А она – цветок ненастья,

Кто увидит, кто сорвет.

А она все ищет счастья,

Все единственного ждет...

гр. «Пикник»

Приехал как-то на улицу Лестева Вовка Макаров вместе со своим институтским приятелем Сашкой Грачкиным. И не на трамвае, а на французской машине «Рено». И не на прогулку, а за новым телевизором. А на улице Первый Донской проезд, совсем рядом, эта лавка с телевизорами и помещалась.

Это сейчас телевизоры большие и плоские, а тогда они были толстые и тяжелые, и Макаров изрядно напыхтелся, запихивая его на заднее сиденье. И только занес ногу, чтобы сесть рядом с Грачкиным и перевести дух, как услышал вопль: «Помогите!».

Из ворот «Соловьевки» выскочила растрепанная девица в белом халате и помчалась через дорогу, не обращая внимания на проносящиеся автомобили.

Когда-то, наверное, на втором курсе, Галька Мещерякова подралась с соседкой по комнате в общежитии мадьяркой и два раза ударила ее сковородкой по голове. Международный скандал! Подключилось венгерское посольство, и мудрое руководство вуза не придумало ничего лучшего, как поместить Гальку в психушку, благо та была совсем рядом. Через два месяца Галька вышла оттуда тихая и улыбающаяся всякому пустяку, а скандал с иностранкой к тому времени затих. «Там хорошо!», – сказала Мещерякова. – «Главное, готовить самой не нужно».

Эта девица, видимо, была не слишком довольна жизнью в палате клиники неврозов имени Соловьева. Халат на ней был явно с чужого плеча, да и резиновые больничные ее явно не красили. Она ворвалась в машину, иначе и не скажешь, боком отпихнула коробку с телевизором и, захлопнув дверцу, закричала: «Гоните! Умоляю, гоните!».

У Грачкина все-таки был особый дар. Например, он по телефону облегчил Вовкины гриппозные страдания, просто разговаривая на отвлеченные темы, и вылечил путем нажатия на особые точки у Макарова больное горло перед выступлением на концерте институтской самодеятельности. И они погнали по Донской, а потом свернули на Шаболовку. Грачкин не стал разворачивать машину перед воротами, потому что оттуда выбегали могучие санитары, а у одного текла кровь из разбитого носа. Он только сказал девушке на заднем сидении рядом с телевизором: «Сядьте глубже!», а у Вовки спросил:

— К тебе домой?

Ну, а куда? Не к Грачкину же, у которого жена, двое детей и кокер-спаниель, а к Макарову, у которого к тому моменту не осталось никогошеньки. Да и телевизор нужно было забросить...

Они выскочили на Варшавку и смешались с потоком машин. Девица выпрямилась и с интересом вертела головой по сторонам.

— Куда мы едем-то?

— Ко мне домой, – пояснил Макаров. – Ведь Вам нужна помощь?

— Нужна ей помощь, нужна, – встрял Грачкин, перестраиваясь перед поворотом на Нагатинскую в левый ряд. – Я по лицу вижу.

— Конечно, нужна, – сказала девушка. – Они бы меня залечили.

— А от чего же они Вас лечили-то? – снова встрял Грачкин.

— От расстройства периферической нервной системы, – пояснила девушка, приглаживая растрепанные рыжеватые волосы. – Так мне сказали.

— И как же они Вас лечили, что Вы убежали из клиники? – не унимался Грачкин.

— По-разному. И уговорами, и гипнозом, и инъекции делали.

— А конкретно, что лечили?

— Саш, отстань! – воскликнул Макаров. – Рули лучше. Здесь перекресток сложный!

Они сходу проскочили пересечение Андроповского проспекта и Нагатинской улицы и, наконец, выехали на Судостроительную.

— Ну, вот и доскакали! – сказал Грачкин, притормаживая у Вовкиного подъезда. – Выгружайтесь.

Девица в выбралась не сразу. Сначала она смотрела по сторонам, потом по окнам и лишь затем, подобрав полы белого халата, вылезла из «Рено». Вовка принялся толкать картонную коробку с телевизором, но она зацепилась углом за коврик на сидении.

— Так, – скомандовал Макаров девице. – Руку в прорезь, и тяните вперед, на себя.

— В прорезь? – растерялась белохалатница. – Руку?

— Ну да. На коробке сбоку прорезь для руки, – терпеливо начал объяснять Макаров. – Суйте туда руку и тяните коробок на себя.

— А я уж думала...

Вдвоем они выволокли телевизор и поставили его на асфальт. Вовка подошел к Сашке Грачкину и протянул ему руку.

— Спасибо, Саш!

— Ты повнимательнее с нею, – помаргивая глазками, тихо сказал Грачкин. – Карма у нее уж очень пестрая. Так я покатил?

Макаров захлопнул дверцу, и повернулся к девице, которая, подобрав полы халата, сидела на коробке с телевизором.

— Понесли. Дома отдохнем!

На второй этаж телевизор был доставлен без приключений, только девица, перебирая тонкими ногами, пыхтела и жаловалась: «Тяжелый!». «Зато Сони Тринитрон двадцать девять дюймов», – кряхтя от натуги, отвечал Макаров.

Они поставили короб на середину комнаты, а Макаров вытащил инструкцию и углубился в изучение.

— А я? – жалобно спросила девица. – Мужчина, хоть бы попить принесли!

Вовка с сожалением отложил инструкцию.

— Вам чего? Кофе, чая или газировки?

— Водички бы, а?

— Из-под краника?

— Не-а. Из холодильничка.

Пока Макаров лазал в холодильник, искал чистую чашку и наливал девушке «Севен ап», она уже совершенно освоилась и бродила по комнатам, проводя пальцем по пыльным старым полированным панелям.

— А вот и водичка! – выкрикнул Макаров, появляясь в комнате с чашками и пластмассовой бутылкой.

— Как-то у Вас... бедновато...

— А мне больше ничего и не нужно. Исповедую принцип разумной достаточности. Вот, телевизор приобрел.

Она села на диван, изящно подогнув под себя длинные ноги, затем отпила из чашки глоток, только маленький кадык дернулся туда-сюда на тонкой шее.

— Вы, наверное, истомились? Хотите узнать, от чего меня лечили в психушке имени Соловьева?

— Не особо. Не хотите, не рассказывайте.

— А я хочу рассказать! – заупрямилась девица. – Меня лечили от нимфомании. Знаете, что это такое?

— Это как шизофрения! – засмеялся Макаров. – Не то есть, не то нет.

— Не смейтесь, а то обижусь!

— Молчу, молчу! Говорите, я буду только слушать.

— Я начну от Адама, точнее, от Евы.

Она отхлебнула газировки и продолжила, утерев губы тыльной стороной узкой ладони:

— Мы тогда жили в деревне, папа и мама работала в колхозе, а я ходила в детский садик. Маленький такой садик-ясельки. Вы ходили в сад?

— Нет. Я был домашним.

— А я ходила. Конечно, те же детишки и по улицам бегали, но там воспитательницы были добрые-предобрые.

— Простите, что перебиваю, а там мальчики спят вместе с девочками?

Тьфу, как-то мерзко вышло, извините!

— Я поняла. В одной спальне, но в разных кроватках. К чему это я? Ах, да. Там я впервые осознала себя девочкой и затвердила, что у мальчиков петушки, а у девочек гнездышки для петушков. Это уж мне в школе рассказала подружка Василиса. Про гнездышки...

— Да, про Василису мы вспомнили, а как Вас зовут? Меня – Владимир, а Вас?

— Жанна. Очень простое имя...

— Очень приятно!

— Думаю, не очень. Слушайте дальше. Эта Василиса была большой проказницей. И в нашей паре она была главной. Придумывала разные игры, например, в «лягушки». Не слышали про такую?

— Это когда лягушку надувают через соломинку? – улыбнулся Макаров.

— Нет, тогда никто никого не надувал. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Мы нашли старый сарай на отшибе и сделали его местом наших игрищ. А в «лягушки» мы играли так. Васька предложила помыть пол и прыгать по нему, шлепая животом по доскам и при этом квакая...

— Простите, опять перебью. Вы ведь домой грязные, как чушки, приходили, да?

— Поначалу да, но потом мы стали раздеваться. Вот тут я получила свой первый настоящий оргазм! Я уже была достаточно взрослой, а мы все дурачились, прыгали, квакали, и я один раз перестаралась. Я прыгала, билась животом о пол, и неожиданно почувствовала в этом неожиданную приятность. Я стала совершать некие движения, словно совокупляющийся мужчина, лежа на женщине, шлеп-шлеп, вверх-вниз, и вдруг поняла, что меня уже нет в этом грязном сарае. Я лечу в облаках, а на меня ласково смотрят две женщины. Одна похожа на Жанну д’Арк из учебника истории, а другая – на фотографию моей бабушки. Живую-то я ее не застала, но, говорят, что она очень не любила мужчин, хотя и была замужем. И это был мой первый и последний оргазм. Васька испугалась, как она говорила, стала меня трясти, и я выпала из этих облаков и больше туда не попадала. И тогда я стала искать контактов с мужчинами. Вы что-то хотите спросить?

— Да, хочу. Почему Вы не занялись мастурбацией? Ведь это обычное дело в подростковом возрасте?

— Не знаю...

Жанна допила в своей чашке газировку и попросила еще. Вовка налил.

— Я занималась и мастурбацией, и одна, и вместе с Василисой, но не испытала ничего даже похожего на тот небесный оргазм. И я подумала, что, возможно, дело в моей девственности. Тогда я обратилась к пастуху Ефимову.

Она сделала несколько жадных глотков и продолжила:

— Как-то он пас стадо рядом с нашим сараем. Я хотела сделать это одна, без Василисы, чтобы ее опередить. Я несколько дней наблюдала за Ефимовым из своего укрытия и видела его член, видела, как он мастурбирует, как он упражняется с козой. И тогда я решила, что он будет моим первым мужчиной. Потому что он был немой! Интересная игра слов, правда? Мой – немой. Я подошла к нему и задрала подол моего платья. Он сразу все понял, потому что я сняла трусы заранее, и поэтому вынул член и обнажил красную головку...

Жанна, стуча зубами о край чашки, снова выпила газировку, и Макаров отдал ей свою долю.

— Затем я повела его в сарай, в свое логово, на свое лежбище. Ефимов уложил меня на спину, немного помял грудки и развел мои стиснутые колени, а потом вошел в меня сначала чуть-чуть (боли не было), затем наполовину (так, чуть-чуть), и тогда пастух вошел в меня на всю длину и, прежде, чем ко мне пришла настоящая боль, я почувствовала, как его жесткие волосы коснулись моего клитора. И тогда я закричала, потому что мой живот разрывался от боли...

— Заварите мне кофе покрепче, – попросила Жанна.

И Макаров пошел на кухню. Кофе у него был нескольких сортов и видов, но он выбрал самый крепкий – робуста «Черная бессонница».

— Итак, что было дальше?

Жанна отхлебнула кофе, поморщилась (горячий!) и продолжила исповедь:

— Что было? Два ничего! Я несколько дней ходила осторожно, с прокладками и набросала их полную выгребную яму под туалетом.

— А почему Вы не сделали дефлорацию пальцами или, например, ручкой от расчески? Тогда бы все было под контролем, и не пришлось звать грязного пастуха.

— Дура была, элементарная дура! Наслушалась девчонок, как им хорошо было с одноклассниками, вот и сподобилась. Ладно, что было, то прошло и быльем поросло!

— Вы еще мастурбировали?

— Конечно!

— И как?

— Вроде что-то изменилось к лучшему, и именно тогда я стала искать настоящих мужчин.

— И кто же они? Моряки, летчики или, может, качки-боксеры?

— А Вы не иронизируйте, пожалуйста. Если женщина хотя бы раз испытала настоящий оргазм, она все жизнь будет стремиться его повторить, иногда даже неосознанно меняя мужей или партнеров. И не говорите, что мужчины выбирают женщин, наоборот. Только мужчины об этом не знают.

— И все-таки, кто эти герои молоденьких женщин?

— Шоферы-дальнобойщики. В нескольких километрах от нашей деревни проходит трасса «М4 – Дон», и именно там, у съезда, я встала в кожаных шортах и колготках в крупную сетку. И никаких трусиков и лифчиков, только мужская рубаха в клетку, расстегнутая и завязанная узлом на животе. Как только остановилась первая фура, я вытащила груди из-под рубахи,. .. кофе остыл! Подогрейте, а?

— Кажется, такие женщины называются плечевыми? – спросил Макаров, наливая ей подогретого кофе.

— Вроде как.

Она держала чашку обеими руками и, казалось, вбирала тепло ладонями.

— Оргазма не получилось, но у меня появились деньги. Колхоз к тому времени развалился, у родителей не стало работы, и мои деньги были единственным доходом семьи, пока отец не подался в Москву таксистом. И тогда же я встретила его...

— Кого же?

— Есть сорт мужчин, которых тянет на порочных женщин вроде меня, как мух на дерьмо, и которые потом считают своим долгом их содержать и перевоспитывать. Таким был мой Валентин. Валентин Сергеевич Столяров, бизнесмен, одетый неброско, но... «Скромное обаяние буржуазии». Слышали такое выражение? Так вот он был из таких...

Жанна взяла из вазы овсяное печенье, обмакнула его в кофе.

Я стояла на обочине, и как только увидела шикарную машину, сразу подняла руку. Такие клиенты обычно хорошо платили. Валентин сидел сзади, а когда я забралась в машину, он опустил непроницаемую перегородку между нами и шофером и вынул из брюк член.

После минета он предложил мне работу. У него уже была одна секретарша, молодая особа с крашеными под платину волосами и большим бюстом, но он взял меня для работы с почтой. Я просто раскладывала почту в две папки с надписями «Важно!» и «Прочее». Этим я занималась до обеда, а потом мы шли в столовую, почти ресторан, при фирме, и возвращались в офис, где я забиралась под его рабочий стол, он просматривал почту, а я делала ему минет. Потом я шла домой. В субботу мы встречались в гостинице, и это, пожалуй, все.

Я и не думала, что за простую работу так много платят. И не за торговлю телом, а за перекладывание бумажек. Правда, грудастая секретарша получала еще больше. За несколько месяцев я привыкла получать много, приносить деньги домой и отдавать их матери. Отец продолжал работать таксистом, и мы зажили, в общем, неплохо.... Я забыла сказать, что мы к тому времени переехали в Москву, родители жили на съемной квартире, я жила отдельно и снимала комнату у одной старушки с внуком. Так уж вышло, что я его совратила...

Жанна съела, отламывая по кусочку, второе печенье и продолжала:

— Не такой уж он был безгрешный, этот юноша Андрей. Я по утрам занималась упражнениями Кегеля, стремясь сузить влагалище, сначала под одеялом, а потом, когда увидела, что он подглядывает в дверную щелку, и без одеяла. Я даже специально выбрила щелку, чтобы ему было лучше видно, а он смотрел, с каждым разом открывая дверь все шире. А когда Андрей просунул в дверь член, я его позвала. Просто поманила его рукой.

Он хотел выключить свет, но я ему запретила это делать, а когда спустила одну ногу на пол, а другую подняла вверх, и руками развела губы, он кончил мне на грудь и на лицо. При этом его губы задрожали, словно он хотел заплакать, а лицо исказилось гримасой наслаждения. До этого у меня контактов с юношами не было, и я пожалела, что не нашла себе какого-нибудь школьника до Андрея. Ведь они так откровенны, эти юноши. А когда я зажала его член между бедер, и он там затрепетал, как флаг на ветру, Андрей и вовсе выглядел счастливым, как мальчик, которому подарили железную дорогу.

С тех пор наши контакты стали постоянными. Рано утром, когда бабушка еще спала, он, голый, приходил ко мне в комнату, тихо ступая босыми ногами, укладывался рядом, и я бралась за его член руками или вставляла его между ног, и он терся по моим губкам. Но как-то Андрей захотел большего.

Мне всегда становилось весело, когда он называл меня тетей Жанной. И я предложила называть меня Жу-жу, а его Андрэ. Без всяких теть. И именно в то утро он сказал:

— Я жужутко хочу тебя, Жу-жу, по-настоящему.

Я раскрыла бедра, взяла член и направила его в себя, а потом сжала влагалищем. Он даже не начал движения, как сразу кончил. Андрэ лежал на мне, плакал от счастья обладания настоящей женщиной, и его слезы капали мне на лицо. Затем он всхлипнул в последний раз, вытащил член, и мы стали собираться, я – на работу, Андрей – в школу. А на работе меня ждали перемены...

— Сделайте мне пару бутербродов с чем-нибудь, а? – попросила Жанна. – Что-то есть хочется!

Макаров пошел на кухню, за ним – Жанна в белом халате и резиновых тапочках на босу ногу. Вовка резал хлеб, сыр, колбасу, а она хватала куски, торопливо ела и продолжала рассказывать:

— А секретарши с платиновыми волосами на месте не было. Я быстро рассортировала почту и понесла ее боссу, но Валентина тоже не было, а вместо него за столом восседал величественный мужчина лет пятидесяти, седоватый и приятный на вид. Я положила на стол две папки, а он спросил:

— Вы, вероятно, хотите узнать, где Валя?

Я кивнула.

— Он в свадебном круизе. Женился, понимаешь, а я должен его замещать. Столяров Сергей Витальевич, его папа, так сказать. Все, ступайте. Зайдите после обеда.

Бумажной почты становилось все меньше, почти все сообщения приходили на компьютер, я их распечатывала и раскладывала по папкам. В этот день делать было больше нечего, и я с утра отправилась в столовую, попила какао и съела коржик. Потом пошла в парк, погуляла, подышала холодным осенним воздухом, посмотрела на даму с кокер-спаниелем, как он приносит ей палку, и вернулась в офис. Сергей Витальевич меня уже ждал и встретил стоя. Он говорил что-то о Валентине, а сам снимал пиджак и развязывал тугой узел галстука. Он все говорил и подталкивал меня в сторону комнаты отдыха. Пока мы так дошли, он был совсем голый, а я в одной рубашке, без трусов и без лифчика.

Бедный, бедный Сергей Витальевич! На вид он был жилист, крепок, а вот член висел, и мне стоило больших трудов его кое-как оживить. Босс торопливо накинулся на меня, но пока толкался, его член опять повис. В общем, у нас с ним мало что получилось. «Вот вернется Валя, поеду на воды лечиться», – пообещал босс, выдавив из себя пару капель мутной жидкости. Я пожала плечами, лечиться, так лечиться. Он меня интересовал мало, да и его сын – тоже. Ведь у меня был Андре, неумелый и неистовый, как юный гасконец Шарль Ожье де Бац де Кастельмор. Он же д’Артаньян. К тому же на этот раз он был не один, а со Светкой, своей одноклассницей. Андре задумал лишить ее девственности!

Что же, как говорится, история повторилась. Но на этот раз и не в виде трагедии, и не в виде фарса. Потому что рядом была я. И, главное, что Светка была не против. Мы положили ее поперек кровати, Андре забрался на постель, держал ее за руки, а я присела между ее ног и раздвинула ляжки. Светка действительно была девственницей, и это в то время, когда девицы отдаются за шмотки и просто так, из интереса. Ее целка даже не была растянута, и напоминала кошачий зрачок. И я аккуратно ввела в этот зрачок мизинец, потом еще палец, потом два, а затем и три. И лишь тогда допустила до нее Андрэ. Одной рукой я обнимала его за талию, а другую держала на простате, чтобы почувствовать ее пульсацию.

Как многие мужчины-эгоисты, Андрей был скорострелом. Он торопился к финалу. Светка едва порозовела, а его член уже напрягся и готовился к выстрелу. Я оттянула его от одноклассницы, член выскочил наружу и выплеснул семя Светке в лицо. «А говорили, больно будет!», – возбужденно сказала Светка. – «А совсем нет, и ни кровиночки!». Она еще полежала, я вытерла сперму с ее симпатичного личика полотенцем, они оделись и ушли.

Я уже легла, когда ко мне пришла Мария Васильевна, Андрейкина бабушка. Она присела на край кровати и протянула мне носки.

— Уж ты не побрезгуй, сама связала. Зима придет, в сапожки наденешь, и сам черт тебе не брат. Такие ножки беречь надо. Ты ведь у нас красавица!

Она еще что-то говорила, а я удивлялась, потому что себя красавицей не считала. Узкое лицо, нос сапогом, губы тоже узкие и слабые волосы, завивай их – не завивай, все одно. Не лысая, и ладно! Ноги, да, ноги удались, груди маленькие, яблочки, не грушки.

— За внучка моего тебе спасибо пришла сказать! Если бы не ты, связался бы он с какими-нибудь шлюхами, а ты им вроде как руководишь-направляешь. А мне иногда ночами бывает так скучно, хоть волком вой, лежу, смотрю в потолок, можно я к тебе приходить буду?

Она говорила, а ее пухлые руки уже бегали по моему телу, мяли груди и ковырялись в губках. Говорят, что у стариков бывает прощальный выплеск гормонов, когда нестерпимо хочется секса, а никто, кроме мужа, на такую старушку, как Мария Васильевна, и не смотрит. А если мужа давно нет, заводить молодого любовника стремно да и не на что? Не на пенсию же, правда? Вот и обходятся старушки лесбийским сексом со своими подругами или пупырчатыми огурцами.

Андрей, когда вернулся, услышал нашу возню и сразу, не снимая куртки, зашел посмотреть. А я держала его бабушку за лобок большим пальцем, погрузив остальные в ее широченное влагалище, и сжимала руку что было сил. А другой рукой я терзала ее дряблые, лежавшие на животе груди с маленькими сосками. Бедный Андрэ, он стоял и смотрел, а его рука непроизвольно поглаживала вздувшийся бугор на джинсах.

Кажется, она даже кончила и ушла. А я – нет! Андрей уже стоял рядом, куртка – на полу, джинсы и трусы спущены до колен. Член аж почернел от притока крови и дергался, а Андрэ держал меня за руку, чтобы не упасть при очередном оргазме. И почему я не мужик?

А еще через неделю случились две вещи – беда и радость. Отец куда-то повез маму, возможно, на рынок, и его старенькое авто налетело на встречный «Камаз» лоб в лоб. Похороны полностью взял на себя отцов агрегатор, было даже два венка, а я не пошла прощаться. Не с кем. После скромных поминок я провожала гостей, они мне что-то говорили, а я вытирала сухие глаза платочком и думала, что теперь смогу тратить все деньги только на себя.... Эгоистка, да?

— Никто не идеален...

После шопинга я пошла в парк. Осенью парк – довольно унылое зрелище, листья под ногами, листья над головой. Все желтое и красное. Я купила новое белье, дорогие джинсы, свитер и куртку, а черное платье запихнула в урну на выходе. Так я рассталась с родителями. А так в парке было все тоже самое: дама с кокер-спаниелем и сутулый старик на скамейке. А далеко впереди по аллее шел парень в светлой куртке и джинсах. Он время от времени подпрыгивал, срывая листья кленов, и тут же их бросал, словом, вел себя, как школьник, сдавший последний экзамен. И еще он был похож на Валентина. Я пошла быстрее, теперь у меня была цель – нагнать этого парня и заглянуть ему в лицо. Валя был далеко, в круизе, и все-таки сзади он был похож.... Я почти нагнала его, и он обернулся. Это был Валентин!

— Валя?

— Жанна?

— А я гуляю тут! – сказали мы одновременно и облегченно рассмеялись.

— Тут моя любимая скамейку, – сказала я и повела его в кусты, куда какой-то доброхот перенес тяжелую парковую скамейку, возле которой валялись пустые бутылки, старые газеты и использованные презервативы. Он расстегнул молнию, я подстелила одну газету на скамью, а другую – себе под колени, и стала делать ему минет. Он урчал, как кот после сметаны, гладил меня по голове и рассказывал.

— Капитан корабля мог заключать, нет, регистрировать браки, и мы решили сделать, ох, на борту. Когда мы это узнали, то решили там и пожениться. Стелла предложила там же и сфоткаться на память: она в фате, я в бабочке. И все. Правда, оригинально?

— Угу.

— И свидетели нашлись, ох. Фотограф-малаец и помощник капитана. У фотографа было три аппарата: один – «Поляроид», он делает мгновенные снимки, и два цифровых. На носу корабля, на юте, то есть, были шезлонги, там загорали, и мы пошли туда. Там была масса старух, ух, они там загорали топлесс, чудовища, мы разделись, и тут, ух-х, они начали на нас орать. Вроде, как мы их смущаем, провоцируем и вообще хотим изнасиловать. Ох-х! Сейчас, да.... А еще они орали, что мы дискредитируем институт семьи, снимаемся в фате, а женатыми не являемся, и тут Стелла взъярилась, как фурия. Она накинулась на одну топлесс блюстительницу нравственности и сбила с нее парик, и тут я ее оттащил, говоря, ох, : «Нам еще междунородых скандалов не хватало!». Она переключилась на меня, ух, не можешь, мол, защитить жену, а я сказал, о-о-о, ты мне еще не жена! И тут, все, кончаю!

— Мне нравилась его сперма. Вкусная. Но я выплюнула ее на пожухлую траву, всю. «Ты же говорила, что у меня вкусная сперма?», – с подозрением спросил Валентин. – «Что, разонравилась?».

— Волос.

— Что?

— Во-лос. Чуть не вырвало...

— Придется брить.

Короче, мы пошли в ЗАГС и подали заявление. У нас супа нет?

Ух, ты, у нас, подумал Макаров, быстро.

— Есть. Сейчас вскипячу еще чайник, сделаю бульон из кубика, брошу туда сухой картошки и сублимированного мяса, и будет суп.

— Вкусный?

— Очень. Тебе понравится.

Суп действительно получился вкусным. Через пять минут они ели и нахваливали, а Жанна продолжала рассказывать:

Семейная жизнь мне поначалу показалась раем. По брачному договору у меня был собственный дом-усадьба в Усово, масса прислуги, персональный повар и еще много чего нужного и не очень. Я по-прежнему делала Вале минет, вначале часто, как законная супруга, раза три за день, но потом все реже. Он звонил с извинениями, говорил, что занят, а я бродила по дому, заходила во все незапертые комнаты и даже пристрастилась к чтению.

У Валентина была большая библиотека, только, похоже, он ничего не читал. Все книжки были, как новенькие. Прислуга только стирала пыль. А я начала читать. И первой мне в руки попала «Лолита». Вы читали «Лолиту» Набокова?

— Начал. Показалось скучной. Фильм поинтересней. А вообще-то мерзко все. Желать девочку... как Ваш пастушок, которому все равно, кого иметь, козу или женщину. И правильно, что в интернете давят детскую порнуху. Дети – это святое. Они безгрешны. Они – ангелы!

— Как Вы распалились! – рассмеялась Жанна. – Ангелы, безгрешные! А если они с детства о сексе думают?

— То есть как? По-вашему, детишки ходят в детский сад только за тем, чтобы поиметь друг друга?

— Ладно, оставим эту тему. Рассказывать дальше?

— Конечно. Но не слова о детях! Договорились?

— Да. За последние полгода замужества я много перечитала книг. И беллетристики, и научно-популярных, обошла практически весь дом, за исключением комнат охраны, и совратила почти всю прислугу. Остались неохваченными только повар и охранник, который наблюдал за видеокамерами. Повар словно не понимал моих намеков, а охранник почти не выходил из своей комнаты. Я не говорила, что в доме были очень толстые стены?

— Еще нет. А какое это имеет отношение к Вашему браку?

— Как оказалось, самое прямое. Я все-таки совратила охранника. За десять трахов. Он ночью впускал меня в комнату видео и имел. И от него я узнала, что в стенах имеются тайные ходы, ведущие на улицу и почти во все комнаты. Было интересно побродить там со свечой. Прямо как в фильмах про вампиров.

Жанна тщательно выскребла со дна своей тарелки картошку и облизала ложку.

— Прошел год, и мы решили отметить годовщину нашей свадьбы. Валя сам приглашал гостей, но в списке оказались только мужчины. И отец Валентина – Сергей Витальевич. Интересно, правда? Имя «Сергей» Вам ни о чем не говорит?

— У нас на работе был один Сергей. Был очень охоч до женского пола.

— Ну, почти. Теперь о вечеринке. Все гости были в костюмах герцогов, князей, маркизов и полумасках. Только у Сергея Витальевича не было маски, и у нас с Валентином. Его отец играл роль какого-то старого короля, а мы сидели на тронах и смотрели, как Сергей Витальевич принимает подарки, кладет их к нашим ногам и ответно отдаривает гостей. Я-то думала, что все кончится вселенским трахом, но нет. Нам пожелали спокойной ночи, Валентин отвел меня в спальню, а сам вернулся к гостям. И вот тогда в моей спальне открылась потайная дверца, и из нее вышел охранник, который показывал мне систему видеонаблюдения. Он приложил палец к губам и поманил меня за собой на лестницу в стене. «У нас остался один трах», – прошептал он. – «За это я покажу тебе твоего мужа».

Это я блуждала по ночам в этих переходах и знала только одно, что если идти вниз, то я рано или поздно выйду на улицу. Охранник сразу провел меня в свою комнату с экранами. Некоторые не горели, и он включил их по очереди. Хотите знать, что я увидела?

— Дайте угадаю. Вы увидели как гости сношаются с приглашенными проститутками?

— Это было бы логично, но слишком очевидно. Я увидела...

Жанна даже встала.

— Я увидела, как отец имеет в жопу сына, пока тот отсасывает у гостей, а потом они меняются! Вот что я увидела.... И я была потрясена!

Наверное, все мои чувства отразились на лице, и мой охранник отказался от траха в эту ночь. А наутро я поехала в суд и подала заявление о расторжении брака с Валентином...

Гомики и тут вывернулись. По брачному договору я имела право распоряжаться своей собственностью, но не в случае психического заболевания, а они меня объявили недееспособной, а суд поместил меня на экспертизу в Соловьевку. Тут и сказочке конец!

Это бы еще ладно. Забрали дом, и катитесь! Нет, они возжелали поиздеваться, и доктора принялись меня лечить от навязчивых состояний. Мало того, кто-то из прислуги настучал, что я переспала со всеми мужчинами и женщинами в усадьбе, и меня стали лечить от нимфомании.... Я бы котлетку съела, если есть...

Макарову пришлось жарить котлеты, все шесть штук. Жанна аккуратно ела, ловко орудуя ножом и вилкой. Она съела пять, Вовка одну.

— А лечили меня вот как...

Она насадила на вилку кусочек хлеба и подобрала со сковороды подсолнечное масло.

— Сначала со мной беседовал психолог. Не очень-то мне хотелось раскрываться перед ним, он откровенно скучал, слушая меня. В общем, настоящий профессионал! Я ему наврала, что в детстве меня изнасиловал кобель, и я с ним час простояла в замке. Потом он мне показывал разные картинки, а я говорила одно и то же: «Кобель, сука, кобель, сука!». Затем он сказал: «Вам нужна настоящая любовь и дети!». А я рассмеялась ему в лицо: «Была одна любовь, пидор оказался»!

Потом мною занялся психиатр. Этот был мужчина посерьезней. Сказал, что у меня шизофрения, и меня надо лечить пресыщением. Знаете, что это такое?

— Так иногда курильщиков лечат. Заставляют их выкуривать в день по многу сигарет, чтобы вызвать отвращение к табаку.

— Вот-вот, и в моем случае тоже заставляли, только использовались санитары и секс-машины. Сначала меня пичкали какой-то химией, а затем санитары по очереди имели меня, а потом – по кругу. Когда же они совсем не могли, запускали секс-машину. Как положено, со смазкой. Я, как могла, изображала оргазм, и один раз это удалось. Санитар меня освободил и понес в палату, а я сбежала через прачечную, прихватив грязный халат. Вы с другом подвернулись как раз вовремя. И вот я здесь!

— Вряд ли они обратятся в полицию, – задумчиво сказал Макаров.

— Почему? Могут...

— Престиж заведения, то се, а если что, а Оганесяну позвоню, он на третьей кнопке корреспондентом криминальных новостей работает. Мигом прискачут! Вы пока отдохните, а я подумаю, как Вам помочь в сексуальном плане.

— Мне бы помыться... – мечтательно сказала Жанна. – А потом поспать, пока «архангелы» не прилетели.

— Так идите в ванную. Там все есть. Мыло, мочалка, шампунь...

А потом она скажет: «Потрите мне спинку, пожалуйста!», подумал Макаров, и хотя у нее там, как в тоннеле под Ламаншем... да ну, нафиг, еще заразу подцепишь. Хотя в больнице проверять должны...

Пока Жанна мылась, Макаров постелил ей на диване. Потом полез в медицинскую энциклопедию посмотреть виды оргазмов. Так, клиторальный, вагинальный, оральный, анальный, это все она пробовала. Шеечный, наверное, тоже. Что же остается, маточный? Да разве достучишься? Впрочем, при мощном вибраторе можно попробовать. Кажется, она говорила, что играла с подружкой в «лягушки». Да, похоже, на маточный. Нужно как-то заставить матку прыгать, вибрировать. А, резонанс! Если представить матку в виде полого резинового шара,. .. а толщина стенок, а механические свойства мускулов, связок,. .. множество неучтенных факторов. Нет, только эксперимент, только эмпирика. Иначе никак.

Из ванной комнаты Жанна вышла посвежевшей, помолодевшей лет на пять. Она опять нацепила ворованный белый халат, и Макаров дал ей запасную простыню. Он отвернулся, чтобы не сбиться с мысли о маточной стимуляции, опять задумался, а Жанна стояла рядом и наблюдала, как он бегает руками по полкам в кладовой.

— Вы что-то ищете?

— Да.

— Вы на меня за что-то сердиты?

— Нет. Я просто ищу пьезодатчики.

— А что это? – равнодушно спросила Жанна.

И, поеживаясь от прохлады, добавила:

— Я пойду лягу.

Она ушла, а Макаров, согнувшись в три погибели, шарил вслепую под нижней полкой и, наконец, нашел заветную коробку. Там, связанные проводниками, как пучок редиски ботвой, лежали пьезодатчики. Теперь оставалось дело за малым: подключить пьезоэлемент наоборот.

В семидесятые годы любой радиолюбитель знал, что пьезоэлемент обладает обратимостью. Если на него оказать механическое воздействие, то он будет вырабатывать напряжение, а если подать переменный ток, то он будет вибрировать с заданной током частотой. Первые послепатефонные проигрыватели винила были оснащены тяжеленными «стружкоснимателями», в которых стояли похожие пьезоэлементы. Такие датчики, но грубые и одноразовые, приклеивались на оболочки, подвергаемые испытаниям на разрыв. Бах, и нет оболочки, а самописцы и осциллографы с памятью показывали максимальное напряжение. Оставалось подключить высокоомный датчик к генератору низкой частоты и попробовать.

Вовка был доволен, когда «пьезик» затрепетал в его руке, как живой, но вибрации были слабыми, и он склеил в стопку ацетатным клеем пять таких элементов. Затем поиграл верньером генератора и добился очень сильных колебаний. Попал в резонанс! Потом засунул пьезоэлементы в презерватив, завязал шелковой нитью тонкую оболочку и пошел будить Жанну.

— Валька, отстань! – сказала Жанна еще во сне. – Я сегодня не подаю.

— Слушай, Жу-Жу. Я тут кое-что придумал, – сказал Макаров, когда ее глаза прибрели осмысленное выражение. – Это надо тебе засунуть в матку.

Вовка и не заметил, что он перешел на «ты».

— В матку? Зачем?

— Для оргазма. Я думаю, что у тебя редкий маточный оргазм.

Она села на диване, обхватив тонкими руками острые колени и задумалась, сдвинув тонкие брови. Наконец решилась, легла на спину и завела ноги за плечи, а затем растянула выбритые губы.

— Пихай!

— Потерпишь?

— Да...

Она закусила губу, и вздрогнула, когда пакет пьезодатчиков, хотя и густо смазанный вазелином, вошел в шейку матки. Макаров осторожно подталкивал его щупом из нержавейки и вздрогнул сам, когда презерватив провалился в пустоту.

— Он там, – тихо сказала Жанна, и Макаров включил генератор.

Вовка одной рукой вращал верньер, а другую держал у Жанны на животе, чтобы почувствовать вибрации. Но этого не понадобилось, потому что она широко раскрыла глаза и сказала: «Я лечу!».

К утру Макаров спаял портативный генератор на одну единственную частоту и подарил его вместе с пьезоэлементами Жанне, которая благополучно «долетела» до оргазма. Затем сходил в магазин и купил ей белье, платье, носки и туфли. Но, когда вернулся, обнаружил, что ее нет, платяной шкаф с мамиными вещами раскрыт, а на столе лежала записка:

— Извини, я взяла кое-что из женских вещей. Целую, твоя Жанна!

Больше Макаров ее не видел, только в новостях бегущей строкой прочитал, что на окраине села Усово сгорело имение миллионеров Столяровых...

Следующая остановка обещает быть повеселее. Как-никак, «Метро Шаболовская», где Макаров учился и работал долгих сорок два года!