые и на них напечатаны знаки доллара.

— Это очень много денег, которые ходят по рукам, - сказал он.

Термин «ходячие деньги» происходит от наличных, выдаваемых капитанам округов в день выборов для покрытия непредвиденных расходов. Но также он относится к свободным средствам, доступным председателю партии округа. Деньги, которые он может потратить по своему усмотрению, без каких-либо условий.

— Скажем так, они у меня есть, и я позабочусь о том, чтобы они были доставлены из неоспоримого и безупречного источника, едва губернатор меня назначит.

Томми на минуту задумался, а затем протянул через стол руку.

— Надеюсь, вы, по крайней мере, демократ, мистер Салливан? - спросил он.

— Пожалуйста, зовите меня Пэт, сегодня днем я меняю политическую партию.

Мы оба рассмеялись.

***

Нью-Йорк - самый большой город в Соединенных Штатах. Он является одной из мировых столиц и домом для Организации Объединенных Наций. Но по причинам, затерянным в безвестности истории колониальной Америки, Нью-Йорк не является столицей штата Нью-Йорк. Столица штата находится в городе Олбани на севере реки Гудзон, население которого, если вычесть население самого города Нью-Йорк, все равно остается более восьми миллионов. Фактическое правительство штата управляется из Нью-Йорка или, как его обычно называют, «Сити». Столица штата зовется «Олбани» - это общий термин, который может относиться к городу на северном берегу реки Гудзон или просто к правительству штата, где бы оно ни находилось.

Губернаторы Нью-Йорка редко проводят время в столице страны - городе Олбани. Особняк губернатора не обеспечивает ни комфорта, ни уединения. Сам Олбани расположен в юго-восточном квадранте снежного пояса, которому нет равных в Северной Америке к востоку от Скалистых гор. Хотя Олбани, конечно, не самое холодное место в штате, здесь бывают и долгие снежные зимы, и часто снежные весны.

Как правило, губернаторы Нью-Йорка проводят там как можно меньше времени. Губернатор Эдвард Кинкейд не являлся исключением из этого правила, предпочитая свою теплую квартиру площадью семьсот сорок три квадратных метра с видом на Центральный парк в «Сити» холодному климату Олбани. Однако на дворе - март, и, как известно всем членам правительства штата Нью-Йорк, губернатор должен ехать вверх по Гудзону в Олбани и делать вид, что законодательное собрание штата активно работает над бюджетом штата. На самом деле бюджет, который должен быть принят первого апреля, обычно принимается в конце июня - как раз к каникулам четвертого июля и началу сезона выборов.

Соответственно, в этот первый понедельник марта Эдвард Кинкейд находился в Олбани. Исполнительная палата в здании Капитолия известна как Красный зал, используемый исключительно для официальных и общественных мероприятий. Фактические дела губернатора ведутся в меньшем помещении, расположенном за исполнительной палатой.

— Итак, Тони, кто следующий? - спросил губернатор Кинкейд своего старшего политического помощника Тони Греко. Тони был человеком, гордившимся тем, что знает всех и их личные планы.

— Том ЛеКуэр, наш председатель в округе Ван Паттен, должно быть, ищет деньги, потому что они там ничего не контролируют. У республиканцев есть член собрания, сенатор штата, исполнительный директор округа и законодательное собрание округа.

— Значит, Том ищет финансирование для следующих выборов?

— Почти наверняка, но я не вижу, как мы можем выделить их, - сказал Тони.

Кинкейд на мгновение задумался, затем сказал:

— Как насчет того, чтобы предложить мне принять участие в сборе для него средств? Это должно помочь и будет стоить нам только немного времени. Все равно я здесь застрял.

Двое пришли к согласию, после чего доверенный секретарь губернатора, миссис Бетти Морган, проводила председателя демократической партии самого республиканского округа штата в присутствие губернатора-демократа штата.

Поговорив немного о том, что дочь Томми недавно поступила в медицинский колледж, а его сын учится в выпускном классе Doane Stuart, высококлассной частной школы, известной своими отличными академическими и отвратительными спортивными программами, мужчины перешли к делу.

— Том, что я могу сделать для тебя? - спросил губернатор.

— Вы слышали, что Стэн Кондос планирует уйти с поста окружного прокурора, чтобы баллотироваться в судьи? - спросил Том.

Эта небольшая информация стала новостью для губернатора, но Тони быстро вмешался и сказал, что до них дошла информация о том, что Стэн рассматривает такой шаг.

— Ну, мы относительно уверены, что дело сделано, и я хотел бы прояснить позицию местных партий относительно того, кто, по нашему мнению, должен быть логичным выбором для временного назначения.

Том сказал это немного быстрее, чем предполагал, но он слегка нервничал в такой важной компании.

— Всегда рад получить рекомендации тех, кто, как мы говорим, представляет «сапоги на земле». В конце концов, ты лучше меня можешь оценить местные потребности, - любезно ответил губернатор. Его слова означали не совсем то, что он сказал. На самом деле это означало, что у него нет никого на примете, и Том должен взться и сделать свой выбор.

— Ну, мы в округе Ван Паттен считаем, что выбор должен быть сделан в пользу лучшего кандидата и того, кто знаком с этой должностью, - начал Том хорошо отрепетированную презентацию, и теперь его нервы были в узде.

— Я бы не хотел, чтобы было иначе, - ответил губернатор, задаваясь вопросом, кто же такой демократ в республиканской прокуратуре.

— Мы рекомендуем Патрика Салливана. Он яркий молодой человек и отличный... Тони собирался вскочить, но твердая рука губернатора на колене Тони сказала ему не вмешиваться, и в то же время губернатор прервал Тома.

— Вам не нужно рассказывать мне о Пэте Салливане, я его очень хорошо знаю. Он станет отличным окружным прокурором, возможно, через несколько лет, когда у него за плечами будет больше опыта, - сказал губернатор.

— Ну, сейчас он там главный судебный адвокат, и из того, что мы знаем об этом офисе, как вы отметили, губернатор, поскольку мы «сапоги на земле», Салливан - единственный достойный судебный адвокат, который у них есть в этом офисе.

Том сделал паузу, а затем произнес слова, которые ошеломили губернатора и его помощника.

— Округ Ван Паттен считает это назначение очень важным для нас, - говоря это, Том посмотрел губернатору прямо в глаза.

Эдвард Кинкейд не считал себя высококвалифицированным или даже прирожденным политиком. Это была профессия, которую он более или менее унаследовал. Но в этот момент ничего не было видно. У его искусного политического советника Тони Греко открылся рот, но у Эда Кинкейда не жрогнула и ресница, чтобы выказать его удивление. Слова, произнесенные Томом Лекуром, были своего рода инсайдерским кодом, означавшим, что если губернатор не удовлетворит просьбу о назначении Салливана, на следующих выборах он не сможет рассчитывать на поддержку округа Ван Паттен.

Высказывание самого слабого председателя в штате было шокирующим. Кинкейд не показал ничего, ни ярости, которая, как он был уверен, должна была быть у его политического советника, ни недоумения, которое было у него. Эдвард Кинкейд очень хорошо знал Патрика Салливана. Он его учил и знал, что в зале суда никого не может быть лучше, за одним примечательным исключением. Губернатор знал достаточно, чтобы понять, что здесь есть что-то, о чем ему нужно узнать больше, прежде чем действовать, что-то необычное, что-то, что может быть либо неприятным, либо исключительно полезным. Назначения всегда могут вернуться и укусить тебя за задницу. Эд Кинкейд не собирался делать назначение вслепую или терять хоть один голос из-за своей робости.

— Что ж, мне придется всесторонне рассмотреть ваше мнение и сообщить вам, как только приму решение, - сказал губернатор. Тем, кто знал этот язык, смысл его слов был понятен. Он обещал сделать это, если оно будет возможным. Том Лекур не мог просить большего.

— Спасибо, губернатор, - сказал он, и встреча закончилась.

Когда Лекур ушел, Тони Греко сказал:

— Я немедленно проверю этого Салливана.

— Нет, Тони, ты будешь держаться от этого подальше, - ответил Кинкеид.

— Но почему?

— Ближайший друг Пэта Салливана - Стивен Фицджеральд.

Упоминание этого имени заставило Греко резко обернуться. У Тони уже больше года был роман со Сьюзен Синглтон, женой Стивена Фицджеральда. Об этой связи было известно губернатору. Это не было особенно хорошо хранимым секретом.

Синглтоны были родственниками ДеВо, их матерью была Кэтрин ДеВо, а отцом - Джозеф Синглтон, страховой магнат. Девушки ДеВо-Синглтон были известны в равной степени своей красотой и распущенностью. Обе дочери возглавляли список десяти самых красивых женщин мира, и обе были замужем за застенчивыми заучками. Ни Сьюзен, ни Мэри Синглтон, насколько было известно губернатору, никогда не позволяли брачному кольцу помешать хорошему роману.

Эдвард Кинкейд никогда полностью не доверял Стивену Фицджеральду. Он был исключительным человеком в зале суда, но в Стивене было нечто такое, что заставляло волосы на его затылке вставать дыбом.

— Держись подальше от Тони, не нужно лишних скандалов.

Тони мог лишь кивнуть, он находился в неловком положении безнадежно влюбленного в женщину, которая, хотя и была с ним счастлива в постели, отказывалась даже обсуждать уход от мужа. Человека, которого Тони считал во всех отношениях ниже себя.

Через два часа Дон Плезант, бывший лейтенант полиции Нью-Йорка, ныне находящийся на пенсии, встречался с губернатором. Официальную охрану губернатора обеспечивала полиция штата, но Эд Кинкейд счел целесообразным обеспечить для себя определенный уровень частной охраны, за которую он платил из своего личного состояния. Эту охрану возглавлял Дон.

— Мне нужно, чтобы вы выяснили все что можно, о Патрике Салливане. Думаю, его жена работает в юридической фирме «Брентвуд и Стрингер». В настоящее время он работает в окружной прокуратуре Ван Паттен. Местные демократы внезапно захотели выдвинуть его на более высокую должность. Узнайте, почему, и все остальное, что сможете. О, и проверьте текущий статус Стивена Фицджеральда. Никому не сообщайте, что мы рассматриваем Стивена.

— Губернатор, когда вам это нужно? - спросил Дон.

— Вчера. Но будьте осторожны. У меня такое чувство, что тут что-то не так.

Когда Дон ушел, Эд Кинкейд, губернатор штата Нью-Йорк, сцепив пальцы рук, сел за свой большой официальный стол и задумался о том, насколько все изменилось, с тех пор как он обучал двух исключительно талантливых молодых людей искусству тактики судебного разбирательства. Были ли эти молодые люди теперь его сторонниками или его противниками?