ГЛАВА 6: Начало

Джон встретился с Мардж в одном из ресторанов средней ценовой категории, с хорошим салат-баром, за пределами их домов и вдалеке от мира. Она сделала глоток «Сан-Пеллегрино» и спросила:

– Ну, как у тебя дела с Лорой? – Он не стал отнекиваться.

– Тебе лучше не знать. – Он прожевал кусочек сэндвича с беконом, латуком и помидорами и сделал глоток колы. Люди приходили и уходили, а он все не отвечал, и наконец Мардж спросила:

– Так, все хорошо?

– Не так уж и хорошо. И я не хочу об этом говорить.

Мардж обдумывала ответ, обмакивая ломтик редиски в заправку для салата и пережевывая его.

– Ты у меня в долгу, Джон.

На этот раз она его опередила. Ей следовало бы стать психотерапевтом.

– Я был с ней жесток.

– О. Тебе удалось заставить ее почувствовать вину?

– О, все гораздо хуже, – с гримасой сказал он.

Признание полезно для души, разве вы не знаете? А вот для отношений с правоохранительными органами, возможно, не очень.

– Я не шучу, Мардж. Меня могут арестовать. Я был жесток. Физически. Сексуально.

Мардж наклонила голову и приподняла веко.

– В основном, с помощью ремня.

– О, – выдохнула она, подержала на вилке кусочек помидора и задумалась. – Ну. Пролагаю, я бы хотела на это посмотреть.

– Может быть. Если ты такая же извращенка как я.

Снова «О!». Иак реагировать на такое заявление?

– Ты всегда была таким?

– Никогда. И никогда больше. Надеюсь.

Они ели молча. Подошла официантка и спросила, не хотят ли они добавки, и оба ответили:

– Нет, спасибо.

Она подождала, пока она отойдет подальше.

– Ты больше не будешь так делать?

– Нет.

– Уверен?

– Нет. Я не полностью уверен, но планирую этого не делать.

– И как это восприняла Лора?

– Она это приняла. Сотрудничала. Она полностью, черт возьми, сотрудничала.

Еще один момент молчания. Джон обмакнул дольку картошки фри в кетчуп, съел ее и подумал, зачем он рассказал все это Мардж.

– Значит, все было по обоюдному согласию?

Джон пожал плечами.

– Не знаю. Я ее не связывал, не удерживал и вообще ничего не делал. Но сказал, что если она не станет сотрудничать, то ей придется уйти.

– И это было все, что требовалось?

– Да. Это все. Значит, по обоюдному согласию? Думаю, да, более или менее. Но я не чувствую, что это было так.

– Я думаю... – начала Мардж, – думаю, это говорит о том, что кто-то отчаянно ищет прощения.

– Да. Довольно очевидно, не так ли?

– Я имею в виду тебя.

– О? О, да. Я тоже. – Так вот почему он ей рассказал?

– Вы оба. Так, что ты собираешься делать теперь? Теперь, когда, надеюсь, больше не будешь ее бить?

– Что я делаю, так это... Я пытаюсь ее простить.

***

До конца обеда они мало говорили, и совсем не о Лоре. Они находились в квартале от городского парка, так что, можно было спокойно пройтись пешком, перейдя улицу, пройдя между деревьями и обогнув большой пруд, где водились утки-кряквы. Казалось, что разговора больше не будет, но Мардж нарушила молчание.

– Со мной то же самое, Джон. Я тоже пытаюсь простить Лору.

– А Джорджа?

– О, с Джорджем торопиться не стоит. А вот насчет Лоры. Она даже ни разу не извинилась передо мной.

– Подожди. Подожди. А как же письмо? – Письмо было. Лора не знала, что написать. Она попросила Джона помочь ей составить его.

– Я его прочитала. Оно показалось мне искренним. Значит, ты его видел? Подожди-ка! Так это ты написал?

– Нет. Я не настолько коварен. Я помогал ей с редактированием, так что, прочитал. Там – ее слова. – В основном.

– Ладно. Оно выглядело искренним, но я не приму ничего подобного. Может, я мелочная, но хочу, чтобы Лора извинилась передо лично.

– Ну что ж. – Он немного поспорил с собой и решил, что должен сообщить ей об этом. – Причина, по которой она этого не сделала... Лора боится, что ей придется с тобой говорить. Боится говорить с кем угодно, но особенно с тобой.

– Она причинила мне боль, больше чем кому-либо. Нет. Прости. Больше всех после тебя. Ну, заставь ее надеть трусики большой девочки. Она их уже достаточно снимала. – Мардж прижала руку ко рту. – Прости. Обычно я не язвительная. Но ты можешь сделать это, заставить ее прийти? Обещаю не кусаться, и думаю, это поможет. И еще кое-кто, кого бы я тоже хотела там видеть.

***

Так и случилось. Лора крепко держалась за руку Джона, волоча ноги, дважды чуть не остановилась на длинном тротуаре, но в конце концов сама нажала на дверной звонок. Она приготовилась встретить Мардж, но дверь открыл пастор Нойман.

– Здравствуй, Лора, – кивнул он. – Джон. Рад видеть вас обоих.

Он проводил их внутрь, но отодвинул Джона в сторону, чтобы Лора могла – хотя бы номинально – остаться наедине с Мардж. У двери стоял стул для Джона, поставленный по диагонали напротив окна. Позади него стоял пастор Нойман. Мардж стояла у журнального столика перед диваном и перебирала пальцами маленький серебряный крестик, висевший на тонкой цепочке у нее на шее. Похоже, она что-то декламировала. Похоже, она нервничала не меньше Лоры. Лора подошла к ней и, сделав огромный вдох, начала произносить, пока мужество не подвело ее окончательно, но не смогла закончить ни с первой попытки, ни со второй. Вообще не смогла.

– Я знаю, что ты ненавидишь меня, Мардж... и я этого заслуживаю... но я так... Мне так жаль... того, что я сделала... – На этом ей пришлось остановиться.

Это было невозможно. Она никогда не сможет раскаяться в достаточной степени. Нет ни идеальных слов, ни волшебных предложений. В конце концов, она стояла перед Марджери Мэтис явно извиняясь, а Мардж молча наблюдала за ней, а потом сказала:

– Я пытаюсь простить тебя, Лора, правда пытаюсь, но не знаю, получится ли у меня.

Затем к ним подошел пастор Нойман, взял каждую за руку и тихо заговорил с ними. Джон почти ничего не слышал, но в какой-то момент все трое вместе стали молиться, и он смог разобрать некоторые звуки. Ничего особенного не случилось, никаких чудес, ни грома, ни молнии, но в какой-то момент Мардж протянула руку, взяла Лору за другую руку и что-то сказала ей так тихо, что не расслышал даже пастор Нойман. Лора кивнула, вытерла глаза и поблагодарила Мардж.

Также Лора поблагодарила пастора Ноймана. Он ей сказал, что в церкви по ним скучают, и он будет рад, если они вернутся, и чтобы они ему позвонили. Затем Лора взяла Джона, и они ушли. Всю дорогу до машины она крепко держала его за руку.

– Что тебе сказала Мардж? В конце? За что ты ее поблагодарила?

Лора улыбнулась той мрачной улыбкой, которая означает что-то вроде отчаяния, и ответила:

– Сказала, что будет продолжать пытаться.

***

Это была та самая старая кофейня, в которой они впервые разговаривали, после того как он ее выгнал. Та же кабинка. В первый раз не было настоящего разговора, не так ли? Скорее – краткий обмен мнениями. Они вернулись, потому что Джон решил, что им нужен вечер свиданий после тяжелого дня у Мардж, и Лора согласилась, потому что так решил Джон. Это ее пугало, но лишь отчасти, потому что они могли встретить знакомых. В основном из-за того, как плохо все прошло в первый раз. Она сидела на том же месте, что и в тот вечер. Когда официантка спросила, чего бы им хотелось, Джон снова заказал свои любимые блюда из колледжа, но Лора заколебалась.

– Ну, – спросил Джон. – Чего ты хочешь?

Она ответила тем тоненьким голоском, которым так часто говорила теперь, глядя на него из-под ресниц:

– Тебя.

Джон улыбнулся. Улыбка получилась натянутой, но что поделаешь.

– Она будет салат «Кобб».

После того, как официантка ушла, Джон переместил стакан с водой, салфетку и столовые приборы Лоры на свою сторону стола.

– Сядь рядом со мной.

Он пересел, и Лора присоединилась к нему, но вид у нее был встревоженный. Он ее обнял и притянул к себе, а когда она посмотрела ему в лицо, поцеловал.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Не волнуйся. Хороше. Я думаю, это хорошее. Надеюсь, что это хорошее.

Он повернулся к ней и потянулся другой рукой к ее щеке.

– Дело в том, что... Я не говорил тебе раньше, но я тебя прощаю. То есть я простил тебя. Уже простил. Не только в эту минуту. Я просто хочу, чтобы ты знала это наверняка.

Знала ли она? Верила ли в это? Она задрожала, изо всех сил притянула его к себе и зарылась лицом в его плечо. Простил ее? Разве это не слабость? Любой мужчина согласился бы с этим, и, возможно, именно таким и был Джон. Слабым. А может, щедрым, милым, высокодуховным, нежным, сострадательным. Или все вместе взятое. Есть разные мнения, и не все сочтут прощение законным вариантом, в том числе и та, что сидит рядом с ним, зарывшись лицом в его плечо. Ты снова меня любишь. Принял обратно. Но простить меня по-настоящему ты не сможешь, никогда. Она была уверена в этом. Это непростительно. Этого прощать нельзя. Она не могла произнести этого вслух, ни за что на свете. Как она может назвать его лжецом, когда он так замечательно лжет? Может ли она?

– Ты не должен так говорить, Джон. Я знаю, что ты не можешь.

– Не могу?

– Я этого не заслуживаю. Ты не должен этого говорить.

Она покачивала головой у него на плече, но он отодвинул ее – не слишком далеко, но достаточно, чтобы он мог наклониться, и они могли соприкоснуться носами, прежде чем он поцеловал ее.

– Лора Гельмгольц Рейнольдс!

Это была попытка пошутить. Приготовить к подаче. Но именно в этот момент он вспомнил, как узнал об этом. Всю последовательность действий. Она заполнила его сознание, возникнув из ниоткуда, как приходила к нему и в другие моменты. Те первые, неожиданные СМС, записи телефонных разговоров, видеосцена из их спальни, столкновение. Вспышки всего. Особенно видео. Оно было хуже всего. Можно знать о нем, но видеть его в реальности – совсем другое дело. Его не хочется видеть, если любишь ее, если знаешь, даже не задумываясь, что у вас эксклюзивные отношения, если никогда не думал о ее неверности, если никогда не задумывался о том, что она может быть очень хороша в обмане.

Он смотрел видео – сколько раз? И не мог оторваться.

Видеть свою изменчивую жену обнаженной с Джорджем Мэтисом, ублажающей Джорджа Мэтиса, извивающейся под Джорджем Мэтисом. Вот что сломило Джона. И самым страшным в этом видео было даже не изображение. Хуже всего для Джона было слышать Лору, слышать ее хрюканье, пыхтение и крики, слышать тот особый звук, который она издает при оргазме. Она издавала его для Джорджа Мэтиса, опять и опять, на протяжении многих месяцев. Именно это в конце концов сломило Джона. Ее голос.

Моей Лоры. Моей дорогой, ебаной женв.

Он замер. Не двигался. Лора ждала, зная, что он собирается высказать что-то глубокое. Ждала.

Джон?

Непростительно. Да, это так. Его дорогая, ебаная жена. А теперь? Как он дошел до такого, чтобы сказать, что «простил» ее? Он отступил назад и уставился на нее, свою бедную, ебаную, озадаченную жену. Как он оказался здесь с такими воспоминаниями?

– Джон?

Что еще здесь есть?

– Джон? Джон, в чем дело? Что случилось?

Он отошел к окну, достаточно далеко, чтобы не касаться ее.

Но пришли и другие воспоминания. Да, роды. И то, как она сдалась, подчинилась своему наказанию, позволила ему распоряжаться своей жизнью, хотя могла бы просто уйти. По крайней мере, теоретически она могла уйти, но нет, не смогла. Она была в том единственном воспоминании, держась за его ноги в той странной сцене, отчаянно умоляя его не освобождать ее от наказания. В полном отчаянии. Полностью зависимая от него, от Джона Рейнольдса, от своего мужа и больше ни от кого. От меня.

Это – проблема «Трех Лор». Она не была той Лорой, на которой он женился. Если бы это была она, проблемы бы не было. Но она не была и Лорой Джорджа, той изменщицей, которая так легко и многократно отдавала свое тело другому и получала от него удовольствие, в итоге сломав своего мужа. Если бы она все еще была той, то не было бы никакой «проблемы», потому что она уже давно ушла бы из жизни, с детьми или без них. Но эта третья? Она – моя, если я захочу. Но? Что «но»?

Разложите все по полочкам. В какой-то момент ты принимаешь решение. В какой-то момент он решил ее простить, эту другую Лору, этот гибрид. Решение он принял еще до того, как осознал, что принял решение, и сегодня днем он это понял. Это мне решать.

Наконец он ответил:

– Помолчи. Не тебе решать этот вопрос. Я могу простить тебя, и я прощаю, Лора Гельмгольц Рейнольдс, независимо от того, заслуживаешь ты его или нет.

– Как ты можешь?..

– Прекрати. Остановись еще раз. Ты сделала то, что сделала, и мы оба знаем, насколько это было плохо. Но ты заплатила за это. Заплатила высокую цену.

Конечно, она начала плакать.

– О, Джон! – Она придвинулась к нему, чтобы опять к нему прикоснуться и обнять. – Спасибо тебе. Спасибо. Я так люблю тебя и мне так жаль...

Но он опять оттолкнул ее.

– Я знаю. Знаю. Ты уже говорила это, и я тебе верю. Но есть еще кое-что. Это то, о чем, как я знаю, ты сейчас думала. – Он выставил между ними руку. – Я не забыл об этом. Ни на йоту. Оно приходит и уходит. Я не знаю, когда... и смогу ли... смогу ли я когда-нибудь забыть об этом. Может, и не смогу. Не полностью. Оно есть прямо сейчас. Не думай об этом. Не сейчас. Брось. Но мне придется с этим жить. Нам придется.

– Чем я могу помочь? Пожалуйста.

– Не знаю. Будь верной. Будь любящей. Постарайся не заставлять меня волноваться. – Не спи с другими парнями. О, перестань!

– Мы с тобой будем жить вечно?

– Не знаю. Иногда мне хочется наказать тебя опять и опять. Я не буду, не физически, но ты должна знать. Все может стать настолько плохо, что мне придется уйти. – Он сжал ее руку. – Так что, давай вернемся к психотерапевту и будем действовать медленно, день за днем. Если повезет... – он улыбнулся еще одной натянутой улыбкой, – может быть, через год или два ты снова спросишь меня об этом.

Он позволил ей придвинуться к нему и обнять. На данный момент воспоминания были под контролем, и он снова мог ее простить. Ему придется прощать ее наедине с собой, внутри себя, неоднократно. Как часто мне придется это делать? Все было бы хорошо. Все было бы прекрасно, если бы не мои проклятые воспоминания. Пока же все хорошо, и они опять поцеловались.

Официантка принесла еду. Она подумала, что они выглядят такой милой парой. Что, по словам женщины, ей нужно? Ее парня. И вот они сидят рядом, прижавшись друг к другу, как в сказке. Целовались так, что их мог видеть каждый. Не дети из колледжа, но и не очень старые. Возможно, они знакомы недавно. Она поставила бы двадцать баксов на то, что они еще даже не успели впервые поссориться. Она подумала о Билле, сидящем дома с детьми, и о том, как они поссорились прямо перед ее уходом на работу. Это – моя вина. Я его подтолкнула. Она устала и была раздражена из-за какой-то мелочи, которую едва могла вспомнить. Она решила сразу же позвонить ему и извиниться. Если бы только они могли быть так же хороши друг с другом, как эта пара. Я заглажу свою вину перед ним сегодня вечером. Она достала айфон.

Лора и Джон ели, почти не разговаривая, но прислонившись друг к другу и изредка поворачивая головы, чтобы посмотреть друг на друга. Когда они уже почти закончили, Джон решил кое-что обсудить.

– Есть еще одно, Лора. Я хочу... Я надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что я причинил тебе боль.

Пришло время ей снова взять его за руки, покачать головой.

– Я заслужила это, дорогой. Ты знаешь, что заслужила, – а после. – Если бы ты сделал это еще раз, я бы все равно заслужила.

Пришло время ему покачать головой.

– Может быть. Но у меня не было на это права.

– У тебя было полное право! Джон! После того что я с тобой сделала. И это было по обоюдному согласию. Я сотрудничала по собственной воле.

Почему она не может принять извинения?

– Нет. Это было не по обоюдному согласию! Я использовал вымогательство.

– Ты был сама не свой из-за того, что сделала я. Это все из-за меня.

Он отвернулся.

– Ты права, дорогая. Я сдаюсь. Во всем виновата ты. Во всем. Во всем! – Он остановился, потому что повысил голос. В следующий раз он почти прошептал. – Во всем. Но я все равно решил поступить именно так. Перестань убеждать меня, что только у тебя были ошибки. Я поступил так с тобой, и должен это признать. Прости меня. Я люблю тебя и надеюсь, что ты меня простишь.

– Хорошо. Хорошо. Я тебя прощаю.

Сначала в ее голосе звучало раздражение, но затем она сбавила тон. Тот стал мягким и печальным. Она спросила:

– Помнишь, как застрелился Джордж, а ты заставил меня пообещать, что я не причиню себе вреда? – Он кивнул. – Не знаю, смогла бы я сдержать это обещание, если бы ты не позволил мне остаться.

Она остановилась, а Джон вообще ничего не сказал.

– Быть наказанной – лучше, чем не иметь тебя вовсе.

Она коснулась его щеки.

– Пожалуйста, Джон. Не нужно ничего прощать. Если ты решишь, что меня нужно наказать еще раз, когда-либо, обещаю, что это будет по обоюдному согласию.

Он по-прежнему молчал. Казалось, больше нечего говорить. Может быть: Будь осторожна в своих предложениях. Однажды я могу отхлестать тебя по груди. Вздохнув, он обнял ее и крепко притянул к себе. Она положила голову ему на плечо, и он опять вздохнул и склонил голову к ее плечу. Моя Лора? Моя. Надеюсь на это.

Так они просидели несколько минут, молча прижавшись друг к другу, в то время как обслуживающий персонал незаметно игнорировал их. Она бы с удовольствием позволила им вот так прижиматься друг к другу до самого закрытия. Кое-что слишком прекрасно, чтобы его нарушать.

Наконец Джон спросил:

– Ты готова идти? Я хочу заняться с тобой любовью.

Лора потянулась рукой к промежности Джона. Они решили, что ужин окончен, и он заказал счет. Сегодня официантка получит очень хорошие чаевые.

Сложнее было у официантки с Биллом, который был ошеломлен ее звонком и забеспокоился, что что-то серьезно не так.

– Эм, с тобой все в порядке? Случилось что-то плохое? Я могу быть у тебя через десять минут! Ты в порядке, Эм?

Когда она, наконец, смогла вставить слово, то ответила:

– Все в порядке. Я увидела милую пару, и мне стало стыдно за эту ссору, и я захотела извиниться. Хотела сказать, что люблю тебя. И... Хочу попрыгать на твоих костях, когда вернусь домой. – Она на мгновение прислушалась. – О, мой сексуальный малыш. Может быть, мы устроим дополнительный фейерверк после того, как улягутся малыши. – Она прислушалась. – Ага. Именно так. Теперь я могу поговорить с детьми?

Билл пригласил их и был благодарен за передышку. Он мог перевести дух, потому что с Эмили все хорошо. И она возбуждена. А ему нужно время, чтобы вспомнить, из-за чего именно произошла ссора.

***

Это ничего не значит. Вообще ничего. Или, может быть, это означает, что пастор Нойман – искусный продавец и переговорщик. Но не более. Прошло несколько воскресений, и церковь была заполнена до отказа, почти как пасхальная толпа. Было слышно о каком-то особенном, но неопределенном событии.

Рекламщик – вот кто пастор Нойман. Это был трюк. И какой же это был трюк! Едва все расселись, и орган заиграл «Удивительную благодать», он вошел в церковь прямо от входной двери. Сразу же за ним шли Мардж Мэтис и Лора Рейнольдс, держась за руки, как лучшие подружки. Затем шли Майра Гельмгольц и Джон Рейнольдс. Все они, глядя прямо перед собой, прошли по длинному проходу к первой скамье, не обращая внимания на ропот, наполнявший здание церкви и выливавшийся из дверей. Лора села между Мардж и Джоном.

В то воскресенье пастор Нойман произнес мощную проповедь. Все согласились, что она была сильной, на его любимые, сопряженные темы прощения и искупления. Он не называл ни одного имени, не приводил ни одного примера из жизни и уж тем более никого не выделял. Использовал библейские примеры, которые все узнали: блудный сын и так далее. Но все кто мог потом вспомнить – это истории о плачущей проститутке, омывшей ноги Иисусу, и особенно о прелюбодейке, которую Он уберег от побивания камнями и насчет которой сказал, когда толпа разошлась и никто не осудил ее:

– И я не осуждаю тебя.

Пастор Нойман обвел взглядом всю церковь, глядя людям в глаза: сюда, туда, и еще вон туда. Всем казалось, что он каким-то образом смотрит им в глаза. Затем он с нажимом повторил эту фразу:

– И я не осуждаю вас! – Да, он включил ту часть, где Иисус добавил: – А теперь идите и оставьте свою греховную жизнь.

Люди запомнили и это.

Лора, Джон, Мардж и Майра стояли рядом с пастором Нойманом, пока все выходили, многие пожимали им руки или обнимали, некоторые извинялись, а кое-кто их избегал. Гарольд Абрамсон пожал всем руки. Стейси Абрамсон на секунду остановилась и бросила взгляд на Лору, а затем прошла мимо. Все согласились, что это был грандиозный трюк, чтобы вернуть их в церковь, и Стейси так и сказала потом Гарольду:

– Это был просто трюк.

Прихожане согласились, что у них никогда раньше не было такого шоумена, как пастор Нойман.

И, возможно, это ничего не значит. Посмотрим.

Конец