Глава 3

Преподобный Томас МакМанус, бывший вспомогательный епископ Бруклинской епархии, умирал от рака поджелудочной железы, перекинувшегося с этого органа на все остальное его измученное болью тело. Каждые двадцать минут маленькая машинка для выдачи лекарств совершала оборот за оборотом и выдавала в капельницу каплю морфина. Морфий и маленькая женская рука, лежащая на нем, были единственным средством обезболивания.

Рука принадлежала Мэриэнн, на протяжении последних тридцати лет бывшей миссис МакМанус во всех физических смыслах. Она даже юридически изменила свою фамилию, чтобы два сына и дочь, которых она родила епископу, носили фамилию отца. Томасу было 73 года, и он вышел на пенсию за год до того, как у него обнаружили рак; Мэриэнн было всего пятьдесят. Будучи еще девятнадцатилетней девушкой, она попала под чары мирского священника.

Как было принято в Северной Америке, она носила титул экономки. Томас был епископом при епархиальном кардинале. Томас, человек весьма состоятельный, содержал дом на Конгресс-стрит в фешенебельном бруклинском районе Коббл-Хилл. Его женщина и их дети якобы проживали в собственной квартире, но то была лишь видимость.

Мэриэнн МакМанус постоянно находилась у больничной койки человека, которого считала своим мужем. Он был хорошим человеком, обеспечивавшим своих детей. Мужчина, ставший лучше оттого, что у него есть семья, которую он любил и о которой заботился, и которая также любила и заботилась о нем в ответ. Часть души Мэриэнн умирала в кровати, возле которой она сидела, но ее пятидесятилетнее тело было в добром здравии и потенциально имело впереди долгие годы вдовства.

Большинство женщин в ситуации Мэриэнн были бы слегка наивны. Трудно не быть таковой. Нужно быть романтичной женщиной, глубоко влюбленной, чтобы жить в тени ради своего мужчины.

— Вы живете, - как сказала Мэриэнн жена одного кардинала, - как вторая жена в моногамных отношениях.

Такие женщины как Мэриэнн, являются неудобной необходимостью для Святой Церкви. Они - любовницы, дающие без ограничений и ожиданий. Легкие жертвы для безжалостной и лицемерной церковной иерархии. Но в ее случае Мэриэнн много путешествовала. Она была из тех женщин, которых можно взять с собой куда угодно. Она была красива, естественна, как американская девушка, с социальной утонченностью, которая была бы удивительной, если не знать, что она - вундеркинд, поступившим в колледж Вассар в шестнадцать лет и закончивший его досрочно и с отличием в 19 лет.

Епископ Макманус шесть раз возил свою Мэриэнн в Рим. Одна поездка длилась больше года. Мэриэнн общалась с другими такими же женщинами как она, скрытными, связанными узами брака со священниками. Но европейские женщины не настолько замкнуты или смущены, чтобы не говорить о своих ситуациях, особенно между собой.

Она слышала истории от своих европейских сестер. Неприятные истории о потерянных наследствах, брошенных детях и женщинах, оставшихся в нищете. Она знала, какая судьба уготована ей Церковью, и приняла меры предосторожности. Томас МакМанус был богат даже по американским меркам. Сын известной ирландско-американской семьи, он никогда не испытывал нужды. Его образ жизни никогда не был менее чем комфортным. Мэриэнн не собиралась оказаться на улице или променять свою роскошную резиденцию в Коббл-Хилл на квартиру в Йонкерсе, где выплачивалась государственная помощь.

В собственном доме Мэриэнн мирилась с жизнью горничной, но предприняла шаги, чтобы защитить богатство епископа от скупости церкви. Она обеспечила сохранность его ценных бумаг. Неопровержимо подтвердила отцовство своих детей, как это может сделать только современная женщина. Но самое главное, у нее было досье. Это удивительное досье она нашла в потайном стенном сейфе своего мужа в тот день, когда он в последний раз поступил в медицинский центр округа Кингс.

В тот день она взломала сейф в домашнем офисе Тома МакМануса. С ее стороны это был упреждающий удар, шаг, предпринятый до того, как она вызвала скорую помощь. Она не должна была знать комбинацию или вообще знать о существовании сейфа, но уже разгадала эти проблемы. Следуя сценарию из фильма, она посыпала кнопки с цифрами порошком для снятия отпечатков пальцев. По набору из четырех цифр она легко узнала день рождения дочери. На самом деле код был шестизначный, но в последовательности 12/15/92 две цифры повторялись.

Папка размером с юридический документ сразу же показалась ей неуместной, ее содержимое сбивало с толку, пока названия не встали на свои места, и она не распознала в ней мощный и опасный предмет. Зачем она понадобилась Томасу, оставалось загадкой, пока она не поняла, что его сейф всего лишь выполнял роль лазейки для священника. Спрятать документ, слишком ценный, чтобы его уничтожить, и слишком рискованный, чтобы хранить в любом месте, где его можно было бы найти. Документ, способный уничтожить его владельца так же легко и наверняка, как и его предполагаемую цель. Удручающий каталог недобросовестных действий, припасенный на случай крайней нужды.

Имея секретное досье, Мэриэнн МакМанус чувствовала, что сможет выдержать любую бурю, какой бы сильной она ни была. Но она также чувствовала вину за то, что хранит досье, имевшее лишь одно, аморальное применение. Она была хорошей женщиной в трудных обстоятельствах. Оказалась между защитой себя и своей семьи и своей совестью; выбор был затуманен самой природой того, что она хранила. То, что содержал файл, было одновременно могущественным и злым. Держать его в руках означало каким-то образом принять на себя грехи, задокументированные в нем. Уничтожить файл - значит скрыть грехи, которые он содержит. И все же, отдать его кому-либо было немыслимо.

***

Сьюзен Фицджеральд Синглтон прибыла на губернаторский бал под руку с высоким красавцем Энтони Греко. Черное платье от Dior без спинки с глубоким V-образным вырезом объявило, что пришла самая красивая женщина в зале. Изумруды, бывшие на ней, позаимствованные у матери, говорили о том, что она также одна из самых богатых.

Тони был горд как павлин, направляя объект внимания каждой пары глаз к предполагаемому центру внимания, губернатору Нью-Йорка.

Эдвард Кинкейд, губернатор, улыбнулся, приветствуя своего нового личного пресс-секретаря, и прошептал:

— Так вот как ты собираешься привлечь ко мне внимание? Просто встать рядом со мной?

— Что вы, губернатор, я просто отражаю вашу славу, - ответила Сьюзен.

— Нет, уверяю тебя, когда восходит солнце, луна меркнет, - и затем, уже более громким голосом. - Тони, как хорошо, что ты заменил мужа миссис Фицджеральд. Без ее присутствия мы были бы поистине обделены.

Губернатор заметил, как на лице Тони Греко мелькнуло недовольство при упоминании его соперника. Стивен Фицджеральд не оценил приглашение на такое эксклюзивное собрание богатых, влиятельных и знаменитых. По мнению большинства людей, Стивен получил свои пятнадцать минут славы за месяц до этого, неожиданно выиграв процесс по делу об убийстве Гамильтона. Но он оставался мужем этой женщины. Просто не стоило открыто тыкать людям в лицо ее роман с Греко. О нем, конечно, знали, но требовалось сохранять видимость отрицания.

Сьюзен была так же остра, как и Кинкейд:

— Стивен так разочарован, так сильно хотел поблагодарить своего бывшего тренера по инсценировкам процессов за отточенные навыки, которые помогли ему выиграть дело Гамильтона. Но он попросил меня поблагодарить вас от его имени, - сказала она достаточно громким голосом, чтобы донести его до окружающих.

Губернатор мог лишь улыбнуться. Отличный ход, - подумал он, и был немного горд тем, что причастен к славе удивительной победы Стивена. Губернатор ознакомился со стенограммой дела Гамильтона и рассказал о нем тем репортерам, что освещали это дело. Никто так и не смог объяснить, каким образом аргумент защиты Гамильтона о соломенном человеке превратился в оправдательный вердикт. По общему мнению, это был единичный случай и что молодой юрист вскоре снова канет в безвестность. Тем не менее, он был бывшим учеником губернатора, и Эд Кинкейд, по крайней мере, имел право на некоторый пиар. Верно?

Сьюзен прошла дальше, чтобы ее представили другим высокопоставленным лицам. Многие знали ее отца, мать, сестру или различных кузенов. Богатых была небольшая группа, и с каждым днем их становится все меньше. Сьюзен всегда удивлялась, как много людей, если таковые вообще есть, знали, как часто ее отец-игрок доводил семью почти до банкротства своими рискованными спекуляциями. Изумруды, которые были на ней, не раз закладывались, чтобы выручить три миллиона от их оценочной стоимости, когда это было необходимо.

Сьюзен нравилась эта публика. Как профессионал она умела работать с залом. Сейчас она была здесь, чтобы поддержать президентскую заявку популярного губернатора-реформатора, человека, в котором нуждался штат, и человека, которого она убеждала в том, что он нужен стране. Но сегодня вечером она проповедовала перед хором; это была толпа Кинкейда, и это была лишь разминка, до президентских выборов еще два года. Это была новая дорога, по которой шли губернатор и Сьюзен, его новый личный пиарщик. Как и все путешествия, это начиналось с ожиданий и волнений. Закончится ли оно славой или слезами, пока было неизвестно.

Сьюзен и ее сопровождающий танцевали, когда она не тешила самолюбие богатых и влиятельных людей и не рассказывала о святых качествах губернатора его жаждущим поклонницам. Сьюзен - хорошая танцовщица, но ее партнер - исключительный. Своими ослепительными движениями ног Тони покорил многих женщин. Он держал ее так близко, как позволяли приличия, и ясно дал понять, что на этот вечер она - его женщина. Однако он планировал нечто большее, чем просто вечер.

— Пора глотнуть воздуха, - сказал Тони и крепко обнял Сьюзен за талию. Сьюзен оглянулась, чтобы посмотреть, кто за ней наблюдает, но в этот момент все взгляды были прикованы к губернатору, танцующему с врачом Эбола, Симоной Редмонд. Интернированная по возвращении из Африки губернатором-республиканцем Нью-Джерси, доктор О'Рейли была одним из личных дел губернатора. Сьюзен договорилась, что на фотографии с губернаторского бала, которая завтра появится в «Нью-Йорк Таймс», Эдвард Кинкейд будет танцевать с прекрасной докторшей. В статье, что будет сопровождать фотографию, детский хирург будет описана как великий и бесстрашный гуманист, а губернатор будет восхвалять ее за поддержку борьбы с Эболой.

Сьюзен не видела мужа доктора, непорядочного адвоката Джимми О'Рейли. Он был другом мужа Сьюзен, Стивена, но почему, она не могла понять. Эти два человека были явными профессиональными соперниками и, казалось, не имели ничего общего. Более того, О'Рейли выглядел как неэтичный адвокат. Высокий, красивый мужчина с темными, глубоко посаженными глазами, он казался слегка опасным, полной противоположностью невысокому и стройному Стивену с его ясными голубыми глазами и невинной внешностью.

Доктор Редмонд не называла имя своего мужа по уважительной причине, учитывая его дурную репутацию, но, по общему мнению, супруги были очень счастливы в браке. Однако до Сьюзен дошли слухи об адвокате О'Рейли и некой помощнице губернатора. Кэрри Уилсон была личным помощником губернатора Кинкейда. Мисс Уилсон была молода, ей едва исполнилось двадцать пять лет. Выпускница юридического факультета Йельского университета, она помолвлена с Рэем Эмерсоном, влиятельным советником большинства в ассамблее. Было широко распространено мнение, что у Рэя и Кэрри - свободные отношения.

Рэй Эмерсон имел репутацию плейбоя и был известен тем, что сопровождал моделей и будущих актрис в театр и на светские мероприятия в Нью-Йорке. Кэрри имела связи с несколькими мужчинами в Олбани, но ничего серьезного. Пара была молодой, хотя Рэй старше своей невесты на добрых десять лет. Их считали парой политического влияния.

Кэрри Уилсон - любимица губернатора, но не является такой уж красавицей. Привлекательная с длинными русыми волосами и большими карими глазами, она вряд ли могла составить конкуренцию рыжеволосой Симоне Редмонд О'Рейли, чья идеальная фарфорово белая кожа была видна в сверкающем свете бального зала особняка штата. Обе женщины были хорошо одеты, но если младшая, Кэрри, одета сексуально и выглядела слегка старомодно, то Симона стремилась к элегантности и добилась своего. Они с губернатором были исключительно привлекательной парой, танцующей вместе.

Пока они танцевали, Тони повел Сьюзен к дверям в сад. Поскольку все взгляды были прикованы к губернатору и доктору, Сьюзен чувствовала себя в безопасности, позволив своему сопровождающему провести ее в сад особняка штата. Полная луна заливала пейзаж серебристым светом. Для октября в Олбани стоял необычайно теплый вечер. Это время называют поздним бабьим летом. Тем не менее, Тони накинул на голые плечи Сьюзен пиджак. Сад находился в нескольких минутах ходьбы от Игл-стрит с ее новыми викторианскими домами. Они шли к монолитным зданиям так называемого Южного торгового центра. В лунном свете массивные ряды государственных офисных зданий выглядели как изображение с какой-то иной планеты. И все же это было так странно красиво, этот сад, зажатый между прошлым и будущим.

Тони притянул ее в свои объятия и поцеловал эти шелковистые губы с огнем похоти и любви. Он чувствовал, как учащается биение ее сердца, когда он прижимал ее к своему телу. Ее аромат переполнял его чувства. Сьюзен ответила на его поцелуй с такой же страстью. Она наслаждалась его сильными, мужественными объятиями. В ее голове не было ни одной мысли о муже. В этот момент Стивен не существовал.

Тони вернул их в земной мир. Он прервал их поцелуй и крепко прижал ее к себе:

— Я хочу тебя кое о чем попросить.

— Не здесь, любимый. Мы не должны делать даже то, что делаем. Кто-нибудь увидит, - прошептала она в ответ, полагая, что он хочет секса, но не сделала никакого движения, чтобы высвободиться.

— Нет, я хочу большего, - сказал он, затем сделал паузу, давая моменту устояться, прежде чем произнести слова:

— Ты выйдешь за меня замуж?

Если бы кто-то вылил на Сьюзен ведро ледяной воды, то не смог бы охладить ее страсть более основательно. Однако Сьюзен была женщиной с большим опытом. Она изобразила игривое выражение лица и коротко и интимно рассмеялась, показывая, что, хотя она и ценит этот жест, но не воспринимает его как нечто большее... просто галантный жест романтичного мужчины в момент влюбленности.

— Я серьезно. Я хочу на тебе жениться. Хочу, чтобы мы стали мужем и женой, - сказал Энтони Греко.

Он обнял Сьюзен за плечи и заглянул в ее залитые лунным светом глаза.

— Это очень романтично, но нет ли здесь небольшой проблемы в виде моего мужа? - спросила она.

— Мы оба знаем, что он недостаточно мужествен для тебя, и ты не любишь его так, как любишь меня.

— Но я люблю Стивена, и мы женаты. Он не сделал ничего плохого. Как я могу причинить ему такую боль? - спросила она.

Сьюзен удерживала свой голос тихим и ровным. Она была женщиной, которой в своей жизни пришлось мягко отпустить многих мужчин. Такие женщины как Сьюзен, привлекают ухажеров, просто дыша одним и тем же ночным воздухом. У всех мужчин хрупкое эго, но у альфа-самцов эго - как сахарная пудра. Малейшее прикосновение разбило бы эту ночь на тысячу безвозвратных осколков.

— Ты должна думать о себе, о нас и о нашем счастье, - сказал он.

Именно это Сьюзен и делала. Выйти замуж за Стивена было лучшим ее решением. Стивен согласился с этим решением только после огромных усилий со стороны Сьюзен. И все же, как и почти во всем в жизни Сьюзен и Стивена, решающим было мнение Сьюзен. Помимо прочих преимуществ, замужество защищало ее от нежелательных предложений руки и сердца. Большинство людей рассматривают существующий брак как препятствие для предложения. Именно на этот факт Сьюзен полагалась в отношениях с Тони, очевидно, ошибочно.

Она знала, что их отношения настолько же интенсивны, насколько и приятны. Тони ей нравился, она даже по-своему любила его, но никогда бы не вышла за него замуж, даже если бы была свободна. Со своей стороны, она не могла понять, как такой мужчина как Тони, мог решиться на брак с распутной женщиной. Она не скрывала ни своего сексуального прошлого, ни своего неверного поведения. Такие мужчины как Тони Греко, не позволяли своим женам гулять. О чем думает этот мужчина?

Она придвинулась к нему, положила голову на грудь:

— Любовь моя, ты - замечательный человек и дорог моему сердцу, но должен понять: Стивен - мой муж. Он будет бороться против любого развода и погубит нас обоих. Я не могу позволить тебе выбросить свою жизнь на свалку.

Тони крепко обнял ее. Этого он не ожидал. Его самолюбие было настолько велико, что он решил обойти стороной существующий брак этой женщины. Он нисколько не боялся Стивена Фицджеральда и был бы удивлен, если бы узнал, что Фицджеральд относится к нему с полным презрением. Фицджеральд считал помощника губернатора выскочкой и дураком.

— Я не боюсь твоего мужа, - хвастливо заявил Тони.

— А я боюсь, - сказала Сьюзен, впервые с начала разговора произнеся настоящие слова. Она действительно боялась мужа. В глубине души она знала, что Стивен Фицджеральд - самый опасный из мужчин... холодный по темпераменту, умный и, прежде всего, безжалостный. Невинное лицо - это маска, которую он очень хорошо носит. Иногда ей казалось, что он существует на какой-то чужой духовной равнине. Он был человеком, лишенным совести и страха, человеком, который мог и хотел сосредоточиться на цели, исключая все остальное.

Двери в сад особняка открылись, и стали выходить подышать воздухом гости губернатора. Оркестр ушел на перерыв. Сьюзен воспользовалась перерывом, чтобы вырваться из объятий Тони.

— Мы должны войти внутрь, - сказала Сьюзен, не дожидаясь и идя прочь.

Она держалась на несколько шагов впереди Тони, когда они снова вошли в бальный зал, который теперь был почти пуст, так как гости разошлись после перерыва в музыке. Она искала кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить и отвлечь Греко, и нашла ее.

— Лаура, как приятно видеть тебя здесь, - сказала Сьюзен высокой бледной блондинке, стоявшей рядом с красивым, безупречно одетым чернокожим мужчиной. Темноглазая Лаура Салливан была женой самого близкого друга Стивена. За годы ухаживаний и браков эти две женщины стали подругами. Как и Сьюзен, Лаура была женщиной гораздо более успешной, чем ее муж. Лаура была старшим юристом в крупной юридической фирме, а ее муж - скромным помощником окружного прокурора в одной из небольших окружных прокуратур.

У этих двух женщин было много общего. Обе были на несколько лет старше своих мужей. Более того, обе женщины считались довольными браком. Они вышли замуж за мужчин, которых могли контролировать, за менее амбициозных мужчин, которые поддерживали их карьеру и амбиции. Это были женщины более проницательные и практичные, чем обычно. Тем не менее, они любили своих мужей, которые, по их мнению, нуждались в таких женах, как они.

— Приятно видеть знакомое лицо, я чувствую себя не в своей тарелке, - сказала Лаура, придвигаясь, чтобы поцеловать лицо Сьюзен.

При знакомстве мужчина, стоявший рядом с Лаурой и обнимавший ее за талию, оказался Фрэнком Паттерсоном, старшим партнером в фирме Лауры. Они с Тони были знакомы, потому что Фрэнк был советником фракции чернокожих и испаноязычных депутатов Ассамблеи штата. Мужчины обменивались светской беседой, пока Сьюзен приглашала Лауру в туалет.

Когда они отошли от мужчин, Сьюзен наклонилась к Лауре и сказала:

— Ты не представляешь, как я рада тебя видеть.

— Это чувство взаимно. У меня не было выбора, кроме как прийти по приглашению старшего партнера, но у него есть идеи, которые выходят далеко за рамки одного-двух танцев.

Сьюзен рассмеялась. Различия между двумя женщинами были небольшими, но существенными. Лаура не была такой исключительной красавицей. Контраст светлых волос и темных глаз придавал ей поразительную внешность, и у нее было то, что можно назвать сексуальной фигурой. Сьюзен с черными волосами была физически более привлекательной. Она была немного выше, элегантнее и хищно красива, но самым большим отличием между этими двумя женщинами было отсутствие у Лауры унаследованного богатства. Муж Лауры почти ничего не зарабатывал, работая помощником окружного прокурора, в то время как у нее был шестизначный доход, но шаткое положение.

Лаура мечтала о партнерстве с его безопасностью и семизначным доходом. Мечта девушки, родившейся умной, но бедной. Пока не добилась партнерства, Лаура и ее мечты находились во власти мужчин, которые видели в сексуальной фигуре вызов и возможность. Такова жизнь женщины-адвоката в крупной юридической фирме. Чтобы добиться успеха, нужно обладать в равной степени умом и внешностью. Лаура была хороша и в том, и в другом. Вопрос заключался лишь в том, как далеко она зайдет, чтобы использовать свои дары.

— У мистера Паттерсона есть идеи? - спросила Сьюзен.

— Да, но боюсь, что они заканчиваются в спальне.

Сьюзен оглянулась через плечо, где Паттерсон разговаривал с Тони:

— Не такая уж и неприятная конечная точка, я думаю.

Лаура улыбнулась, когда они дошли до очереди в женскую комнату:

— Ты неисправима, но я теперь замужем. Это не похоже на те времена, когда я встречалась только с Патриком.

Обе женщины до замужества гуляли вместе. У обеих был здоровый аппетит к красивым мужчинам. Однако Сьюзен была замужем за спокойным, благодушным Стивеном, а Лаура - за вспыльчивым Патриком Салливаном. Два очень похожих и в то же время очень разных мужчины.

— Знаешь, у нас похожая проблема, только наоборот. Ты пытаешься не попасть в постель своего жеребца, а я пытаюсь остаться в ней.

— О чем ты говоришь?

— Тони попросил меня выйти за него замуж.

— Что! Ты собираешься бросить Стивена?

— Не будь смешной. Просто вопрос о том, как отвести Тони от его предложения, - сказала Сьюзен, криво улыбнувшись подруге.

— О, какие у тебя проблемы, - смеясь, сказала Лаура.

Когда они вернулись к мужчинам, то обнаружили, что Паттерсон давит на Греко по какому-то политическому вопросу. Тони улыбался, но с явным облегчением воспринял возвращение женщин. Сьюзен сразу уловила ситуацию, и на сцену вышел пиарщик.

— Смотрите-ка, мы оставляем вас наедине на минуту, а вы тут же начинаете спорить. Типичные мужчины, о чем вы спорите... о том, в чьей команде лучший защитник? - сказала Сьюзен, изобразив свою лучшую улыбку.

Тони придвинулся к ней и сказал:

— Конечно, нет, все знают, что лучший - Илай Мэннинг. Но Фрэнк как раз рассказывал мне, какие замечательные фанаты «Гигантов» его друзья в ассамблее.

Видимо, появление женщин отвлекло Фрэнка от продвижения позиций своей фракции, так как разговор перешел на обыденные вещи. По действиям Фрэнка Сьюзен поняла, что он намеревается сделать шаг навстречу ее подруге. Со своей стороны, Лаура подавала противоречивые сигналы. Сьюзен ясно давала понять, что ее влечет, но она сдерживается.

Ей нужен предлог. Значит, она может делать то что хочет, не испытывая чувства вины, - подумала Сьюзен, радуясь, что уже вышла за рамки такого юношеского поведения. - Если хочешь мужчину, действуй. Если твой муж тебя любит и является правильным мужчиной, то ничего плохого в этом нет, - убеждение, которое она никогда не могла выразить вслух. Стивен был правильным мужчиной, и он любил ее. Она никак не могла его бросить. Это было немыслимо.

— Нельзя ли нам поинтересоваться, о чем ты думаешь? - спросил Тони.

Группа, в которой они сейчас стояли, смотрела на нее.

— О, простите, я думала о вопросе, который некто задал мне ранее, - сказала Сьюзен, бросив многозначительный взгляд на Тони и получив в ответ его улыбку.

Оркестр снова заиграл, избавив ее от дальнейших расспросов. Она схватила Тони за руку и потащила на танцпол. Непрерывно танцуя до конца вечера, она удерживала назойливый вопрос в узде. Тони, со своей стороны, сделал свой шаг вперед и теперь просто укреплял свою позицию в ожидании ответа. Он лишь мечтал, чтобы он был положительным. По его мнению, если можно так выразиться, Сьюзен попалась на крючок. Она примет его предложение. Это был лишь вопрос времени.

***

Первая неделя ноября застала Стивена Фицджеральда в маленькой унылой комнате, служившей ему офисом в крупной юридической фирме. Своим местом младшего юриста он был обязан в немалой степени своей жене. Сьюзен ничего не сделала напрямую, но ее связь с ним и страховым бизнесом его тестя сделала его более привлекательным, чем множество других недавних выпускников юридического колледжа. Он работал вполне достойно до тех пор, пока не разгорелся процесс по делу об убийстве Гамильтона.

Во многих отношениях дело Гамильтона было просто чередой счастливых случайностей. Для Стивена Фицджеральда это было одно из десяти тысяч правильных дел. Теперь его фирма использовала его имя, но, по какому-то негласному соглашению, избегала фактического контакта застенчивого, очень немногословного адвоката с клиентами. Сегодня все изменилось.

— Входи, Стив. У меня тут кое-кто жаждет с тобой познакомиться, - сказал Марк Толан.

Мистер Толан, как обычно обращались к управляющему старшему партнеру фирмы, был хорошо сложенным ирландцем. В молодости у него были иссиня-черные волосы и глубокие голубые глаза, так привлекавшие женщин. В шестьдесят лет у него по-прежнему были голубые глаза, немного посветлевшие с возрастом, а в черных волосах, благодаря его парикмахеру, было лишь необходимое количество седины.

Стивен изобразил свое рабочее лицо. Молодой адвокат сразу же понял, что высокий седовласый джентльмен (симпатичный, лет пятидесяти) по другую сторону стола заседаний Толана в стиле зала заседаний - это еще один адвокат, а не клиент, как таковой.

Протягивая руку, второй адвокат сказал:

— Эдвард Джеймсон, очень рад познакомиться с вами, Стив.

Джеймсон всматривался в черты Стивена Фицджеральда. Он был очень невыразительной фигурой. Фицджеральд не был тем человеком, которого бы он нанял, будь у него выбор, но отчаявшиеся клиенты в отчаянных обстоятельствах совершают отчаянные поступки.

— У Эда есть дело, с которым, как он надеется, мы сможем ему помочь, - сказал Толан.

Слово «мы» означало Стивена, и его кровь забурлила, потому что это должно было означать судебное разбирательство.

— Я - адвокат и близкий друг Саманты Уитмор, - начал Джеймсон, сделав паузу, чтобы имя впиталось.

Муж Саманты Уитмор, миллиардер Стюарт Пибоди Уитмор, был найден в конюшне поместья этой пары в Вестчестере с огнестрельным ранением в висок. В его правой руке был найден автоматический пистолет Кольт A-1911, но почти с самого начала расследования полиция исключила самоубийство и сосредоточилась на доказательстве вины в убийстве его жены.

— Я знаю Саманту много лет, еще с тех пор как она была совсем юной девушкой. Не верю, что она совершила то, в чем ее обвиняют, - продолжил Джеймсон, когда холодные голубые глаза Стивена Фицджеральда, казалось, смотрели сквозь плоть Джеймсона в его душу.

Наступило молчание, в которое вступил Толан:

— Эд хотел спросить, не могли бы мы взглянуть и высказать...

Крепкая рука Фицджеральда на его руке заставила Толана замолчать.

— Джонатан Котелл - нынешний адвокат. Он разнес это дело по всем газетам. Теперь хочет, чтобы признание вины было изменено на невиновность по причине умственной неполноценности, а это еще один виток огласки, - сказал Стивен, не сводя глаз с Джеймсона. Джеймсон кивнул.

— Не знаю, где вы услышали эту последнюю часть. Он требует, чтобы мы изменили стратегию защиты, но Сэм отказывается, - сказал Джеймсон, разрывая зрительный контакт и пытаясь сдержать свои эмоции.

Стивен тихо вздохнул и встал:

— Пришлите мне все, немедленно; к концу недели я дам вам ответ.

— Этого времени достаточно? Там горы материала, - сказал Джеймсон.

Фицджеральд уже выходил из комнаты:

— Этого будет достаточно, но поторопитесь. Если мы хотим иметь хоть какой-то шанс, нам требуется начинать.

Глава 4

Саманта Уитмор накрыла интимный обеденный стол в одной из небольших комнат своего особняка. Первое впечатление от Стивена Фицджеральда было таким: он оказался ниже ростом, чем ожидалось, как актер, с которым встречаешься лично: исключительная внешность, но невыразительный физически. Вторым впечатлением стали глаза, казалось, способные читать вашу душу, и это впечатление усилилось, когда они перешли к делу.

Он настоял на личной встрече, прежде чем согласиться взяться за дело. Саманта предложила ему прийти на ужин в особняк семьи Уитмор в Уэстчестере, где она находилась под домашним арестом в ожидании суда. Отказавшись от официальной столовой, она устроила ужин в так называемом дамском салоне - небольшой квадратной комнате, расположенной за пределами столовой.

Она попросила своего повара приготовить ужин, но подала его сама, обеспечив абсолютное уединение для того, что, как она предполагала, будет взаимным допросом между ней и ее предполагаемым новым советником. Они едва успели занять свои места, как он тихо заговорил, разворачивая салфетку.

— Почему вы скрыли самоубийство своего мужа? - спросил Стивен Фитцджеральд.

Когда он закончил раскладывать на коленях салфетку, его взгляд остановился на ней. Саманта была поражена. Он начал так, словно знал все, но это было невозможно. Она начала формулировать отрицание, но он остановил ее следующими словами.

— Вы нашли тело своего мужа. Вашей первой реакцией было набрать 911. Только тогда вы ясно увидели сцену, и она была очевидной. В отличие от полиции, вы знали, почему это случилось. Мотив, побудивший вашего мужа покончить с собой. Вы двое были очень близки. Это был его секрет, но вы разделили его. У вас было очень мало времени, вот почему сцена выглядит сомнительно, - сказал Стивен, ни на секунду не отрывая взгляда от ее глаз.

Когда он закончил, она заставила себя отвести глаза:

— Вы не можете знать этого наверняка.

Он продолжил так, будто не слышал ее:

— Полагаю, вы сильно любили его... в конце концов, вы были замужем за этим человеком двадцать семь лет. Его неверность, несомненно, причинила боль, но не дала вам любить его меньше.

— Да, я действительно любила его, больше, чем он знал.

— О, подозреваю, что вы ошибаетесь, иначе зачем бы он написал вам свои последние слова?

— Это невозможно. Вы не можете этого знать.

Стивен вздохнул, как будто его просили нести какой-то огромный груз.

— Вы не обязаны говорить мне всю правду, но, ради вашего же блага, вы не должны мне лгать, - сказал он и сделал паузу в ожидании.

Саманта, по-прежнему избегая его взгляда, кивнула головой:

— Как вы узнали?

— Это вы сказали мне.

Ее голова повернулась, и она уставилась на него.

Впервые он улыбнулся, хотя улыбка не отразилась в его глазах:

— Мы обучаем полицейских собирать улики, а не анализировать их. Они в основном имеют среднее образование. Лаборанты же - простые люди, обладающие техническими знаниями.

Его левая рука крутила пустой винный бокал, пока он обдумывал свои слова.

— Все это было там, в их отчетах. Они просто не смогли этого увидеть. Конечно, в их защиту могу сказать, что есть один важный факт, которого им не хватало. Назовем его секретом семьи Уитмор?

— Что мне теперь делать? - спросила она, умоляюще глядя в его холодные голубые глаза.

— Очевидный ответ - разоблачить старую ложь. Все участники этой истории мертвы, так, кто же пострадает? - сказал он.

— Нет, не могу. У меня дети. Они уже выросли, но все же. И память о Стюарте. Как вы говорите, мы прожили вместе двадцать семь лет. Это были хорошие годы, - Саманта сделала паузу, глубоко вздохнула.

— Нет, я должна довести это до конца. Я в долгу перед ним, - заключила она.

— Что ж, вы поставили меня в щекотливую ситуацию. В одну из наиболее неловких. В конце концов, невиновность - это самое большое бремя, которое может вынести защита, - сказал Стивен с первой за вечер искренней улыбкой.

***

— Ваша честь, эта просьба невозможна, - сказала она.

«Она» - это Линда Сигал, известная также как «Могучая Мышь». Она никогда не носила каблуки меньше пятнадцати сантиметров, что увеличивало ее рост с метра сорока до метра пятидесяти пяти. Казалось, что она вся из себя легкая и длинноногая, с головой, чуть великоватой для ее тела. Юбка ее костюма в полоску была всего на сантиметр длиннее, чем неуместно. Сам костюм был облегающим и обнимал изгибы ее короткого, но соблазнительного тела. Ее нельзя было назвать красивой, и все же, в ней было то качество милой и симпатичной, что заставляет мужчин делать глупости.

Сама она не была глупой, и у нее была миссия сокрушить изящного адвоката защиты.

— У нас не было в этом деле ничего, кроме задержек, - продолжала она.

Она, более или менее, ломилась в открытую дверь. Судья Адам Грант был чернокожим мужчиной в возрасте около сорока лет. Он был приемным сыном Вестчестерских Грантов, одной из самых известных семей. Будучи чернокожим сыном богатой белой семьи, он впитал в себя все предрассудки своего класса, а также несколько предрассудков, связанных с цветом своей кожи.

Для судьи Гранта симпатичная еврейка - помощник прокурора в слишком короткой юбке - была терпимой, но явно ирландский адвокат защиты с его идеальной внешностью и сшитым вручную костюмом был отвратителен. Представитель тех сил, что натравливают общество. Сам звук его негромкой четкой речи раздражал судью.

— Вы правильно поняли, мисс Сигал. Я не вижу причин, по которым смена адвокатов подсудимого в последнюю минуту должна задержать этот процесс. Тем не менее, секретарь сообщила мне, что календарь суда достаточно переполнен в судебной части, и дата будет назначена только в следующем месяце. Это даст вам почти пять недель, мистер Фицджеральд. Я предлагаю вам использовать их с умом, - сказал судья.

Стивен встал и сказал:

— Спасибо, ваша честь; это исключительно любезно.

Судья не упустил сарказма, но мало что мог с этим поделать. Будет другое время и место, - заверил он себя. Линда, со своей стороны, была в экстазе. В сложившихся обстоятельствах самое малое, что можно было дать, - это тридцатидневную отсрочку. Фокси Фицджеральд получил едва ли больше, чем то, на что имел право.

Линда изучила нового защитника. Он оказался ловким и хитрым. Ей нужно быть осторожной. Ее обычной уловкой было привлечь присяжных на свою сторону. Она была настолько миниатюрной женщиной, что это было легко. Она позволяла большим, жестким адвокатам защиты заниматься своим желчным ремеслом, а сама продолжала неустанно строить свое дело. Пункт за пунктом она излагала свои доказательства, и на этот раз они были крутыми.

Тем не менее, она ничего не принимала на веру. Репутация Фокси заставляла ее быть начеку. Кроме того, он был так мал, что игра против него в роли аутсайдера не сработает, если он не станет агрессивным. Он был так красив, что все женщины в жюри должны были в него влюбиться. Она намеревалась набрать присяжных из женщин, учитывая дело, которое вела против Саманты Уитмор, но теперь ей пришлось пересмотреть свое решение.

— Я бы пожелала тебе удачи в следующий раз, но солгала, - сказала она Стивену, не совсем сдерживая самодовольную улыбку.

— О, у меня есть все, что мне нужно. Увидимся в следующем месяце, - ответил он.

Он выглядел обескураживающе уверенным, и Линда решила победить любой ценой.

***

— Черт, черт, черт, - бормотала Линда Сигал про себя, сдерживая слова, прежде чем произнести их вслух. Она была расстроена. Фокси Фицджеральд опроверг все ее ожидания. Он разыграл это дело по полной программе. Против каждого из ее экспертов он подобрал двух своих. Он использовал свои пять недель с умом и воспользовался значительным состоянием своей клиентки, чтобы купить только самых лучших и впечатляющих свидетелей.

Присяжные к этому времени могли бы сдать экзамен по судебной медицине, но были в таком же замешательстве, как и она. Спор шел об убийстве или самоубийстве. Обвиняемая обнаружила тело в семейной конюшне. Стюарт Пибоди Уитмор умер от пули 45-го калибра, попавшей в мозг. Пуля была выпущена из автоматического пистолета Кольт А-1911, принадлежавшего ее отцу. Пистолет хранился в шкафу, доступ к которому имели только он и обвиняемая. Полиция не смогла найти предсмертной записки, и не было причин, по которым он мог бы совершить самоубийство.

Было установлено, что у Стюарта была молодая девушка. Она была младше него более чем на двадцать пять лет. Он виделся с ней в день своей смерти и подарил ей дорогое кольцо с рубином. Стюарт также снял два миллиона с семейного трастового счета в виде банковского чека. У Уитморов было брачное соглашение, защищавшее состояние Стюарта от его жены при разводе.

По версии Линды, после встречи со своей любовницей Стюарт позвонил жене и попросил о разводе. Эта теория подкреплялась тем фактом, что после получения звонка от жертвы Саманта Уитмор, обвиняемая, помчалась домой, нарушив при этом скоростной режим и получив по дороге штраф. Линда утверждала, что Саманта вернулась домой, достала пистолет и убила мужа, когда нашла его в конюшне. Вероятно, это произошло после ссоры, в ходе которой он предложил ей чек на два миллиона. Этот чек исчез.

Линда начала свое дело, усиленно подчеркивая перед присяжными, что чек пропал, и единственным возможным ответом было то, что обвиняемая в порыве гнева уничтожила его. Это было единственное, что имело смысл для Линды и, как она надеялась, для присяжных. Она тщательно подбирала присяжных, в то время как ее противник благодушно наблюдал за происходящим.

Среди них было только три женщины. Удачный факт, поскольку к концу первого дня суда все они были неравнодушны к Стивену Фицджеральду. Она не могла их винить: он был красив и очарователен. В нем было то застенчивое, милое качество, которое растапливало сопротивление женщины. Он также был так сексуален в своих движениях. Ей приходилось блокировать свое влечение и напоминать себе, что он был лживым, беспринципным адвокатом защиты, низшей формой человеческой жизни.

Она взяла в присяжные четырех чернокожих мужчин - обычно она так не поступала, потому что они были склонны вставать на сторону обвиняемой, но с Адамом Грантом в качестве судьи она считала это преимуществом. Судья Грант явно недолюбливал адвоката защиты. Линда чувствовала, что это будет иметь большое значение для чернокожих мужчин в жюри. Так и случилось, но не так, как она думала. Грант был невероятным снобом. Фокси увидел это и сыграл на нем. Он выставил себя в роли бедного (даже очень бедного) аутсайдера.

Линда не могла в это поверить, даже когда оно случилось. Фокси перевоплотился в бедного мальчика из гетто, сражающегося с богатым судьей. Даже белые мужчины в жюри болели за него. Линда понизила высоту каблуков на своих туфлях. Она всегда относилась к Фокси с почтением. Для нее это была новая роль. Обычно она играла остроумную аутсайдершу. Она и впрямь не знала, как играть в эту тяжелую игру и выйти сухой из воды. В конце концов, у нее не было выбора – ей пришлось позвонить подруге. Своей последней свидетельнице.

В суде выступила Элизабет Мартин, для своих друзей Бет. Она была красивой молодой женщиной, медсестрой в больнице, где встретила Стюарта, когда тот проходил лечение плеча, которое вывихнул, играя в поло. Ему было пятьдесят пять. Ей - двадцать восемь. Но, как она показала, для своего возраста он был красивым, энергичным мужчиной. Это была любовь с первого взгляда, по крайней мере, с ее стороны.

Линда предположила, что у Бет была какая-то форма Эдипова комплекса. Прокуратура тщательно проверила Бет и пришла к выводу, что она была влюблена в покойного мистера Уитмора. Также было ясно, что она ненавидит миссис Уитмор. Она могла стать опасным свидетелем. Опытный адвокат мог выставить ее в плохом свете, но Линда тщательно ее подготовила.

Линда была хороша в своем деле. Провела Бет через все это дело и не пыталась сделать из нее или покойного святых. Да, они - грешники. Они совершали прелюбодеяние. Но, в конце концов, после двух лет незаконной связи, Стюарт подарил ей кольцо с рубином и бриллиантом. Бет собиралась дать показания, что он просил ее выйти замуж. Это была натяжка, Линда знала. Бет должна была свидетельствовать выражение любви, но не реальное предложение. Однако в условиях уже существующего брака Стюарт хотел с этим подождать. Такова была теория Линды, суть ее дела.

— Вас зовут Бет? - спросил Фицджеральд, начиная свой перекрестный допрос.

— Да, а вас, полагаю, зовут Фокси, - сказала Бет.

Это заставило Фицджеральда снова спуститься на землю, впервые за все время он был не в своей тарелке. Линде пришлось улыбнуться. Этого она со свидетельницей не репетировала, но при ее подготовке неоднократно упоминала его прозвище. Фокси повернулся и бросил на Линду грустный взгляд. В зале суда захихикали. Линда пожала плечами. Она произносила его прозвище с соответствующим подтекстом перед присяжными. То, что последовало за этим, стало неожиданностью.

Фокси провел Бет через весь роман со Стюартом Уитмором. В каждом моменте он подчеркивал положительные стороны покойного. Возвышал человека, а не разрушал его. Он выставил мужа-прелюбодея честным человеком, попавшим в трудную ситуацию. Бет он показал невинной, влюбленной молодой женщиной, которой она и была.

— Когда мисс Сигал спросила вас, знаете ли вы, что то, что вы делаете со Стюартом, неправильно, вы ответили «да», но правда ли вы в это верили? Вы любили этого мужчину всем сердцем. Как это может быть неправильным? - сказал он.

— Не знаю. Люди говорят, что это неправильно, но мне казалось, что правильно.

— Конечно, но Стюарт был обеспокоен? - сказал он.

— Да. Он был таким хорошим.

— И он любил вас.

— Да, он сказал, что будет любить меня всегда.

Фицджеральд неуловимо повернулся так, что оказался лицом к присяжным:

— Он сказал эти слова в тот последний день?

Фокси сделал паузу, глядя прямо на присяжных:

— Он сказал: Помни, я буду любить тебя всегда?

— Да, - ответила Бет, прежде чем Линда успела вскочить на ноги и возразить. Но она стояла застыв, так как Фокси намеренно повернулась к ней. Глаза присяжных, как это часто бывает на перекрестном допросе, были сосредоточены на ведущем допрос. Но теперь они повернулись, чтобы поймать Линду, стоящую на ногах. Так же быстро Фокси повернулась обратно к свидетельнице.

— Мисс Сигал возражает против слова «помнить». Но ведь именно это слово использовал Стюарт, когда отдавал вам кольцо и чек на два миллиона, не так ли? - Вопрос Фокси, казалось, заморозил Бет.

Она стала запинаться при ответе, а потом просто сломалась. В ту же секунду Фокси оказалась на свидетельском месте, нежно положив руку ей на плечо.

— Все в порядке, Бет. Вы любили его. Мы понимаем, - сказал Фокси.

Линда застыла на месте, пока Бет говорила:

— Она убила его. Я знаю, что убила. Деньги он дал мне, но убила его она.

Бет указывала на Саманту Уитмор, сидевшую прямо, застыв, словно была сделана из камня. Но! По ее лицу текли слезы и стекали с подбородка. Присяжные приняли это к сведению, и Линда видела, как они повернулись к Фокси. Он с печальным выражением лица сказал:

— Человек любви и чести Стюарт Уитмор... попал в безвыходную ситуацию.

***

Судебный процесс затянулся еще на три дня, когда были приведены заключительные аргументы, но Линда поняла, что ее дело проиграно. Присяжные знали, что подсудимая любила своего мужа, что этот муж отдал два миллиона своей девушке и попрощался с ней. Почему же он покончил с собой? У Стивена, как всегда у Фокси, было на эту тему стихотворение:

Когда бы Ричард Кори ни спускался в город,

Все люди внизу смотрели на него.

Он был джентльменом от ступней и до макушки,

Чистоплотен и по-императорски строг.

И всегда был одет неброско,

И всегда говорил по-человечески;

Но все же, чаще бились сердца,

Когда он говорил: «Доброе утро»,

И сиял он, когда шел.

И был богат он... да, богаче короля...

И превосходно обучен всякому изяществу:

В общем, мы думали, что он есть все,

Чтобы заставить пожелать быть на его месте.

И мы работали, и ждали света,

И обходились без мяса, и поносили хлеб;

А Ричард Кори, однажды спокойной летней ночью,

Вернулся домой и пустил себе пулю в лоб.

Именно так Фокси Фицджеральд завершил свое выступление перед присяжными... стихотворением Эдвина Арлингтона Робинсона и пожатием плеч. Присяжные не торопились... совещались более двух дней... но в конце концов, вынесли оправдательный приговор.

Линда проявила любезность. Видя, что Фокси, получив благодарность от своей клиентки в виде короткого, хотя и неловкого объятия, отчаянно ищет возможность тихо уйти, она подошла к нему.

— Если мы выйдем через совещательную комнату, там есть задний коридор, который, в конце концов, приведет к камерам и входу для заключенных, - сказала она.

— Спасибо. От камер у меня болит голова, и я не очень хорошо себя чувствую, - ответил он.

Он остановился только для того, чтобы взять черно-белую толстую тетрадь. Это было все, чем он пользовался во время суда. Он никогда с ней не расставался. Линда часто фантазировала о том, как быстро перелистывает страницы этой книги.

Она вывела его через заднюю часть зала суда, по длинному коридору к лифту, доставившему их на этаж с камерами для задержанных, а затем - по черной лестнице к двери, выходящей на небольшую заднюю парковку, где не было ни одной машины, кроме красной двухместной «Миаты».

Она не стала ждать его, а пошла к «Миате».

— Пойдем, я тебя подвезу, - сказала она.

Линда была на пятнадцатисантиметровых каблуках и покачивала бедрами при ходьбе. Она знала, что сзади он получил отличное зрелище. Она проиграла дело и чувствовала себя вправе рассчитывать на утешительный приз.

Сев в свою маленькую машинку, она спросила:

— Как насчет ужина?

— Не очень хорошо себя чувствую, - ответил он.

— Хорошо, тогда тебе нужен куриный суп. Он успокоит твой желудок, и я знаю место, где он самый лучший.

Она вывела маленькую машинку мимо поста охраны на оживленную улицу и не обращала внимания на других участников движения, маневрируя на машине, пока не проехала полдюжины кварталов до въезда на шоссе. Затем резко нажала на газ, не заботясь ни об ограничении скорости, ни о тошноте своего пассажира.

Двадцать минут спустя она остановилась перед комплексом апартаментов в садах.

— Ресторан внутри? - спросил он.

— Нет, там моя квартира и бабушкин суп с курицей и клецками. Пойдем, он тебе нужен, - сказала она.

Это была маленькая, нескладно обставленная квартира, жилище женщины, ставившей во главу угла практичность и разумный комфорт при ограниченных затратах.

— Присаживайся, сейчас я принесу суп, - сказала она.

Стивен нашел стул для себя и место столике в торце для своего блокнота.

Суп она подала на маленький столик рядом с кухней, в большой центральной комнате, выполнявшей функции столовой, гостиной и места отдыха.

— Ну и как тебе это освобождение виновных? - спросила она.

— Это то, о чем мы будем говорить? Потому что ты знаете, что я не могу, - сказал он.

— Прости, на мгновение я подумала, что мы - два человека. Но ты прав, мы - адвокаты.

— Разве нет других разговоров за ужином?

— Определенно, - сказала она и, поднявшись со стула, подошла к нему сзади, шепча на ухо:

— Например, как думаешь, сколько раз сможешь меня трахнуть? - спросила она.

***

Линду разбудил свет от встающего солнца. Она всегда задергивала в спальне шторы так, чтобы утреннее солнце попадало на ее сторону кровати. Это будило ее раньше соседей по кровати и давало возможность сделать себя с утра еще более желанной. Современной одинокой женщине, бывшей всего лишь симпатичной, нужна была любая дополнительная помощь, которую она могла себе оказать.

Ванная комната находилась в другой части квартиры. Большинство людей сочли бы это недостатком, но Линда использовала этот факт с пользой. Она осторожно встала с кровати, чтобы не разбудить Стивена. Через двадцать минут, освежившись в душе, почистив зубы и нанеся утренний макияж, она вышла из ванной и увидела, что он еще спит.

Пора готовить завтрак, - подумала она.

Стивен Фицджеральд оказался интересным и очень необычным сексуальным партнером. Например, он не кончал быстро, и в какой-то момент она даже засомневалась, кончит ли он вообще. Ее ничего не сдерживало. Вначале она пошла на многое, чтобы доставить ему удовольствие. Линду значительно пугал призрак жены этого мужчины.

Линда не считала себя типом «любовницы». Это был первый раз, когда она сознательно спала с мужчиной другой женщины. Но, изучая «Фокси», невозможно было не наткнуться на Сьюзен Синглтон. У этой женщины была прекрасная внешность и репутация, соответствующая этой внешности. Линда не испытывала к Сьюзен никакого сочувствия. Если ведешь себя подобным образом, когда у тебя в мужьях самый красивый и милый мужчина из всех, кого когда-либо знала, ну и черт с тобой... вернее, с ним.

Последняя мысль вызвала на ее лице улыбку, когда она пересекла гостиную и направилась на кухню. В одну минуту ее ноги двигались, а потом нет. Она застыла на месте. На тумбочке лежал черно-белый блокнот. Она бросила быстрый взгляд через плечо на открытую дверь спальни. Он все еще спал.

Она не должна была открывать эту тетрадь. Это было неэтично и совершенно отвратительно. Она не ее откроет.

Никогда.

Она лишь бегло взглянет.

Она пролистала страницы. У него был самый аккуратный и округлый почерк, который она когда-либо видела. Он странно наклонялся вправо-влево, но был таким четким и легко читаемым.

— О, БОЖЕ, - пробормотала она.

— Нашла, что искала? - сказал он своим тихим, сладким голосом.

Она была хорошо и по настоящему шокирована. Ее голова закружилась, руки задрожали, а ноги начали слабеть.

Тетрадь выпала из ее рук, когда его руки обхватили ее. Он помог ей сесть на стул. Она не могла говорить, могла только смотреть в его голубые глаза. Ей в голову пришла мысль, что она задавалась вопросом об этом его взгляде, который, казалось, видит тебя насквозь. Мог ли он действительно видеть изнутри? Может быть, поэтому?..

— Я заварю чай, - сказал он.

Ей потребовались все силы, чтобы поднять тетрадь. Она все еще держала ее в руках, когда он вернулся с чаем. Он забрал тетрадь и вложил ей в руки кружку с теплым чаем.

— Есть то, о чем лучше не знать, - сказал он.

Она сделала длинный глоток чая. Протянула левую руку и взяла его.

— Спасибо. Не знаю, как смогу отблагодарить тебя, - сказала она.

— Это всего лишь чашка чая, - сказал он.

— Не надо! Ты спас меня и Саманту Уитмор. Я бы не смогла с этим жить, - сказала она.

— Я просто делал свою работу, как и ты свою, - сказал он.

Она смотрела на рябь на чае, вызванную дрожью ее рук.

— Нет, я играла в игру. Выиграть любой ценой. Не думая о последствиях. Ты сотворил чудо. Я пришла с отличным делом. Ты раскурочил его, слава Богу. Я была так близка, - сказала она, потеряв самообладание, и начала рыдать.

— Ну, со мной такого никогда не случалось. Обычно это я плачу на следующее утро, - пошутил он.

Она рассмеялась, несмотря на слезы, а затем посерьезнела:

— Но почему?

— Любовь, полагаю, и дети. Все уже взрослые, но все же.

— Это безумие. Она бы попала в тюрьму. Может быть, на всю жизнь.

У Стивена явно не было ответа; его лицо сказало все. Он был просто адвокатом. Но это вряд ли его удовлетворяло. Он был лучшим адвокатом. Саманта одержала верх. Она скрыла тайну семьи Уитмор. Ради этой цели рискуя всем.

— Как ты узнал? - спросила она едва слышным шепотом.

— Все на самом деле очевидно. Тебе требовалось только внимательно присмотреться. Ты была ослеплена экспертизой, зациклена на любовном треугольнике и шумихе в прессе. Более того, в мужчин среднего возраста жены среднего возраста не стреляют из-за романов с двадцатилетними женщинами. Для этого требуется больше страсти, чем позволяют пятьдесят с лишним лет. Для убийства не обязательно нужно зло, а для брака нужна любовь. Беда иногда в том, что они дают одинаковый результат.

— Это все равно кажется не стоящим того. Итак, у его матери был роман, и она забеременела. Она умерла, и ее муж тоже.

— Ты все еще не понимаешь. Великий Стюарт Пибоди Уитмор-старший был рогоносцем. Стюарт Пибоди Уитмор-младший - бастард какого-то безымянного конюха. Стюарт жил с этим знанием до тех пор, пока мог. При смерти он признался в этом. Письмо, очевидно, было адресовано Саманте, но она его уничтожила. Хорошая жена, сохранившая фамилию. Глупый поступок, но, как говорится, любовь всех нас делает дураками, - сказал он.

— Большими и маленькими, - ответила она, закончив цитату.

Она обняла его:

— Давай посмотрим, не сможем ли мы сделать нас снова большими этим утром, - сказала она.

Через два часа он уже сидел в поезде, направлявшемся на север. Дюжина пропущенных звонков подсказала ему, что мир ищет его. Сьюзен тоже. Она оставила три СМС: первое - сердитое, что он снова избежал от камер; второе - что она все исправила, и он будет давать интервью в утренних выпусках новостей. Но в третьем спрашивала, где он. Последний звонок содержал намек на подозрение и ревность.

Стивен Фицджеральд сидел в поезде северного направления и смотрел, как Гудзон течет на юг, как это было с тех пор, как первый человек достиг Северной Америки. Река почти не изменилась, но жизнь Стивена должна была измениться. Он мог изменить свое будущее не больше, чем свое прошлое. Его коснулась судьба. Он глубоко вздохнул и позволил движущемуся вагону поезда укачать его до сна.