Атея посмотрела на окружающих ее людей и улыбнулась. Пора было открывать ворота загона.

— В том, что сказала Хассика, нет ничего плохого, но это лишь часть правды. Вы – люди, у вас иной взгляд на вещи, чем у нас с братом.

— Вы столкнулись с войной и пытаетесь найти способ защитить свои семьи. А теперь посмотрите на моего брата. Верния – не наш дом; все, что ему нужно было сделать, чтобы защитить свою семью, - это уехать. Но даже если вы все сбежите, чтобы спасти себя и тех, кого любите, он будет стоять посреди поля боя, пока не умрет или пока враг не будет уничтожен.

— Подумав, вы объясните это своим человеческим восприятием. Он – тупая скотина и не знает ничего лучшего. Нет никого, кого бы он любил так же сильно, как вы любите свою семью. Он кровожадный монстр, который ничего не может с собой поделать. Или что-то еще, что вы сможете придумать, чтобы объяснить это себе. Большая часть из этого будет правдой, но это ваша человеческая правда, не моя и не моего брата.

— Почему он должен бежать? Он все равно вернется, чтобы сражаться в другой войне. Там, где вы чувствуете отчаянную потребность выжить, он чувствует потребность уничтожить своих врагов. У него нет базовой потребности в самосохранении. Он вечен. Я – его семья; наша любовь тоже вечна. Ему не нужно ее защищать. Такова истина бессмертного.

— Вы даже представить себе не можете, что такое правда для бессмертного, привязанного к человеческому существованию! Это бушующая война эмоций. Это бесконечная борьба за доминирование и в то же время отчаянная борьба за равновесие внутри себя. Это борьба, которую невозможно выиграть, и равновесие, не способное выдержать даже прикосновения перьев.

— Как бы вам этого ни хотелось, я не могу сказать, что вам безопасно оставаться с нами против Мантакина, но мы останемся! Путь выбран, мой брат будет сражаться в этой войне. Двадцать тысяч, сто тысяч, миллион врагов, с союзниками или без них – разницы нет. Я буду тем, чего у него нет, - его волей к выживанию. Я не потеряю его снова!

— Выбирайте свой путь и не вставайте между мной и моим братом. Это единственный совет, который я могу вам дать.

От девочки, стоявшей перед ними, ощутимо веяло силой воли, а ее глаза сияли голубым светом.

Так же внезапно, как и произошла перемена, она исчезла через мгновение. Милая девочка с обезоруживающей улыбкой и бледно-голубыми глазами вернулась. Окружающим пришлось заметно пошатнуться, чтобы выйти из оцепенения. Первым снова заговорила Гиллин.

— Ты права, Атея, я не могу понять, кто или что ты на самом деле, но я знаю, кто я, и какой путь мне предстоит выбрать. Я ошиблась; союз между нами возможен.

— Я – Гиллин Канбьерра, я говорю от имени своего клана, и клан связан моим словом. Настоящим я присягаю на верность тебе, Атея Магон. Если ты примешь нас, мы будем стоять на твоей стороне отныне и до тех пор, пока ты не освободишь нас, или не останется никого из нашей крови, кто бы соблюдал эту клятву. - Гиллин торжественно произнесла эти слова и опустилась на колени, склонив голову перед Атеей.

Остальные уставились на коленопреклоненную Гиллин, а затем на Сиприена, который тоже встал на колени и склонил голову. Следующей была Сахейн. Она повторила клятву клана Каллганнен.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Гиллин. - Синхейд пробормотала, прежде чем последовать ее примеру.

— Я принимаю узы. Отныне кланы Канбьерра, Каллганнен и Дохоугни находятся под моей защитой, пока я не освобожу вас. - Атея улыбнулась.

Хассика вздохнула. - Ассанке тоже следовало так поступить. Это избавило бы нас от многих проблем.

Хассика только закончила фразу, как от двери донесся стон, который, похоже, соответствовал ее мнению.

— Что ты наделала, Зеза? - спросил Робан, в голосе его звучали тревога и разочарование. Инерка стояла рядом с ним и смотрела на свою сестру и двух других женщин, стоявших на коленях у ног Атеи.

— Я приняла их клятву верности и пообещала взамен свою защиту. Я только что подумала о празднике со всеми их хорошенькими сестричками, но если ты так настроен, то вряд ли это случится, - надменно ответила Атея.

Робан снова застонал, а Инерка захихикала. - А я-то думала, у вас тут очередная ролевая игра! - весело сказала она.

— Почему-то мне кажется, что я тоже должен встать на колени. – Усмехнулся Барен Монгель. - Но я стар, и мои колени затекли. У меня нет полномочий клясться в верности народу Нотабира. Я просто постараюсь оставаться на твоей стороне и строго-настрого предупрежу своих людей, чтобы они поступали так же. Я также расскажу об этом мэру Нотабира. Вот он удивится! - Барен закончил смеяться.

— Ты всего лишь третий Верховный протектор в истории Канбьерры, и первый, кто не принадлежит к клану Галлан! Верховный протектор означает, что более двух галланских кланов присягнули тебе на верность. Это также означает, что теперь ты – семья! Подойди и дай мне обнять тебя, сестренка! - Сиприен поднял и заключил хихикающую Атею в свои объятия.

— Отлично, я брат Матассаи и Верховного Протектора. Через пару месяцев мне, наверное, понадобится список, чтобы запомнить все ее причудливые титулы. - Робан хмыкнул.

— Нет причин жаловаться, пока ты единственный жеребец в ее гареме! Или ты предпочитаешь причудливые титулы? - с ухмылкой спросила Хассика.

— Хорошо сказано! Пожалуй, я последую твоему совету и начну искать чернила, перо и пергамент, госпожа надзирательница. - Робан улыбнулся в ответ.

— Однако, мисс Верховная Протекторша, долг зовет! Давайте отнесем твою высокородную задницу в камеру. У нас есть пленник, ожидающий твоей искусной пытки.

Хассика и Рабина присоединились к группе. Инерка вместе с сестрой вернулась в лагерь. Городские стражники в квартале с любопытством поглядывали на двух девушек и Хассику, но суровый вид Барена Монгела, вероятно, не допускал никаких других взглядов или комментариев, которые могли бы быть в противном случае. Впрочем, это не помешало пленнику грязно ухмыльнуться, когда они вошли в камеру. Они также узнали, что он способен говорить на обычном языке.

— Беловолосая ведьма; они привели тебя, чтобы ты отсосала у меня? - спросил он, все еще вися под потолком, где его оставили. Сиприен тут же вспомнил о своей неприязни к этому человеку. Большой воин клана быстро ударил его кулаком в живот.

— Только за это я вырву язык у тебя изо рта, когда мы с тобой закончим, - прорычал Сиприен, пока пленник кашлял и отплевывался.

— Пусть смотрит и говорит, Сиприен; для этого я здесь, - сказала Атея, улыбаясь, но это не было ее обычное теплое и очаровательное выражение. Даже движения ее больше напоминали змеиные, когда она медленно подходила к нему.

— Чего больше всего боится человек, готовый убивать спящих детей? - размышляла она.

Пленник вызывающе посмотрел ей в глаза. В следующее мгновение на его лице появилось выражение растерянности и тревоги. Он нахмурился и потряс головой, пытаясь очистить разум от тревожных мыслей.

— Да, это те самые боевые псы, которых ты обожаешь. Они очень голодны, ты давно их не кормил. Разве тебе не было интересно, что чувствуют твои пленники, когда они отрывают плоть от костей? Теперь ты почувствуешь это сам, - сказала Атея, ее голос был холодным и безжалостным.

Мужчина начал трястись и извиваться. Выражение его лица менялось от беспокойства к страху, затем к панике, наконец к ужасу и боли. Он кричал, возносясь к потолку, его тело билось в судорогах. Вдруг он снова расслабился, и на его лице появился вздох глубокого облегчения.

— А может, ты хочешь узнать, что чувствовали девушки и женщины, вися на дереве, связанные и беспомощные? Конечно, твои товарищи сделали бы это! Почему бы и нет, это война, и они не привередливы. Я даже дам тебе тугую девственную киску, чтобы ты смог испытать всю боль, как это делали молодые девушки, которых ты насиловал.

Когда его крики надолго стихли, мужчина беспомощно зарыдал.

— Как насчет того, чтобы посмотреть, как твой жирный военачальник отрезает конечности твоим собственным детям? - Атея спросила, и ее голос пронзил разум мужчины.

— Пожалуйста, прекрати, я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Я сделаю все, только прекрати! - Мужчина плакал и хныкал.

— Кто приказал тебе убить детей? - прошипел Кибриен, не испытывая никакого сострадания к страдальцу.

— Главарь ассасинов, Драген Натис. Но он получает приказы от жриц Кейргонны, Нигуллы и Патессы. Остановитесь! Только не моя девочка, умоляю вас! - Он заплакал.

— Как ты узнал, на какую палатку нападать? - спросил Бахрен, не обращая внимания на мольбу мужчины.

Тот не ответил, только застонал от ужаса, и слезы потекли по его лицу. Робан строго посмотрел на сестру. Атея в ответ виновато улыбнулась, пожала плечами и подошла к Робану. Она прижалась к его боку и наблюдала, как мужчина постепенно прекращает свои жалкие рыдания.

— Один из членов круга учеников архимага – прорицатель. Он следит за лагерями, - наконец ответил он усталым и безнадежным голосом.

— Он может это делать? Как? Просто сидит у костра и думает о нас, что ли? - расстроенно спросил Барен.

— Я не уверен; у него есть большой ворон в качестве домашнего животного. Он отсылает его прочь, потом начинает что-то шептать и закрывает глаза. Наверное, он каким-то образом может смотреть глазами ворона. Я расскажу вам все, но я прошу вас убить меня, когда вы закончите.

— Если ты ответишь на все наши вопросы, я убью тебя. Тебе больше не придется играть с моей младшей сестрой, - сказал ему Робан, ухмыляясь.

— Я скажу своим сестрам, чтобы они остерегались ворон и сбивали их или посылали за ними своих охотничьих ястребов, - заявила Хассика.

— Расскажи нам все, что тебе известно о передовом отряде. Командный состав, имена офицеров, знаки различия роты, номера, оружие, доспехи, все! - потребовал Робан.

Он рассказал.

Прежде чем они вышли из камеры, Робан быстро и жестоко свернул ему шею. Сиприен кивнул, его чувство справедливости было удовлетворено, он больше не испытывал потребности в личной мести.

По дороге в дом Барена, Рабина немного настороженно посмотрела на Атею.

— Как ты можешь так поступать, Атея? Я не говорю, что он этого не заслужил, просто я не могу понять, как ты можешь подвергать кого-то такому ужасу и боли. Похоже, тебя это совсем не трогает, - наконец спросила она.

— Я прогулялась по его сознанию, просматривая воспоминания. После этого я лишь поменял жертву в некоторых из них. Все, что он чувствовал, было его воображением о том, что он видел или причинял другим. Я знаю о том, что он чувствовал на самом деле, не больше, чем ты, и у меня не хватит сострадания, чтобы тратить его на такого человека, как он, - ответила Атея, ее голос был таким же безэмоциональным, как и выражение лица.

— Может быть, однажды ты посмотришь в мертвые глаза того, кого любил, и поймешь, что мог бы спасти его, если бы сделал то, чего не мог. Вот тогда-то ты и поймешь это, - сказал Барен Монгель, ни на кого не глядя, казалось, погрузившись в свои воспоминания.

Рабина кивнула и замолчала.

В доме Барен покинул группу, и они продолжили путь из города к лагерям. Проходя через лагеря кланов, они встречали еще больше любопытных взглядов, чем обычно, но ни один из них не поклонился Атее раньше. Сегодня они поклонились. Сиприен отвесил Атее глубокий поклон, широко ухмыльнувшись, а потом и вовсе покинул их. К облегчению Робана, в лагере амазонок не произошло никаких заметных изменений. Даже стражники у их палатки смотрели на него как обычно устало.

Как только они вошли, то услышали женские хныканья. Источник звука лежал на спине, согнув колени и широко расставив ноги. По лицу Дениссы текли слезы, а руки сжимали пах. Все три женщины бросились к подруге, оставив позади обеспокоенного Робана.

— Что случилось, Нисса? Тебе все еще так больно? - спросила Атея, сильно обеспокоенная.

Денисса не ответила, но умоляюще посмотрела ей в глаза.

— Пожалуй, я поищу поблизости того ворона, о котором говорил пленник. Я вернусь позже. - Робан пробормотал и поспешно вышел из палатки.

— ВОТ ГАД! Сначала он практически затрахал бедняжку Дениссу до смерти, а теперь не может встретиться со своей жертвой! - шипела Рабина в праведном негодовании.

— Прежде чем ругать его, посмотри на нее поближе и принюхайся к запаху, - прошептала Хассика.

Хотя она и говорила шепотом, они находились слишком близко друг к другу, и все ее слышали. Денисса яростно покраснела и заплакала еще громче. Три женщины смотрели на нее теперь скорее с любопытством, чем с беспокойством.

— Ладно, выкладывай, девочка, что случилось? - спросила Атея через мгновение.

В ответ на свой вопрос она снова получила лишь умоляющий взгляд.

— ДЕНИССА! Не заставляй меня выковыривать это из твоей головы, - сурово предупредила Атея.

Хассика взяла запястья Дениссы и осторожно оттянула ее руки от промежности.

— Ой, это выглядит очень болезненно, - заметила Рабина, заглянув Дениссе между бедер.

Девушка всхлипнула еще громче. Атея нахмурилась, а Хассика некоторое время выглядела задумчивой, прежде чем заговорить.

— Мне кажется, я знаю, что произошло.

— Мы все знаем, что случилось. Я просто не знала, насколько все плохо на самом деле, - сердито ответила Атея.

— Нет, ты не знаешь, - вздохнула Хассика, а затем мягко продолжила. - Все в порядке, Денисса, я понимаю. Я объясню остальным, а мы принесем тебе что-нибудь, чтобы успокоить боль.

Атея и Рабина недоуменно посмотрели на амазонку, но последовали за ней на улицу.

— Она снова стыдится... - начала Хассика, но нетерпеливая Атея перебила ее.

— Это очевидно! Но у нее нет причины. Я поговорю с братом. Как бы я его ни любила, ему нужно научиться контролировать себя, иначе однажды он может причинить кому-нибудь из нас еще более серьезный вред! - Атея надулась и разозлилась еще больше.

— Это сделал не Робан, а Денисса, - заявила Хассика, раздраженно глядя на Атею.

— Почему она это сделала и откуда ты знаешь? - Растерянно спросила Рабина.

— Ну, я поставила себя в ее положение. Она лежала здесь целый день, ей нечем было заняться, у нее было много воспоминаний о прошлой ночи и тело, которое живо напоминало ей о ней. – Хассика проиллюстрировала свое предположение.

— Бедная девочка! - воскликнула Атея, преисполненная сочувствия.

— О! Она возбудилась, а так как она и так была в полном беспорядке после прошлой ночи, то сделала еще хуже. - Подытожила Рабина.

— Очень возбудилась! Наверное, из-за затянувшейся боли после прошлой ночи и всех воспоминаний... ну, ты же знаешь Дениссу. Это было...

— . ..подлила масла в и без того раскаленный костер, вот и натерла себя, - закончила Атея за Хассику и вздохнула.

— И теперь ей стыдно за это. Да, это типичная Денисса, - согласилась Рабина.

Внезапно Атея свела брови и пристально посмотрела на Хассику.

— Почему ты до сих пор не влезла к ней и не подшутила над ней? - с любопытством спросила Атея.

— Это правда! Тебе следует сделать несколько грубых комментариев, таких как: «Ты должна принимать его в попку, пока твоя киска не в порядке! Но ты отвела нас в сторону, чтобы не смущать Дениссу. Это не та Хассика, которую я знаю! - Рабина горячо согласилась, но покраснела, когда Атея и Хассика перевели на нее любопытные взгляды.

Хассика медленно покачала головой. - Рабина, Рабина, разве это могла быть твоя собственная мысль? И это хорошая мысль! Как бы то ни было, я не так бессердечна, как ты думаешь. Когда-то я тоже была юной девственницей. Я до сих пор помню, как я была возбуждена. Месяцами меня лихорадило, день и ночь без передышки. - Хассика с тоской вздохнула.

— Как ты могла быть еще более возбужденной, чем сейчас? - Рабина фыркнула.

Атея снова выглядела крайне задумчивой, и остальные это заметили.

— Что теперь? Ты обнаружила еще больший сюрприз, чем то, что у меня есть сердце? - сухо спросила Хассика.

— Мне только что пришла в голову очень тревожная мысль! - сказала Атея, все еще сохраняя задумчивый вид. - Что, если Робан сбежал не потому, что чувствовал себя виноватым, а потому, что знал, что с Дениссой не так?

— То есть Робан знал об этом и ушел по той же причине, что и мы, - чтобы избавить ее от смущения? Это уморительно! - Рабина громко рассмеялась, но осеклась, заметив, что Хассика тоже выглядит задумчивой.

И Атея, и Хассика вдруг словно очнулись от сна и одновременно покачали головами. - Нет, это невозможно, - согласились они к огромному облегчению Рабины.

Через некоторое время они вернулись в свою палатку. Занятые заботой о Дениссе, они поначалу не заметили, как вошла Инерка и поприветствовала их. На ее лице появилась развратная ухмылка, когда она наблюдала за этой сценой.

— Это выглядит очень здорово! Может, и со мной как-нибудь так сделаешь? - спросила Инерка.

Денисса по-прежнему лежала на спине с широко раздвинутыми бедрами. Ее голова покоилась на коленях Атеи, и она оцепенело смотрела вдаль. То и дело шепча ей на ухо, Атея нежно поглаживала ее вспотевший лоб. Рабина осторожно наносила на нежную киску Дениссы мазь, которую они раздобыли в запасах целебных средств амазонок. Хассика тоже не осталась в стороне и нежно массировала грудь Дениссы, предусмотрительно избегая жестких и набухших, но немного искалеченных сосков.

— Тебе может показаться, что это целенаправленная попытка доставить удовольствие Дениссе. В этом даже есть доля правды, но в основном мы помогаем другу, который нуждается в помощи, - сказала Рабина, ухмыляясь.

— О, я очень хорошо знаю эту нужду, я сама часто ее испытывала! Удивительно, но именно в этот момент, - хрипло ответила Инерка, придвигаясь ближе и снимая с себя платье.

Хассика смотрела, как она раздевается, и облизывала губы.

— Атея, почему бы тебе не отпустить Дениссу на время? Мне бы не помешала более активная деятельность. Я не создана для таких нежных вещей, - предложила Хассика.

— Как? У меня нет магической спермы, чтобы вырубить ее! - хмыкнула Атея.

— О, это напомнило мне! Гиллин просила меня спросить, не нужны ли вам травы. Она подумала, что, поскольку вы амазонки, у вас может не хватить их запасов для предотвращения беременности, - сообщила Инерка.

В ответ на этот вопрос Рабина и Хассика мгновенно побледнели, на их лицах появилось выражение ужаса.

— Вот черт! Я даже не подумала об этом. Это будет отличный сюрприз для моих сестер-амазонок! Первая дочь беременна без всякого ритуала зачатия. Черт побери, в какие неприятности ты попадаешь из-за того, что трахаешься с мужчиной! - ругалась Хассика.

Рабина продолжала с тревогой смотреть на остальных.

— Успокойся, ты не беременна. Если я ошибаюсь, то обещаю отрезать Робану яйца, - легкомысленно заявила им Атея.

Ее заявление вызвало недоверчивый взгляд Хассики, но Рабина, похоже, надеялась, а Денисса все еще была возбуждена и ошеломлена.

Атея посмотрела на них и покачала головой. - Это часть Закона Крови. У нас может быть только один сын и одна дочь. Значит, если одна из вас уже забеременела от Робана, у меня может быть только один ребенок. Если вы обе беременны... хорошо, пусть будет по одному балу на ребенка. Это больше похоже на справедливость, тебе не кажется? - размышляла Атея.

Инерка быстро подхватила. - А что, если ты забеременеешь от другого мужчины? Взаимно? - Она рассмеялась.

— Тебе повезло, что это была шутка. Если бы ты спросила об этом всерьез, то это было бы уже не смешно! - Атея ответила ей, ухмыляясь.

Рабина смотрела и слушала, а теперь вздохнула с облегчением.

— Значит, если я правильно тебя поняла, это значит, что мы не забеременели от Робана, потому что он не стал бы рисковать своими яйцами? - раздраженно спросила Хассика.

— Да! Он знал, что я не просто разозлюсь, - подтвердила Атея.

— Хорошо! Раз уж я стала новообращенной, то, видимо, должна верить и в это. Травы не нужны, это даже хорошо. Ненавижу травяной чай! - ответила Хассика.

— Это правда, но есть в нем и плохое. Ну, для тебя точно. Я узнаю, что ты нам изменила, если ты забеременеешь! - Атея строго посмотрела на них.

— Она говорит так серьезно! - рассмеялась Инерка.

Атея повернулась к Инерке и нахмурилась. Инерка проследила за ее взглядом и сглотнула воздух.

— Конечно, потому что она такая и есть! - фыркнула Хассика.

— Я не знаю. Я привыкла получать то, что хочу, и тогда, когда хочу. Моя сестра права, я немного избалована. Я также очень требовательна и в то же время довольно слаба, чтобы отказать себе в удовольствии. Верность в отношении удовольствия и секса может стать для меня настоящей тягомотиной. Когда я представляю, как буду ходить возбужденной и видеть кого-то, кого хочу, я не могу представить себя отвернувшейся только ради верности. С другой стороны, еще недавно я вообще не стала бы тратить время на размышления об этом. Так что, возможно, я взрослею. - Инерка во время разговора прижимала палец к губам, на ее красивом лице появилось задумчивое выражение.

— Хассика, я думаю, что вторая избалованная принцесса среди нас может стать немного утомительной. Особенно для тебя, ведь ты единственная настоящая женщина в нашей группе, да еще и с очень доминирующим характером. Не могу поверить, что ты допустишь, чтобы это отношение вышло на поверхность, - ответила Атея, глядя на Инерку с лукавой ухмылкой на лице.

Хассика поднялась в полной боевой готовности. Ее глаза вспыхнули, и она устремила свой взгляд на Инерку.

— О, я понимаю, что ты имеешь в виду. Я надеялась на покой, ведь Денисса наконец-то получила то, что хотела. Меньше всего мне сейчас нужно еще одно своевольное отродье, - проворчала она и встала, возвышаясь над Инеркой своим высоким мускулистым телом.

Инерка вызывающе посмотрела в глаза Хассике. - Ты думаешь, амазонка может быть достаточно мужественной, чтобы приручить меня? - спросила она, смеясь Хассике в лицо.

Хассика издала злобный, гортанный рык и набросилась на Инерку. Атея и Рабина некоторое время возбужденно наблюдали за происходящим, но вскоре и они начали бороться и стонать. Блаженно не замечая, как вокруг нее корчится и извивается масса обнаженной плоти, Денисса продолжала смотреть в потолок с довольной улыбкой на лице.

Когда поздно вечером Робан вошел в палатку, его не отвлекло зрелище спутанных, красивых и обнаженных спящих женщин. Его мысли были сосредоточены на другом желании. Он чувствовал: время войны приближается. Никогда прежде он не чувствовал себя таким живым. Его органы чувств словно вибрировали, неустанно тянули и толкали его. Его тело копило энергию уже несколько дней, с тех пор как он впервые услышал о вторжении мантакинов. Он чувствовал, что вот-вот лопнет, не в силах отвлечься от жажды крови, смерти и разрушения.

Он снова опустил взгляд на спящие тела. Осторожно распутав руки, он притянул сестру к груди и улегся с ней в нескольких футах от остальных. Она мирно продолжала спать на его груди, ее ровное медленное сердцебиение успокаивало. Он погладил ее длинную гриву сверхъестественных тонких волос. В тусклом свете нескольких звезд, пробивавшемся сквозь отверстие в потолке палатки, она казалась такой же черной, как ворон, которого он подстрелил несколько часов назад.

Однажды она вызвала его из мирного небытия их дома и своей кровью вернула ему человечность. Она не могла сделать это во второй раз. Неужели ему придется оставить ее? Его человечность тут же запротестовала против самой мысли об этом. Лишенная близнеца своей природы, одна в мире, не предназначенном для нее, как скоро она сломается от напряжения, вызванного необходимостью ограничить свое бессмертное существование. Сколько времени пройдет, прежде чем они снова найдут друг друга. Он вздохнул: бесполезно задавать вопросы, на которые никто не сможет ответить.

Еще два часа Робан безуспешно пытался успокоить свой мятущийся разум. Наконец на его лице заиграла улыбка. Может быть, лягушачьего рта хватит, чтобы продержаться до тех пор, пока он не отпустит поводок зверя. Скорее всего, нет, но, по крайней мере, он станет еще одним отвлекающим фактором, который поможет продержаться еще немного.

— У меня назначено свидание у западных ворот Нотабира, Зеза. Хочешь пойти со мной или поспишь еще немного? - Робан прошептал сестре на ухо.

— Конечно, я пойду. Разве ты не слыхал, что лорд Засранец потребовал присутствия всех своих союзников? Я – Верховный защитник кланов, неужели ты уже забыл об этом? Если мне придется уйти, то и остальным тоже. Мысль о том, что они будут спать, а мне придется вставать до рассвета, просто невыносима! - Атея сонно ворчала.

Было холодное, промозглое и слишком раннее утро, когда немного погодя усталая и ворчливая группа молодых женщин вышла вслед за Робаном из палатки. Их встретил эскорт из десяти воительниц-амазонок. Выйдя из лагеря амазонок, они встретили еще большую компанию. Гиллин, Синхейд и Сахейн возглавляли отряд людей, ожидавших их. Большинство из них были знакомы. Конечно, здесь были Сиприен и два его брата, а также их сестры, Табеа и Брина. Присутствовала и близкая семья Сахейн – ее сестры Дейнна, Тринна и брат Гурий. Двух других мужчин и женщин Робан не знал, но они должны были быть семьей Синхейда.

Настроение женщин быстро поднялось, когда они увидели все эти дружелюбные лица. Это была оживленная группа, шедшая к западным воротам, радостно смеющаяся и болтающая. Капитан Барен приветствовал их по прибытии, за ним следовали шесть городских стражников.

— Вы выглядите гораздо счастливее, чем Артеос и его партия. Даже его благочестивый посредник выглядит мрачным этим утром, - сказал им Бахрен, ухмыляясь.

— Меня больше удивляет твоя банда. Ты проводил их в их домик, прежде чем спуститься сюда? - спросил Робан, ухмыляясь в ответ.

— О чем ты говоришь? - озадаченно спросил Бахрен.

— Я вижу несколько знакомых лиц в отверстии стены-башни позади тебя. Они не пришли с тобой? - с притворным удивлением спросил Робан.

— Твое дурное влияние распространяется как лесной пожар! - Бахрен надулся. - Сержант Мутос, спустите сюда детей!

— Как бы то ни было, я должен спросить тебя: Хочешь ли ты извиниться перед Артеосом и его сыном Халеасом? НЕТ! Я так и думал. Я скажу им об этом сейчас, - не дожидаясь ответа, сказал Бахрен и ушел, чтобы передать свое послание.

Когда он вернулся, его сопровождали туларкисцы. Впереди шел лорд Артеос, за ним – его сын и священник. Двадцать стражников и офицеров шли чуть позади. Робан любовался блестящими стальными доспехами Халеаса, когда Артеос заговорил.

— Капитан Бахрен сказал нам, что ты отказался извиниться, но ты пришел сюда без доспехов. Разве у тебя их нет? - снисходительно спросил он.

— Есть, но я не думал, что он понадобится мне сегодня, - беззаботно ответил Робан.

— Ты прав, в любом случае он тебе не поможет! Прежде чем мы продолжим, всем присутствующим будет предоставлена возможность спасти твою жизнь, если они сочтут нужным это сделать. Мой сын Халеас и брат Тебан Вартис убедили меня сделать это. Я согласился, учитывая грядущую войну и очевидную симпатию наших союзников к твоей персоне, а также глубокие чувства, которые мой сын питает к твоей сестре. Давайте послушаем, что они скажут, и, возможно, это заставит тебя передумать, - официально объявил Артеос.

Ответный стон Робана прозвучал скорее раздраженно, чем благодарно.

— АТЕЯ! Я долго думал об этом и с неохотой понял твою дилемму. Ты чувствуешь себя обязанной брату, и твоя преданность достойна восхищения, как и все вы. Я подожду два года, пока тебе не исполнится шестнадцать. Я знаю, что ты останешься чиста для меня, и наша любовь переживет время и муки, которые нам придется испытать, ожидая друг друга. Только скажи, и жизнь твоего брата будет спасена! - умоляюще обратился к ней Халеас.

Атея виновато посмотрела на брата, прежде чем шагнуть вперед. Когда она заговорила, выражение ее лица изменилось. В ее глазах не было ни намека на привязанность или теплоту, когда она отвечала Халеасу.

— Вчера меня спросили, почему я позволила этому случиться. Я не солгала, когда отвечала, но, признаюсь, это была поверхностная правда. С тех пор все изменилось. Мне больше не нужно скрывать правду от своих друзей и союзников. Я доверяю их клятве верности и верю, что они тоже поймут мои доводы. Правда в том, что лорд Артеос и его сын должны уйти. Я не могу доверить им в этой войне единственную важную для меня задачу. Никто не встанет на поле боя рядом с моим братом, если я не буду уверена, что он либо союзник, либо враг. Это единственный выбор, который я даю тебе. Уходи или умри.

Реакция на заявление Атеи была очень разной. Гиллин посмотрела на своих друзей и родственников, ее самодовольное выражение лица говорило о том, что - я же вам говорила!. - Бахрен Монгель кивнул Атее, молча выражая свое согласие. Робан был просто раздосадован задержкой. Его раздражение нашло выход, когда священник вышел вперед, вероятно, чтобы высказать свои мысли по поводу сложившейся ситуации. Это было последнее, что Робан хотел услышать в данный момент. Священник лишился нескольких зубов, но, возможно, где-то в темноте бессознательного состояния он обрел просветление. Занятые своими собственными мыслями, они никого больше не волновали.

Халеас выглядел ошеломленным и безмолвно смотрел на Атею; а может, ее холодный взгляд заморозил его на месте. Его отец был куда менее молчалив и дал всем знать об этом.

— Теперь ты видишь, какова цена твоей мечты иметь полубожественных детей. Посмотри на нее, ты ждешь, что она останется чистой? Блудница даже не знает, что это такое! - Он возмущенно зарычал. - Как она смеет давать мне выбор? Я назначен королем Мальриком, она не имеет права требовать или предлагать выбор!

— Это Верния, а не Туларкис. Мы приняли армию короля Мальрика как союзника. Неважно, назначил ли он тебя или своего пса. Это у тебя нет власти в Вернии. Это Верховный протектор северной территории Вернии дал тебе право выбора. В отличие от тебя, Атея пользуется верностью кланов Галлана. Забирай армию своего короля и уходи, тебе здесь больше не рады, - ледяным тоном заявила ему Гиллин.

— Верховный протектор? Что за сказки ты плетешь, Гиллин Канбьерра, Верховного Протектора не было уже триста лет! - закричал Артеос.

— Теперь она есть, и зовут ее Атея Магон. Мы все принесли ей клятву верности вчера, после того как ты покинул собрание, пылая и пыхтя в своей детской истерике! - Синхейд прокомментировала это так же холодно, как и Гиллин.

— Когда ты говоришь с ней, ты говоришь с кланами Галлана, так что выбирай слова осторожнее, Артеос, - предупредила Сахейн.

— Что это за безумие? Барен, какова твоя позиция в этом деле? Мы у ворот Нотабира, независимого города, - спросил Артеос, ошеломленный новостью.

Барен Монгель фыркнул. - Какой независимый город? Мы независимы, как блоха на собаке. Это на твоей совести, Артеос. Я доверяю тебе меньше, чем Атее. Ты высокомерный болван. Чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что так и должно было случиться. Малрику придется послать с армией кого-то другого, и вряд ли он сможет поступить хуже. Сохрани жизнь своему сыну и возвращайся домой, Артеос. - Выражение лица Барена, когда он разговаривал с Артеосом, ясно показывало его презрение.

— Спасти жизнь моему сыну? Ты впал в то же безумие, что и женщины. Он рыцарь Туларкиса в полном доспехе, а этот варвар даже слишком глуп, чтобы надеть свои доспехи! - снова завопил Артеос.

Барен Монгель покачал головой, повернулся и пошел к своим детям. Они стояли бок о бок с Менджой и наблюдали за перебранкой взрослых.

Может, упоминание о рыцарях и доспехах разбудило Халеаса, а может, его разморило восходящее солнце. Как бы то ни было, он снова заговорил.

— Ты предала мою любовь, Атея! Боль от потери брата – вот цена, которую тебе придется заплатить, - уверенно заявил он. Повернувшись к Робану, он не заметил, как на лице Атеи появилась улыбка. С другой стороны, он бы и так не обрадовался. Улыбка не была красивой.

Он смотрел на Робана, не пытаясь скрыть ненависть и отвращение. - По крайней мере, ты принес то, что вы, варвары, называете оружием. Так что давай покончим с этим так, как заслуживает твоя сестра. Как бы мне ни было больно, ты – последняя жертва ее предательства. - Закончив фразу, он с торжеством извлек из ножен меч тонкой работы.

Робан смотрел на свой топор и чесал голову, гадая, как бы его назвал Халеас. Услышав его приближающийся шаг, он повернулся к нему лицом. Халеас держал свой длинный меч в двуручном хвате, вертикально и на уровне пояса. Вполне разумный подход к поединку: мечом можно было быстро охватить голову и верхнюю половину тела или так же быстро нанести удар в ту же область противника. Нижнюю часть ног прикрыть было бы сложнее, но он наверняка предполагал, что Робан тоже будет использовать свой топор в качестве двуручного, и, как бы ни был он велик, он должен был быть медленным. Поэтому он был несколько удивлен тем, как быстро Робан опустился в приседании. Дальность полета топора, пущенного по широкой дуге одной рукой, снова удивила его. В последний раз он удивился, когда топор перерубил ему ноги чуть ниже колен. К счастью, ему не пришлось ждать, пока боль сделает удивление второстепенным чувством. Робан впечатал его голову в землю, раздробив череп.

Когда Робан отошел к сестре, большинство зрителей, казалось, все еще ждали начала поединка.

338   141 32663  69   +10 [3]