Девчонки долго возились в ванной, приводя себя в порядок после вчерашнего катаклизма. Поэтому, когда они вышли мы с Максом ломанулись к унитазу вдвоём и в две струи заставили дребезжать его фарфоровое тело. Дальше — проще. Бриться нечем, и не надо, обойдёмся. Думаю, девочки не обидятся, если мы воспользуемся их зубными щетками, свои люди. Сполоснув, на всякий случай и муди, мы вышли в комнату, как два Аполлона, в неглиже. Девчонки накинули домашние халатики и ожидали нас сидя у стола. Без макияжа и укладок они выглядели всё так же очаровательно. Надя румяная, а Света чуть бледная и с тенями вокруг глаз, тянули к себе тёплыми улыбками.

На столе с вечера осталось полно еды и выпивки, как-то было не до неё. Зато сегодня молодые организмы требовали пополнения запасов. После рюмашки коньяка мир заиграл радугой, отражаясь от свежего пушистого снега, выпавшего ночью. Надя, сидящая между мной и Максимом, опустила руку под стол и нащупала висящую колбаску моего члена. Глаза её озорно искрились. Макс тоже резко оторвался от тарелки.

— Знаете, что бы я хотела на десерт? — Мечтательно закатив глаза, спросила она.

— Мороженого? Я видела вчера в холодильнике. — Предположила сидящая напротив Света и не видящая, что происходит под столом.

— Света, ты почти угадала. Неси.

— Что ты ещё выдумала, неугомонная?

— Увидите.

Света принесла четыре креманки с горками мороженого политых вареньем.

— Мальчики, встаньте и подойдите сюда. — Её идея была понятна. Интересно исполнение.

Она взяла мой висящий член и сунула в ледяную массу, поводила им, стараясь сильнее обмакнуть. Ледяные иголки пронизали головку. Она съёжилась, стараясь спрятаться в складках крайней плоти. Он тут весь скукоженный член был захвачен горячими губами, сладкое мороженое слизывал шустрый язычок.

— Попробуй, очень вкусно. А я займусь Максом.

Света не стала водить членом в креманке, его уже трудно было согнуть, а насыпала ложечкой мороженое сверху, и когда-то начало таять глубоко погрузила импровизированный бутерброд в широко открытый рот и сомкнула губы, придавив головку языком к нёбу. Несколько капель скатилось и исчезло в выемке между грудей. Я проследил их путь и с сожалением сглотнул, увидев, что Света в трусах. Я представил себе, с каким наслаждением я бы вылизал ей вульву, живот, груди, вымазанные сладком липком мороженном. И опять вздохнул.

— Тебе не нравиться?

— Что ты?! Просто жаль, что я не могу сегодня облизать тебя.

— Да уж! Сегодня не надо. А как насчёт Нади? Отлично получится. Надя Макса, ты Надю, а я тебя.

Макс упёрся лбом и одной рукой в диван и, помогая другой, скармливал Наде мороженое, то обмакивая головку члена в креманку, то в рот лежащей под ним женщины. Я опустил взгляд и только сейчас заметил, насколько тщательно Надюша готовилась к этой встрече.

Мохнатая и взъерошенная в прошлый раз растительность лобка, на сей раз, ровно подстрижена в виде треугольника с закруглёнными краями. Лишний волос удалён, напрочь, открывая взору поблескивающую мякоть от лобка до ануса. Разведённые ноги бессовестно развернули вульву и демонстрировали темнеющий провал конвульсирующего влагалища.

Подцепив солидный кусок мороженого чайной ложкой, я двумя пальцами растянул вход во влагалище. Надя, с довольным «У-у?!», всем телом подалась мне навстречу, а я предательски опустил в неё ложку с мороженым, которая сгинула в вагине вместе с ручкой. Вспомните школьные годы, когда друзья — садисты со смехом засовывали тебе за шиворот сосульку или снежок. Надя часто застонала — «Уф! Уф! Уф!» казать что-либо с забитым головкой ртом она не могла. Живот её напрягся, и из влагалища появилась ручка ложки, которую я тут же вынул, и устрица сомкнула створки. Молочные струйки потекли по промежности. Вознаграждая женщину за мучения, я вобрал всё её вульву в рот и довольное «Ойу-у!» стало мне наградой.

— Лёд есть? Неси. — Обратился я к Свете, услужливо держащую креманки.

Пока Света хлопала на кухне дверкой холодильника и выбивала не послушные кубики из формочки, я скормил Надиной вагине половину мороженого. Видимо лоно привыкло к холоду и к тому времени, когда вернулась Света с кубиками льда, устрица влагалища снова приоткрыла створки. Три прозрачных, с воздушными пузырьками вкраплений, кубика скрылись в темнеющем провале и, чтобы отрезать им обратную дорогу, я заткнул выход членом.

И я, и Надя хором завопили. Надя от неожиданности, а я от боли. Её вагина сжалась так, что, смяв всё её содержимое в один комок, буквально, с силой выплюнула из себя и лёд, и член, и, тонкой струйкой, остатки растаявшего мороженого.

— Дурак! — выскочив из-под Макса, набросилась она на меня с кулаками, повалив на спину. — Надо же придумать! Холодно ведь! Вот простудишь меня, можешь больше не приходить!

— Я сейчас погрею!

— О! О! О! О! — затряслись надо мной груди Нади под толчками Макса, который не пропустил её удобную позу.

— ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! — звякнул звонок в прихожей.

— Кого несёт в такую рань?!

Надя нехотя слезла с члена и, на ходу натягивая халат, направилась к двери. Я машинально поискал глазами часы. Начало девятого. Рановато для гостей утром выходного дня, а мы и попили, и поели, и баб поимели.

— Во бля! Ты что совсем ёбнулась! В такую рань?

— Он не шевелиться.

— Так ему и надо. Нечего по чужим бабам шастать. Ему, что тебя не хватает или может, не даёшь?

— Да не стоит у него после зоны! Совсем! Услышал, как ты бутылками на площадке гремела вот и захотел на халяву выпить! А тут эти...

Женщина смолкла, уставившись на наши тараны, смотрящие на неё исподлобья. Без бигуди, худощавая женщина лет сорока, в домашнем халате уже не смотрелась скандальной бабой.

— Спит? — поинтересовался Макс.

— Нет. Только глазами моргает, слёзы текут и всё.

— Вовремя ты его сковородкой. Вот он на паралич и нарвался. Не должно было этого случиться. Ладно, поднимем твоего импотента и член поднимем. Но за это платить придётся.

— Я всё отдам, только кроме квартиры у меня ничего не осталось, всё пропил, сволочь!

— Мы натурой возьмём. — Макс двинулся в её сторону.

— Нет! Нет! Я не...

— Ладно. — Макс остановился. — Тогда будешь, всю оставшуюся жизнь кормить это бревно через трубочку и утки выносить.

— А ну, снимай трусы! Быстро! Нечего ломаться! Видела я как, пока твой на зоне парился, завхоза обхаживала.

— Заведующего.

— Какая разница! Снимай трусы, сука! — Надя злорадствовала.

Задрав подол халата на заднице, бледная женщина спустила трусы и быстро сунула их в карман.

— Халат расстегни.

Полы халата медленно разошлись. Короткая полупрозрачная, видавшая виды, комбинашка, едва прикрывала пушистый треугольник тёмных волос и большущие круги вокруг оттопыренных сосков на не большой слегка отвисшей груди.

Я подошёл к женщине и нагло сунул руку ей между ног, раздвинул вялые губы и погрузил палец в предательски влажную вагину. Вынимая пальцы, я провёл ими по всей щели и задержался на маленькой пуговке клитора. Женщина вздрогнула и отвела мою руку. Я поднёс пальцы к носу.

— Лаванда. Она успела подмыться.

— Ах! ты и стерва! Подслушивала?! Сука!

— А чего тут подслушивать. Ты на весь подъезд завывала. Тут и козе понятно.

— Так ты тоже, что ли захотела? Ишь, мужика ей лечить! А сама, подмылась, значит!? Вот, сука!

Надя распалялась всё больше и уже готова была вцепиться соседке в волосы.

— Цыц! Бабы! Всё. Прения закончены! Дело серьёзное. Сейчас женщина расплатится по счетам и пойдём её мужа на ноги ставить. Тебя звать-то как?

— Вера.

— Ну, вот что Вера. Раздевайся и... Сань, ты как?

— Давай, начинай.

— Тогда, Вера, иди сюда.

Как кукловод, двигая её конечностями, Макс поставил Веру раком, и завёл свою елду между ног. Вонзать в неё свой клинок не спешил, а дразнил её вагину длинными проходами по клитору. Щёки Веры покрылись румянцем, глаза помутнели, рот приоткрылся.

Мы втроём устроились на диване. Я естественно по центру. Света и Надя, соревнуясь в ловкости, играли мои членом, а я клитором Нади и грудями Светы. В трусы к ней я соваться не решился.

— Вера, хочешь конфетку? — помахивая моим членом перед своим ртом, спросила Надя. — Тащи свой зад сюда.

Вера послушно приблизилась и положила груди мне между ног. Надя шлёпала её членом по щекам, по носу, по губам.

— Ротик открой. Вот, умница. Соси, соси, давай. Вот. Умеешь, когда захочешь. Нет, в руки я тебе его не отдам!

Вера охнула, широко открыла глаза и рот. Это Макс вставил-таки ей свой фаллос. Насаженная на два шампура тело Веры металось, то вбирая мой член глубоко в рот, то член Макса глубоко во влагалище. Мы дружно таскали её, как двуручную пилу, туда-сюда. Но вскоре Макс сбился с темпа, резко его ускорив. Ясно, скоро, конец. Я отвёл член ото рта, но он остался открытым. Нарастающий крик «о-оо-ОО-ОО-ААА!» и женщина сдалась, уронив голову мне между ног. Макс рыкнул и толчки прекратились.

— Ты будешь?

— Будем считать, что это аванс. Я потом. Иди, лечи, коновал.

— Спасибо. Ещё одного я бы не выдержала. — Губу Веры благодарно обняли мне член.

— Иди уж.

Собрав вещи и накинув халаты на голое тело Вера и Макс Направились на выход.

— А можно я с вами? — вскинулась Надя в поисках халата, — Интересно будет, когда Макс ему член поднимет.

— Думаешь, и тебе перепадёт? — насмешливо спросила Вера.

— Ты же моими мужиками пользовалась? Почему бы и мне твоего не попробовать?

— И кто из нас сука?

— Брейк! Хватит делить шкуру не убитого медведя! Обе бляди. Заткнитесь.

— А ты почему её трахать не стал? — спросила Света, когда за ними закрылась дверь. Она положила голову мне на живот и нежно играла членом, то открывая, то закрывая головку и шейку крайней плотью. Я млел.

— Не знаю. Может, мне после Макса неудобно. Широкое влагалище остаётся, не успевает сжаться. А может, пресытилось уже?

— А сосёт она хорошо?

— Минет это дело интимное. А когда вот так — хором, какая разница? Приятно и ладно.

— А я?

— Что ты?

— Тебе нравится, как сосу я?

— Ты всё делаешь очень хорошо. Мне быть в тебе везде очень нравится.

— Ты меня ревнуешь? Я видела, как ты смотрел на нас с Максом.

— Не знаю, как это назвать. Просто я подумал, что он, может быть сейчас, ебёт мать моего ребёнка, и мне стало не по себе.

— Мне жаль, что так случилось. Я даже не знала, радоваться мне или огорчаться. Я испугалась неизвестности. А когда вы оба меня успокаивали, я думала, чей же это ребёнок и кого бы я хотела видеть в роли отца. А теперь не о чем думать. Грустно.

— Ты что влюбилась?

— Неет! Просто вы разбудили во мне желание, которого я раньше не знала. Научили любить человеческие тела, и женские, и мужские. Скольких вы перетрахали на моих глазах и с моим участием! Уму непостижимо. Разве я могла подумать о таком? Но скоро вы уедите. Что дальше делать? А с тёткой что сотворили. Стала блядь блядью. Как она без вас дальше жить будет. Или может нам всем к Васечке податься?

От её слов кошки скребли по душе. Гадливо как-то всё это. Чтобы закончить разговор я предложил:

— А пойдём, глянем, что они там делают?

— Ты серьёзно? А пошли!

Накинув халаты, вышли на площадку и толкнули соседскую дверь. Надо же? Открыта. Вошли.

Первое, что бросилось в глаза — это голый мужской зад в наколках, где двигающиеся черти лопатами закидывают уголь в топку — анус. Васечка кого-то нещадно пялил на столе. Не фига себе — импотент! Макс довольный сидел на потрёпанном диване и мягко дрочил, наблюдая за происходящим.

А посмотреть было на что. И Надя, и Вера голыми, лежали животом на столе. Васичка, тоже голый, только что кончил в жену и тут же, разбрызгивая на ходу сперму, перешел к Наде и загнал в неё, надо сказать достойного размера, член. Уцепившись в край стола, Надя стонала и с наслаждением, сияющим на её лице, подмахивала задом. Кончили они быстро и вместе. Надя в изнеможении расплылась по столу, а Вася, из которого сперма так и брызгала, снова погрузил член в жену.

— Что здесь происходит? — спросила Света.

— Вот, оживил сексуального маньяка. Никак не может выплеснуть накопившуюся за годы сперму.

— А Надя тут причём?

— Так он Веру затрахал бы в доску. Вот она и пришла на помощь. Ну, всё! Нам тут больше делать нечего. Пора по домам.

— А я?

— Ты же сама собиралась минуту назад к Васечке обращаться. Вот, присоединяйся.

— Какой ты всё-таки гад!

Ладонь не долетела до моей щеки, а возмущенно извивающееся тело постепенно замерло у меня в объятиях, замолкнув в бесконечном поцелуе. Я унёс Свету из квартиры.

— Гад! Сволочь! Дурак! — повторяла Света, гладя мне затылок.

— Ребята! Вы как хотите, но мне и, правда, здесь делать больше нечего. Импотента оживил и превратил в маньяка, а партнёрш потерял. Ты Света не в счёт. Ну осталось только выпить на посошок. Света, я бы тебе тоже рекомендовал постельный режим, тьфу! Я имею в виду покой.

— Ладно. Я тоже домой. Ты Макс, прав. Мне надо отлежаться, низ-то болит.

Оделись. Выпили по паре рюмашек. Закусили. Собрались.

— Я загляну к ним, мало ли что.

Через пару минут Света вернулась.

— Всё. Кажется, успокоился. Сидит на диване отдувается.

— А эти?

— Обе в сперме, как бутерброды со сгущенкой. Лежат у него на коленях.

— Вот и ещё одна, нет две, счастливые женщины. Я думаю, — почесал Макс затылок, — они найдут общий язык.

— Там видно будет. — Двусмысленно ответила Света на мой вопросительный взгляд.

__________________________

— Теперь куда? — спросил я, когда мы высадили из такси Свету.

— Поехали домой, ну, в гостиницу. Что — то устал я от всего этого.

— Могу предложить билетики на хоккей. Не высшая лига, но бьются насмерть. Хотите? Могу и подвезти, и увезти. А?

— Начало во сколько?

— В три. Ещё успеете. По рукам?

— А давай! Не в четырёх же стенах сидеть?

______________________________________

Матч местных команд, как ни странно, собрал почти полный зал. Болели за обе команды одинаково страстно, что не раз переходило в откровенные драки, как на трибунах, так и на площадке.

Не отдавая никому предпочтения, наблюдать за не самой технической игрой, скучновато. Зато за нами болели фанаты, вернее две фанатки. Криков, писку, и визга, вместо свиста, они издавали столько, что перекрывали весь остальной шум. Кроме того, они прыгали, вскакивали, не обращая внимания на то, что то и дело бьют нас по головам. Болели они за «бело-синих». В отместку им мы стали болеть «красных». К первому перерыву мы с ними были уже заклятыми врагами. Наоравшись до хрипоты, мы устремились в буфет. И тут было множество и в очереди пришлось постоять только для слива выпитого пива.

Началась игра. Приподнятое настроение на первых же минутах испортили две подряд пропущенных шайбы в ворота «красных». Девчонки ликовали и нагло похлопывали ладошками по темечкам, вот, мол, знай наших. Игра «красных», как часто бывает пошла в раздрай, ещё одна безответная шайба и тёплые губы поцеловали мне маковку, какая наглость. Казалось, что игра потеряна безвозвратно. Грубая игра одного из «бело-синих», повлекшая серьёзную травму игрока «красных», надолго остановила игру. И тут началось. «Красные» играя в большинстве, отыграли шайбу. Через пять секунд, после вбрасывания, красивый индивидуальный проход «красного», завершился столь же красивым голом. 3:2. Появилась надежда. «Красные» напирали, но до конца тайма счёт оставался неизменным. И о чудо! Длинная диагональная передача, неожиданный мощный бросок и ГОЛ! Мы повскакивали с мест, заорали. Обернувшись назад я увидел милое, но кислое личико, губы, которые целовали меня в маковку. И чёрт меня дёрнул, а я выдернул девчонку с места, поднял, какая она лёгкая, и поцеловал в губы, крутанувшись с ней на месте, и посадил на место. Округлившиеся красивые серые глаза хлопали длинными ресницами.

— Знай наших! — сказал я, сам не зная, что имел в виду, игру или поцелуй.

Выпили ещё по пиву и отстояли очередь на «сливной», бурно обсуждая игру со случайными людьми. Я поймал себя на мысли, что ищу в толпе «фанаток», но их «бело-синих» шапочек, нигде не было видно.

Третий тайм. Яростная игра не дала результатов ни той, ни другой команде. Ничья.

Охрипшие, но довольные, мы шли на стоянку, где нас должен был ждать таксист. И тут я увидел шапочки.

— Макс давай закадрим фанаток?

— Тебя на свежатинку потянуло? Пол гостиницы только и ждёт, что их пальчиком поманили, а ему новых подавай. Не, я пасс.

— Ну, вольному воля, а я попробую.

Быстро догнал девчонок, представился, и предложил отметить боевую ничью. К моей радости они согласились и перебирая различные варианты проведения данного мероприятия пришли к выводу, что единственным доступным и приемлемым местом является квартира сероглазой Ольги, т. к. в кафе и в ресторан в это время не попасть, у Юли «все дома», а вот отец Оли на дежурстве и сутки его не будет. О матери разговора не было. Может в отъезде, а может в разводе, или вовсе сирота. Уточнять я не стал.

Добрались быстро. Двухэтажный дом, времён освоения дикого запада. Деревянные скрипучие ступеньки, по которым мы крались как воры, оповестили весь подъезд о нашем появлении.

— Оля! Ты не одна! — вопрос от бдительной соседки.

— Я с Юлей!

— Ага. Ладно. — Дверь в темноте захлопнулась.

— Вот, зараза! Как бы отцу не настучала.

— шшшш!

Быстро вошли, разделись и прокрались в комнату.

— Да уж. У вас не пошумишь. Стены не картонные?

— Нет, но слышимость! Чихнёшь, а за стенкой: «будь здоров!»

— Так что будем шепотом тосты произносить.

— Оля неси посуду.

Я огляделся. Видимо, две комнаты. Добротная мебель, ковры, хрусталь. Живут, не бедствуют. На серванте фотография привлекательной улыбающейся женщины, в рамочке с траурной ленточкой. А вот и мать. Ещё года не прошло, судя по ленте.

Девчонки, им было от силы лет по двадцать пять, тащили закуску, из серванта изъяли хрустальные бокалы и рюмки.

— С чего начнём? Водка? Херес?

— Мне водки. От вина у меня голова болит. — Вынесла вердикт Юля.

— Я мне херес. От водки я быстро пьянею и... В общем — херес.

— За интересную игру, которая свела нас.

Звенел хрусталь, булькало вино и водка, хрустела не хитрая закуска. Разговоры крутились вокруг игры.

— А зачем ты меня поцеловал? — ни с того, ни с сего, спросила Оля. И посмотрела на меня своими красивыми, серыми, захмелевшими, глазами.

— В отместку на твой поцелуй в маковку. А что?

— А почему только её, может, я тоже хочу? — у Юли слегка заплетался язык.

— Готов искупить, хоть сейчас.

Я встал со стула и протянул руку, чтобы помочь Юле встать, но вместо этого, она дёрнула меня за руку, и, пытаясь ничего не свалить, я оказался сидящим на диване между подружек.

— Ну же! — Настырная Юля развернула меня к себе и призывно приоткрыла пухленькие, как и вся она, губки. Наши губы слились. Поехали, цинично подумал я, пробуя упругость её груди. Она закинула на меня ногу. Есть контакт. Это девочка наша. Но нужно не упустить и вторую, которую и хотелось мне больше. Я оторвал от себя Юлю. Ольга скромно сидела рядом, сунув обе сложенные ладони между ляжек. Только сейчас я заметил, что девчонки сняли колготки. То-то они хихикали на кухне. Не люблю я целоваться с правой стороны. Я взял Олю за плечи развернул и, повалив к себе на колени, припал к её губам. Худенькие плечи задрожали, и она, обхватив моё лицо ладонями, стала покрывать его поцелуями. Не теряя времени, я изучал её худенькое тело и обнаружил упругую грудь, не прикрытую чашками лифа, с большими твёрдыми сосками.

— Хватит! Хватит! Не увлекайтесь! Давайте выпьем за любовь!

— А можно уточнить? Какую именно любовь ты имеешь в виду?

— Как какую? Настоящую, конечно! — возмутилась Юля.

— А какая она, настоящая любовь?

— Ну, чтоб подарки, цветы дарил, ухаживал, в кино в театры водил. Ну, чтоб целовал, ласкал и остальное, конечно.

— Юля, а за какие такие коврижки, он всё это должен делать? За то, чтобы ты соизволила ноги раздвинуть? Ты-то его любить, как собираешься?

— А что я? Да, пусть добивается, чтобы я захотела с ним переспать. Не дарить же ему цветы? Хватит подарков и на праздники.

— Вот, мы с тобой сейчас не по-детски целовались. Значит ли это, что ты меня любишь?

— Нет, конечно! Я целоваться люблю, а ты парень видный. Почему бы и нет? Ведь мы тебе тоже небезразличны?

— Нет, небезразличны. Вы мне симпатичны. И знакомясь с вами, я имел вполне обычное для мужского пола всех возрастов желание — просто, затащить вас в кровать. Пошло? Да! Но мне нравится секс, и я люблю этим заниматься. Это любовь?

— Нет. Это похоть. — Тихо сказала Оля. — Не помню, толи читала, толи слышала, что любовь — это триединое чувство взаимного влечения. Первое — душевное. Второе — интеллектуальное. Третье — сексуальное. Только наличие всех трёх и есть настоящая любовь!

Лицо Оли светилось вдохновением. Щеки пылали, может от чувств, может от вина. В этот момент её и в самом деле хотелось полюбить по-настоящему.

— За любовь!

Звонко чокнулись. Выпили. Повисла гнетущая пауза. Нужен было сделать резкий прыжок от высокого к пошлому, и никто не решался совершить его первым.

— Для возвышенного нужно время, а его у нас нет. Поэтому ограничимся низменным, но красивым... , назовём вещи своими именами — сексом. Кто за данное предложение, прошу поднять... рюмки.

— Фу! Как грубо!

— Зато честно. Так кто «за»? — Я поднял рюмку, за мной, в чём я не сомневался, Юля, и только Оля медлила. — Есть старый анекдот:

«Приходит сосед и спрашивает:

— В групповом сексе участвовать будешь?

— Ты, я, а ещё кто?

— Твоя жена.

— Нет, ты что?

— Ну, тогда мы тебя вычёркиваем.»

— Оля так ты с нами?

— Идиотка! Чёрт с вами и я тоже! — Не дожидаясь нас, она опрокинула свою рюмку в рот. Я тоже махнул водочки и потянулся к губам Ольги.

— Нет закуски слаще, чем поцелуй желанной женщины.

— О! Я уже желанна?

— А то бы я целовал тебя на стадионе. — И не дожидаясь ответа, прильнул к её губам. Её руки легли мне на шею. Лёд тронулся. Юля стояла коленками на диване рядом и с нетерпением ждала своей очереди. Я притянул к ней руку и на ощупь расстегнул блузку. Она с любопытством наблюдала за моими пальцами, выпятив вперёд пухленькую грудь. Застёжка в три крючка на спине поддалась не сразу, уж больно туго лиф сдавливал ей грудь. Пришлось прижать её для упора к своему бедру. Вероятно, приняв это, как сигнал к действию, она положила свою руку мне на ширинку. Там уж изнемогая от тесноты, рвался на свободу мой верный друг. Ощутив биение живого существа, она быстро освободилась от мешающих тряпок и вжикнула молнией ширинки и занялась ремнём. Вот и хорошо, что занята делом. Мои руки тоже действовали. Сначала медленно, чтобы не вспугнуть загипнотизированную поцелуем Олю, была расстёгнута молния юбки, потом пуговка на поясе. Юбка скользнула шелковой подкладкой по узким бёдрам и легла у ног. Рядом с юбкой легли мои джинсы, которые потоптав брючины я, наконец, снял. Залезть в трусы или вообще снять их Юля, видимо, не решалась, но увидев, что, мы оба стоим в свитерах, решила уровнять нас в степени обнаженности с собой. Мой свитер вместе с майкой пополз вверх, оголяя торс. Не отрывая губ, Оля перенесла руки мне на пояс и, ощутив тепло кожи, прижалась животом к бугру члена, но и этот приятный момент длился не долго. Юля, ох уж эта Юля! бесцеремонно содрала с Оли тонкий свитерок вместе с майкой. Наши голые груди прижались.

— А теперь моя очередь! — Юля одним движением стащила с себя юбку, задумалась на секунду, и стянула трусики, представ перед нами этакой жеманницей, вроде бы прикрывшей ладонью лобок, но растопырившей пальцы на подбритой щели. Другая её рука, согнутая в локте, подпирала снизу и без того вздёрнутые груди. Она явно спешила забраться на мой член. Глядя на эту пышку, я сглотнул, а член, раздвинув клан на ширинке трусов, выбрался наружу и поднял головку.

Оля не поднимала на меня глаз, она отодвинулась, стыдливо прикрыв ладонями соски, и смотрела, открыв рот на мою вздыбленную плоть. Все карты вскрыты. Намерения, цели и средства обнажились, и чтобы окончательно отрезать пути к отступлению я, присев, сдёрнул трусики с узких бёдер Ольги, и уже не спеша, снял трусы сам. Девчонки заворожено смотрели на мой, гордо вскинувший головку, член.

— Юля-а! Теперь твоя очередь? Так иди сюда. Будем знакомиться.

Наглая и самоуверенная Юля куда-то спряталась и уступила место, не уверенному в себе подростку. Нет, так дело не пойдёт! Да и чего мудрить? Я усадил девчонок на диван, сунул им в руки по рюмке, и, выставив член перед Юлей, сказал:

— Чокнись с ним на брудершафт, смелей!

Юля, всё же была знакома со смыслом ритуала, потому что, отхлебнув водки, поморщилась и сделав губы трубочкой, поцеловала головку члена. Глянула на меня, поняла, что этого недостаточно, и, приоткрывая свои пухлые губки, наползла ими до середины головки. Рука её потянулась к корню, чтобы нагнуть к себе, но я убрал от неё член.

— Теперь Оленька, ты. Не бойся, он не кусается, и совсем не противный. Дай руку.

Я взял её руку и стал её пальцами, ладонью водить по стволу, по головке, по мошонке.

— Какая нежная кожа. — Её ладонь обхватила фаллос и потянула кожу вниз, оголяя головку. Потом, не отпуская член, выпила содержимое своего бокала и погрузила головку в рот.

Я добился, чего хотел, и замер, наслаждаясь моментом. Девчонки осмелели, прижались к моим ляжкам грудками, по очереди, смеясь и отнимая новую игрушку, друг у друга, соревновались в глубине засасывания.

— Хватит! Хватит! А то я сейчас вам все рожицы спермой изукрашу! Пора и мне познакомится с вашими лохматиками и пушистиками. На диван и ноги врозь!

Налил всем вина и присел с рюмкой над вульвой Юли. Лобок у неё, как и всё остальное, казался сделанным из сдобного теста, и выглядел, как только что испеченный пирожок с причудливой ложбинкой внизу. Из щели выглядывала пуговка клитора. Я развёл ей ноги, и пирожок расползся по шву, вываливая на свет начинку, из розовых поблескивающих влагой лепестков. Я отпил глоток водки и, не глотая её, приложился к нежному бутону. Огненная вода, хоть и разбавленная слюной, обожгла нежную кожу. Юля вскрикнула, подалась от меня, но я, удерживая за бёдра, засосал клитор. Она издала утробный стон, закусила нижнюю губу и теперь подалась мне на встречу, вцепилась мне в волосы, и задвигала задом. Я прервал её стоны, покинув объятия.

Оля с нескрываемым любопытством следила за нашими действиями и, казалось, сама готова была подсунуться под меня, но стоило мне оторваться от Юли, как она сжала ноги и накрыла вагину ладонью.

— Ты что? Боишься или стесняешься?

— И то, и другое и... — пауза затянулась.

— Болеешь, что ли?

— Нет, нет! Я... Я девственница.

— Оба на! Девочка. Хорошо. И чего тут стесняться. Это очень здорово! Если ты хочешь остаться девочкой, останешься, я тебя насиловать не собираюсь. Но познакомить меня со своим сокровищем, тебе, ни что не мешает. Ну? «Гюльчатай, покажи личико». Дай полюбоваться такой редкостью.

Я стол водить резным холодным хрусталём рюмки между сжатых коленок, поглаживая её ляжки и пытаясь пробиться к их внутренним сторонам. Бесполезно. Ладно, пойдём на хитрость. Поставив, почти полную рюмку с водкой на её колено, я сдавил её ляжки так, что они сомкнулись, образуя канавку, упирающуюся в лобок. Толчок. Рюмка падает, и поток холодной жидкости, устремляется к цели. Вскрикнув от неожиданности, белые крылья ляжек распахиваются, и подхваченные моими руками снизу, доставляют вульву своей хозяйки к моим губам. Острый кончик моего носа вспарывает её половую щель, разводя губы и спутавшиеся волосики, а язык, следуя по проделанной борозде, и размазывает, и слизывает с вульвы капли обжигающей влаги. Новый вскрик — это я добрался до её клитора. Тело девушки сразу обмякло. Крепость пала. Оля больше не сопротивлялась, а только закрыв лицо руками толи стонала, толи всхлипывала.

Несмотря на то, что мне доводилось не раз и не два участвовать в дефлорации, но я ещё ни разу не видел нетронутой девственной плевы. И вот такой случай представился, мне стало очень любопытно взглянуть на неё. Подтянув зад Ольги к краю дивана, я широко распахнул её ноги. Ну и чего здесь нового? Лобок, покрытый кучеряшками светлых не тронутых волос, бугорок возбужденного клитора, маленькие лепестки срамных губ, прикрывающих преддверье во влагалище. Нежно раздвигаю губки и вот она плева. У неё она нежно розовая, как и вся её вульва, а в середине почти правильной формы шестигранное отверстие, как будто проколото карандашом. Грани слегка припухшие и поэтому отверстие похоже на странный шестигубый ротик. Плева тонкая, почти прозрачная. Невольно трогаю края отверстия, чуть проминая мембрану, даже мизинец не пройдёт, не разорвав эту между целомудрием и женственностью.

— Вот и познакомились, а ты боялась. У тебя очень красивый писёнышь и с красивым девственным цветочком. Юля, глянь. Правда, как цветок? Поэтому и лишение девственности называется дефлорация, от цветка по латыни.

Юля сунула голову подруге между ног.

— Ой! и в самом деле! И тонкая какая. Как ты её только сама не порвала — то? А у меня чего там? Сама-то я не вижу.

Оля, наконец, отвела руки от пунцового лица и опустила ноги.

— А вот мы — она глянула на меня, ища поддержки, я кивнул, — сейчас тебе покажем.

Вскочила и вынесла из ванной большое увеличительное зеркало. Подтащила к дивану торшер.

— Ложись. Будем смотреть.

Юля устроилась поудобнее и раскинула ноги. Установив зеркало, так чтобы Юле было видно своё хозяйство, Оля и я сунули головы между распахнутых ляжек.

Вульва от обжигающего воздействия водки и моих ласк покраснела. Оля, как будто никогда ничего подобного не видела, трогала Юлину плоть, раздвигала губы, дразнила клитор, дёргала капюшон, сунула палец в вагину. У Юли, плева, видимо была толстой и порвалась она на неравные части, которые зажили и теперь торчали не ровными зубками, как пасть гидры.

— У меня тоже такая рвань будет?

— Это смотря как это сделают. Если грубо и без твоего желания, то будет как у меня, а то и хуже, а если нежно, с любовью и не сразу, то станет твой бутончик раскрытым цветком. Так-то.

— А кто тебя, ну... ?

— Не поверишь, сама! Созрела я рано, только мальчики на уме и были. А внутри аж всё чесалось. Клитор дрочить я начала давно, но и этого мне было уже мало. Тогда я и нашла какую-то пластиковую ручку и сунула с дуру. Кровищи было! Мать меня чуть не убила, когда узнала. Даже хотела вести к врачу, чтоб заштопали, но я категорически отказалась. Ну и понеслось. Ладно, хоть ума хватило, противозачаточные пила систематически. К первому курсу нагулялась. Парень появился, но узнал, что я не целка, сразу свалил, но попользоваться не отказался. Обиделась на всех. Два года никого не подпускала. А сегодня, сегодня я очень возбудилась на матче, не знаю даже почему, и была чрезвычайно рада, что ты нас тормознул. Ты мне приглянулся сразу, и я решила, что отдамся тебе в любом случае, хоть в подъезде, хоть в кустах. Так я хотела. И хватит меня рассматривать, гинекологи доморощенные. Саша! Ну, возьми ты меня, наконец!

Тут я попал впросак. Пока Оля ковырялась в вагине Юли член у меня, тупо повис, чего, мол, торчать без дела. Я встал и развёл руками, а член повис на полшестого.

— Доигрались в дочки-матери? Иди сюда, миленький, ты мой. Совсем про тебя забыли? Помогай, чего стоишь?

И девчонки принялись вдыхать жизнь в моего спящего красавца. Он долго не сопротивлялся, и стоило его пару раз пригубить, как встал готовый к новым подвигам.

Юля не стала ждать, она уже всё сказала, и стоило ей почувствовать упругость члена, как она развернулась ко мне задом, и член, направляемый её рукой, скользнул в горячую глубину. Толчок в дно и ворота влагалища сжались.

— О_О_О! — дружный возглас наслаждения вырывался из наших уст.

— Подразни ей клитор. — Сказал я Ольге, и та с энтузиазмом полезла под подругу.

— Нет! Не так. Поперёк. Да! Не одним пальцем, а всей пятернёй. Ой! Ой! Ой!

Я всем членом ощущал, как он стремительно приближается к финишу и никак не мог для себя решить, кончать с ней или нет, а если да, то в неё или в кулак? Получилось совсем не так. Юля с воплем соскочила с члена, и едва добежав до участка пола, не покрытого ковром, и выдала струю мутной жидкости с белыми хлопьями. Ноги у неё подкосились, и она упала на колени. Тяжело переводя дух, посмотрела на меня.

— Я ещё хочу. Сможешь?

Ничего не ответив, я встал перед её задом на колени и со скрипом, как по хорошо отмытой посуде, снова загнал член в её сжатое лоно. Почувствовав меня в себе, вагина чуть расслабилась, но ненадолго, она снова кончила, обхватив меня в жарких объятьях.

— Ещё. Я хочу ещё. Ещё! Ещё! А! Ай — яй! Ещё!

Её вагину схватил один долгий спазм. Один долгий оргазм. Я уже не мог больше терпеть и готов был спустить в неё, несмотря на огромную вероятность залёта, как она обмякла и повалилась на бок.

— Всё. Заеб... л. — тихо шепнула она, скрючившись на краю ковра. Член прыгал, прося удовлетворения, и я дал его, доведя себя до оргазма короткой, но мощной мастурбацией. Струя спермы брызнула вверх и упала на пол, смешавшись с эякуляцией Юли. Я тоже опустился на пол и опёрся спиной о её спину.

Оля видимо тоже приходила в себя от увиденного.

— Что это было? Юля тебе больно?

— Дурочка. Мне так хорошо, по-моему, ещё никогда не было. Это было что-то! Такого оргазма я отродясь не испытывала. После такого можно хоть рожать, хоть помирать.

— А это что? — Оля кивнула на мутную лужу.

— Я же говорю, что никогда так ещё не кончала! Накопилось, наверное. О! Саш! Да и ты тут наплюхал не мало. Н? Как я тебе?

— Хороша плутовка. Жаль, что не в тебя.

— Вот! Учись, пока я жива. Я хочу выпить за хороший секс, с любовью или без, но чтобы было почаще, как сегодня!

Выпили. Расположились на диване, как я люблю, я в центре, девчонки по бокам. Но вскоре Юля увалилась мне на колени и, перебирая мои чресла, спросила:

— Оля, а ты почему до сих пор целка? Парней что ли нет?

— Да, был у меня, парень. Жениться хотел, с семьёй познакомился, в гости ходил. А потом... А потом они с мамой сбежали. Она у меня красивая была. Разбились на самолёте. Оба. Скоро год.

Она припала к моему плечу. Голые плечи вздрагивали. И, так некстати, её большой сосок потёрся о мою грудь. Взведённый, усилиями Юля, курок щелкнул, и стремительно вскочивший член, толкнул её в локоть.

— Тебе-то чего? — она отмахнулась рукой и задела наглеца по головке, — А, это ты? Я думала Юля.

— Мне тоже хочется, вот так бурно и сильно кончать, но я даже не знаю, что значит кончить. Я не знаю таких ощущений.

— Бедная, ты бедная. Саша ты сможешь, ну хоть попробовать довести её до оргазма.

— Я об этом мечтаю весь вечер.

— А как же?...

— Не захочешь, останешься девственницей. А пока ложись, как Юля и полностью доверься мне. Попытайся впитывать телом каждое прикосновение и рук, и тала, и члена. А ты Юля расскажи что-нибудь эротическое.

— Я не умею рассказывать, да и историй я таких не знаю.

— Расскажи, как у тебя было в первый или в другой раз, когда тебе было хорошо.

— Ладно. Слушайте.

Девчонки уютно разместили головы на моих ляжках, щекотя их разбросанными волосами, а я получил свободный доступ к их телам от головы до промежности, чем тут же воспользовался, играя сосками и сравнивая их чувствительность. Юля начала свой рассказ.

___________

Я уже говорила, что рано созрела. Первые месячные у меня были уже во втором классе. На зависть всем девчонкам у меня выросла грудь и на лобке зачернели первые завитки. Мальчишки так и норовили зажать меня в углу и пощупать. Это было и больно, и приятно. Даже тренер, я тогда занималась в секции по гимнастике, и подавала, кстати, большие надежды, не упускал меня потрогать. Ему я это позволяла без сопротивления. А ночами мечтала, как он меня целует, гладит, не по ткани спортивной формы, а по голому телу. Утром я просыпалась мокрая. Водилась я с девчонками нашего двора, которые все были старше меня и это они научили меня дрочить клитор, и тогда я испытала свой первый оргазм. А в начале четвёртого класса я порвала себе целку. Это я мечтала, чтобы он меня трахнул.

Начались долгожданные каникулы, а с ними и спортивные сборы в летнем лагере. К этому времени я уже полностью сформировалась. Большая, может быть даже слишком, грудь, которую я принципиально не стесняла лифчиком, при ходьбе покачивалась и возбуждала торчащие в стороны соски, которые приковывали к себе взгляды мужского пола. Кругленькая, спортивно вздёрнутая попка, стройные ноги, тонкая талия. Словом, конфетка. Я даже сама себе очень нравилась. Так вот, к сборам я подготовилась со всей тщательностью. У старших девочек узнала всё, что можно, и о половом акте, и о беременности, и о противозачаточных средствах. Закупила презервативов, лекарств и отбыла в лагерь, под увещевания матери, быть паинькой, но в полной решимости отдаться тренеру, а если не ему, то всё равно, кому-нибудь.

Тренер на сборы нас только привёз и, пробыв три дня, уехал. Облом. Я была в панике, желанию не суждено было исполниться. Но первые танцы, поставили всё на своё место. Я в тот вечер пользовалась бешеным успехом. Видимо исходящие от меня запахи феромонов, сводил с ума и юнцов и зрелых мужчин. Меня, как им казалось, незаметно прижимали, тискали, целовали и предлагали уйти, благо, что кустов вокруг хватало. Я чувствовала через тонкую ткань сарафана и торчащую горячую плоть. Меня это очень возбуждало, но я, избалованная таким вниманием, выбирала. Один парень, мне приглянулся, ещё мальчик, он с хорошо сложенной фигурой гимнаста. Когда он шел приглашать меня на танец, то даже не скрывал внушительную оттопыренность брючины. Когда его подёргивающаяся плоть прижалась через ткань к моему животу, я была готова лечь под него прямо здесь на танцплощадке. Меня затрясло от возбуждения, и я, не соображая, что делаю, дотронулась до бугра, оттягивающего штанину. Бедный мальчик был настолько возбуждён, что кончил через штаны мне в руку, я почувствовала это извержение, горячую влагу. Я видела ужас, панику и стыд в его округлившихся глазах, но это вызвало у меня только смех. Ну что взять с двенадцать летней школьницы? Прикрывая расползающееся мокрое пятно рукой, под насмешливыми взглядами и старших товарищей и девиц, он бросился прочь. Пожав плечами, я села на скамеечку и стала ждать начала следующего танца. Но, вопреки моим ожиданиям, ни на этот, ни на следующий танец меня никто не пригласил. Мне стало обидно, и я, задрав нос, пошла в свой домик. По дороге я утирала сопли и обзывала всех мужиков, которые, то, как мухи на сладкое, лезли без отбоя, то все трусливо разбежались.

Дорогу, на слабоосвещенной тропинке, идущей к домикам наискосок через лес, преградил тот самый парень, который с позором убежал после танца со мной.

— Ну что, дрянь, попалась? — с угрозой в голосе спросил он, надвигаясь на меня.

— А я, в отличие от тебя, никуда и не убегала. — Шла я ему навстречу, не сбавляя шаг.

— Зачем ты так? Ты мне понравилась, а ты?

— В чем ты меня обвиняешь? Откуда я знала, что ты в трусы кончишь? Может ты мне тоже понравился, вот я и дотронулась. Тебе разве плохо было?

— Нет, неплохо. А смеялась зачем?

— Извини. Я и сама не знаю. Может нервы? Поцелуй меня.

— Что? — опешил парень.

— Ну как хочешь. Второй раз предлагать не буду. — И хотела пройти мимо него дальше.

Он поймал меня за руку и привлёк к себе. Меня впервые целовали в губы. Ноги ослабли, голова закружилась и, вероятно, чтобы не упасть, я обхватила руками его шею.

Что было дальше, я помню плохо. Объятия. Трепет тела. Шалаш. Ощущение нетерпеливых рук, сдирающих с меня одежду. Горячие поцелуи, покрывающие моё распластанное обнаженное тело, губы, терзающие мне набухшие соски, пальцы, коснувшиеся клитора. Он испуганно одёрнул руку, наткнувшись пальцами на истекающее слизью влагалище.

— У тебя там горячо и сыро. Что это? Кровь?

— Нет. Это для того чтобы тебе была проще в меня войти. У тебя, что, никого не было?

— Не было. — Как-то виновато сказал он.

— И у меня не было. Иди ко мне и ничего не бойся. Я этого хочу.

Он снова стал целовать меня, а я, уже не в силах терпеть его нерешительность, спустила с него и трико, и трусы. Чувствуя в руке его трепещущий член, я завалила его на себя и помогая рукой вставила головку в преддверье влагалища. Его головка, значительно больше и мягче, и горячее, чем та пластиковая игрушка, которой я пользовалась, мягко раздвигая губы, проталкивалась в меня, увлекая за собой в бездну совершенно новых ощущений.

— Я сейчас кончу! — вскричал он, пытаясь вынуть из меня член.

— Кончай и не переставай, мне можно.

Оцепенение с него спало. Это придало ему уверенности. В движения появилась раскованность, размашистость и глубоко проникающий член, ударяя в дно влагалища, вызывал во мне волну цунами, кругами наслаждения, расходившимися по всему телу. Дыхание у него перехватило он замер, зато его член, как живой бился во мне, изливая всё новые и новые потоки раскалённой лавы. И я кончила. Влагалище толчками сдавливало член, как будто пыталось высосать из него всё до капли. Я содрогалась всем телом и, кажется, кричала, потому, что он накрыл мне рот ладонью. Все оргазмы, испытанные мной, раньше были лишь бликами на стене от далёкого грандиозного фейерверка, который гремел во мне сейчас.

— Ещё! Не останавливайся! Ещё! — Молила я партнёра, имени которого даже не знала. Моё возбуждение подхватило и его. Начавший было опадать член, захваченный объятиями вагины, напрягся. Сколько времени продолжалось это состояние полёту я не знаю. Теперь ни он, ни я не торопились, первая волна неудержимой юношеской похоти откатилась, уступая место чувственным аспектам соития. Сколько раз кончила я в ту первую ночь, не знаю, кажется, что это был один нескончаемый оргазм, волны которого накатывали то сильнее, то слабее, то невыносимо высоко. Я выпустила его лишь после того, как он кончил в меня третий раз и его член упрямо скукожился, не желая дальнейшего общения с моей взбесившейся вагиной. Лишь под утро мне удалось его возбудить, соблазнив позой «сзади», не люблю — «раком», оскорбительно, как-то. Ракой же из меня рак? Правда?

Самой большой его ошибкой, стало то, что чтобы подняться, в глазах приятелей, из того положения, когда он прилюдно кончил в штаны, он сообщил им, что провёл со мной ночь. Больше я ему не дала ни разу, хоть и было у меня такое желание. Я была благодарна ему за ту ночь. Реклама о моей доступности взорвала жизнь лагеря. Девки меня стали ненавидеть, кому понравится неотразимая соперница. Мужики из-за претензий на длительное обладание моим телом, перессорились, а я наслаждала свою ненасытную вагину, допуская всех, кто только этого захочет.

Вскоре о моих похождениях прознало и руководство лагеря. Директор, пожилой, как мне тогда казалось, мужчина лет сорока, вызвал меня в кабинет и стал издалека, намёками о слухах, о моём недостойном спортсменки поведении, выпытывать, что же происходит на самом деле и если это, на самом деле так, то будет ставиться вопрос о моём участии в сборах и соревнованиях вообще. Его монолог я прервала, спустив с него шорты и наградив его мужское достоинство смачным минетом, увидев, как стоя у окна, он ест глазами моё тело, а ширинка шортов вздулась по очевидной причине. К тому времени я уже многому научилась и освоила разные техники, фантазий у молодых спортсменов хватало. Директор, сильный мужчина с мощным телом, сдулся как воздушный шарик, и опустился на стул. Я водрузилась на него и оседлав внушительных размеров член, достаточно быстро довела до оргазма. Этим поступком я закрепила право своего присутствия в лагере, открыла доступ к своему телу руководителей высшего звена и нажила ворох врагов, как среди их жен и любовниц, так и среди тех, кто мечтал, но не успел воспользоваться этим путём для достижения своих целей. А ведь мне было только двенадцать. Доброжелателей на наш век хватит. Кто-то из таких донёс на директора, что он совращает несовершеннолетних. Перед новым учебным годом, и его, и моя, карьера были накрыты медным тазом.

О Боже! Как был взбешен отец! Он ругался несколько дней, всё пытаясь схватиться за ремень, но мать закрывала меня собой. И однажды, придя домой в основательном подпитии, он снова схватился за ремень, мать, вставшая между нами, первой получила ремнём по туловищу. Её и мои крики только возбуждали его. «Две шлюхи! Яблочко от яблоньки! Бляди!» — орал он, разрывая на нас одежду и отвешивая хлёсткие удары ремнём. Не хочу об этом вспоминать. В общем, неплохо он нас с матерью выебал, по очереди, а потом повесился на том самом ремне.

Слухи о моём аморальном поведении всколыхнули «общественность» и нам пришлось менять место жительства. Поменяли квартиру, район, работу, школу. Но свою натуру я не изменила. Я по-прежнему страстно хотела мужчин. Это стало частью моего существования. В школе заводить интимные связи я не решалась, ни с учениками, которые увидев меня бросались в туалет, чтобы кончить в кулак, ни с преподами, среди которых были только лысые и щуплые. Даже физруком оказалась женщина.

Какая к чёрту успеваемость? Перебивалась кое-как на тройках и с трудом перешла в шестой класс. И снова каникулы, лето. От долбаной палки я устала, мне был нужен мужчина. Хоть и было мне тринадцать с небольшим, я была полноценной женщиной. Женщиной, которая полгода ни с кем не сношалась. Спорт я естественно забросила, и моё тело округлилось, приобретая ещё более соблазнительные для мужчин формы. Мать боялась отпускать от себя хоть на шаг, поэтому ни о каких лагерях, санаториях домах отдыха и пр. речь даже не шла. Сидеть в городе всё лето? Чудовищное издевательство, и я упросила мать отправить меня к бабке в деревню.

Подготовка к отъезду свелась к тому, что я забросила в рюкзачок пакет с противозачаточными, тройку трусиков, купальник, пару маек и шорты. Всё тёплое было на мне. Дорога, не близкая, двадцать два часа поездом. Купе, дорогое для нас удовольствие, но пришлось брать, других на ближайшее время не оказалось.

Мать долго уговаривала меня не делать глупостей, не позорить её перед семьёй и хотя бы не забрюхатеть, Боже!, позор-то какой. Я заверила, что точно не залечу и скрылась в вагоне.

Хоть поезд и был проходным, купе оказалось пустым. Я мечтала оказаться с мужчиной в купе наедине, а сейчас, увидев пустые полки, от души огорчилась. Переоделась в, навязанный мне матерью в дорогу, халат и улеглась. Открыла книгу и незаметно для себя заснула под равномерный убаюкивающий стук колёс.

Меня разбудил толчок и грохот сцепок — станция? Тёмное окно. Ничего не видно. Ничего себе! Девять вечера. Сразу захотелось есть. Полки напротив по-прежнему пусты. Жаль. От мыслей меня отвлёк шум в коридоре. Кто-то на этой станции сел. Дверь распахнула проводница.

— К вам попутчики.

В купе друг за другом ввалились трое мужчин, и сразу стало тесно и... уютно. Они все были похожи на больших плюшевых медведей. От их одежды пахло костром. Лица добрые, загорелые, обветренные. Распихав громадные рюкзаки, они уселись, все напротив меня и молча, рассматривали, пока проводница проверяла билеты, и выдавали постельное бельё.

— Хозяюшка, а к чаю у тебя есть что-нибудь? — не двусмысленный жест у горла, — а то, так спешили, что зайти никуда не успели. А окончание работы, причём успешной, грех не отметить. Можешь и сама на огонёк залететь.

— Нет, уж! Залетать я ни от кого не буду. — Она скосила на меня глаза. — Ребёнка бы постеснялись!

Что-то задело меня в её взгляде, ведь смотрела она на меня как на соперницу. Я встала передней, расстегнула и распахнула халат, выпятила свою грудь с торчащими сосками.

— И кто — здесь ребёнок?

Проводница, покраснев, отступила, а мужики довольно заржали.

— А вы, что ржете? Голых сисек не видели?

— Всё! Всё! Инцидент исчерпан. Хозяюшка, так как насчёт «к чаю»? Заодно девушке компанию составишь.

— Сколько?

— Если бутылок? то три, если денег? то, как скажешь.

— Ладно, уж. Ждите.

— Тебя, как величать? — Я представилась.

Обычный трёп, откуда да куда. Суета вокруг застилаемых постелей. Запахнув халат, я вышла в коридор. У соседнего купе стоял симпатичный парень и оценивающе рассматривал мою фигуру. Люблю дразнить мужиков. Я поставила ногу на кожух батареи. Халатик услужливо распахнулся, открыв ногу до самых трусиков. Жаль, что я их сразу не сняла. Щека парня зарделась. Он делал вид, что не смотрит на меня, у него это плохо получалось. Его рука, стараясь сделать это незаметно, поправила член в трусах. Удар. Гол! Я наклонилась к окну и одна грудь выкатилась наружу. Два: ноль. Член парня уже откровенно торчал. И нанося последний сокрушающий удар, я повернулась в его сторону и потянулась, выставив наружу все свои прелести. Парень поспешно покинул поле боя. Зря. Мог бы пригласить меня к себе, или в тамбур, или в туалет, в конце концов. Я пожала плечами и, особо не заботясь о своём виде, вошла в купе.

— Где пропадаешь, красавица? Мы уж и стол накрыли. Ты прикройся, пока. Больно смотреть на тебя в холостую. Ты, ещё девочка совсем. Впрямь, такая отвязная, или пыль пускаешь?

Мне не хотелось злить эти бодрых дядек. Они, на все сто, имели те же моральные устои, что и у моего отца. Я запахнулась, на села не рядом с говорившим, который был здесь старшим, а напротив. Для этого мне пришлось втиснуть свою попку между сидящих мужчин, которые слишком быстро, как мне показалось, раздвинулись. Нет, тот, кто сидел у окна подвинуться не мог. Это отскочил другой, которому я почти села на колени. Я мельком глянула на него. Трикотажные брюки, не могли скрыть произведённого мной эффекта.

В дверь постучали. Это пришла проводница и не одна. Её сопровождала, видимо, её коллега, молодая симпатичная, грудастая женщина. Именно женщина, сексуальная, опытная, правда, перебравшая с макияжем. И перед ней я действительно смотрелась гадким утёнком, и никакое моё экстравагантное поведение не могло исправить этого положения. Первая проводница победно глянула на меня, как будто это она, а не её подруга, заставила открыть мужикам рты.

— Вот зашли на огонёк. — Она выставила на стол три бутылки водки и бутылку портвейна. — Я думаю, что детям водку пить рановато. — Она сияла, довольная нанесённым ударом.

— Напрасно старались, я вообще не пью. Предпочитаю секс на трезвую голову.

Моё заявление повергло в шок не только дам.

— А вы наливайте, пейте. Ведь не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки. Но боюсь, что вам принесённого пойла окажется недостаточно. А я пока прогуляюсь.

Довольная, как мне показалось, достойным уколом, я встала, оперевшись на ляжку уступившего мне место, мужчины, прижав при этом его член, и вышла в коридор.

Коридор был пуст, и я направилась к туалету. Проходя мимо купе проводников, я увидела там ещё одну проводницу.

— Привет! А я думала, что все проводницы собрались у нас.

— Нет. Это Люська из соседнего вагона и моя сменщица, Катя. Сейчас моя смена и она может отдыхать.

— Вот так отдыхать?

— Начальник поезда смотрит на это сквозь пальцы и сам их вызывает к себе «на ковёр».

— А вы, тоже так отдыхаете?

— Не-е-ет! Мне детей кормить надо, а не глупостями заниматься.

Выходя из туалета, я столкнулась с тем парнем, который на меня глазел. Он покраснел и шлёпал губами, пытаясь что-то сказать. Ну, что он мог сказать? Всё сводилось, в конце концов, к сексу.

— Конечно, да! Куда пойдём? — прервала я мучения парня, и прижалась к нему.

— Я... Я не знаю куда.

— Кто у тебя в купе?

— Пожилая пара и дочка.

— Спят?

— Кажется, да.

— Тогда пошли.

— Куда?

— Куда? Куда? К тебе в купе.

— Но...

— Так! Ты хочешь? Или у меня полное купе желающих!

Тихо открыли дверь. Бабка храпела, отвернувшись к стенке. Отлично. Дед, вроде бы тоже, спал, лёжа на боку, но свет у него горел. Девочки не было видно, уткнулась в стенку на верхней полке. Я расстегнула халат, молодец у меня мамочка, я бы не догадалась, что в халате так удобно. Парень стал тискать и целовать мне груди, щупать ягодицы. Я стянула с него трико, и его член колом упёрся мне в живот. Хорошенький такой член, аккуратный, с румяной головкой. Я присела и взяла его в рот. Вероятно, он ещё не испытывал таких ласк, потому что застонал и затрясся от возбуждения. Нет, так дело не пойдёт. Это я пришла за удовлетворением. Если сунет сейчас, то сразу кончит, измажет только. Если кончит сейчас в рот, то хватит ли его на второй заход? Я подтолкнула его к постели, и пока он укладывался, стянула с себя трусики и сунула их в карман халата. Красивый, но перевозбуждённый член подёргивался. Ладно, уж, пусть узнает, что такое минет. Жена, небось, не позволяет себе таких извращений, с ним, по крайней мере. Неизвестно, чем она занята в этот момент. Я склонилась над ним, оперевшись на локоть, и, стараясь растянуть удовольствие, погрузила головку в рот. Как ни странно, от орального секса я тоже возбуждалась и иногда даже кончала, и чтобы достичь оргазма наверняка я стала себя мастурбировать. Увлечённая своими ощущениями, я почти ни на что не обращала внимания, и когда чья-то рука легла на мои ягодицы, я вздрогнула. Боже! Я даже не заметила, когда с верхней полки спустился старик. Когда я на него посмотрела, он улыбнулся и приложил палец к губам, и тут же я почувствовала, как его пальцы раздвигают моё лоно и большой толстый член старика, ничего себе старика! входит в меня. О! Да! Да! Да! Да! Старик драл меня не спеша, на размашисто, медленно вынимал член, оставляя во мне только кончик головки, и быстро задвигал, мягко ударяя ею в дно влагалища. Давно я не испытывала такого наслаждения, очень давно, со дня, когда нас с матерью трахнул отец. Оргазм накатывал на меня с угрожающей скоростью, и чтобы успеть доставить радость моему случайному визави, я глубоко заглатывала его член, когда в меня погружался член старика. Всё! О! Вагина начала дёргаться. О! Что-то потекло по ляжкам. О! О! О! О! Ускорил темп старик, и пылающая струя обожгла мне сердце, заполнила все мои внутренности. А! И я чуть не захлебнулась спермой, ударившей мне в гланды. Я сглотнула терпковатую жидкость, но её было так много, что она потекла по губам, по подбородку и капала на живот парня.

— Ну, вы даёте! Браво! Вдвоём! Кобелюки! — Сухонькая, пожилая женщина, но совсем не старуха, сидела на своей постели и беззлобно наблюдала за нашей групповухой.

— Деточка, они тебя хоть удовлетворили?

Я ошалело кивнула. Никак не ожидала такой реакции.

— Иди сюда! Развратник старый! Справился с девочкой?

Боже! Нет! Такого не бывает! Сухонькие морщинистые руки подхватили повисший член старика, обтёрли, а морщинистые гуды поцеловали большую головку.

— Ты у меня ещё ого-го! Помню, помню, как он меня часами с члена не снимал. Жаль, что всё это для меня закончилось. Спасибо, тебе, что порадовала моего кобеля. Не часто ему такое счастье выпадает. Ух ты! Как он тебя заляпал!

Её рука коснулась моего подбородка, собрала пальцами стекающую сперму, и отправила их в рот. Закрыла глаза, смакуя вкус. Люди, которые мне годились в прапрародители, наравне со мной наслаждались сексом. Вероятно, бабуля для этого уже не имела физических возможностей, но как она держалась. Как же она должна любить своего мужа, чтобы в этой пикантной ситуации вот так гордится им.

— Нет, дед, у тебя малафейка повкуснее будет.

— Так ты не распробовала, небось! Вкуси по-настоящему, а то мы все довольные, а ты не солоно хлебавши. Тебе ж не жалко, пацан?

— Тебя как звать-то?

— Лёша.

— Подойди ко мне, Лёша. Уважь старуху. — Она слизнула капли спермы с живота юноши, оценивающе ощупала мошонку и член. — Не всё ты ей отдал. Значит и мне достанется. — Ещё не пришедший в себя член парня скрылся в морщинистых губа. Газа парня закрылись.

Что с ним было дальше? я не видела, но могу утверждать, что было ему совсем не плохо. Да и мне тоже. Сильные руки деда поставили меняна постели в стойку на плечах с широко разведёнными ногами, и он пил и пил из меня пока я не кончила. Он довольно улыбаясь вытер тыльной стороной ладони губы.

— Теперь можно и ещё пожить! Правда? Старушка.

— Угу. — не выпуская члена Алексею кивнула старушка. Много ли людям надо?

— Можно я уже пойду? а то меня ноги не держат.

— Иди, дочка, иди. Спасибо тебе.

Я привстала на цыпочки, повисла на шее этого крепкого, как дуб, деда и страстно поцеловала его в губы.

— Это вам спасибо.

По коридору я шла, держась за поручень. Дверь в моём купе была приоткрыта, и оттуда доносились стоны, охи, ахи и прочее звуковое сопровождение полового акта. Мне стало интересно, кто же с кем кувыркается? Заглянула в дверную щель. Распределение прошло именно так, как я и предполагала. Моралист, который доставал меня вопросами, со спущенными штанами, лежал на Люське, которая задрала и распахнула ляжки на сколько позволяло пространство, между стенкой и столом. Мужик, что сидел у окна, раком пялил нашу проводницу, живописно задрав ей юбку и спустив до колен трусы. Только мужчина, которому я пожала на прощание член, сидел с приспущенными штанами и, играя готовым к бою членом, ждал, видимо, своей очереди. Я тихонько отодвинула дверь, вошла и, остановившись напротив мужчины, играющим членом, прижала палец к губам. Он потянул резинку штанов, пытаясь спрятать точащий, но всё равно маленький, по сравнению с дедовским, член. Я не дала ему этого сделать, а села на него верхом и заправила его член в себя. Он расслабился, ощутив тепла вагины, и протянул руки к моим грудям. Его члена я почти не чувствовала. Чтобы получить хоть какое-то удовольствие, я завертела вагиной вокруг его члена, прижимаясь клитором к его лобку. Пенис метался от стенки к стенке, ударяясь о них головкой. Клитор сладостно заныл. Но моя радость была не долгой. Мужик задёргался подо мной и обжог влагалище потоком спермы, этого добра у него было в избытке. Его удовлетворённое рычание привлекло внимание остальных.

— Ну, что ребята? Никак не кончить? Выпили много? Или лоханки широковаты?

Я стояла совершенно голая. Свежая молодая желанная.

— Ты девочка доиграешься! Пропустим тебя сейчас хором. Посмотрим, что ты потом скажешь?

— А ты попробуй, дядя! — дразнила я его, чтобы он слез с этой шлюхи. И он зашевелился, сел, развернувшись ко мне. Ничего особо выдающегося, просто приличный член.

— И этим ты, дядя, хотел меня удивить? Ха!

Видимо, это его сильно задело. Резким движением он повернул меня к себе задом, нагнул и без подготовки вогнал член по самые яйца. Если бы не скользкая смазка, залитой спермой вагины, он меня бы порвал, а так канул в бездну. Но надо отдать ему должное, работал он усердно. Приятная волна захлестнула низ живота. Уперевшись в край постели, я прогнула спину. Упругая головка члена скользила по задней стенке влагалища, нижняя часть его фаллоса ёрзала по преддверью, дёргая мякоть вульвы, а массивные яйца шлёпали по губам, дразня клитор. Я поиграла мышцами влагалища, и мужик довольно застонал.

Зараза, проводница, задёргала ногами, норовя сунуть мне пятку, в сморщившихся колготках, в лицо и я развернулась лицом к столу. Две пары жгуче ненавидящих глаз сверлили меня. Мужик, что сидел у окна, почти перестал шевелиться и лишь вяло совал член в проводницу Катю. Зато глаза его горели, глядя на мои упругие, мерно раскачивающиеся груди. Что ж, пара попробовать и его. Но я не хотела упустить возможность кончить от теперешнего моего партнёра, ведь он так сладко возился во мне. Я снова заиграла мышцами, и он ускорил движения, ещё усилие и мелкая яростная дробь ударов его живота по моим ягодица, перезвон мошонки по клитору, довольный рык и хлёсткий удар горячей струи свёл сладостным пульсирующим спазмом низ живота и яркой вспышкой взорвался в голове. Вот это да! Мои ноги тряслись, но я осталась в прежней позе, нагло глядя в ненавидящие меня глаза. Мужик вышел из меня и уселся на постель, даже не попытавшись подтянуть штаны.

— Ну? Кто там следующий? Или все хористы кончились?

— Как же? Размечталась!

Мужик, что сидел у окна, вытянул член из проводницы, и развернул его ко мне. Ого! Таких я ещё не видела. Длинный, даже очень длинный, но тонкий, с большой грибовидной, почти плоской головкой. Интересно почувствовать такое чудо в себе. Меня раздвинули сегодня уже широко, но его тупая головка лезла туго, не смотря на более чем, обильную смазку, и не брезгуют мужики полоскаться в чужой сперме? Но вот его поршень вошёл в меня и больно упёрся в матку. При первом же обратном движении он сгрёб венцом головки всё содержимое влагалища, и оно горячими липкими мутными струйками противно потекло по моим ляжкам. Впечатление, как будто я обоссалась. Переживу. Вот только зачем он так сильно долбит мне в матку, больно ведь.

— Сама напросилась, сучка! Теперь получай, что хотела!

Ответила мне, злорадствуя Катя, испытавшая на себе силу его оружия. Но мужчина чуть отодвинулся и, продолжая сильные размашистые толчки только слегка, и даже приятно, касался шейки матки. В благодарность я со всей силы сжала его член, а потом начала игру. Я сжимала мышцы, не давая ему войти, и он упирался так, что его тонкий член гнулся, или наоборот не выпускала, и он растягивал и без того длинный член. Это игра быстро вывела нас обоих финишную прямую. Я кончила, но уже не так бурно, не до звёзд в глазах, но тоже ярко и зажала ему член, он выстрелит в меня спермой, несколькими мощными быстрыми толчками, и я тут же кончила второй раз. Голова кружилась, по ногам текла сперма, но принцип, прежде всего.

— Ещё желающие есть?

Я победно обвела взглядом всех присутствующих. Взяла, первое попавшееся под руку полотенце и принялась, демонстративно раздвигая ляжки, вытираться.

— А ты молодец, девка. Соплячка ещё, а как ебётся?

Старший мужик встал, натянул штаны, давая понять, что сеанс окончен.

— Что ж, по-моему, пора выпить. Теперь-то будешь?

— Водки немного, для восстановления сил.

Я устала и, выпив пару рюмок, залезла, в чём мать родила, на верхнюю полку. В низу ещё долго шумели и проводницы всё же отхватили свой косок. Я сквозь смыкающиеся веки видела, как их хороводили. Поставили раком на кушетки и все по очереди тыкались. Финала я уже не видела.

На следующий день меня отходили на столе, все трое по очереди. С моего согласия, конечно, если не сказать по настоянию. Мне так понравилось такое обилие и разнообразие членов, что я поздно, позднее всех, проснувшись даже не пошла в туалет, а спустившись с полки, как была голой, предложила продолжить. Мужчины переглянулись, а я смахнула со стола кроссворды, сдвинула стаканы и легла, раскинув ноги. И понеслось. Двое поддерживали ноги, гладили их, груди, живот, лобок, клитор, а один накачивал меня спермой, потом они менялись. Я находилась в каком-то полупьяном состоянии, всё чувствовала, всё видела, всё слышала, но ровным счетом, ничего не понимала, а только кончала, кончала, кончала. Когда все мужчины выдохлись, я, с их помощью встала со стола и, накинув, предусмотрительно поданный халат, вышла в туалет. На сей раз, я насытила своё либидо до отрыжки.

Через час мужчины вышли, и я осталась одна. Легла на свою, нижнюю полку и, свернувшись калачиком, уснула.

Новые пассажиры ввалились шумной компанией и разбудили меня. Это были, вероятнее всего, студенты. Стали приставать, знакомиться. Но на следующей станции мне надо было выходить, и заводится на каких-то полчаса, у меня не было настроения. Я попросила их выйти, чтобы переодеться, под халатиком я была совершенно голой. Но они наглели на глазах, как стая молодых голодных волков. Тогда я достала из сумки шорты и майку, открыла настежь дверь купе, демонстративно скинула халатик. Тут же ко мне потянулись руки, но я, как была голой, отступила в коридор, натянула шорты и майку, вырвала из рук обалдевшего молодняка, рюкзачок и встала напротив купе, где начала свои сексуальные похождения. Мне так захотелось увидеть их лица при свете дня, и я дёрнула дверь. Купе было пусто.

Приехав к бабке, я мечтала оттянуться по полной, но меня ждал ужасающий удар, которого я, никак не ожидала.

На третий или четвёртый день у меня началось жжение, а когда писала, то было очень больно. Думала, что простудилась, купаясь в холодной речке, и скоро всё пройдёт, но я начала сильно пачкать трусы мутными выделениями, а потом и гноем. Я испугалась не на шутку. Я слышала о венерических заболеваниях, но, чтобы заболеть, я даже не предполагала. Пришлось идти к бабке, и рассказать сказку о том, что меня в поезде изнасиловали. Бабка долго причитала, хаяла времена и нравы, но отпоила лекарствами, за которыми ездила в район, чтоб здесь, никто не узнал, промыла травяными настоями, в общем вылечила.

Я ещё целый месяц шарахалась от мужчин, и не потому, что снова могла заразиться, а наоборот, я боялась заразить их. Я долго думала, кто это мог меня наградить? Парня с девочкой и старика я отбросила сразу. Мужчин из купе, учитывая объём вылитой ими в меня спермы, которую они копили явно не один день, я тоже отсекла. Оставались проводницы, Люська и Катька. Катька, хоть и была паршивкой, но мордой лица не вышла, и часто менять мужиков ей не светило. А вот стерва Люська, могла. Причём могла всё сделать специально, зная, что больная. Но думают ли также остальные, которые тоже наверняка заразились, и хорошо, если не заразили своих жён, любовниц, или кто там у них. А что, если они думают, что это я их всех заразила. Фу! Какой стыд!!

Лето проходило скучно. Я ни с кем кроме бабки не общалась. Мне всё надоело, и я уехала в город.

Город встретил меня пылью и знойной вонью асфальта. Я знала, что я буду делать и жара не могла стать этому помехой. На следующий день я пошла на приём к гинекологу. Рассказала всё ту же сказку, об изнасилование, и попросила сделать анализы на беременность и венерические заболевания. Женщина с пониманием отнеслась к моей просьбе. Правда, хотела, чтобы в следующий раз я пришла с матерью. Настаивала, чтобы я обратилась в милицию. От последнего я упрямо отказалась, так как, по моей версии, всё произошло в тамбуре, и нет никакой возможности их найти, а выставлять себя на посмешище — не в моих интересах. С этим она согласилась. Пришла я к ней за результатами с матерью. Оказалось, что бабка меня не долечила. Вернее, триппер она вылечила, вот остальное... Нашелся целый букет инфекций, названий которых я и не слышала. И это в тринадцать лет? Боже! И опять таблетки, спринцевание и теперь ещё и уколы. В общем, к концу лета я худая, злая, сексуально голодная, была стерильна, как дистиллированная вода. Я была несказанно рада этому, но во мне одновременно поселился страх, страх заразится.

Несмотря на то, что мне не исполнилось четырнадцати лет, я была женщиной, испытавшей почти всё, кроме беременности. Я хотела мужчину и знала, что рано или поздно, не смотря на все страхи, он у меня будет. Я снова пошла к врачу и уговорила её поставить мне новомодную спиральку. Теперь осталось найти Его, ну, или Их, но чистых, стерильных, как и я. Вот, только где?

Медосмотрам по гинекологии подвергаются только женщины, поэтому искать чистых среди поваров медиков и прочих — бесполезно. Искать среди нетронутых юнцов можно, но с ними не интересно. Предложить кому-нибудь пройти медосмотр, а потом ещё и заставить вылечится — какой дурак на это пойдёт, да ещё и с малолеткой? Тупик! Я бросалась от желания на стену, мастурбировала и дрочила фаллоимитатором на глазах у матери. Та только качала головой, но смотрела на меня с жалостью.

Чтобы как-то себя отвлечь я снова занялась гимнастикой, но теперь только для себя, и учёбой. Первую четверть я закончила без троек. Мать на радостях напекла всяческой вкуснятины и пригласила в гости, на ноябрьские праздники, соседей по дому. Пару её возраста, вторую пару чуть помоложе, и мужчину с её новой работы, как я подумала, своего хахаля, тоже ведь женщина.

Праздники, даже Новый год, мы, после смерти отца, не отмечали, и одно это делало предстоящее застолье выдающимся событием. Мать готовилась к нему, не только не отходя от плиты, но и строча швейной машинкой, и встретила гостей в новом платье из красного кружевного шифона. Мне же никаких обновок, видимо, не полагалось, что меня здорово задело. Я спросила мать, что мне одеть, но та, занятая собой, отмахнулась, одевай, что хочешь. Ах, так!? Я была подростком, в самом взрывном возрасте. И я оделась, нет, не вульгарно, но очень сексуально. Причёска, сама скромность, гладко уложенные на прямой пробор волосы и два хвоста с большими бантами. Школьная белая блузка на выпуск на голое тело. Блузку я специально выбрала ту, из которой уже выросла. Пуговицы едва сдерживали полушария сочных плодов. Колготки я отбросила сразу, хоть в квартире было не жарко, и натянула белые гольфы. Выбрала почти прозрачные белые трусики, сквозь которые замечательно чернел треугольник лобка и желобок между ягодицами. Юбка. Искала я долго и остановилась на черной плиссированной юбке, сшитой матерью года два назад. Короткая, всего сантиметров на пять ниже промежности, она просто запахивалась, широкой лентой пояса охватывала талию. Чтобы подогнать размер, было достаточно перешить два крючка. Я внимательно оглядела себя в зеркале — скромная школьница. Откинула за спину волосы. У-у! расстегнула две верхние пуговки. Нет. Это потом. Хватит и того, что блузка на груди разъехалась, демонстрируя в зазорах натянутой ткани голую кожу груди и выпирающие соски. Повернулась к зеркалу задом и нагнулась. Юбка задралась и открыла взору попку в прозрачных облегающих трусиках. Жаль, что у меня нет таких же, но с кружевами. Ладно. И так сойдёт. Я опять развернулась к зеркалу и долго выбирала место для размещения разреза образованного фалдами юбки. Мне хотелось, чтобы при моём приседании фалды распадались и как можно больше открывали мои стройные ножки. Всё. Я готова. Гости скоро придут.

— Тебе помочь?

Спросила я мать, заходя на кухню, где шли последние приготовления. Мельком на меня взглянув, мать сказала:

— Другой блузки не нашлось? Разложи вилки на столе.

И всё. Ну, как знаешь.

Гости собрались дружно. Шумно расселись за столом. Пили за праздник, за знакомство, хотя и виделись, чуть ли не каждый день, за хозяйку. Гремели посудой, уминая угощения за обе щёки. Наконец, дело дошло и до меня. Мать похвасталась, что я у неё умница, красавица, гимнастка и хорошистка. Хмельные глаза обратились ко мне, и я встала, чтобы меня могли получше рассмотреть, и, как на репетиции, откинула волосы на спину. В глазах мужчин вспыхнула похоть, а в глазах женщин ревность. Тост за меня. Выпили. Я тоже выпила рюмочку «Муската». Тёплая волна разлилась по телу, щёки зарумянились. Я всё чаще ловила откровенные взгляды мужчин и расстегнула верхнюю пуговку. Желание заглянуть мне за пазуху, сменилось желанием снять с меня блузку, а потом я, почти физически ощутила, как у них чешутся руки, чтобы полапать мою грудь. Отлично! Вы еще не видели моих ног.

Пытаясь хоть как-то привлечь внимание мужчин, кто-то из женщин предложил танцевать. Галантные кавалеры, конечно же, пошли танцевать со своими подругами. Я встала и прошла к музыкальному центру, вроде для того, чтобы выбрать музыку, и нагнулась, демонстрируя присутствующим едва прикрытые прелести молодого тела. Пока я копалась в коробках, за одно расстегнула ещё пару пуговок на блузке, открывая взорам четверть своего бюста. Найдя нужную мелодию, я повернулась и предложила станцевать быстрый танец. Не чувствуя подвоха согласились, ведь не танцы — жмансы. Я прыгала, от души наслаждаясь движениями, грацией собственного тела, купаясь в восхищённых взглядах мужчин, и обжигающих взглядах женщин. Я сверкала, чем могла, задирая ноги в гимнастических элементах, а под конец танца села на шпагат, под восторженные аплодисменты.

Следующий, медленный танец я в одиночестве сидела на диване, с наивным видом обмахиваясь подолом юбки и при этом сдвигая, и раздвигая коленки. Бедные женщины отворачивали мужчин от безобразно бесстыдной девчонки. Танцевать со мной медленный танец решился только мамин хахаль. Высокий жилистый мужчина лет сорока. Он мне сразу понравился и с мамой они хорошо смотрелись. Танцевал он грациозно, выводил какие-то па, и я послушная в его сильных руках, танцевала, выделывая кренделя, о которых и не мечтала. Я больше не танцевала, но до конца вечера ощущала прикосновения его рук.

Вечер подходил к банальному завершению — всё выпито, всё съедено, всё оговорено, и гости начали собираться по домам, но он остался сидеть на диване. Мать попросила меня помочь убрать со стола, а сама пошла переодеваться.

Я подошла к столу и стала составлять грязные тарелки в стопку и тут почувствовала его ладонь у себя под юбкой на ягодицах. Волна вожделения чуть не опрокинула меня ему на колени, ноги тряслись, я опёрлась на стол руками не в силах пошевелиться. Боже! Сейчас войдёт мать. Влагалище сжалось в не истовом желании. Боже! Сейчас войдёт мать.

— Ну? Как тебе моя дочурка? — совершенно обыденным тоном спросила она, выходя из спальни и запахивая халат.

— Изумительная! — Не убирая руки с ягодиц, и просовывая вторую к мокрой промежности, ответил он. — Вся в маму.

Мама. Ей ещё нет и сорока. Последнее время она начала оживать, похорошела. Я была уверена, что у неё появился любовник. Теперь я знала, что его зовут Вадимом, и он лезет мне в трусы на глазах у матери. Я оцепенела и с мольбой смотрела на мать, но о чём я её молила я и сама не знала.

— Что замерла? Шевелись! Чем быстрее уберём, тем быстрее начнём! Вадик, убери руки. Успеешь ещё.

Тут до меня дошло, что мать, моя мать, привела для меня своего любовника! Ком перехватил горло, и я обняла мать, не обращая внимания, что с меня стаскивают трусишки. Какая теперь разница? Мы быстро собирали и уносили со стола, а Вадим каждый раз отвлекая нас от дела, залезал нам под юбки. Мать под халатиком, оказывается, тоже была голой. Мы хихикали, вертели задом, подставляясь его ласковым рукам. Но вот стол сложен и убран на место, диван раскинул свои крылья и укрыт простынёй, электрический свет заменила свеча, а на журнальном столике появились фрукты, коньяк и три рюмочки.

— Давайте жить дружно! — провозгласил Вадим, разливая коньяк.

— Будем? — спросила меня мать, поднимая рюмку.

— Будем! — ответила я, звонко чокаясь с ними хрустальной рюмкой.

Раздевали они меня оба. Я стояла, мать распускала мне хвостики, а он расстёгивал последние пуговки блузки. Мать стянула блузку, а он расстегнул крючки на поясе юбки. И вот я, совершенно голая зажатая между ними. Он за моей спиной развязывает узел на поясе её халата. И я начинаю его раздевать. Расстёгивать кучу непослушных пуговок его рубашки я не стала, а выждав момент, стянула её через голову. Я уткнулась лицом в мускулистую волосатую грудь, борясь с застёжкой его ремня. Наконец-то! Ширинка. О Боже! Опять пуговицы! Руки у меня опустились, но мне на помощь пришли проворные руки матери. Мои руки нырнули по спине ему за пояс, под резинку трусов. Меня уже не трясло, меня колотило. Стаскивая с него трусы, я ощущала волосатые ягодицы, и ждала, что вот-вот его член вырвется из плена и ударит меня натянутой пружиной по мокрой промежности. Тёплое тело матери прижалось к моим ягодицам, её груди твёрдыми сосками упёрлись мне в спину, её руки успевали гладить наши слившиеся тела, везде, куда только могла достать. И вот я ощутила его твёрдую плоть у себя между ног и... кончила, содрогаясь всем телом. Он приподнял меня, а мать, направляя его головку, помогла ему войти в мою зажатую оргазмом плоть. Почувствовав это сладостное наполнение, я уже не могла остановиться, и обхватив его руками и ногами запрыгала как макака на пальме. Я так хотела, чтобы горячая струя его спермы оросила мою иссохшую пустыню, но не дождалась, а кончила снова, сильно, до звездочек перед глазами. Моё обессиленное тело он положил на диван, мать легла с одной стороны он с другой. Их руки гладили меня, а губы сошлись надо мной в страстном поцелуе. Какая идиллия! Я начала гладить их, его торчащий член и её, мокрую от желания, вагину. Надо же я ещё никогда в жизни не трогала чужую вульву! Мать, от моих прикосновений к её возбуждённому клитору, застонала. Мне было приятно, что она так воспринимает мои ласки и внутри живота у меня зажглась тёплая точка. Мои прикосновения, и движения вдоль фаллоса, заставляли довольно урчать и его хозяина. И я страстно захотела соединить их, и видеть, как мои руки направляют его головку и вводят её вглубь нежной плоти, раздвигают её губы, а потом накрыть их своими губами. Для этого мне пришлось вылезти из-под их слившихся в поцелуе тел, опрокинуть его на спину, и уложить на него мать.

______________

Юля умолкла, мечтательно глядя в никуда. В наступившей тишине было слышно только возбуждённое дыхание Оли, которая вздрагивая от прикосновений, придерживала мои пальцы, регулируя силу прижатия большого пальца к клитору. А вот указательный палец, медленно растягивая кожистое препятствие, погрузился на всю длину и тёрся по эрогенной зоне на переднем своде влагалища. Попка Ольги ходила вверх-вниз в такт моим движениям, а подрагивание тела сигнализировало о том, что девочка скоро познает новое взрывное чувство.

Юля, тем временем, повернулась на бок и начала водить себе по губам моим поникшим членом, видимо болтовня его не вдохновляла.

— Что было дальше? Расскажешь?

— Я хочу, чтобы сейчас, всё происходило так же, как тогда. Оля ты хочешь стать женщиной с этим мужчиной?

— Да-ах! — я чуть сильнее, чем прежде, сдавил пальцы.

— Вот и чудно! Давайте разложим диван.

Раскинуть и застелить диван, было делом одной минуты.

— Юля, извини, но я не хочу стать женщиной по твоему сценарию. Сценарий будет моим. Я где-то, читала, что если дефлорация производится сзади, или на боку то иногда даже крови нет. Так вот ты возьмёшь меня сзади.

Оля говорила всё это твёрдым, уверенным голосом, не терпящим возражений. И встала на диване на четвереньки, высоко задрав попку. Заговорённый болтовней Юли, мой парень поник головой и не подавал признаков жизни. Оля посмотрела на меня из-под мышки, а я виновато развёл руками.

— Горе ты луковое, иди сюда, — она подвинулась и хлопнула по дивану, указывая место, — Юля, присоединишься?

— Это твой сценарий, вот ты его и воплощай, а пойду солью. Выпить никто не хочет?

— Я бы не отказался. Оля, а ты?

— Ну что ж с вами пьяницами поделаешь? Наливай. Запал всё равно пропал.

Тяпнули по рюмашке, Юля убежала в туалет, а я обнял голенькую Олю и начал её целовать. Мы повалились на диван, прижавшись телами. Было приятна ощущать в руках её трепетное тело, и это не метафора, она действительно дрожала. Мой лентяй заворочался, настойчиво тыкаясь головкой ей между ног. Её нетерпение дразнило меня, и я едва сдерживал себя, чтобы не всадить в неё член. Зато она себя уже не сдерживала. Она села на меня верхом и начала мерно тереться вульвой об окаменевший член. Её маленькая грудь касалась меня, когда она прижималась ко мне клитором, и выпрямлялась, опираясь на член промежностью. Перекатывалась, уже мокрым, преддверьем на фаллосе из стороны в сторону. Её ноготки тихонько впивались мне в грудь.

Пришла Юля, посмотрела на нас и заставила Ольгу, сесть надо мной на корточки. Взяла в руку член и, удерживая его в вертикальном положении, приставила его головку к отверстию плевы.

— А теперь покачивайся из стороны в сторону или по кругу и медленно опускайся.

Я подставил пальцы к клитору, а Юля свободной рукой дразнила ей анус. Оля закрыла глаза, закусила нижнюю губу и начала вращение тазом, а Юля водила головкой в противоположном направлении. Я ничего не видел кроме сосредоточенного лица и торчащих сосков. Головкой я почти ничего не ощущал, мешала сжатая Юлина ладонь. Начало проникновения я пропустил и понял, что внутри, когда преддверье сжало своё кольцо на шейке, а захват Юли исчез. Выражение лица Оли оставалось сосредоточенным, глаза открылись, но она ничего не видела охваченная новыми ощущениями. Изменились её движения, она медленно раскачивалась вверх-вниз, погружая в себя член. Я отнял от её клитора, уже мешающую, руку, крови на ней не было. Я приподнялся ей на встречу, и член достиг дна узкого, и как выяснилось, мелкого влагалища. Она попыталась насесть глубже, но боль отразилась на её лице. За то мне в её теснине было так хорошо, что мне срочно нужна была пауза. Я положил её к себе на грудь и, не вынимая члена, перекатился на неё, опираясь на локти. Отодвинувшись так чтобы не бить её в шейку матки, я начал размашистые движения.

— Тебе хорошо? — вдруг спросила она.

— Милая! Ты сейчас о себе думай. Тебе не больно?

— Нет. Только когда глубоко. А вот так очень хорошо. А быстрей можно?

— Можно.

Её трепетное волнение ушло, уступив место поднимающейся волне первого в её жизни оргазма. Лишь бы не кончить раньше неё. Я переключился на «вторую» скорость и её томный взгляд сменился на удивлённый. «Третья» скорость заставила её, сначала, округлить глаза и застонать, а затем, со сдавленным криком, пытаться заползти на подушки и возвращаться навстречу упоительным толчкам. Глаза её закатывались, рот открылся в безмолвном крике, когда я включил «четвёртую» скорость — форсаж. Я и сам этот темп мог выдержать секунд пятнадцать, максимум, двадцать. Её тело напряглось, выгнулось и, с мучительной гримасой на лице, её вагина сжала мне член. Я едва успел выдернуть бьющуюся в оргазме плоть из сладостных объятий и толчками залил спермой ей грудь, живот, лобок. Я отвалился в сторону, лёг рядом с ней, продолжая ласкать её вульву, а она размазывала моё семя по телу.

— Ну, вот и свершилось. Дайка я посмотрю, что у вас получилось? — Юля бесцеремонно развела Ольге ноги, — Не фига себе! Ты её не порвал! Только растянул. Сам глянь.

Я просунул голову между ног Оли, и раздвинул ей покрасневшие губки. Действительно, бутончик исчез, но плева осталась целой, отверстие в ней только растянулась, а край стал похож на тонкое кольцо презерватива, других ассоциаций у меня в тот момент не возникло. Получилась очень фотогеничная вульва. Её возбуждение ещё не прошло, и вагина дышала, хватая воздух, набухшая головка клитора покачивалась. Прелесть! Мои губы сами потянулись к раскрывшемуся цветку.

— Я хочу ещё. — Руки Ольги гладили мне голову, зажатую её ляжками.

— Ишь, разошлась! Хорошего, понемногу. Давай лучше выпьем. Отметим твой новый статус! Женщина — это звучит красиво, гордо, заманчиво!

Я выбрался из объятий и машинально глянул на часы. Начало второго. Пора линять, а то не дай бог отец нагрянет. Я наплёл, что меня ждут, так как завтра, рано утром, я уезжаю в командировку. Ещё немного потискал девчонок, выпил на посошок и выпал из подъезда в морозную метель.

Одинокие машины проезжали мимо. Минут сорок я брёл по заметённой дороге, пока меня не подхватил какой-то частник, мол, подвезу, всё равно по пути. Замёрз я капитально, и мороз прихватил мне щеки. Душевный дядька — водитель достал бутылку водки и протянул мне.

— На, хлебни для сугреву. Да так, прямо из горла. Куда ж тебя, дурик, на ночь, глядя, понесло, в такую-то погоду?

— Возвращаюсь со дня рождения — соврал я, хотя почему же соврал? Сегодня родилась ещё одна женщина.

— Остаться не мог, что ли? Али выгнали?

— Типа того. Приревновали, вот и пришлось уйти от греха подальше.

— С бабами всегда так! Я по молодости тоже страх, какой ревнивый был. Держал, держал, а она всё равно к другому ушла. Чего не хватало? И в доме полная чаша, и в постели, вроде, не жаловалась, ан нет. Этого она тоже скоро оставила. Ещё кого-то нашла. Шлюхой называть, язык не поворачивается, ведь любил я её за что-то. Потом привык к вольной жизни. Сейчас с молодкой живу, в дочки мне годится. Не держу, так ведь и не уходит. Ластится, хоть и стар уже становлюсь, растолстел, да и стоит не так как раньше. Как говорят — голова слабая стала.

— А голова-то тут причём?

— Как причём? Раньше только про женщину подумаю, а он уже стоит. А сейчас, думай не думай — не встанет, пока в рот не возьмёт.

— А! Это тебе батя повезла с женщиной. Другая и в руки брать брезгует.

— Да, что толку? Жалко девчонку. Чахнет около меня, а уходить, толи не хочет, толи некуда. Я ей говорю, мол, найди себе мужика, ещё детей нарожаешь. Нет! Так хоть любовника, какого, ну чтоб мог оттрахать по-настоящему. Нет, ни в какую!

— Так ты прогони, коль не мила. Деваться будет некуда — найдёт кого-нибудь.

— Да, не могу я! Привык, что ли. Слушай, ты парень видный, поехали? Может уломаем вдвоём? Ты её при мне ну... Смотришь и у меня сам встанет. Тогда и у меня праздник будет. Поехали, а?

— Вот только при мужьях я ещё жен не пялил! Тоже придумал!

— Да не жена она мне! Я же говорю — приживалка. Я к ней как к дочке.

— Ага! А при отце дочь трахать? Не западло?

— Тьфу ты, ну ты! Ну, никто она мне! Так тебе легче будет? Ну, так едем? Или я тебя сейчас здесь высажу!

— Шантажист, ты, батя. А с ножом на меня потом не полезешь?

— Не полезу. Значит договорились?

— Тебя, батя, как звать — величать?

— Борис Иванович. А тебя?

— Зови Сашей. Она хоть симпатичная?

— Обижаешь! Она у меня красавица.

— Ладно, уговорил. Поехали. Водка ещё есть?

— Приедем, там всё будет! Оттянемся! Тебе завтра ни куда с утра не надо? А попозже я тебя отвезу.

Проехали мимо гостиницы. В окнах нашего номера ещё горел свет. Значит, Макс не скучает. Минут через пять свернули к пятиэтажке. Закрыли машину и поднялись в квартиру. Борис не стал открывать своим ключом, позвонил. Дверь, после не долгого ожидания, открыла не высокая женщина, немного старше, чем я предполагал, миловидная, с мягкими линиями фигуры. Короткие непослушные, видимо жесткие, волосы торчали живописной копной над заспанным лицом. Она протирала глаза и зевала, прикрывая пухленькие губки ладонью. Длинный не запахнутый халат, накинутый на короткую ночную сорочку, едва прикрывающую лобок, не скрывал стройные ноги с пухлыми розовыми коленками.

— Малышка, Тонечка, я не один. Это Саша, прошу любить и жаловать. Саша, проходи, знакомься — Это Тоня.

Я просунулся в тесную прихожую и взяв Тонину, тёплую мягкую ладошку, поцеловал чуть выше запястья. От такого поцелуя Тоня сразу, зарделась, засуетилась.

— Тоня, милая, я понимаю, что уже поздно, но мы оба устали, замёрзли и голодные, как росомахи. Накрой стол, хорошо?

Тоня метнулась на кухню, загремела посудой, дверками. Мы прошли в комнату стандартной «хрущевской» двушки. Диван был разобран, застелен, но на нём ещё никто не спал. Видимо диван ожидал хозяина, а она спала отдельно, в спальне. Борис достал из бара воду и три рюмки, поставил на журнальный столик. Налил.

— Тонечка, ты выпьешь с нами?

— Что за праздник празднуем? — подняла она рюмку.

— Праздник жизни! Мы все живы, слава Богу, здоровы!

Будем счастливы! — Борис поднял рюмку. Чокнулись, выпили. И тут же Борис налил по второй.

— Борис, ты и правда, счастливый человек. Вон, какая у тебя прелестная хозяйка. Тонечка, я рад нашему знакомству! Вы очаровательны! За вас!

— Ну, что вы право! — жеманничала, размякшая от комплементов, женщина.

— Так больше никаких «вы»! Пейте-ка друзья мои на брудершафт! — Борис снова булькал бутылкой.

— Боря, ну, куда ты гонишь? Сейчас разогреется и тогда и...

— Нет. Пейте сейчас, а уж потом всё остальное.

Я неловко подсел к Тоне. Завели руки. Борис мне незаметно подмигнул, мол, начинай. Выпили. Я приблизился к её губам и заглянул в глаза. Она ждала, нет, не того, чтобы я формально прикоснулся к её губам, она ждала настоящего поцелуя. Давно зажатое желание заискрилось в её взгляде. А может это просто — водка без закуски? Но я не мучил себя долго такими вопросами. Она мне нравилась, и я уже хотел её. Обхватив её за талию и плечи, я накрыл её губы страстным поцелуем. Пухлые губы сразу ответили и впустили в рот кончик языка, но опомнившись, что здесь ещё и Борис, она отстранилась и боязливо глянула в его сторону.

— Ну, как тебе моя хозяйка? А? — Борис похлопал Тоню по ягодицам.

— Ну, что я могу сказать? Целуется она хорошо.

— Во! Ты бы знал, что она вытворяет в постели?

— Боря! Ну что ты несёшь? Что обо мне человек подумает?

— А мы его сейчас и спросим! Что, ты, Саня, о ней думаешь? Только честно, так есть.

— Боря, зачем ты смущаешь человека?

— Тонечка! Я уже сказал, что вы... ты прелесть, выглядишь очаровательно, не смотря на домашний халатик и отсутствие макияжа. Ты чертовски мила. И я, как в песне, готов повторить — «Ах какая женщина, какая женщина. Мне б такую.»

— Вот! А ты? Что подумает, что подумает? Правильно думает, по-мужски. Эх! Саня! Мне бы твои годы, я б с неё вообще не слезал! Так-то.

Тоня, вся красная, вскочила и выбежала на кухню. Чем-то грохнула, заворчала. Боря подтолкнул, меня, что, мол, сидишь?

— Тоня, тебе помочь?

— Если хочешь? Можешь нарезать хлеба.

— Да, я очень хочу... тебя. — С придыхом шепнул я ей в ухо.

В тесной кухоньке я протиснулся к столу, нарочито прижимаясь к ней и норовя коснуться руками интимных мест. Она не противилась и не возмущалась. Ей нравилось внимание. Кое-как собрав на поднос закуску, я внёс его в комнату. Борис, лёжа на диване, толи спал, толи претворялся.

— Ты, что, Боря, творишь? — злобно зашипел я, — Я не собираюсь заставлять её втихаря изменить тебе. Это подлая подстава. И не претворяйся, что спишь. Если хочешь, доставить ей плотское удовольствие, то ты должен настроить её. Я — это всего лишь забавная игрушка, которую ты принёс ей, чтобы она поиграла ей вместе с тобой. Моя задача — чтобы ей эта игрушка понравилась, а не была навязана строгим мужем, папой, или кем ещё. Играть нужно с удовольствием и всем, втроём. Вставай. Иди на кухню и помоги принести горячее. А за одно потискай её немного. Она ведь под халатиком голенькая? Так?

Борис хмыкнул, встал.

— Игрушка? Говоришь? Ха! Хорошо придумал. Что? Уже пощупал?

— Нет, но догадался, и с удовольствием пощупаю. Так, что спеши, будь первым.

Я расставлял закуску, а с кухни доносилось воркование и смех. Я снял свитер. Раскрасневшаяся пара вышла из кухни с яствами в руках и желанием в глазах. Выпили «под горячее». Время было позднее, разводить долгие игры мне не хотелось, и я предложил сыграть в старую добрую «бутылочку». Борис подхватил предложение сразу. Заминка Тони, скорее, женская хитрость. Сели на пол. Рассохшиеся доски под ковром, бугрились, и бутылка практически постоянно указывала то на меня, то на Бориса. Когда мы лишились последних вещей, трусов, мы оба встали перед ней с повисшими причиндалами.

— Мы проигрались в пух и прах. Приказывай, госпожа.

— Будем играть дальше, на желания.

Первым выполнял желание, её желание Борис.

— Милый, сними с меня халат.

Второе желание Борис загадал мне.

— Саша, сними с Тони рубашку.

Кольцо с гранаты сорвано, осталось отпустить чеку.

— Тоня, возьми Сашин член в рот.

Взрыв! Больше не было преград и условностей, была неуёмная оргия, в которой никому не удалось сачкануть. Мы с Борисом, дядька, оказался совсем уж не таким импотентом, как на себя наговаривал, а на удивление «стойким», драли Тоню во все дырки и по очереди и хором. Застоявшееся либидо женщины проснулось, и заставило её кончать многократно, истязая тело судорожными спазмами, но она поднимала ртом наши измождённые члены и заставляла трахать себя снова и снова. Наконец, стащив на пол одеяла и подушки, мы уставшие, но довольные, облапив её с двух сторон, уснули.