В семействе маркиза Арренса наконец-то случилось пополнение. После довольно тяжёлых и изматывающих родов на свет появилась здоровая девочка, которую назвали Джаной. Измученная роженица всё же нашла в себе силы взять плачущую девочку на руки, и начала её укачивать. Маркиз же, глядя на дочь и жену, даже не пытался скрыть разочарование. Он-то ожидал, что на свет появится мальчик, которой в будущем унаследует титул маркиза, а также прилагающиеся к этому богатства. Но родилась бесполезная девочка. Помимо двух дочерей от прошлого брака, у маркиза к тридцати шести годам было ещё трое бастардов, причём все мужского пола. Но Арренсу на них было наплевать. Этих детей он признавать не собирался, а их матерям выдал немного денег, приказав больше никогда не попадаться ему на глаза. А вот юная маркиза, которой совсем недавно исполнилось восемнадцать лет, дочери была очень рада. Если отец старательно делал вид, что юной Джаны не существует, то мать, напротив, окружила девочку любовью и заботой.

Шло время, и Джана подросла. Будучи энергичным и неусидчивым ребёнком, она как-то пробралась в покои матери и обнаружила в стене тайник с какими-то свитками и фолиантом. Немного изучив содержимое книги, девочка не на шутку перепугалась, ведь это был том с тёмными заклинаниями и рецептами запрещённых зелий. Прежде, чем её заметили, девочка поспешила вернуть всё на место. О своей находке она никому и словом не обмолвилась, но матери начала сторониться. Поначалу маркиза не могла понять, почему дочь вдруг начала её избегать и побаиваться, но вскоре догадалась о причине. Опасаясь, что Джана может сотворить какую-нибудь непоправимую глупость, маркиза постаралась эту проблему поскорее решить. Между матерью и дочерью состоялся откровенный разговор, в ходе которого девушка призналась, что является скрытой колдуньей и владеет тёмной магией, но причинять вред кому-либо не собирается. Речь прозвучала довольно убедительно, поэтому успокоившаяся девушка поверила матери.

К сожалению, разговор Джаны с матерью подслушала одна любопытная служанка, о чём незамедлительно поспешила донести “Ордену Света”. Незваные гости пожаловали в имение Арренса той же ночью. Книгу и свитки нашли, а маркизу и её дочь, которая тоже могла оказаться скрытым тёмным магом, взяли под стражу с молчаливого одобрения главы благородного семейства. Тот от произошедшего был, мягко говоря, не в восторге, но поделать ничего не мог. В ту пору инквизиция была очень сильна, и открыто идти ей наперекор, в равной степени, было смертельно опасно как простолюдину, так и высокородному дворянину. Помочь арестованной жене маркиз бы не смог при любом раскладе, а вот оказаться вместе с ней в храмовых застенках – запросто.

Когда её вели к карете, предварительно лишив магических способностей с помощью особого заклинания, сумевшая незаметно спрятать нож девушка набросилась на своих конвоиров, крикнув дочери, чтобы она бежала без оглядки. Маркизу быстро обезоружили и скрутили, однако Джане во всей этой суматохе удалось сбежать. Испуганная домашняя девочка, оторвавшись от преследователей, спряталась в стоках, где безвылазно просидела до следующего вечера. Просидела бы и дольше, но жажда и голод вынудили её выбраться наружу.

Какое-то время Джана бродила по городу, в надежде, что её кто-нибудь накормит и приютит, но до плохо пахнущей одинокой девочки в грязной ночной рубашке никому не было дела. Уже ближе к закату уставшая Джана вернулась домой через калитку для слуг. Идти напрямик через главные ворота девочка побоялась. Отец встретил её не просто холодно, а откровенно враждебно. Получив на вопрос, знала ли Джана, что её мать – ведьма, утвердительный ответ, маркиз влепил дочери пощёчину. Девочку, на которую раньше не то чтобы руку не поднимали, но даже голос не повышали, произошедшее шокировало. Однако дальше было ещё хуже. Позволив уставшей дочери немного отдохнуть, а также дав ей денег и еды, маркиз поступил с ней так же, как и с матерями своих бастардов – приказал выметаться и больше никогда не попадаться ему на глаза. На вопрос ошарашенной дочери, куда ей теперь податься, суровый отец ответил, что теперь это не его проблема.

Опустошённая Джана покинула имение. Девочка не представляла, куда ей идти и что делать. Ноги сами собой привели её на главную площадь, где собралась целая толпа зевак, пришедшая понаблюдать за правосудием инквизиции. Так Джана стала свидетельницей казни нескольких человек, в числе которых оказалась и её родная мать. Вместе с другими приговорёнными, маркизу Арренс заживо сожгли на костре. За всем этим оцепеневшая девочка наблюдала широко раскрытыми глазами, не в силах отвести взгляд. Лишь когда подувший ветерок донёс до неё запах горящей плоти, Джана, будто очнувшаяся от морока, тут же убежала с площади. Забившись в переулок между двумя строениями, девочка долго плакала, но в конце концов поток слёз иссяк, и на смену горечи пришла всепоглощающая ненависть. Джана поклялась самой себе, что отомстит предавшему её отцу, который от неё отказался в столь трудную минуту, а заодно и выродкам в белых плащах, отнявшим у неё мать. Неважно, сколько времени это займёт, и какую цену за всё это придётся заплатить. Негодяи, заставившие её страдать, ответят за каждую пролитую ею слезинку.

САРИНА

Выяснить, где живёт нужный мне инквизитор, оказалось проще простого. Проныру, который поделился со мной этой информацией за скромную плату, пришлось прикончить. Он хоть и заверял, что умеет хранить секреты, но прозвучало это как-то не слишком убедительно. Знаю я таких ребят. По этой крысиной морде сразу было видно, что её обладатель мать родную продаст, и глазом не моргнёт. Как узнает, что храмовник, которым я интересовалась, подох, сразу же помчится стучать на меня его дружкам, в надежде подзаработать. Лакомиться им я не стала, а просто свернула ему шею, а затем, обчистив карманы, и убедившись, что поблизости никого нет, оттащила покойника в ближайший переулок. Можно было потратить чуть больше времени, чтобы получше спрятать труп, но особого смысла я в этом не видела. Когда крысёныша с пустыми карманами найдут, то решат, что это работа какого-то грабителя. Вряд ли кто-то хотя бы предположит, что это как-то связано со смертью инквизитора.

Вскоре добираюсь до нужного дома. На подходе к нему резко останавливаюсь, почувствовав внутри наличие магических ловушек. Не представляю, насколько они опасны, и способны ли причинить мне серьёзный вред, но проверять этого не хочу. В прошлый раз всё закончилось чудовищными ожогами по всему телу. Было очень больно, но инквизиторская кровь помогла мне быстро восстановиться, а то, что вся одежда сгорела, и убираться оттуда пришлось абсолютно голой, это так, ерунда. Могло быть и хуже. Отойдя в сторонку, фокусируюсь. Будь я сыта, сделать это было бы намного проще, но и так удаётся определить по сердцебиению, что в доме находится три человека. Один – этот тот, кто мне нужен, а остальные, скорее всего, слуги. Сомневаюсь, что уборкой и готовкой храмовник занимается сам. Раз внутрь лезть нежелательно, придётся подождать, пока он выйдет сам. Ну и ладно, подожду. Главное, чтобы ожидание слишком сильно не затянулось, ведь голод уже даёт о себе знать.

Вечером, когда солнце спряталось за горизонтом, храмовник наконец-то покинул своё жилище. Следуя за ним, жду удачного момента, чтобы нанести удар, но вокруг слишком много лишних глаз, а атаковать этого выродка у всех на виду нельзя. Наконец, инквизитор сворачивает в переулок. Ускорив шаг, быстро следую за ним. Судя по тому, как беспечно ведёт себя храмовник, он даже не подозревает, что его жалкая жизнь висит на волоске. Ну и хорошо. Мне же лучше. Его предшественник яростно отбивался, и даже сумел серьёзно меня ранить, хотя и считался слабеньким магом. Насколько силён этот инквизитор, проверять не хочу.

Подобравшись ближе, уже собираюсь наброситься на храмовника, но вдруг замечаю, что в переулке мы не одни. Какой-то босой чумазый мальчишка лет семи копается в мусоре. При виде инквизитора малец начинает умолять подать ему хотя бы один медяк, говоря, что ни ел уже двое суток, но получает лишь сапогом в грудь, от чего падает на землю и начинает жалобно стонать от боли. Святоша же просто перешагивает через него и идёт дальше. Типичное поведение для инквизитора. Со стороны мальчишки, глупо было рассчитывать на другую реакцию.. Окажись на месте этого мальца кто-нибудь постарше, осталось бы в этом переулке два изуродованных трупа. Но даже для такого мерзкого кровожадного монстра, как я, убивать детей – это перебор. Подчинюсь, если поступит такой приказ, ведь другого выбора у меня нет, но по собственной воле этого не сделаю, даже если буду очень голодна. По крайней мере, очень на это надеюсь. Не хочу проверять, в насколько злобное и неуправляемое животное меня может превратить сильный голод.

Когда подхожу к поднявшемуся на ноги мальчишке, тот бросает на меня испуганный взгляд. После удара сапогом в грудь малец явно не ждёт от меня ничего хорошего.

— Иди поешь, - говорю я, протягивая мальчику серебряную монету.

Тот тут же выхватывает её, будто опасаясь, что я могу передумать.

— И обувь себе какую-нибудь присмотри, пока ноги все в кровь не изрезал, - добавляю к уже забранной монете ещё парочку медяков.

Буквально сияющий от радости мальчишка забирает деньги, благодарит меня за щедрость и обещает помолиться Светлейшему о том, чтобы у меня всё было хорошо. Понимаю, что малец хотел как лучше, но последние слова вызывают лишь раздражение. Вот уж в чём я нуждаюсь меньше всего, так это в молитвах. Не раз и не два слышала от недовольных жизнью людей, что Светлейшему нет никакого дела до жалких смертных и их проблем. Мне же кажется, что никого Светлейшего и вовсе не существует. Люди сами его выдумали для самоуспокоения, чтобы придать своим жалким жизням какой-то смысл. Когда-то и я верила в доброго справедливого бога, пока не простилась с жизнью. И пусть на другой стороне я находилась совсем недолго, увидеть успела достаточно. Просто потому что смотреть было не на что. Всё, что говорилось в святом писании о загробной жизни, оказалось ложью и чушью. Так что любое упоминание Светлейшего – всего лишь пустое сотрясание воздуха.

Пунктом назначения инквизитора в итоге оказывается бордель. Предсказуемо. Все эти лицемеры, якобы следящие за тем, чтобы другие жили правильно, считали, что на них самих никакие правила не распространяются. Плевать они на них хотели. Разница лишь в том, что аталийские храмовники, когда идут к шлюхам, хотя бы облачаются во что-то неприметное, а этот в обитель порока так и притащился в плаще и белой мантии. Видимо, по привычке. Говорят, что раньше, пока им не дали пинка под зад, дальфарские храмовники у себя на родине делали всё, что им заблагорассудится, и никто им даже слова поперёк сказать не смел. Но их время прошло.

Поглядывая в сторону увеселительного заведения, вспоминаю свою старшую сестру Айлин, которая была старше меня на два года. Она когда-то трудилась в похожем борделе, и даже зазывала составить ей компанию, говоря, что если клиентов одновременно обслуживают родственницы, будь то сёстры или же мать с дочерью, есть возможность неплохо на этом заработать. Я в ту пору гнула спину с утра до ночи в одном трактире. Платили так мало, что кроме еды больше толком ни на что и не хватало. Хорошо хоть каморку для проживания выделили. Даже в своём единственном платье, застиранном и перезашитом, мне удавалось привлечь к себе внимание. Кто-то считал своим долгом шлёпнуть меня по заднице, а кто-то предлагал переспать. Большинству я отказывала, но некоторым уступала, пускай и редко, когда хотела забыться, за что потом Айлин называла меня дурой и дешёвкой. Но меня её мнение ничуть не заботило. Пускай я жила бедно и ходила в обносках, зато была свободна. Подавальщица из трактира без серьёзных последствий может отказать даже чересчур настойчивому посетителю. У бордельной девки такой возможности нет. Старый, уродливый, мерзкий, жирный, вонючий, а порой всё вместе и в нескольких экземплярах – значения не имеет. С кем скажут, с тем и ляжешь, иначе окажешься на улице, где тебя все желающие будут трахать бесплатно. Уж лучше переспать с кем-то, кто хотя бы чуточку тебе симпатичен, пускай даже вознаграждение будет совсем крошечным. По крайней мере, так мне казалось до встречи с Чазом.

При воспоминании о моей первой любви становится грустно и тоскливо. Даже монстры могут грустить. Но не плакать. Теперь даже чистка лука не способна выдавить из меня ни одной слезинки. Все мысли о Чазе стараюсь как можно скорее выкинуть из головы, чтобы не отвлекаться. Ни к чему бередить старую рану, пускай на мне теперь и заживает всё очень быстро. Выполню приказ, и пока не получу новый, могу на какое-то время расслабиться и ни о чём не думать. С этой мыслью забираюсь на крышу соседнего здания, и оттуда наблюдаю за борделем. Проходит чуть больше часа, и на улицу наконец-то выходит храмовник. Тот проныра в переулке умер быстро, даже не успев понять, что произошло. В отличие от него, инквизитор что-то понять, скорее всего, успеет. Будет страшно и больно, а затем тьма приберёт его к рукам. Спрыгнув с крыши, мягко приземлюсь на ноги, словно кошка, незаметно следую за храмовником в переулок, где тот ранее пнул в живот голодного мальца, и в этот раз довести дело до конца мне ничто не мешает.

ЭЛСИД

В священном писании сказано, что служители Светлейшего должны быть чисты душой и телом. С душой у меня всё более или менее в порядке. А вот тело периодически меня предаёт. Кто бы что на этот счёт не говорил, любой человек в чём-то грешен. Моя слабость – это тяга к плотским утехам. Что плохого в том, что я люблю приятно провести время в обществе какой-нибудь обнажённой красотки? Я же никого ни к чему не принуждаю, замужних женщин в постель не затаскиваю, бастардов не пложу. Мои действия никому не причиняют вреда. Как и большинство моих собратьев, я нарушил клятву, но надеюсь, что когда придёт моё время предстать перед Светлейшим, этот маленький грешок он мне простит. Всё-таки живой человек и целомудрие – вещи несовместимые. Оградить человека от плотских забав может лишь отсутствие вагины или члена. А заодно языка и задницы. Ими при желании тоже можно нагрешить.

Услышав краем уха, что в заведении мадам Арнес появилась новая смазливая девчонка, считаю своим долгом проверить, насколько она хороша. Зовут девчонку Фина. Оказавшись с ней наедине, приказываю девушке раздеться, и пока она это делает, внимательно её рассматриваю. Голубые как два сапфира глаза, светлые волосы до плеч, стройные ноги, между которым нет ни одной волосинки, аппетитная грудь, в которую так и хочется уткнуться лицом. Да и пахнет от новенькой то ли мёдом, то ли цветами. А какая у неё приятная улыбка и мелодичный голосок. Смотришь на эту красотку, и складывается ощущение, что встретился с настоящим ангелом. Вот только что ангелу делать в таком месте? Вслух об этом не спрашиваю. Бордель – не лучшее место для душещипательных бесед. Да и не для разговоров я сюда пришёл.

Пока освобождаюсь от одежды и сажусь на кровать, хочу ещё послушать этот мелодичный голосок, и прошу Фину рассказать что-нибудь возбуждающее для разогрева. Опустившись передо мной на колени и ухватившись за мой член, девушка водит по нему своей мягкой ладошкой, параллельно рассказывая, как обслуживала сразу двух мужчин, и что при этом чувствовала. Стоя на четвереньках, жадно отсасывала одному, в то время как второй яростно и глубоко засаживал ей сзади. Потом они поменялись местами, и Фина стала сосать ствол, пропитанный её соками. На мой вопрос, понравилось ли ей этим заниматься, девчонка заверила меня, что пока ублажала тех мужчин, сама умудрилась дважды кончить. В последнее как-то слабо верится. Шлюхи всегда льстят своим клиентам. Даже если всё было отвратно, они будут заверять, что буквально утонули в оргазмах.

Впрочем, сам рассказ получился возбуждающий. Когда даю понять, что пора бы перейти от слов к чему-то более приятному, обворожительно улыбающаяся Фина в последний раз проводит ручонкой по моему дружку, после чего берёт его в рот. Сосёт этот ангел просто замечательно. Громко причмокивая, Фина старательно и с чувством обрабатывает член и шары, а затем, сделав короткую паузу, буквально умоляет, чтобы я позволил ей отведать на вкус моего семени. И ведь понимаю, что всё это просто игра, но так эта прелестница обворожительно губки облизывает и хлопает своими прекрасными глазками, что отказать ей просто язык не поворачивается.

Получив моё согласие, ангелочек вновь берётся за дело, причём с удвоенной силой. Под таким агрессивным напором чувствую себя желторотым юнцом. Очень хочу схватить эту прелестницу за голову, и засадить ей по самое горло, но каким-то чудом сдерживаюсь. Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз мне сосали с такой самоотдачей, но ничего похожего припомнить не могу. Такое ощущение, что даже если в здании начнётся пожар или в комнату ворвутся вооружённые люди, даже тогда Фина не отлипнет от моего члена, пока не получит желаемое. И я щедро награждаю девчонку за старания, спустив всё, что накопилось в яйцах, в этот прелестный ротик. Жадно глотая моё лакомство, Фина отстраняется.

— Спасибо, - говорит она, облизывая губки, и наградив меня очередной обворожительной улыбкой.

— Не за что, - отвечаю чуть хрипловатым голосом.

Даже толком не отдохнув, девчонка вновь начинает сосать. Заметив странный блеск в её глазах, начинаю подозревать, что рассказ про два оргазма не такая уж выдумка. Дав волю рукам, бережно поглаживаю мягкую грудь, затем плавно опускаюсь ниже. Добравшись до промежности, и обнаружив, что там довольно мокренько, понимаю, что Фина возбуждена по-настоящему, а не притворяется, как мне казалось в самом начале. Возвращает моему члену твёрдость девчонка на удивление быстро, отчего вновь вынуждает меня чувствовать себя неопытным юнцом, впервые оставшимся с женщиной наедине.

Забравшись на кровать, вставшая на четвереньки Фина томным голосом просит меня взять её сзади. Пристроившись рядышком, уже хочу было резко войти в красотку, но вдруг ловлю себя на мысли, что передо мной, скорее всего, не ангел и даже не человек, а демоница. Милисены способны принимать человеческий облик и своими чарами одурманивать мужчин. Если бедолага переживёт соитие, то позже обязательно сойдёт с ума. Неужели и я уже занёс ногу над этим капканом? Проверить это совсем несложно. Коснувшись спины Фины, пропускаю через её тело немного энергии света. Порождению тьмы это причинило бы невыносимую боль. Но стоящая на четвереньках девушка никак на это не отреагировала. Выходит, передо мной всё же не демоница, а страстная, легковозбудимая девчонка. От этой мысли гора падает с плеч. Резко вхожу в Фину, и, наконец, делаю то, ради чего пришёл.

Поначалу засаживаю ей резко и до упора, но потом слегка ослабляю напор, и переворачиваю девчонку на спину. Собачья поза так-то получше, но мне больше нравится видеть во время секса лицо девушки, а не её пятую точку, какой бы красивой и упругой та ни была. Контролируя темп фрикций, откидываю руку Фины в сторону, когда девчонка касается своего лобка, и начинает его поглаживать. Подгонять себя и заниматься самоудовлетворением будешь в другой раз. А сейчас ты кончишь от моего члена. Похоть – не единственный мой грешок. Капелька эгоизма мне тоже присуща.

Вскоре Фина вздрагивает и выгибается мне навстречу, а внутри неё всё сжимается. Молодец, ангелочек. Я в тебе не сомневался. Снизив напор, продолжаю засаживать кончившей девчонке, а когда понимаю, что сдерживаться больше не могу, резко выдёргиваю член и изливаюсь Фине на живот. Вытирать семя с кожи девчонка не торопится, зато мой член в порядок незамедлительно приводит, использовав свой умелый язычок. Чувствуя себя заново родившимся, неторопливо одеваюсь, всё же поинтересовавшись, как же Фина здесь оказалась. Но девчонка своей истории делиться желанием не горит. Не став настаивать, оставляю на подушке рядом с девушкой серебряную монету. Остальное передаю хозяйке заведения, хвалю отзывчивую девчонку, после чего покидаю увеселительное заведение.

Но не успеваю отойти от борделя и на пятьдесят метров, как хорошее настроение портят громкие женские вопли. Резко сорвавшись с места, бегу на крик, и натыкаюсь на испуганных парня и девчонку, решивших уединиться в переулке. Неподалёку на земле валяется неподвижная фигура в белой мантии и белом плаще. Парочка тут же убегает, а я подхожу к покойнику, наклоняюсь и переворачиваю мертвеца на спину. Знакомое лицо. Как же его зовут, точнее звали? Кажется, Ашрет. Очередной бывший дальфарский инквизитор. Уже четвёртый по счёту за последние две недели, если память мне не изменяет. Да и почерк тот же самый. Залитая кровью шея буквально разорвана в клочья, будто на бедолагу накинулись голодные волки. Ранее Ансела высказала предположение, что кто-то призвал инфернальную гончую, и открыл охоту на бывших дальфарских инквизиторов, перебравшихся в Аталию после того, как король Леонис распустил “Орден Света” на территории своего королевства. Насчёт охоты она, судя по всему, права. А вот с гончей ошиблась. Не тот характер травм. Если бы Ашрета растерзал демонический пёс, его бы потом и мать родная вряд ли бы сумела опознать. Видел я, на что эти твари способны, и даже на своей шкуре почувствовать успел. С дальфарцем разделался кто-то другой. Кто бы это ни был, надеюсь, эта тварь вернулась обратно в Бездну. Хуже, если она всё ещё остаётся в Триселе, и скоро нанесёт новый удар.

Размышления об убийце Ашрета прерывает топот. Повернув голову в сторону, замечаю трёх стражников, один из которых тут же берёт меня на прицел арбалета, приказав поднять руки и медленно выпрямиться. Неудивительно, что они не признали во мне храмовника. В чёрных штанах и серой рубахе с короткими рукавами я больше похож на обычного горожанина или крестьянина. Не люблю повсюду шляться в белой мантии. Не идёт она мне. Назвавшись инквизитором, показываю страже свой медальон, затем забираю медальон мёртвого собрата, и вместе с ним решаю наведаться в храм, чтобы рассказать о случившемся.