Рюмки звякнули, разговоры постепенно потекли привычнее.

Мужчины перешли на пиво - холодное, запотевшее, из горла шло мягкое шипение, и Толик то и дело подливал Семёну или Николаю. Евгений, сперва сдержанный, вскоре тоже расслабился, поднял бутылку, чокнулся с отцом.

Девушки выбрали вино. Алёна медленно крутила бокал, следила, как по стенкам стекают алые капли, и будто старалась не поднимать глаза. Настя сидела чуть боком, нога закинута на ногу, платье скользило по бедру - она пила глотками, короткими, и каждый раз чуть прикусывала губу, будто в мыслях была где-то совсем не здесь.

Вечер подрагивал от жара углей, в воздухе стоял запах дыма и жареного мяса. Где-то за домом стрекотали кузнечики, на столе звенели бокалы, перемежаясь короткими смешками.

Но под всей этой видимой непринуждённостью было ощущение, что каждый здесь пьёт не просто ради застолья - а чтобы заглушить дрожь внутри, ту самую, что тянется из прошлого лета и никак не отпускает.

— Эх, хорошо пошло, - протянул Толик, поднимая стакан. - Давненько так не собирались. Без этой суеты, без дел... просто по-людски.

Семён усмехнулся, глядя на дым, тянущийся в закат:

— Ага. Только вот редкость нынче - спокойно посидеть. Всё либо работа, либо мысли не те.

Николай молча кивнул, сделал глоток. Его взгляд время от времени цеплялся за руку Алёны, лежащую на колене, - тонкие пальцы, кольцо блестит в свете фонаря.

Толик между тем прищурился, перевёл взгляд с одного на другого:

— Знаете, а ведь интересная штука - сколько всего может поменяться за один год. Кто-то уезжает, кто-то возвращается, кто-то вдруг снова вместе...

Он сделал паузу, отпил пива и ухмыльнулся. - А кто-то - снова встречается лицом к лицу с прошлым.

Семён хмыкнул, не глядя на него:

— Ты философом стал, Толян.

— Да не, просто наблюдатель, - ответил тот, откинувшись на спинку. - Вот смотришь, и думаешь... всё же люди тянутся к тому, что их когда-то прожгло. Как огонь, вроде обжёгся, а всё равно руки тянутся.

Алёна медленно поставила бокал, её пальцы дрогнули. Настя отвела взгляд, будто рассматривала тлеющие угли.

Тишина повисла на пару секунд - густая, будто пыль в солнечном луче.

Евгений не понял поддёвки, хмыкнул:

— Что-то вы все загадками говорите.

Семён перевёл на него взгляд, сдержанно улыбнулся:

— Да ладно, сынок. Просто старики вспоминают. У каждого своя история.

Толик приподнял бровь, глядя на девушек:

— Да уж... истории бывают разные. Иногда такие, что даже вспоминать - как по лезвию ходить.

Толик, отхлебнув из кружки, обвёл всех взглядом и вдруг спросил, будто между делом:

— Слушай, Жень, а вы с Настюхой давно вместе?

Настя чуть подняла глаза от бокала, будто не ожидала вопроса. Евгений, не заметив, пожал плечами:

— Да уж... больше месяца, наверное. Познакомились на съёмке, потом как-то само пошло.

Толик кивнул, улыбнулся в усы:

— А-а, фотограф, значит, не зря камеру таскает. - Он хмыкнул. - Девки на таких обычно клюют - творческие, загадочные.

Настя фыркнула, но уголок губ дрогнул:

— Не на всех, Толик.

— Да ладно, - не отставал тот. - У вас у женщин всё просто: кто вас красиво видит - тому и доверяете.

Семён вмешался, спокойно, но с тем самым хрипловатым тоном, от которого воздух будто становился плотнее:

— Ну, не скажи. Иногда наоборот - видят-то все, а видят не то.

Николай усмехнулся, крутя в руках рюмку:

— Это точно. Особенно когда кто-то слишком старается смотреть.

Алёна опустила взгляд, подцепила вилкой кусочек мяса, хотя в горле стоял ком.

Настя чувствовала на себе взгляды, но старалась делать вид, что всё в порядке.

Толик откинулся, поигрывая пальцами по кружке:

— Ладно, ладно, не наговаривайте. Молодёжь - она сейчас по-другому. Может, и к лучшему.

Евгений усмехнулся, чуть смутившись:

— А что - «по-другому»?

— Да кто ж вас поймёт, - пожал плечами Толик. - Вы же всё по-своему делаете. Мы вот раньше... если уж с девушкой, так серьёзно. А сейчас - то вместе, то вроде и нет. Свободнее, что ли?

Семён ухмыльнулся:

— Да. Свободнее. - Он посмотрел на Николая. - Но иногда свобода - тоже проверка.

Николай поднял взгляд, их глаза на секунду встретились, и между ними будто снова пробежала старая искра - ни дружбы, ни вражды, а чего-то третьего, опасного.

Евгений, задумчиво покачивая бокал, глянул на Толяна:

— Вы про свободные отношения имеете в виду? Ну, когда вроде вместе живут, но спят с кем захотят?

Толик ухмыльнулся, сдвинул брови, будто примеряясь к словам:

— Ну... можно и так сказать. Хотя тут как посмотреть. Одни считают - предательство, другие - свобода. Третьи вообще кайф ловят, когда партнёр с кем-то ещё.

Настя дернула плечом, будто от сквозняка, и тихо вставила:

— Звучит странно.

Толик перевёл взгляд на неё - прямой, внимательный, чуть наглый:

— Странно, пока не попробуешь.

Евгений усмехнулся, но в его голосе мелькнул интерес:

— А вы что, пробовали?

Толик хмыкнул, медленно поставил кружку:

— Скажем так... я людей разных видел. Кто-то с ума сходил от ревности, кто-то наоборот - только сильнее к другому тянулся после такого.

Семён вставил негромко, но с тем самым стальным оттенком в голосе:

— Всё от пары зависит. Если внутри пусто - никакие эксперименты не помогут. А если связь есть... тогда и не такие вещи выдерживают.

Слова повисли в воздухе. Николай коротко взглянул на Алёну, и она почувствовала, как по коже прошёл холодок - будто эти фразы адресованы им.

Толик же, не меняя тона, продолжил, словно невзначай:

— Вот Женька спросил про «свободные отношения». А по сути - все мы свободны ровно настолько, насколько сами себе позволим. Просто кто-то признаётся в этом, а кто-то делает вид, что нет. Раньше одно считалось постыдным, теперь - нормально. Главное ведь, чтобы люди понимали, чего хотят.

Николай медленно кивнул, глядя в бокал.

— Самое главное, - произнёс он, чуть хрипловато, - это любить друг друга. И уметь прощать чужие ошибки.

В его голосе не было пафоса - только тихая, выстраданная тяжесть.

За столом повисла короткая пауза.

Настя, глядя в своё вино, чуть усмехнулась, не поднимая глаз:

— И не бежать в чужие объятия, чтобы забыться.

Толик приподнял брови, Семён едва заметно покачал головой.

А Алёна медленно подняла взгляд на Настю.

И в этом взгляде было всё - боль, стыд и что-то вроде понимания.

Евгений молчал, не до конца улавливая подводное течение разговора, но чувствовал, как воздух за столом стал плотнее.

Толик хмыкнул, качнув стакан в руке:

— Ну а вообще, - сказал он лениво, - сейчас ведь у молодёжи всё проще.

Он перевёл взгляд на Евгения, будто случайно, но глаза блеснули.

— Вы, ребята, как к свободным отношениям относитесь?

Настя вздрогнула, пальцы на бокале чуть дрогнули.

Евгений, не заметив этого, усмехнулся:

— Да не знаю... как-то не про нас.

— А чего так? - не унимался Толик, тоном нарочито простецким. - Это когда оба честно всё понимают: хочешь - пробуешь, скучно - разнообразишь. Без вранья, без слёз. Красота же.

Он посмотрел на Настю - прямо, чуть дольше, чем стоило.

Она отложила бокал, пытаясь держаться спокойно, но внутри всё холодело.

В памяти всплыло то, как он держал её за талию, как обещал «ещё раз, но по-настоящему».

Семён заметил, как изменилось её дыхание, и негромко сказал, будто в сторону:

— Главное в таких делах - чтоб оба понимали, во что лезут. И не путали свободу со слабостью.

Толик ухмыльнулся, подхватывая:

— Во-во. А то, бывает, кто-то один решил «попробовать», а второй потом с ума сходит.

Настя молчала. Её лицо оставалось спокойным, но под столом пальцы сжались в кулак.

И вдруг Николай, сидевший всё это время спокойно, заговорил:

— А зря вы так.

Он говорил ровно, почти спокойно, но в глазах мелькнул огонёк.

— Иногда такие эксперименты многое ставят на свои места.

Толик повернулся к нему с интересом:

— Это ты про что, Коль?

Николай медленно поставил бокал, посмотрел сначала на Алёну, потом - на Настю и Семёна.

— Про то, что у нас с Алёной тоже было что-то вроде «свободных отношений». Тогда, прошлым летом.

Евгений не сразу понял смысл сказанного - моргнул, нахмурился.

— В смысле?..

— В прямом, - спокойно ответил Николай. - Тогда мы решили попробовать жить без запретов. И... попробовали.

Он снова посмотрел на жену, но в его взгляде не было осуждения - скорее, усталое примирение.

— Всё закончилось, но кое-что между нами изменилось навсегда.

Настя подняла глаза, её щёки вспыхнули.

Толик довольно хмыкнул, Семён прищурился, будто проверяя, насколько далеко Николай готов зайти.

— Ну и как, понравилось? - спросил Толик, налив себе ещё.

Николай ответил не сразу. Сделал глоток, поставил стакан и произнёс тихо, но твёрдо:

— Понравилось не то слово.

Он перевёл взгляд на Алёну - она затаила дыхание.

— Но теперь всё в прошлом.

Семён чуть сдвинул брови, но бокал не опустил.

«В прошлом?» - слово отозвалось в нём сухим хрустом.

Он сделал медленный глоток, удерживая лицо ровным, будто не зацепило.

А внутри всё дрогнуло: память выдала свежий кадр - не прошлое лето, а недавний вечер в квартире Лики.

Алёна, прижатая к подоконнику, кожа в тусклом свете лампы, её тихий, задушенный стон.

Он вспомнил, как она сжимала его руки, как дрожала после, глядя в окно, не в силах повернуться к нему лицом.

Теперь она сидела рядом с мужем, чуть ближе к нему, чем нужно.

Кивала, делая вид, что поддерживает.

Но Семён видел - по глазам, по дыханию, по тому, как её пальцы теребят салфетку под столом.

Она тоже слышала это «в прошлом» - и не верила.

В груди у него сжалось странное чувство - смесь раздражения, ревности и чего-то похожего на азарт.

«В прошлом, значит... посмотрим, насколько прошлом».

Алёна ощущала на себе его взгляд - тяжёлый, неотрывный.

Она боялась поднять глаза, знала, что в них всё написано.

Слова Николая прозвучали, как щит, но внутри она чувствовала - этот щит тонкий, почти прозрачный.

Её тело помнило каждое прикосновение Семёна, каждый его толчок.

И сейчас, среди смеха, вина и разговоров, это знание горело под кожей.

Она выдохнула, чуть отстранилась от Николая, сделав вид, что поправляет платье.

Но Семён заметил - и его уголок губ дрогнул.

Толик тем временем хлопнул ладонью по столу:

— Вот это разговоры пошли. Прошлое, настоящее... А я-то думал, просто шашлыки будут.

Николай усмехнулся, а Семён, не сводя взгляда с Алёны, спокойно произнёс:

— Так ведь всё интересное всегда начинается после шашлыков.

Застолье продолжалось.

Вино в бокалах стало теплее, мясо уже доедали, разговоры текли свободнее. Смех звучал чаще, но под ним всё равно ощущалось что-то вязкое - словно у каждого на языке стояло то, чего нельзя сказать.

Толик поднялся первым, хлопнул ладонью по столу:

— Ну что, пора бы и в баньку, а? - он потянулся, хрустнув спиной. - Она как раз готова, я ещё с утра затопил.

Он посмотрел на Семёна:

— Пар хоть сейчас - жар, венички свежие, пиво вёдрами.

Семён усмехнулся, чуть кивнул:

— Правильно. Самое время прогреться как следует.

Он поднялся, налил себе пива, сделал глоток и добавил:

— Да и баня, знаешь, она не только тело чистит. Иногда и голову.

Николай поднял брови, глядя на Алёну, но ничего не сказал.

Она лишь коснулась губ бокалом, почувствовала, как внутри странно дрогнуло - не страх, а ожидание.

Настя тоже отвела взгляд, но заметно нервно поправила подол платья.

Толик уже направился к дому, бросив через плечо:

— Давайте, собирайтесь. Девочки, полотенца у меня есть, не переживайте. Если что - и без них не пропадём.

Он сказал это как шутку, но Семён хмыкнул, глядя на него:

— Толян, ты как был балагуром, так и остался.

— А что, - ухмыльнулся тот, - баня ведь для всех. Там всё честно - кто есть кто. Без прикрас, без масок.

Алёна почувствовала, как Николай чуть сильнее сжал её руку под столом.

Семён перевёл взгляд на них:

— А вы, Николай, что скажете?

Тот ответил коротко:

— Мы тоже пойдём.

И все понемногу поднялись.

Бокалы звякнули, стулья скрипнули, вечер начал медленно перетекать из застолья - в ту самую зону, где прошлое и настоящее снова смешиваются.

Мужчины зашли в предбанник друг за другом, каждый по‑своему уверенно, но в воздухе повисла особая, мужская тяжесть - когда знаешь, что вот‑вот все увидят тебя безо всяких прикрытий, и в этом есть что‑то древнее, неизбежное.

Семён первым начал снимать рубашку, обнажая массивные мышцы, покрытые серебром волос. Грудь у него была широкая, жёсткая, с лёгким животом, но в этом не было ни капли слабости - только зрелая сила. Он скинул штаны, остался в трусах, затем, почти нарочито медленно, стянул и их.

Его член был длинный, с заметным изгибом вверх, головка широкая, мясистая, а под ней - крупные, плотные яйца, обрамлённые густыми седыми волосами. Вся его нагота была не вызывающей, а будто бы законной - вот он, взрослый мужчина, которому нечего стесняться.

Пока остальные возились со своими пуговицами и ремнями, Семён спокойно шагнул к лавке, бросил одежду и только после этого взял полотенце - накинул его на бёдра, прикрыв, но не слишком плотно, так что при каждом движении всё равно угадывались.

Следом за Семёном начал раздеваться Евгений. В этом была почти кинематографичная перекличка поколений: молодой - и словно версия отца в лучшие годы, только без груза зрелости, без этой тяжести прожитого. Он быстро стянул футболку, обнажив гладкую, подтянутую грудь - кожа чистая, почти безволосая, мышцы очерчены чётко, но не массивно.

Штаны соскользнули по бёдрам, и Евгений остался в белых облегающих трусах. Он сбросил их уверенно, без суеты - и тут сразу бросилось в глаза: член был большой как у отца, только ухоженный, аккуратный. Прямой, с лёгким изгибом вверх, головка крупная, ярко очерченная. Яйца большие, упругие, а пах выбрит, подчёркивая ухоженность.

В его наготе не было ни капли стыда - скорее, чуть бравада, привычка к чужим взглядам, как у тех, кто часто бывает в спортзале или раздевалке бассейна. Он бросил одежду на лавку, провёл ладонью по животу и только после этого взял полотенце, обмотал вокруг бёдер. Фигура угадывалась под тканью - плоский живот, плавные линии мышц и чуть заметная выпуклость между ног, даже сейчас, в покое.

Он мельком взглянул на отца, будто сравнивая себя с ним - и в этом взгляде была скрытая гордость. Семён, не оборачиваясь, всё понял, но промолчал - связь между ними была сильнее любых слов.

Николай снял рубашку и джинсы, торопливо, будто спешил проскочить этот момент. Его тело было подтянутым, кожа - гладкая, без волос. Он остался в белье буквально на пару секунд, потом быстро стянул боксёры и тут же накинул полотенце, едва прикрыв бёдра.

Всё мелькнуло мгновенно: аккуратный, не слишком крупный член с лёгким изгибом вниз, чисто выбритые яйца. Но сам Николай явно спешил укрыться, чуть втянул плечи и сел на лавку, избегая на себя лишнего внимания.

Его движения были почти застенчивыми - он явно ощущал разницу между собой и остальными, и будто нарочно старался оказаться в тени, чтобы не ловить взгляды.

А Толик раздевался без стеснения, будто вся эта нагота - самая обыденная часть его жизни. Скинул майку, оголил жилистые, впалые плечи, грудную клетку с редкими волосками. Его тело сразу выдавало возраст и образ жизни: худой, даже слегка сутулый, но с заметным, выпирающим пивным животом, который только добавлял ему комичности.

Когда дошло до штанов, Толик скинул их вместе с трусами, не заморачиваясь. В этот момент не только мужчины, но и те, кто мельком взглянул бы со стороны, не могли бы не обратить внимания - между жилистыми бёдрами болтался просто огромный, тяжёлый член, с очень крупной, мясистой головкой. На венах, рельефных и выступающих, даже в покое не было ни капли скромности, а под ним - две крупные, висячие яйца, редкие волоски и тяжесть, которая казалась почти абсурдной для его сухощавого тела.

Толик лишь хмыкнул, заметив разницу между собой и остальными, и с ухмылкой небрежно накинул полотенце на бёдра - больше для приличия, чем для того, чтобы скрыться. Всё равно при каждом шаге под полотенцем угадывался его главный козырь, и Толик этого даже не пытался стыдиться - наоборот, будто нарочно оставлял намёк на то, что ещё будет повод для удивления.

Мужчины стояли в предбаннике - пар шёл из приоткрытой двери, воздух был густой от жара и запаха свежих веников. В парилке воздух уже дрожал от жара, когда мужчины зашли. Толик заходя в парилку, крикнул через дверь:

— Девчонки! Пар готов. Заходите в предбанник, переодевайтесь!

В предбанник девушки зашли почти одновременно. Дверь за их спинами мягко хлопнула, и в тесном пространстве сразу стало жарче - не только от пара, но и от неясного, вибрирующего напряжения.

Алёна быстро сбросила платье - ткань соскользнула с плеч, и она осталась в светлом, едва заметном белье. Тело у неё было стройное, кожа нежная, светлая, на груди соски розовые, набухшие от жары и волнения. Она сняла лифчик, торопливо скомкала его в ладонях, и, стараясь не смотреть ни на кого, одним движением накинула полотенце, закрепив его под грудью.

Настя в это время делала всё нарочито спокойно, но взгляд у неё был чуть напряжённый. Она стянула топ, оголив упругую грудь - соски розовые, оба аккуратно проколоты кольцами. На бедре, ближе к левой ягодице, проступала тонкая татуировка - веточка с цветами. Она быстро стянула трусики, обмотала полотенце на бёдра, чуть ниже, чем Алёна.

Настя, не глядя в глаза, вдруг выдохнула с усмешкой:

— Не ожидала, что меня тут встретишь?

Алёна оглянулась на неё через плечо, прикрываясь полотенцем:

— Думаю, ты сама удивилась не меньше.

Пара секунд тишины, и обе вдруг почувствовали: с ними происходит нечто слишком знакомое. Они обе знали, зачем сюда приехали, но до конца это могли признать только сейчас, в этом тесном жарком помещении, где чужие взгляды уже ждали их за дверью.

Настя поправила полотенце на бёдрах и коротко кивнула:

— Ну что... идём, пока никто не пожаловался на женские сборы?

Дверь в парилку скрипнула, и обе девушки шагнули внутрь, держась чуть поодаль друг от друга. Жар ударил сразу - лицо залило волной, кожа покрылась испариной, дыхание стало прерывистым.

Мужчины уже расселись на полках. Николай - ближе к двери, рядом с ним Семён, тот спокойно, занял место в углу, под спиной у него лежал веник. Чуть поодаль, на другом уровне, устроился Евгений - с прямой спиной, слегка напряжённый. Толик развалился рядом, широко расставив ноги, полотенце еле держалось на бёдрах, но было видно: он готов к любому развитию событий.

Алёна на мгновение замялась, не зная, куда садиться, но Семён чуть сдвинулся, хлопнул ладонью по лавке:

— Садись здесь, места хватит.

Николай тоже подвинулся, чуть улыбаясь:

— Тут самое горячее.

В итоге она оказалась между двумя мужчинами, которые знали её лучше любого другого. Почти невидимый ток прошёл по телу, когда она села, полотенце чуть приоткрыло бедро.

Настя окинула взглядом скамью, и только после этого шагнула к Евгению. Он посмотрел на неё снизу вверх, она села рядом, поправила полотенце, а Толик уже нагло подвинулся ближе, локтем почти касаясь её руки.

В итоге - две женщины между двумя разными линиями желаний и воспоминаний.

Первые капли пота потекли по вискам, воздух в парилке стал тяжелее, но между ними было ещё горячее.

Толик хмыкнул, махнул веником:

— Ну что, девушки, к банным ритуалам готовы?

Семён поднял взгляд, и на его губах мелькнула та самая улыбка, от которой у Алёны по коже пробежал холодок.

Парилка наполнялась влажным жаром и запахом распаренного дерева. Девушки удобно уселись, полотенца обтянули бёдра, но в тесном пространстве всё выглядело гораздо интимнее, чем где бы то ни было ещё - голые плечи, обнажённые ноги, капли пота, скользящие по шее и груди.

— Вот, - протянул Толик, - наконец-то в бане по-настоящему жарко стало. Девки - вы как вишенки на торте!

Он поднял веник, поиграл им в руках, хрустнул веткой.

— Ну что, кто на парение? Женёк, давай-ка, показывай молодым пример, - подмигнул он.

Евгений без стеснения лёг на полку, раскинув руки. Толик с видимым удовольствием начал работать веником: шлёпал по спине, водил по бёдрам, иногда нарочно задевая внутреннюю часть бедра, отчего Евгений только фыркал, стараясь не подавать виду.

— Вот так, вот так... мужик, - ухмылялся Толик, проводя веником по ягодицам сына Семёна.

Следующим был Николай - он пытался сохранять спокойствие, но от каждого удара веником его тело вздрагивало. Потом настала очередь девушек.

— Давай, Алёнка, не стесняйся, - позвал Толик, - красота требует жертв, а тело - веника!

Алёна колебалась, но Николай приободряюще кивнул ей, и она осторожно улеглась на полку. Толик взял веник, мягко начал с лопаток, опускался ниже, задержался на ягодицах. Полотенце чуть сдвинулось, обнажив округлость бедра.

Настя, когда очередь дошла до неё, всё же легла на живот, натянув полотенце до самого пояса. Семён взял веник, работал медленнее, нажимая чуть сильнее, чем нужно. Его ладонь задержалась на её икре, потом на бедре. Полотенце приподнялось ещё выше, почти открыв линию ягодиц и блестящую от пота кожу.

Парилка быстро сделала своё дело - щеки раскраснелись, на висках выступил пот, дыхание стало тяжелее.

Первые капли капали с подбородка, когда Толик, обмахиваясь веником, выдохнул:

— Всё, жара, надо передохнуть!

Они по очереди вышли в предбанник - освежающий прохладный воздух резанул по коже, даже через полотенце казалось, будто тело распахнуто миру.

Мужчины с шумом уселись на лавки. Девушки сели напротив, устроившись чуть осторожнее, следя за тем, чтобы полотенце прикрывало хотя бы самое необходимое.

Толик громко налил по кружке пива, смачно отхлебнул:

— Вот это я понимаю отдых!

Он протянул кружку Алёне - она приняла, пальцы скользнули по его ладони. Её глаза были влажными, ресницы слиплись от пара.

— За здоровье банщиков! - поднял бокал Семён, и мужчины дружно чокнулись.

Пиво лилось легко, жар ещё не отпускал, только распалял изнутри. Настя сделала осторожный глоток, почувствовав, как холодный напиток скатывается по горлу.

Разговоры потекли свободнее - смеялись над глупыми историями, а Алёна хихикала, кутаясь в полотенце, всё чаще ловя на себе взгляды то Николая, то Семёна.

В тесном пространстве предбанника все сидели почти вплотную. Ноги касались ног, случайные прикосновения будто оставляли след. Мужчины рассматривали девушек - капли пота стекали между грудями, полотенца обтягивали бёдра, обрисовывая силуэты.

С каждым глотком становилось всё жарче, атмосфера сгущалась, смех становился глубже, и в какой-то момент Толик, хлопнул в ладоши:

— Ну что, вторая заходка? Самое интересное всегда во второй раз, - с прищуром глянул на Настю.

Все рассмеялись, но их смех уже был другим - чуть ниже, чуть хриплее. Алёна поправила полотенце, но оно тут же снова соскользнуло с бедра, обнажая полоску упругой кожи.

Семён встал, потянулся, и полотенце на его бёдрах едва держалось, обрисовывая массивное тело под тканью.

— Ну что, девчонки, готовы? - спросил Толик, и в голосе прозвучало уже не просто веселье, а нечто явное, горячее.

Настя посмотрела на него через плечо, её щеки горели, а взгляд был серьёзен.

— Давайте уже, - бросила она, - а то остывать начнём.

Вторая заходка в парилку получилась совсем другой.

На этот раз, без слов, расселись по-новому: Алёна устроилась между Семёном и Евгением - так, что их плечи почти касались её с обеих сторон. Ткань полотенца скользнула по её бедру, и когда Семён сел ближе, она ощутила его тепло, даже не касаясь.

С другой стороны, Настя оказалась рядом Николаем. Она села на нижнюю полку, скрестив ноги, но из-за жара полотенце тут же предательски соскользнуло с колена. Николай не отрывал взгляда - в глазах полыхал тот самый огонь, от которого Настя невольно поёжилась.

Последним в парилку ввалился Толик. В руках у него был веник и бутылка воды, которую он с размаху поставил на пол. В этот момент - то ли нарочно, то ли по пьяной небрежности - его полотенце резко сползло вниз. Ткань соскользнула с бёдер и упала на пол, обнажив всё сразу.

Перед Настей, буквально в полуметре от её лица, оказался тяжёлый, уже явно возбуждённый член Толика. Он чуть качнулся, будто приветствуя взгляд, и с каждой секундой становился всё твёрже и заметнее.

Воздух в парилке загустел - сперва никто не пошевелился. Только Николай тихо кашлянул, а Алёна сжала пальцы на своём полотенце. Семён хмыкнул, будто бы и не заметил ничего особенного, а Евгений перевёл взгляд на Настю, пытаясь понять её реакцию.

Настя застыла, взгляд её метнулся то на Толика, то в пол, но в глазах не было страха - только предательский интерес и щемящая неловкость.

Толик, словно ничего не случилось, поднял полотенце, накинул на бёдра, но сделал это медленно, нарочито, не спеша прикрывать свою наготу.

— Ой, да чёрт с ним, баня же! - ухмыльнулся он, встретившись взглядом с Настей. - Не первый раз все друг друга видим.

Вся компания тихо рассмеялась, но теперь смех был натянутым, напряжённым, с густым привкусом желания, которое уже не скрыть.

Толик, ловко, будто и не случилось неловкости сел прямо рядом с Настей, так что его бедро почти касалось её обнажённой кожи. Тепло его тела чувствовалось сквозь тонкую ткань, а её пальцы невольно сжали край полки.

Евгений, заметив, как взгляд Насти задержался на обнажённости Толяна дольше, чем следовало бы, почувствовал неприятный укол ревности. Внутри что-то сжалось - он впервые увидел в её лице не привычную сдержанность, а другой интерес, тот самый, который читался в её полуоткрытых губах и чуть затуманенном взгляде.

Настя будто сама не заметила, как её глаза скользнули вниз, зацепились за этот тяжёлый, наглый член, и только потом, чуть опомнившись, резко отвела взгляд.

Но движение было слишком явным - и Толик, конечно же, это уловил. Он лишь чуть шире улыбнулся, уселся поудобнее, специально расправив полотенце так, чтобы при каждом его движении то ли случайно, то ли нарочно обнажать себя перед Настей.

Евгений не знал, как реагировать: сцена казалась одновременно унизительной и возбуждающей. Он мельком бросил взгляд на Настю - на её напряжённую позу, на то, как она кусает губу, а пальцы всё ещё сжимают край полки.

Воздух в парилке стал густым, плотным, запах распаренного дерева мешался с чем-то новым - с этой самой ревностью, в которой смешалось и желание, и тревога, и странное предчувствие.