Я покинул Фрэнсис и отель «Ройял Кресент» в состоянии глубокой депрессии. Думал, что теперь, когда развод уже позади, мы сможем без проблем дойти и до романтического предложения друг другу. Но, похоже, пока что нет. Мне требуется еще несколько недель, чтобы окончательно развеять сомнения и страхи, но я к этому близок. Но, один праздный разговор с Молли о том, как она видит свое будущее, – и мои планы и мечты взлетели на воздух.

По дороге домой из Бата я стал думать, что, возможно, пришло время начать работать над тем, чтобы завязать с Молли дружбу на всю жизнь и осторожно отказаться от ее надежд на замужество. Эта мысль была грустной, и даже два бокала Балвени дома не смогли скрыть ее грусти.

На следующее утро я был настроен более оптимистично. Решил ничего Молли не говорить, пока все не обдумаю. Но для этого мне требовался друг, с которым можно посоветоваться. Я не мог поговорить ни с кем во «Фрэнксе» или в ITI: речь шла о том, уходить ли управляющему директору в отставку или нет. Не мог поговорить с Ральфом – это было бы нечестно по отношению к нему, да и в любом случае он был бы необъективен. Я страдал от того, что Кит Уолтерс сейчас в Сан-Диего, и даже подумывал о том, чтобы слетать к нему на длинные выходные. Мама не годится, вариантом мог бы быть Лен, но они оба – в Австралии, а мне нужен разговор с глазу на глаз. И тут меня вдруг осенило: пора обратиться к старшему брату. Теперь, когда я знаю, с кем могу поговорить, к тому времени, как добрался до офиса, я был в довольно приподнятом настроении.

Достаточно приподнятом, чтобы немного повеселиться с Кэрол, встретившей меня вопросом:

– Как прошел ужин?

– Отлично, – с честным лицом ответил я. – Фрэнсис – приятная женщина. Я всегда общаюсь с ней с наслаждением.

Кэрол выглядела слегка озадаченной.

– О чем же вы говорили?

– Ну, знаешь. О том, о сем. Довольно много о том, как она живет, будучи замужем за Стариком.

Кэрол стала выглядеть возмущенной, и все, что она сказала, это:

– О.

Я выдержал паузу, а потом сказал:

– Кэрол, я хочу обсудить с братом некоторые семейные дела. Есть идеи, как мне оказаться на выходные в Ньюкасле?

– Нет. Но я об этом подумаю.

Так мы и просидели до самого обеда, когда к моему столу подошла Кэрол.

– У меня есть одна идея, как доставить вас в Ньюкасл. На прошлой неделе Джон Уилер хотел, чтобы вы поехали в Эдинбург, чтобы встретиться там с каким-то новым клиентом. Я ему сказала, что только ради одного клиента вы не можете потратить целый день, чтобы слетать в Шотландию. Но только что позвонила ему, и, судя по всему, момент уже упущен. Думаю, в этом деле вы – сами по себе.

– Ок. Я позвоню Брайану и, может быть, просто слетаю туда на день в выходные.

– Это – дело семейное? Это ведь не из-за вашего ужина с миссис Паркинсон? Думаю, она немного говорила о семье. – Кэрол улыбнулась, посмотрела с надеждой и подождала.

– Нет, это связано с тем, о чем я хочу поговорить с Брайаном, о планах на будущее и все такое, – невозмутимо заверил ее я.

Этого ей хватило до тех пор, пока не пришло время идти домой, когда она пришла и села за мой стол.

– Ладно. Вы выиграли. Я знаю, что вы все знаете. И я не сказала вам вчера.

– Что? Что вы с Фрэнсис Паркинсон – двоюродные сестры? Я думал, ты не хочешь, чтобы об этом говорили в офисе. – Я посмотрел на нее.

Внезапно она рассмеялась.

– Я это заслужила. Если бы пила виски, то назвала бы вас чертовым ублюдком.

Тут рассмеялся уже я.

Когда она вышла из моего кабинета, я позвонил Брайану. Ответила Мораг и позвала к телефону моего брата.

– Вижу, ты уже дома. А я все еще в офисе, – начал я.

– Так тебе и надо. Ты зарабатываешь больше меня, так что, это правильно, что тебе приходится ради этого работать, – быстро ответил он.

Я помолчал и уже собирался спросить, не могу ли к нему заехать, как он просто спросил:

– Как дела? У вас с Молли? Я получаю информацию от мамы из вторых рук, так что, полагаю, вы все еще общаетесь. Она уже развелась с этим ублюдком?

– Да, пару недель назад. Но именно поэтому я и звоню. Думаю, мне нужен братский совет. Я хотел спросить, не смогу ли навестить тебя в эти выходные?

– Всегда пожалуйста, Уисс. Чего ты хочешь, а то я слегка напрягся насчет возможных вопросов?

– Нет, все гораздо глубже. У тебя ведь нет никаких идей для оправдания? Что-нибудь, что я мог бы сказать Молли ради ее разрешения мне уехать к тебе.

Пару минут на другом конце линии царило молчание. Затем:

– Ты бы мог приехать сюда в разумное время в пятницу вечером?

– Наверное, где-то к семи. Могу выехать пораньше и успеть на поздний вечерний рейс.

– Тогда я смогу пригласить тебя на ужин в качестве гостя. А Молли скажи, что спасаешь меня, ибо мой первоначальный приглашенный меня подвел, и мне нужен кто-то, кто имеет опыт ведения международного бизнеса, чтобы поговорить с некоторыми студентами. Как тебе такой вариант? И это – почти правда, поскольку ты получишь ужин в общежитии и должен будешь поговорить с кучей студентов. Но разве ты не можешь сказать ей правду, поскольку в долгосрочной перспективе это, как правило, лучший план?

– Постараюсь. Но за запасной вариант спасибо. Где мне тебя искать?

– В аэропорту, в зале прилета.

– Спасибо, Брайан.

***

Когда я вернулся домой, меня ждала Молли. Она слегка насторожилась, когда я сказал:

– Пойдем, поедим, – но ничего не сказала. Ну, только когда перед нами появилось вино. – Так, что ты хочешь мне сказать или спросить?

– Сегодня разговаривал с Брайаном. Он пригласил меня на вечер пятницы. Я подумал, что вернусь в субботу поздно вечером. Так что, скорее всего, в выходные у нас ничего не будет.

– Ладно. Хочешь, отвезу тебя в аэропорт?

– Нет. Поеду на своей машине. – Я посмотрел на нее. – Постараюсь загладить свою вину в воскресенье. Давай сделаем что-нибудь вместе с мальчиками.

– Хорошо. Просто покатаемся на велосипеде, если погода будет хорошей.

– Ты не выглядишь слишком обеспокоенной.

Она посмотрела на меня.

– Крис, тебя что-то беспокоит. Если разговор с Брайаном поможет, то и отлично. Очевидно, это что-то, чем ты не можешь поделиться со мной, и это нормально. Вероятно, я стану относиться к этому довольно предвзято.

– Так и есть, – сказал я и сжал ее руку. – Спасибо. – И вдруг почувствовал себя ошеломленным ее пониманием и терпимостью и вынужден был сказать:

– Я и впрямь люблю тебя.

Она лишь улыбнулась.

***

В среду Кэрол заказала мне билеты в Ньюкасл, и я отправил Брайану электронное письмо с указанием времени. Он быстро ответил, посоветовав мне взять с собой туристические ботинки и предложил, чтобы в субботу, пока будем разговаривать, мы немного погуляли по стене Адриана. Так мы и поступили.

Было типично холодное и очень мокрое субботнее утро конца ноября. Дождь был довольно мелким с точки зрения осадков, но шел при сильном западном ветре. Такой дождь поначалу кажется не таким уж плохим, но проникает сквозь всю одежду, кроме самой непромокаемой, и заставляет дрожать и мокнуть.

– Ладно, Брайан. Я не вполне понимаю, что ты пытаешься доказать, за исключением того, что на этой планете есть несколько довольно наглядных примеров Ада, и это – один из них.

– Прости, Уисс, спланировать погоду я не мог. Просто подумал, что немного свежего воздуха и физических упражнений в тени Стены помогут тебе собраться с мыслями.

Я посмотрел на Стену сквозь серую туманную погоду. В этой мини-Великой Китайской стене, протянувшейся над мрачными болотами и холмами, насколько хватало глаз, есть что-то внушающее благоговение. В тени того, что стоит здесь с тех пор, как почти две тысячи лет назад ее построили римляне, трудно слишком расстраиваться из-за проблем повседневной жизни.

Пока мы шли, Брайан подвел итог тому, что я рассказал о своих проблемах вчера вечером. И спросил:

– Тебе не кажется, что у Молли есть право сказать, будет ли она рада последовать за тобой, куда бы ни послала тебя твоя компания?

– Нет. Потому что я точно знаю, что она ответит. Она скажет, что мы справимся. Что со мной она будет счастливее, чем без. А я не верю, что семья может быть счастлива, если в ее основе – мать, которая, по сути, несчастна. И, кроме того, я ее люблю и хочу, чтобы она была счастлива.

Некоторое время Брайан не отвечал, просто шел чуть впереди.

– Ладно. Похоже, ты смирился с тем, что тебе придется сменить работу, если хочешь будущего с Молли. Это что, так ужасно?

– Само по себе? Нет. ITI платит мне фантастически хорошо. У меня шестизначная зарплата, и первая цифра – не единица. И ты хоть представляешь, какой корпоративный бонус был у меня в прошлом году? Чуть меньше полумиллиона. Мне это нравится, это – очень наглядный способ показать, что я хорошо справляюсь со своей работой и являюсь членом отличной команды.

– Черт возьми, Уисс! – Брайан сделал паузу и встал прямо, глядя на меня. – Ты хоть представляешь, сколько зарабатываю я? Даже не десятую часть этого. – Но потом улыбнулся. – Молодец. Но во время обеда за пиво точно придется платить тебе, – и Брайан опять принялся за дело.

– Итак, все дело в деньгах. Сколько ты готов потерять, чтобы заполучить Молли?

– Это – дерьмовые слова, Брайан. Ты знаешь меня. Я не говорю, что мне не нравятся деньги, да и было бы здорово использовать их, чтобы купить Молли и мальчикам хорошее будущее, но нет, дело не в деньгах.

– Тогда в чем же? Скажи, Уисс. Что такого особенного в этой работе?

И я рассказал. О том, насколько мне нравятся вызовы, которые всегда ставит передо мной ITI. О том, как нравится работать на Старика. О том, что мне нравится думать о мире как о деревне, где место жительства и гражданство не имеют значения. И даже о том, что мне нравится каждые несколько лет переходить на что-то новое.

Брайан слушал, но почти ничего не говорил. А дождь все усиливался, и мы оба просто брели вперед. Время от времени Брайан задавал очередной вопрос о работе в ITI, но просто загружал свой мозг всеми фактами.

В конце концов, мы добрались до обеда, спустились с высоты стены к дороге и зашли в паб, внутри было тепло и сухо. Да, в мире есть уют и тепло, просто я уже потерял всякую надежду обрести их снова.

Когда закончили есть, и я заказал вторую кружку пива, Брайан посмотрел на меня.

– Не понимаю, в чем, собственно, проблема. Ты хочешь опять связать свою жизнь с Молли. И знаешь, что это – единственное, что сделает тебя по-настоящему счастливым, или должно сделать после тех несчастных лет, что ты провел без нее. Знаешь, что она будет счастлива до тех пор, пока у тебя есть твоя нынешняя работа, а ты полагаешь, что это продлится еще три или четыре года, как минимум.

Я улыбнулся.

– Теперь, когда ты так говоришь, ты прав, ситуация не срочная. Завтра не случится ничего страшного.

– Что бы ты сделал, если бы тебе пришлось покинуть ITI? – спросил он.

Я размышлял над этим вопросом довольно долго, как минимум, половину своей кружки.

– Точно не знаю. Мне нравится идея создать собственную компанию и заниматься своими делами. Но не уверен, что захочу вложить все свои деньги в такое рискованное дело как старт-ап, даже если во главе буду я… не сейчас, когда у меня есть обязанности по отношению к мальчикам… И, что еще важнее, я не могу представить, чем это может обернуться. Кроме консалтинга, я не могу представить, чем может заниматься компания, которую бы я мог создать.

– Ну, ты считаешь, что у тебя есть как минимум три года до того, как возникнет проблема, а если повезет, то и никогда не возникнет. Три года, чтобы решить, чем бы ты хотел заняться. – Брайан отпил немного из своей кружки, но не сводил с меня глаз. – Не понимаю. Проблема не такая уж и большая, и ты более чем способен разобраться с ней сам. Тебе не требовалось лететь сюда, чтобы поговорить со мной только об этом.

– О, не знаю, Брайан. Просто я так хочу, чтобы на этот раз все было правильно. Не думаю, что смогу выдержать, если все опять рухнет, и чертовски уверен, что и Молли не выдержит. Нервы, наверное.

И снова инквизиторские глаза Брайана пронзают меня насквозь.

– Нервы? Да. И?

– И что? – спросил я, внезапно запутавшись в этом разговоре.

– И еще кое-что. Думаю, ты даже сам не знаешь, что именно. Но тебя сдерживает что-то еще. И поэтому ты делаешь из мухи слона, пытаясь найти объяснение самому себе. Но есть еще кое-что, чтобы объяснить это себе. Есть что-то еще.

– Нет, ничего нет. Просто хочу быть уверенным, вот и все.

– Уисс, я знаю тебя всю твою жизнь и почти всю свою. Я был твоим шафером, когда ты впервые женился. Ты – самый сильный и уверенный в себе мужчина из всех, кого я знаю. В тот первый раз в тебе не было ни проблеска сомнения. Теперь же ты боишься и сомневаешься. Думаю, именно поэтому ты прилетел сюда, чтобы повидаться со мной, а сам даже не знаешь, в чем вопрос, поэтому и не можешь его задать.

– А ты несешь самую запутанную чушь на свете. Вот что бывает, когда читаешь слишком много поэзии, – улыбнулся я.

Брайан улыбнулся победной улыбкой.

– Итак, теперь, когда ты решил проблему с карьерой, ты готов вернуться к тому, чтобы сделать предложение. Я могу рассчитывать на объявление о помолвке к завтрашнему вечеру?

И тут он меня раскусил!

– Ну, насчет этого не знаю… И вообще, тебе не кажется, что Молли должна узнать об этом первой?

Он улыбнулся и дипломатично ответил:

– Конечно. Прости. Пойдем обратно пешком. На этот раз ветер будет попутным.

Братья, они чертовски умны! Я горжусь тем, что уверен в себе, быстро соображаю и понимаю себя и других людей. На самом деле я не знаю, так ли это, но мне нравится думать, что так оно и есть. Но сейчас я чувствовал себя так, как, должно быть, чувствовал себя Шерлок Холмс по отношению к своему старшему брату Майкрофту. Каким бы хорошим он ни считал себя, он знал, что Майкрофт лучше.

Когда я сидел в самолете, возвращавшемся в Бристоль в тот субботний вечер, замечание Брайана о том, что есть что-то еще, не давало мне покоя. Что-то есть, вот только если бы я знал, что.

***

В воскресенье кататься на велосипеде мне не хотелось – прогулка по короткой части Адриановой стены дала достаточно физической нагрузки для одного уик-энда. Вместо этого я пригласил Молли и мальчиков на обед, а после обеда – в кино. Признаюсь, просмотр фильма был моей идеей, что позволило Молли перестать смотреть на меня испытующим взглядом, как она делала весь обед.

Мы вернулись в дом Ральфа, прежде чем ее вежливое молчание по этому вопросу было нарушено.

– Значит, Брайан не помог?

– Вообще-то, помог. Я очень переживал, что не смогу предложить тебе то будущее, которого ты заслуживаешь, что сделаю тебя несчастной. А я не мог этого вынести.

– Это – чепуха. Только ты можешь предложить мне будущее, которое сделает меня счастливой. Просто ты слишком много беспокоишься или что-то в этом роде.

– Нет, это не так… – и я рассказал ей о своих переживаниях по поводу требований ITI. И, как и ожидалось, она пообещала, что будет счастлива в любой точке мира, что мы справимся. Но затем я нарисовал ту же картину, что и Фрэнсис Паркинсон, – верная жена, прощающаяся с детьми в аэропорту и возвращающуюся в пустую квартиру. В этот момент Молли заколебалась и менее убедительно сказала, что мы с этим справимся. И я понял, что прав.

Чувство, что я прав, подбадривало меня, и я мог изображать из себя очень позитивного человека. Но в глубине души меня не покидало сомнение… беспокойство Брайана по поводу того, что у меня есть глубокие сомнения, стало на один размер больше.

График наших встреч по вечерам вторника и четверга сильно разладился. Теперь мы виделись часто, но на гораздо более гибкой основе. И она, кажется, не расстроилась, когда я сказал, что в четверг вечером меня не будет, что я должен быть в Лондоне с ночевкой. Но пообещал загладить свою вину, пообещав вместо этого сводить ее куда-нибудь в пятницу, более того, попросил ее забронировать что-нибудь, что бы она ни пожелала, и я там буду.

***

В понедельник Кэрол спросила, как дела, и когда я сказал, что меня сдерживает какая-то неведомая сила, ее диагноз был прост – это нервы. Простой страх шагнуть в неизвестность. И ее решением было принять немного для храбрости, устроить ужин при свечах в прекрасном ресторане и просто набраться смелости и задать вопрос. И в кои-то веки я понял, что мудрый совет Кэрол – абсолютное дерьмо!

В четверг моей главной задачей было добиться утверждения Пирса на должность директора по исследованиям. Прошло уже более двух месяцев, с тех пор как я впервые предложил это Пирсу, и все бюрократические препоны, которые можно было поставить на пути, были поставлены. Я получил согласие Старика в течение пары недель, но в компании существует практика, согласно которой назначения в Совет директоров производились только после того, как кандидат встречался со всеми членами Совета директоров Группы, а организовать это сразу просто невозможно. Сегодня с утра у нас были назначены встречи с двумя последними директорами Группы. После этого у меня был запланирован обед со старым клиентом, а затем я должен был принять участие в большой презентации для важного потенциального клиента, а после пригласить его на ужин.

День прошел хорошо, и к десяти часам я вернулся в отель и отправился в бар. Я сидел на барном стуле, потягивал свой второй виски и пытался провести психоанализ на предмет того, что помешало мне сделать предложение девушке, которая, как я знаю, является большой любовью всей моей жизни, когда почувствовал, что рядом со мной кто-то стоит.

– Надеюсь, это не смешанное зерно, – сказал знакомый голос с шотландским акцентом, и на соседний стул сел Пирс.

Я проигнорировал его замечание и задал вопрос:

– Что ты здесь делаешь?

– Сегодня днем я был на семинаре, а завтра возвращаюсь туда же. Но я только что вернулся с ужина с Фрейзером. Будешь еще? Что это?

Я кивнул.

– Балвени, поскольку дома я пью одно из лучших, решил попробовать стандартное.

– Не буду спорить, – сказал он и попросил у бармена еще два «Балвени».

Мы сидели в тишине, пока не подали напитки, и после первого же глотка Пирс оглядел меня.

– Ты выглядишь так, словно глубоко задумался и не особенно счастлив.

Я слабо улыбнулся.

– Размышлял над одним из вопросов моей жизни. Почему я не могу сделать предложение руки и сердца великой любви всей моей жизни?

Пирс не ответил, просто потягивал свой напиток. Через некоторое время он спросил:

– Однажды ты сказал, что обнаружил, будто то, что было важным на прошлой неделе, не важно на этой, и наоборот. Может, есть какой-то аспект истории, который прошел мимо тебя?

Я глянул на него.

– Нет. Я так не думаю. Мне кажется, я задал все вопросы, обдумал все ответы, и в этой истории у меня нет никаких неизвестных.

– Но ты ее простил?

Я снова улыбнулся.

– Ты скажи мне, что это значит, и я скажу тебе, сделал ли это. Прости, но я никогда не смогу простить ее за то, что она мне изменила, а потом позволила терпеть всю эту боль, когда она ушла и вышла замуж за Питера. Но понимаю ли я это? Да. Думаю ли я, что это когда-нибудь повторится? Нет. Могу ли я с этим жить? Могу ли оставить это в прошлом? Думаю, что да. Это случилось, и нет смысла корить себя за это, да и ее тоже, – пожал я плечами.

– Может, это – просто вопрос времени.

– После исповеди прошло уже шесть месяцев. И все, включая меня, ожидают ответа. И не думаю, что есть какая-то причина, по которой я не должен быть в состоянии дать его. Но что-то внутри меня…

Пирс задумчиво посмотрел на меня, а потом неуверенно сказал:

– Может, тебе показалось, что у нее был довольно легкий период, и ты ее за это осуждаешь? За последние несколько месяцев она признала, что крупно облажалась. Ну, то есть, что на самом деле облажалась, разрушив свою жизнь и причинив много вреда всем, кто ее окружает. И я включаю в это число Питера, которому следовало бы сразу сказать, чтобы он отвалил и занялся своим ремеслом с кем-нибудь, кто способен принять его мораль и отношение. И вот теперь она разведена, живет в комфорте с дедушкой своих детей, а мужчина, которого она на самом деле любит, готов сделать ей предложение. Я уверен, что ей было нелегко, у вас обоих наверняка были тяжелые времена, но в целом ей почти все сошло с рук. Ты считаешь, что она не заслужила своего искупления?

– Довольно циничный взгляд на вещи. Она страдала, страдала как в аду.

Я повернулся и посмотрел на него, обдумывая его вопрос. Ответа я не знал. Потом улыбнулся.

– Но если принесешь мне еще один Балвени, я тебя прощу.

Пирс улыбнулся.

– Если не хочешь мне подсказать, в чем дело, я не смогу дать тебе совета, как решить проблему. – И он дал знак бармену подать еще две порции.

Посмотрел на меня и спросил:

– Неужели в глубине души ты боишься, что она может сделать это еще раз? Что если однажды она поскользнулась, что помешает ей сделать это опять?

Я обдумал это, сделав глоток-другой.

– Я так не думаю.

Пирс принял мой ответ, но, вероятно, заметил нерешительность.

– Человек – в некоторых отношениях довольно глупое животное. Он не учится на опыте. Достаточно взглянуть на историю, чтобы это понять: одни и те же чертовы ошибки повторяются раз за разом. – Он сделал паузу и отпил виски. – Но это не совсем так. Человек не учится на чужом опыте. Он… или, в данном случае, она… учится на собственном опыте. Молли совершила ошибку. И из-за нее разрушила свою жизнь и жизнь всех остальных. Она узнала, что приятные друзья-джентльмены, которые общаются с вами, могут вызвать хаос. Больше она так не поступит, Крис.

– Знаю. Просто интересно, чувствую ли я это? – Я допил виски. – Может быть.

После этого мы выпили еще по одной, прежде чем отправиться спать.

***

Следующие несколько дней жизнь шла как обычно. Молли не задавала вопросов, но я не раз ловил ее на том, что она просто смотрит на меня. Она ничего не заказывала на пятницу, но на следующую пятницу заказала два билета в театр, потому что ей больше нравилась пьеса на следующей неделе.

В воскресенье после обеда я уже выходил из дома Ральфа, когда Ральф остановил меня у парадной двери. Он просто посмотрел на меня.

– Пора выпить хереса, – улыбнулся он, и я последовал за ним в его сарай.

– Как продвигается твой развод? – спросил я.

– Думаю, мы наконец-то пришли к согласию. Думаю, сможем назначить слушания на январь. Это была война на истощение, и в конце концов, ей пришлось уступить. Я получу то, что хотел, просто куплю ей страховку, и она исчезнет из моей жизни, а я смогу наслаждаться своей пенсией. Хочу выставить дом на продажу после Рождества.

– А Молли знает? Я должен с ней поговорить о том, чтобы ей было где жить.

– Спешить некуда. – Он сделал паузу и некоторое время смотрел на меня. – Но ты должен с ней поговорить. Очевидно, есть какая-то проблема, а ты не говоришь о ней с Молли. Она не имеет ни малейшего представления о том, что творится у тебя в голове.

– Отсюда и херес, – с улыбкой сказал я. – О, я не знаю, в чем проблема. Если бы знал, то решил бы ее.

Наступило долгое молчание, пока мы потягивали херес, затем Ральф сказал:

– Знаешь, что бы меня действительно задевало, будь я на твоем месте?

Я поднял глаза, гадая, что он собирается сказать, и он продолжил:

– Во-первых, я не знаю, смог ли бы я простить жену, которая мне изменила. И хотя она – моя дочь, и я прощу ей все что угодно, это именно то, что она сделала с тобой.

Он сделал паузу и посмотрел на меня, но я никак не отреагировал, и он продолжил:

– А во-вторых, то, что четыре года она занималась сексом с другим мужчиной. Вот это и впрямь могло бы вызвать у меня кошмары.

Он подождал, и мне пришлось ответить:

– У меня нет проблем с тем, что она делала в браке с Питером. У меня есть проблемы с тем, что она на самом деле вышла за него замуж, но с этим я смирился. А выйдя замуж, она делала то, что должна делать любая жена.

– А первая проблема? Думаешь, она опять оступится?

– Нет, ни в коей мере. Но где-то там, в глубине, я думаю, до сих пор живет какая-то моя глупая обида. Но я знаю, что произошло, и это почти оправдано. Не совсем, но почти. И, конечно, я должен быть в состоянии простить ей то, что случилось пять лет назад?

Ральф осушил остатки своего хереса.

– Поговори с Молли. Переложи все это на ее плечи. Это она втянула тебя в эту кашу, и только ей вытаскивать тебя из нее.

Я смотрел на него и думал: что она может сделать такого, чего не могу я? Я сделал последний глоток хереса.

– Может быть, – был мой единственный ответ.

***

Но во вторник вечером Молли очень сильно надавила на меня. Это случилось после ужина в моей квартире, и мы оба сидели на диване, полагаю, мы только начали неуверенно переходить к неглиже и продвигаться к спальне. Во всяком случае, я думал сделать именно это. Но тут Молли сказала:

– В воскресенье днем ты говорил с Ральфом. О чем? О том, что тебя беспокоит? Поговори со мной, Крис.

Я уставился на нее, я видел женщину, которую люблю, которую хочу, и все же…

– Не знаю, что меня беспокоит, но хотел бы знать. Я люблю тебя, Молли. Люблю очень сильно. Но, не знаю, может быть, это – просто моя глупая гордость. Может, я не могу пережить то, что ты сделала. Не знаю, просто не знаю, – от отчаяния мой голос повысился.

– Но я уже сказала, что прошу прощения. Я знаю, что причинила тебе очень сильную боль. Но мне жаль, очень жаль, – на ее глаза навернулись слезы. – Не знаю, что еще делать. Я все объяснила. Нет никаких секретов. Что ты хочешь, чтобы я сделала, Крис? Скажи, что я должна делать?

Я немного успокоился.

– Просто не знаю.

Молли вытерла глаза.

– Давай сходим, повидаемся с Хизер. Пожалуйста, Крис, пойдем вместе.

Внезапно с новой силой накатил гнев.

– Ты изменила мне, Молли. Ты мне изменила. И это – твой ответ? Попросить прощения и провести пару часов с чертовым психологом? Трахаться с тем, кто тебе нравится, а потом просто попросить прощения? – И тут у меня потекли слезы.

Я отвернулся от нее и почувствовал, что мне хочется свернуться в клубок. Молли обняла меня.

– Я знаю. Знаю. Я не так сильно виню себя, как раньше, за то, что случилось в тот день. Но знаю, что бы Питер ни сделал, я должна была это заметить и остановить его.

Откуда-то из глубины меня вырвалась фраза, которую она произнесла шесть месяцев назад, и она зазвучала со всхлипом:

– Ты сказала, что хочешь его. Что ты хочешь, чтобы он был внутри тебя. Что я забыт. Я любил тебя, Молли, а ты меня забыла. – Теперь слезы текли легко. – Ты забыла меня.

Я почувствовал, как от ее слез намокла рубашка:

– Я знаю. Мне так жаль. Я никогда, никогда не забуду тебя еще раз, ни на минуту. Клянусь. Я докажу тебе это. Не знаю, как, но докажу.

Некоторое время мы сидели молча, пока оба не стали готовы вытереть глаза.

Я посмотрел на Молли, и она сказала:

– Я серьезно, я найду способ доказать тебе, что никогда больше тебя не забуду. Еще не знаю, как, но способ найду.

– Я не думаю, что есть такой способ. Это – просто то, к чему мне придется привыкнуть, – сказал я. – Другие парни справляются с подобным, думаю, справлюсь и я.

– Нет, возможно, мне нужно сделать что-то, чтобы показать свою печаль и приверженность, это – мое отпущение грехов. Мое искупление, – Она сделала паузу. – Ты простишь меня, если я не приду в четверг вечером, пока не придумаю, что делать? Нет смысла просто сидеть и смотреть друг на друга, когда над нами висит это.

Теперь забеспокоился я.

– Мы ведь еще не в конце, нет?

Она улыбнулась.

– О! Надеюсь, что нет. Не отказывайся от меня, только не после того, как мы зашли так далеко.

– Ну, на пятницу у нас – билеты в театр. Давай ими воспользуемся. А в субботу у нас – ежегодные танцы в Группе, ты обещала пойти на них со мной.

Она нахмурилась.

– Знаю, что обещала. Но ты все еще уверен, что хочешь, чтобы я была там? В прошлом году я была женой Питера, именно ею меня там знают. Что они подумают о тебе, если ты появишься с бывшей женой одного из их коллег?

– Я хочу, чтобы ты была там, – сказал я и попытался улыбнуться. Я знал, что она боится показаться всем на глаза, но чувствовал, что когда-нибудь это необходимо сделать.

***

Я продержался до конца недели. Кэрол чувствовала, что что-то не так, но хранила благоразумное молчание. Майра в эти дни чаще бывала в Лондоне, чем в наших офисах, поскольку начала завершать передачу систем ITI. А Пирса я вообще не видел.

Пятница была напряженной, и я опоздал. Я позвонил и предупредил Молли, и она ждала меня у моей квартиры, когда в конце концов я добрался туда.

– Сейчас нет времени на еду, поужинаем после концерта. Давай просто поедем.

Ночь была отвратительной, темной и сырой. Дождь – довольно слабым, но он шел уже несколько часов, и все вокруг было мокрым, блестящим и отвратительным. Конечно, в сырую ночь все ездят на машинах. Так что, припарковаться было негде, и я ездил вокруг да около, все дальше и дальше удаляясь от театра. Потом возвращался на лучшую парковку и начинал тур заново. Я дошел до той нервной стадии, когда все, что имеет значение, – это припарковаться и добраться до театра до того, как поднимут занавес. В конце концов, я нашел место для парковки на улице. До театра – десять минут ходьбы, а занавес поднимается через пятнадцать минут.

Я торопил Молли, мы оба прятались под моим зонтом, а я бормотал о том, что мы могли бы оставить машину дома и пойти пешком от моей квартиры, и это было бы быстрее. И вдруг Молли остановилась.

– В чем дело?

– Ты видел, мимо чего мы только что прошли? Это – ответ.

Я посмотрел вверх по улице, там было несколько магазинов… все они выглядели закрытыми, за исключением одного сомнительного, бывшего салоном татуировок и пирсинга.

– Нет, не видел. Здесь ничего нет. Ну же, ты же сама хотела посмотреть эту пьесу.

Она твердо стояла на своем.

– Помнишь, я говорила тебе о том, что читала книгу о бондаже, еще в те плохие времена?

Я резко ответил:

– Да, и что?

– В ней Мастер делал пирсинг на киске девушки. Ряд колец с каждой стороны. Ему нравилось подвешивать на них гири. Он хотел, чтобы у нее были растянутые губы. – Она пожала плечами. – Не спрашивай, мне это показалось довольно странным, но думаю, некоторым читателям это пришлось по вкусу. В любом случае, разве ты не понимаешь? Я проколю свою киску, только по одному кольцу с каждой стороны, внизу. А ты сможешь купить замок и запереть меня. Я знаю, что это экстремально, но подумай, у тебя будет единственный ключ, и тогда ты будешь знать, что ты в безопасности. И будешь знать, что я никогда не забуду тебя снова, только не с этим на мне. Пожалуйста, Крис. Мне нужно показать тебе, что я тебя люблю и раскаиваюсь. И что никогда не сделаю этого еще раз.

Вся эта идея показалась мне довольно отвратительной, совсем не в моем стиле. Но также она показалась мне довольно маловероятной. Молли явно не задумывалась о процессе пирсинга. Ее фобия еще не успела проявиться.

– Молли, подумай об этом. Пирсинг? Иглы? Дырки в теле?

Она посмотрела на меня и задумалась. Побелела, и по ее щекам покатились слезы.

– Я знаю. Но хочу тебе доказать. Ты понадобишься мне рядом. Если повезет, я просто потеряю сознание. Пожалуйста, Крис, позволь мне сделать это ради тебя. Я должна доказать тебе. Пожалуйста.

Она блефует, зная, что я никогда не позволю ей пройти через это? Я не собирался этого допускать, но понимал, что чем ближе она к мысли о том, что это может случиться, тем ближе к тому, чтобы доказать мне, что сделает все возможное.

– Хорошо. Полагаю, это может сработать. Но ты уверена? Тебе придется подписать форму о разрешении. И хочешь ли ты, чтобы незнакомец играл с тобой там, внизу?

Теперь она была бледно-зеленого цвета, и я видел, как на ее лбу выступили бисеринки пота.

– Да. Обними меня, пожалуйста, Крис. И, пожалуйста, позволь мне сделать так, чтобы у нас все получилось. Ну же, прижми меня к себе. Прямо сейчас, пока я не слишком напугана.

И она развернулась и направилась обратно к салону пирсинга. Я догнал ее и молча обнял.

Когда мы вошли внутрь, я почувствовал, как Молли дрожит. Но именно она заговорила с парнем, вышедшим из-за занавешенного дверного проема. Он был высоким, худым, с двумя пирсингами на лице и несколькими пирсингами в ушах. Но еще у него были серые умные глаза. Когда он двигался, я видел, что его тело покрыто массой татуировок, начиная от рубашки с открытым воротом до запястий, где татуировка внезапно исчезала, оставив кисти незапятнанными.

– Я хочу, чтобы мне сделали пирсинг, – твердо сказала Молли. – Вы можете сделать его прямо сейчас? Хочу интимный пирсинг.

– Я могу сделать это сейчас же, но вы не очень хорошо выглядите, леди? С вами все хорошо?

– Я в порядке. Просто немного нервничаю, вот и все. Но для меня очень важно, чтобы мне сделали пирсинг, сейчас, сегодня вечером. – Она повернулась ко мне. – Скажи ему, Крис. Ты сумеешь объяснить.

Я так и сделал, но опять вмешалась Молли, чтобы сказать, насколько для нее это важно. Затем она попросила меня рассказать о ее фобии, что я и сделал. Я сказал, что она может просто упасть в обморок, но есть вероятность, что будет драться, и это может стать проблемой. Он посмотрел на меня, а потом на Молли.

– Вы уверены, леди? Не могли бы вы придумать что-нибудь еще?

Молли посмотрела на меня, на ее верхней губе выступили маленькие бисеринки пота.

– Уверена. Никогда в жизни я не была в чем-либо настолько уверена. Где мне теперь расписаться?

Он достал отксерокопированный бланк разрешения, и Молли, не читая, подписала его. Она повернулась ко мне.

– Ты улаживай детали, а мне нужно присесть.

Парень указал на еще один занавешенный дверной проем.

– Там, если вы уверены. Снимайте штаны и садитесь в стоматологическое кресло.

Едва она скрылась из виду, как я снова повернулся к парню, чтобы объяснить кое-что и задать несколько вопросов. Когда мы уладили все детали, я вошел в заднюю комнату. Молли в кресле не было. Она сидела на полу, привалившись спиной к стенным шкафам, и сжимала в руках свои маленькие трусики-стринги.

У нее был вид очень испуганного кролика. Глаза вытаращены, она была зеленой и оцепеневшей от страха. Я присел перед ней.

– Обними меня, Крис. Пожалуйста, я смогу это сделать, если ты меня обнимешь. Это ведь покажет тебе, что ты в безопасности, не так ли?

– Да, Молли. Я знаю, что я – в безопасности. Но, Молли, я не позволю ему прокалывать твою киску. По-моему, это было бы равносильно увечью. Но я и впрямь хочу кое-чего.

Она смотрела на меня огромными непонимающими глазами с воскового зеленовато-белого лица.

– Выслушай меня, Молли. Выслушай. Я хочу, чтобы тебе прокололи уши. Ты сделаешь это ради меня, Молли? Сделаешь? Тогда ты сможешь носить бриллиантовые сережки-гвоздики. Завтра я куплю их тебе, и они подойдут к обручальному кольцу с бриллиантами, которое я тоже тебе куплю. Пожалуйста, Молли, ты выйдешь за меня замуж? Ты так нужна мне в моей жизни.

Каким-то образом мне удалось до нее достучаться. Ее взгляд изменился, и она незаметно кивнула. Я оглянулся и увидел, что парень стоит в латексных перчатках и с ручкой в руке. Я кивнул ему, и он присоединился ко мне, присев на полу на корточки.

Молли продолжала смотреть на меня, пока он аккуратно отмечал место на мочке каждого уха и внимательно смотрел, чтобы убедиться, что они симметричны. Затем он протер каждое ухо стерильной салфеткой, снял маленькую пластиковую клипсу, которой провел по одному из ушей Молли. Внимательно осмотрел ухо, а потом вдруг раздался звук «хлоп», и он убрал руку, оставив ухо с маленькой золотой сережкой в нем. Молли моргнула, но на этом все закончилось. Через минуту он повторил действия с другим ухом и встал.

– Я и раньше видел испуганных, но не настолько. Однако все уже позади. Не думаю, что есть смысл инструктировать вас по уходу. Схожу и найду письменные рекомендации, – и он покинул нас.

Я поднял Молли на ноги, усадил на край стоматологического кресла и помог надеть трусики-стринги. Парень вернулся с маленькой брошюрой и стаканом воды. Через пять минут Молли уже могла стоять и ходить. Она по-прежнему ничего не говорила. Я произвел оплату. Чувствуя себя щедрым и благодарным за понимание, я заплатил ему так, словно он сделал два пирсинга половых губ вместо простых мочек ушей, и помог Молли выйти из салона. Думаю, все это заняло меньше двадцати минут, но в театр мы уже опоздали, и это не имело значения.

Я направил ее к машине, и первыми словами Молли были:

– Куда мы едем?

– Ко мне домой.

– Ты ведь сделал мне предложение, не так ли?

– Да, Молли. Я сделал предложение, и ты согласно кивнула. Теперь уже слишком поздно передумывать.

Она остановилась и повернулась ко мне.

– Никогда, никогда. Я люблю тебя, Крис. Очень сильно.

– Знаю. Я только что увидел этому доказательство. И я люблю тебя, и прости, что потребовалось все это, чтобы увидеть, чтобы понять. Но я не жалею, что заставил тебя проколоть уши, каждый раз, когда буду смотреть на тебя или ты будешь смотреться в зеркало, мы будем видеть отражение нашей любви, – и я ее поцеловал.

В тот вечер мы просто вернулись в мою квартиру. Пили шампанское и занимались любовью, и в конце концов, около одиннадцати часов проснулись от того, что проголодались, и я заказал пиццу с доставкой. Молли продолжала смотреть на себя в зеркало и говорить что-то вроде.

– Мне не было больно… все было так быстро… – или, – …не болит, даже сейчас.

На следующее утро в пять минут десятого мы были у лучших ювелиров города. Думаю, моя просьба о крупном бриллиантовом кольце с солитером и подходящими к нему серьгах-гвоздиках показалась им странноватой, но они сказали, что посмотрят, что можно сделать. Очевидно, к нам отнеслись серьезно, потому что нам повысили класс помощника, и тот нашел прекрасное кольцо с бриллиантом, не совсем солитером, потому что по обе стороны от основного камня были бриллианты багетной огранки. Но он дал нам короткую информацию по огранке, чистоте, цвету и весу, чтобы убедить нас, что это кольцо – одно из лучших. А затем показал комплект бриллиантовых сережек-гвоздиков и в комплекте к ним витиеватый бриллиантовый кулон, что, как он заверил, был такого же качества, как и кольцо.

– Если вы покупаете кольцо, сэр, я готов разделить комплект, чтобы вы смогли взять серьги.

Молли все еще смотрела на свою левую руку с кольцом. И сияла от уха до уха.

Я спросил его:

– Сколько? – а когда он ответил, я сглотнул и достал из бумажника пластиковую карту с самым большим кредитным лимитом. Но затем последовал за ним к кассе и сказал. – Я возьму еще и ожерелье, оно будет хорошим подарком на свадьбу или день рождения.

Как ни странно, эту идею он, похоже, тоже поддержал.

Из ювелирного магазина мы сразу же отправились домой к Ральфу. Вошли в дом, но Ральф встретил нас, выходя из кухни.

– Привет, вы, двое. – Он снова посмотрел на нас. – Что случилось? Вы выглядите как-то… Молли, у тебя уши… – и его глаза тут же переместились на ее левую руку, и он улыбнулся очень широкой улыбкой. – Шампанского!.. Они смотрят телевизор, кажется, мультики.

Мы прошли в гостиную, но мальчики едва взглянули на нас, прежде чем их глаза вернулись к экрану.

– Джейми. Бен, – твердо сказал я, – выключите, нам нужно кое-что вам сказать, – и когда я все рассказал, Джейми молча улыбнулся от уха до уха, проигнорировал Молли, подошел и обнял меня так сильно, как я никогда не обнимал его. А Бен молча выбежал из комнаты, увернувшись от Ральфа, стоявшего в дверях.

Я первый нашел его, он сидел на полу сарая Ральфа в саду и заливался слезами:

– Бен, ты же должен быть рад. В чем дело?

Он посмотрел на меня и между всхлипываниями сказал:

– Я рад. Но не могу перестать плакать. Не знаю, почему.

Мимо меня пронеслась Молли.

– О, Бен, дорогой мой. Прости. Из-за меня твой папа ушел так надолго. Но я говорила тебе, что уговорю его вернуться к нам. Прости, я причинила тебе столько боли. – Она обняла его и посмотрела на меня с настоящей болью в глазах и слезами, бегущими по щекам.

Я оглянулся, возле сарая стоял Джейми и молча смотрел.

– Давай же, Джейми. Мы все должны быть в одном объятии. – Я притянул его к себе, когда он шагнул вперед, и мы все четверо сели на пол сарая, обнялись и разрыдались.

Так нас и нашел Ральф. В руке у него была бутылка шампанского, и он молча стоял и смотрел. В конце концов, он сказал:

– Пойдемте, я хочу выпить.

Пока мы разговаривали и пили шампанское, разрешив мальчикам выпить по бокалу, Ральф посмотрел на часы.

– Сколько сейчас времени в Австралии? Ты сказал своей маме?

Я посмотрел на Молли.

– Нет. И пока не собираюсь. Я уже заказал билеты для себя и мальчиков, чтобы лететь туда на Рождество не исключено, что удастся достать и четвертый билет. Пусть она узнает об этом, так сказать, во плоти.

Молли поцеловала меня.

– Когда? Мне нужно сообщить в больницу.

– Улетаем в пятницу двадцать первого и вернемся пятого января. Сегодня – восьмое, так что, через тринадцать дней. И если в больнице у тебя возникнут проблемы, то просто уволься, ты же все равно этого хотела. – И я поцеловал ее. – С билетами и приготовлениями сможет разобраться Кэрол в понедельник. Ей будет чем заняться.

Молли улыбнулась.

– Она к тебе добра.

Я на мгновение задумался о Кэрол.

– Она ко мне более чем добра. Я перед ней в долгу. Но не стоит пока ей сообщать. Будет достаточно приглашения на свадьбу, да и дешевле, чем подарок, – улыбнулся я, и Молли поняла, что я попрошу ее помочь мне купить Кэрол большой подарок от меня на Рождество.

Молли на мгновение задумалась.

– Мы будем там на день рождения Бена.

Должно быть, у меня был виноватый вид.

– Да. Я собирался поговорить с тобой об этом. Наши билеты – с открытой датой возвращения, на случай, если бы ты захотела вернуть его раньше, и мне пришлось бы вернуть его на день рождения, но надеялся, что можно будет остаться на подольше.

Она улыбнулась.

– Ну, теперь это не имеет значения, – веселье испорчено не будет.

***

Ежегодный ужин и танцы компании проходили в большом отеле недалеко от Бристоля. Молли выглядела потрясающе, не переставала улыбаться каждый раз, когда смотрела на меня, но когда на меня не смотрела, выглядела напряженной и нервной.

Мы вошли в зал, и я увидел Пирса и Жанетт. Я поднял левую руку Молли, и их лица засветились. Но когда они поздравляли нас, Пирс спросил:

– Так, в чем же была проблема?

– В своем первоначальном признании она кое-что сказала, совсем незначительное. Сказала, что в тот момент, поддавшись на его уловки, она обо мне забыла. И во мне глубоко засела память и ненависть к этой фразе. Как только мы с этим справились, я стал настолько уверен, как не был уверен в чем-либо никогда в жизни. Мне кажется, что я хожу по воздуху, что пятилетний кошмар закончился.

Он улыбнулся.

– Тогда на каком-то этапе я должен закончить твое образование и убедиться, что ты получишь худшее похмелье на пять лет вперед.

На протяжении всего приема Молли довольно крепко держалась за мою руку, за исключением того момента, когда мы нашли Кэрол и Рика. И радость Кэрол, когда она меня обняла, помогла Молли почувствовать себя увереннее. Но даже тогда она оставалась рядом со мной, пока мы не подошли к ужину, и лишь тогда отлучилась, чтобы пойти в дамскую комнату.

Я заметил Питера Дэвиса. Он был с группой из «Эбби», и все они выглядели вполне счастливыми, смеялись и шутили. Он увидел меня, наши глаза на секунду встретились, и его лицо омрачилось.

Но тут вернулась Молли, она выглядела пепельной и потрясенной.

– Что случилось?

– Когда я вошла в дамскую комнату, там было просто каменное молчание. Казалось, все смотрят на меня и перешептываются. Ты сам этого хотел, но это ужасно не только для меня, но и может отразиться на тебе.

Я на мгновение задумался, пока мы шли на ужин. Я заметил, что в одном конце помещения установлена небольшая сцена, которая, как я знал, предназначалась для разыгрывания сценок, что ставили некоторые сотрудники, дабы подергать за усы руководителей в коротком ревю после ужина. Видимо, это – традиция, и Кэрол уже предупредила меня, чтобы я отнесся к этому с юмором. После этого я должен буду произнести речь управляющего директора, а затем начнутся танцы.

Я повернулся к Молли:

– Доверься мне.

Я вышел на сцену, взял микрофон и попросил:

– Включите, пожалуйста, звук.

Это застало команду на сцене врасплох, но уже через минуту у меня был не только работающий микрофон, но и прожектор, направленный на меня.

– Простите, леди и джентльмены, я понимаю, что по традиции должен выступать в конце ревю. Однако это означает, что до того момента я не смогу выпить. А я не могу так долго обойтись без выпивки, в конце концов, мне много есть отчего выпить – например, что я ваш босс…

И я произнес перед ними довольно простую рождественскую речь управляющего директора. Удачно пошутил, сказал, какие они все профессионалы и молодцы, какое захватывающее будущее нас ждет, и прочую обычную чушь. Но потом сделал паузу и перешел на личное.

– …Год – большой срок в жизни любого человека. Для некоторых из нас последний год стал годом смерти дорогого родителя. Или годом, когда родился наш первый ребенок. Или годом, когда мы видим, как ребенок вырастает и поступает в колледж. Для меня этот год был довольно необычным. Год назад я был управляющим директором нашей дочерней компании NDF в Апелдорне (Голландия). Я находился за сотни миль от Бристоля, города, где я родился и вырос, где женился и где живут два моих сына. Я и представить себе не мог, что вернусь сюда в феврале…

И я продолжил довольно точный, но отредактированный и, надеюсь, согревающий душу рассказ о возвращении и встрече с женщиной, которую я потерял, потерял из-за одного из их хороших и уважаемых коллег. И как мы вновь обрели нашу любовь, а годы боли и одиночества канули в Лету. А потом рассказал, что очень рад сообщить им, что моя бывшая жена только вчера вечером согласилась стать моей новой женой. На секунду можно было услышать, как падает булавка, а перед самым громом аплодисментов послышался хлопок двери. Я подозревал, что здание только что покинул Питер, мать его, Дэвис.

Я попросил их быть добрыми к Молли, ведь это – ее первый выход в свет после нашего примирения. Затем поблагодарил Кэрол за то, что она терпит меня и все мои перепады настроения, и заставил свет прожекторов переключиться на нее, в то время как она раскланивалась.

После этого Молли превратилась из объекта грязных сплетен в звезду шоу. И она была на высоте и блистала.

Мы как раз уходили с танцпола, поскольку после ужина возглавили танцы, когда ко мне подошел Пирс.

– Отличная речь. Но ты, возможно, не заметил, что, когда объявил о помолвке, Питер вышел.

– Я слышал хлопок двери и решил, что это – он.

Пирс посмотрел на меня, и я увидел в его глазах беспокойство.

– Он – в баре и предпринимает доблестную попытку в одиночку выпить его досуха. Он не ел, и все это – на голодный желудок. Как думаешь, может, кому-то из нас стоит посадить его в такси и отправить домой?

Я подумал и сказал:

– Может, напиться – это как раз то, что ему сейчас нужно. Дай десять минут, я схожу и посмотрю сам, – и я вернулся к рукопожатиям и приему поздравлений от длинной череды коллег.

Молли чувствовала себя ненамного лучше. Она сидела за нашим столом, и как только один человек освобождал стул слева от нее, справа появлялся другой. Позже она говорила, что все было в порядке, за исключением тех, кто хотел узнать подробности того, как я сделал ей предложение. Хотели услышать о том, как я стоял на одном колене на вершине Эйфелевой башни или хотя бы на ужине при свечах. А она не могла им сказать, что это случилось дождливой ночью в Бристоле, когда она, дрожа от страха, сидела на полу тату-салона где-то на задворках.

Примерно через двадцать минут веселья мне удалось найти Пирса, и мы отправились в бар. Там было на удивление пусто, лишь несколько пар, одна большая группа молодых людей и Питер. Он стоял в одиночестве в одном конце бара, рядом с местом, где могли приходить и уходить официанты, забирая заказы для главного зала. Перед ним стоял бокал с чем-то похожим на двойной бренди.

Я стоял с Пирсом, молча глядя на него и размышляя, что сделать или сказать, когда он нас заметил. Он повернулся, держа в руке бокал, и сделал два шага в нашу сторону. Затем щелкнул каблуками, отвесил нам глубокий поклон, взмахнул рукой, поднял бокал в молчаливом приветствии и отпил глоток в молчаливом тосте. Затем вернулся обратно к бару.

Я повернулся к Пирсу.

– Будем надеяться, что это он так откланивается.

– Думаешь? Я же говорил, что, если сначала у него ничего не получается, он пытается, пытается и еще раз пытается.

Я мрачно улыбнулся.

– Что ж, тогда мне и впрямь придется стать чертовым ублюдком.

Пирс улыбнулся.

– В таком случае, я тут видел бутылку «Гленфиддич» за барной стойкой…