Глава 4

Не надо быть Эйштейном, чтобы понять... эти события окончательно убедили меня переехать в Брисбен. Было так легко уехать от Грэма, оставить позади память о той ужасной ночи, начать всё заново на постоянной работе.

Но всё это, конечно, было уже потом. Перед этим мне предстояло проснуться и удивлённо подумать, где я нахожусь и почему мне так плохо. Затем на меня нахлынули воспоминания о вечере у Грэма и о том, как на мне оказалась цепь вокруг талии и между ног. Я снова поплакала, после чего позвонила на работу и сказала, что приду позже. Само собой, это время было потрачено на поход в соседний хозяйственный магазин, где я купила клещи достаточно крепкие, чтобы избавиться от цепей.

После этого состоялся звонок в Бризбен, окончательные переговоры, и шесть недель спустя я наконец переехала. Ещё пара месяцев ушла, чтобы купить себе новый дом. На работе всё складывалось удачно, город мне понравился, и я решила сразу купить жильё, не снимая. Наследство родителей наконец – то нашло себе применение, и в 34 года я стала наконец домовладельцем, свободным от ипотеки.

Брисбен понравился мне. В нём не было сиднейских претензий и сиднейской многолюдности, размер города позволял выбираться из центра довольно быстро – если, конечно, не в часы пик. Я купила дом в районе Таринга, недалеко от работы. Дому было 18 лет, и, как во многих домах Квинсленда, там был огромный балкон... специально для того, чтобы полжизни проводить на свежем воздухе. Там я повесила гамак, поставила барбекю, и балкон стал средоточием моих релаксаций. Сад, хоть и довольно интересный – несколько пальм, жакаранда и масса имбирных растений во весь мой рост – не требовал большого ухода. Посреди всего этого располагался маленький бассейн, который совершенно точно пригодился бы мне в течение долгих летних месяцев.

Зима в Брисбене также пришлась мне по душе – я приехала ближе к её концу. Днём было ясно, сухо и прохладно – настолько, чтобы на прогулку в парк достаточно было надеть джемпер. Обойдя парк по кругу несколько раз, я возвращалась домой, где уделяла полчаса гимнастике тай – цзы на балконе. Здесь, решила я, мне и следует остаться на всю оставшуюся жизнь.

Работа оказалась вполне рутинной, но моя практика процветала, и люди были хорошие. Я начала вести себя так, чтобы по возможности избегать общения с кем – либо – я знала, что пройдёт немало времени, прежде чем я снова смогу верить людям. Со всяким садо – мазо теперь уж точно покончено, решила я. Я до сих пор регулярно писала Эшу, но так и не смогла заставить себя рассказать, что произошло в тот вечер в Сиднее. Он знал, что я переехала в Брисбен, но, несмотря на его деликатные вопросы, я была не готова ни к встрече, ни к отношениям с ним. Я предпочитала делать всё в своём ритме, и он, кажется, понимал меня в этом. Мы пару раз говорили по мобильному, но в основном поддерживали связь по электронке, обмениваясь друг с другом описаниями незначительных бытовых случаев.

Эш знал, что что – то произошло, но я не рассказывала ему подробностей – желая вместо этого засунуть память об этом жутком вечере как можно дальше в подсознание, чтобы извлечь её оттуда было как можно сложнее. По крайней мере, у Эша хватало ума не касаться этой темы после того, как он понял, что жизнь моя претерпела значительные изменения. Иногда наши письма затрагивали тему садо – мазо, но я до сих пор не могла разобраться со своими чувствами к мужчинам вообще, не говоря уже о том, чтобы начать с кем – нибудь из них отношения в подобном ключе. Я до сих пор не могла смириться с тем, что так ошиблась в Грэме, что под его обаятельной внешностью скрывался кто – то, или что – то, совершенно мною незамеченное, и что этот человек творил со мной против моей воли все эти мерзости. У меня даже и мысли не возникло о том, чтобы заявить в полицию.

Даже если бы я и доказала, что мой добровольный бондаж – когда я сковала сама себя – был ошибкой, мне вряд ли удалось бы доказать, что всё остальное происходило против моей воли. Мысль же о том, что эта история украсит первые полосы сиднейских таблоидов, была ещё ужаснее того, что произошло на самом деле и что я старалась забыть. Нет уж, в этом случае мне хватило практической сметки, чтобы понять – во имя нормальной жизни стоит поступиться некоторыми принципами.

И жизнь продолжалась. Передо мной появилась возможность съездить на конференцию в Сиэтл, за которую я жадно ухватилась – пусть и пришлось для этого самостоятельно оплатить почти весь перелёт. На конференции обещали затронуть вопросы, которых я коснулась в своих университетских работах, и я постепенно готовилась к этому волнующему событию, хотя до него ещё и оставалось долгих три месяца.

Тогда – то меня и ожидал мой первый сюрприз.

* * *

Первое электронное письмо было анонимной открыткой. Вроде тех, которые можно заказать на многочисленных сайтах, за исключением того, что содержимое её было слегка нестандартным. Подписи и сообщения не было. Открытка состояла из изображения обнажённой женщины, спиной к наблюдателю, видимой через зарешёченное резное окно, смутно напоминавшее Испанию или Ближний Восток. У женщины были тёмные волосы, и несмотря на то, что она была слегка повернута к окну, лица и груди сквозь решётку видно не было. Руки её были заведены за спину, и было бы видно, что они связаны, если бы верёвки не скрывало несколько плетей с цветками ползучей розы.

Открытка была красивая – и, конечно, вызывающая – но общая атмосфера плена слегка нервировала меня, не говоря уже о том, что неизвестно было, от кого она пришла и зачем. Сперва я хотела её удалить, но потом решила оставить – хотя бы потому, что она мне всё – таки понравилась.

Два дня спустя пришло очередное письмо. Больше всего оно напоминало типичный спам, который иногда находит дорогу через провайдерские фильтры.

От... MdeS @ BandD. com. au

Тема... Требуется нижняя

Нужна твёрдая рука? Хотелось бы покорности и воспитания? Надоело бороться со всепоглощающей страстью, неизбежными желаниями, тугими верёвками?

Ты знаешь, что хочешь сдаться. Ты знаешь, что хочешь верёвок на руках и ногах, хочешь цепей на всём теле, хочешь, чтобы тебя лишили возможности говорить. Ответь – и подчинись мне немедля.

Я уставилась в письмо, пытаясь понять, откуда оно взялось. По виду – обычный спам, который засоряет почту, рекламируя жаркий секс и соблазнительных дамочек. Но в этом письме была конкретика, которая меня беспокоила. В последнее время я как – то почти не думала об этой стороне своей жизни. Я до сих пор пыталась забыть свой сиднейский опыт, и с переездом, новым домом, новой работой и прочими жизненными переменами всё моё садо – мазо отошло на задний план. Я уже с неделю не слышала ничего от Эша, и даже его письма перетекли в русло более обыденных тем и событий. Теперь же это всё вдруг снова обрушилось на меня, и я очень живо вспомнила ощущение верёвок на своих руках и ногах.

И да, признаюсь – письмо вызвало определённое количество мурашек по коже, когда я подумала об этом, отгородившись от того судьбоносного вечера в застенках Грэма. Но, может, это просто совпадение? Как узнать, спам это или нет? Я понятия не имела. Я удалила его, рассудив в конечном итоге, что это мусор и что на этом всё кончится.

На следующий день я снова села за компьютер проверить почту. Был тёплый, мягкий вечер, и дверь на балкон была открыта, впуская лёгкий, иссушающий летнюю влажность ветерок. Скоро должно было наступить Рождество, и температура уже поднималась к бархатным тридцати градусам.

И тут я увидела ещё одно письмо от MdeS.

На этот раз с фотографией. На ней была девушка, преклонившая колени на белой овчине. Ей было лет двадцать с небольшим – эффектная блондинка, с фигурой, которой позавидовали бы многие. В груди не было ни капли пластики, под стать груди была и талия. Она была обнажена и связана чёрными кожаными ремнями, которые опутывали всё её тело своеобразной сбруей и надёжно держали руки.

Запястья её были за спиной – очевидно, связанные таким же образом. Ноги были зафиксированы аналогичными ремнями на лодыжках и выше колен. Сложная сеть ремешков удерживала в её рту ярко – красный резиновый шар. Изо рта тянулась ниточка слюны, пока она глядела на кого – то за кадром. Карие глаза несли выражение не страха, но... преклонения? желания? предвкушения? Я не могла определить точно, но, признаюсь, это фото взволновало меня.

Качество снимка было отличное, и, пока я листала экран вниз, оно отобразило мне связанную женщину во всех подробностях. Фото было площадью где – то с два моих экрана, и на её в остальном безупречной коже я заметила маленькую родинку. И затем я увидела сообщение.

"Хочешь так же, Джен?"

В этот миг я едва не потеряла голову. Это был не спам. Кто – то знал мой электронный адрес и писал именно мне.

Вечерний ветерок шевельнул занавески, и я вздрогнула. Я подошла к окну и закрыла дверь на балкон, осторожно выглянув перед этим на улицу. Я вдруг ощутила себя необычайно уязвимой, будто кто – то подглядывал за мной через окно. Моё личное убежище внезапно стало не таким уж личным и не таким уж безопасным.

Я знала лишь одного человека, который был бы на такое способен, и этим человеком был Эш. Уехав из Сиднея, я сменила провайдера и адрес электронной почты. Моё увлечение сайтом Alt. com закончилось, и я оставила сиднейскую жизнь позади. Оставался один только Эш – он знал мой нынешний почтовый адрес и знал моё тайное пристрастие к садо – мазо.

Я не знала, что теперь делать – спросить Эша напрямую или же ответить на адрес MdeS. Я не любила конфликты и поэтому выбрала последнее. Перед тем, как допрашивать Эша, я хотела убедиться в том, что это он, плюс я всё равно не знала, как завести разговор. Моё сообщение было кратким и ёмким... мол, все дальнейшие письма с этого адреса я буду удалять, не читая, и если письмами дело не кончится, то я обращусь в полицию.

После этого в течение трёх дней всё было тихо. Я продолжала заниматься своими делами, бегать по утрам, совершать покупки в магазине, будто ничего не случилось. Но на душе было неспокойно. Словно незаконченное дело висело на ней, которое нужно было сделать, но которое нельзя было сделать без посторонней помощи. Было такое чувство, будто я шла по заснеженному ущелью – думая, не притаилась ли где – то наверху лавина и ожидая любого звука, который бы обрушил её вниз.

Затем пришло очередное письмо, которое я тут же удалила. Всю следующую неделю письма приходили ежедневно, и все их ждала та же участь. Всё это время Эш ничего не писал мне, и я тоже не писала ему. Я держалась как могла, нервничая и раздражаясь, пока случайно не открыла одно из писем, по ошибке нажав "открыть" вместо "удалить". Это был видеоролик, от которого у меня мороз пошёл по коже.

Ролик тоже был детальным и очень качественным. Дело явно происходило не в Австралии. Было видно, что отправитель скачал этот ролик с какого – то европейского сайта, и это кое о чём говорило – в частности, что отправитель не снял его сам (я не сомневалась, что отправитель – мужчина). Ролик изображал женщину в темнице, и это была настоящая темница – не какое – то там дешёвое сооружение из фанерных кирпичей. Стены были сложены из старого, обветренного камня. Место выглядело так, будто находилось под открытым небом – судя по освещению и мху, проросшему в трещинах и щелях кладки. Камеру быстро обвели кругом, и я увидела, что женщину держат в руинах, похожих на какую – то древнюю крепость. Кое – где стены были разрушены, но по большей части кладка уцелела, пусть и без крыши.

Первые кадры были сняты снаружи – ржавые прутья зарешёченного окна всё приближались, пока за ними не стало видно женщину, томившуюся в каменной тюрьме. Я узнала её по полученной до этого фотографии. Я смотрела, зачарованная её положением, не в силах заставить себя выключить ролик.

Она была обнажена – не считая оков, которые явно были сделаны на заказ и стоили немалых денег, из которых женщина вряд ли выбралась быстро. Камера остановилась и продолжила снимать внутри помещения, сфокусировавшись на ногах женщины и медленно поднимаясь.

На босых ногах женщины находились стальные браслеты, крепко завинченные на лодыжках. Между ног у неё располагался стальной шест сантиметров пяти в диаметре – судя по всему, вкопанный в землю и залитый бетоном. Кроме этого, я мало что могла разглядеть – заметив, впрочем, что каждый браслет был прикован к этому шесту короткой, в несколько звеньев, цепочкой. Замков видно не было. Судя по всему, браслеты были скреплены с цепочками намертво, как и сами эти цепочки с шестом. Видимо, освободиться можно было, только сняв с ног браслеты.

Камера двигалась всё выше, вдоль шеста. Я заметила, что на секунду женщина привстала на цыпочки и тут же опустилась. Причину этого я поняла, когда увидела, что шест плавно переходит в огромный стальной член, исчезающий во влагалище женщины – основание его то появлялось, то исчезало, когда она приподнималась и снова опускалась. Кажется, сюжет проясняется, подумала я.

Талию женщины опоясывала стальная полоса шириной с ладонь. Её запястья были пристёгнуты к этому поясу кольцами, соединявшими браслеты на руках с петлями по бокам пояса. Сами же браслеты, как и пояс, скреплялись болтами и плотно прилегали к её коже. Пальцы её, с выкрашенными чёрным лаком ногтями, сжимались и разжимались, будто желая куда – то двинуться, но не в силах этого сделать – браслеты почти не давали такой возможности. Видно было, что оковы специально позволяли ей шевелиться, хотя могли бы быть намного жёстче. Наверно, это была некая психологическая игра – двигаться было можно, но лишь чуть – чуть...

Продвигаясь всё выше, глазами камеры я увидела, что груди женщины стиснуты меж двух стальных полос, которые скрепляет между собой вертикальный стержень. От этого груди набухли как воздушные шарики, причиняя ей, должно быть, немалый дискомфорт. Соединяясь между грудей, эти полосы удерживались на месте ещё одной стальной полосой, уходившей женщине за спину и образовывавшей нечто вроде странного лифчика. Однако, не удовольствовавшись этим, неизвестный слесарь надел на её набухшие соски зажимы в виде колец. Их, наверно, нацепили в первую очередь, подумала я – твёрдые соски были растянуты в плену окружавших их зажимов, и лишь самые их кончики выступали оттуда, словно алые цветочные бутоны.

Конечно же, зажимы соединяла тонкая цепочка, к которой по центру была прикреплена ещё одна цепочка, уходившая за верхнюю границу кадра. Камера проследовала вдоль неё, отобразив кляп во рту пленницы. Чем – то он напоминал кожаные сбруи, за исключением того, что был сделан из нержавеющей стали – горизонтальная полоса опоясывала лоб, и другая полоса уходила из – за шеи вверх, через макушку и копну светлых волос до самого носа, где разделялась надвое и вдоль каждой щеки соединялась с полосой во рту. Чем был заполнен рот бедняжки, определить было сложно, ибо низ её лица закрывала сплошная стальная маска, уходившая под подбородок и заключавшая в себе всю нижнюю челюсть. Маска эта закреплялась у неё за шеей ещё одной стальной полосой.

Спереди маски, где должен был быть рот, находилась ещё одна петля – пропущенная через неё цепь уходила куда – то ещё выше. Голова женщины была запрокинута в напряжённой позе, которая усугублялась ещё больше, когда она пыталась опуститься на пятки.

Камера завершила своё путешествие, устремив свой взор к древней потолочной балке. Видимо, это были остатки давно сгнившего верхнего этажа. С балки свисал небольшой блок, через который и была пропущена цепь от кляпа, уходившая к соскам. Женщина могла снять напряжение в шее и сосках, встав на цыпочки – но, чтобы дать ногам отдых, ей приходилось опускаться снова. При этом стальной член погружался в неё ещё глубже, а маска и соски вновь начинали тянуть её вверх. Наверняка доставляя ей при этом кое – какие ощущения между ног, подумала я.