ЭЛСИД

Любому живому человеку, независимо от его происхождения и воспитания, свойственно проявлять эмоции. Ансела не была исключением. Я видел ей сердитой, весёлой, отстранённой, откровенно скучающей, воодушевлённой. Но плачущей мне её видеть не приходилось. До сегодняшнего вечера. Придя ко мне в комнату, когда я уже собирался ложиться спать, Ансела рассказала, что умер её старший брат. Точнее не умер, а был убит и ограблен какими-то разбойниками, напавшими на него на тракте. Двух его телохранителей тоже прикончили. Душегубов быстро отыскали и вздёрнули, но что толку, ведь мёртвых уже не вернуть? Как могу, пытаюсь утешить Анселу, но она быстро меня прерывает, заявив, что ей от меня не соболезнования нужны, после чего начинает раздеваться. Такой напор слегка обескураживает. Если бы не столь трагический повод, обязательно пошутил бы по этому поводу. Вот только по лицу Анселы и её покрасневшим от слёз глазам отчётливо видно, что ей сейчас не до шуток.

Полностью освободившись от одежды, и представ передо мной в чём мать родила, Ансела требует, чтобы я всё сделал как можно скорее, без ласк, поцелуев и прочих нежностей. Необычное пожелание. Не люблю грубость и спешку. В конце концов, мы же не животные какие-то. Но своё мнение по этому поводу оставляю при себе, решив просьбу Анселы удовлетворить. Если этого не сделаю я, она найдёт кого-нибудь другого, гораздо более покладистого. Пока быстренько раздеваюсь, Ансела забирается на кровать и встаёт на четвереньки. Подойдя к ней сзади, начинаю тереться своим хозяйством о её бёдра. Секс у меня был недели полторы назад, поэтому стояк удаётся вызвать довольно быстро, без каких-либо действий со стороны гостьи. Когда начинаю массировать сухую дырочку, девушка требует, чтобы я вставлял прямо так, не заботясь о её удовольствии. Снова иду у неё на поводу. Оказавшись внутри, неторопливо проталкиваю член вглубь, и обнаруживаю, что девственная плева отсутствует, что не слишком уж сильно меня удивляет. Ну нарушила Ансела обет целомудрия. Вот уж кому, но ни мне её за это осуждать.

После нескольких глубоких плавных толчков, начинаю разгоняться. Ансела в процессе не издаёт ни звука, и никаких ответных действий не совершает, просто принимая мой член в себя, от чего я никак не могу определить, доставляет ли ей происходящее хоть какое-то удовольствие. Не знаю, что в тот момент творилось в её голове, но тело Анселы на происходящее всё же отреагировало. Как только лоно гостьи начало выделять влагу, проникать в него стало гораздо проще и приятнее. Не сбавляя темпа фрикций, чувствую, что осталось мне совсем немного. Успев выдернуть член, щедро орошаю ягодицы Анселы.

— Ещё, - бормочет гостья тоном пьяницы, требующего принести ему ещё одну кружку.

— Уверена? Может...

— Ещё! – повторяет она громче и решительна.

Ладно. Хочешь добавки – будет тебе добавка. Только в этот раз сделаем по-другому. Перевернув Анселу на спину, вновь начинаю тереться о её бёдра своим мужским достоинством. Хочу было сказать девушке, что если она мне поможет, то дело пойдёт быстрее, но гостья и без моей подсказки это понимает. Ухватившись ладошкой за мой член, Ансела принимается неистово мне надрачивать, желая поскорее вызвать у меня стояк.

— Если хочешь, можешь кончить в меня, - бормочет она в процессе.

— А ты сама этого хочешь?

— Мне всё равно.

— Ну раз всё равно, ложись на спину.

Ансела так и делает. Пристроившись между её ног, вновь вставляю в неё восстановившийся член. Пока засаживаю незваной гостье, внимательно слежу за её реакцией. Поначалу Ансела молча лежит подо мной и смотрит в потолок, но когда я сжимаю в ладони её левую грудь, с её губ срывается тихий стон.

— Я же вижу, тебе приятно. Не надо этому чувству противиться, - советую я, коснувшись второй груди.

— Помолчи. Просто помолчи, - отвечает Ансела.

Прислушавшись к её пожеланию, усиливаю напор. Раз за разом проникая в лоно Анселы, переключаюсь с её груди на живот, затем опускаюсь ниже. Не снижая темп фрикций, начинаю ласкать разбухающий клитор Анселы, из-за чего плотно сомкнувшая губы девушка начинает ёрзать. Ну же, прекрати сопротивляться, и кончи! Неужели это так сложно? И Ансела вскоре кончает, запрокинув голову назад и выгнув спину. Довольный тем, что всё же сумел доставить ей удовольствие, о котором гостья и не просила, продолжаю двигаться внутри неё. Несмотря на разрешение кончить внутрь, в самый последний момент член резко выдёргиваю, излившись тяжело дышавшей Анселе на живот. Пока она восстанавливалась после недавнего оргазма, беру платок, которым протираю сначала свой член, а затем живот гостьи.

— Почему не в меня? – спрашивает лежащая на кровати девушка, переведя дух.

— Потому что ты этого не хотела, хоть и разрешила.

— А теперь хочу. По-настоящему хочу. Сделай это.

Вот это уже звучит намного искренне, что вызывает у меня улыбку.

— Ладно. Только теперь с ласками и с поцелуями, - ставлю условие.

— Как скажешь, - не пытается гостья спорить.

Получив согласие девушки, тут же накрываю её губы своими. Целуется Ансела не слишком умело, хоть уже и не девственница. Но вновь ухватиться за мой член, и начать снова его накачивать, догадывается. Оторвавшись от её губ, тут же переключаюсь на грудь, поочерёдно поласкав губами и языком оба холмика. В разогреве и дополнительной стимуляции Ансела не нуждается, но сделать ей приятно мне не в тягость. Возьми она мой член в рот, дело пошло бы намного быстрее, но ничего подобного я ей не предлагаю. Вновь поднять моего дружка ей удаётся, хотя для этого гостье и приходится немного попотеть. Решив в этот раз побыть снизу, ложусь на спину. Оседлав меня, словно жеребца, Ансела начинает на мне скакать. Сначала вальяжно и неторопливо, но потом всё быстрее и быстрее. Насаживается на мой член она до упора, а её груди во время этих скачек так и прыгают. Не удержавшись, сначала поглаживаю эти манящие бугорки руками, затем поднимаю корпус и начинаю ласкать один сосок языком, прежде чем обхватить его губами. При этом моя правая рука сама собой устремляется к клитору Анселы, ускорив путь к оргазму. В какой-то момент стоны гостьи становятся настолько громкими, что мне приходится закрыть ей рот поцелуем, чтобы нас никто не услышал. Кончаем мы вместе, так друг от друга и не оторвавшись, после чего я обессилено падаю на спину, увлекая Анселу за собой.

— Спасибо тебе, - устало бормочет она, повернув голову в сторону.

— Не за что. Обращайся в любое время.

Так мы вместе и засыпаем. Утром просыпаюсь уже один и в очень хорошем настроении. Которое заметно портится, стоит мне снова пересечься с Анселой. То, как отстранённо она себя ведёт, наводит меня на мысль, что всё, что было вчера ночью, мне просто приснилось. Позже она сама ко мне подходит, и говорит, что это была ошибка, и что на повторение или продолжение даже не стоит рассчитывать. Закончив эту речь предупреждением, чтобы я даже не вздумал хоть кому-то рассказать о случившемся, Ансела уходит.

Мысленно вернувшись из прошлого в настоящее, задаюсь вопросом, зачем пытаюсь расковырять эту рану. Чтобы сделать себе ещё больнее? Если не брать в расчёт ту ночь, не особо-то мы были и близки. Окажись на её месте какой-нибудь другой инквизитор, стало бы мне от этого легче? Да, ещё как стало бы. Потому что вряд ли бы у меня сохранилось столько воспоминаний о нём или о ней, как об Анселе. Вновь задаюсь вопросом, почему сам не отправился в тот дом, но понимаю, что уже начинаю ходить по кругу. Что сделано – то сделано. Время вспять не повернуть. Хочется заглянуть в какой-нибудь трактир, и напиться в хлам. Или же снова заглянуть в заведение мадам Арнес, и остаться там до утра. Вот только у меня осталось незаконченное дело с последним дальфарским инквизитором. Надо во что бы то ни стало его отыскать.

С этой мыслью бреду обратно в дом того храмовника, чьего имени даже вспомнить не могу. Всё та же грудастая служаночка говорит, что её хозяин по-прежнему не вернулся. Интуиция подсказывает мне, что уже никогда и не вернётся. Делаю то, с чего и следовало начать, а именно расспрашиваю служанку, куда её господин мог пойти. Сначала девчонка говорит, что ничего об этом не знает, но стоит мне упомянуть, что этой ночью были убиты трое адептов света, а её хозяин запросто может стать четвёртым, служанка всё же включила мозг, и рассказала, что её господин бросил перед уходом, что собирается встретиться с кем-то из своих собратьев. Ну уже хоть что-то. Плохо только то, что с этим инквизитором, как и с Ашретом, я практически не пересекался. К кому же он мог пойти в гости? Вряд ли к тому храмовнику, рядом с домом которого убили Анселу. Если только он же сам по каким-то причинам своего собрата не прикончил. А может, он Ашрета решил навестить, не зная, что того уже нет в живых? Стоит эту догадку проверить, раз других пока нет.

Чтобы не возвращаться в храм, использую полученное от Анселы кольцо с пурпурным кристаллом, чтобы уточнить, где живёт, точнее жил Ашрет. Узнав адрес, отправляюсь туда. На подходе к двухэтажному дому непонятно откуда появляется нехорошее предчувствие. Глаза ничего подозрительно не видят, но инстинкты настойчиво призывают быть начеку и не терять бдительность. Света в доме нет, но входная дверь не заперта, что настораживает ещё больше. Зайдя внутрь, не успеваю даже пройти вглубь, как вдруг натыкаюсь на обнажённую темноволосую девушку. Её лицо перепачкано в крови, а на груди пульсирует какое-то чёрное пятно, напоминающее большого паука или пиявку. При виде меня незнакомка, явно намеревавшаяся это место покинуть, резко останавливается.

— Всё нормально, я не причиню тебе вреда, - говорю успокаивающим голосом.

Девушка никак на это не реагирует.

— Ты ранена? Подойди, я тебе помогу.

Сказав это, призываю светящийся шар, исключительно для того, чтобы лучше девушку разглядеть, ведь в доме очень темно. Однако незнакомка тут же резко отпрыгивает в сторону, затем бросается к ближайшему окну, и выскакивает на улицу, пробив стекло своим телом. Не понимая, что её так напугало, выбегаю следом через дверь, но нахожу лишь разбитые стёкла, валяющиеся на земле. Ну и как это понимать? Неужели эта девушка... Да нет, быть этого не может. С этой мыслью возвращаюсь в дом, быстро его осматриваю, и нахожу лежащего на полу мёртвого обескровленного мужчину с разорванным горлом. Судя по одежде, это именно тот, кого я искал. Как и в случае с Анселой, я снова появился слишком поздно, когда уже ничего нельзя было исправить. Но зато теперь я хотя бы знаю, кто прикончил дальфарцев.

САРИНА

Выбравшись на улицу, сразу запрыгиваю на крышу дома. Затем быстро перескакиваю с одной крыши на другую, спрыгиваю на мостовую, после чего через переулки незаметно добираюсь до постоялого двора. Лишь оказавшись в комнате, и смыв засохшую кровь со своего лица, задаюсь вопросом, правильно ли я поступила, выбрав бегство вместо боя. Что мешало отправить одного инквизиторского ублюдка вслед за другим? В тот момент я этого не поняла, но сейчас было очевидно, что он призвал светящийся шар совсем не для того, чтобы швырнуть его в меня, а чтобы использовать его в качестве источника освещения. Это я вижу одинаково хорошо как днём, так и ночью. Судя по его бормотанию и предложению мне помочь, он с ходу не определил, кто перед ним. Не бежать надо было, а горло ему перегрызть или шею свернуть, пока этот кретин не догадался, что к чему. А теперь уже поздно. Труп того инквизитора он нашёл, и правильные выводы сделал. И как я выгляжу запомнил. Хотя мог и не запомнить. Всё-таки было темно. Если бы он увидел мои чёрные глаза, то не стал бы предлагать помощь. Так что, возможно, всё не так уж и плохо. С радостью бы поскорее отсюда свалила, но не могу. Сначала надо поговорить с госпожой.

Докладываю обо всём случившемся без утайки, в том числе и о том, что меня видел какой-то маг, хотя, возможно, и не сумел нормально рассмотреть. Лица своей госпожи не вижу, но интуиция подсказывает, что услышанное ей не слишком понравилось. Ожидаю, что она прикажет мне отыскать того мага и прикончить, но вместо этого получаю приказ как можно скорее из города убираться. Неожиданно. Но по-своему логично. Даже если в Триселе ещё остался кто-то, чью жизнь мне необходимо оборвать, сейчас из города необходимо убраться, и подождать, пока шумиха не уляжется, чтобы потом вернуться и спокойно довершить начатое. Хотя, вполне возможно, на уме у моей госпожи что-то другое. Она не делится со мной своими мыслями, а лишь отдаёт приказы, которая я беспрекословно выполняю. Повезло, что в этот раз мои и её желания так удачно совпали.

Ворота на ночь оказываются закрыты, а охрана усилена, но для меня это не проблема. Высоко подпрыгнув вверх, цепляюсь за край стены, подтягиваюсь, спрыгиваю, и мягко приземляюсь на землю с другой стороны. Удаляясь от города, вспоминаю про того храмовника, от которого сбежала. Обе руки готова отдать на отсечение, что это всё из-за него. Не знаю, насколько хорошо он меня рассмотрел, но я его запомнила. Симпатичный экземпляр. Слишком привлекательный для инквизитора. Наверняка не одну девчонку склонил к греху, с такой-то внешностью. Очень надеюсь, что наши дорожки больше не пересекутся.

Без устали шагаю по тракту всю ночь. Ближе к утру, когда солнце уже готовится показаться из-за горизонта, вдруг ощущаю какую-то тревогу. Да и клякса, будь она неладна, начинает покалывать. И что всё это значит? Ответ получаю уже очень скоро. Едва моей кожи касаются первые лучи солнца, как она начинает покрываться уродливыми волдырями, как после ожога. А затем с моих губ срывается болезненный вопль. Такое чувство, будто меня швырнули в костёр. От пузырящейся кожи начинает идти дым. Прикрыв глаза дымящейся рукой, пытаюсь удрать от этой боли. Лишь когда забегаю под дерево, и прячусь под его тенью, жжение проходит, появляется возможность перевести дух и собраться с мыслями. Что всё это значит? Солнце теперь может спалить меня дотла? Желая проверить эту догадку, осторожно высовываю кисть из тени, и она снова начинает дымиться, вынуждая меня отдёрнуть руку. Дерьмо! Это всё проклятая клякса, будь она неладна! Хоть дерево и послужило для меня укрытием, слишком долго прятаться здесь у меня не получится. Надо найти место понадёжнее, да поскорее, пока не стало слишком поздно.

Вот только вокруг лишь бескрайнее поле и несколько деревьев поменьше. Более крупный перелесок виднеется впереди, но до него слишком далеко. Не успею я до него добежать, как бы ни старалась. Но между перелеском и деревом, под которым я спряталась от солнца, замечаю маленькую речушку и мост. Вот это укрытие выглядит гораздо надёжнее. Если сумею до него добраться, придётся сидеть там до заката. Так себе вариант, но других всё равно нет. Проклятье! Понимая, что будет невыносимо больно, про себя считаю от пяти до одного, после чего выскакиваю из-под дерева и мчусь к мосту. Чтобы солнце не выжгло мне глаза, закрываю их и прикрываю лицо рукой, которая шипит и дымится, словно кусок мяса на сковородке, а вскоре и вовсе воспламеняется. Загорается на мне и одежда, которую приходится спешно скидывать. Крича от невыносимой боли, всё же добегаю до реки, и прыгаю в воду. Потушив пламя, быстренько выбираюсь на берег и прячусь под мостом. Тело покрыто сильными ожогами, но это не страшно. Кровь убитого храмовника поможет мне восстановиться. Но не моей одежде. От скинутого впопыхах загоревшегося плаща мало что осталось, рубаха тоже сильно пострадала. Штанам повезло больше всего. Они остались целы. Как доберусь до города, надо будет первым делом новыми шмотками обзавестись. А пока придётся сидеть и ждать.

Благодаря кулону, рассказываю госпожи о новой проблеме. Её это ожидаемо не радует. Она рассчитывала, что к вечеру я доберусь до Гримстоуна, а я надолго застряла под каким-то мостом, из-под которого до заката даже вылезти не могу. Главное, чтобы до наступления темноты сюда ещё кому-нибудь залезть не захотелось. Если меня здесь найдут храмовники, я им даже сопротивления оказать не смогу. Госпожа тоже ничего дельного не советует, кроме как вести себя тихо и не привлекать лишнего внимания. Ну спасибо за подсказку! Сама бы я до такого ни за что бы не додумалась!

Пока жду наступления темноты, напрягаюсь каждый раз, когда по мосту кто-нибудь проходит или проезжает. Один раз к реке спускается какой-то мужчина, чтобы наполнить ведро водой. Слышу, как бьётся его сердце, но стараюсь не обращать на это внимания. Из-за пробежки под солнцем, голод даёт о себе знать гораздо раньше, чем обычно, но держать себя в руках я пока в состоянии, хотя глядя на шею мужчины, в какой-то момент непроизвольно облизываю губы. Наполнив ведро, водонос уходит, так меня и не заметив. Наконец, ожидание подходит к концу. Едва солнце скрывается за горизонтом, выбираюсь из-под моста. По-хорошему, стоило бы перейти на бег, и поскорее добраться до Гримстоуна, чтобы хоть как-то наверстать потраченное время. Однако вместо этого меня неумолимо тянет в ближайший перелесок. Как будто что-то или кто-то меня туда зазывает. Зов этот не настолько сильный, чтобы я неслась туда сломя голову, позабыв обо всём на свете, но довольно настойчивый. Ещё и клякса на него отзывается уже характерным зудом и пульсацией. Разбираюсь я в этом не так хорошо, как мне бы этого хотелось, но чувствую, что всё дело в тёмной магии. И пусть я её чувствую, не похоже, что магия направлена конкретно на меня. Это как свежеиспечённый яблочный пирог, предназначавшийся кому-то, но привлёкший внимание своим ароматным запахом. Именно так это ощущается. Яблочный пирог. Странно, что я до сих пор помню его запах и вкус. Помотав головой, выбрасываю мысли о пироге из головы, и уверенно шагаю в сторону перелеска.

Прячась за деревьями, замечаю пару повозок с клетками, в которых заперты темнокожие пленники и пленницы, по всей видимости, рабы с Изумрудных Островов. Насколько я слышала, король Альдис в ближайшее время собирается отменить рабство на территории своего королевства. Но пока этого ещё не случилось. За повозками приглядывает небольшая кучка воинов, вооружённых мечами и короткими топорами. Лошади крепко привязаны к деревьям. Однако наёмники и их пленники – это ещё цветочки. Самое интересное – это какой-то лысый тип в чёрном балахоне, от которого веет тёмной магией. Возле его ног валяются несколько мёртвых рабов. Судя по растёкшейся по земле крови, запах которой я чувствую издалека, глотки бедолагам перерезали совсем недавно, буквально несколько минут назад.

Лысый размахивает руками, и бормочет что-то непонятное, от чего противиться желанию покинуть укрытие, и выйти на поляну, становится сложнее. Только он замолкает, как перед ним открывается какая-то чёрная воронка. Поначалу совсем крошечная, она начинает увеличиваться в размерах. Дерьмо! Этот урод пытается призвать какую-то инфернальную тварь. И явно не какую-нибудь мелочёвку, а кого-то посерьёзнее. Как эта тварь себя поведёт, вырвавшись на свободу, трудно предсказать. Возможно, колдуну удастся её подчинить. Или же она окажется слишком сильной, прикончит лысого, его прихвостней, рабов с лошадьми, а следом и меня. Всё, что сейчас здесь происходит – это не моя проблема. Но может стать моей, если я сейчас ничего не предприму.

Времени на раздумье совсем нет. Лошади начинают испуганно ржать, почуяв присутствие хищницы. Ещё немного, и эффект неожиданности будет потерян. Пока этого не случилось, быстренько подкрадываюсь сзади к ближайшему головорезу сзади, выхватываю у него из-за пояса кинжал, и полосую по горлу, затем метаю клинок в обернувшегося колдуна, попав ему точно в шею. Пока лысый хрипит, пытаясь выдернуть застрявший кинжал, воронка начинает сужаться, и в какой-то момент исчезает прежде, чем оттуда успевает вылезти какая-то уродливая смертоносная тварь. Прихвостни колдуна тут же хватаются за оружие, но серьёзной угрозы в этих кожаных мешках с кровью не вижу. Заканчивается всё очень быстро. Сворачивая шеи, вырывая сердца и перегрызая глотки, перескакиваю от одного противника к другому, пока последний наёмник не лишается жизни. Пройдясь по усеянной телами поляне, склоняясь над убитым колдуном, чья пока ещё не успевшая свернуться кровь представляет наибольшую ценность, выпиваю всё, что не успело вытечь на землю.

Насытившись, вытираю ладонью губы и рот, затем перевожу взгляд на рабов в повозках. Все как один испуганно сжались и забились в угол. Прикончить и их не составит особого труда. Всё равно, что тараканов раздавить, особенно после насыщения. Но зачем? Опасности для меня они не представляют. Можно оставить всё как есть, и уйти. При таком раскладе, если на эту поляну никто не заглянет в ближайшие пару дней, большая часть плёнников умрёт от голода и жажды. Уж больно паршиво выглядят некоторые из них. Можно их освободить, но тогда они сдадут меня храмовникам. Или не сдадут? Беглые рабы – не слишком доверчивый народ. Особенно по отношению к тем, в ком видит своих угнетателей. Не будут они с инквизиторами откровенничать. Разбегутся, затаятся, а затем попробуют к себе на родину вернуться, вновь став свободными людьми. По крайней мере, хочется верить, что они поступят именно так.

Надеясь на их благоразумие, ломая замки на клетках, после чего отхожу в сторону, не говоря ни слова. Самые смелые выбираются из повозок первыми, а следом их примеру следуют и остальные. Посмотрев на меня, один из них вздрагивает, увидев “обсидиановые” глаза, но взгляд не отводит. Какое-то время молча играем в гляделки, пока не прерываю эту игру, ухмыльнувшись, и кивнув освободившемуся пленнику. Тот с заметным облегчением кивает в ответ. Слегка разрядив обстановку, замечаю на одном из убитых противников неплохой такой плащ с капюшоном. Самое то, чтобы прикрыть обгорелую рубаху. Забрав у убитого наёмника плащ, а также небольшой мешочек с монетами, спешу покинуть перелесок, оставив освобождённым пленникам возможность чем-нибудь поживиться с остальных покойников.