ЛЕСТНИЦА

Последующая пара суток была довольно спокойной.

Микуру ужасно краснела и опускала глаза каждый раз при встрече со мной. Временами я ловил на себе странно-задумчивые её взгляды, когда она думала, что я не смотрю на неё.

На третий день она, почему-то чуть заикаясь, робко спросила меня, как я себя ощущаю. Глаза её были расширены, в них светился испуг, она прижимала растерянно ладошку ко рту.

Вопросы, заданные ею, были как минимум странными.

Хороший ли у меня аппетит?

Не было ли у меня диареи?

Я сдержанно ответил, что всё в порядке, после чего Микуру запылала гуще и скрылась. Никак к ней поступили сведения о возможных эффектах нейрокоррекции? Хотя модуль вроде должны были снять лишь через неделю.

Я не знал сам, как вести себя с Асахиной-сан теперь, после получения этого чудного свитка, содержание коего вроде бы оказалось правдивым, после позора пред нею, который как будто не сильно ухудшил её мнение обо мне и даже принёс ей некое странное удовлетворение.

Добавились и проблемы с учёбой.

Дела бригады, по счастью, не отнимали особенно много времени, наша широкобёдрая командирша не стала выдумывать новых невероятных проектов, удовольствуясь старыми.

Порою на её личике во время собраний мелькала при взгляде на меня стервозная улыбка, но в остальном она вела себя довольно корректно, не напоминая о произошедшем.

До происшествия у чердака.

— А, это ты, Кён, — сверкнули её глаза, сверкнули победно, что вызывало некоторые сомнения в случайности встречи. — Будь другом, подержи лестницу, пока я залезу на чердак школы за старыми микрофильмами.

— Зачем тебе? — хмуро поинтересовался я.

Улыбка на её губках ничуть не стала слабее.

— Хочу ознакомиться с модами шестидесятых. Тебе тоже наверняка будет интересно узнать, какое бельё девчонки носили тогда, чем они удивляли мальчиков. Ты ведь у нас озабоченный, правда?

Звонко рассмеявшись, она убежала вперёд, я принципиально не стал ускорять ход и даже призадумался, не игнорировать ли её поручение.

Ножки Судзумии являли собой вполне достойное зрелище в сумраке школьного коридора, что, возможно, было для меня иным поводом подзадержаться.

Она надела юбку короче обычного?

— Вот, — поднявшись на пару ступеней по зашатавшейся почти сразу же лестнице, Харухи оглянулась. С капризным видом надула губки. — Подержи, пожалуйста, лестницу, пока я буду ковыряться там наверху. Смотри на меня внимательно, чтобы я не упала. Я хочу этого.

Последняя фраза — «Я хочу этого» — звучала совсем странно и неуместно. Так героини романтической манги просят героя о поцелуе. А героини этти — о чём-то более серьёзном.

Сглотнув слюну, я обхватил руками одну из деревянных колонн старой лестницы, глядя снизу вверх на Судзумию и стараясь не фиксироваться взглядом на её коленях и бёдрах.

Это было непросто.

Её коленопреклонённая поза, которую она приняла, в то время как верхняя часть её тела была уже скрыта чердачной дверью, выставляла на обозрение именно окорок Харухи.

— Кён.

Голос её прозвучал по-небывалому сладко и в то же время тихо, как если бы она раздумывала вслух. Левая её рука, оставшаяся по эту сторону двери, потеребила край юбки.

— Да?..

Кажется, в горле моём пересохло.

— Я знаю, что ты извращенец. — Грязное слово прозвучало в её устах абсолютно невинно. — Знаю, как трудно тебе сейчас смотреть на меня. Так вот, я... совершенно не против, если ты сделаешь то, что делают в таких случаях извращенцы. Я пойму.

Открыв рот, я тут же его закрыл, потом сцепил зубы. Меня начало трясти яростью, я даже отступил на пару шагов от лестницы.

Пусть падает.

— Если что, я не возражаю против открытости, — проговорила быстро Судзумия, ни о чём не подозревая, проговорила тем же тихим издевательски-сладким тоном, — но я против лицемерия и любой фальши. Если я слезу с лестницы и обнаружу, что, — она причмокнула языком, — что ты притворялся обычным, порядочным человеком, я сочту это за обман. А обман надо разоблачать, Кён.

Она пошелестела немного микрофильмами, голос её стал ещё приторнее.

— Перед Асахиной-сан, Кён. Перед Нагато. Не думаю, чтобы им самим особо хотелось узнать о тебе всю истину.

«Нагато и так уже знает», — всплыло у меня в голове. Но сказать это вслух я не мог, да и не хотел, мысль об оставшихся гирьках на другой чаше весов вводила в озноб, причём сильнее всего пугала уже не возможность, что Асахина узнает о моих про неё фантазиях, а риск, что она узнает о кое-каких последовавших за этим событиях.

— Ты меня понимаешь, Кён?..

Голос её стал вкрадчивым, она пошевелила вновь краешком юбки, не отвлекаясь от изучения микрофильмов, платье её потянулось вверх.

«Шантаж».

Понимая, что выбора у меня нет, зная в то же время, что нужно сопротивляться, но дыша отчего-то всё чаще и судорожней, я опустил ладонь вниз, глядя на показавшийся из-под юбки край аленьких трусиков, опустил ладонь к начавшим уже оттопыриваться брюкам.

И сжал бугор пальцами.

Сжал крепко, сжал ещё раз, сжал в два раза сильнее.

«Я мастурбирую на одноклассницу», — окатило меня обжигающе-сладкой волной понимания. Новый вдох словно застрял в моих лёгких шаром морозного пламени, дыхание на миг осеклось.

«Это уже б ы л о».

О да, в некотором смысле это являлось невероятно, крайне банальным? Я попытался себя остудить воспоминаниями о событиях трёхдневной давности, о каминг-ауте перед Микуру, попытался даже цинично над собой надсмеяться — но лишь запылал.

Те события были как сон, я старался забыть их. Забыть о подстрекнувшей меня к изнасилованию паскудной насмешнице, забыть о скользко-постыдном свитке из будущего. И мне почти удалось сие, пока всё это безумие не началось заново?

«Я мастурбирую на поднявшуюся вверх по лестнице одноклассницу. Пялясь бесстыже под её юбку, стоя посреди школьного коридора, где меня кто угодно может увидеть».

Взгляд мой метнулся по сторонам, рядом вроде никого не было. Последний этаж учебного заведения, люди здесь ходят редко, но почему мне от этого ненамного спокойней?

Окна.

Здесь есть широкие прозрачные окна, хотя коэффициент отражения света по идее должен защищать меня. Но всё равно, если кто-то увидит меня, что будет с моей репутацией...

Я застонал сдавленно.

— Да, Кён? — как будто оторвалась от своих действий Судзумия. Хотя теперь я уже не был уверен, что на чердаке школы вообще есть какие-либо микрофильмы. — Тебе... плохо?

Ответа она не дождалась, если не считать за ответ резко ускорившиеся ритмичные звуки и сиплое дыхание.

— Ты не должен утаивать свои чувства. — Судя по голосу, она нахмурилась. — Я бы хотела, чтобы ты проявлял их открыто. Не сдерживая молниями и замками.

Кончики её пальцев приподняли ещё выше сзади юбчонку, пощекотали красную ленточку трусиков. Поняв намёк, вспыхнув едва ли не ярче этой ленточки, едва ли не ярче Асахины три дня назад, я одеревенелой рукою сдёрнул вниз язычок молнии.

«В о т что она тогда ощущала».

Высвободившийся наружу орган трепетал в моих пальцах, я его сжал, вновь в очередной раз застонав еле слышно, видя, как разбрызгивается по полу моя смазка.

«Э т и воспоминания действительно могут заставить тебя заикаться до конца жизни?»

— Х-харухи?..

— Что, Кён?

Такой нежный заботливый голос. Почти как во время моего прихода в себя после предполагаемой комы — после отмены Нагато внесённых ей в действительность изменений.

— Ты там ско-оро?..

— Пара плёнок осталась. А что, — её голосок дрогнул, то ли от волнения, то ли от сдерживаемого смеха, — тебя что-то смущает?

«Помимо того, что я в открытую дрочу на капитаншу собственной команды прямо посреди школы?»

— Я... не могу больше. — Покраснев вновь, я поспешно добавил: — Д-держать л-лестницу...

Смех её был таким серебристым.

— Я и не подозревала, что ты столь слабый мальчик, Кён. Если бы я знала, я бы не просила тебя о помощи?

Юбка её с явною неохотою вернулась на место, коленки зашевелились, спускаясь по лестнице. Я не в силах был отвести от них взгляда, как и прервать действия своих пальцев, я смог лишь отступить на полушаг, приоткрыв полуневольно рот.

Развернувшись, Харухи театрально ахнула, прижав руку ко рту.

— Что. Ты. Делаешь? — Её глаза расширились, ноги задрожали, как бы в невротичной истерике. — Извращенец!..

Голос её поднялся, на долю секунды взлетев до ультразвука, а рот округлился, явно собираясь исторгнуть ещё более громкий крик.

Я панически попытался заправить член в брюки, хотя он упирался и не умещался в плавках, забрызгивая ткань изнутри смазкой.

«Сука».

Харухи резко сделала несколько шагов вперёд, ладонь её коснулась дрожащего опорщащегося бугра через ткань.

— Что. Ты. Делаешь? — Теперь тональность её голоса ещё раз изменилась, из разгневанной став буднично-недовольной. — Я разрешала тебе прятать его обратно?

Я приоткрыл рот, стоя молча несколько секунд и тяжело дыша, близость её руки сейчас не давала мне сосредоточиться и уносила мысли в дикую даль.

— Ну... нет.

Кончики её пальцев выписали пируэт по моим брюкам.

— Вот и не прячь.

Колени мои задрожали, Харухи солнечно улыбалась, я еле стоял, упиваясь каждым мгновеньем касания её пальчиков и с ужасом ощущая, что готов сейчас на многое ради них. Даже, быть может, предать Асахину-сан?

— Думаю, ты не против, — улыбка её стала шире, — если я расстегну молнию. Расстегну и, — она куснула губу, — изучу своего подчинённого чуточку лучше, исследую напрямую.

Кончик её указательного быстро-быстро щекотнул меня.

— Н-нет, — вылетело из меня. Я еле мог говорить. — Н-не против...

Язычок молнии моих брюк съехал вниз. Ладонь Судзумии скользнула было внутрь кончиками пальцев, но тут же застыла, в глазах её что-то провокационно переливалось.

— Может быть, ты даже сам х о ч е ш ь этого? — Ноготки её коснулись головки и тут же отпрянули, улыбка её была уже физически невыносимой. — Скажи это, Кён. Попроси меня.

Я застонал, уже во весь голос, борясь с желанием оттолкнуть её пальцы и кончить собственноручно прямо под её издевательски-ласковым взглядом.

— Пожалуйста.

Кажется, ещё чуть-чуть смазки брызнуло прямо на ноготки её пальцев?

— Я...

Закусив губу, я собрался было на миг с мыслями, хотя скорее с жалкими остатками оных, попытался собрать воедино жалкие остатки достоинства, чтобы на шаг отступить, но в это же самое мгновение кончик пальчика Харухи дотронулся всё-таки шаловливо до краешка моей плоти. Дотронулся — и слегка щекотнул.

Поддразнивая. Играя. Шутя.

— С-сделай... это, Судзумия. — Колени мои снова дрогнули. Что это я жалобно лепечу? — П-п... п-прошу тебя.

От осознания того, что я только что произнёс, от осознания, что выговорили сейчас мои губы, упомянутый орган чуть было не взорвался каскадом яркого пламени, я захватил в рот новую порцию воздуха, чтобы не задохнуться.

Пальцы Судзумии остановились в насмешливом ожидании, она смотрела на меня со спокойным ликующим торжеством, меня же словно прожгло ознобом, мне в странном озарении вспомнились вещи, сказанные по её указке три дня назад.

Стыд и приниженность.

Покорность и наслаждение.

Умопомрачительно-жуткий испытанный на сдвинутых вместе партах оргазм.

— Я... хочу этого. — Откуда это сатори, это противоестественное озарение, это неожиданное понимание, какие именно слова надо произнести? — Мечтаю, чтобы... к-капитан моей команды С-судзумия... поласкала меня м-между ног. По... п-подрочила мне пальцами. Я... не могу спокойно смотреть на её колени, на... её бёдра. М-меня просто сводит с ума, к-когда она поднимается вверх по ле-естнице...

Лицо Харухи оказалось совсем рядом, а улыбка её из издевательской сделалась вдруг почти дружелюбной, пальчики её уже откровенно и в полную силу ласкали меня.

— Как хорошо, что ты научился признавать это сам, Кён, — выдохнула она прямо мне в ухо, — чувствовать своё место. Тогда, кто может знать, возможно, со временем мы сделаем из тебя полностью послушного мальчика?..

Фаланги её пальцев сжались, выдавив из меня новые тонкие звуки. Я в это мгновенье почти что любил её, или, быть может, любил её тёплую пятерню?

— Сделаешь ещё кое-что для меня? Я хочу завтра устроить что-то вроде осмотра найденных экспозиций белья, отправимся всем отрядом на берег моря, взяв наиболее экстравагантные из найденных мною недавно пляжных моделей.

Прижав губы к уху, она шепнула ещё несколько слов, даже несколько фраз. Осмыслить их мне было трудно из-за движений её тонких пальчиков, но даже того, что я понял, хватило, чтобы чуть не кончить ей прямо в ладошку.

— Сделаешь это, Кён? — Она глянула, улыбаясь, мне в глаза, пальцы её завибрировали с неимоверной скоростью. — Клянёшься?

— К-кляну-у-усь... — вылетело из меня.

Отстранив руку, лидер команды «SOS» с беспечной улыбкой поцеловала меня прямо в лоб. Сделала паузу, глядя с иронией мне прямо в глаза. Отчётливо понимая, чего она ждёт, но не в силах бороться с собой, я задрал ей юбку, на ощупь нашарил и содрал с её ягодиц алую ленточку трусиков.

— К-кён, — протестующе пискнула она. Хотя в глазах её растекался торжествующей лавой смех и один только смех. — Ты... ты... х-хочешь изнасиловать вновь своего командира?!.

Схватив её за руки, я заставил её отступить на несколько шагов назад, отступить к самой стене школьного коридора. Где-то на краю разума мелькнула ещё раз мысль, что нас могут увидеть, но это сейчас не могло остановить меня.

— Хочу.

Отпустив её, я левой рукой расстегнул окончательно брюки, сдёрнул с себя их и бельё. Правой рукой я подхватил под колено Судзумию, вынудив её раздвинуть тем ножки, сомкнуть бёдра вокруг меня стальным нежным обручем.

— Аххххххххххх... — вылетело из её груди протестующе-жалобно.

Я застонал, входя вновь с разгона в эту стервозу, ввинчиваясь в неё, чувствуя, как мой разум разносит в тысячи клочьев и развеивает по ветру.

«Тряпка».

Да, это так. Я ведь заранее знал, чувствовал смутно, что она собирается проделать со мною, но тем не менее не сделал ни шагу поперек её плана?

«Секс-раб. Секс-игрушка. Вибратор на ножках».

То ли ещё будет завтра?

Я слабо вскрикнул, изливаясь в Судзумию, изливаясь в засранку, которую уже начинал понемногу странной любовью любить. Меж ног у меня как будто взорвался титановый стержень, стремительно превращаясь в плутониевый, в свою очередь исчезающий во вспышке пламени.

— Х-х-хаа-арухи...

Я поцеловал её в уголок рта, сам удивляясь тому, что я делаю. Мне и впрямь начинает приходиться по вкусу ходить на шипованном поводке?

Она молча погладила меня по затылку.