Из дневника Филиппа

Я окружен мраком, в который сам дал себя погрузить. Милая Сильвия отправилась на время навестить свою подругу Дейзи, чему я очень рад. В ее глазах часто стоит немой вопрос, на который я не могу дать никакого ответа, который ее бы удовлетворил. Опасность того, что она обнаружит весь ужас моего положения, еще более повергает меня в руки Мюриэл и Джейн.

Вчера вечером я испытал крайний дискомфорт во всех смыслах этого слова, когда Сильвии пришла пора пожелать мне доброй ночи. «Мои тети сказали мне, — заявила она, — что твой роман продвигается вперед». Больше бедному ребенку нечего было сказать, и у меня не осталось сомнений, что это ее тетки внушили ей эту мысль и подговорили на этот разговор. Мой стол был завален отрывками из романа, на страницах которого я был вынужден, — хотя и без большого успеха, — потакать развратным желаниям Мюриэл и Джейн. Сильвия трогательно уселась у меня на коленях и попыталась уткнуться в них, чтобы продемонстрировать свой интерес к моей работе, который она никогда ранее не проявляла.

Оказавшись неготовым к такому повороту событий, я, к ее неудовольствию, поспешил накрыть проклятые бумаги, оправдываясь тем, что здесь пока что нечего читать.

— Но папа, они говорят, что ты хороший писатель, — гордо заметила Сильвия, и хотя она и выглядела чуть разочарованной моей видимой секретностью, она не осмелилась, к счастью, перевернуть бумаги в попытке снова на них взглянуть. Мне пришлось взять на себя абсурдную обязанность объяснить ей, что я могу показать ей только самое лучшее из того, что написал, и ей, кажется, понравилось такое признание ее роли строгого критика. Какое нелепое и позорное положение дел! К тому же она, по своему девичьему обыкновению, так ерзала у меня на коленях, что причинила мне некоторое физическое беспокойство, — ее облачение под платьем теперь минимально, а потому тепло и округлость ее попки ощущаются даже через ткань.

В то же время я не мог заставить себя столкнуть ее со своих колен, что вызвало у меня сильное физическое смущение, которое, боюсь, она не могла не ощутить под своим задком. Я также не смог отвести от нее и самого себя, в том неоправданном состоянии возбуждения, в которое она ввергла меня совершенно невинным образом.

Именно в этот момент Мюриэл и вмешалась, сказав Сильвии, что она должна поспешить в постель и как говориться, «хорошенько выспаться». Влажный поцелуй Сильвии напоследок коснулся моих губ, и она спрыгнула с моих коленей, в результате чего мой «стояк» после ее ягодиц стал явно заметен. Я сильно покраснел, но, к счастью, она не обернулась. Едва дверь за ней закрылась, Мюриэл многозначительно опустила глаза на мое несчастное состояние и заявила, что ей «приятно видеть, что у меня такое твердое отношение к женщинам».

В ответ я решил промолчать. Я стиснул зубы и скрестил бы ноги, если бы моя выступающая часть тела не оказалась слишком болезненной для этой задачи. Затем мне было приказано «показать» ей это, что я и сделал, хотя и опасался, что Сильвия вернется и увидит мое почти взорвавшееся орудие. (Меня корежит от одной мысли о том, что одна из моих сестер «поздравит» меня с написанием этого).

Затем мой совершенно окрепший член был нежно и до боязни восхитительно взят в руки. Бывают моменты, — и теперь они происходят чересчур часто, — когда тебя выводят за пределы гордости и стыда. Мюриэл склонилась над моим креслом, сжав рукой мой орган и скользя по нему вверх и вниз.

— Не пойдешь ли ты на риск приключений? — улыбнулась она, подумав, что это прекрасный литературный каламбур.

Я отрицательно покачал головой. Мои щеки залились румянцем. Я уже достаточно хорошо знал, что в такие моменты я совершенно беспомощен в ее руках. Мои бедра начали дергаться вопреки моей воле.

— Бедная, милая Сильвия... Усадить ее на такую боль¬шую и похотливую штуку... — донеслись до меня ее слова.

— Нет! — задохнулся я.

На это она рассмеялась своим жестоким смехом и, вынув из-за ворота своего платья батистовый платок, крепко обвязала им мой трепещущий и горячий член.

— Нет? Очень хорошо, тогда я оставлю все это в таком виде, а через полчаса вернусь проверить, что ты в него не излился, — последовал ее ответ. С этим она и удалилась, оставив меня со сжимающимися от неистового желания тестикулами. Когда она вышла из комнаты, я услышал, как она кричит: «Джейн, я хочу тебе кое-что сказать!»

Мне не нужно гадать, о чем она хочет сообщить. Мое имя и имя моей милой Сильвии будут использованы самым гнусным образом. И увы, как раз в эту самую минуту мои шары так придавило к креслу, а член настолько раскалился добела, что я уже не мог дольше контролировать себя, и густо и обильно излился на завязанный платок. Сиденье подо мной содрогнулось, настолько сильной была сила сперматического извержения. Мой пенис вяло опал вниз, а волны неописуемого наслаждения быстро сменились слабостью, а затем ужасом от того, что наказание последует незамедлительно, как только Мюриэл вернется в комнату. Она, — это совершенно точно, — припишет мою «слабость» в качестве «доказательства своих слов». Я либертин (распутный, развращенный человек, бабник — прим. переводчика), которого следует держать под контролем — вот что провозгласили они с Джейн, и это несмотря на то, что они знают истинную природу происходящих событий.

Дейдр до сих пор не ответила на мое письмо, но я все еще живу надеждой. По сравнению с этими двумя она была просто ангелом скромности. Меня не волнует, что мои сестры прочтут эти слова, они все равно будут издеваться надо мной как над святошей, чего на самом деле во мне нет, а потом заставят меня вылизывать их попки, подобно собаке.

Из дневника Селии

Через какое испытание невообразимых страстей я прошла! Я рыдала, я протестовала, меня любили и принуждали — и все это за один долгий, долгий день, подобного которому еще не было в моей жизни.

Вначале Мюриэл обманула меня своим любовным искусством. Ее язык, ее грудь, ее бедра и ее задок — все это было моим, равно как и все мои прелести всецело при-надлежали ей. Мы лежали обнаженные в постели, забыв обо всем на свете, наши языки сплетались, а наши пальцы искали друг друга.

Несколько раз она мучила своими пальчиками мой задний проход, но я слабо протестовала, что не люблю этого. Я должна научиться этому, ответствовала она и сопровождала свои слова такими волнующими поцелуями, такими жаркими перекатываниями на мне, что я просто не могла заставить себя произнести «нет».

— Позволь мне подарить тебе fеuillе dе rоsе (лепестки розы (фр.) — прим. переводчика) — выдохнула она. Со¬вершенно не понимая, что она имеет в виду, я позволила ей развернуть и поставить меня на колени, а она тем временем проскользнула и стала позади меня, страстно приложив кончик своего свернутого язычка промеж моих ягодиц... О, что это было за ощущение!

— Остановись! Это слишком приятно! — неосторожно пробормотала я, на что она отвечала:

— Конечно, моя сладость, но тебе предстоит узнать еще кое-что получше.

В этот момент за дверью послышались чьи-то шаги, и я попыталась вскочить, но Мюриэл в мгновение ока оседлала меня, а затем быстро развернулась к моим бедрам, с силой приподняв их вверх своими руками. Тут я к своему ужасу заметила, как в комнату успел зайти некий джентльмен, совершенно обнаженный, со вздыбленным членом. Но что было еще хуже, он был не одинок, а то, как он вошел, было одним из самых странных зрелищ в моей жизни.

Его шею стягивал плотный кожаный ошейник, от которого шла стальная цепь, ее свободный конец держала в своей руке сестра Мюриэл, облаченная в тончайший пеньюар, который при движении обнажал ее груди и темный кустик между ног.

— А ну быстро! — прикрикнула она на него. Кажется, что он находился в каком-то оцепенении, очень похожем на то, какое при таких событиях охватило бы и меня. Я брыкалась и пыталась сбросить с себя Мюриэл, употребляя все свои силы, однако под тяжестью ее задка на моей спине все мои попытки

оказались неудачными.

— Не дайте ему! — бессмысленно прохрипела я, потому что его уже подвели к кровати и поставили сразу же позади меня, а он, под чутким руководством Джейн, помог приподнять мои бедра еще выше так, что мой бесстыдный пьедестал предстал перед ним во всей своей красе.

— Я увлажнила ей попку слюной так же, как ты его член, дорогая... А теперь введи его в нее. Ее дырочка будет тесной, потому что ею еще никто не занимался. Присматривай за ним! Он должен хорошенько удовлетворить нашу дражайшую леди и доставить ей все удовольствие! — мурлыкала Мюриэл.

— Нет! — визгнула я, но было уже слишком поздно. Мне грубо развели ягодицы, и его действительно влажное копье осмелилось напасть на меня с той стороны. Я плакала, я умоляла, но все было напрасно. Мюриэл еще плотнее уселась, оперевшись коленями на кровать с обоих сторон от меня, в то время, как мое беспомощное седалище, которое крепко удерживали, приняло первый дюйм его твердого, налившегося органа.

О, Боже милостивый, какие ощущения завладели мною при входе муж¬ского орудия в мое наисекретнейшее лоно! Вначале я почувствовала жжение, — это было похоже на закупоривание длинной и весьма разбухшей пробкой. Я услышала, как он закряхтел. Еще три дюйма пуль¬сирующего желания продвинулись вперед и замерли на какое-то время, — «чтобы она привыкла к нему», как выразилась Джейн, несомненно обладавшая странной властью над этим джентльменом, — если, конечно, я могу его так назвать.

— Поработай немного членом вперед и назад, совсем чуть-чуть, а потом медленно входи в нее дальше, — проговорила Джейн, пока я в ответ на это грубое и бесстыдное вторжение стонала, за¬крыв глаза и стиснув зубы.

Его член и правда прошелся на дюйм или два туда и обратно, до некоторой степени облегчив мой проход, так что ощущение жжения утихло и вскоре исчезло совсем. Я ощутила себя странным образом наполненной и запеча¬танной одновременно. И все же это было несравнимо с тем, что началось, когда эрегированный пенис прошел дальше, под аккомпанемент моих стонов не делать этого.

— Он почти весь там! — воскликнула Мюриэл, подавшись, как я почув¬ствовала, вперед, чтобы сверху разглядеть все в подробностях.

Самец испустил какое-то проклятье, которого я не уловила. Он тяжело дышал, и я тоже тяжко задышала. Я почувствовала, что его яйца оказались вплотную над моей влажной щелкой, и поняла, что он уже совсем весь дома. Джейн снова приказала ему «застыть», и я почув¬ствовала пульсацию его погруженного в меня орудия, которое непонятным мне магическим образом расширяло мою заднюю дырочку.

— А теперь пользуй ее, и медленно, ибо она — божественное создание, которого ты в ином случае недостоин даже и прикоснуться, — пос¬лышался голос Джейн.

Сама я не могла ничего более произнести. Полное погружение его дружка, кажется, лишило всю меня дыхания, пусть даже и на некоторое время. После показавшимся бесконечным «погружения», он медленно начал двигать им вперед и назад, тогда как я кусала себе пальцы от сладчайшего и томительного ощущения, которое нашла совершенно отличным и более распутным, чем обычная сладкая обработка моей киски.

Наши стоны смешались. «Поработай нежно бедрами, моя драго¬ценная», — посоветовала мне Мюриэл, ущипнув меня за левую ягодицу, чтобы подстегнуть меня. Не припомню, чтобы я что-нибудь произносила, кроме бессвязных звуков и тихих завываний, о которых она впоследствии сказала, что они показались ей прекраснейшими из всех, которые она когда-нибудь слышала. К своему стыду, я осознала, что начинаю поддаваться воле этого порочного акта и тем переменчивым ощущениям, которые он нес с со6ой.

Долгая, долгая минута этих тихих толчков прошла прежде, чем мой задний проход ответил его оружию, и я уже ничего не могла поделать. Затем по «приказу» Джейн (я могу назвать это только так) он начал долбить меня более быстрыми ударами, заставляя мою попку шлепать по его животу, пока его «пробка» двигалась взад и вперед.

Здесь Мюриэл сошла с меня и снова проскользнула наполовину под меня, приблизив свои горячие и сладкие губы к моим.

— Наслаждайся! — выдохнула она мне в рот. На какое-то мгновение я еще боролась между притворством моего отчаяния и наслаждением, которое уже целиком овладело мной. Мое дыхание наполнило ее рот, мой задок начал вилять. И снова сладкие вращательные движения ее языка вызвали мой подобный ответ. Самец задышал еще громче, заставив Джейн скомандовать ему: «Не так скоро».

— Даааааааа! — задохнулась я. Я издавала про себя самые нелепые и глупые восклицания, которые, впрочем, хорошо понимала Мюриэл, которая ласкала рукой мои свисающие груди, изливая своим языком и губами в мой рот такую волну страсти, что я больше не сомневалась в ее искренности доставить мне удовольствие, а не подвергнуть меня, как я сперва подозревала, грубому насилию.

Моя щелка трепетала. Это продолжалось лишь несколько мгновений, но потом я осознала это получше, — рука Мюриэл прошла под мой живот, нашла мою шерстку, а затем и мою сладкую точку. Как только ее пальцы провели по ней, я разразилась тончайшим дождиком любовного сока.

— Дай ему кончить сейчас! — проговорила она из-под меня, и тут же глубокий и сдавленный звук послышался со стороны джентльмена.

— Она должна получить каждую каплю, — донесся до меня голос Джейн, на что он тяжело содрогнулся, вдавил мою попку глубоко в свой живот и разразился настолько плотным, густым и жарким потоком, какого моя киска никогда не получала от Роджера. Ох, да... Должна признаться, это было восхитительно. Джейн была совершенно права, сказав, что в задней дырочке инъекции мужских соков ощущаются лучше, чем в «правильном» месте. Я чувствовала каждую струю, каждый всплеск, каждую новую порцию его долгого потока густой спермы, вплоть до того момента, когда его самые последние жемчужные капли просочились в мое тугое отверстие, пока он дышал надо мной так, как будто пробежал длинную гонку.

— Теперь выходи, и очень медленно! — скомандовала ему Джейн, на что тот послушно, дюйм за дюймом, ретировался, и я ощутила потерю и пустоту в моей заполненной жидкостью попке. Член выскользнул, и я упала, чувствуя, как его теплые соки пузырятся внутри меня самым чудесным образом. Я спрятала свое раскрасневшееся лицо, и мои груди задрожали, когда Мюриэль выскользнула из-под меня и заставила меня посмотреть на нее.

— Видишь, как это приятно! — улыбнулась она.

Я не знала, что и сказать. «Кто это был?» — сперва глупо спросила я, сжав свои горящие ягодицы, в которых все еще билось то же ощущение.

— Это неважно, любовь моя, если тебе это было приятно. Поверь, что доставить тебе удовольствие было моим единственным намерением. Пусть теперь Роджер будет в дальнейшем твоим благодетелем... Отныне предлагай свою попку ему и удваивай свое наслаждение — которое ты также можешь продлить и с теми джентльменами, с которыми я могу тебя позна¬комить.

— Но ты делаешь из меня распутницу! — возразила я.

— Распутницу, правда? Какая чушь! Это слово, порожденное ханжеством. Оно не имеет ничего общего с реальностью. Жизнь коротка, на¬слаждайся ею, как можешь, и не будем загромождать себя суждениями скудоумных. Ты унесешь с собой домой прелестнейшие воспоминания об удовольствии, к которому я и сама причастилась. Как бы я ни обожала тебя, бывают моменты, когда я хочу, чтобы ты была уступчивой, Селия, какой женщина и должна быть иногда. Ты понимаешь это?

Она перекатилась на меня, пока говорила, и прижала меня сверху. Кончик ее языка скользил вокруг моих губ. Ее тугие соски ласкали мои собственные.

— Да, но... — слабо начала было я, но она откинула назад свои распущенные волосы, опутывающие ее шею, и с любовью улыбнулась мне.

— Никаких «но», моя радость, только услада. Я поведу тебя к еще большему наслаждению. Доверься мне!

— Я хочу, но не смею, — ответила я, хотя все мои мысли можно было прочитать по моим глазам. То, что еще можно было произнести, потонуло в долгих поцелуях. Я еще раз оргазмировала в ответ на ее нежные потирания и почувствовала полную слабость, то сонное состояние, в котором я одновременно и терялась, и находилась вновь.

Когда я вернулась домой, я застала Роджера задумчивым и опасалась, что перемена в его настроении заставит его укорять меня. Однако мои опасения вскоре рассеялись. И все же, несмотря на чувство вины, я старалась облегчить свою ношу, полностью признавшись во всем, что произошло, хотя и знала, что это может навлечь на себя его гнев. Но как только я произнесла слово «исповедаться», он приложил палец к моим губам.

— Это не суд, а дом любви. Тебе не в чем признаваться, — сказал он. Какими бы сладкими ни были для меня эти его слова, я чувствовала, что не могу скрывать от него то, что позволила над собой проделать. То, чего не позволяла себе годами.

— Но дорогой, я должна тебе сказать... — начала я.

— Нет, не должна, Селия, ибо если ящик открыт однажды, оттуда слишком многое может вывалиться. Не так ли? Не всем ли нам есть в чем признаться? И что мы приобретем от этого?

Я молча упала в его сильные объятия. После этих слов он не может сделать ничего дурного. Соблазн, — и, к моему изумлению, весьма сильный, — пригласить его в себя сзади начал одолевать меня. Однако, поступить таким образом и так скоро тоже означало бы своего рода признание. Я знаю, что страсть заставит его в скором времени попытаться овладеть мной таким образом. Пусть же этот момент наступит своим чередом, и я ему не откажу. Я даже гостеприимно открою для его члена свои задние врата — настолько внезапным оказалось мое обращение в эту веру. Даже если у меня и есть, в чем признаться самой себе, так это только в том, что теперь, когда я пишу эти строки, при одной мысли об этом у меня приятно сжимаются ягодицы.