На этой улице в пятиэтажке жили Вовка Макаров и Сашка Капко, а Юрка Ефимов жил совсем рядом в сталинской шестиэтажке в трехкомнатной квартире со смешным механическим звонком на двери, у которого вместо пимпочки для нажатия была ручка, которую нужно было крутить. Дрын-дрын, здрассте, мы пришли.

Основной причиной похода Вовки и Сашки к Юрке было Сашкин день рождения. Вчера гуляли взрослые, а сегодня пацаны решили отметить это дело по-своему. Взяли пару бутылок, несколько банок консервов и газету «Биробиджанер штерн» на идиш, потому что других газет в киоске «Союзпечать» не оказалось. Проходил двадцать четвертый съезд КПСС, и все толстые русскоязычные газеты с выступлением дорогого Леонида Ильича Брежнева разобрали. Их можно было вначале прочитать, затем изучить, потом изложить содержание на политзанятиях и в конце концов употребить на разные хозяйственные нужды. Газету «Биробиджанер штерн» на идиш можно было употребить сразу. Почему у Юрки? Да потому что у него была отдельная комната, и его родители и старший брат в простые дни работали, а у Сашки – нет.

Итак, бутылки открыты, банки тоже, друзья приняли по первой. И заскучали. Хотелось чего-то светлого...

— Джентльмены, а не вздрочнуть ли нам? – предложил Сашка Капко.

— Ф-фу, сэр, как это пошло! – ответил Вовка Макаров.

— Девчонок надо позвать! – сказал Юрка Ефимов.

— Хорошо! – расплылся в улыбке Сашка.

— Можно! – одобрил Вовка.

— Только вот кого?

— Предлагаю Нину Никульцеву! – сказал Сашка. – Беленькая и толстая, всем хватит.

— Кто это? – сощурился Вовка.

— Никогда не видел, – сказал Юрка. – Сиськи хоть большие?

— Ну, тогда Катьку Пронину, – снова предложил Сашка. – Она подо мной живет.

— Сашка, ты все каких-то малолеток предлагаешь, – сказал Юрка. - Нам, строителям светлого будущего, с малолетками не по пути.

— Да ну вас на фиг! – обиделся Сашка Капко. – Сами и предлагайте!

— Я знаю! – сказал Макаров и хитровато сощурился. – Давайте позовем Таньку Дудину, а?

— Пойдет! – образовался Юрка. – Хоть и косоглазая, но пойдет! Побегу звонить.

— Как мы ее делить-то будем? – озадаченно почесал затылок Сашка.

— Как тебе должно быть известно, Александр Сергеевич, из курса анатомии человека, – надувая зоб, ответил Вовка. – У каждой женщины есть три рабочих дырочки.

— Я не знаю анатомию! – огорчился Сашка. - У меня по ней трояк...

— Санек, тебя с такими оценками в тюрьму не возьмут. Так вот, повторяю для бестолковых: первая – влагалище, вторая – анус, а третья?

— Не знаю я...

— Третья – рот! – с порога крикнул Юрка. – Она скоро будет, и с подружками.

— Другое дело! – засиял Сашка. – А то все анус, анус...

Таньку Дудину Макаров знал давно, еще с тех пор, как она испортила его сборник Станислава Лемма, расписав на последней странице шариковую ручку. С тех пор она, конечно, сильно изменилась, первой из девчонок обзаведясь увесистой грудью и широкими бедрами. Только дурацкие очки в роговой оправе, прикрывавшие ее раскосые татарские глаза, немного ее портили, а так.... Чувствовалась в ее каждом движении какая-то тайная темная страсть! Осталось узнать, кого она еще приведет. Интересно...

Парни приняли еще по одной, помолчали, каждый думал о своем, точнее, о своей мечте: Сашка – о том, как бы откосить от армии, Юрка – о том, как поступить на завод-втуз, и только Вовка – о женщине. Ему хотелось собрать из нескольких одну, идеально сложенную, умную и лицом красивую. Он мысленно расчленял их на составные части, тасовал и соединял вновь. Мешало только одно: плохое знание материала. Мало, катастрофически мало его было: Ленка Година да Марка Багдасарова, обе девушки неординарные со своими причудами. И все...

Десятиклассники приняли по третьей, Макарова немного повело, но он старался не подать вида. И правильно, потому что он пошел открывать, ибо звонок продребезжал два раза. «Здрассте, мы пришли!», – сказала Танька Дудина, пропуская вперед двух других девушек.

Надо сказать, что Дудина привела с собой девушек, тоже весьма необычных. Рослая, выше Дудиной, смуглая, со сросшимися над переносицей бровями Лена Кодряну с неподражаемо мягким молдавским акцентом и маленькая тихенькая серая мышка в очечках Нина Буданова, которая с Вовкой за все девять лет не сказала больше десяти слов. Сама Танька была без очков и близоруко щурилась, разглядывая Юркины хоромы. А посмотреть было на что, потому что там все было огромным. Коридор с братовым мотоциклом «Ява», хоть катайся, гостиная и по совместительству спальня родителей, комната брата со швейцарским магнитофоном «Ухер Рояль де люкс», и везде потолки под четыре метра.

— Здравствуйте, мальчики! – голосом завуча Евгеши сказала Дудина.

Длинный Сашка встал и неуклюже поклонился. Евгеша, ставившая ему оценки не выше тройки, сидела у него не только в печенках, но и гораздо глубже. А толстый Юрка только помахал рукой. Он старательно жевал и был в очень хорошем настроении.

— Проходите девушки! – голосом свадебного тамады произнес Макаров. – Рассаживайтесь, ешьте, а, главное, пейте!

Сашка выскочил из-за стола и принялся ухаживать за Леной Кодряну. Танька уселась сама, а Вовка шепнул Нине в маленькое ушко: «Я сейчас Вам стульчик принесу!». Вероятно, из-за толстенной косы, которая, как змея, шевелилась у Нины за спиной, ему хотелось обращаться к ней на «Вы», как в гимназистке и говорить «сударыня».

Сашка, сгибаясь в три погибели, налил Таньке водки, Лена сказала: «Я буду вино», а Нина прикрыла свою рюмку ладошкой:

— Мне не надо.

Не надо, так не надо, и Макаров налил ей целый стакан лимонада «Буратино».

Общество как-то сразу разбилось на пары. Сашка упорно смотрел на Кодряну, которая уже не была такой робкой, как в классе, Дудина уже сидела на коленях у Юрки, и он щупал свободной от вилки рукой, а Макаров сидел рядом с мышкой Ниной и все подливал ей лимонада. «Хватит, я сейчас лопну!», – сказала Нина и рассмеялась. Вовка и не думал, что она могла так звонко смеяться. Тогда он схватил бутылку и выдул остатки, шумно глотая сладкую пузырящуюся жидкость. Нина съела эклер, все-таки выпила немного вина и тихо сказала, запрокинув голову и обращаясь только к Макарову: «Мне надо... где тут?».

— Я Вас провожу, – сказал Вовка и подал даме руку. Она встала и повернулась. А у нее конопушки на носу, подумал Макаров, я и не замечал раньше.

Прежде, чем впустить даму в туалет, Вовка сам зажег свет (а вдруг не найдет) и внимательно осмотрел унитаз на предмет возможных нечистот. И только после этого он сказал: «Будете сливать, держитесь подальше от унитаза. Эта система сильно брызгается».

Макаров ждал ее долго, минут пять. Мало ли что захотелось Нине, может, присесть по-большому, может, что еще. Наконец раздался шум воды, дверь открылась, и она вышла:

— Там цепь... очень тугая! Просто мучение...

Они неторопливо прогулялись по длинному коридору. В комнате, где отмечали Сашкин день рождения, слышались истерический смех и матерная ругань. Макаров поглядел в щелку. Юрка сидел уже с двумя девицами. Танька, полуголая, обнимала его за шею, Лена, без платья, задрав подол комбинации, неистово терла себя сквозь трусы, а Сашка собирал с пола стеклянные осколки. В комнате пахло потом и водкой.

— Что там? – спросила Нина, пытаясь тоже заглянуть в щелку.

Но Вовка ей посмотреть не дал.

— Сашка водку разлил и бутылку разбил, – ответил Макаров, аккуратно прикрывая дверь.

— Он очень неловок сегодня, – заметила Нина. – И как он думает поступать в институт с такими оценками?

— В армию он думает поступать, – проворчал Макаров. – Тетя Лида, его мать, всегда расстраивается, когда к нам заходит, а моя ее успокаивает.

— Давайте сбежим, – неожиданно сказала Нина. – Как-то это все пошло!

— Давайте сбежим ко мне, – предложил Вовка. – Я Вас с мамой познакомлю, и вообще...

— А как зовут Вашу маму?

— Любовь Иосифовна.

— Она еврейка?

— Нет. Просто раньше, когда детей записывали в метрику, поп не спрашивал родителей, а давал имя по святцам. Вышел бы Трифон, мама была бы Трифоновной.

Нина повязала на шею вместо шарфа газовую косынку с искрами, на голову натянула белый берет, а Макаров помог ей надеть длинное светлое пальто, торопливо оделся сам, и они вышли в подъезд с лифтом, где всегда пахло мочой. Но Нина, кажется, этого не чувствовала, потому что сказала, почти приказала:

— Поцелуйте меня. Ну же!

Она закрыла глаза. Женщины почему-то закрывают глаза, когда целуются. Но Нина не только закрыла глаза. Она еще вытянула губки, словно хотела сказать «У!». и Макаров осторожно, словно боясь расплескать драгоценную жидкость из волшебного сосуда, прикоснулся к ее губам своими губами.

— Хватит! Теперь к Вам, к тебе...

Дойти до Вовкиного подъезда от Юркиного дома было делом пяти минут, не более. Но они шли, наверное, полчаса, и по дороге, как дети, радовались всяким пустякам. «Смотрите, Нина, лужи подмерзают!», - говорил Вовка, показывая на тонкий ледок.

— Ночью мороз будет! – говорила Нина, запрокидывая голову в светлом берете.

— А синица сегодня весну пела, – говорил Макаров. – И воробьи чирикали по-весеннему. Вообще, они славный народец. Кто-то уронил мороженое, на солнце оно растаяло, и они так дрались!

— Купите мне мороженое! – попросила барышня Нина.

Они вернулись на остановку, и Вовка купил ей «Лакомку».

— Мы будем есть его по очереди! – сказала Нина Буданова и, первая, съела сверху шоколадную глазурь.

— Теперь Вы!

Когда они дошли до Вовкиного подъезда, уже смеркалось, и загорались желтые фонари и лампы под козырьками над дверями.

В прихожей на тумбочке белела бумажка.

— Что там? – встревоженно спросила Нина, посверкивая очечками.

— Мама, – коротко ответил Макаров. – Ушла на работу, предлагает ужинать макаронами и котлетами в холодильнике.

— Как я есть хочу! – протянула Нина. – Давайте Ваши котлеты.

Они ели едва разогретые макароны прямо из сковороды и мило болтали о пустяках: о международном положении, о грядущей посевной, о влагосбережении на полях и устройстве арыков в республиках Средней Азии. Нина собиралась поступать в сельхозакадемию и собиралась стать мелиоратором. Нина казалась совсем плоской под своей школьной формой, и последней грешной мыслью, которая мелькнула у Вовки в голове, было сомнение, а есть ли у нее там хотя бы соски. Но Нина заторопилась домой, и Макаров пошел ее провожать.

Они опять весело хрустели последним в этом году льдом, вдыхали морозный воздух, а в единственном подъезде своей «башни» Нина снова приказала: «Целуйте!», и вытянула губы трубочкой...

Что же, следующая остановка называется Кленовый бульвар. Там жили прелестная Людочка Шенгелия и противная Ленка Сидорова.

(Продолжение следует)