— Ты что напился? — тормошила меня Марья.

— Что? Пора вставать на работу?

— Пора ложиться спать! А мне ложиться не с кем! Ты бы хоть ботинки снял.

— Действительно. Время детское — первый час.

Я разделся до гола, натянул трико и пошел в туалет. От счастливого отца на лице остались только пролежни от подушки. Идиот! Разбросался своей спермой, как сосунок. А вдруг и правда родит, а муж не поверит да выгонит? Найти меня конечно можно, но на вряд ли они это будут делать. Просто теперь осознание того, что по земле ходит твой ребёнок, девочка, будет всю жизнь. Кретин! Я умылся и вышел. Марья уютно свернулась калачиком на моей кровати абсолютно голая поблескивая натянутой кожей живота.

— Марья, поимей совесть, а? У тебя своей кровати, что ли нет? Шла бы ты к себе.

— Мне там, страшно и одиноко. Я тут потихоньку посплю, с тобой, ладно?

— Двигайся.

Я сдвинул кровати, Макса всё равно нет, а если придёт, то и ему места хватит, разделся и лёг, уткнув её мягкую холодную попу себе в живот, и прикрылся простынёй, что-то меня знобило. Тёплые налитые груди сами легли в ладони нежно щекоча ладонь сосками. Я прижался к спине Марьи и тепло женского тела хлынуло в меня, переполняя умильной нежностью, которая наполнила член, упёршийся ей в промежность. Она услужливо подняла ногу и вложила головку себе в вагину. Объятый теплом я провалился в сон без сновидений.

_________________________________________

Макс появился на работе вовремя, свежий выбритый и трезвый. Я же хоть и выбритый, и трезвый, но разбитый и не выспавшийся. Собрались мы утром с Марьей быстро, без нежностей и проволочек, по-деловому. Поели наспех и рванули на работу. День сегодня знаменательный — пуск установки для выпуска серии продукции, которая и подпишет нам «приговор».

В девять утра крякнула предупреждающая сирена, зажглись огни ограждения, и наш монстр задвигал стальными мышцами с грохотом превращая листы металла в элегантные конструкции.

Час, два, три. Напряжение спало, всё работало нормально. В пультовой не загорелся ни один красный огонёк, сигнализирующий хоть бы о малейших отклонениях.

Похоже, что я выполнил свою миссию на отлично, и впереди забрезжило окончание этой сумасшедшей командировки и приличная премия.

С этими мыслями я шел в столовую, намереваясь поесть плотно и вкусно. Настроение было на подъёме и, как для меня ни странно, я не думал о женщинах, совсем, их в природе не существовало. Мысли ушли в поиски перспективных разработок, а не этого нашего детища на элементной базе каменного века. Хоть всё работало безукоризненно я бы уже многое изменил, сделал систему более гибкой и легко перестраиваемой. Нужно осваивать компьютер. На западе, вон персоналки появились. Вот их бы обвесить датчиками и разработать программу...

— Вы молодой человек куда смотрите? Шальной какой-то!

Я так задумался, что чуть не сбил пару работниц, спешащих по своим делам.

— Извините, дамы, извините. Задумался. — поднимал я упавшие свёртки.

— Дамы! — прыснули те, — Задумался он! Вечно у вас одни девки в голове!

— Нет у меня никаких девок!

— У такого-то и подружки нет! Насмешил!

Наконец-то, я присмотрелся к случайным встречным. Одной за тридцать, другая чуть моложе, он очень похожие, даже косынки одинаковые. Сёстры, точно сёстры. Симпатичные, фигуристые и весёлые.

— Я не клоун, чтобы смешить. Это пусть вас ваши мужья развлекают! — бросил я пробный камень.

— Мы что? Похожи на замужних?

— А кто вас в халатах разберёт? Да мне в общем-то и по фигу кого тискать, лишь бы никто не мешал. Значит, сестрички, нет у вас мужей. А в гости позовёте? Может с будет потом о ком помечтать?

— Ух ты! Прыткий какой! Потискаться ему захотелось? В гости?

— Не хотите, не надо. Если что я у новой установки! — и не оборачиваясь пошел в столовую.

В столовой я набрал полный поднос и уселся в дальнем углу, чтобы какие-нибудь знакомые не отвлекали меня от трапезы. Не хотел я видеть обращенных на себя с затаённой надеждой глаз. Жалко их было. А давать обещания, если не можешь их исполнит — подло.

Появился Макс и тоже с полным подносом направился ко мне.

— Оголодал у своих летунов?

— Да и ты гляжу решил силёнок поднакопить? Что нового?

— Всё, тьфу! тьфу! тьфу! Гладко. Все живы, никто, кроме тебя не пропадал. Про установку — сам видел, работает зараза.

— Отлично работает, кстати! Начальство наше, звонило директору. Тот нас расхваливал, так что премия гарантирована!

— Я свой раздел акта со всеми подписями уже подготовил. Светке отдал. Смурная, она какая-то. Спросил, молчит. Может случилось, что? Поговоришь?

— Ладно. После обеда свои бумаги понесу и поговорю. Если что, то ты как?

— Всегда готов! Знать бы к чему.

— Не бзди! Через неделю дома будем, там и отдохнём. Марья-то не родила ещё?

— Нет. Где-то здесь. А Валентина где? Что-то не видно.

— Не люблю сплетен, но слышал, что замутила она серьёзно с кем-то из местных. Любовь! Здесь-то она никому и нафиг не нужна, я по работе, — уточнил он, увидя мою усмешку.

— А Катька твоя как? Или остыл?

— Не дави на мозоль. Сам не знаю.

— Ты когда освободишься? Тебя ждать, или опять по свободному графику?

— Пока не знаю. Давай, на меня не смотри, сам. Тут у меня идея одна родилась, хочу пока такой монстр под рукой и почти не занят, поручить ему порешать пару задачек. Ну, пока.

Я отдуваясь доедал сдобную булочку с изюмом, заедая её сметаной, в которой ложка стояла. Явный перебор. В этот момент ко мне подошли сестрички. Началось. Тянул меня кто за язык?

— Свободно? Можно присесть?

— Садитесь.

— А что? Это ваш знакомый? — мотнула головой старшая в след уходящему Максу.

— Коллега.

— Симпатичный. Мы тут подумали и решили-таки пригласить вас в гости, с вашим товарищем.

— Сожалею, девочки, но он очень увлечённый человек и его, если он в этом состоянии, ничем с места не сдвинешь. НИЧЕМ! Может и начальство на хер послать. Так-то. Ну, а я, на сегодняшний вечер — птица вольная, могу и залететь к вам на огонёк.

— Жаль. Может всё-таки... — я отрицательно покачал головой. — Жаль. Ну, и ладно! Приходи один. Тебя хоть звать-то как?

— Александр, Саша.

— А мы Таня, да Маня. Маша я.

— Вот и хорошо, Таня, да Маня. У проходной?

— Ага! Слева от входа.

— Замётано.

— Может шепнёшь другу-то?

— Попробую. Пока.

Макс отказался, даже говорить со мной не стал.

— Нет. Я же сказал. — и повесил трубку.

— Да и хрен с ним! Нам больше достанется! — подвели итог Таня и Маня.

— В магазин? — предложил я.

— На кой ляд? У нас всё своё, всё натуральное.

Они подхватили меня под руки, и мы побежали по тротуару, где, скользя на длинный раскатанных детворой спусках, где, проскальзывая на посыпанных песком подъёмах. Идти было не холодно, не далеко и весело. Девчонки то и дело падали, увлекая меня за собой, а потом мы долго барахтались, пытаясь подняться. По ущелью из снега, заботливо проделанному дворниками, мы вышли на дорогу к частным домам.

— Завели вы меня, хрен дорогу назад найдёшь! В рабство решили взять?

— Там посмотрим! Нужно узнать ещё, какой ты работник.

В добротном старом, срубленных из толстенных брёвен, доме всё было под крышей, и курятник, и хлев, и жильё разделённые огромными сенями, хоть трактор закатывай.

— Хорош домик!

— Это ещё прадед наш срубил. Из лиственницы. Вечный, говорят. Проходи.

Комнаты были высокими просторными и светлыми. Выскобленные, да! да! выскобленные до бела полы сияли девственной древесной текстурой. Всюду чистота и порядок. Из кухни тянуло убийственным ароматом.

— Саша! Мы тебе тёзку привели! Выходи знакомится!

Брат?

На пороге, вытирая руки о передник, появилась, без всяких сомнений, третья, старшая сестра. Она была миловидная и добрая, это было написано на её лице, покрывшимся нежным румянцем.

— Сашенька! И правда — тёзка. Симпатичная, такая тёзка.

— Ну, проходите. Будь те как дома. Тапочки. Мы то босиком дома ходим.

— А я чем хуже? У вас так жарко натоплено. Почем-то везде так. Хоть голым ходи. — завёл я нужную мне тему.

— А мы и ходим, ну почти голыми, в одних халатиках. — засмеялась Таня, демонстрируя мне свою домашнюю одежду. Скорее не халат, а мужская рубашка без рукавов.

— Это от предыдущей жертвы осталось?

— Нет. Это от отца. Он на охоте погиб. — грустно сказала Маня, показывая мне другую рубашку и тоже без рукавов. — Мы это в память о нём носим.

— А матушка?

— Мама от горя через год за ним ушла.

— Девочки. Мне искренне жаль. Мощный должно быть был мужик. — Скинув с себя верхнюю одежду спросил, потянув рубашку из рук Мани: — Можно? — и накинул на себя. Рубашка была в самую пору. Маня уткнулась мне в грудь и захлюпала. Подошла Таня и прислонилась к спине, Саша, приткнулась с боку. Постояли. Я пытаясь успокоить девушек гладил их по спинам и обнаружил, что на Саше кроме рубашки и фартука действительно ничего нет. Весёлое начало.

— Хватит слёзы лить! Гостя развлекать надо, а не сырость разводить. Всё, потом помянём ещё.

— Саша, ты уж извини нас. Недавно гадину по матери отметили.

— Я пошла переодеваться — заявила Таня.

— Привет, приехали. Кто всё это замутил? Снимем парня, давно секса не было! А теперь в кусты. — Маня повернулась ко мне и через голову сорвала с себя одежду. — Правда? Ты ведь этого хотел?

Маня осталась в лифчике и в тёплых рейтузах. Не очень изящно, но убедительно. Саша, прыснула. Таня зашлась смехом. Маня покраснела до кончиков ушей. Пора брать бразды правления решил я.

— Нет, Манечка, на такое я не рассчитывал. — Я обнял её и целуя в губы расстегнул и снял лифчик. Тяжёлые груди с прохладными сосками легли в ладони. — Вот, примерно так и ещё немного. — я присел перед ней и стянул всё исподнее сразу, освободил её ноги, развернул и поцеловал в, соблазнительного вида, ягодицу. — А вот это уже ближе к осуществлению моих мечтаний. Таня хватит ржать! Иди сюда!

Девушка, видимо, одетая также, как и сестра робко подошла ко мне и подняла руки, с отцовской рубашкой. Она закрыла глаза и приоткрыла губы, ожидая поцелуя. Но вместо этого я просунул руки под юбку и сначала стянул рейтузы с трусами, а поцелуем наградил её клитор. От избытков чувств она застонала и в считанные секунды освободила тело от пут одежды.

— Лихо! Им одеваться или раздеться мне? — Саша подошла вплотную ко мне расстёгивая пуговицы рубашки.

— Думаю им следует одеться. Вот такие ощущения гораздо эротичнее — с этими словами я, целуя её пухлые губы, гладил её плотное тело сквозь ткань, а в конце прошелся по её влажной вагине пальцами и немного занырнул ими во внутрь. Она охнула, широко открыла глаза и осела на пол, готовая тут же раздвинуть ноги.

— Девочки, накиньте рубашки, они вам очень идут. И я, с вашего разрешения, приобрету подобающий такому моменту вид. — и без сомнений стянул с себя штаны. Член с любопытством высунулся в полы рубашки, чем приковал восторженные взгляды. Довольный произведённым эффектом, я обошел девчонок и потёрся членом об их лохматки, давая понять, что привилегий не будет, а иметь я буду всех.

— Вот и познакомились! Сашенька, милая, чем это так вкусно пахнет из кухни? Аж в животе заурчало.

Девчонки засуетились и стали накрывать на массивный широкий стол, срубленный очень давно их хозяйственными пращурами, на радость мне показывая голые попки и мохнатые лобки. Я расхаживал по комнате с торчащим членом, стараясь им не мешать, но не лишая себя удовольствия потереться об их тела или коснуться интимного места. Они игриво взвизгивали и отскакивали, побуждая меня бросаться вдогонку.

Вскоре довольные и раскрасневшиеся мы уселись за стол, накрытый по-деревенски просто, соления, картошка и сочные куски жареного мяса и гранёный графин мутноватого самогона. Разлили по полстакана, тоже гранёных. Таня, маня и Саня встали, торжественно подняли стаканы.

— Александр, за тебя. Дай Бог тебе здоровья. Ты уж извини за нашу распущенность. Мы хорошие. — Дружно выпили. Я за ними. Самогон был крепкий, как ему положено, с душком, но не противный. Крякнул, и закусил солёным хрустящим огурцом.

— Девчонки, хорошие вы или так себе выясним позже. Я вот удивляюсь, откуда в доме староверов такие нравы?

— Ха! Староверов! То, что мужики в нашей семье были крепкими хозявами — это точно, но домострой у них был, особый. Женщина в доме — обслуга и подстилка, причём любая женщина, мать, жена, дочь, невестка, внучка, любая, кто суда попадал. Любой из мужчин мог иметь кого ему заблагорассудится, когда и где угодно. Женщины ходили в доме, как мы сейчас в рубахах, может чуть длиннее, но всегда под ними голыми. А во всём другом? Женщин никогда не били, хорошо кормили, на выход богато одевали, но по одной никогда не выпускали. Вот откуда наши нравы, только вот теперь мужиков нет. Был брат-балбес. Да и не мужик он был, так рохля. После смерти матери совсем распустился — водка, наркотики, передоз. А вот, благодаря трепливому языку братишки, мужей нам Бог не дал, сторонятся нас, как прокаженных. Даже не пристают. Вот такая наша не весёлая история.

— Ясно! Так давайте накатим за вас, за то чтобы появился у каждой из вас настоящий мужик.

— Да бы! Да хоть бы одного на всех, черт побери! Годы-то уходят!

— Ну, ну! Будет и на вашей улице праздник. За вас!

Крепкий самогон требовал закуски, и я навалился на жареную свиную отбивную. Девчонки нехотя ковырялись в своих тарелках, каждая думая о своём. И что мне сними в таком настроении делать? Им нужен праздник, а тут получились натуральные поминки по уходящей молодости.

— Так! Вы меня сюда зачем притащили? Накормить байками и отправить восвояси? Хватит сопли распускать! Коли я здесь один мужчина, то сейчас устроим лотерею, я — приз.

— Не! Давайте в бутылочку! На кого указала, тот целует всех!

Выпили и перебрались на пол. Бутылка, как ей и положено, постоянно располагалась вдоль досок и целовать все приходилось то Тане, то Мане, сидящих на против. Поцелуи сестёр были быстрыми, в щёчку, на моих же губах задерживались дольше, проникая языком в рот, а их нежно гладил, не стесняясь проникать и в вагины.

Саньке надоела такая вопиющая несправедливость и она принесла большой круглый деревянный поднос. Первый же бросок указал на неё. Она не стала целовать сестёр, а подойдя ко мне повалила на спину и легла сверху. Целовалась она с чувством, мне это нравилось и моему пацану тоже. Член ворочался между её ног пытаясь встать во весь рост. Желание сорвать с неё рубашку, мешающую почувствовать её тело, поднимало волну возбуждения. Я задрал ей рубашку, впился в ягодицы пальцами, мял плотные груди. Вожделение обладать этой женщиной сейчас, немедленно, заставило мня опрокинуть её на спину, раздвинуть ноги и без всякой прелюдии вонзить в неё член. Её истекающая соками вагина, узкая и горячая, напряглась, за пульсировала. Боже! Она кончила! Вот так сразу? Саня лежала в позе препарированной лягушки и улыбалась, по щекам текли слёзы.

— Саша! Так не честно! Мы играли на поцелуи, а ты?

— А я кончила. — тихо сказала Саша, сталкивая меня с себя. — Я больше не могла терпеть.

— Тогда сейчас моя очередь! — подползла к нам Маня.

— Ты что её занимала? — возмутилась Таня.

— Девочки, не ссорьтесь! Крутите бутылочку.

Жребий всё-таки выпал на Маню. Она радостно вскрикнула и захлопала в ладоши.

— Есть!

Встала и на ходу сдёрнула с себя рубашку. Какая фигурка! Всё на месте, всё при себе. Покатые бёдра, высокая округлая грудь, вздёрнутые полушария ягодиц, острый уголок лобка с пышной порослью каштановых волос. И куда смотрят мужики? Ну не красавицы с обложки. Так если с тех смыть макияж этим женщинам они и в подмётки не сгодятся.

— Ты мой! — хищно глядя на меня прошипела Маня!

— Ага! Сейчас! Но не так быстро. Таня, Саня, идите сюда.

Я тоже снял рубашку, лёг, усадил Таню и Саню так, чтобы мне было легко и удобно их мастурбировать и прежде чем допустить Маню к своему телу, нагнул её голову к члену. Маня безропотно взяла член в рот и умело стала сосать, восстанавливая мне эрекцию. А я, что я, как обычно, наслаждаясь нежностью и податливостью женских тел и их вагин, медленно, но настойчиво подводил их к желанному финалу, всегда так меня радующему. Когда Таня и Саня шумно задышали, занятые игрой моих пальцев, Маня пересела на вздыбленный член. Наверное, со стороны красивая была картинка, когда три женщины, три сестры, почти одинакового телосложения, в синхронные движения отдавались моим пальцам. То, что средней достался двадцать первый палец, особого значения не имело. Все они получали то, что хотели.

Саня. Она среди сестёр, я это понял при первом контакте, самая возбудимая и мои касания её клитора уже на первой минуте повергли её в оргазм. Она повалилась на бок и придерживая мою руку дёргаясь мелкими толчками, подавалась ей на встречу, пока не успокоилась.

Таня. Эта была не много другая во всём. И волосы чуть светлее и вульва пышнее чем у сестёр, как будто у неё отец был другой. Так вот, глядя на поверженную Саню, он перебралась и села вульвой мне на рот. Длинные пухлые лепестки приятно перекатывались у меня во рту, а кончик носа теребил клитор. Пальцы снова заняли место в её вагине, заставляя стонать.

Маня. Она скакала как сумасшедшая, но я не чувствовал, чтобы её вагина хоть на сколько-нибудь возбудилась, пришла в тонус, даже выделений было недостаточно, чтобы сделать процесс приятным и безболезненным. И чтобы не получить ненужных потёртостей я был вынужден поменять сестричек местами.

Таня, едва взобравшись на меня, погрузила член на всю его длину уперев в стенку влагалища и начала медленное вращение тазом. Головка в тесных объятиях очерчивала круги вокруг шейки матки, и я чувствовал их поцелуи. Руки Тани играли её грудями, и вообще она ушла в самоощущения, используя меня лишь как инструмент для удовлетворения. Эта сможет доставить себе удовольствие и без моего участия. Вот и чудненько!

Маня. При удивительной схожести с Саней, её клитор не был чувствителен к воздействиям. Она хотела получить оргазм, но не умела. Я попробовал найти точку G. Слабый рывок в сторону, как поплавок при поклёве, и она снова вернулась на место уже целеустремлённо подставляясь моим пальцам этим, пока не до конца понятным, местом. Кончилась скачка, началось восхождение.

Таня и Маня кончили вместе, но совсем по-разному. Таня вскрикнула и села на член перекатывая его в себе мышцами вагины, а Маня тихо заскулив свернулась в калачик, как будто у неё сильно заболел живот. Это не дело. Она не смогла перейти перевал. Я положил её спиной на Саню, некогда искать подушки, и быстро задвигал головкой по единственной чувствительной точке. Она орала, что ей больно, просто орала и вдруг разрядилась, обдав всех струёй соков, накопленных за всю её жизнь. Она билась на члене не долго, но яростно, так что я едва не кончил.

— Ну ты Мань даёшь! Скромная ты наша! Весь пол залила! Обоссалась с радости, что ли?

— Это не моча. Это эякуляция, вагинальные соки. И вкус и запах у них совсем другой. Попробуй. — Я смахнул на ладонь капли и слизнул их.

— Вот ещё. Ну, кончила и кончила. Эй! Сестрички, хватит валяться. Давайте выпьем за хорошее начало. Оботритесь. Так дело пойдёт, то придётся баньку растопить.

— А чего ждать-то? Пойди да затопи. Дрова и вода есть. Пусть греется. Если не попаримся, то хоть помоемся.

— Когда париться? Время скоро девять, а завтра на работу. Мне вообще собираться пора.

— Э, паря! Хороший ты мужик, но провожать, после того, что ты тут натворил мы не сможем. Так что придётся тебе у нас переночевать. А завтра свеженького, как огурчик, доставим к проходной, где и взяли. Смирись, такова твоя участь. Одного ни за что не отпустим, правда? У нас тут район не спокойный.

Все трое, обтирали меня полотенцами, но больше льнули и щупали. Три пары нежных рук осыпали меня ласками, и каждая норовила взять в руку торчащий член.

— Во, вляпался! Ладно, наливай.

— Ты почему не кончил? Плохо было?

— Это я всегда успею, дело не хитрое. Вы хоть предохраняетесь?

— От чего?

— От ветра, чтобы не задуло! Я о противозачаточных.

— Нет. Зачем. Будет ребёночек, вырастим. А чем больше, тем веселее. Вот только пока не получается.

— Девушки, милые, прошу на меня в этом вопросе не рассчитывать. Я закоренелый холостяк и никакие родственные узы, тем более не официальные меня не интересуют.

— Человек решает, а Бог определяет. Я бы так сказала. Всё в его руках. Да не беспокойся ты. Мы ж не для этого тебя пригласили.

— Ну вот и хорошо. Кровать то в этом доме есть? Не на полу же весь вечер валяться?

— Что бока заболели, или заноза в заднице? Кровати у нас узкие. Сейчас раскатаем матрацы. Подойдёт?

Я пожал плечами, мол дело хозяйское. Сел к столу, угостился груздями. Таня и Маня ушли за матрацами, а Саня присела у моих ног и начала играть опадающим членом.

— Ты можешь сделать, чтобы я кончила как Маня, никогда так не кончала. Всё как-то быстро, по чуть-чуть. Я слышала, что, если кончить как Маня, это фееричный оргазм.

— Так ты у Мани и спроси так это или нет.

— А что её спрашивать? На морде всё написано. Она теперь для тебя что угодно сделает. И я так хочу.

— Что угодно для меня делать или феерично кончить?

— Делать я и сейчас уже готова. Так сделаешь?

— Тёзка, милая, я не господь Бог, но что умею, сделаю, остальное зависит от тебя.

— Что зависит?

— Нужно будет расслабиться и полностью мне довериться и отпустить все свои чувства, забыть о всех условностях и приличиях.

— Хорошо. Я на всё готова.

— Эй! Голубки! Кончай балдеть! Лучше бы помогли матрацы таскать.

— Так давно бы позвали, а то сижу, груши околачиваю.

Я помог втащить четыре матраца и с Маней пошел за следующей партией. Но только мы вошли в её, я так понял, спальню она толкнула меня на постель и навалилась сверху.

— Я ещё хочу. Я вся мокрая. — её и впрямь трясло, но член к этому был не готов.

— Дайка я взгляну. — и два пальца легли на заветную точку в истекающем влагалище. Я сделал несколько быстрых движений и Маня заорав опустилась на колени. По ногам у неё текло.

— Что случилось? — беспокойно влетели сестрички, но увидя лужу на полу улыбнулись и ушли.

— Почему? — лепетала она.

— Что, почему?

— Почему раньше у меня такого не было? Все вокруг только и говорят, что мол кончила так, да иначе, а я как не старалась — никогда. Понимаешь? Ни-ког-да! А ты сунул палец, и я теряю сознание от взрыва эмоций. Почему?

— Не знаю? Может я просто нажал на нужное место в нужный момент?

— Боже! Как я хочу тебя! — она прильнула к моему члену.

— Маня, Маня! Нас ждут. Пойдём. Ты же получила оргазм? Пойдём.

Пошатываясь она встала. Я взял ещё два матраца, и мы вышли в зал. Быстро организовав лежбище Саня и Таня развалились на нём пригласительно раздвинув ноги. Маня пристроилась с боку и гладила свою киску, почему-то иногда морщась. Я подошел к ней.

— Я тебе сделал больно? Оцарапал?

— Как-то непонятно больно здесь. — она ткнула пальцем в бугорок клитора. Я большим пальцем прижал его посильнее и прошёлся кругом.

— А! А! А! А! О! сшшшш! Ой! Ой! ААААА! — и рухнула на спину.

— Обалдеть! Что-ты с ней сделал?

— Научил чувствовать себя. Таня, ты ведь знаешь, как это делать?

— Знаю. — Она эротично сосала палец и раздвигала коленки.

— Тогда подожди. Тут есть те, которые этого не знают.

Я решил довести Саню до крайней степени возбуждения, не давая ей кончить

преждевременно. Прилёг между её ног и дуновениями начал раздвигать волосики на щели. Она заёрзала тазом из открытого преддверья выкатилась капля. Я прервал её сладострастие болезненным шлепком по клитору. Она взвизгнула и пыталась сжать ноги.

— Ты что? Обалдел?

— Не надо кончать от дуновения ветра. Терпи, а то получишь ещё или вообще не получишь того о чём просила. Поняла?

— Поняла. Но ведь больно.

— Терпи и больно не будет.

Я раздвинул её лепестки и дотронулся до клитора. Она мелко-мелко дрожала, влагалище сузилось, руки сжаты в кулаки. Она терпела. Я поиграл языком с головкой клитора, сдёрнув с неё капюшон. Она задёргалась. Звонкий шлепок по ягодице.

— Ой! Больно!

— Терпи!

— А! больше не могу! Больно! А! Больно! Ещё! А!

Такого я ещё не видел, губчатое тело, почти полностью заполнившее преддверье и острым клином, торчало из вагины. Я ввёл пальцы в сырое влагалище вдоль странного уплотнения, и Саня забилась с криком: «Я больше не могу!», прыснула тонкой слабой струйкой, раз, другой и затихла.

— Ваш отец точно также издевался надо мной. Царство ему небесное.

Я удивлённо поднял глаза на стоящую над нами пожилую сухонькую женщину, с седой головой, в длинной для неё мужской рубашке, рукава которой были обрезаны выше локтя, одетой на голое тело. Сквозь редкие седые курчавые волосы лобка проглядывали увядшие губы и из них торчал возбуждённый клитор. Не веря своим глазам, я протянул руку и коснулся пружинисто отозвавшейся плоти. Она чуть охнула.

— Баба Варя! Ну, кто вас звал? — с гримасой отчаяния хлопнула себя по ляжкам Таня.

— Я слышала, как вы тут все голосили! И вот вижу, что вы привели себе, наконец, хорошего мужика. Я так понимаю, что вы все уже получили толику удовлетворения? Молодой человек, не соблаговолите ли вы искупать своего удальца в моей, затянутой холодной коркой забытия, прорубе?

Я был поражен не только внезапностью её появления, её видом, но и витиеватостью речи.

— Что вы, сударыня? Увидя ваш расцветший бутон, я сразу же воспылал желанием.

Она опустилась рядом с Саней, опираясь на любезно поданную мной руку.

— Разрешите узнать, сударыня, какую позу соития вы предпочитаете?

— Вы столь любезны! Предоставляю вам право выбрать самому. Думаю, что вы меня, в любом случае, не сможете огорчить. Один факт происходящего для меня великий праздник.

Я подвернул край матраца высоким валиком и перенёс на него лёгкое тело. Баба Варя без стеснения развела ноги. Как сочная курага, большие губы не вызывали ни отвращения, ни жалости, а лепестки губ сохранили свою свежесть, хоть потеряли упругость. Зато клитор в своём капюшоне был прелестен. Я не мог не ответить на его молчаливый зов и пройдясь языком по вульве взял его в губы. Дрожь и стон потрясли её тело. Я пальцами проник в суховатую вагину. Что можно ожидать от женщины далеко за семьдесят? Но я ошибся, её влагалище, иссохшее без употребления, стремительно увлажнялось. Каждое моё прикосновение она переживала, как в анекдоте, как в последний раз, радуя меня такой многообещающей самоотдачей. Я, стоя перед ней на коленях, выпрямился и взял член в руку, и чтобы не мучить женщину болезненностью сухого входа, измазал его в брызгах, скопившихся в ямке пупка Сани. Варвара одобрительно улыбнулась.

Как я не старался, но от болезненных ощущений избавить не смог, уж больно усохло её влагалище и мне пришлось растягивать его, как у девочки, под свой размер. Она терпела и облегчённо вздохнула, когда член упёрся ей в дно. Дальше было проще. Я легонько двигал членом пока прилипшее к нему влагалище не увлажнилось настолько, что я смог совершать нормальные толчки. И чем размашистее я работал, тем радостнее и моложе становилось лицо Варвары. Я не ожидал, чтобы она дошла до оргазма, но такое произошло. Она тихонько заойкала и уронила ноги счастливо улыбаясь. Я подвигался в ней ещё с минуту и извлёк член, перенёс на равное место.

— Сударыня, разрешите поблагодарить вас за доставленное мне удовольствие. — я поцеловал старушку в губы, по-настоящему, как любовницу.

— Эх! Где мои семнадцать лет? Спасибо, красавчик! Вдохнул ты в меня ещё маненько жизни. Ну я пошла, а вы тут, смотрите, чтобы парень довольный ушёл, не мучайте сильно! Знаю я вас, как дорвётесь не оторвать! — Она с улыбкой погрозила пальцем и вышла.

— Во баба Варя даёт! Видеть тоже припёрло под завязку.

— Девочки, у вас в загашнике, случайно, ещё кого-нибудь нет?

— Тебе нас мало? — Таня с агрессивным видом надвинулась на меня.

— Что — вы? Мне бы для разнообразия ещё пару таких бабушек не помешает.

Девушки с визгом набросились на меня, щипая, кусая, целуя, лаская.

— Как с вами хорошо. Но можно мне слить?

— Пошли провожу. — вызвалась Таня, одевая шубу на голое тело. — Куртку накинь.

В своей короткой куртке с голой задницей и мудями я смотрелся смешно.

— Сними, не позорься. Одень это. — подала она мне добротную волчью шубу. — Отца.

Мы прошли холодные сени и зашли в тёплый хозяйственный блок, я бы так это назвал. Здесь была и ванная, и прачечная, и туалет, и баня, и газовая котельная, всё по уму. Я скинул шубу, не идти же в нет на унитаз.

Таня ждала меня оперевшись о косяк. Шуба распахнута, шары грудей с яркими торчащими сосками открыты, треугольник светлых волос заманчиво прикрыт изгибом бедра. Красавица. Я подошёл к ней и обвил руками талию, прижался к тёплому телу, поцеловал в губы. Её рука шарила в поисках члена. Эрекция вздёрнула его мгновенно, и она сунула головку в себя, мне оставалось, лишь для удобства приподнять её за ягодицы.

— Пойдем в предбанник, там есть топчан.

— Нет, пойдём в дом, на полу удобнее.

Она укутала меня в полы своей шубы и так и не слезла с меня, обхватив руками и ногами. В таком виде мы и завалились в комнату и рухнули на матрацы.

— На минуту оставить одного нельзя, тут же кого-то напялил!

А мы с Таней, не обращая на них внимание упивались совокуплением в классической позе. «Только бы не кончить!» — тюкало у меня в голове и не зря, потому что Таня на финише выдала такое тремоло, что, только прикусив себе язык я смог удержаться от извержения в её пульсирующую вагину.

— Ну всё? Давайте к столу. Таня дай парню отдохнуть. Что нам баба Варя сказала? Беречь и ублажать его!

— А я что делала? Не ублажала что ли? Ведь тебе было хорошо, милый? — она поцеловала меня в губы.

Сели к столу. Выпили. Я откровенно проголодался и налёг на закуски. Ну и пусть смотрят, коли нравится. Метнул взгляд на часы — начало одиннадцатого. Сколько же мне ещё пахать?

— Таня ты баньку не глянула, случайно?

— Глянула и дровишек подбросила. Залезть попотеть уже можно. Ты как, не против?

— Только за! Баньку я люблю.

— Вот и хорошо! Двигайте туда, а я соберу кой-чего.

Зная дорогу я голым быстро перебежал сени и остановился в коридоре, огляделся внимательней. На стенах висели необычные для нашего времени вещи — лошадиная упряжь, нагайка или хлыст, не знаю, ещё охотничьи принадлежности и шкуры и шкурки разных животных.

Девчонки ворвались следом и направили меня в предбанник, Квадратную комнату с широкими деревянными полатями, на которых одинаково удобно было и сидеть, и лежать. Стол с самоваром, правда, современным, электрическим, шкаф с посудой и бельём, зеркала, много зеркал. Пахло вениками. Я заглянул дальше, ударило сухим жаром, думал увидеть раздельную помывочную и парилку, но здесь оказалось всё проще, всё в одном месте, но просторно. Печь разделяла баню надвое, с одной стороны топили, а с другой поддавали. Там же были и полки, как и всё в этом доме, широкие.

— Айда греться, а я веники запарю.

Я забрался на полки и развалился, отдавая тело волнам горячего сухого воздуха. Рядом со мной развалилась Маня. Саня возилась с вениками, распространяя берёзовый аромат, а Таня ещё не пришла.

Маня привстала на локте и взяла мой член в руку.

— Можно?

— Бери, если нравится.

— Ещё как нравится. Я поцелую?

— Мань, да делай ты что хочешь!

— А если я решу отрезать себе на память?

— Тебя твои же сёстры съедят. Не дури.

Она положила голову мне на бедро и начала водить кончиком по губам. Сдвинула кожицу и втянула головку в рот.

— Маня, ты член изо рта весь вечер не выпускаешь! Дайка и я попробую этот деликатес.

Саня навалилась потной грудью на другое моё бедро и потянула член себе в рот. Я наслаждался их ласками и поглаживал горячие потные скользкие груди. Я люблю потные женские тела, в кровати или в бане, может быть, любил бы их и общественном транспорте, если бы их можно было не только нюхать, но и гладить.

Влетела Таня и устроившись у меня между ног, без разговоров, завладела мошонкой.

— Саша, а ведь ты свою мотню бреешь, да? Давай я тебя побрею. У нас есть всё.

— Делайте что хотите, только не оскопите случайно.

Нашлось все новое занятие. Мылили оттягивали кожу, скоблили, зализывали порезы, а я балдел и потел.

— Готово! Ну как?

Я ощупал своё идеально выбритое хозяйство, глянул подняв голову.

— Перестарались чуток, я вокруг меньше выбриваю. Ладно отрастёт. Молодцы!

— Зато теперь никакие волосы в рот не лезут. — Маня загнала себе головку в глотку и порывалась прихватить в рот и мошонку, но мошонку держала во рту Таня.

— Опять мне ничего не оставили, паразитки!

Я привлёк её к себе и скользя по телу руками страстно поцеловал в губы. Потом они менялись местами, и я их с наслаждением всех целовал.

Лобок со светлыми волосами и роскошной бахромой губ повис над моим лицом, Танька, отметил я про себя, и нежно куснул её за губу.

— Ай! Ты что кусаешься? А если я?

— Девчонки, давайте и вам ваши пушистики побреем?

— Я не люблю, потом чешется и колется и ляжки натереть можно. Я нет. — заявила Таня.

— Я тоже не люблю, но если тебе так хочется, то давай побреем.

— Я не буду. Таня права.

— Нет, так нет, я не настаиваю. Давай сюда своего лохматика.

Теперь я ублажал по очереди их вульвы, а они втроём играми членом.

Но скоро пришлось бросить это занятие, стало слишком жарко и мы, окатившись ведром холодной воды вышли в предбанник. Таня, оказывается принесла квасу, брусничной воды и недопитый графин. С него и начали.

— Сколько же вам было лет, когда вас начали пользовать.

— Как ты это правильно сказал — пользовать. — Саня нахмурилась. — Мне исполнилось девять и на правах старшего девственности лишил меня дед. Потом он редко меня трогал, стар уже был, но иногда давал сосать и потом совал если вставал, но это случалось редко. Пользовал меня больше отец. Звал к себе и драл всех по очереди. Маню он уже в семь лет испортил, а Таню и Ваню заставлял смотреть, а иногда и сосать ему член. В семь он и их лишил девственности. Придя с работы, он мог прямо за ужином отодрать бабу Варю или маму. Нас он употреблял в постели, на сон грядущий.

— И брата?

— Всех. И что самое ужасное, для нас это было в порядке вещей, так вроде и должно быть. Мне даже нравилось, когда он меня трахал. Он не заботился, чтобы нам было хорошо. Он кончал и всё, игры закончены.

— А меня дед часто целовал. Положит перед собой на стол, мазнёт мёдом и давай слизывать. Мне очень нравилось. Отец никогда так не делал.

— Меня и Ваню отец часто драл в баню, намылит задницы и давай совать по очереди, пока не кончит.

— И как же вы не забеременели от него?

— Он раньше погиб, чем мы созрели.

— А откуда это желание носить его рубашки?

— Понимаешь, он олицетворение мужчины, он нам ничего плохого не сделал, не успел, наверное. Вот ты, например, если бы остался в нашем доме, то был бы как он — бог и царь, а мы все, включая бабу Варю — твои наложницы. Разве это плохо?

— Мне-то хорошо. А если бы я начал ваших детей пялить?

— Возможно, погиб бы на охоте.

— Ты хочешь сказать, что вы...

— Не мы — мать. И давайте закроем в общем-то грустную тему. Пошли парится!

Поддали пару с какими-то ароматами, отдубасили меня от души и выпихнули на улицу в сугроб. И снова веник и ушат холодной воды. Распаренные с красными лицами мы потели в простынях, пили квас и бруснику. И так до тех пор, пока всё тело не покрылось равномерной краснотой без пятен.

Чистые до скрипа тела мы, наконец, перенесли в дом прошествовав нудистской демонстрацией по холодным сеням, оставляя за собой клубы пара от разогретых тел.

Поставили тарелки и стаканы на пол, сели вокруг по-турецки. Выпили за лёгкий пар, и я, не выдержав вида разверзшихся вагин принялся их все подряд целовать, чистые, пахнущие берёзовыми вениками и хвоей. Мой член купался в чьих-то губах, набухал и требовал выброса накопившейся за день спермы.

Я предложил карусель, и все дружно согласились. Теперь обходя мягкие тёплые попки я с удовольствием по очереди купался в таких похожих и таких разных вагинах. Я больше не заботился о том кончит кто-нибудь из них или нет, я летел к своему оргазму и когда он наступил то разрядился в подставленные сёстрами рты.

Я упал почти без чувств и не сразу понял, что происходит. А когда понял, то содрогнулся в ужасе. Они заливали друг другу во влагалища, собранную во рту сперму! Я стал потенциальным отцом детей сразу от трёх женщин, сестёр! Ужас! Они веселились и смеялись, а я был убит.

— Зачем вы со мной так? Вы предали меня.

— Нет, милый ты наш, хороший. Мы давно лелеяли такую мечту — родить всем сразу от хорошего мужика. Жребий пал на тебя. Правда в последний момент им бы мог стать твой друг, но значит не судьба. Мы не в претензии к тебе и детей воспитаем сами.

— И будете им врать, что папа у них лётчик, или погиб в тайге? И чем объясните, что они похожи, как близнецы? А обо мне вы подумали? Как я буду жить зная, что где-то на земле живут брошенные мной дети? Вы махровые эгоистки, думающие только о себе.

— Ну что ты так всё усложняешь. Живут же тысячи детей незнающих своих отцов и ничего.

— А что творится в их душах, как они относятся к окружающим? Они все чувствуют себя ущербными, брошенными и поэтому озлоблены на весь мир.

— Мы же выросли без отца и...

— У вас был отец и вы помните его и носите его рубашки, а им некого будет вспоминать.

— Откуда тете всё это известно? Ты говоришь так будто сам это пережил, но злым же ты не стал?

— Нет, у меня был отец, подлец, но был. Я просто встречал людей-безотцовщину, это, как правило, психически не здоровые люди.

— И что нам теперь делать?

— Не знаю. Ох и дуры же вы девки, ох, дуры! Сразу, одной глупостью, можете исковеркать столько судеб.

— Я предлагаю, если дети всё-таки родятся, сказать им правду, как мы тебя и зачем обманули и тебе ничего не сказали потому что толком и сами не знали кто ты, молодые дуры, мол были.

— И от этого им станет легче, мол мамы у них отдались хором незнамо кому. Как они к вам будут относиться? Как к шлюхам, да ещё и добрые соседи расскажут историю вашего дома. Вот красота! Я бы повесился, честно!

— Ой! И правда! Мы ведь ничего такого и не думали! Ой-ёй-ёй! Если что, я сделаю аборт!

— И станешь детоубийцей.

— Ну! Довольны? Залететь дело нехитрое. Думаете я не хотел в вас кончить, хотел, ещё как хотел, но ведь сдерживался. Пришиб бы, честное слово.

— Что теперь сделаешь? Будь, что будет. До этого счастья не было, так может с детьми повезёт?

— Не злись, праведник ты наш. Дай я тебя поцелую. — Саня, приползла ко мне на четвереньках и как кошка начала ластиться.

— Ох и суки же вы бабы! Ну, коли ничего не поделаешь, то буду я вас всех трахать по-настоящему, три дня и три ночи, и бабу Варю вашу, тоже!

— А потом?

— А потом уеду к себе, кончается у меня командировка. Не могу же я сразу на трёх жениться? Так что, как и мечтали, справляйтесь сами. И не считайте меня подлецом, сами виноваты.

— Саня иди-ка сосни и приступим.

Теперь я драл их нещадно мстя за предательство. Кончил в дрожащее влагалище Сани, глубоко загнав пульсирующий член. Перерыв, полстакана самогона и снова карусель, на сей раз разряд ушёл в вагину Мани. Сил продолжать у меня не осталось, и в следующий перерыв я уснул, но своему утреннему петуху я разрешил прокукарекать во влагалище Тани.