Так я окончательно смирилась со своей ролью и своим положением. Вечер продолжался от одной неудобной позы к другой, и каждая из них сопровождалась самыми разными пытками, мучительными и сладкими одновременно. Меня как следует отшлёпали – ясно было, что до хлыста и стека остаётся теперь лишь шаг или два, но я могла это вытерпеть. Зажимы с моих сосков сняли, чтобы поместить их туда ещё несколько раз, пока я сходила с ума от невозможности удовлетворить себя. Грэм мастерски доводил меня до края и изо всех сил швырял оземь, применяя для этого всё новые и всё более мучительные способы. Всё это, конечно, два раза прерывал Эш. На этой стадии я уже давно забыла обо всякой осторожности, до того меня распаляло происходящее. Пожалуй, я слишком яростно выражала своё нетерпение, и наверняка оказалась не самым приятным собеседником, но Эш, верный своему слову, продолжал звонить.

Когда наконец настала неизбежная пора удовольствий для самого Грэма, я едва не разрыдалась от облегчения. До завершающего представления он дал мне кончить пару раз, но это было уже слишком давно. Согнутая под прямым углом, я лежала на обитых кожей козлах, пристёгнутая к ножкам за руки и ноги. Думаю, понятно, что я не могла шевельнуть при этом ни единым мускулом. За эти часы, проведённые в плену – сколько их было? – мои кляпы несколько раз меняли, и сейчас мой рот заклеивало несколько кусков липкой ленты, поверх которой был натянут и туго зашнурован на затылке смирительный шлем.

Я находилась в тёмном и тесном мирке. Пот так и лил с моего тела, пока я стонала и выгибалась под дразнящими ласками Грэма.

– Ну что, ты готова развлечься как следует? – спросил наконец он.

Я закивала так энергично, как только могла, двигая головой меж вытянутых рук.

– Точно?

Я снова закивала, стоном выражая согласие. Господи, сейчас я возбудилась и распалилась настолько, что самой не верилось. Я никогда не считала себя слишком уж голодной до половых утех, но такой прелюдии я никогда доселе не испытывала. Ещё ни разу вибраторы, зажимы и ласки не воздействовали на меня так мощно, и я всегда могла прекратить это до того, как воздействия становились невыносимы. Я была связана и беспомощна уже несколько часов, и силы мои были на исходе. Но видит бог, перед окончанием сеанса мне ещё предстояло "развлечься как следует".

Надо сказать, что Грэм не подвёл – хотя, скажем прямо, толкнуть меня за грань сейчас могло всё, что угодно. Когда он вошёл в меня сзади, скользнув мне меж вытянутых и раздвинутых ног, я взорвалась почти сразу же, стоная и дёргаясь настолько, насколько позволяли мне путы. Конечно же, Грэму было этого мало, и он получил от меня ещё пару представлений, прежде чем он сам начал содрогаться и изливаться внутрь меня. К тому времени, лёжа вниз головой, я видела небо в алмазах, и кровь, без устали пульсируя в моих ушах, мешалась с моими стонами, длившимися, казалось, без конца.

И затем всё кончилось. Каждое запястье слегка дёрнулось, освобождаемое от верёвок, и голос сказал...

– Вот и всё, Джен. Всё кончилось. Можешь идти домой. Ты молодец. Выйти можешь через боковую дверь.

И больше ничего. Я еле понимала, что он мне говорит. Руки мои были наконец свободны, и это было чудесно. Я медленно выпрямилась, отлепляя своё залитое потом тело от нагретой кожи. Я ухитрилась найти узлы на затылке, развязать их и снять шлем, после чего содрала со рта ленту. Перед глазами до сих пор плясали искры, но кровь от ушей уже понемногу отливала. С трудом я высвободила ноги и отошла от козел. Сколько же прошло времени с тех пор, как на мои запястья впервые легла верёвка?

Грэма нигде не было. Я толкнула дверь в дом, но она была заперта. Мне было все равно – сейчас мне было уже не до анализа чужих поступков. На скамейке стояла бутылка с водой, и я жадно осушила её. Я надела платье, не заботясь о нижнем белье. Пот начал пропитывать тонкую материю, но вечер снаружи был тёплым, и простуды я не боялась.

Я двигалась медленно, словно во сне. В голове роилось множество мыслей, а в теле – мириады ощущений, многие из которых противоречили друг другу, и практически ни в одном из них не было ни капли здравого смысла. Я сидела в машине минут десять, просто чтобы дать всему этому осесть и унять сердцебиение. И, как только я собралась наконец ехать, зазвонил телефон.

– Алло?

– Джен, это Эш. Надо полагать, ты всё ещё живая, раз отвечаешь лично.

– Э – э... да. Наверно.

– Наверно?

– Да, живая. Сейчас поеду домой. Так затрахалась, просто охренеть. Вернее, меня саму оттрахали.

– Понравилось?

– Эш... ты себе не представляешь. Я даже сама не представляла, что так может быть, до этого дня. Как будто передо мной какая – то дверь открылась.

– Рад за тебя. На каком – то этапе голос у тебя был не очень довольный.

– Наверно. Может быть. Прости, если наговорила лишнего.

– Пустяки. Рад, что тебе понравилось.

– Спасибо. Слушай, мне нужно маленько собраться с мыслями. Завтра напишу тебе, окей?

– Конечно. Езжай домой и выспись как следует.

– Уж будь уверен, – нервно хихикнула я. – Пока.

Глава 3

Так начались наши отношения с Грэмом. Пожалуй, тот вечер был той самой "наживкой", заглотив которую, я была уже не в силах бороться со своими желаниями. После этого я приезжала к Грэму снова и снова. От раза к разу он обходился со мной всё жёстче и жёстче. Позы становились всё неудобней, зажимы всё чаще оказывались у меня на сосках, а шлёпавшая меня ладонь сменились плетью, которую потом сменил хлыст. Но уже я не могла остановиться.

Я научилась стоять рядом с ним на коленях, делать ему коктейли, и несколько раз даже готовила для него еду. Всё это, однако, напрямую было связано с предстоящим сеансом. Я мирилась с этим, потому что это было лишь подготовкой к основному действию – я намокала при одной лишь мысли о нём, задолго до того, как Грэм начинал со мной работать. Видимо, весь секрет был в предвкушении неизвестного; к тому же я знала, что при любых обстоятельствах рано или поздно освобожусь, насколько беспомощной я до этого бы ни была.

Теперь больше не было смысла ежечасно названивать Эшу. Это лишь отвлекало меня и сбивало сеансы с ритма. Выдерживать их становилось всё труднее, но по накалу они ничуть не уступали тому, самому первому. Грэм, однако же, становился всё холоднее... и требовательнее. Мне казалось, что поначалу он был ко мне мягче; сейчас же разозлить его становилось всё проще, и любое отклонение от его правил жестоко наказывалось. Но, несмотря на все побои, я приезжала к нему раз за разом – и уезжала хоть и измотанной, но переполненной такими чувствами, о которых год назад я даже не подозревала.

Грэм держал себя так, что сблизиться с ним было невозможно. Никакого обмена эмоциями и мыслями, никакого тепла, согревавшего наши первые встречи. Постепенно я тоже стала охладевать к Грэму, но я не могла отказаться от доставляемых им наказаний... или удовольствий.

Всё это время мы переписывались с Эшем – он оказывал мне моральную поддержку и делился советами, за что я была ему благодарна. Наряду с этим я искала наконец постоянную работу – в Сиднее я лишь подрабатывала в разных местах время от времени. В течение этих поисков я и прошла собеседование на должность медика в Брисбене. Собеседование состоялось после одного из семинаров в Сиднее, где я повстречала своего будущего работодателя. Я никогда не была в Брисбене, но условия выглядели заманчиво, и мне дали два дня на раздумья. Это было как раз накануне нашей очередной встречи с Грэмом, и я рассказала ему о своих планах по телефону. Теперь, оглядываясь назад, я осознаю, что это был не самый дальновидный поступок.

* * *

В тот вечер Грэм ничего не сказал о том, что я уезжаю в Брисбен – по крайней мере, когда мы только начали общение. Я ощутила в нём какую – то перемену, но у меня хватило ума не спрашивать. Он выглядел мрачным и необщительным. Никаких любезностей – просто краткое приветствие.

– Иди в гараж, раздевайся и надевай кляп с ошейником.

– Слушаюсь, сэр, – покорно сказала я, привычно презирая себя за своё поведение в таких ситуациях.

Я вошла в гараж, где меня встретили уже знакомые запахи кожи, дерева и секса. Мой ошейник лежал на полу, и цепь длиной около двух метров соединяла его с петлёй, вмурованной в бетонный пол в углу комнаты. К чему бы это, подумала я. Это явно не входило в наши обычные игры. Рядом с ошейником лежал кляп в виде красного шара на ремешке. На бетоне лежало два маленьких висячих замка.

Я выскользнула из платья и туфелек. Нижнего белья, отправляясь на сеансы, я больше не надевала. Это было ни к чему – перед приездом я и без того успевала возбудиться, а перед отъездом у меня уже не было сил, чтобы одеваться как положено.

Я втиснула шар кляпа в рот и затянула ремешок на затылке. Это стало частью наших встреч – и моего воспитания, наверно. То, что я сама надевала кляп, должно было, видимо, унижать меня ещё больше. По крайней мере, я могла поудобнее расположить его во рту – хоть и не давая слабины ремешку. Однажды я затянула его слабее, чем надо, и за это меня как следует выпороли стеком.

Волосы я заплела в небольшую косу, чтобы они не попадали в пряжку и чтобы надевать кляп было проще. Пряжка легко застегнулась на привычном отверстии, и, пропустив замочек через соседнюю дырку и кольцо на ремешке, я защёлкнула его. От этого щелчка всякий раз у меня мурашки бежали по коже. Он возбуждал меня своей бесповоротностью, неотвратимостью того, что должно было произойти и над чем я не имела больше власти.

Настал черёд ошейника. Я оглядела комнату, но других ошейников в ней не было, и я знала, что именно этот я надевала всё время. Разница была лишь в том, что теперь он был пристёгнут к петле в углу. Убедившись в этом, я поползла туда на четвереньках и всё – таки ухитрилась застегнуть его у себя на шее, зафиксировав замком номер два. В такой позе я едва не касалась пола носом, и пришлось упереться головой в кирпичный угол. Удобного было мало... бетонный пол под ковром холодил мне колени, и я чувствовала себя необычайно уязвимой, опускаясь задом на икры и подымая его кверху.

Ничто не закрывало мне глаз, но в такой позе из своего угла мне всё равно было почти ничего не видно. Минуты шли, Грэма всё не было, и я начала беспокоиться. Я уже знала, что в связанном положении время весьма относительно. Когда ты лишена основных чувств, десять минут легко могут длиться дольше часа. Прошло уже с полчаса, но Грэм по – прежнему не появлялся. Затем я услышала, как где – то далеко захлопывается входная дверь, и слабые шаги после этого завершились звуками открытой и закрытой двери машины рядом с гаражом. Это был Грэм, севший в свою "ауди". Двигатель завёлся, и он уехал.

О господи, подумала я с внезапным ужасом. Что происходит? Всевозможные мысли, одна причудливее другой, понеслись у меня в голове. Он поехал в аэропорт, оставив меня тут на целую ночь... или на целые дни... Он поехал за дружками, чтобы развлекаться со мной всем вместе... Он поджёг дом вместе со мной, чтобы получить страховку... Я поняла, что веду себя как полная дура. Вся моя научная подготовка, с её мощной аналитической базой наблюдений и выводов, испарилась без остатка. Я начала рваться со своей цепи, дёргаясь в ошейнике изо всех сил, но он не поддавался – как и кляп, который невозможно было вытащить. Я жалобно заскулила и умудрилась не заплакать лишь потому, что огромным усилием воли собрала остатки воли в кулак. Постепенно я убедила себя в том, что это очередные игры Грэма с моей психикой... дать пищу моему воображению, чтобы оно рисовало мне самые жуткие картины.

Прошло, наверно, ещё с полчаса, прежде чем машина вернулась. На меня нахлынуло облегчение. Стоя на бетоне, я уже дрожала от холода. Приходилось время от времени вытягивать ноги и ложиться на пол – так было удобнее, но и холоднее. Затем дверь открылась, и в гараж вошёл Грэм.

– Ты ещё здесь? – зачем – то спросил он.

– Ммо ммммэ, – всё, что удалось произнести мне с кляпом во рту.

– Отлично. Молодцом.

Шаги приблизились ко мне по ковру, и я поняла, что он стоит сзади. Сейчас я снова была на коленях, и он, грубо схватив меня за запястья, придавил их крест – накрест к моей спине.

– Уберу – ка я их для начала, чтоб не мешались, – сказал он.

Не в силах больше опираться руками, я ощутила, как напряглась моя спина, и, чтобы снизить нагрузку, я передвинула колени чуть ближе к подбородку. Я ощутила на запястьях знакомые прикосновения верёвок, надёжно приматывавших их друг к другу виток за витком. Он связывал их крест – накрест... так было больнее, и при движениях рукам оставалось намного меньше свободы.

Через пару минут мои запястья были туго зафиксированы под прямым углом друг к другу. Я знала, что верёвки оставалось ещё много... свободные концы то и дело скользили по моим ягодицам. Им, однако, тоже нашлось применение. Как только Грэм связал мне запястья, он продел остаток верёвки в кольцо на стене, и руки мои стали подниматься кверху, выворачивая мне плечи. Как и следовало ожидать, голова моя стала нагибаться книзу, пока не прижалась наконец к бетонному полу рядом с петлёй.

Он натягивал верёвку всё сильнее, и я протестующе замычала, чувствуя разливающуюся по рукам и спине боль. Когда он наконец остановился, чтобы закрепить верёвку в кольце, я невольно приподняла зад, чтобы уменьшить зазор между руками и спиной. Далее он переключился на мои лодыжки, которые начал раздвигать всё сильнее и сильнее, пока не привязал их к концам длинной распорки. Мои ноги разошлись примерно под прямым углом, параллельно смыкающимся стенам. Мне начало становиться по – настоящему неудобно... но это длилось недолго.

До сих пор Грэм не трогал мой зад, не считая более – менее регулярной порки. Но сейчас, по всей видимости, он задумал что – то более проникающее. Это была серьёзная перемена к худшему, которая мне очень не понравилась. У меня никогда не было анального секса – видимо, мне это было не слишком интересно, ибо говорят, что такое нужно попробовать, чтобы оценить. Сейчас, и я была в этом твёрдо уверена, время для таких испытаний было самое неподходящее; но Грэм продолжал смазывать мой задний проход, сперва длинным носиком тюбика, а затем и пальцем.

Я начала стонать и мотать головой. Я не собиралась пока на радость ему пускать в ход стоп – слово, но надеялась, что он всё – таки откажется от этой затеи.

Увы, этому не суждено было сбыться, и вскоре уже два пальца продолжали во мне свои исследования. Они выбрались оттуда лишь затем, чтобы смениться чем – то более искусственным, и я поняла, что сейчас в меня вставят анальную пробку. Нет, Грэм, пожалуйста, только не это, подумала я, и тут вспыхнула первая острая боль от проникновения.

– Спокойно, Джен, – услышала я его голос. – Не сжимайся, так будет больнее. Рано или поздно это должно было произойти. Сейчас мы разработаем твою узенькую попку как следует, потаскуха.

В голосе Грэма слышались новые нотки... резкие, оскорбительные, и мне вдруг стало очень страшно. Что – то было не так... что – то разозлило его, и лишь тогда я догадалась, что всему виной были мои слова о переезде в Брисбен.