Я остановился у дома Сьюзен и Ральфа почти ровно в два тридцать, подошел и постучал в парадную дверь. Дверь открылась, и на пороге стояла мама, а за ней – Лен, улыбаясь от уха до уха, и на заднем плане виднелся Ральф.

– Мама! – я обнял ее. – Что ты здесь делаешь? Откуда ты взялась?

Все улыбались и смеялись.

– Немного затосковала по дому, по тебе, Брайану и детям. И Лен сказал: «Почему бы нам просто не сесть на самолет и не полететь к ним?» Что мы и сделали, и вот мы здесь.

После еще нескольких пояснений заговорил Ральф:

– Давайте, почему бы вам троим не пройти в гостиную и не поболтать? Я приготовлю вам чашку чая и оставлю вас для разговора.

Так мы и поступили. Через пять минут Ральф принес поднос с чаем и сказал, что собирается оставить нас одних и будет в саду, если мы захотим его видеть.

– А где мальчики? – спросил я, прежде чем он ушел.

Ральф улыбнулся.

– Зная, что здесь будет это воссоединение, я отправил их через дорогу, чтобы они поиграли с внуком Эммы Таннер. Не волнуйся, все они хорошо знают друг друга и какое-то время будут там счастливы.

Он улыбнулся всем и ушел, закрыв за собой дверь со словами:

– Оставляю вас поболтать.

Мама, я и Лен так и сделали. Через окно я видел Ральфа, возившегося в саду с секатором и тачкой. Я спросил, где они остановились, и оказалось, что Ральф пригласил их несколько дней погостить у него.

Через полчаса, когда мы выпили чай, мама сказала:

– Это нехорошо, мне нужно увидеть Джейми и Бена.

Я встал, думая, что мы пойдем и поищем их, но мама посмотрела на меня.

– Нет. Ты посиди и поговори с Леном. Давай я пойду, найду их и посижу с ними несколько минут. Ральф скажет мне, где они, – и она ушла, почти плотно прикрыв за собой дверь.

После ее ухода повисло неловкое молчание. В конце концов, я посмотрел на Лена и задал вполне обыденный вопрос:

– Какой компанией летели?

– Бритиш Эйруэйз. Вылетели вчера в половине третьего по местному времени. В Сингапуре нам пришлось сделать пересадку, но после этого мы сразу же полетели в Хитроу. Ральфу, должно быть, пришлось встать около трех часов утра, потому что он встретил нас в Хитроу в пять. С его стороны это было очень мило.

– Так, вот почему вы отказали мне в приходе сегодня утром.

– Да. Всем нам требовалось поспать пару часов.

Наступила пауза, пока Лен не спросил:

– А что случилось с Хеленой? Она мне очень понравилась, особенно когда все мы пошли на пляж, и она была в этом бикини.

– Почему все так удивляются, что я подцепил красивую женщину? А может, их удивляет, что я ее отпустил? Брайан довольно откровенно сказал мне об этом в четверг.

Лен поднял глаза.

– Проблемы между братьями?

– Нет. Мы бы не посмели, мама просто не разрешает такого. – Я сделал паузу, когда мы молча признали, что мама – сильная женщина. – Просто он так ругался на меня из-за Молли. Почему она для меня такая особенная? Почему я ее не ненавижу? Просто ненужный братский совет.

– Я слышал, она рассталась с тем парнем, Питером. Как ты к этому относишься, осталось ли что-то, на чем можно построить отношения?

Я посмотрел на него.

– Мама задала мне тот же вопрос. Я знаю, что Молли была большой любовью всей моей жизни, и, наверное, все еще владеет частью меня. Но помнишь, я был на втором месте после Питера?

– Я бы подумал, что ты ее возненавидишь? У тебя есть для этого все основания.

– Нет, – вздохнул я, – не думаю, что я способен ненавидеть Молли. Я ненавижу то, что она сделала, но не могу ненавидеть ее.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появилась Молли, за спиной у нее стоял Ральф, крепко обхватив ее за талию. Другая рука зажимала ей рот. Сбоку от нее спиной ко мне стояла мама, но крепко прижимала руку к грудной клетке Молли. По ее щекам беззвучно катились слезы.

По какому-то непонятному сигналу и Ральф, и мама отпустили руки. Молли, пошатываясь, вошла в комнату. Лен выскользнул за ней, закрыв за собой дверь.

Она молча смотрела на меня и, захлебываясь рыданиями, спросила:

– Почему ты меня не ненавидишь?.. Ты обязан меня ненавидеть… Я сама себя ненавижу.

У Савла из Тарса был момент просветления по дороге в Дамаск. У меня была та же доля секунды. Внезапно я осознал правду. Внезапно все мои представления о грехах пятилетней давности стали просто ошибочными.

Савл на какое-то время ослеп, сменил имя на Павел и начал творить добрые дела. А я? Я просто запаниковал!

Я обогнул Молли и оказался у двери. Потянул за ручку, но ничего не вышло. Где-то глубоко внутри меня раздались огромные, раздирающие желудок рыдания.

– Ты не можешь этого сделать… не имеешь права… не сейчас… так нечестно.

Я опять подергал ручку двери, по-прежнему ничего. Нас заперли.

– Выпусти меня. Ральф? Открой эту дверь СЕЙЧАС ЖЕ!

Молли прижалась ко мне со спины. Она обхватила меня за талию и прижалась лицом к моей рубашке.

– Я люблю тебя… Всегда любила… Никогда не любила Питера, ни единой секунды… Видит Бог, я пыталась. Но я люблю тебя, Крис. Прости меня! – Казалось, она тоже всхлипывает, говоря это.

Вдруг в дверях раздался голос Ральфа:

– Молли?

– Брось. Я так давно хотела сказать ему об этом. Ты должен меня выслушать, Крис. Я совершила несколько ужасных поступков, сделала несколько ужасных ошибок, и мне очень жаль. Но, пожалуйста, выслушай меня.

На короткую вечность мы словно застыли во времени. Я – с рукой, все еще лежащей на дверной ручке. Молли – прижавшись к моей спине.

В конце концов, думаю, мы оба немного расслабились, оторвались друг от друга, и я обернулся. Она смотрела на меня, ее лицо было усталым и осунувшимся, по щекам все еще катились слезы, но в глазах было выражение, которого я не видел уже много лет, а может, и никогда. Любовь? Надежда? Раскаяние? Не знаю, что это было.

– Пожалуйста, Крис. Позволь рассказать тебе мою историю. Пожалуйста. После этого можешь уходить. Но ради меня, пожалуйста, позволь мне хотя бы рассказать ее. Пожалуйста.

Я ничего не сказал; дверь заперта, я никуда не собираюсь уходить, поэтому я сел на диван. Мне хотелось свернуться калачиком, но я просто сидел, сложив руки на коленях, слегка согнувшись, как будто у меня болит живот. Большая часть моего мозга занята эмоциями момента, болью в животе, обидой, страхом, гневом и воспоминаниями обо всех этих эмоциях. Но одна небольшая часть мозга все еще функционировала логически. Я слышал ее, видел ее и даже чувствовал некоторый интерес к тому, что она хочет сказать.

Молли опустилась на колени на пол передо мной. Я посмотрел на нее, на ее лице читалась нерешительность.

– На протяжении многих лет я столько раз репетировала эту речь. Теперь же не знаю, с чего начать.

Она опустила голову и уставилась на свои колени. Затем подняла глаза.

– В этой истории есть две фундаментальные истины. Что бы ты ни чувствовал, о чем бы ни думал, пожалуйста, помни две вещи. Во-первых, я люблю тебя. Всегда любила тебя, с тех пор как ты приходил сюда, в этот дом, чтобы забирать меня на свидание, и до сих пор. Люблю тебя и никогда, ни на минуту не любила никого другого. Правда, какое-то время, – наверное, несколько месяцев, – я сомневалась в этой любви. И зря. А последние четыре года моя любовь была лишь в мечтах и фантазиях, потому что рядом не было тебя, чтобы разделить ее. Но она столь же сильна, как и прежде, клянусь.

Я чувствовал, что должен ответить, может быть, сказать ей, как много о ней думал, но все, что я мог сделать, это спросить:

– А вторая истина?

Она посмотрела на меня, возможно, разочарованная моим отсутствием ответа.

– Эта тебе может не понравиться. Питер – хороший человек, который и впрямь меня любит. Он – любящий и заботливый. Он умен и обладает прекрасным чувством юмора. Сексуален и красив, отлично готовит и в самом деле верит в то, что его исследования могут принести пользу. В данный момент он переживает ад, я это точно знаю. Он не заслуживает того, что с ним творится в данный момент.

– С этим у меня проблемы, – сказал я, подумав, что, хотя все, что она говорит, возможно и правда, но все началось с его аморальных действий. Он сам виноват.

Она слегка улыбнулась.

– Возможно, так оно и есть.

Я почти почувствовал, как логическая часть моего мозга набирает силу, растет ее интерес.

– Так, что же случилось?

Она опять взяла время на обдумывание того, что собирается сказать.

– Пять лет назад ты был в «Джеймсонс». И так усердно работал. Я знала, что ты борешься за то, чтобы удержаться на плаву. И знала, что борешься ради нас, ради прекрасного дома, тяжелая работа – это ради нас, я это знала. И так тобой гордилась. И ничем не могла тебе помочь. Да, я могла отвадить от тебя мальчишек, если они были слишком назойливы, могла принести вкусную еду, когда ты этого хотел, но не могла помочь тебе по-настоящему. – По ее щекам снова потекли слезы. – Я была так расстроена, что не могу облегчить твой груз. Груз, который ты взвалил на себя ради всех нас. Но не могла придумать, чем помочь.

– Но ты и так много делала. Я думал, ты знаешь, насколько я ценю все, что ты делаешь. Я пытался тебе это сказать.

– Знаю. Но это не помогало. Даже несмотря на все давление, ты находил время покупать мне цветы, проводить время с мальчиками. В каком-то смысле это заставляло меня чувствовать себя еще более бесполезной.

– Мне жаль, что ты так чувствовала. Я думал, не передается ли мой стресс тебе.

Она покачала головой.

– Нет. Все это был мой стресс. Я сама породила эти эмоции.

Она сделала паузу и сглотнула слезы.

– Ну, это – предыстория. Потом на работе я встретила очень привлекательного мужчину с прекрасным чувством юмора по имени Питер Дэвис. Он показался мне милым. Не скажу, что он мне нравился, у меня не было к нему никаких сексуальных чувств. Но он был мил. Это случилось за несколько недель, может быть, за пару месяцев до того, как случилось кое-что.

– Ты никогда о нем не упоминала.

Она посмотрела на меня, слегка удивившись.

– Уверена, что упоминала. У меня не было причин не упоминать его. Он был хорошим парнем, хорошим другом. Я думала, он тебе понравится. Если бы в то время мы устраивали вечеринки, я бы пригласила его, но мы их не устраивали, и я не хотела обременять тебя развлечениями. Но Питер не был секретом. Возможно, ты просто не запомнил его имя. В больнице так много тех, кто приходит и уходит, что уверена, я каждую неделю упоминаю новое имя.

– Как бы то ни было, продолжай.

– Так вот, однажды в четверг у меня было особенно паршивое утро. Один пациент явно не говорил мне правду о своей диете. Другая убивала своего ребенка добротой. Я была сыта по горло и раздражена. Но была всего лишь середина рабочего дня, я собиралась лишь пообедать в столовой и отправиться домой. И случайно столкнулась с Питером. Он всегда был жизнерадостным, и заметил, насколько я устала. Когда я сказала, что собираюсь лишь пообедать и пойти домой, он предложил отвезти меня на Кинг-стрит и угостить хорошим обедом. Сказал, что в этот день его никто не ждет, и у него полно времени. Я восприняла это не более чем как добрый жест со стороны дружелюбного коллеги. Помню, даже подумала, что это может быть хорошей идеей, что оно поднимет мне настроение, и когда ты вернешься домой, я буду счастлива и весела. Насколько это было глупо!

Она сделала паузу, чтобы посмотреть на меня и проверить, как усваивается ее рассказ, но я молча ждал, когда она продолжит.

– В общем, мы поехали на его машине в город, и он выбрал маленькое итальянское заведение на Кинг-стрит.

– Только не говори, что оно выкрашено в зеленый цвет.

– Сейчас – да. Тогда нет, но думаю, что это – именно оно. Питер всегда настаивает на том, чтобы сводить меня туда на нашу годовщину. Место моего падения, а я должна думать о нем как о «нашем месте». Я его ненавижу, но не за то, что оно есть, а за то, что оно символизирует.

Она опять сделала паузу, а я снова ждал.

– В общем, мы хорошо пообедали. С Питером было приятно. Но не было ничего откровенно сексуального, уверяю тебя. Ты мог бы сидеть в углу и наблюдать, ничего не было. Просто двое друзей, оказавшихся людьми разного пола, обедают вместе. Но когда пришло время уходить, Питер спросил, смогу ли я сесть за руль, когда мы приедем в больницу. Я ответила, что не уверена. Думаю, мне нужна еще одна чашка кофе и немного времени, чтобы прийти в себя.

– Сколько же ты выпила?

– Не так уж много, но, вероятно, достаточно, чтобы превысить допустимую норму. Когда сели за стол, я выпила джин с тоником. Потом мы пили вино, и, возможно, я выпила чуть больше, чем положено, потому что у Питера была еще и бутылка воды, он ведь был за рулем. А в конце Питер спросил, не пробовала ли я когда-нибудь граппу, так как он никогда ее не пробовал. Я тоже не пробовала, поэтому вместе с кофе он заказал два бокала граппы. Сам сделал один глоток и сказал, что ему не понравилось. Я не возражала, так как не была большой фанаткой, но это было нормально. В итоге я выпила и его порцию, и свою. Так что, немного переборщила, но не сильно.

– Так, что же произошло?

– Питер предложил, вместо того чтобы выпить еще одну чашку кофе там, поехать к нему домой. Он купил эту квартиру с видом на старые доки и так ею гордился. Говорил об этом уже несколько недель. И предложил нам поехать туда, чтобы он смог показать ее, мол, мы выпьем там по чашке кофе, а потом он отвезет меня в больницу, чтобы я забрала свою машину.

Она сделала паузу, чтобы опять собраться с мыслями.

– Я часто задаюсь вопросом, в какой момент совершила ошибку. Думаю, началом могло стать принятие этого приглашения, но клянусь тебе, Крис, честное слово, у меня не было никаких скрытых мотивов. И не думаю, что у Питера тоже.

– И когда же все изменилось?

– Ну, мы добрались до его квартиры, и она и впрямь впечатляла. Деревянные полы, минимум мебели – просто холостяцкая берлога. В общем, я стояла и смотрела из окна на вид старых доков, когда услышала из кухни душераздирающий крик. Бросилась выяснять, что случилось, а там Питер срывает с себя одежду. Он пролил кипяток прямо на себя. И не смог достаточно быстро снять рубашку и брюки. Несчастный случай с чайником. Когда он вытерся и сказал, что все хорошо, я вернулась к созерцанию пейзажа. Но, признаться, вид этого сексуального полуобнаженного мужчины на кухне мне очень понравился. Это был первый раз, когда в тот день я вспомнила о сексе. И он был хорош собой, а его тело настолько отличалось от твоего. Не то чтобы ты были некрасив, но у него нет волос на груди, а цвет кожи темнее от загара, чем у тебя, вот что я имею в виду под словом «отличалось»…

– Я не обижаюсь.

– В общем, я опять смотрела в окно, и Питер появился прямо за мной, в одних трусах Кельвин Кляйн. Я ощутила запах его одеколона. Чувствовала через блузку тепло его тела. Он стоял прямо за моей спиной, указывая на достопримечательности. Ты мог видеть судно «Великобритания» в сухом доке и там, пришвартованная сбоку, была даже маленькая модель старого корабля, переплывшего Атлантику.

– «Мэтью»? Судно Джона Кэбота, на котором он плавал в Америку в конце пятнадцатого века – кажется.

– Да, именно оно. Оно такое крошечное. Подумать только, в те времена люди отправлялись в кругосветное плавание на таких судах.

Она сделала паузу, но я не собирался превращать это в дискуссию об истории мореплавания, поэтому просто ждал.

– Прости, на чем я остановилась? Да, на моменте моего падения. В воздухе витало огромное сексуальное напряжение. Он наклонился вперед и просто поцеловал меня, очень легко, в шею. Вокруг нас словно образовался пузырь. Во всем мире были только мы двое. Где был ты? Где были мальчики? Где было все, что важно для меня? Оно должно было быть там, чтобы защитить меня. Должно было быть у меня в уме. Наша любовь должна была меня остановить, почему же этого не случилось?

Она разрыдалась. Я подумал, не утешить ли ее, но знал, что мои эмоции довольно нестабильны и я им не доверяю. Но теперь я и впрямь слушал, понимал и реагировал.

В конце концов, она вытерла глаза.

– Я полуобернулась, и он поцеловал меня в губы. И вдруг все, о чем я могла думать, – это о своем желании его. Я хотела его так сильно, хотела, чтобы он был во мне, прямо здесь, прямо сейчас. Прости, Крис, но в тот момент о тебе я забыла. Не хочу говорить тебе ничего, кроме правды.

Кажется, я готов был взорваться, и она это видела, но ее это не остановило.

– Мы как бы пошатываясь побрели в спальню – наверное, он меня вел, потому что я не знала пути. Мы срывали с себя одежду. Или это – я, ему пришлось снять лишь свои боксеры. У меня не было времени по-настоящему раздеться, я выскользнула из юбки, расстегнула блузку, но только потянула… нет, думаю, он потянул лифчик, задрав его над моими грудями. И мы сделали это… Не было никакой прелюдии, поза была миссионерской, а потом мы перевернулись, и я оседлала его… Кончили мы примерно в одно и то же время. А потом пузырь лопнул. Потом в комнате появился ты, я чувствовала, что вижу, как ты наблюдаешь за мной. Помню, как сижу на нем, смотрю на него сверху вниз и ужасаюсь. Я соскочила с него со всей возможной скоростью.

– И что он сказал?

– Ничего. Думаю, никто из нас ничего не говорил с первого поцелуя в шею и до самого конца. Потом я лепетала, что это – ошибка и что я должна уйти. Нашла свои туфли и трусы и выскочила оттуда. Выходя на улицу, я все еще застегивала последние пуговицы на блузке. Нашла такси и вернулась за своей машиной в больницу.

– И это все?

– Да. Но и это уже плохо. Я поехала домой, не знаю точно, как, наверное, я была не в состоянии вести машину, не говоря уже о том, сколько выпила. Но повела. И приняла очень долгий, очень горячий душ. Мне было так стыдно за себя. Я предала все, что было в моей жизни. Все, во что я верила, все, что было в ней хорошего. Прости, мне так жаль!

Она опять залилась слезами. Я молча наблюдал. Теперь, когда я знаю всю эту историю, она не казалась столь уж плохой. Но как бы я оценил это тогда? Тогда я был невинен. Я не трахался по всем борделям мира. У меня было не так уж много связей на одну ночь, чтобы я сбился со счета.

Молли подняла голову.

– К тому времени, как закончила принимать душ, я вдруг поняла, что пора забирать мальчиков от Сьюзен. Мне следовало забрать их гораздо раньше, я позвонила, извинилась, поехала и забрала их. – Она рассмеялась. – И это стало началом того, что ты узнал. В то утро Джейми достал из пачки хлопьев какого-то пластикового мультяшного героя. Не помню, какого именно, но он был ярко-желтым, это я помню точно. И Бен схватил его, когда они ехали на заднем сиденье машины и ссорились. Их мать только что предала их, предала тебя и все, во что мы верили, а они ссорились из-за какого-то проклятого кусочка ярко-желтого пластика. Я остановила машину посреди дороги, развернулась и накричала на них. Это стало началом того, как я выплеснула на них свою злость на себя. Я не должна была этого делать, что усугубляет мой позор. Но в тот вечер я старалась вести себя нормально и надеялась, что все пройдет само собой. Что время позволит мне с этим смириться.

– Но я ведь заметил кое-что.

– Да, ты должен был что-то заметить. Неожиданно, несмотря на все это давление, ты все же нашел время, чтобы стать еще лучшим отцом. Успевал читать им сказки на ночь. Был идеальным отцом и мужем, а я – злой, вероломной женой. Почему ты был таким чертовски хорошим именно в ту неделю? Не отвечай, я знаю, почему. Но от этого мне было еще хуже. Ну, ты знаешь, что случилось, ты уловил, что что-то не так, возможно, знал или догадывался обо всем, не знаю. Но в конце концов, я призналась в тот воскресный вечер.

– На той неделе ты была на работе и опять виделась с ним?

– Да. Дважды. Я сказала ему, что все это – ошибка, ужасная ошибка. И я не хочу ни видеть, ни разговаривать с ним опять. – Через два дня он принес мне на стол огромный букет цветов в качестве извинения. Я приняла его извинения, но сказала, что мы не сможем быть друзьями.

– Могу понять, почему ты не сказала мне, когда это случилось, но когда я все узнал, почему просто не рассказала мне обо всем этом? Почему позволила мне поверить, что он для тебя – нечто большее? И самое главное, почему не могла просто сказать мне, что любишь меня? Именно это было больнее всего.

– Потому что не понимала своих собственных чувств. Мне казалось, что если я настолько сильно тебя люблю, – а теперь я понимаю, что действительно любила тебя, что действительно люблю тебя очень сильно, – но тогда я думала только о том, что если я так сильно тебя люблю, то как допустила это? Что я за человек, кто признается в любви, но при этом занимается сексом с другим мужчиной? Я знала, что в тот момент, когда мы были вместе с Питером, я хотела, чтобы он меня трахнул. Я не была одурманена или соблазнена, я этого хотела. Что за жена и мать из меня получилась? Вот почему я не могла сказать, что люблю тебя, я и впрямь сомневалась во всем, что когда-либо чувствовала.

– Почему ты позволила мне уйти в понедельник? Если бы ты сказала правильные слова, я бы остался. Вместо этого ты просто говорила о том, какой замечательный парень этот Питер, и как ты всего лишь думала, что любила меня. Я и впрямь был уверен, что ты в него влюбилась.

– Думаю, в тот момент я поняла, что ошиблась. Просто хотела, чтобы ты любил меня, обнимал, сказал, что все будет хорошо. Я так боялась, что ты увидишь во мне ту, кем я считала себя, – шлюху. Как я могла сказать, что твоя жена ложится в постель с каким-то стариной Томом, Диком или Гарри, когда ей захочется. Я должна была тебе сказать, что, кем бы я ни была, я делала это с достойным мужчиной. И что он ни в чем не виноват. Не хотела, чтобы ты поступил в отношении Питера как глупый мачо. Как уже сказала в самом начале, он и впрямь хороший парень.

– Но ты продолжала с ним встречаться.

– Не совсем… не тогда. Я же сказала, что прогнала его.

– Но когда я вернулся к тебе в воскресенье, ты опять говорили о том, какой он замечательный парень, и сказала, что виделась с ним дважды за эту неделю.

– Да. Да, виделась. После того как ты ушел, я во всем призналась Сьюзен. Она была моим спасательным кругом, позволяла говорить без умолку. Заботилась о мальчиках. Все делала. В среду даже приехала ко мне в больницу. Мы вместе пообедали. Пришел и Питер и сел с нами. Я не могла устроить скандал и выгнать его. Но он и впрямь говорил со Сьюзен о том, что понимает мою проблему, насколько хочет помочь. Сьюзен все это выслушала, он произвел на нее большое впечатление, что неудивительно, ведь он может быть очень обаятельным. После этого она сказала, что я, вероятно, с ним очень жестока, и что должна позволить ему встретиться со мной и высказать свою точку зрения, так что, я встретилась с ним в пятницу за обедом в своем офисе. Просто сэндвичи. И к воскресенью встречалась с ним дважды.

– И что он сказал?

– Что думает, что любит меня. Что собирается за мной ухаживать. И еще много чего о том, что я не могу любить тебя по-настоящему, иначе не сделала бы того, что сделала. Что у нас с ним было нечто особенное, волшебное. Что если бы он был тобой, то не сбежал бы и не бросил меня. Что я не должна гоняться за тобой, что у тебя должно быть время, чтобы это пережить, и что если ты не вернешься по собственной воле, то я могу извлечь из этого урок. А он будет рядом со мной.

– А что говорила Сьюзен?

– Примерно то же самое о том, как с тобой поступить. Разные слова, но я сказала, что должна дать тебе время. От тебя зависело, примешь ты меня обратно или нет.

– И что ты при этом чувствовала?

– Не знаю. В их словах была доля правды. Я знала, что ты имел полное право со мной развестись. Я была без защиты. Была безнравственной, прелюбодейной женой. Если ты не можешь с этим смириться, то у тебя есть полное право развестись со мной. Но я так сильно плакала, когда пришли документы о разводе.

– Почему ты просто не пришла ко мне, не сказала, что сожалеешь, и не попросила прощения?

Она на мгновение озадачилась.

– Но мне казалось, что я говорила, что сожалею. Конечно, я сожалела. Сожалела о многом. О боли, которую причинила тебе. О срыве на Джейми и Бена. О том позоре, что причинила Сьюзен и Ральфу. Да что там говорить, я думала обо всем этом и сожалела каждый раз.

– Знаю. Ты просила прощения за многие конкретные вещи, за многие аспекты. Но так и не сказала, что сожалеешь о том, что легла с ним в постель, о супружеской измене. Я просто чувствовал, что хочу услышать от тебя извинения за то, что ты сделала, а не извинения за последствия того, что ты сделала. Мне было неприятно, что ты не сожалеешь о том, что легла с ним в постель.

Она задумалась и, очевидно, поняла, к чему я клоню.

– Ты прав. Не думаю, что когда-нибудь я говорила, что сожалею о самом факте измены. Я сожалею, и сожалела тогда. Очень сожалела. Я до сих пор каждый день жалею, что сделала это. Мне жаль, что я позволила себе поддаться искушению и быть соблазненной. Мне правда жаль.

– Теперь я знаю, что это так. Но тогда я этого не знал. Я мог лишь предполагать, что ты не сожалеешь о том, что легла в постель с мужчиной, которого полюбила, что сожалеешь исключительно о некоторых побочных эффектах. А что насчет попросить прощения?

– Я думала об этом. Много думала. Но, конечно, чтобы просить прощения, у человека должна быть какая-то надежда, должна быть какая-то мысль, что, что бы он ни сделал, его могут простить? Оправдания своему поступку я найти не могла. Он был неправильным. Вероломным. Это было зло. И я должна была подумать заранее. Я не могла просить тебя это простить. Для этого я слишком тебя уважала.

– Думаю, ты была неправа, но понимаю, о чем ты говоришь. Ты говорила с кем-нибудь еще? Например, с Ральфом?

– Сьюзен сказала, что поговорит с Ральфом. Я и впрямь говорила с ним пару раз, думаю, он знал, насколько сильно я тебя люблю. Но он сказал, что с его стороны будет неправильным вмешиваться. Он поговорил об этом со Сьюзен, а мы с тобой должны сами найти выход из этой ситуации. Пыталась поговорить с Джинни на работе, но она была резкой. Помню, она сказала, что не понимает, почему я так удивилась, что ты ушел, когда я призналась. Назвала меня сукой-изменщицей и бросила меня сидеть в кофейне.

– Были у нее какие-то свои планы?

– Возможно. Я знаю, что она - в разводе.

– Так, ты просто позволила мне пойти на развод?

– Что я могла сделать, чтобы тебя остановить? Ты был настолько зол, так обижен. Я не винила тебя. Это - моя вина. Я это заслужила.

– А Питер?

– Он был ужасно мил. Сделал то, что обещал. Ухаживал за мной. Слал мне цветы, с ним можно было поговорить. Казалось, он понимает, через что я прошла. И постоянно признавался мне в любви. И думаю, что он и впрямь меня любил. И любит до сих пор.

– Так, почему же ты пришли в ту ужасную квартиру тем вечером? Нет, до этого ты мне написала, что собираешься выйти замуж за Питера. Зачем?

Она печально улыбнулась.

– Как я уже говорила, Питер постоянно клялся в своей любви. Я начала думать, что если моя любовь к тебе меня подвела, то, может быть, потому, что Питер на самом деле является для меня чем-то особенным. Я не чувствовала, что люблю его, но, возможно, так и должно было быть. Ты должен помнить, насколько я была разбита в тот момент, я ничего не соображала. А потом мы поспорили из-за денег и жилья. Ты не заслуживаешь того, чтобы каждый месяц платить огромную сумму за ипотеку вдобавок к тому, что платишь за мальчиков, это несправедливо по отношению к тебе. А Питер сказал, что хочет на мне жениться и что купит дом, где все мы сможем жить. Он с радостью принял мальчиков, наверное, знал, что они идут в комплекте. Сделал мне предложение, но я его не приняла. Это было незадолго до того, как он уехал на какую-то конференцию в Гарвард, и, когда его не было, мне пришла в голову идея написать тебе, чтобы сказать, что я бы хотела, чтобы мы вместе нашли какой-то путь вперед. Добавила о том, что он сделал мне предложение, и намекнула, что подумываю выйти замуж за Питера, чтобы встряхнуть тебя и заставить пересмотреть свои взгляды. Такова была идея Сьюзен, последний отчаянный бросок костей, но она не сработала.

– Было очевидно, что не сработает. О чем ты думала? Это было попросту глупо, и разбило мне сердце. Все мои мечты о том, что ты преодолеешь эту одержимость Питером, разбились вдребезги.

– Я не была одержима Питером.

– Мне показалось, что была.

– Прости. В общем, примерно в это время Ральф решил, что хватит. Он привез меня к тебе. Он настаивал на этом. Сьюзен очень ругалась на него за вмешательство, но он настоял. И когда я увидела тебя, я все еще видела, каким ты был обиженным и потерянным, и все, чего я хотела, – это чтобы ты обнял меня и не отпускал. Знаю, что я была косноязычна, прости. Мне так жаль. Но прежде чем я успела что-либо сказать, ты от меня отвернулся. Ральф говорит, что это длилось добрых три или четыре минуты. Мне же это показалось парой секунд. В моей голове проносились мысли, но ничего подходящего в голову не шло. Я не могла придумать, что сказать, чтобы отбросить то, что у меня был секс с другим мужчиной. А потом ты отвернулся.

– Я вошел в дверь. – Я сделал паузу. – Ты всегда говорила, что я не в ладах со своим внутренним «я». Что я – слишком типичен. Но если бы ты только толкнула эту дверь, то обнаружила бы меня на лестнице в полном контакте с моим эмоциональным «я». Я попытался подняться в квартиру, но сломался и разрыдался на лестнице. Все мои надежды на то, что ты бросишь Питера и вернешься ко мне, умерли. В тот момент я даже не знал, увижу ли когда-нибудь снова своих сыновей. Все было потеряно. В своей жизни я испытывал подавленность, в основном из-за выпивки, иногда из-за стыда за то, как обращался с какой-либо женщиной, но ничто, ничто не сравнится с тем, насколько униженным я чувствовал себя в тот вечер.

– Прости. Мне очень жаль. Кажется, это все, что я могу говорить сегодня. Ральф рассказал о случившемся в среду. Думаю, тогда он и решил все подстроить. Это ведь подстроено, знаешь ли. Я думала, ты забрал мальчиков до обеда и просто зашла сюда, чтобы поболтать с Ральфом и немного помочь в саду, и была удивлена, увидев здесь твою машину.

– Думаю, он знает больше, чем говорит. Думаю, в прошлое воскресенье он начал понимать правду.

– Не знаю. Думаю, был небольшой перерыв, потому что у тети Бренды возникли проблемы в Уэймуте, и Сьюзен пришлось сбежать туда. Думаю, это было либо в воскресенье, либо в понедельник.

– Ну, в воскресенье вечером они сильно поссорились.

– Наверное, из-за тети Бренды или дяди Дерека. Ральф не в восторге ни от одного из них.

– Возможно. – Я сделала паузу, а потом спросил. – Но я все равно не понимаю, почему ты вышла за Питера замуж.

– Отчасти потому, что в этом был смысл. Он бы обеспечил нам жилье. А я была потеряна и просто плыла по течению. Но в основном потому, что я и впрямь начала верить, что это должно было случиться. Что у него есть для меня что-то особенное. Я знала, что не люблю его, но думала, что, может быть, когда забуду тебя, все же полюблю. Но так и не полюбила. Он хороший, он мне нравится, я его уважаю, но не люблю. Если больше никогда его не увижу, это не будет меня волновать. Я люблю тебя, всегда любила.

– Но как же ты, та, кто всегда была такой любящей и страстной, как ты могла сделать так, чтобы сложился брак с Питером?

В этот момент раздался стук в дверь, мы не ответили, но стали ждать. Дверь с опаской приоткрылась, и вошел Ральф, неся поднос со свежим чаем.

– Решил, что вы захотите выпить чая. Он может вам понадобиться.

Он поставил его на журнальный столик и, наклонившись, посмотрел мне в глаза.

Я сказал.

– «От Иоанна», 11:35.

Он улыбнулся.

– Он бы сделал именно так, если бы его бывшей женой была Молли.

Я рассмеялся. И это помогло мне расслабиться, я почувствовал, как напряжение покидает мое тело.

Несмотря на то, что было светло, он обошел комнату, включил лампы и задернул шторы. Мы наблюдали за ним, но ничего не говорили.

Потом Молли спросила.

– А где Джейми и Бен?

– Наслаждаются жизнью и находятся в полной безопасности. О них не беспокойтесь. Побеспокойтесь о себе. – Он как раз выходил из комнаты, вынул ключ снаружи замка и вставил изнутри. – Если захотите быть уверенными в своем уединении, то вот вам.

И мы опять остались одни. Оба смотрели на дверь, наблюдая, как он уходит.

Молли повернулась и спросила.

– Что там насчет того, что я мола быть бывшей женой?

– «От Иоанна», 11:35. «Иисус заплакал».

Она улыбнулась и тихо сказала:

– Наверное, так бы и было.

Молли налила две чашки чая. Мы молча отпили по глотку. Они были такими вкусными. Комок в горле, казалось, немного отступил. Я почувствовал себя отдохнувшим.

Внезапно Молли встала, подошла к двери и заперла ее.

– Ральф прав. Отчасти это связано с сексом. – И она начала раздеваться. Никакого сексуального стриптиза: она просто стянула через голову джемпер, выскользнула из джинсов, расстегнула лифчик, спустила с ног трусики и, выйдя из них, стянула носки.

Она стояла передо мной совершенно нагая. Ее тело отличалось от того, каким я его помнил. Оно стало старше, но подтянутее. Округлость ее бедер исчезла, возможно, не более чем на пару сантиметров с каждой стороны, но я заметил. Ее грудь стала более упругой, а соски, возможно, чуть стали светлее по цвету. Может быть, это все моя память, но она выглядела хорошо, и я почувствовал, как дернулся мой член. Меня это удивило, я думал, что сегодня днем уже не способен на сексуальные реакции.

Я также сразу заметил, что у нее очень пышный куст. Мои мысли вернулись к Майре. Только не говорите мне, что Питер тоже был любителем волос. Неужели такова последняя сексуальная тенденция, а я ее пропустил?

Она вернула меня в настоящее.

– Перестань на мгновение пялиться на мою киску и посмотри на губы. Губы на лице, прежде чем ответишь что-либо остроумное.

Я поднял глаза.

– Видишь мои губы? Я клянусь, что они никогда не касались члена Питера. О, он хотел, чтобы я это сделала, но я всегда отказывалась. Почему-то мне никогда не хотелось заниматься с ним сексом. Я хотела, чтобы наш брак сложился, я посвятила себя этому, но почему-то у меня были двойные стандарты. Это нелогично, и уж точно нечестно по отношению к Питеру, но я как-то объясняла это себе и жила с этим четыре года.

Мне было интересно. На самом деле я был заинтригован, это ведь не имело смысла.

– Ладно. Объясни.

– Я не любила Питера, но взяла его в мужья и хотела, чтобы брак был крепким. Тебя я потеряла по собственной глупости. Чтобы сохранить самоуважение, во второй раз я должна была стать хорошей женой. Поэтому я никогда не отказывала ему в сексе. Никогда. Вообще-то, не совсем так, я постоянно отказывала ему в сексе, пока не был издан судебный указ о расторжении нашего брака. Я не собиралась предавать тебя во второй раз, пока была замужем за тобой. Но после этого никогда ему не отказывала. Но и не хотела с ним секса, он не был тобой. Так что, где-то в глубине своей извращенной логики я приняла лозунг: «получаешь ровно то, за что платишь».

– Не понимаю.

– Я же говорила тебе, что в тот четверг днем в его квартире мы занимались сексом в миссионерской позе, а потом я его оседлала. И вот уже четыре года мы занимаемся только этим. Я никогда не сосу ему. Не было ни анала, ни даже собачьей позы. И всегда это было только в спальне. Я разрешала еще только две другие вещи: он мог играть с моей грудью и сосать ее, и я разрешала ему заниматься со мной оральным сексом. На самом деле даже предпочитала, чтобы он это делал.

– Звучит довольно ограниченно. Это совсем не про тебя. Тебе нравилась наша прекрасная сексуальная жизнь.

Она опять опустилась на колени на пол.

– Мне нравилась прекрасная сексуальная жизнь с тобой. Когда Питер просил о чем-то еще, я отказывала. Не хотела этого делать, что бы это ни было. А если он давил на меня, я всегда могла сказать: «Крис никогда не заставлял меня делать это», что было правдой. Ты никогда не заставлял меня делать ничего из этого, мне оно нравилось, и я сама хотела делать это с тобой. Он терпеть не мог это мое замечание, в первые годы оно гарантировало, что ему придется ночевать в свободной спальне, и он уходил расстроенный. В более поздние годы он поумнел и просто ложился спать на бок, спиной ко мне.

– Был ли он хорошим любовником?

– Не знаю. Меня он никогда не возбуждал. Заставил меня кончить только раз, тогда, в его квартире. После этого я постоянно думала о тебе, и он не мог этого сделать.

– Да ладно, ты же не прожила четыре года без оргазма? Они нужны тебе ради здоровья, чтобы сохранять рассудок. И ты, как никто другой, была в этом очень хороша.

– О, нет. Я не говорила, что у меня не было оргазма. Когда я поняла, в чем проблема, и что я думаю о тебе, я обратила это себе на пользу. Уходила в страну фантазий, и там любовью со мной занимался ты. Мы занимались любовью в дюнах на мягком белом песке и в тени пальм. Занимались этим в снегу на вершинах гор. Занимались этим на балконах отелей. Что бы ни пришло тебе в голову, мы делали это там, в стране моих фантазий. Ты был одет в кожу, приковывал меня к кровати и насиловал. Я приковывала к кровати тебя, но это не срабатывало даже в моих мечтах, потому что означало, что ты не можешь меня обнять и прижать к себе, а я всегда этого хотела.

– Не знаю, что и сказать.

– Я мечтала об этом только раз или два в месяц, привыкла себя ограничивать. В остальное время я просто лежала, издавала соответствующие звуки и ждала, когда же он кончит. Поэтому мне нравилось позволять ему делать мне оральный секс, поскольку он исчезал из поля зрения, а мне виделся ты, и я получала оргазм. Мне это нравилось.

– Неужели он так и не понял? Имей в виду, для него было бы унизительным узнать об этом.

– Не думаю. Полагаю, его самолюбие не позволило ему думать так. Разве не каждый мужчина считает себя великим любовником?

– Но некоторые из нас знают, кто мы есть, – сказал я, улыбаясь. И тут меня осенила мысль. – Когда я был там в пятницу днем несколько недель назад, он сказал, что ты не надевала стринги ради него. Раньше ты любила сексуальное белье. И, пожалуйста, объясни, что это был за день, потому что мне интересно, что случилось.

– Для тебя – да, я действительно любила наряжаться. Вот и сейчас мне нравится быть голой перед тобой. Это кажется правильным. Но опять возвращаясь к теории «получаешь ровно то, за что платишь». В тот день в его квартире на мне не было никакого сексуального белья. На мне были обычные хлопчатобумажные трусики и бюстгальтер, которые не подходили друг к другу. Ты ведь знаешь, как я одеваюсь для обычного рабочего дня. Ну, что ж, это то, что он купил, и то, что получал. Я отказывалась носить все сексуальные вещи, которые он мне покупал, а покупал он мне их довольно много, пытаясь заставить меня раскрепоститься и получать больше удовольствия, как он выражался.

Я лишь изумленно покачал головой. Удивительно, что они не обратились в суд по бракоразводным делам задолго до этого.

– Удивлен, что он с этим смирился. Неужели он ничего не знал о том, чем занимались мы? Насколько со мной ты была раскованной, насколько страстной?

– Нет. Думаю, он считал, что отсутствие у меня интереса к сексу, возможно, и является причиной того, что ты меня бросил, когда у тебя появилась такая возможность. А он меня любил, поэтому учился на твоих ошибках и не собирался сдаваться. Он постоянно пытался соблазнить меня попробовать что-то новое.

– Что-нибудь еще?

– Я видела, как ты смотрел. Я не брилась уже три года. Если помнишь, я всегда была довольно опрятной, может быть, летом немного аккуратнее, чем зимой. Так вот, первый год я продолжала в том же духе. Но потом Питеру пришла в голову идея меня побрить, оставив просто «посадочную полосу», как он это назвал. В тот четверг в его квартире у меня не было посадочной полосы, и я не собиралась ее делать. После этого я совсем перестала бриться. В тот четверг утром я не брилась ни для тебя, ни для него, так что, вообще перестала бриться. Он этого не покупал…

– Ты считала себя купленной и оплаченной. Это унизительно.

– Ну, наверное, я должна была чувствовать себя униженной, но нет. Я видела себя глупой женщиной, потерявшей лучшее, что когда-либо случалось со мной, и попавшей в еще более глупую ситуацию. Но, пожалуйста, не думай, что мой брак с Питером был какой-то ужасной войной. Это не так. Я и впрямь старалась быть ему хорошей женой. Могла ограничить количество видов секса, но никогда не отказывала в частоте. Поначалу он занимался сексом четыре-пять раз в неделю. Даже ближе к концу, когда он, видимо, потерял интерес к сексу из-за моего отношения к нему, все равно это случалось пару раз в неделю. Во всем остальном я и впрямь старалась быть хорошей женой. Развлекала его друзей, устраивала званые ужины, поддерживала его по работе. Я действительно старалась разделить его жизнь и поделиться с ним своей. Всегда думала, что если буду продолжать в том же духе, то однажды обрету счастье. Я не была несчастна, просто никогда не была счастлива.

Наступила пауза, поскольку на данный момент у меня закончились вопросы. Затем Молли встала и приняла вызывающую позу передо мной. Я смотрел на нее, и мой разум и член откликнулись. Даже с учетом всего остального, что я чувствовал и думал, она все еще могла меня возбудить.

– Крис, пожалуйста… ты бы не мог?

На мгновение я поддался искушению. Но потом почувствовал, как во мне зашевелились эмоции: обида и растущий гнев.

– Нет, Молли. Не буду. Не потому, что не могу… – я взял ее руку и положил на свой эрегированный член через брюки, – но потому что не должен. Я не знаю, какие эмоции выплеснутся из меня, если сейчас займусь сексом. Я не доверяю себе. Пожалуйста, оденься. У меня еще есть вопросы.

Она выглядела разочарованной, но начала медленно одеваться. Это было просто обратное действие ее раздеванию, но я наблюдал за ним.

Одевшись, она подошла и села рядом со мной на диван. Я наполовину повернулся, чтобы видеть ее как следует, и подозревал, что она предоставляет себя в мое распоряжение, если я захочу ее обнять. Этого во мне не было. Но все же я попросил:

– Расскажи, что случилось в пятницу днем несколько недель назад. – Мне кажется, я не все понимал, когда это происходило.

Она слегка улыбнулась.

– Ты меня удивляешь, я думала, ты сам разберешься. – Она тяжело вздохнула. – Хорошо, попробую… Когда я впервые тебя увидела, придя к тебе в квартиру, чтобы поговорить о мальчиках, мой мир рухнул. Я строила эту жизнь, верила, что смогу довести ее с Питером до конца. Знала, что не счастлива, но, как уже говорила, я не была и несчастна. Я и впрямь думала, что смогу прожить свою жизнь без тебя, и что у меня это получится. В тот вечер в твоей квартире я поняла, что живу во лжи. Я люблю тебя, хочу тебя, и моя жизнь с Питером закончилась.

Она посмотрела на меня.

– Уйдя, я спустилась к своей машине и заплакала. Через некоторое время испугалась, что ты можешь это заметить, поэтому проехала половину пути вокруг площади, снова припарковалась и закончила реветь. Потом вышла и прошлась по площади, чтобы подышать свежим воздухом. Я целую вечность просто смотрела на то, что, как мне казалось, было твоим окном, хорошо, что ты так и не выглянул.

– Я достаточно видел, чтобы понять, что ты не торопилась, прежде чем уехать в первый раз.

– В общем, я поняла, что мне нужно разобраться с концом моего брака с Питером и поговорить с тобой. Мне было так страшно, я понятия не имела, не присоединится ли к тебе в любой момент Хелена. Я спрашивала, но ты не ответил. Мысль о ней очень меня пугала. Я не имела права ожидать, что тебя буду волновать я, если ты отдал свою любовь кому-то еще.

– Теперь ты знаешь, что мы с ней расстались?

– Да, Ральф сказал, что это – твои слова, но это случилось гораздо позже. Он сказал, что ты сказал ему, что она – не Молли. Это дало мне надежду. Но, как бы то ни было, позволь рассказать все по порядку. Несколько дней я пыталась придумать, что делать, и поняла, что должна с тобой поговорить. Поэтому позвонила тебе и попросила пойти пообедать. Помнишь?

– Да. Ты сказала, что нам может понадобиться много времени.

– Да. Но когда мы были в ресторане, не знаю, я просто не смогла найти слов. Наверное, мне было слишком страшно просто отдаться на твою милость. И я поняла, что ресторан – не самое подходящее для этого место. Ты видел, какая я… видел меня сегодня днем… я бы не смогла сказать все это, выплакать столько, сколько выплакала, в общественном месте.

– Стриптиз бы прошел на ура, – заметил я.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

– У тебя всегда найдется забавный комментарий, меткое слово. Почему? Я знаю, что для тебя это столь же важно, как и для меня.

Я пожал плечами.

– Так мне легче справляться.

– Итак, я поняла, что мне надо следовать плану Б. Соблазнить тебя и, возможно, поговорить после секса, когда мы почувствуем нежность и расслабленность. Это всегда было у меня на уме, и отчасти поэтому я надела кое-что из нижнего белья Питера. Когда была в туалете в ресторане, я вдруг поняла, что мои стринги выглядят так глупо со всеми этими волосами, выпирающими в обе стороны. Разве ты не заметил, что я проскользнула в постель, когда ты не мог видеть, и сняла стринги в постели?

– И не позволила мне тебя полизать. Я помню.

– Это связано кое с чем еще. Объясню через минуту. Ты помог, когда предложил подвезти меня домой. Но я была полна решимости затащить тебя в постель.

– Это было довольно легко, учитывая состояние моего разума в тот день.

– Почему?

– Я сказал Пирсу Макбейну, когда он рассердился на меня за то, что я лег в постель с чужой женой, что у меня в голове – сумбур. Ты застала меня в своей столовой, неужели не понимаешь, какое это было для меня путешествие по дороге воспоминаний?

– О! Да. Я поняла, что ты имеешь в виду. Как бы то ни было, мы легли в постель, и я прятала свою волосатую киску. Но подумай о том, что мы делали. Что тебя поразило?

– Это был практически тот же поступок, что и у вас с Питером все эти годы назад.

– В принципе, да. На причины там были совершенно различные. Но я заставила нас вернуться к тому, чтобы ты был сверху, когда я кончала. Я просто хотела оказаться в твоих объятиях, когда буду кончать, как всегда было во всех моих фантазиях.

– А другие причины?

– Какая-то часть меня чувствовала вину за то, что я сознательно изменяю Питеру, ведь он – мой муж. Но если я буду делать не больше чем с ним в тот день, то, даже если бы он узнал, у него бы не было особых причин спорить. Не то чтобы он вообще должен был узнать. И я сказала, что это будет только один раз, так же как и с ним. Но было кое-что более важное. Этот секс был не очень хорош. Может, он и был важным, эмоциональным и все такое, но как акт он был довольно заурядным. Если бы дело дошло до обсуждения этого, я бы уже показала тебе, что случилось в той квартире в тот четверг. Я не знала, будет ли это важным, но нет ничего плохого в том, чтобы сделать это таким образом.

– И позже мы собирались обсудить какую-то версию этого разговора? Но Питер вернулся домой раньше?

– Да. Он был уверен, что все подстроил ты. Что я – маленькая бедная невинная девочка, которую ты соблазнил, чтобы добраться до него и нанести ущерб его браку. И ты, казалось, бросил меня, и просто набросился на Питера, что, кстати, было напрасно, он так и не понял твоей ссылки на Библию. Единственный, кто с этим разобрался, – Ральф. Я даже начала думать, не сделал ли ты это просто из мести и обрадовался, что объявился Питер. Это меня унизило, но не мне тебя винить. Потом Питер уехал в наш коттедж в Уэльсе, а я не знала, что и думать.

– Так, почему же ты пришла ко мне в офис?

– Потому что решила, что должна с тобой поговорить, хотя бы ради того, чтобы выяснить, не просто ли это месть для тебя. Но я пришла в твой кабинет, а там – Хелена. Я подумала, что вы с ней все еще вместе, что я зря трачу время, что не имею права…

Она сделала паузу, а затем продолжила:

– Я ждала внизу, на парковке. Видела, как ты целовал и обнимал ее, сажая в такси. Это выглядело любяще, но в языке тела было нечто неправильное. Я не знала, что и думать.

– А следующей остановкой была Майра и бал RNIB?

– Да. У нас все было расписано на несколько месяцев вперед. В тот день вернулся Питер и сказал, что хочет все уладить и простить меня. Я думаю, он полностью уговорил себя, обвинив тебя. Я не знала, что и думать. Он все еще хотел пойти на бал, но сказал, что мы сможем просто поужинать, если я захочу. Я бы выбрала бал, мне показалось, что там будет менее интимно, но согласилась с ним. Вечер обещал быть паршивым, но тут появился ты с другой красивой девушкой в объятиях, и это сделало все в десять раз хуже, чем я ожидала. И она сказала, что не намерена тебя отпускать. А она – намного моложе и красивее меня, и у нее есть полное право быть с тобой, а у меня – нет. В машине, когда мы ехали домой, я сломалась и разрыдалась. Старалась делать это тихо, надеясь, что Питер ничего не заметит, но он, конечно же, заметил. И вот начались последние споры. К концу выходных он переехал в спортзал и игровую комнату, и мы оказались там, где мы есть.

– Так, почему же ты не пришла ко мне?

– Думаю, я впала в истерику или перенервничала сверх меры. Думаю, Ральф понял это и подумал, что я могу что-то сказать, если ему удастся собрать нас вместе на Пасху, особенно если он сможет устроить это на нашу годовщину. Сьюзен была категорически против, но не скрывала, что хочет, чтобы я помирилась с Питером. Однако Ральф был настроен решительно. Я просто не знала, как мне быть с тобой. У тебя что-то было с той девушкой на балу, возможно, ты собирался построить с ней новую жизнь, и имел на это полное право. У нас была та замечательная пара часов с мальчиками. Если в твоем мозгу в ту пятницу днем в моем доме царил сумбур, то и в моем тем вечером царил он же. А потом ты опять ткнул мне в лицо моей изменой. Ни с того ни с сего напомнил, что это я была шлюхой. Я не выдержала и сбежала.

– А потом позвонила мне, когда я был в такси и сразу после того, как я поужинал с Майрой. Потом ты поймала меня на том, что я, судя по всему, уехал с ней на тайное свидание на выходные.

– Ты упускаешь из виду, что в пасхальную субботу ты повел ее в театр.

– О, да. Кстати, а кто тебе рассказал?

– Питер. Во вторник после Пасхи. Полагаю, ему было приятно сказать мне об этом. Но думаю, что Сьюзен тоже знала, только не знаю, откуда.

– Ты все еще общаешься с Питером?

– Ну, он же живет в одном со мной доме, так что, не общаться с ним трудно. Но нет, не совсем. Мне его жаль, он выглядит таким потерянным, но я ничего не могу поделать.

Мне не следовало спрашивать, потому что я не хотел говорить о Питере, поэтому я опять переключился на Майру.

– Мы с Майрой просто хорошие друзья. Хорошие коллеги и хорошие друзья.

– Так и Ральф мне сказал. Я не уверена, что смогу выдержать конкуренцию с ней.

Это слово, «конкуренция», зазвенело у меня в ушах. Может быть, я глуп, туп, медленно соображаю, но только сейчас я увидел логическое завершение этого разговора. Она думает о том, что может меня вернуть, что примирение возможно.

– И что теперь? – спросил я.

Она посмотрела на меня, рыская глазами по моему лицу.

– В своих мечтах я так часто фантазировала об этом разговоре. Отрепетировала столько версий его. Но все они заканчиваются тем, что ты обнимаешь меня, целуешь, и мы вместе идем в будущее. Я люблю тебя, Крис. Ты – единственный мужчина, которого я когда-либо любила…

Она сделала паузу, видимо, чтобы я мог заключить ее в свои объятия. Я этого не сделал.

– …Теперь, в реальности, я понимаю, что это не так-то просто. Но есть ли способ? Я знаю, что чувствую к тебе. А что чувствуешь ко мне ты? Можешь ли ты меня простить? Сможешь ли снова научиться любить меня? Я готова на все, на все, лишь бы мне дали второй шанс. Пожалуйста, мой дорогой Крис, не отворачивайся от меня… Пожалуйста, не уходи… не сейчас, не в этот раз, – по ее щекам катились слезы.

Я покачал головой.

– Это не так-то просто. Ты не любишь меня, того меня, кто я есть сейчас. Ты влюблена в того меня, каким я был раньше, все эти годы назад. Сейчас же ты меня не знаешь. Не знаешь, что я делал, что чувствовала, насколько изменился…

Она вздохнула, это было не то, что она хотела услышать.

– А я? Что ты чувствуешь ко мне?

– Не знаю. Я слышал эту историю, но не знаю, все ли понял. Уверен, у меня сотни вопросов. Если тебя это утешит, я тебе верю.

– Но что ты чувствуешь по отношению ко мне?

– Я знаю, что очень тебя любил. Ты была моей жизнью, моим стимулом для жизни, если это не слишком банальная фраза. И знаю, что все еще мечтаю вернуть то, что когда-то было у нас. Но не знаю, мечтаю ли я о том, чтобы вернуть это вместе с тобой. Я даже не думал, что это возможно.

Между нами повисло долгое молчание. В конце концов, я встал, наклонился и нежно поцеловал ее в щеку.

– Прости, – и вышел.

Мама, Лен и Ральф были в саду перед домом. Тачка была там же, но подозреваю, что они попросту ждали, а не занимались садоводством.

– Мама! Завтра - вторник, мне нужно работать, но как насчет того, чтобы завтра вечером пригласить вас с Леном поужинать. Куда-нибудь в хорошее место, я угощаю.

Она полностью проигнорировала мой вопрос.

– Как все прошло? Ты же знаешь, мы все здесь ради тебя. Мы желаем тебе всего хорошего.

– Не думаю, что мне есть что сказать. Наверное, приятно знать, но все это слишком поздно, слишком давно.

– Не торопись. Подумай, – она сжала мою руку.

Вперед шагнул Ральф.

– Мне нужно с тобой поговорить, Крис. Не сейчас, уверен, тебе и так досталось, но вскоре. Есть нечто, что я должен тебе сказать, то, о чем не знает Молли. То, что может изменить твое мышление.

Я попытался улыбнуться, но улыбки не вышло.

– Не уверен, что это то, о чем я думаю, то, что я чувствую, то, какой я сейчас.

Наступила тишина. Мама сжимала мою руку. Тут вмешался Лен:

– Я думаю, что пойти поужинать завтра вечером – это замечательно. Мы в восторге, правда, дорогая?

Мама смутно поняла, что он обращается к ней.

– О! Что? Да. Да, конечно.

– Давай я заеду за тобой, скажем, в семь тридцать. Столик закажу на восемь. Ты поместишься на заднем сиденье моей машины, Лен?

– Еще бы. С нетерпением ждал возможности прокатиться в ней, с тех пор как ее увидел.

Ральф не сдавался.

– Если ты забираешь их в семь тридцать, почему бы не приехать в семь? У нас будет полчаса.

Я посмотрел на него.

– Ты сказал, что есть то, о чем не знает Молли. Мне это не нравится. В твоей семье есть секреты, Ральф? Если ты что-то рассказываешь мне, сначала убедись, что об этом знает Молли. На этот месяц с меня достаточно секретов, спасибо.

Он повесил голову и выглядел обеспокоенным.

– Не знаю, как ей сказать, но ты прав. Обещаю, что увижусь с ней к тому времени.

– Хорошо. Тогда завтра вечером. – И тут я вдруг подумал о Джейми и Бене. – Я не видел мальчиков. Где они?

На этот раз Ральф улыбнулся.

– Здесь их нет. Я немного предусмотрел события. Они – с внучкой Эммы Таннер. Только ей восемнадцать, и я подкупил ее и ее парня билетами на тот фильм, что хотели они. Они еще не вернулись и думаю, что они наслаждаются. Однако я рад, что ты думаешь о них.

Садясь в машину, я понял, что, несмотря на все ее слова и желания, Молли не обвинила меня в плохом отношении к мальчикам за последние несколько лет и не попыталась шантажировать меня ими, чтобы вернуть. Я улыбнулся: это – прежняя Молли. Она никогда не использовала мальчиков в качестве оружия, что бы ни случалось между нами. За это я ее любил.