В тот праздничный понедельник я ехал днем домой, сам не знаю как, ничего не помню из того, что было. Но до дома добрался и не думаю, что оставил после себя следы разрушений.

Вставляя ключ в замок входной двери, все, о чем я мог думать, – это выпить большую порцию виски. Потом услышал тихий голосок, сказавший: Нет, не беги за бутылкой виски. Вместо этого я надел шорты и взял велосипедный шлем.

Я ехал и ехал на велосипеде. Нашел начало велосипедного маршрута Бристоль-Бат и отправился в путь. К тому времени, как добрался до Бата, я был полностью измотан. Уже много лет не ездил на велосипеде настолько далеко, если вообще ездил когда-либо. Сначала я был полон энергии от гнева, теперь же был благодарен хоть за какую-то энергию. Не знаю, как мне это удалось, но я развернулся и поехал обратно. К тому моменту как поднялся на велосипеде на последний холм по направлению к дому, я проехал уже около тридцати пяти миль, может, чуть меньше. Был вымотан, спина ныла, бедра болели, колени отказывались сгибаться, и я практически не чувствовал ног ниже колен. Болели даже плечи, хотя какое отношение они имеют к езде на велосипеде? Плечи никак в ней не участвуют!

Я вошел в свою квартиру и плюхнулся на стул. Просидел там, наверное, с полчаса, просто так. Наконец, заставил себя принять самый долгий и горячий душ в моей жизни.

Было уже поздно. Я чувствовала себя лучше и уже расхаживал по квартире в халате, как вдруг зазвонил телефон. Это был Лен.

– Привет, Крис. Решил вот позвонить тебе. Ты в порядке?

– Вот, ездил кататься на велосипеде. Одному Богу известно, что заставило меня это сделать, но я проехал на велосипеде на сотню миль больше, чем следовало бы. До сих пор я не понимал, что значит слово «устал».

Он рассмеялся.

– Ну, похоже, с тобой все в порядке.

– А что творится у вас?

– Твоя мама и Ральф забрали Молли и обоих мальчиков к себе домой. Думаю, Ральф должен был присмотреть за Молли, а твоя мама не возражала против того, чтобы присмотреть за мальчиками. Она только что звонила мне, сказать, что они уже возвращаются, и что начала беспокоиться о тебе. Поэтому я и позвонил, чтобы успокоить ее, когда она приедет.

– Ну, скажи, что со мной все в порядке. По правде говоря, я не знаю, что думать и что делать. сегодня днем она обрушила на меня чертовски много всего, Лен. Полагаю, я не все еще обдумал.

– Что ж, не торопись. Ральф говорит, что пытался тебя предупредить, что Молли, как он уверен, собирается попросить тебя сделать самое трудное, что ты, возможно, когда-либо делал в своей жизни, только думает, что ты его неправильно понял.

Я рассмеялся.

– Ну, этого я не ожидал.

– Уверен, что многие, действуя из лучших побуждений, захотят узнать, что ты будешь делать. Они ожидают, что ты мгновенно примешь решение. Скажи им, чтобы они убирались к черту, не торопись и найди правильный ответ в свое время.

– Ну, я собираюсь выпить виски и поскорее лечь спать.

– Убедись, что только одну порцию. Подозреваю, что, когда все это начиналось много лет назад, ты слишком подружился с виски. Я тебя не виню, просто есть способы и получше.

– Именно поэтому я занялся велоспортом, и теперь мое лекарство – ибупрофен от боли и ломоты.

Лен рассмеялся.

– Увидимся завтра вечером, Крис. Буду с нетерпением ждать.

Он прав: чашка кофе и пара таблеток ибупрофена – лучше, чем виски.

Я сидел в кресле и обдумывал то, что рассказала мне Молли, и что я думаю обо всем этом. Полагаю, я все еще рефлексирую, знаю, что не все еще обдумал. Но уже пришел к некоторым выводам. Убежден, что то, что она мне рассказала, – правда, или, как минимум, она в этом уверена.

Как-то смутно я могу принять, что это объясняет развод. В конце концов, я был частью этого, это ведь я с ней развелся. И мог видеть, как попал в ловушку своей веры, своего непонимания фактов. Я понимал, как мне было больно, как я был зол, может быть, насколько был неразумен. Понимал, как произошел развод. Но она должна была прийти ко мне, или Ральф, или кто-то еще должен был что-либо сказать. Но никто ничего не сделал.

Мне было очень трудно смириться с тем, что она ушла и вышла замуж за Питера. Она знала, что не любит его. Ладно, людям свойственно ошибаться, особенно когда они приходят в себя. Особенно в состоянии депрессии, шока или в каком бы то психическом состоянии она ни была. Но сделать что-то откровенно глупое и неправильное… это не та Молли, которую, как мне казалось, я знал, а та, кто мне не очень-то нравится.

И еще один важный момент: сможем ли мы собрать все это воедино? И об этом я не имею ни малейшего представления. Я склоняюсь к тому, чтобы сказать «нет». Но что это – здравый смысл или трусость? На этот вопрос я тоже ответа не знаю.

Я заснул, едва голова коснулась подушки. Наверное, дало о себе знать физическое истощение.

***

Проснувшись на следующее утро, я выполнил небольшой рутинный набор действий, который так часто практикую в своей жизни. Я сажусь на край кровати и обещаю: «никогда больше». Обычно это – обещание никогда больше не пить так много, иногда – никогда больше не обращаться так плохо с женщинами, а в этот раз – никогда больше не ездить на велосипеде так далеко, не приведя себя в полную форму.

У меня болят ноги, болит спина, но гораздо важнее то, что у меня чертовски болит жопа. После горячего душа, расслабившего мышцы, но усилившего боль в заднице, я смог стоять прямо и даже ходить с потрясающей скоростью – около десяти миль в столетие, но жопа просто откровенно болела. В конце концов, я нашел наполовину использованный флакон крема после загара, что ближе всего к крему для кожи, и намазал им ягодицы. Помогло.

Я осторожно прошел через приемную Кэрол с угрюмым:

– Доброе утро.

Когда дошел до своего стола, она последовала за мной.

– Что случилось? Вы ведь случайно не встретились с Питером Дэвисом в том темном переулке?

Я понял, что она шутит, но в этом есть и доля правды, и мрачно улыбнулся про себя.

– Ездил кататься на велосипеде, а зря.

– Вас загоняли Джейми и Бен?

– Я был один и за один раз проехал на велосипеде до Бата и обратно. Не думаю, что когда-либо ездил на велосипеде столь далеко, и уж точно не в течение многих лет.

Она сделала паузу, раздумывая над этим.

– Это, наверное, больше тридцати миль. Что заставило вас совершить такой поступок?

– Ничего. В тот момент это показалось хорошей идеей.

– Чушь. Это был отец-мачо, что-то доказывающий своим сыновьям? Нечто в этом роде?

Очень быстро я стал уставать от этого разговора и от того, какое направление он может принять, и попытался перевести разговор в другое русло:

– Я сегодня не очень хорошо себя чувствую. Есть ли шанс, что у меня будет достаточно легкий день?

– Проверю ваше расписание. Как бы то ни было, он не должен было быть слишком тяжелым. Думаю, вам потребуется сидеть здесь, позволив приходить к вам толпе людей.

Она опять сделала паузу.

– Так, что же заставило вас это сделать? Вы ведь не решили вдруг поистязать каждую мышцу своего тела. Посмотрите на себя, вы едва можешь ходить. Что заставило вас это сделать, Крис?

– Ничего. Мне требовалось кое-о-чем подумать, вот и все.

– Подумать о чем?

– Подумать о том, не стоит ли уволить слишком любопытную секретаршу. Может, поговорим о моем расписании?

На этом разговор, казалось, был закончен, и отложив всего одну встречу, я рассчитывал провести день, не выходя из кабинета.

Я попросил Кэрол позвонить агенту по недвижимости насчет той квартиры, что мне приглянулась. В воскресенье я сказал агенту, что согласен, но теперь ей потребовались все детали банковских реквизитов и личных данных для заключения договора аренды.

Кэрол выглядела довольной.

Я насторожился.

– Почему ты улыбаешься?

– По двум причинам. Подумала, что это – самая лучшая квартира, которую я бы взяла на вашем месте. А еще, этот агент – моя племянница. Примерно седьмая вода на киселе, но мы – родственники. Я же говорила, что у меня огромная семья, и все они проявляются в самые неожиданные моменты.

– Ну, ты также можешь спросить ее, не знает ли она кого-нибудь, кто мог бы в ней убираться, а еще лучше – стирать.

К обеду мне стало лучше, и я спустился в столовую. Вид управляющего директора, стоящего в очереди за обедом и сидящего в компании младших сотрудников, больше не вызывал шушуканья. Я сидел с группой из отдела информационных технологий. Свою роль сыграл закон подлости, один из них оказался очень увлеченным велосипедистом. Полчаса советов о том, что я сделал не так, были не тем, что мне нужно.

Когда вернулся в свой кабинет, там уже была Майра и разговаривала с Кэрол. Я уловил лишь одну фразу Майры, когда подходил к открытой двери:

– Могу попробовать с ним поговорить, если думаешь, что это поможет. Он может поговорить с… – Нетрудно догадаться, о ком идет речь.

Я закрыл внешнюю дверь приемной Кэрол, повернулся и посмотрел на них.

– Моя бывшая жена, с которой я прожил четыре года, вчера решила сказать мне, что никогда не любила Питера Дэвиса. Что любила меня, только меня, и что любит до сих пор. Ясно?

Я продолжил идти к своему столу, и когда повернулся, чтобы сесть с противоположной стороны, понял, что они обе последовали за мной в кабинет и стоят посреди комнаты, молча глядя на меня.

– И я не хочу об этом говорить. Не сейчас, не до тех пор, пока все осмыслю и почувствую, что могу это понять. Так что, может, займемся делом?

У Майры хватило благоразумия отступить на шаг назад и уйти. Кэрол же молча стояла и смотрела на меня. Внезапно ее лицо смягчилось.

– Дерьмо случается! – объявила она и тоже ушла.

За весь день мы с Кэрол не сказали о Молли ни слова. За это я был ей благодарен.

Около шести часов она вошла в мой кабинет.

– Я ухожу. Крис, если захотите зайти ко мне в гости, буду очень рада. Будет всего лишь рыбный пирог – одно из любимых блюд Рика…

Я посмотрел на часы.

– Ты очень добра, Кэрол. Спасибо. Но меньше чем через час я должен быть у своего бывшего тестя. Очевидно, у него есть еще несколько семейных секретов, которыми он хочет со мной поделиться. Как будто у меня и так мало проблем. А потом иду на ужин с мамой и отчимом…

– Вашей мамой?! Я думала, она – в Австралии…

– Так и есть. Но втихаря приехала сюда, чтобы насладиться вчерашним праздником. На самом деле она сыграла в нем свою роль…

Она подошла к моему столу и взяла меня за руку, легонько сжав ее.

– Берегите себя, Крис, – улыбнулась она, а затем повернулась и вышла.

***

В семь часов я постучался к Ральфу и Сьюзен. Дверь открыл Лен.

– Ральф – в гостиной. Он ждет тебя.

Ральф сидел в мягком кресле и поднял на меня глаза, когда я вошел. Я знал, что ему шестьдесят два или шестьдесят три, но выглядел он на семьдесят. Он улыбнулся.

– Хочешь выпить, Крис?

– Нет, спасибо. Пить буду за ужином.

– Не возражаешь, если выпью я. Я бы не отказался.

Я наблюдал, как он наливает себе немного бренди с имбирем. Снова сев за стол, он посмотрел на меня.

– Скажи, Крис, примерно через неделю после того, как ты подал прошение о разводе, Сьюзен к тебе не приходила?

– Нет. Насколько знаю, даже не пыталась. Я не получал никаких сообщений о том, что она хочет меня видеть. А что?

Он вздохнул:

– Я так и предполагал, – и сделал паузу. – Я знал, всегда знал, что Молли сожалеет о своем маленьком романе с Питером. Постоянно твердил ей, что она должна пойти к тебе, поговорить. Думаю, она просто чувствовала себя чересчур виноватой, слишком напуганной, чтобы сделать это. И вбила себе в голову, что это ты должен прийти к ней. Как бы то ни было, мы со Сьюзен договорились, что не станем вмешиваться, для Сьюзен это было очень важно. Она сказала, что наша роль заключается в том, чтобы заботиться о Молли и помогать справиться с этим Джейми и Бену. Потратила на это много времени и сил.

– Я благодарен тебе за это, Ральф. Правда.

Ему не понравилось, что я его перебил.

– Выслушай меня. Однажды вечером я даже начал горячиться, говоря, что кто-то, хоть кто-то должен попытаться поговорить с тобой. Сказал, что тотчас же собираюсь навестить тебя. Сьюзен сказала, что не стоит, что для этого я слишком расстроен. Но пообещала навестить тебя на следующий день. Теперь мы оба знаем, что она этого не сделала. Но когда я спросил ее, она сказала, что виделась с тобой. Что ты отверг все попытки сближения, что, мол, Молли изменила, и на этом все.

– Она никогда со мной не встречалась.

– Теперь-то я знаю. С того воскресенья, когда мы разговаривали в сарае, я понял, что Сьюзен активно работала над тем, чтобы вы с Молли расстались. Не знаю всей истории и сомневаюсь, что узнаю когда-либо, но она неоднократно мне лгала и делала так, чтобы все происходило или не происходило в угоду ее интересам.

Я откинулся в кресле и вздохнул.

– Ого! – и посмотрел на него. – Ты и впрямь в это веришь, не так ли?

– К сожалению, да. Когда ты мне сказал, насколько был расстроен в тот вечер, когда я привел Молли к тебе… И не могу передать, насколько была зла на меня Сьюзен за то, что я это сделал. Это была единственная ночь за тридцать с лишним лет брака, когда мы спали в разных спальнях. В общем, как только ты мне рассказал, и я вник, я так разозлился на Молли, что начал рвать и метать. Но в тот момент у меня в голове как-то не укладывалось, что ты был настолько расстроен в тот вечер, в то время как всего несколько недель назад был полностью глух к уговорам Сьюзен.

Он поднял на меня глаза.

– Ну, я сразу вижу, когда моя жена виновата. По ее глазам. Тогда я спросил ее о Страстной пятнице, о том, что ты считаешь, будто она солгала. Ее это задело, она и в этом чувствовала себя виновной, но когда я на нее надавил, она вдруг заговорила о том, что ей требовалось свести Питера и Молли, пока вы с Молли не сошлись обратно. Она очень боялась, что ты можешь снова появиться на горизонте.

– Ты говорил, что она меня боялась.

– Я и не подозревал, насколько сильно. Ну, после этого вышел из себя, думаю, ты видел. И я начал задавать очень неудобные вопросы. Теперь верю, что она сделала все возможное, чтобы разрыв между тобой и Молли стал окончательным, а после свела Молли и Питера вместе.

Ты говоришь, что она сделала все возможное, чтобы не только разлучить нас с Молли, но и разрушить дом своих внуков. И уговорить Молли выйти замуж за мужчину, которого она не любит. Это ужасно. Что она за мать?

– О, я думаю, что она видит это как создание счастливой семьи. Хороший дом здесь, в Бристоле, и мужчина, который не собирается отправляться покорять мир. Внуки – рядом, и она может видеться с ними три-четыре раза в неделю. А когда Питеру стало трудно справляться с ними, она предложила им оставаться здесь на несколько ночей, чтобы дать Молли и Питеру немного времени побыть наедине. Идеально, как считала она.

– И что же случилось?

– В тот воскресный вечер мы очень сильно поссорились. А в понедельник наступило время ледяного спокойствия и резких слов. Единственная передышка, которую я сделал, – это позвонил твоей матери в Мельбурн. Сказал, что просто обязан свести тебя с Молли. Как бы то ни было, что касается Сьюзен, я сказал, что хочу, чтобы она ненадолго уехала. Я не только рад был видеть ее спину – за всю нашу супружескую жизнь она никогда не вызывала у меня такого отвращения, – я был вне себя от гнева. Но также хотел, чтобы она не мешала мне, не хотел, чтобы использовала недозволенные приемы, если я попытаюсь свести вас с Молли. В конце концов, я уговорил ее поехать к сестре в Уэймут. Может быть, морской воздух поможет ей подумать о том, что она натворила.

– Ты говорил с Молли?

– Не об этом, не тогда. Но собирался. В среду вечером, после ухода Сьюзен, я зашел туда. В конце концов, должен же я был объяснить отсутствие ее матери. Но начал с того, что обрушился на нее с упреками за то, что она не поговорила с тобой в тот вечер, когда я привел ее к тебе. Говорю же, я довел ее до слез, но все равно продолжил. Но пока она была переполнена эмоциями, я вдруг спросил, любит ли она тебя до сих пор? У нее по лицу текли слезы от того, что я на нее кричал, но она ответила: «Больше, чем ты можешь себе представить», но что ты никогда об этом не узнаешь. Что у тебя есть все причины ее ненавидеть и, вероятно, так оно и есть. Что у тебя теперь своя жизнь, и она не имеет права в нее вмешиваться. Что ты ни за что не должен об этом узнать. Она взяла с меня обещание никогда не говорить тебе об этом. Призналась, что думала об этом, что умоляла бы тебя принять ее обратно, когда ты вернулся в Бристоль, но после того эпизода с пасхальным понедельником решила отказаться. Это – ее вина, что она потеряла тебя из-за собственных ошибок, и она никогда не сможет тебя вернуть.

– И что же случилось?

– Ну, она была слишком расстроена, чтобы я начал атаки на ее мать. Поэтому вышел и пошел к тебе. Чтобы умолять тебя пойти, встретиться с ней. – Он попытался улыбнуться. – Но ты был напуган не меньше чем она. Вот почему мы с твоей матерью придумали вчерашний маленький спектакль.

– Но сегодня ты видел Молли?

– Да, сегодня рано утром я заходил к ней. Рассказал о своих подозрениях относительно игр Сьюзен. Конечно, Молли пришла в ужас и сказала, что я, должно быть, ошибаюсь. Но я рассказал ей о двух или трех случаях, когда я знаю или почти уверен, что Сьюзен мне лгала. В конце концов, думаю, я заставил ее пересмотреть свою оценку Сьюзен и того, что она делала и говорила.

– Бедная Молли, – только и смог сказать я, – иметь такое мнение о собственной матери.

На мгновение Ральф Ральф посмотрел мне прямо в глаза.

– Мне правда очень жаль, Крис. Я чувствую себя виноватым. Мужчина должен знать, что происходит под его собственной крышей. Он должен знать, чем занимается его жена, особенно в том, что касается семьи. Мне правда очень жаль, что я тебя подвел. Похоже, что я, моя жена, моя дочь – все мы хороши в этом. – Он опять вздохнул.

– Не знаю, что и сказать, Ральф, разве, может быть, что мне просто жаль тебя. – Я сделал паузу и посмотрел на часы. – Думаю, мне лучше уйти. Мама и Лен будут ждать. Они знают обо всем этом?

– Да, я им рассказал. Нет смысла хранить секреты.

– Вы со Сьюзен? У вас все будет хорошо, правда? Нам не нужен еще один распавшийся брак.

– О, мы справимся. Со временем привыкаешь мириться с самым разным. И даже не думаешь о разрыве, если женат настолько давно, как мы. Об этом не волнуйся.

Я посмотрел на часы.

– Ну, что ж, думаю, мне пора идти искать маму и Лена. – Я посмотрел на него, он выглядел старым и сломленным.

– С тобой все будет в порядке? Почему бы тебе не поехать с нами? Мама и Лен не будут против.

– Нет. Я обещал Молли, что закажу китайскую еду, когда та уложит мальчиков спать. Думаю, хочу убедиться, что с ней все в порядке. А ты иди и желаю тебе хорошего вечера.

Когда мы втроем уселись в машину и отправились в путь, я признался:

– Должен признаться, я ничего не забронировал. Не был сегодня в здравом уме. Простите.

С задних сидений донесся голос Лена:

– Может, у тебя были другие заботы?

– Давайте посмотрим, на месте ли еще «Ле жарден» (Сад – фр.), – предложила мама.

Много лет назад для вдовы железнодорожника «Ле жарден» был верхом изысканности. Это – французский ресторан. На самом деле это – веселое кафе, с хорошей крестьянской французской едой, хорошими винами и веселой атмосферой. Пару раз до свадьбы мы с Молли ели там, но я не знал, работает ли оно до сих пор.

Поэтому я направился в «Ле жарден». Пока ехали, начался неизбежный разговор о Сьюзен. Мама высказалась однозначно: она была эгоистичной бесчеловечной сукой. Не думаю, что мама испытывала хоть унцию сочувствия к женщине, боящейся потерять дочь и внуков из-за целеустремленного мужа. Думаю, меня просто огорчало поведение Сьюзен, но я не знал, причинила ли она какой-нибудь реальный вред кому-либо, кроме, может быть, Ральфа. Я смирился с тем, что она пыталась встать между мной и Молли, но удалось ли ей это, зависело от Молли и от того, насколько, по ее мнению, на ее действия повлияла мать.

«Ле жарден» все еще работал. На самом деле кто-то принял стратегическое решение, потому что было очевидно, что теперь они позиционируют себя как тематический ресторан с французской крестьянской направленностью. И в соответствии с этим выросли цены. Но мы заняли столик, и вскоре нам принесли напитки.

Мама – не из тех, кто сдерживается, чтобы не высказать все, что у нее на душе. Поэтому я не удивился, когда она посмотрела на меня через стол и начала:

– Что ты думаешь, Крис, обо всем, что тебе рассказали за последние пару дней?

Я пожал плечами.

– Наверное, в каком-то смысле знать правду хорошо. Но меняет ли это что-нибудь?..

– Конечно, это все меняет. У тебя есть возможность вернуть свою семью. И ты должен это сделать, я знаю, будет трудно, но это – твой долг перед Джейми и Беном.

Слово «долг» меня поразило.

– Это не мой долг – заключать с Молли какое-то непростое перемирие только ради того, чтобы Джейми и Бен имели под одной крышей и мать, и отца. Лучше пусть они живут в счастливом доме с одним родителем, или с отчимом, или еще с кем-либо, чем мы с Молли станем станем вид, что снова вместе. Я не нуждаюсь в нотациях насчет долга перед сыновьями, мама.

Она посмотрела на меня, ее глаза слегка прищурились от твердой решимости, выкованной годами вдовства и бытности матерью-одиночкой.

– А ты ничего не знаешь о том, как быть матерью-одиночкой. Да, твой долг – обеспечить Джейми и Бену любящий дом, так же как мой долг был – обеспечить любящий дом тебе и Брайану, когда умер твой отец.

– Тогда все было иначе, мама. Отец погиб, и это, конечно, самое ужасное, но он никогда не был неверен. Тебе не приходилось жить с мыслью о том, что он находится в объятиях другой женщины. Он не отвернулся от тебя и не выбрал кого-то еще.

– Нет, не отвернулся. Но я бы хотела, чтобы было так. Тогда, по крайней мере, у меня была бы возможность, как у тебя сейчас, принять его обратно.

Она протянула руку, чтобы взять руку Лена, лежащую на столе, он естественно раздвинул пальцы, и они держались за руки, переплетя пальцы, пока она продолжила:

– Я помню день, когда он погиб. Пришла миссис Фокстон, приготовила чай для тебя и Брайана, но именно я читала тебе сказку на ночь. Не знаю, как могла я различать слова на странице сквозь слезы. Человек, которого я любила, тот, кто был отцом моих сыновей, лежал мертвым в морге. И в этом не было вашей вины. Вы потеряли папу, вы были невинны, и мой долг, – да, долг, – был дать вам столько любви и нормальной жизни, сколько я смогу. Я хотела свернуться калачиком и умереть, но не могла, у меня был долг перед его сыновьями…

Я слушал и смотрел, как белеют от напряжения костяшки ее пальцев, когда она сжимает кисть Лена. Она с силой сжимала ее.

– …и выполнение своих обязанностей на самом деле помогло мне вернуться к жизни. За тобой и Брайаном требовалось присматривать. Вам нужно было стирать белье. Нужно было готовить еду. Я не могла просто лежать в постели и оплакивать смерть того, которого любила. И медленно, очень медленно я училась жить по-новому. Это была не та жизнь, которую бы я выбрала, но это было все, что у меня оставалось. Я любила тебя и Брайана, и это был мой долг – довести дело до конца.

Она посмотрела на меня, по ее щеке стекала пара слезинок.

– Теперь твой долг – попытаться вернуть своим ни в чем не повинным сыновьям семью.

Она откинулась в кресле, и я увидел, как она ослабила хватку на руке Лена. Он убрал руку и легонько сжал кисть, вероятно, проверяя, что та все еще работает. Наступила долгая пауза, пока Лен не сказал:

– Пора сделать заказ.

Каким-то образом мы справились с трапезой. Разговор был натянутым и ограниченным. Он не был веселым, был совсем не веселым, и над нами нависла большая черная туча.

Я узнал немного из истории о том, как они решили присоединиться к Ральфу в его заговоре, чтобы свести меня и Молли. Когда Ральф позвонил маме, та сильно сомневалась, но позвонила мне, чтобы выяснить, не подумываю ли я вернуться к Молли. Поскольку я не знал, что она имела в виду, задавая вопросы, то не очень хорошо на них ответил. Тогда она позвонила Брайану, и он согласился приехать и увидеться со мной, чтобы вынести собственное суждение.

– Ты заставила его проехать сотни миль, чтобы просто со мной поговорить? И хочешь сказать, что в университете Бата нет эксперта по Вордсворту?

Лен улыбнулся.

– Уверен, что есть. А вот ходил ли Брайан к нему или нет, мы не знаем.

Вмешалась мама.

– И Брайан извиняется за то, что был так груб, говоря о Молли. Не смог придумать иного способа заставить тебя по-настоящему отреагировать на упоминание ее имени.

Я улыбнулся.

– Наверное, я на это купился.

– Ну, ты убедил Брайана, что там еще что-то еще есть. И он перезвонил мне. А я позвонила Ральфу и сказала, что мы успеваем на ближайший рейс.

– Ты проделала весь этот путь только ради того, чтобы сыграть свою роль во вчерашнем маленьком спектакле?

Она улыбнулась.

– Нет. Приятно приехать обратно и увидеть тебя, ну и Брайана, конечно. Но это потому, что мы хотели быть рядом с тобой, Крис. Тебе предстоит пережить один из самых трудных дней в жизни, поэтому мы здесь. Так поступают родители ради своих детей.

Я обратила внимание на невысказанный подтекст.

В конце, когда пришло время расплачиваться, мама отлучилась в дамскую комнату. Лен посмотрел на меня, и его лицо смягчилось.

– У твоей мамы твердые взгляды. Я бы не стал использовать то слово, что употребила она. Это – не долг, но – возможность, а ты не из тех, кто отказывается от возможности поступить правильно.

– Но в этом нет смысла, Лен. Слишком много воды утекло. Невозможно вернуть зубную пасту в тюбик.

– Можно, если делать это аккуратно и не спеша. А если тебе нужен перерыв, почему бы не приехать к нам, в Мельбурн. Ты же знаешь, там всегда найдется место где спать. Привози мальчиков, если хочешь. А если тебе просто нужно вспомнить, зачем ты вернулся, посмотри в глаза Джейми или Бена, и они скажут, почему ты должен попробовать.

Я понял, что, возможно, он использовал более мягкие слова, но на самом деле полностью согласен с мамой. Возможно, именно поэтому они и счастливы в браке. В важных вещах они единодушны. Не уверен, что у меня – такое же видение.

В машине, направляясь обратно к Ральфу, я выяснил их ближайшие планы. Они собирались провести остаток этой недели в Бристоле, навестить старых друзей и старые места. Затем собирались отправиться в Ньюкасл, чтобы повидаться с Брайаном, Мораг и внуками. Потом они решили взять напрокат машину и совершить тур по Шотландии. Судя по всему, домой они не торопятся, всегда на связи и с радостью приедут, когда я буду в них нуждаться. У меня сложилось впечатление, что они собираются оставаться до тех пор, пока не увидят нас с Молли в маленьком коттедже с розами у дверей, а мальчиков – радостно катающихся на велосипедах. Для них это могут быть долгие каникулы.

Когда мы подъехали к Ральфу, я думаю, он услышал звук двигателя, потому что вышел поприветствовать нас. Когда закончились первые разговоры, я посмотрел на него.

– Как там она?

Он пожал плечами.

– Как и я, привыкает к этой идее. У нас был приятный ужин, и мы поговорили. Ей трудно осознать, насколько ее мысли в то время направлялись Сьюзен. Она не считает, что Сьюзен когда-либо ей лгала, но, возможно, она встречалась с Питером на стороне, чтобы согласовать тактику. Этого мы просто не знаем.

Я покачал головой и вздохнул:

– Какой кошмар.

– Есть мысли, что будешь делать, Крис?

– Никаких, разве что думать о разном. Но не могу понять. Я просто не понимаю, как… Это ведь не сработает.

– Дай ей время. И продолжай с ней общаться. Если ничего не получится, попробуй снова стать другом.

Меня вдруг осенило.

– А ты знаешь, как обстоят у нее дела с Питером?

– Ни малейшего понятия. Тебе придется спросить у нее.

И я тут же решил, что так и сделаю. Я вернулся в машину и направился к дому Молли. Было уже почти одиннадцать часов, и я надеялся, что она еще не спит. У меня были небольшие проблемы с его поиском, но в конце концов, я не спеша подъехал к дому. Не знал, там ли Питер или нет, свет в гараже, тренажерном зале и гостевой комнате был выключен, но наверху, в главном доме, горел. Я понятия не имел, где Питер. Вел себя как можно тише, но у меня не было другого выхода, кроме как нажать на дверной звонок, надеясь, что тот раздастся в глубине дома и не потревожит Питера, если тот спит в гостевой комнате. Не потревожил, и дверь открылась на цепочке. Выглянула Молли, увидела, что это я, и, молча распахнув дверь, стала ждать, пока я войду.

Она была одета в махровый халат и пару махровых шлепанцев. На ней не было ни капли косметики, а волосы были убраны назад. Думаю, она только что вышла из ванны или душа.

– Прости, что так поздно, но я хотел кое-что узнать.

– Тогда я рада, что ты пришел. Хочешь кофе, выпить или чего-либо еще?

– Апельсиновый сок был бы кстати.

Она провела меня на кухню, и пока наливала мне апельсиновый сок, а себе – стакан молока, я огляделся. Комната выглядела более пустой, чем, когда я видел ее в последний раз.

– Здесь как-то пусто. Что случилось?

– Питер забрал микроволновку, телевизор и еще кое-что. Вот и все.

Мы смотрели друг на друга, потягивая напитки.

– Что случилось после того, как я ушел вчера?

– Все были очень милы. Конечно, они хотели узнать, что ты сказал. Самой милой была твоя мама, заставила рассказать меня всю историю, чтобы услышать ее из моих уст, я думаю. До этого она полагалась на слова Ральфа. Но сказала, что я должна дать тебе время. – Она печально улыбнулась. – Как будто у меня есть выбор.

– Ну, не обольщайся, – мгновенно отреагировал я, но потом подумал, что это было сказано жестоко, поэтому добавил немного доброты. – У тебя был ужасный день, понимаю. Что думаешь о теории Ральфа насчет Сьюзен?

Она вздохнула.

– Безусловно, в ней есть доля правды. Я не знала, что она обещала приехать к тебе, когда этого не сделала я. Но именно она сказала мне, что я должна оставить тебя в покое, что ты должен сам принять решение. Если она говорила мне и Ральфу разное, значит, что-то скрывала.

Она сделала паузу и посмотрела на меня, я молча ждал.

– В последнее время, с тех пор как мы с Питером расстались, она стала гораздо откровеннее говорить о том, что хочет свести нас с ним обратно. Но это разумно, я думаю. Она не хочет, чтобы ее дочь потеряла и второго мужа, хочет спасти брак, если это возможно. Она не делала из этого большого секрета. Хотя если и впрямь виделась с Питером в Страстную пятницу, никому не сказав, а потом солгала об этом Ральфу, то это уже совсем другое дело. Полагаю, это также объясняет отчаянную необходимость пойти на пасхальный концерт в Уэллсе схи. Это вылилось в трехчасовую лекцию о том, каким замечательным мужем был Питер, а ты… не знаю, какое слово она бы использовала, но твоя работа и твои амбиции мешают тебе быть хорошим мужем. Она также нападала на тебя за то, что ты бросил мальчиков, хотя и не знаю, чего она от тебя ожидала, когда ты был в Голландии. В общем, было очевидно, что она сделает все, чтобы помешать нам с тобой быть вместе.

– Это не требует особой дедукции. Я подумал, не на этом ли она играла, когда тащила тебя в Уэллс, задолго до того, как Ральфу пришли в голову его идеи.

Она пожала плечами.

– Если ты примешь меня обратно, что ж, я не смогу обещать тебе любящую тещу.

Она присела на кухонный табурет, и ее халат распахнулся, показав соблазнительные ноги. Она посмотрела на халат сверху-вниз, а затем на меня, но не поправила его.

Глядя на меня, она заговорила:

– Меня бесит то, что если все это правда, то я не знаю, насколько сильно она повлияла на меня, насколько сильно вела меня к неправильным поступкам. Я только что приняла долгую горячую ванну и лежала там, размышляя, знаю ли я правду о своей собственной истории. – Она грустно улыбнулась. – Помню, как впервые пошла на свидание с Питером, после того как мы с тобой расстались. Он регулярно присылал мне цветы и открытки, и я дошла до того, что уже перестала его избегать. Наверное, примерно в то время, когда мы спорили об опеке и только начали спорить о доме и деньгах. Если он приходил и сидел со мной за обедом или в перерыве на кофе, я не пыталась его прогнать. Думаю, у меня просто не было сил. В общем, однажды вечером он пригласил меня поужинать в его квартире. Конечно, я отказалась.

– Но Сьюзен тебя убедила? – спросил я.

– В принципе, да. Сказала, что мне будет полезно надеть красивое платье, накраситься и сходить куда-нибудь на вечер, а не сидеть дома и хандрить. И, конечно, что она посидит с детьми. Но я думала, что не смогу еще раз прийти в ту квартиру. Это она убедила меня, что встреча с моими демонами мне поможет, что это – хорошая квартира с хорошим мужчиной, который понимает, через что я прошла, и что это – всего лишь ужин. Думаю, некоторые из ее идей имели смысл. Мне очень не хотелось, но, как обычно у нас со Сьюзен, я уступила. Именно о том, что случилось, когда я была там, я и думала. Во тут-то я и начала переосмысливать историю.

Я не был уверен, что мне это понравится, но все же спросил:

– И что же случилось?

– Ну, из-за того, что нарядилась, я почувствовала себя лучше. А Питер был очень обаятелен и мил. Но когда мы сели за стол и выпили аперитив, на столе появилась тарелка с чудесной смесью оливок. Ты же знаешь, как я люблю оливки, ты угощал меня ими, когда я приехала навестить тебя, когда ты только вернулся в Бристоль. Эти были греческими, с сыром фета и вялеными помидорами, они были восхитительны. Но я уверена, что никогда не говорила Питеру о своей любви к оливкам. Так, это было совпадение или ему подсказала Сьюзен?

– Ты никогда этого не узнаешь. Прости.

– Но это еще не все. На столе стоял прекрасный букет душистого горошка. А какие мои любимые цветы?

– Душистый горошек.

– Именно. И я знаю, уверена, что никогда не говорила ему об этом. Не станешь же говорить мужчине, который посылает тебе букеты из роз, гвоздик и лилий, что он поступил бы гораздо лучше, если бы подарил простой букет душистого горошка. Но когда я заикнулась о них, он сказал, что это – его любимые цветы. Совпадение или совет Сьюзен? И никогда не догадаешься, что там было за мясо.

– При таком раскладе – эскалоп из телятины?

– О, насколько ты проницателен! Опять же, видимо, это было его любимое блюдо. Но в качестве десерта были не профитроли, что было бы слишком очевидно. Но – прекрасные маленькие шоколадные муссы. Достаточно близко, чтобы мы могли обсудить, что оба просто обожаем шоколадные десерты. Понимаешь, Крис, это была китайская пытка водой - капать, капать, капать - о том, что мы с Питером созданы друг для друга.

Я ничего не сказал, и она посмотрела на меня.

– Ты должен помнить, какой потерянной и подавленной я была. Ты мог бы мне сказать, что черное – это белое, и я бы тебе поверила. – Она сделала паузу. – Это был первый раз, когда он сделал предложение. Не типа: «Молли, пожалуйста, выходи за меня замуж». Просто, когда я сказала, что теперь мы спорим из-за дома, и сказала, что наш чудесный дом неизбежно будет продан. А он, конечно же, сказал, что никогда не допустит, чтобы я оказалась бездомной, что всегда обеспечит дом для меня и мальчиков. И опять: ты уходишь, а он – мой спаситель. Капля за каплей.

– Таково было ваше первое свидание?

– Это не было свиданием в романтическом смысле. Думаю, я позволила ему поцеловать себя в щеку, когда пришла, и, возможно, в губы, когда уходила. Но все равно все было очень целомудренно. Но в течение следующих нескольких недель эти капли превратились в поток. Я впустила его в свою жизнь, и за это мне всегда будет стыдно. Надеюсь, на самом деле он чертовски ненавидит телятину и шоколад, потому что в течение следующих четырех лет я точно запихивала их ему в глотку, – и она сделала большой глоток молока.

Это был первый раз, когда я услышал, что она сказала что-то против Питера. Мне это понравилось. Я подумал, не рассказать ли свою версию насчет характера Питера, но на сегодня с нее было достаточно и плохих новостей о матери.

Вместо этого я спросил:

– Так, как обстоят дела между тобой и Питером?

Она пожала плечами.

– Брак распался. Переезжая в тренажерный зал, он сказал, что собирается встретиться с адвокатом, но я ничего не слышала. Да и не задумывалась над этим. Я думала о тебе.

Она подняла на меня глаза, и в этот момент ее халат распахнулся еще больше. Теперь одна пола халата полностью упала с ее коленей, которые все еще были полностью прикрыты второй полой. Но одна сторона ее ноги, до самого бедра теперь была открыта для обзора. Она понимающе посмотрела на меня.

Но потом выражение ее лица изменилось, она стала выглядеть слегка смущенной, но не поправила халат.

– Хочу сказать кое-что о вчерашнем. Хочу попросить прощения за то, что разделась и надеялась, что ты… что у нас будет секс. В тот момент ожидать или даже надеяться на это было глупо. Просто… я хочу… я провела четыре года, фантазируя о тебе… и мечтая о том, чтобы мы с тобой занимались любовью, делали то, в чем я отказывала не только Питеру, но и себе. Мне стыдно за то, насколько глупо я вела себя вчера. И спасибо, ты был идеальным джентльменом.

– Только вчера? Кажется, несколько дней назад… – я сделал паузу. – Как бы то ни было, я не был таким уж идеальным джентльменом. Я заметил, что ты хорошо выглядишь. Наверное, это – благодаря домашнему тренажерному залу.

– Он принадлежит Питеру. У него есть немного самолюбия, он гордится своей внешностью и обаянием, и упорно трудится, чтобы сохранить фигуру. Что же касается меня, ну, это – просто здоровое чувство эгоизма, но я всегда думала о тебе, думаю, всегда задавалась вопросом, не будет ли у меня шанса вернуть тебя? Я знала, что в последний раз ты представлял меня двадцатисемилетней девушкой, а сейчас мне тридцать один год. – Она улыбнулась. – И сейчас я бы тебе понравилась больше, чем вчера, только что, когда была в ванной, я побрилась. Впервые за три года. И мне было очень приятно.

– Совсем?

– Нет. Так же, как и раньше, может, чуть короче, но ненамного. Хочешь посмотреть?

– Не думаю, что стоит. У меня нет на это права. И вообще, от вчерашней поездки на велосипеде у меня болит спина и ноги. Сегодня я не смогу ничего сделать, даже если бы захотел.

– Ральф говорил, что ты ездил на велосипеде.

Наступила долгая пауза, и в конце концов, я вернул нас к цели моего визита.

– Тебе нужно что-то делать с разводом. Нечестно по отношению к тебе, мальчикам или даже Питеру позволять этому затягиваться.

Она долго смотрела на меня, видимо, решая, не требую ли я этого, прежде чем мы пойдем дальше. Возможно, так оно и есть, но я об этом не думал. Просто хотел, чтобы она избавилась от этого человека.

В конце концов, она сказала:

– Ты прав. Завтра попробую обратиться к адвокату. Воспользуюсь услугами той же, что была для нас. Она вроде бы ничего. Утром позвоню ей.

– Хорошо, – только и сказал я, потому что не думал, что сейчас подходящее время говорить ей о том, насколько я хочу увидеть, как она втопчет этого человека в землю труднейшим и самым грязным разводом в истории. Поэтому сменил тему. – Итак, следующий вопрос: «Что мне подарить Джейми на день рождения»?

– Я бы сказала, если бы знала, что подарю сама. Он только и говорит, что хочет щенка, а покупать щенков сейчас не время. И еще хочет собственный телефон, но, прости, в девять лет он ему не нужен, он его потеряет, скорее всего, в первую же неделю.

– А что насчет «Плейстейшен» или «Вии» от «Нинтендо»?

– Ну, до сих пор я их избегала, но, возможно, мне придется признать поражение. Просто придется постоянно следить за тем, в какие игры они играют и как долго.

– Хорошо, я постараюсь придумать что-нибудь еще, но их все же оставлю в качестве первого резерва, если буду в отчаянии.

– Хорошо, я полагаю. Но сделай все возможное, пожалуйста. Это – тяжелое время для них обоих, и я не хочу быть суровой матерью…

У меня было искушение… но я этого не сделал! Вместо этого двинулся к двери со словами:

– Я должен идти.

– Не должен. Пожалуйста, Крис, не мог бы ты остаться, нам не обязательно что-нибудь делать. Пожалуйста?

Я посмотрел на нее.

– Прости. Не хочу, чтобы ты решила, будто мы… что все как-то само собой образуется. Это не так. И в глубине души ты это знаешь.

Она долго смотрела на меня, а потом сказала, совсем тихо:

– Как я уже говорила твоей маме, у меня нет другого выхода, кроме как ждать. И я буду ждать. Я люблю тебя, Крис. Мне просто нужен шанс, чтобы это показать …

Я поцеловал ее в щеку и тихонько вышел. Я все еще не знал, спит ли Питер по ту сторону окна, мимо которого я шел.

***

На следующее утро Кэрол принесла мне кофе и обширное расписание.

– Спасибо. – Это и все, что я сказал.

– Завтра вы весь день в Эксетере. Не хотите, чтобы я что-нибудь сделала в ваше отсутствие?

– Я должен вернуться сюда около четырех, и не могу придумать ничего такого, о чем бы ты не знала. О, и да, не можешь ли попросить Пирса Макбейна дать о себе знать в следующий раз, когда он будет здесь? Ничего срочного, но до меня дошли слухи, что Питер Дэвис работает сейчас не очень хорошо. Я подумал, что должна передать ему это.

Она сделала пометку в блокноте, а потом посмотрела на меня.

– Вы знаете, у вас сегодня никого нет на обед? И знаете, я тоже в обед не занята?

Я посмотрел на нее, выдержав долгую паузу.

– Мне ведь этого не избежать, правда?

Кэрол посмотрела мне прямо в глаза, и в ее взгляде было сочувствие.

– Нет, можете. Если хотите избежать, то не буду на вас давить. Но если захотите поговорить…

Я довольно долго обдумывал это, потом улыбнулся.

– Ладно. Пусть из столовой принесут обед на двоих. Мне будет полезно попытаться привести все в какой-то логический порядок. У меня в голове все вертится, и каждый, с кем я об этом говорю, уже знает историю, так что, я еще не проработал ее как цельный рассказ.

Так мы и поступили. Сидя в своем кабинете, я рассказывал, а Кэрол слушала. Мне потребовался почти час, чтобы пройти через всю историю. Кэрол задавала вопросы только тогда, когда не понимала, и не делала никаких замечаний.

В конце я сделал паузу.

– Ну, ты должна признать, что это – не хуже любой из твоих мыльных опер.

Она это проигнорировала.

– И что вы собираетесь делать?

– Я надеялся, что ты мне скажешь.

– Я понимаю, почему вам нужно время, чтобы все обдумать. На каждую мою мысль есть равная и противоположная мысль в другом направлении. Но эта Сьюзен – та еще штучка, не так ли?

– Ну, главный вопрос в том, насколько сильно она повлияла на Молли. Молли поступила ужасно, выйдя замуж за Питера, но насколько ей промыли мозги, чтобы она это сделала?

– На этот вопрос я не могу ответить. Могу себе представить, что Сьюзен двигали эгоистичные материнские инстинкты. Я и сама их испытывала.

Я подождал.

– Когда близнецам было шестнадцать, семнадцать, восемнадцать лет, и они еще учились в школе, была целая куча девочек и мальчиков, и они использовали наш дом как базу. И, конечно, они объединялись в пары и устраивали свидания. Это время мне нравилось, дом всегда был полон шума и молодых людей. А отношения между девушками и парнями были просто юной влюбленностью. Теперь они учатся в университете и приводят домой серьезных подруг. Девушек, кто вот-вот уведет моих сыновей. А если не уведут эти, то придут другие и сделают это. Мне требуется вся моя решимость, чтобы принимать этих девушек в своем доме, и первая моя мысль: откуда они, куда они их увезут. Легко было бы позволить этим эмоциям вылиться во что-то болезненное и разрушительное. Думаю, именно это она и сделала. Но она была неправа, очень неправа. В конце концов, она причинила боль собственному ребенку, а такое невозможно простить ни одной матери.

Я слушал, догадываясь, что в ее словах есть доля истины.

– Уверен, что твои близнецы женятся на хороших девушках, и у тебя с ними будут прекрасные отношения.

Она улыбнулась.

– О, я уверена, что так и будет, и уверена, что полюблю девушек, которые завоюют их сердца. Но знаю, что в первое время буду волноваться и следить за собой. Это – совершенно новые отношения, которые нужно изучать, а это может быть трудно.

Мы сделали паузу, и между нами повисло задумчивое молчание, пока Кэрол не подвела итог:

– Сьюзен была неправа, но что сказать об остальном – не знаю.

– Я тоже. – Я улыбнулся и встал. – А пока нам нужно управлять компанией.

***

Вечером в среду позвонила Молли и сказала, что она звонила адвокату, но самое раннее, что та может назначить, – это четверг после обеда. И сказала, что, поскольку день рождения Джейми во вторник, а мама и Лен к тому времени будут в Ньюкасле с Брайаном, то решено устроить ему семейный праздничный чай в доме Сьюзен и Ральфа в пятницу днем. Я сказал, что приехать днем не смогу, но она вроде бы не возражала, и я согласился приехать туда после работы, как только смогу.

В четверг у меня было хорошее утро в Эксетере. Это место все еще меня впечатляло, и за рабочим обедом со Стивеном Хоббсом он рассказывал мне о бизнесе, от которого им пришлось отказаться после поглощения TDF старыми клиентами. Как я и предсказывал Кэрол, к четырем часам я вернулся в собственный офис.

Около пяти часов в дверь моего кабинета ворвался Пирс.

– Та-даа-ам! – Он стоял прямо в моем кабинете с поднятыми в знак триумфа руками.

Я сидел в своем удобном кресле, читал какие-то бумаги и молча смотрел на него.

– Перед тобой – величайший дедушка величайшего внука!

– Поздравляю! Как его зовут? И поздравляю Жанетту и Эстер.

Он скривил лицо, но не смог сдержать улыбки.

– Эдуард. Из всех чертовых имен. Я спрашиваю тебя? Эдуард!

– Эдуард – это неплохо. Эд, Тедди, Эдди. Нет, нормально. Более чем нормально. И что с ним не так?

– «Длинноногий»? Эдуард I? Тебе стоит посмотреть хотя бы «Храброе сердце». Какой порядочный шотландец стал бы называть своего внука Эдуардом?

– Подозреваю, что ты переживешь насчет презрения и проклятия, которые обрушатся на твою семью.

Он улыбнулся, точнее, продолжил улыбаться, и сел напротив меня.

– Так или иначе, ты хотел меня видеть?

– Только ненадолго. Слово мудрости и все такое. Как в эти дни работает Питер?

– Хорошо. Не блещет, большую часть времени проводит в своем кабинете. Я заметил, что он не особо общителен, но с работой у него все хорошо. А в чем дело?

– До меня дошли слухи, что некоторые члены команды считают, будто он не играет той роли, что должен играть. Вот и все. Вот я и решил передать это тебе.

Пирс вздохнул.

– Черт! – он посмотрел на меня. – Ладно, я скажу. Возможно, это – отчасти моя вина. В последнее время я тоже с ним не слишком общителен. Просто чувствую, что он, возможно, сам навлек на себя некоторые из своих проблем. Но, может быть, мне стоит уделять ему чуть больше времени, чтобы подтолкнуть к более активным действиям на работе?

Я улыбнулся, в основном про себя.

– Почти уверен, что он сам во всем виноват.

– Почему? Что случилось?

Я взглянул на часы, а затем на графин с виски. Я знал, что он следит за моими глазами.

– Думаю, если расскажу тебе все это, ты воспримешь меня как гребаного ублюдка, даже довольно большого гребаного ублюдка. Да и рановато еще.

Пирс задумался.

– Что делаешь сегодня вечером?

– Ничего, а что?

– Ну, у Эдуарда очень сухая голова, которую нужно смочить. И если ты – гребаный ублюдок… Ну, я знаю один паб в Бате, на удивление недалеко от моей квартиры, в нем – лучший ассортимент солодового виски, который я знаю в округе, и в их меню всегда есть хаггис (национальное шотландское блюдо из бараньих потрохов). А Жанетт сейчас в Лондоне, воркует, кудахчет и практикуется в роли бабушки. Так что, я – холостяк…

– Мне нельзя. Я бы и хотел, но не могу сделать это и вести домой машину.

– Возьми такси.

Я позвал Кэрол и, когда та вошла в комнату, спросил:

– Как думаешь, ты бы не могла заказать мне машину, чтобы та заехала за мной домой примерно в семь тридцать. И отвезла к доктору в Бат. А потом привезла меня обратно в… – я посмотрел на Пирса, – …скажем, в одиннадцать тридцать. Сегодня вечером.

– Конечно, считайте, что все сделано. Поздравляю, доктор. Не рановато ли он?

Пирс повернулся к Кэрол.

– Пара недель недоношенности, но все в порядке. Просто ему захотелось нас удивить.

Я задумался: У Кэрол, похоже, есть база данных на всех в этой компании.

После этого Пирс ушел, а я продолжил читать и делать пометки.

Когда Кэрол уходила, она просунула голову в дверь моего кабинета.

– Я приготовлю для утра «Алка Зельцер».

– Надеюсь, оно не будет таким уж тяжким. Но, судя по тому, как я себя чувствую, может…

– Это пойдет вам на пользу. Спокойной ночи. Увидимся утром.