Глава пятьдесят шестая. Экзамен - он экзамен для всех...

Вот он и настал, этот фантастический день, когда парням не надо было подрываться спозаранку и нестись сломя голову куда-то разгребать снег, топить печки, разносить завтрак в столовой, прислуживать сонным и вечно чем-то недовольным барышням. Вообще не нужно было никуда спешить. Можно было поваляться у ног своих добрых и внимательных хозяек, прислушаться к гулко стучащему от волнения сердцу и осознать простую и одновременно жуткую мысль: а ведь сегодня решается их судьба! Сегодня вечером, или ночью, какие-то стрёмные персонажи из средневековых мистерий соберутся на свой шабаш, чтобы решить, кому из них завтра предстоит отправиться на волю, в нормальный человеческий мир без магии и зловещего тёмного болотного колдовства, а кому и остаться тут навсегда...

И как минимум двое из их безбашенного тюремного братства о своём будущем думали с ужасом.

Тридцать первого декабря, с утра, на дверях столовой был вывешен распорядок праздничных мероприятий в канун Нового, 2024 года. Легкомысленными, словно танцующими буквами там было выведено:

9-00 – дружеский завтрак.

11-00 – подготовка костюмов и нарядов к предстоящему веселью.

15-00 – торжественный обед и встреча Высоких Гостей.

18-00 – Экзамен. По его итогам – вручение наград и порка провалившихся.

20-00 – Ужин, танцы, пляски и Безудержное Веселье.

24-00 – Торжественный салют и Скачки до упаду!

01-00 – Провозглашение Ведьмы Нового Года.

02-00 – дальше – как получится...

Само объявление было украшено разноцветными пяти-шести-восьмиконечными звёздами, лукаво подмигивающими полумесяцами, весёлыми чёртиками и летающими на мётлах симпатичными ведьмочками. Внизу, особо тщательно прорисованный, притаился Золотой Единорог – как символ награды для Лучшей Выпускницы года. И чья-то корявая подпись «будет мой»...

За завтраком случилось совсем уж невероятное – столы светлых и тёмных были сдвинуты в один общий длинный стол, и все уселись вперемешку, без различий и церемоний. Но главное – Элла и Стеша посадили рядом с собой своих невольников – Костю и Кроху. И угощали со своих тарелок, кормили десертом, чуть ли не с ложечек. Было мило и весело. Екатерина, посмеиваясь, поглядела на это вопиющее нарушение субординации, и отпустила Павла к ребятам за стол – тоже полакомиться праздничным завтраком. Его тут же взяла под свою опеку лично Пульхерия Львова и тоже постаралась накормить до отвала.

А подавали на предпраздничный завтрак омлет с помидорами на сливках и сметане. И горячие бутерброды с зеленью.

Славику за этим весёлым и неформальным столом особенно повезло. Его усадили между собой новенькие воспитанницы, только вчера прибывшие в пансион, - Фатима и Тарья, которых встречал Москвич за вахтой. Они наперебой расспрашивали парня обо всех аспектах жизни его друзей. Девушек очень интересовало всё, что было связано с жизнью слуг в пансионе. И Славка, купаясь в благосклонном и доброжелательном внимании барышень, раздухарился и сбивчиво, хотя и местами остроумно поведал им о нелёгкой, но и не лишённой маленьких радостей судьбе тихих и незаметных невольников, к коим он себя причислял с кокетливой гордостью. Девушки слушали с восторгом, переглядываясь и многозначительно посмеиваясь, с жадным любопытством уточняя некоторые, особо пикантные моменты. Славик был в ударе.

Единственная барышня, которая его явно смущала, и на которую он никак не мог поднять взгляда – была его формальная госпожа Илона. Сидевшая на другом конце длинного стола, и в упор его разглядывавшая. Славику этот взгляд очень не нравился. Он его напрягал и вселял тревогу.

«Чего это я так волнуюсь-то?» - думал он украдкой, стараясь ни в коем случае не встречаться с Илоной глазами. «Ведь сегодня всё должно решиться. Сегодня это наконец-то закончится».

Но успокоения эти мысли ему не приносили.

Примерно в похожей прострации пребывал и Москвич. Всякий, кто хоть когда-нибудь освобождался из мест лишения свободы, знает это чувство. Когда в последний день прощальный чифир уже выпит, твои друзья сказали тебе все напутственные слова и разошлись из твоего проходняка, а ты остался один. И наблюдаешь за протекающей вокруг тебя привычной тюремно-лагерной жизнью, но уже как посторонний. Ты уже как будто бы не здесь. Для оставшихся ты уже почти что умер, они тебя забыли и деловито обсуждают свои проблемы, тебя не касающиеся. Наверное, так себя чувствует покойник, оказавшийся каким-то чудом на собственных поминках, и с грустью наблюдающий, как толпятся в прихожей расходящиеся по домам друзья и родственники.

«Странно» - думал он. «Но у меня-то шансов завтра освободиться как раз меньше всех. Ноль целых хрен десятых. Я-то как раз остаюсь, и должен смотреть на этот чужой праздник жизни совсем иначе. Я-то здесь вечный узник. Почему же мне так грустно?».

А ещё ему очень бы хотелось узнать о своей судьбе у единственного человека, которому... точнее которой он доверял, и даже отчаянно взывал сегодня с утра к ней, но она упорно молчала. Оставалось грустить.

Так он грустил до обеда, пока внезапно за вахтой не прошелестели по небу белые молнии и не вспыхнули один за другим оранжевые огненные шары. Это пребывали на праздник Высокие Гости, и всё население пансиона тут же ощутило, как наэлектризовался воздух, как напряглись силовые линии невидимых полей, начали сгущаться преждевременные сумерки и в перенасыщенном озоном воздухе тут и там стали вспыхивать мельчайшие искорки колдовской энергии.

Праздничный обед Павла не удивил. Хотя ради него в столовой специально разожгли большой старый камин, не использовавшийся, кажется, с прошлого года, и нажарили в нём мяса на огромных шампурах, напоминающих настоящие боевые шпаги. Оказалось, что это было угощение специально для Ибн-Даджаля и его верной спутницы Лилит. Они, кстати, появились с большой помпой – через кочегарку и варочный зал, сорвав с петель входные двери, с грохотом обрушившиеся на пол. Сам главный демон на этот раз прибыл в черной длинной бурке и мохнатой волчьей шапке на два размера больше чем его круглая, почти лысая голова. Лилит как всегда была в строгом деловом костюме и тёмно-дымчатых очках. Прическа – извержение исландского вулкана Эйяфьядлайёкюдль. Словом – всё, как обычно. Единственным новшеством на этот раз были два маленьких человечка – слегка горбатые и немного кривоногие, но мощные и широкоплечие. Они шагали вслед за Лилит, сосредоточенно оглядывая собравшихся в зале ведьмочек.

— А это хто такие? – шёпотом спросил Костя.

— Это спутники Лилит, её верные слуги, - вовремя встрял всезнающий Кроха. - Двалин и Дайн – скандинавские гномы.

— Опаньки, - покачал головой Костя. – Охрана?

— Да, но не её. Она сама охрана та ещё... А эти – охраняют подарки, награды и призы победительницам. Вон видишь – чемодан тащат...

Маленькие люди и правда волокли небольшой, но видимо увесистый чемоданчик, больше похожий на старинный дорожный саквояж.

— Каких только... красавцев тут не встретишь, - усмехнулся Славик, рассматривая делегацию Высоких Гостей из-за плеча Павла.

— Ты потише, потише... - шикнул на него Кроха. – Эти не до конца понимают наш обычный юмор, могут и среагировать неадекватно.

— Да уж... - вздохнул Костя. – Не хотелось бы в последний день оказаться на таком вот вертеле...

Он кивком головы указал на огромный шампур с дымящимся мясом, который как раз вручили устроившемуся за столом демону. Как только Высокие Гости уселись на отведённые им почетные места, мадам Азалия объявила первый тост. Разумеется, за счастье видеть у себя в гостях столь дорогих и важных персон. Все отсалютовали бокалами и выпили. Диджитал осушил литровый хрустальный кубок и, положив ноги в ковбойских сапогах на железную каминную решётку, принялся за шашлык. Он специально сел с краю стола, чтобы самому регулировать прожаренность мяса и не становиться центральной фигурой президиума. Точнее местного ковена ведьм, который собрался чтобы принимать экзамен у выпускниц.

Барышни-воспитанницы также приступили к трапезе. Москвичу и его друзьям второй раз за этот день (и, кажется, последний раз в жизни) посчастливилось сидеть с ними рядом, за общими столами. И такого обилия явств, закусок и напитков парни не видели ни разу, за весь год пребывания в этом, в общем-то, гостеприимном заведении. Но сегодня было как-то не до еды, и уж тем более не до возлияний. Фантастичность зрелища, разворачивающегося перед их изумлёнными взорами, заставляла забыть обо всём на свете.

Диджитал тем временем покончив с первым шампуром, деловито кивнул своей напарнице Лилит, видимо приглашая продолжить официальную часть обеда, а сам извлёк из каминного мангала второй, метрового размера. Принюхался к мясцу, придирчиво оценивая соотношение обжаренной корочки и кровавого нутра. Вставшую из-за стола для приветственной речи Екатерину он слушал благосклонно, и сердечно поблагодарил за её нестерпимо-бесстыжую лесть в его адрес. А чтобы окончательно убедить всех собравшихся в своих личных к ней симпатиях, объявил, не переставая впрочем, жевать, что главой экзаменационной комиссии в этом году назначается именно она – главная экзекуторша пансиона Екатерина Бэнечко.

Зал разразился подобострастными аплодисментами, причем сама новоиспечённая глава комиссии, не стесняясь, с кривой усмешкой пристально смотрела, кто же первым эти самые аплодисменты закончит.

Первыми закончили светлые. Им было нечего терять, и не имело смысла перед кем-то пресмыкаться.

С третьим тостом-приветствием выступила режимница Анна Дарвулия. Опять было много лести и благодарностей Высоким Гостям. Её, как и следующую ораторшу Доротею Шентес демон Диджитал слушал вполуха, откровенно скучая в ожидании прожарки третьего шампура с шашлыком. А Павел тем временем не сводил глаз с Елизаветы Александровны. Которая скромно сидела на другом конце стола президиума, рядом с самой Лилит. ЕА деловито просматривала какой-то сурового вида пергаментный свиток, что-то в нём отчёркивала ногтём, и время от времени показывала свои пометки Матери демонов с таким спокойным и деловым видом, будто её соседка была заурядной бухгалтершей, а не персонажем из Библии. Лилит, надо отдать её должное, в поправки своей соседки по столу внимательно вчитывалась, и даже пару раз с чем-то не согласилась, указав Елизавете Александровне на допущенные ею неточности.

Москвич, конечно, догадался, что солидным манускриптом был экзаменационный лист, в котором, по всей видимости, были перечислены все достижения и провалы выпускниц, и в этом смысле внимательность к мелочам ЕА была ему понятна. Но чтобы в такую чисто школьную рутину вникала за праздничным столом сама Матерь всех демонов! В такое он никогда в жизни бы не поверил, если бы не видел собственными глазами. Ну не его же жалкую судьбинушку они так внимательно изучали!

Но вот льстиво-холуйские речи закончились, уставшие жевать рты поглотили всё, до чего смогли дотянуться, а несколько подряд опустошённых бокалов зажгли в утробах живительный огонь азарта и нетерпения. Тут-то разомлевший главный демон и подал сигнал к началу Большого годового Выпускного Экзамена. Москвич удивился, что оказывается столь важный в судьбе любой ведьмы экзамен здесь проходит так неформально, по-свойски, за торжественным обедом, к тому же в присутствии всего коллектива учащейся молодёжи. ЕА встала, оглядела зал, и тишина повисла такая, что казалось её можно нарезать ножом, настолько ощутимо и плотно она забилась всем присутствующим в уши и в головы.

— Для сдачи выпускного экзамена приглашается тёмная ведьма Элла Храпская со своим личным невольником! – торжественно и строго объявила Елизавета Александровна. И Москвич не сразу узнал её звонкий командный голос, настолько он отличался от обычного насмешливо-обволакивающего тембра, который он привык слышать у себя в голове.

Элла поднялась из-за стола и скромно, но с гордо поднятой головой, прошествовала к столу президиума. На полшага сзади, с левой стороны, за ней следовал Костя, которого она вела на коротком поводке. Оба поклонились экзаменационной комиссии, после чего Элла представилась персонально Диджиталу своим полным именем, прибавив прозвище Темнейшая. И присела перед ним в глубоком реверансе. Главный демон коротко кивнул ей, сложив губы трубочкой, словно хотел послать ей воздушный поцелуй. И снял запрет на оглашение экзаменационного задания этого года.

Екатерина, как глава комиссии, задала первый вопрос:

— Какова была ваша тема экзамена?

— Любовь, - коротко ответила Элла.

— Каково было задание?

— Найти состав эликсира любви.

— Вы справились?

— Да.

Диджитал поднял на Эллу свой насмешливо-удивлённый взгляд и спросил своим обычным, дребезжащим, детско-старческим голосом:

— И каков состав вашего эликсира любви?

— Пот и кровь, - чётко и уверенно ответила Элла и снова слегка поклонилась демону. – Ну и ещё немножко моей слюны...

Полувздох-полустон прокатился по залу. Ученицы в восхищении замерли, боясь пошевелиться и пропустить хоть слово. Кажется, никто из них даже близко не подошёл к разгадке темы экзамена, хотя последние полгода об этом только и гадали. Диджитал удовлетворённо кивнул. Снова принялся стаскивать с шампура очередной стейк с кровью. Его зубы хищника оставляли царапины на металле.

— Вы выбрали себе невольника в первую же ночь его пребывания в пансионе, почему? – решила пройтись по дополнительным вопросам Екатерина.

— Он мне сразу понравился.

— Но тему экзамена вы, конечно же, заранее не знали?

— Разумеется. И не могла знать. Тема каждый год новая. Насколько мне известно, она ни разу не повторялась...

— А когда пришлось идти арестовывать бунтовщика, вы понимали, что рискуете жизнью, и шансов у вас очень мало?

— Да.

— И не побоялись?

— Нет.

— Почему?

— Он был рядом, - кивнула Элла в сторону стоящего с опущенной головой Кости. – Я знала, что он готов умереть за меня.

— Юноша, - снова вмешался в диалог демон. – Судя по всему, ваша хозяйка не сдаст экзамен. Но вы завтра будете свободны. Куда вы поедете?

— Останусь здесь, - прокашлившись от волнения, ответил Костя.

— Это правда, - коротко подытожил Диджитал. – Он любит её.

— А вы? – в упор взглянув на Эллу, спросила Екатерина.

Вместо ответа Элла просто отстегнула от ошейника Кости поводок, давая понять, что отныне он свободен. Константин тут же опустился перед ней на колени и сам пристегнул его обратно.

Диджитал снова кивнул. Зал разразился оглушительными аплодисментами.

— Элла Храпская и Константин Никулкин! – торжественно объявила Елизавета Александровна единогласное решение комиссии. - Вы успешно прошли все испытания и сдали экзамен. Завтра будут объявлены окончательные итоги!

Костя и Элла снова поклонились комиссии и демону и, повернувшись, пошли обратно на своё место. Костя подхватил свою хозяйку на руки, а она, демонстрируя навыки перевоплощения, тут же обернулась белой байкальской нерпой, свесив назад голову и ласково помахивая всем собравшимся мохнатыми лапками. Восторгу барышень, казалось, не было предела. Начальство тоже оценило этот трюк благосклонными улыбками. Это было мило и трогательно.

А вот отношение Екатерины к Стеше, выступавшей перед комиссией сразу после Эллы, всех присутствующих удивило и разочаровало. Конечно, в пансионе все помнили, какое жёсткое противостояние развернулось между талантливой ученицей и всемогущей экзекуторшей. Помнили и об истории под названием «Кровавый снег», когда Екатерина, захватившая власть после исчезновения директрисы, самолично выпорола до крови учениц – случай беспрецедентный. Но прошло время, директриса вернулась, Екатерина вроде бы была ею прощена и оставлена в должности. Более того, все помнили, как она лебезила перед тем же Диджиталом, говоря, что помогает Стеше готовить выпускную диссертацию и называла её тогда не иначе, как «лучшей ученицей». И вот теперь этот ледяной тон, подчёркнутая строгость и пренебрежительный взгляд... А ведь Стеша со своей стороны не дала ни малейшего повода так с ней обходится. Она всего лишь присела в ритуальном реверансе и скромно представилась, пусть и немного неформально:

— Стеша из Торжка...

И не успела проронить ни слова, как злобная милфа вызверилась на неё с гримасой надзирательницы из концлагеря:

— Извольте представляться, как положено! Полным именем!

Ну, Стеша и ответила ей, в своей обычной манере хулиганки-отличницы:

— Стефания Новоторова, светлая волшебница, в январе признана Ведьмой Года, инициирована в возрасте двенадцати лет в городе Торжке самой Лилит, Матерью демонов, в Квинту накануне осеннего Солнцестояния.

Экзекуторша сглотнула и сделала непринуждённое лицо. Но было видно, что упоминание имени Матери демонов, да ещё в её присутствии, милфу сильно смутило. Такой отповеди она явно не ожидала. Сбросила обороты и попросила уже спокойным тоном:

— Вашего раба тоже представьте, пожалуйста...

— Мишель Анастасиди, заключённый исправительной колонии, срок семь лет. Прозвище Кроха.

Однако спокойный тон Екатерины означал лишь то, что она решила топить Стешу, что называется, до талого. И потому зашла сразу с козырей.

— Ваш раб по прозвищу Кроха на допросе сразу после своего задержания по делу о бунтовщике (так они официально именовали взбунтовавшегося демонёнка), признался, что вызвал его с вашего ведома. Можете пояснить, на каком основании?

Стеша тихо вздохнула, и, взглянув на экзекуторшу как на бестолковую тётушку, которой приходится по сто раз в день напоминать принимать таблетки, коротко ответила:

— Я уже давала показания по этому делу сразу после поимки бунтовщика.

При этом она грациозно поклонилась Диджиталу, давая милфе понять, к кому ей следует обращаться за разъяснениями по этому вопросу. И снова этим ответом явно уела экзекуторшу.

— Дело закрыто, - подтвердил демон, и поощрительно покивал Екатерине.

— Хорошо, - сказала та, снова притворяясь непредвзятой экзаменаторшей. – Ваши заслуги в улаживании этого неприятного инцидента всем известны, тем более что вы, кажется, пострадали во время оного...

— Да, - сухо подтвердила Стеша. – У меня были сломаны четыре ребра с обеих сторон грудной клетки...

Очередная шпилька в адрес никак не пострадавшей ведьмы, заставлявшей когда-то всех называть её великой, однако в бой в ту ночь не рвавшейся.

— Простите, но я сейчас не об этом. Я о вашей диссертации. Вы готовы представить её в полном объёме?

Тут все увидели, как замер главный демон с куском мяса в рту и скосил глаза на Стешу с явным интересом.

— Диссертация? – спросил он, жуя набитым ртом. – Ну-ка, дайте взглянуть!

Стеша вытащила из-под мантии неприметный дневничок в коричневом кожаном переплёте, форматом в лист писчей бумаги и страниц под двести. Подошла к Диджиталу и вручила сей манускрипт почтительно, но с достоинством. Демон принял рукопись засаленными пальцами, тут же открыл её, и, снова надув губы трубочкой, охватил моментальным взглядом сразу всю первую страницу. Кивнул, и перевёл пристальный взгляд на Стешу, словно бы видел её впервые.

— Солидно, – сказал он. – Хотя и спорно. В любом случае, это новый взгляд на Стихию Хаоса. Но не обольщайтесь, дитя моё. Я бы оспорил ваши выводы. Вы же не будете возражать, если я стану вашим оппонентом на защите диссертации?

Зал в единогласном восхищении охнул и снова замер в тишине, боясь пропустить хоть слово. Стеша раскинув руки, ещё раз присела в книксене, благодарно улыбнувшись, но промолчала. Зато чёрт дёрнул Кроху ляпнуть совсем уж несусветное:

— Спасибо!

У Москвича потемнело в глазах от невозможности всего происходящего. Кроха был умнейшим пацаном на малолетке! Его изворотливости и острословию завидовали все! Он отлично знал кому, что и когда можно говорить, а за какие слова можно и получить в бубен. И уж точно он никогда бы и ни при каких обстоятельствах не обронил бы это слово – «спасибо». На малолетке так не выражались. Потому что «за спасибо – ебут красиво», и это вдалбливают с первого же дня. Можно сказать: благодарю, но спасибо – никогда. И тут такое...

Демона тоже можно было понять. У него сработал инстинкт. Он среагировал моментально – хлестнул незадачливого пажа коротким и несильным, как ему казалось, электрическим разрядом – вольт в триста восемьдесят, не более. Но Крохе бы и этого хватило за глаза. Убило бы Кроху на месте такое напряжение. Если бы не Стеша. И как ни скор на расправу был демон, но светлая волшебница оказалась быстрее. Она словно бы испарилась на месте, а Крохе на руки прыгнула уже проворная рыжая лисица, заслоняя его своим телом и принимая на себя разряд тока.

Кроху, конечно, тоже тряхнуло знатно. Он повалился на пол, завизжав как заяц, но остался жив, и даже не потерял сознания. А вот рыжая лисица свалилась с его груди замертво.

В невероятной, неземной, нездешней тишине зала был слышен последний стук её маленького сердечка. А дальше – запредельная, смертельная тишь.

Светлые вскочили разом. Тут же сориентировались, сообразили, что и как надо делать, и рванулись к своей предводительнице, упав вокруг неё на колени, и образуя круг. А первой в ладоши ударила сама Лилит, и её хлопок сорвал пламя со всех свечей вокруг метров на десять, и оглушил весь стол президиума. Да и у прочих барышень во всём зале заложило уши. Но главное было сделано – светлые подхватили этот ритм, и третий-четвёртый удары воскрешающих аплодисментов звучали уже овацией. В ладоши хлопали уже все, даже тёмные, переглядываясь в немом восхищении подвигом Стефании.

По телу рыжей лисицы пробежала судорога, она вздохнула и, оживая, заморгала хитрыми глазками.

— Я извиняюсь, - хрипло сказал демон, вставая, и подходя к уже вернувшейся в свой человеческий облик, волшебнице.

Стеша была очень бледна, на лбу её выступили крупные капли пота, губы совсем посерели, а глаза, напротив, потемнели от микрокровоизлияния, - настолько мощные вихревые потоки энергии бурлили сейчас в её оживавшем теле. Она поднялась, держась за руку Крохи, быстро привела себя в порядок, и, словно стряхивая с себя внезапно одолевшую её слабость, неловко улыбнулась, словно бы говоря всем: спасибо, но не стоило обо мне так беспокоиться... Право слово, со мной всё хорошо, всё в порядке...

Милфа лишь отчаянно покачала головой.

— Экзамен сдан на отлично, высший бал по всем дисциплинам, ковен ходатайствует о присвоении Стефании Новоторовой, светлой Ведьме этого года, звании Статс-Дамы ордена Золотого Единорога! – торжественно объявила Елизавета Александровна.

А Екатерина под грохот аплодисментов и крики браво, тихо, но ядовито сказала Стеше:

— У тебя ничего не получится, милая!

— Уже получилось, великая! – ответила Стеша, лучезарно улыбаясь ей в ответ.

Третьей барышней сдающей выпускной экзамен в этом году должна была быть Илона-Святоша, но... Теперь, когда тема экзамена была раскрыта, все прекрасно поняли, что Илоне ничего не светит. Она полностью провалила выпускное задание – Славик не испытывал к ней никаких чувств, кроме страха и ненависти. А с такими результатами нечего было и позориться перед экзаменационной комиссией и тем более Высокими Гостями. Вот Святоша и не позорилась, а скромно подала прошение сдать выпускной в следующем году. Ведьминский ковен пансиона возражать не стал, и вместо Илоны перед комиссией предстала Пульхерия Львова.

Её, единственную из всех, ученицы встретили приветственными аплодисментами. За те полгода, что некромантка проучилась в пансионе, она успела стать любимицей тёмной половины ведьминского сообщества. Достаточно сказать, что начальство пансиона заранее, не дожидаясь экзамена, ходатайствовало перед кураторами с Каменоломен о зачислении Львовой на должность преподавательницы. Причем для неё специально возродили курсы некромантии, и она успешно провела первые факультативные занятия по столь редкой в наше время учебной магической дисциплине. Наверху были осведомлены об её успехах, и если и стоял какой-то вопрос перед экзаменационной комиссией, так это лишь вопрос о том, кому давать Золотого Единорога. Круглой отличнице Стеше, к тому же написавшей какую-то выдающуюся работу по теории Хаоса, настолько интересную, что ей взялся оппонировать сам демон Ибн Даджаль, или же невероятно талантливой некромантке, - новой тёмной звезде Маркистана.

Обе претендентки были блестящими выпускницами, обе подавали большие надежды на будущее, и главное – не были конкурентками между собой. Пульхерия оставалась преподавать в пансионе, а Стешу – теперь это было ясно всем, - практически пригласили в офис демонов в Москва-Сити, и пригласил сам Диджитал. И всем было понятно, что его голос будет решающим в этом вопросе. Пускай и неформально; демон всё-таки старался не вмешиваться в дела ковена. Так кому достанется Единорог – статуэтка весом в килограмм чистого золота?

И ни у кого сейчас в этом зале не было однозначного ответа на столь щекотливый вопрос.

Москвич очень хотел увидеть выступление Пульхерии Львовой на экзамене. За то короткое время, что он пробыл у неё в рабстве, он успел привыкнуть к столь странной ведьме. С одной стороны безжалостно-жестокой – он единственный во всём пансионе был свидетелем совершенного ею убийства Андрея. С другой стороны он прекрасно помнил, как она с ним обращалась. Как кормила его по ночам из своих личных запасов еды. Как волновалась за него во время последнего бунта пленных спецназовцев. И как она пожалела и взялась воскрешать утопленника шамана – самого отъявленного бунтовщика во всём отряде Захара Иваныча. И он прекрасно видел, чего ей это стоило. В каком она была плачевном состоянии после этого воскрешения. Но вот взялась ведь, спасла совсем уж пропащего и неисправимого.

Грешным делом Москвич помнил, как он молил Небо, чтобы Пульхерия оставила его у себя в рабстве. Он почему-то рассчитывал, что уж она-то его точно выведет за порог этого более чем странного исправительного учреждения. Хотя когда он узнал, что Львова остаётся здесь преподавать, надежды рухнули.

Но всё же... Всё же некромантка была для Павла самой загадочной ведьмой во всём пансионе. И что значит была? Она и есть самая загадочная – ведь, по сути, она круче Эллы в Тёмных Искусствах, а никогда за всё время обучения здесь, ни разу даже не попыталась оспорить её титул Темнейшей. Напротив – дружила с ней, и если и интриговала, то эти интриги никогда не были разрушительны для тёмных, а всегда укрепляли их содружество. И Павел невольно сочувствовал Пульхерии. Особенно после истории с поимкой демонёнка. Ведь чего греха таить – тёмные внесли едва ли не решающий вклад в эту победу. И Пульхерия первой рисковала жизнью, когда дралась с этим исчадием ада, будучи в обличие Южноамериканской Гарпии – практически беззащитной. Да, птица, да сильная хищница, но против демона это комок перьев и вкусного мяса. А они любят мясцо. Вона, как Диджитал уплетает пятый подряд шампур шашлыка, только клыки скрежещут по металлу!

Павел очень бы хотел увидеть, как сдаёт экзамен некромантка. Но, увы, ему было не суждено.

Внезапно он почувствовал, что пол уходит из-под ног, он как будто увидел себя в старинном зеркале возле кровати милфы, в её жарко натопленном будуаре, причем он лежал на прикроватном низеньком столике, а мощная туша Екатерины навалилась на него сзади, и всё сильнее прижималась своими похотливыми чреслами к его оголённой заднице!

Москвич попытался дёрнуться – не получилось.

— Тихо-тихо, моя милая! – услышал он над ухом вкрадчивый голос повелительницы плёток и кнутов. – Мне пришлось тебя немножечко похитить, а то твои друзья и особенно подруги, развернули столь бурную деятельность по твоему вызволению, что она стала мешать не только экзамену, но и надвигающемуся празднику!

Павел снова и весьма осторожно попытался высвободить хотя бы руки и понял, что скован железной волей ведьмы. А судя по тому, как она похотливо сопела у него за спиной, и торопливо возилась, стаскивая с себя верхнюю одежду, - предстояло изнасилование. Насиловать она собиралась его – Павла. А, следовательно, надлежало расслабиться, и... как всегда, - получить удовольствие. Ну, или попытаться это сделать. Потому что удовольствие в последнее время чего-то как-то не спешило к нему приходить в такие моменты.

К тому же сегодня милфа явно торопилась – экзамен-то вот-вот продолжится! А ей ещё надо было в срочном порядке отодрать одну непослушную потенциальную беглянку.

В общем, всё произошло быстро и мерзко. Милфа прижалась ещё сильнее к его беззащитным булкам, сжала ему соски (второй раз за день! Да что ж это такое!) когтистыми пальцами, и уже вовсю елозила своим жадным скользким клитором по его пунцовым от стыда полушариям.

Видимо лихо была возбуждена дамочка. Кончила практически сразу. Потом ещё бесконечно долго (как ему казалось!) лежала на нём, навалившись всем своим весом, и больно уткнувшись локтями ему в спину. Блаженно сопела и похрюкивала. Даже вроде бы чему-то посмеиваясь. Ясно чему – его беспомощному унижению.

Ей ведь не секс сейчас нужен был. Ей необходимо было продемонстрировать всему пансиону, что это моя вещь, и я возьму вот сейчас её, и прямо посреди экзамена выебу как сидорову козу! И никакая Стеша мне в этом не помешает. А потом...

А что потом, он даже думать боялся.

— Не волнуйся, я о тебе тоже позабочусь... - сказала она, слезая с него и опять возясь за его спиной. Он краем глаза успел заметить, что она торопливо натягивает на свою правую ступню презерватив.

«Нет! – взмолился он мысленно. – Только не это!!!».

Но случилось именно ЭТО. То, чего он так ненавидел и боялся. Милфа презрительно ухмыляясь, запихнула ему под хвостик свою горячую, жирную и скользкую ступню. И стала трахать его, уверенно раздвигая булки и самодовольно любуясь его гримасой боли и унижения, которую он не смог скрыть. Долгое воздержание тоже сыграло свою роковую роль. По щелчку пальцев милфы его «кольцо верности» на мошонке раскрылось, а Екатерина как раз в этот момент остановила фрикции и пошевелила пальчиками ноги как раз в районе его предстательной железы и...

И позорный, мокрый, горячий анальный оргазм затопил его сознание лавиной извращенческого сумасшедшего кайфа. Москвич рычал, стонал, шипел и брызгал слюной, но ничего с собой поделать не мог – милфа умела его вывернуть наизнанку и оттопырить как резиновую куклу. Да ещё и заставить получить от этого самое паскудное в мире наслаждение – наслаждение насильно выебаной шлюхи.

Как перед ним вновь появилось это зеркало, он уже и не помнил.

Просто покачнувшись, полетел в него, больше всего боясь разбить его и порезаться об осколки.

Но не разбил. Ничего такого страшного не случилось. Просто он падал и падал в зазеркальную пустоту, в миллион своих отражений, всё уменьшаясь и уменьшаясь в размерах, пока не ощутил себя крошечной фигуркой среди бесчисленных флакончиков, пудрениц, шкатулочек, расчёсок, несессеров и прочих дамских принадлежностей, которыми всегда был завален прикроватный столик милфы.

А его одежда свалилась на пол. Ибо он уменьшался абсолютно голым.

И зазвучала песенка из далёкого детства:

«На моём уютном столике

Танцуют рожицы смешные польки.

Эти рожицы росточком с гномиков,

Но эти гномики – такие комики...»

И песню эту пела милфа. Прищёлкивая пальцами в такт песенке. Москвич увидел её огромное, приблизившееся из темноты мясистое улыбающееся лицо.

Ничего себе рожица росточком с гномика... - подумал он. – Ах, это я, похоже, стал гномиком...

Он огляделся и увидел, что стоит на крыше четырёхэтажного дома, и домом этим был комод, а позади него таинственно искрилось то самое тёмное зеркало, из которого он только что вывалился, уменьшившись раз десять.

— Попался? – спросила Екатерина, разглядывавшая его с улыбкой гурмана, готовящегося полакомиться паштетом фуа-гра. – Я нашла для тебя самое безопасное место на всём Маркистане...

Тут она осторожно взяла его двумя пальцами как нежную бабочку, чтобы не дай бог не сломать ей крылышки, и, перенеся куда по воздуху, опустила в глубокий темный колодец.

«Где это я?» – подумал Москвич, опустившись на что-то мягкое, наподобие пористого каучукового ковра. Кругом было темно, и стоял густой аромат полыни и чего-то до боли знакомого... Ах да! Этот аромат он не смог бы забыть никогда – кругом пахло Екатериной, её зловещей сущностью и неутолимой похотью.

Наверху вспыхнул неровный свет, и он снова увидел Её лицо – на этот раз милфа победно улыбалась, будучи абсолютно уверенной, что уж из этой тюрьмы он не выберется никогда!

Павел поднялся, расставив руки, изучил на ощупь своё новое жилище, точнее узилище. Да, руки натыкались на стены из толстой резины, и, судя по темноте и запахам, он находился в резиновом сапоге милфы, будучи уменьшенной копией самого себя. Он помнил эти высокие ботфорты, стоявшие с осени у неё за дверью. Всё никак не мог понять, зачем они могут ей понадобиться зимой, и почему она не велела их убрать в долгий ящик. Вот, оказывается, зачем... Ясно.