Алёна тихо кивнула и сделала глоток. Коньяк обжёг горло, и будто разогрел её ещё сильнее, чем всё, что между ними произошло.

У Семёна в глазах было удовлетворение и спокойная тяжесть мужчины, получившего желаемое. У Алёны - смешение чувств: вина, стыда и всё ещё горящее тело, которое предательски отзывалось на его взгляд.

Семён сделал ещё глоток, поставил бокал и на секунду задержал взгляд на янтарной поверхности. Казалось, он собирался с мыслями. Потом поднял глаза на Алёну, в его голосе появилась непривычная мягкость:

— Я скучал, Алёнка... - сказал он хрипловато. - Сначала злился на себя, что вообще допустил это всё между нами. Думал, забуду.

Он усмехнулся, но в этой усмешке не было радости - только усталость:

— А потом... Вера. Поддался её уговорам. Я, дурак, повёлся. В итоге... всё. Ни хаты, ни накоплений. Только срам и пустые карманы.

Он глотнул коньяк до дна, стукнул бокалом о стол и добавил уже тише:

— А знаешь, почему я повёлся? Потому что хотел забыться. Хотел забить пустоту, которую оставила ты.

Алёна замерла, держа бокал на полпути ко рту. Сердце заколотилось быстрее. Она не ожидала, что этот суровый, упрямый мужик может признаться в таком.

Алёна медленно поставила бокал на стол, посмотрела прямо в глаза Семёну и твёрдо сказала:

— Это всё в прошлом. И то, что было сегодня... тоже должно там остаться. Между нами. Никто не должен знать.

Семён усмехнулся уголком рта, но в глазах загорелось знакомое упрямство. Он наклонился чуть вперёд, опёршись локтем о стол:

— Ты серьёзно думаешь, что сможешь это просто «списать»?

Алёна нахмурилась, но не ответила.

Он хмыкнул и сказал глухо, с уверенностью:

— Тебе же понравилось. Я видел. Ты кончала так, что дрожала вся. Коля тебя так никогда не трахал, как я.

У Алёны в груди что-то сжалось. Она хотела возразить, но слова застряли. Лишь щеки налились жаром - то ли от стыда, то ли от того, что он говорил правду.

Семён провёл ладонью по лицу, устало выдохнул, потом вдруг ухмыльнулся криво, без радости:

— Когда Лику первый раз увидел... подумал, что это ты передо мной стоишь. Одно лицо, те же глаза. У меня будто вспышка в башке - сразу вспомнил то лето. Как мы с тобой...

Алёна резко повернула голову, её губы дрогнули, и голос сорвался на полушёпот, полувыдох:

— Что, и её трахнуть хотел?

Семён не отвёл взгляда. Его лицо было серьёзным, без привычной ухмылки.

— Хотеть - одно. Но я ж не зверь, Алёна. Я не спутал её с тобой.

Он взял бокал, но не стал пить, только покрутил в руках.

— Но мысль... да, мелькнула. Потому что ты в ней - копия. И мне стало хуже в тот момент. Потому что я понял, что не забыл тебя.

Алёна фыркнула, но в этом больше было боли, чем злости:

— Значит, мало тебя жизнь потрепала... ещё и на мою сестру глаз положил.

Семён отставил бокал и резко подался вперёд, его голос стал глухим, жёстким:

— Да не хотел я её, слышишь? Это не про неё было - про тебя. В голове всё перемешалось. Я смотрю на неё, а вижу тебя. Ту Алёнку, которая прошлым летом..

Алёна вздрогнула, пальцы на бокале побелели. Она подняла глаза и процедила:

— Замолчи.

Семён усмехнулся, но уже с грустью:

— А чего молчать, если правда? Тело твоё всё помнит.

Алёна тяжело сглотнула, прижала ладонь к виску. Внутри у неё всё клокотало: стыд, злость, но и то предательское тепло, которое он в ней разбудил.

И именно в этот момент дверь в кухню едва слышно скрипнула. Лика, не выдержав, сделала шаг внутрь. Она стояла в проёме, босая, волосы растрёпанные. На лице - сонная маска, но глаза блестели слишком живо.

— Вы чего шумите? - пробормотала она, зевая. - Я думала, уже всё.

Алёна натянуто улыбнулась:

— Сёма вот коньяк достал... решили чуть посидеть.

Семён поднял бутылку, хмыкнул:

— За встречу, за жизнь. Присаживайся, Лика, налью и тебе.

Лика смутилась, но всё же села рядом. Бокал для неё Семён налил меньше всех, почти на донышке. Она осторожно сделала глоток и тут же поморщилась:

— Брр... гадость какая... - выдохнула она, поставив бокал обратно.

Семён расхохотался, басовито, гулко:

— На любителя. Ничего, привыкнешь со временем.

Алёна укоризненно посмотрела на него, но промолчала. Она тоже едва пригубила свой бокал, а пил в основном сам Семён - раз за разом, наливая себе почти полный.

Разговор становился всё тише. Лика то смеялась над его шутками, то опять морщилась от нового глотка, Алёна старалась держать лицо, хотя внутри всё ещё гудела память о том, что только что было.

Наконец Семён с тяжёлым вздохом отодвинул пустую рюмку, поднялся из-за стола.

— Ладно... пора и честь знать. Спасибо за компанию, девчонки.

Он накинул куртку, кивнул им обеим и вышел в ночь, оставив после себя запах крепкого коньяка и ту напряжённую тишину, что повисла в кухне. Алёна поднялась из-за стола, лицо её оставалось напряжённым и отстранённым. Лика проводила сестру взглядом, не решаясь спросить ни о чём.

За окном тянулась глубокая ночь. Двор был пустынным, только редкие фонари отбрасывали на асфальт жёлтые пятна. В соседнем подъезде, всего в нескольких минутах ходьбы, тоже горел свет.

Там, в полутёмной комнате на диване, тяжело переводил дыхание Толик. Он рухнул на спину, словно после драки, и лишь через несколько секунд ухмыльнулся.

— Знаешь, Настюха... я ведь год уже об этом думал. Год. Снилась ты мне, честно. Сколько раз - и не сосчитать. Думал, что с ума сойду, если не попробую. А сейчас... в жизни, это, блядь, в сто раз лучше.

Настя замерла, сердце кольнуло холодом. Она всё ещё стояла на четвереньках, дрожа, чувствуя, как из неё медленно вытекает тепло.

Толик хмыкнул, почесал затылок и продолжил, уже спокойнее:

— Ты только не обижайся на мои слова. Ну там - «сучка», «шлюха»... Я ж не со зла, это всё в запале. У меня так всегда. Бабы от этого только сильнее текут. Сколько раз проверял - чем грубее скажешь, тем сильнее кончают. Ты сама знаешь, как тебя накрыло.

Он провёл взглядом по её телу - распущенные волосы, красные следы на заднице, щель, всё ещё раскрытая, блестящая. Усмехнулся:

— Вот и ты такая. Хоть и гордая... а стоило прижать, сказать по-жёсткому - сама застонала, сама задницей крутила.

Настя зажмурилась, будто от пощёчины. Его слова резали, но самое страшное - часть её внутри знала, что это правда.

Толик шумно выдохнул и добавил, как ни в чём не бывало:

— И ещё... чтоб ты не боялась. Залететь от меня не выйдет. Семя у меня слабое. Я ж кончаю, как бык, и ни одна баба ещё не залетела. Так что расслабься, Настюха. Всё нормально будет.

Он сказал это с какой-то гордой простотой, будто делился хорошей новостью.

Настя почувствовала, как у неё внутри всё сжалось. В груди поднялась волна - смесь злости, стыда и какого-то бессилия. Она отвернулась, упёрлась ладонями в диван, стараясь дышать ровно. Но от его слов становилось только хуже: они делали произошедшее ещё реальнее, ещё необратимее.

Настя медленно поднялась, волосы прилипли к щекам, дыхание сбивалось. Она обернулась к Толяку, посмотрела прямо, не моргая. Голос дрожал от усталости, но в нём звучала сталь:

— Раз уж я исполнила твою мечту... будь добр, держи язык за зубами. Больше этого не будет.

Она развернулась и пошла в ванную, не дожидаясь ответа. В комнате осталась только его тяжёлая ухмылка и запах, от которого хотелось вымыться до крови.

Настя стояла под душем, прижимаясь лбом к прохладной плитке. Вода стекала по её телу, смывая запах, липкость, тяжесть только что пережитого. Она тёрла кожу почти до боли, будто хотела стереть сам факт произошедшего. Но чем сильнее тёрла, тем явственнее ощущала внутри себя остатки тепла, вязкость - то, что не смыть даже кипятком.

В этот момент тихо хлопнула входная дверь. Вошёл Семён - слегка пошатываясь после выпитого, глаза красные, усталые. Он сразу заметил чужое: у порога стояла женская обувь. И рядом - пара стоптанных ботинок Толика.

Семён вошёл в комнату, придерживаясь за косяк. Глаза привыкли к полумраку, и он сразу заметил на диване Толяна - тот уже натянул трусы и валялся, откинувшись на спинку.

— Ты откуда тут взялся? - буркнул Семён хрипло. - Ещё и бабу, что ли, притащил?

Толик ухмыльнулся, потянулся, почесал живот.

— Баба - что надо, Семёныч. Только это не я привёл. - Он хмыкнул, глядя исподлобья. - А вообще, я ведь не просто так пришёл. С новостями хорошими. Хотел тебе первому сказать. Даже Женьке ещё ни слова не сказал.

Семён прищурился, тяжело переводя взгляд с друга на дверь ванной, откуда доносился шум воды. Подозрение и злость боролись с любопытством.

Толик ухмыльнулся, поправил сползшие трусы и сказал:

— Ты только не рыпайся, новость у меня для тебя. Веру сегодня взяли. Представляешь? При ней бабки нашли - почти в ту же сумму, что у тебя стырила. Юрка, правда, слинял. Но, говорят, деньги целые, лежат как улики.

Он сплюнул в сторону и добавил:

— Так что, брат, шанс вернуть своё есть. Хоть не всё пропало.

Семён замер, не двигаясь. Будто слова Толяна не сразу дошли до сознания. Взгляд его застыл в одной точке, челюсть чуть напряглась. Он даже не выругался, только провёл ладонью по лицу, закрывая глаза.

Он уже успел смириться, что потерял всё, что жизнь откатилась на самое дно. А теперь - вдруг это. Вслед за встречей с Алёной, с её глазами, запахом, телом.

Толик что-то продолжал говорить, но Семён не слушал. Сидел, не моргая, сжатыми пальцами упираясь в колено. Казалось, ещё чуть-чуть - и он или рухнет, или взорвётся.

— Эй... - Толик почесал затылок, хмыкнул. - Мне мой братишка, опер, сказал: скоро суд будет. Всё по закону. Бабки вернуть должны. Не всё сразу, конечно, но твоё вернётся.

Он говорил простым, будничным голосом, но в каждом слове звучала уверенность, как будто сам уже видел эти деньги у Семёна в руках.

Семён шумно выдохнул, будто выпустил из себя тяжесть, и опустился в старое кресло у стены. Сидел несколько секунд молча, пальцами перетирал колено, а потом вдруг выпрямился.

— Ну, если так... - заговорил он низко, - тогда жизнь наладится. Бабки вернут - и всё встанет на место. Я уж думал, всё, крест поставить, смириться... А так - ещё не вечер.

Он потер ладонью лицо, в глазах появился блеск.

— А то, блядь, стыдно уже, - продолжил он, глухо, но честно. - На шее у сына сижу, как старый хрыч. Я ж не пропойца какой, я мужик, работал всегда...

Толик усмехнулся, глядя на него, но в глазах мелькнуло уважение.

— Вот это другое дело, Сёмыч, - сказал он.

Семён немного оживился, откинулся в кресле, но тут нахмурился, будто что-то вспомнил.

— Слышь... а баба-то чья в хате? Женька, что ль, свою привёл? - прищурился он.

Толик ухмыльнулся, потянулся за сигаретами, но не спешил отвечать.

— Ага, привёл, - сказал он, чиркнув зажигалкой. - Ты её, кстати, знаешь.

Семён дёрнул бровью, в голосе прорезалось удивление:

— Кто?

Толик затянулся, выпустил дым и усмехнулся ещё шире:

— Завтра узнаешь. С утра сам всё увидишь.

В квартире воцарилась пауза, словно сама ночь прислушивалась. И тут - щёлкнула ручка. Из коридора донёсся звук: дверь ванной открылась, потом открылась и захлопнулась дверь спальни. Несколько осторожных, быстрых шагов - босые, тихие, но в тишине они прозвучали отчётливо.

.................................................

Настя стояла под душем, вода стекала по телу, смывая всё, что только что с ней произошло. Она закрыла глаза и пыталась не думать - но в голове всё равно звучал хриплый голос Толяна, чувствовалось его тяжёлое дыхание.

И вдруг - хлопнула входная дверь. В коридоре послышались шаги, низкий голос Семёна. Настя замерла. Сердце ухнуло вниз - она узнала этот голос сразу.

Она дождалась, пока шаги Семёна уйдут в комнату. Сердце колотилось так, что отдавалось в висках. Вода продолжала бежать, но она уже почти не чувствовала её.

Резко перекрыв душ, Настя схватила полотенце, наспех вытерлась. Волосы мокрыми прядями липли к плечам, кожа всё ещё блестела каплями.

Она тихо открыла дверь ванной и проскользнула в спальню. В темноте её ждал Евгений. Настя почти упала на кровать рядом с ним, прижалась боком, стараясь унять дрожь в руках и дыхание.

Она натянула на себя одеяло, прижалась к Евгению и закрыла глаза, будто спала уже давно.

................................................

В другой квартире, за несколько подъездов отсюда, в спальне было тихо. Только равномерное дыхание Лики доносилось с соседней кровати.

Алёна лежала на спине, глядя в потолок. Ночь тянулась мучительно долго. Она зажмурилась, словно пытаясь стереть воспоминание, но картины снова и снова вставали перед глазами.

Стол, запах коньяка, тяжёлое тело Семёна, его руки, которые сжимали её бёдра... И собственный крик, когда оргазм накрыл её, сметая последние остатки воли.

Она резко перевернулась на бок, прижала ладони к лицу. «Господи... Что со мной происходит? - пронеслось в голове. - Я снова поддалась... Снова ему...»

Мысль ударила, как пощёчина: «Неужели я и правда такая шлюха?»

Грудь сжало стыдом, сердце билось, как у школьницы, застуканной за чем-то запретным. Но ещё хуже было то, что тело - предательское тело - всё ещё хранило тепло, всё ещё отзывалось на воспоминание о том, как он был внутри.

Лика тоже не спала. Она лежала, отвернувшись к стене, но глаза её горели в темноте. Перед ней вновь и вновь вставала та картина, от которой невозможно было избавиться.

Сестра, выгнутая дугой на столе, задыхающаяся от крика. Семён - мощный, тяжёлый, наваливающийся всем телом. Его хрип, его рывки, и тот момент, когда Алёна задрожала, потеряла контроль и кончила прямо на нём.

А потом - его рык, когда он вогнал себя до конца и кончил в неё. Лика видела это слишком отчётливо, слишком близко. Даже в темноте сейчас перед глазами мелькали эти образы, как живые.

И не меньше её потрясало то, что спустя несколько минут они оба сидели за столом, пили коньяк и разговаривали, словно ничего не было. Как будто это был обычный вечер, обычные соседи.

У Лики внутри всё переворачивалось. Она чувствовала и стыд, и странное, острое возбуждение, которое не уходило.

...................................................

Эта часть вышла короче, почти проходная. Но иногда именно такие куски дают время перевести дыхание, прежде чем события снова рванут вперёд.

Всё зависит от вас, читатели.

Что делать с Настей, которая спряталась в спальне Евгения? Сможет ли она притвориться невинной рядом с ним, или Толик ещё успеет выдать её?

Куда заведут мысли Лики после увиденного? Станет ли она хранить эту тайну сестры, или же сама окажется втянутой в игру?

Вернётся ли Семён к Алёне снова - или его накроет новостью о деньгах и он начнёт действовать иначе?

И всё это - лишь часть возможных дорог. Не забывайте: где-то в стороне остаётся Сергей. И если он вернётся - он уже не будет прежним. Жёстче, грубее, требовательнее. Но к кому будет направлен его интерес? К Насте, к Алёне... а может, к Лике?

А что, если Николай снова поддастся своим тёмным желаниям и поделится женой - но теперь не только с Семёном? Начальник, сосед по квартире, случайный попутчик в поезде... кто окажется рядом в этот момент?

Пишите свои версии, свои желания, свои фантазии. Возможно, именно ваш вариант станет основой следующей главы.