ГЛАВА 16: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СТРАШНЫЕ ЛЮДИ

Я выступал в суде в качестве обвинителя у мужчин, забивавших своих жен до смерти. Мужчин, трясших младенцев до тех пор, пока их мозги в черепах не превращались в желе. Женщину, стоявшую над спящим мужем и стрелявшую из пистолета тридцать восьмого калибра, пока не кончились патроны, снова зарядившую и опустошившую пистолет, прежде чем позвонить в полицию.

Я привлек к уголовной ответственности трех подростков – двух восемнадцатилетних парней и шестнадцатилетнюю девушку – вывезших две пары, которых они встретили в клубе, в лесную местность, где парней застрелили, их подружек изнасиловали, после чего тоже застрелили, а затем тела сбросили в неглубокую могилу, облили керосином и подожгли.

Я обвинял в суде мужа, задушившего во сне жену, устроившего утечку бензина, поджегшего их дом и едва сумевшего спастись, оплакивая потерю любимой супруги.

Я обвинял трех придурков, которые ограбили KFC, затем провели двух дежурных сотрудниц в заднюю часть, заставили их встать на колени и смотреть, как одной из них стреляют в голову, а затем убили оставшуюся единственную свидетельницу, в то время как та умоляла сохранить ей жизнь.

Я обвинял каннибала Велака, сказавшего мне, что он вырезал человеку глаз и оставил другой нетронутым, чтобы тот мог видеть, как каннибал обливает его острым соусом и сует в рот. Прежде чем препарировать остальную часть тела, так тщательно, чтобы жертва прожила как можно дольше.

Я видел и слышал ужасные вещи, преследующие меня во сне. Так почему же у меня такое плохое предчувствие по поводу красивой домохозяйки и риэлторши, не сделавшей ничего более ужасного, чем изменить своему мужу и трахаться с двумя мужчинами в попытке вызволить своего мужа из тюрьмы?

***

10 ОКТЯБРЯ 2005 г. – ПОНЕДЕЛЬНИК – ПОЛДЕНЬ

У входа в тюрьму меня встретил дежурный лейтенант Баз Холлоуэй, а затем провел через лабиринт обратно в одиночную камеру, где на койке лежал Пол Доннелли. Такер, должно быть, купил целый букинистический магазин. По его камере было разбросано, по меньшей мере, тридцать книг в мягких обложках. Когда я вошел, он поднял голову.

– Мейтленд?

– Привет, Пол, как дела?

Он отложил потрепанную книжку в мягкой обложке, которую читал. Это было «Скачи мимо, всадник». Это становилось совершенно пугающим. «Шесть уровней развода» – чушь собачья. Слишком много было связей. Я решил не обращать на это внимания.

– Хорошо, полагаю. За последние двадцать лет я ни разу не брал и неделю отпуска без Паулы. Мы всегда были вместе, так что, это немного странно. С другой стороны, мне уже неделю не приходится смотреть в ее лживые глаза потаскухи, так что, это хорошая часть. Даже еда не так уж плоха. Спасибо, что разрешили Гилу прийти и поговорить со мной.

– Он – хороший друг?

– Лучше, чем я заслуживаю.

– Мне знакомо это чувство. Послушайте, Пол, нам нужно поговорить. Мне необходимо, чтобы ВЫ поговорил со МНОЙ. Честно говоря, у меня такое чувство, что в вас много секретов.

– У всех есть секреты.

– Вы можете хоть на минутку прекратить с этим проклятым дзенским дерьмом? Происходит нечто, связанное с вашей женой и вами, то, что портит жизнь другим. То, что причиняет боль людям, не заслуживающим того, чтобы их обижали только потому, что вы и ваша жена по-королевски испортили себе жизнь. Вы можете хоть несколько минут поговорить со мной как другой человек?

– О чем вы говорите?

Он перекатился в положение сидя, но не встал с койки.

Я посмотрел на Холлоуэя, а затем обвел взглядом камеру и коридор. Там имелись записывающие устройства, и я не был уверен, что он сможет, даже если захочет, выключить их.

– Мне нужно поговорить с ним наедине. Не мог бы ты отвести нас куда-нибудь, где мы смогли бы поговорить без записи?

Он на мгновение задумался.

Десять минут спустя он и еще один охранник надели на Доннелли наручники за спиной, прикрепив их к ножным кандалам. Они шли рядом с нами, в то время как он шаркал по коридору к заднему лифту, а затем поднялись на третий этаж. Нас привели в комнату с двумя дверями, микроволновой печью, холодильником, столом, двумя стульями и диваном, выглядевшим так, будто он был раскладным.

– Это – комната для персонала, – сказал Холлоуэй. – Иногда, когда становится действительно беспокойно, люди здесь дрыхнут или могут подремать. Она даже известна как место, где люди противоположного пола могут... встречаться.

– Больше ничего не говори. Так, что, здесь НЕТ НИКАКОЙ записи.

– Нет.

– Я постучу в дверь, когда мы закончим. Ладно?

Когда они ушли, и Доннелли неловко откинулся на спинку дивана, я сел рядом с ним.

– Перед одним моим другом всатл вопрос конца брака. Он потеряет жену и детей, если я не соглашусь снять с вас обвинения и отпустить. Но я видел, на что вы способны. Я не знаю, кто вы, черт возьми, но знаю, что вы можете быть смертельно опасны, и вы уже почти убили свою жену – задушили ее голыми руками. Так что, если я вас не отпущу, то буду нести ответственность за разрушение жизни друга. Если же отпущу, боюсь, вы слетите с катушек и убьете свою жену. После, я думаю, вы покончите с собой и оставите двух сирот. Мне придется всю оставшуюся жизнь смотреть на фотографии вашей жены с выпученными глазами и красным от разрывов капилляров лицом. Я видел фотографии людей, которых задушили, – это некрасиво. Вы с ней будете мне сниться. Я в состоянии жить со своими снами, и видел некоторые уродливые вещи, но не хочу жить с этими новыми снами. Пожалуйста, поговорите со мной.

– Вы сказали, что у меня много секретов... Вы правы. Вы даже не представляете насколько, Мейтленд.

– Расскажите мне один из секретов.

– Мой дед умер в сумасшедшем доме, заведении для душевнобольных преступников.

Я помолчал.

– Это не... Я не верю в эту чушь с геном безумия. У него были проблемы с тем, что мы сегодня назвали бы проблемами гнева. Однажды ночью он забил насмерть двух мужчин возле бара в Массачусетсе. Это было... у него было то же, что и у меня. В этом нет ничего сверхъестественного. Они – врачи в учреждении, где я провел некоторое время, – называли это повышенной эффективностью или силой сухожилий. Доктор, проводивший некоторые исследования, сказал, что среди ученых существует некоторая теория о том, что она сыграла определенную роль в легенде о викингах берсерках. Одной составляющей была ярость, но еще одним важным элементом являлось наличие силы, чтобы рвать людей на части. Эффективность сухожилий, как и все остальное, меняется в соответствии с гауссовой кривой. Имеются люди с очень слабой эффективностью сухожилий – в нижней части кривой, а есть такие как я, – в верхней части кривой. Если она у вас есть, вы можете делать довольно невероятные вещи, но это естественно, просто редко встречается, как сказали врачи.

– Вы, должно быть, приводите в восторг людей на вечеринках. Почему Гил ничего об этом не знал? Кроме того, ваша жена об этом не подумала, разозлив парня, имеющего такую силу?

Он наклонился вперед и положил подбородок на сцепленные руки, уставившись в пол.

– Когда я был молод, подростком я сделал нечто... нечто очень плохое.

Он молчал так долго, что мне показалось, будто он отключился. Вернулся в какой-то мир, в который мог войти только он.

– Я долго лечился. Я унаследовал силу сухожилий моего деда и его гнев. Меня учили им управлять, и я научился. Я подавил его. Я запер его так далеко, внутри в себя, что, казалось, он исчез, хотя, конечно, этого не было. Он был там, ждал.

– Он был там, когда я познакомился с Паулой в колледже. Боже, как я ее любил! Я держал внутри себя все, хорошее и плохое. Она... она была словно лесной пожар. Когда я был с ней, все было более реальным, более красочным, более живым.

Он посмотрел на меня.

– Вы любили, так что знаете, каково это, только вы не были сумасшедшим, вам не требовалось скрывать, кто вы. Я не смог... Я не мог позволить ей... узнать, кем я был... увидеть, кем я был. Она не полюбила бы меня, никто бы не смог. Каким-то образом... каким-то образом она влюбилась в того, кем или чем считала меня. Мы поженились, завели детей и зажили своей жизнью. К несчастью, где-то на пути, – как рассказал мне Гил, – пришел какой-то мужчина, крупный латиноамериканец, и обнаружил, чего она хотела в действительности. Он забрал ее у меня без моего ведома.

Он глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться, и у меня на затылке встали дыбом волосы, как будто я снова был ребенком, стоящим лицом к лицу с той большой, злой собакой.

– Так что, я жил с женщиной, больше не любившей меня. Я не знал, кто она, а она не знала, кто я. Вообще-то, это было забавно, пока... я не узнал. Тогда все, чего я хотел, – это уйти от нее. Она не любила меня, она не могла меня любить, но она не оставляла меня в покое... она не оставляла меня в покое! В конце концов, она загнала меня в угол в нашем доме, и это вырвалось наружу... я обхватил ее руками за шею, прежде чем осознал это. Это было бы так просто, но мы стояли перед фотографиями наших детей. Она царапала мои руки, мое лицо, но ее как будто бы не было. Там были они. Они смотрели на меня. Я не мог этого сделать.

– Вот и вся история, мистер Мейтленд. Вот кто я, что я и почему я не могу снова видеть Паулу, потому что в следующий раз убью ее, я знаю это. Вы не можете меня выпустить.

***

10 ОКТЯБРЯ 2005 г. – ПОНЕДЕЛЬНИК – 2 ЧАСА ДНЯ

– Миссис Доннелли?

– Мистер Мейтленд. У вас была возможность поговорить с моим мужем? И каково же ваше решение?

– Да, но прежде чем принять это решение, я хотел бы поговорить с вами.

– А что такого сложного в том, о чем я прошу? Пол почти так же безобиден, как любой человек, когда-либо ходивший по земле, за исключением того, что случилось со мной, а это я спровоцировала его. В следующий раз я поступлю по-другому. Что касается этих историй о тюрьме, то я знаю своего мужа, или мне так казалось. Даже зная то, что я знаю сейчас, он не сделал того, о чем говорят. С таким же успехом он мог бы отрастить крылья и полететь. Я знаю его лучше, чем кто-либо другой на земле. Я никогда не поверю тому, что вы говорите о нем.

– Нет, не знаете, миссис Доннелли. Вы думаете, что знаете его, но это не так. Я думаю, вас ждут большие сюрпризы, но почему бы вам не зайти ко мне в офис, и мы поговорим. Может быть, сможем найти какой-то компромисс.

– Никаких компромиссов. Я думала, Дэйв Брэндон – ваш друг. Я знаю, что вы бывали у него дома. Вы же знаете его жену. Я знаю, что у нее не было настоящей активной сексуальной жизни в средней школе и колледже, до того как она встретила Дэйва. Эта... информация... опустошит ее. Она разорвет ей сердце.

– Откуда, черт возьми, вы все это знаете? Вы из ЦРУ? Вы что, правительственный шпион?

– Не говорите глупостей. Я – всего лишь домохозяйка из Джексонвилла, подрабатывающая в агентстве недвижимости, чтобы выбираться из дома. Во мне нет ничего особенного. О, и у вас мало времени. Я могла бы отправить более миллиона долларов наличными... банкнотами по пятидесятках и сто долларов... за час. Как только это произойдет, вы потеряете все рычаги. Его выпустят, что бы вы ни говорили.

– Если вы говорите правду, я рад это слышать, потому что это показывает, что на самом деле и вы совершаете ошибки. Залог не автоматический; вы можете внести этот миллион долларов, но Пол должен принять его и подписать. Он может сказать: «Я не подпишу». Залог – это всего лишь способ убедиться, что тот, кто хочет выйти, вернется на суд. Я могу сказать вам, что он не выйдет.

На этот раз наступила тишина, и когда она заговорила снова, я впервые почувствовал, что слегка потряс ее. Кем бы она ни была, она не была непогрешимой.

– Я могу спуститься и поговорить с ним. Даже не смотря на...

Мне не нужно было быть доктором Теллером, чтобы прочитать ее. Она была напугана... черт, она была напугана... человеком в камере. Мужчиной, с которым прожила двадцать лет, мужчиной, которого предала и, возможно, свела с ума или вернула ему сумасшествие. Однако, когда она снова заговорила, я понял, что она заставит себя спуститься туда и встретиться с ним лицом к лицу. Я все еще не мог понять, что, черт возьми, происходит между ними.

– Меня или пустят в тюрьму, или я могу достаточно подергать за ниточки, чтобы попасть туда.

– Поверьте мне, вы – последний человек, которого он хочет видеть. Если и есть какой-либо шанс, что он выйдет, то только, если вас не будет поблизости. Просто зайдите ко мне в кабинет и мы с вами поговорим.

– Нет, не на вашей территории. Нам нужно нейтральное место. Как насчет «Карраббы» на бульваре Атлантик? Вы знаете это место?

– Да, мне понадобится час, может быть, два, чтобы добраться туда. Как насчет полпятого?

– Мистер Мейтленд, я в самом деле с нетерпением жду встречи с вами... во плоти. Вы мне очень любопытны.

Она даже не пыталась, но было что-то в этом шепчущем, знойном голосе и воспоминаниях об этом теле, прыгающем между Мэтьюсом и Брэндоном, о тех больших сиськах, что летали, что заставило меня начать возбуждаться.

– И вы мне очень, очень интересны, миссис Доннелли.

Черт, если она могла произвести такой эффект по телефону, может быть, мне стоит взять с собой сопровождение.

Я сидел в своем кабинете и смотрел в окно на яркий осенний пейзаж, пытаясь понять, что произошло с тех пор, как я заметил имя Доннелли в тюремном журнале. Если бы я не был тем, кем был, если бы я не делал того, что делал последние десять, почти одиннадцать лет, если бы я не видел того, что видел, и не слышал того, что слышал, мне бы это никогда не пришло в голову.

Это было такое темное, темное подозрение, что оно заставило меня возненавидеть десятилетие, которое я провел, заглядывая в самые черные ямы человеческой души. Тем не менее, она уже сделала несколько действительно плохих вещей, если посмотреть на это с одной стороны. Даже с учетом презумпции невиновности, предполагая, что какая-то часть ее души все еще любит Пола Доннелли, она все равно была готова пожертвовать невинным незнакомцем, невинной семьей, чтобы получить то, чего хотела. Может ли любовь к кому-то в достаточной степени компенсировать готовность сделать для него ВСЕ что угодно, и к черту весь остальной мир?

Я сделал еще два телефонных звонка, чтобы подстраховаться, и молил Бога, чтобы ошибся в том, в чем ее подозревал. Потом спустился вниз, сел в Эскалэйд и поехал к Карраббе, борясь с дневным движением, чтобы успеть к четырем тридцати вечера.

Она сидела за столиком в дальнем конце ресторана. Если не считать того, что на ней была одежда, она выглядела точно так же, как та женщина, которую я видел несколько часов назад, когда два мужика засунули ей члены в задницу и киску. Она взглянула на меня с выражением, представлявшим ее казаться экстрасенсом, как будто она знала, что я видел ее голой и хорошо трахающейся.

Она была красива, даже более чем красива. Она заставила меня почувствовать себя грязным тринадцатилетним подростком, когда я осмотрел ее тело, одетое в свободную сине-зеленую блузку и синюю юбку, которая не была слишком высокой, но была сексуальнее любой мини-юбки, которую я когда-либо видел на любой женщине.

Она поднялась со стула, когда я подошел к ней, и протянула руку. Я принял ее. Она была такой же стройной и хрупкой, как Дейв описывал ее.

– Миссис Доннелли.

Я сел напротив нее, и мы молча смотрели друг на друга. Я гадал, может ли ее сердце быть таким темным, как я думал, или она виновна лишь в том, что разбила сердце ничего не знавшего человека, желая каким-то образом все исправить, хотя бы для того, чтобы сохранить святость прошлых воспоминаний.

Я огляделся и заметил, что в нашей части зала никого нет. В этом не было ничего необычного, потому что для дневной суеты было еще рано, но, тем не менее, единственным парнем, сидящим в паре столиков от нас, был высокий темноволосый парень в костюме. Он находился лицом ко входу, и я видел на него в профиль, но мне показалось, что я его знаю. У меня появилось дурное предчувствие, что мои подозрения оправдаются.

Я заметил, как из входа в кухню высунул голову мужчина-официант и посмотрел в нашу сторону, но его взгляд переместился на мужчину за столом, и я заметил, как тот покачал головой, после чего официант снова нырнул в кухню.

Пола Доннелли глубоко вздохнула, и я понял, что она знает, что делает. Она играла на том, что я видел ее секс-видео. На губах с расплывшимся синяком играла легкая как бы улыбка.

– Нам нужно поговорить, мистер Мейтленд, но я надеюсь, вы не будете возражать, если сначала я приму меры предосторожности.

Она кивнула мужчине в костюме, и тот поднялся во весь свой рост метр восемьдесят, прежде чем неторопливо направиться к нам. Я видел под правой стороной его пиджака выпуклость и знал, что если загляну в его бумажник, то обнаружу звезду, характер изующую его как детектива из отдела убийств.

Подойдя к нам, он сунул руку в карман куртки и вытащил оттуда электронное устройство, похожее на волшебную палочку.

– Я возражаю, Паула.

Я посмотрел на сержанта отдела убийств Хека Пауэлла и сказал:

– Уходите, сержант. Я не позволяю вам проверять меня на наличие записывающих устройств.

– Вы здесь неофициально, Мейтленд, а Паула сказала мне, что вы не будете призывать кавалерию, потому что не можете позволить себе никакой огласки. Многие мои друзья до сих пор считают вас придурком за то, что вы сделали с Шоном, так что не думайте, что то, что вы – мудак-прокурор, растопит во мне лед. Просто сидите, закройте рот и дайте мне проверить себя.

Я перевел взгляд с его натянутой улыбки на слабую улыбку на лице Паулы и сказал:

– Вы хотели уединения, поэтому привели своего личного охранника, чтобы удерживать это помещение пустым и проверить меня на жучки. Вы думали, что я соглашусь на это, потому что этот мудак – высокий и носит пистолет. Такова короткая версия?

– Какие-либо неприятности, мистер Мейтленд, и первой жертвой станет брак вашего друга. Кроме того, мы вдвоем сообщим прессе, что вы приехали сюда, дабы полакомиться тем, что мистер Брэндон и Мэтьюз получили в отеле Хайят. Вы довольно известны, но я довольно горяча, и многие люди были бы так же счастливы сдернуть вас вниз, как и поднять. Почему бы вам не позволить Хеку проверить вас, и тогда мы сможем вести наши дела?

– Я не согласен, Паула.

– Ты, чертов... – начал Пауэлл.

– Я всегда считал тебя тупым идиотом, но не думал, что ты глуп настолько.

Пауэлл оглянулся и увидел стоявшего позади него сержанта Боба Хастингса. Он был в патрульной форме, его рука небрежно покоилась на Глоке на бедре. Гастингс был ниже Пауэлла, но Глок казался очень большим.

– Я всегда думал, что ты – тупой придурок, думающий своим членом, и что ты стал детективом только потому, что работал сутенером на высшее начальство, но это? Ты рискнешь всей своей карьерой, идя против Мейтленда ради куска задницы?

Пауэлл вновь обрел уверенность, глядя на Гастингса сверху вниз.

– Ты – не в своем районе, – сказал Пауэлл. – Это – не Вестсайд. У меня здесь такой же авторитет, как и у тебя, а если ты хочешь из этого что-нибудь извлечь, почему бы нам не выйти на задний двор, и я с удовольствием надеру тебе задницу за то, что ты суешь свой нос туда, куда ему не следует соваться. Давай просто поговорим как мужчина с мужчиной, Гастингс. Или ты не достаточно мужчина?

– Ладно, Пауэлл. Когда и если ты побьешь Боба, попробуешь мой размер.

Я не смог сдержать улыбки, когда Пауэлл опять повернулся и посмотрел на широкие, недружелюбные черты лейтенанта Оперативной группы по борьбе с наркотиками Бобби Мартина. Мартин был светловолосым, легко одетым и таким же широким в плечах, как Пауэлл. Более того, он превосходил его по размеру.

– Что за... что ты здесь делаешь? Тебе нечего делать...

– Так, что у тебя здесь за дело, Пауэлл? Почему ты разыгрываешь эпизод из «Щита», приказываешь гражданским и ведешь себя словно личный телохранитель этой телки? Не то чтобы это было неприятно, но ты же знаешь, что копы не могут таким заниматься. Более того, делать это в присутствии главного прокурора округа? Если он отправится к Найту, ты окажешься в жопе.

– Пауэлл попробовал хорохориться:

– Это не твое собачье дело, Мартин. Возвращайся к погоне за наркоманами или чем ты там еще занимаешься.

– Почему бы нам не выйти наружу, и ты скажешь это, когда не будешь вооружен. Если, конечно, ты не захочешь попытаться привлечь меня... и Гастингса. Ты настолько глуп, или ее киска самая лучшая в мире? Лучше бы так и было, потому что ради нее ты рискуешь своей карьерой. А если ты настолько глуп, чтобы вытащить пистолет, то рискуешь своей жизнью. Это не стоит того, чтобы у тебя были неприятности. Давай, убирайся отсюда, а позже я тебе позвоню.

Взгляд рослого полицейского скользнул по каждому из нас и, наконец, остановился на красивом лице Паулы. Она улыбнулась ему, чтобы снять остроту.

– Давай, детка. Спасибо, что ты пришел сюда ради меня, попытаться стоило, но со мной все будет в порядке. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Я знаю, что ты можешь избить их обоих, но это будет стоить тебе работы.

– Послушай ее, Пауэлл, – сказал Гастингс. В его голосе слышалось почти сочувствие. – Парень, я знаю, как они могут проникнуть в твою голову, в твою кровь, но уходи, не будь дураком.

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но остановился, махнул Пауле рукой, повернулся и вышел. Несколько нервничающих официантов выскочили посмотреть, как он уходит.

– От тебя больше неприятностей, чем пользы, – сказал мне Мартин. – Хорошо что я знаю, как ты на самом деле нравился Хаузеру. Я здесь лишь потому, что знал, что он сказал бы: «поддержи его».

Гастингс перевел взгляд с Паулы на меня, покачал головой и с легкой усмешкой сказал:

– Ты, и такая красивая женщина. Не знаю, что там у вас, но я бы не отказался от небольшого кусочка.

Затем они ушли, а мы с Паулой Доннелли остались одни, потому что я заметил, что никто из официантов не подошел, пока я не сделал знак одному из них, и он осторожно приблизился.

– Принесите мне кофе, а для леди...

– Белое вино.

Через пару минут я уже потягивал кофе, а она взболтала в бокале золотистую жидкость и сделала глоток.

– Мне не следовало этого делать, но я научилась быть осторожной. Только сейчас я поняла, что на самом деле это не имеет значения. Вы можете записывать меня на пленку, но никакие присяжные мне ничего не сделают. Я – убитая горем и чувством вины жена, почти разрушившая жизнь своего мужа и делающая все возможное, чтобы все исправить. Любой хороший адвокат освободит меня.

– Кто вы, черт возьми, такая, Паула? Откуда вы знаете, что делать? Как вы только сумели войти и обвести вокруг мизинца двух профессионалов, за пару часов заставив их бросить свои профессиональные обязанности? Откуда у вас миллион долларов наличными? Вы – всего лишь домохозяйка, жена специалиста по международному государственному праву небольшого частного колледжа.

Она потерла разбитую губу и положила ладонь на мою. Это не чувствовалось сексуальным или вызывающим возбуждение. Это был просто маленький, интимный жест, заставивший меня почувствовать, что в этот момент мы были единственными двумя людьми в мире.

– Я – очень умная, Билл. В том-то все и дело. Не такая умная, как мне иногда кажется, потому что я думала, что умнее вас, но вы меня опередили. Мне говорили, что у меня IQ сто семьдесят или сто восемьдесят – уровень гениальности, что бы это ни значило. Я никогда не использовала его, потому что, когда ты – студентка колледжа, трахающая все, что движется, тебе на самом деле не нужно быть гением. Когда ты – футбольная мама, воспитывающая двоих детей, это тоже не имеет значения, но когда я занялась недвижимостью и начала использовать свой мозг и свое тело, то поняла, что нет предела тому, что могу сделать и сколько денег могу заработать.

Она нежно провела рукой по моей. Странно, но я все еще не чувствовал возбуждения.

– Вы спросили меня, как я могу вывернуть наизнанку двух профессиональных адвокатов? Просто вы все легко соблазняемы. У меня прекрасное тело и красивое лицо, и я люблю секс. Я могла бы трахаться по восемнадцать часов в день, если бы выдержало мое тело. Мне нравятся члены, причем разные. Мне нравится, когда мужчины кончают в меня, на меня, в мой рот и мою задницу. Вы смотрите на меня как на сумасшедшую, но слушайте внимательно, Билл, потому что я открою вам секрет, который умные женщины не хотят, чтобы вы знали, а многие женщины никогда не понимают.

– Мы правим миром. Вы, парни, – похотливые щенки, и мы таскаем вас повсюду за ваши члены. Не вы подцепляете женщин, а вас подцепляют. Не вам везет, а какая-нибудь женщина решает, что хочет вас трахнуть. Не вы решаете жениться на ком-то, а одна из нас выбирает вас и позволяет вам думать, что вы нас победили.

– Мы знаем, кому на самом деле принадлежат ваши дети. Мы заставляем вас думать, что вы – отличные любовники или бревна в постели. Потому что никто из вас не может сравниться с нами, теми, кто знает, что мы делаем в постели. Я могла бы трахнуть самого большого жеребца в мире в луже спермы на полу и продолжать двигаться.

– Вы же ограничены своими бедными, хрупкими членами. Не поймите меня неправильно, женщины их любят. Помимо того, что вы даете нам детей, это – главная причина, по которой мы держим вас рядом. Это – замечательные игрушки, но они ограничены. Вот почему мы должны постоянно получать новые.

Она улыбнулась мне.

– Вы выглядите таким потрясенным, Билл, но не вы выбрали Дебби Баскомб. Это она выбрала вас и позволила вам завоевать ее сердце. Она держала вас хорошо трахнутым и счастливым, пока вы не оставили ее в одиночестве в своем браке, и она обменяла вас на другой член.

– Сейчас большинство женщин, очень много женщин, подавляют свои естественные желания, потому что знают, что ни один мужчина не сможет угнаться за ними, если им дадут волю, но я – свободна. Я научилась пользоваться своим телом и сексуальным влечением. Я заработала миллионы, используя свое тело и свой мозг. Если вы предложите мужчине шанс заработать деньги и одновременно затрахать его до выноса мозга, очень немногие мужчины откажутся от такой сделки.

– Многие мужчины назвали бы меня шлюхой, но какая разница? Я люблю заниматься сексом и люблю зарабатывать деньги, занимаясь сексом. Я построила финансовую империю, а мой ничего не знающий, любящий муж никогда не имел ни малейшего представления о том, что я делаю. Я использую в своих деловых операциях следователей и, когда это произошло, я искала лучшего человека в офисе прокурора штата, чтобы оказать давление для освобождения Пола.

– Я исследовала вас. Я понимала, что должна добраться до вас, но не думала, что с вами сработают обычные методы. Я не была уверена, что смогу вас соблазнить. Даже если бы это и сделала, я знала, что вы никогда не поддадитесь шантажу, но вы верны, и это – ваша ахиллесова пята. Я нашла лучшего мужчину для соблазнения, а ваша преданность ему поможет Полу выбраться из тюрьмы.

– Значит, вы очень умны, очень сексуальны, богаты и уже давно изменяете своему мужу. Я понимаю это, но зачем кому-то настолько умному рисковать быть арестованным и обвиненным по крайней мере по двум или трем пунктам, включая вымогательство, шантаж и попытку вмешательства в уголовное расследование? Вы говорите, что хотите освободиться от него, но все это не имеет смысла. Вот почему – по крайней мере, это одна из причин, – почему я тяну время. Вы говорите одно, а делаете прямо противоположное, и это вызывает у меня адские подозрения.

– Для вас все должно иметь смысл? Все должно складываться?

– Да.

– Я – плохой человек, Билл. Я не считаю себя плохой, но знаю, что большинство видели бы меня такой. Я вышла замуж за мужчину, обещала быть верной, родила ему детей, но что-то случилось, и я отказалась от этого обещания... я отказалась от него! У меня был секс с сотнями мужчин. Я приходила к нему в постель и всегда старалась быть чистой, но целовала его, еще чувствуя на своем языке вкус спермы другого мужчины. Я целовала его и говорила, что люблю, и чувствовала, как он пульсирует внутри меня, а в голове я была за три тысячи миль от него, наслаждаясь членом другого мужчины.

– Я перестала его любить, потому что, честно говоря, он не очень-то и мужчина. Он милый, он любит меня и заботится обо мне, но он – слабак. Милый, симпатичный, замечательный слабак. Он – не мужчина, не тот мужчина, который мне нужен. Он похож на бассейн глубиной в пару сантиметров, красивый на поверхности, но в нем нет дна, нет глубины. Честно говоря, он чертовски скучен.

Она сделала знак официанту, притаившемуся в глубине кухни, и тот принес ей еще один бокал вина.

– Я оставалась с ним из-за наших детей и потому, что он был... удобным, комфортным. Бывают времена, когда лучше быть изменяющей женой, которая должна возвращаться домой к мужу, и у которой есть обязательства, от которых она не может избавиться, чем свободной. Наверное, какая-то часть меня все еще испытывает к нему какие-то чувства. Чувства, ну не знаю, как к собаке, которую вы растили, с тех пор как она была щенком, а теперь она – старая, у нее катаракта, и она не может двигаться из-за артрита, но вы не можете усыпить ее лишь потому, что она постарела.

Она уставилась в глубину своего бокала.

– Мне даже не нужно видеть ваше лицо, Билл, чтобы понять, о чем вы думаете. Я сказала, что я – плохой человек. Я – такая, какая есть. Но я знала, что это закончится, если не раньше, то когда дети, наконец, закончат школу и уйдут в свою собственную жизнь. Я собиралась продержаться... пока он не узнает, просто – одна из тех странных вещей. Я беспокоилась обо всем остальном, я была так чертовски осторожна... и все равно он узнал.

– Он избегал меня почти месяц. Это было так безумно. Я много лет бегала и пряталась от него, а теперь не могу найти его, поговорить с ним, а потом, наконец, нашла его дома. Я просто хотела поговорить с ним, а он... без предупреждения... схватил меня за шею. Мне почему-то показалось, что он шутит. Пол никогда не причинил бы мне вреда. Я думала, что он заплачет, а я буду чувствовать себя дерьмово, но я никогда его не боялась.

– Было так больно, что я не могла дышать. Стало темнеть, и я не могла говорить. Впервые я поняла, что умру прямо сейчас, что все это закончится. Я думала, что такого не может быть, что я сплю и вижу сон. Это был кошмар, потому что я смотрела ему в глаза, и это был не Пол...

– Должно быть, я потеряла сознание. Я очнулась, лежа на полу и хватая ртом воздух. Он молча смотрел на меня, но ничего не говорил. Я знала, каким-то образом я знала, что он встанет на колени рядом со мной, обхватит руками мое горло и закончит работу. Я попыталась ползти, но была слишком слаба. Я обмочилась... никогда в жизни мне не было так страшно. Я всегда контролировала мужчин. Я никогда не боялась мужчин, но тут мне хотелось молить о пощаде, однако я не могла издать ни звука, а он все смотрел на меня. Затем он повернулся и вышел.

– Кое-как я дотащилась до входной двери, заперла ее и повесила цепочку. Потом я с трудом доползла до нашей спальни и заперла дверь. Я передвинула комод, Бог знает как, под дверь, чтобы заблокировать ее. Я пыталась позвать на помощь, но получалось говорить только шепотом.

– Первым парнем, с которым я смогла поговорить, был Хек, и он был у меня через полчаса. Он остался со мной, после того как написал отчет о случившемся, а я подписала запрос на арест Пола. Он провел со мной ночь, две ночи, после того как я вернулась из больницы. Мы ничего не делали, я просто не могла оставаться одна. При каждом звуке казалось, что Пол снова врывался внутрь.

Она опять посмотрела мне в глаза.

– Я ничего так не хотела, как увидеть Пола за решеткой на всю оставшуюся жизнь, но через некоторое время, через несколько дней, мне пришлось позвонить нашим детям. Они не могли в это поверить... я видела, как им было больно, и я... это не Пол пытался убить меня. Это был кто-то или что-то еще. Я не понимала, как сильно ранила его, когда он узнал. Он сошел с ума, вот и все. Пол не причинил бы мне вреда, будь он в здравом уме.

– Мне неприятно говорить вам это, но я думаю, что он – все еще сумасшедший. Я думаю, его нужно куда-то отправить, ради его и вашей безопасности.

– Она покачала головой.

– Теперь я могу себя защитить. Я могу нанять телохранителей, или такие друзья как Хек, позаботятся о том, чтобы он больше не причинил мне вреда.

– К чему рисковать? Вы сказали, что любите его как старого домашнего любимца. Вы все равно собирались его бросить.

– Собиралась. У нас больше нет брака, уже давно нет, но не он бросил меня, а я бросила его. Он не сделал ничего, кроме того, чтобы быть таким же верным, любящим, неинтересным и скучным мужем, каким всегда был. Я видела, как разбивается его сердце. Он достаточно молод, и я думаю, что он сможет снова собраться. У него есть друзья и секретарша... в любом случае он будет не один.

Она снова посмотрела мне в глаза.

– Я сказала, что я – плохой человек. Я изменяла и лгала ему, планировала бросить его и любила других мужчин больше, чем его. Я полагала, что сделаю его несчастным на несколько месяцев или лет, пока он не найдет кого-нибудь другого, а может, и навсегда, но не собираюсь отправлять его в тюрьму. Я не собиралась разрушать его карьеру, чтобы он никогда не смог восстановить свою жизнь. Я не собиралась смотреть, как его жизнь превращается в ад, и видеть, как он теряет уважение наших детей. Я – плохой человек, но не настолько.

Она пристально посмотрела мне в глаза. Я уставился в ее глаза. Это должен был быть теплый, пушистый, человеческий момент.

– Это трогательно, – наконец, сказал я.

Она промолчала.

– Женщина изменяет мужу, разлюбила его, строит вторую жизнь, где его нет, и собирается бросить его, как только дети уйдут навсегда. Но все же, еще есть тот уголек глубокой любви и привязанности, который не умрет, поэтому она не станет рисковать тюрьмой и наказанием, дабы полностью не разрушить его жизнь. Это просто трогательно.

– Все не так просто, но думаю, что по сути все правильно. Дебби обошлась с вами довольно грубо, но, судя по тому, что произошло в здании FOP в тот вечер, когда вас подстрелили, в ней все еще есть что-то, что питает к вам чувства. Так что, это не невозможно.

– Я мог бы сказать, что она – не такая потаскуха и шлюха, как вы, но не стоит оскорблять вас, потому что вы, возможно, говорите правду.

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Возможно? Вы мне не верите?

– Честно говоря, не знаю. Хотел бы. Это – захватывающая история. Романтик во мне хочет в это верить. Но если вы говорите мне правду или большую ее часть, то вы – очень умная женщина, привыкшая играть с мужчинами, используя их для развлечения и наживы. Вы привыкли все контролировать. Вы не испытывали особого уважения к своему мужу до того дня, когда он чуть не убил вас. Я склонен верить вам насчет того дня, потому что ваш рассказ совпадает с тем, что сообщили первые полицейские на месте преступления. Я думаю, что в тот день ваш муж напугал вас до смерти. Я думаю, вы действительно поверили, что умрете, а это потрясло бы любого. Все вышло из-под вашего контроля и до сих пор остается таким. Пол все еще жив и может выйти. Когда он выйдет, он будет где-то прятаться. Я думаю, что женщине, привыкшей все контролировать, было бы трудно жить с такой неопределенностью.

Она смотрела на меня так, словно не понимала, куда я клоню, но она была чертовски хорошей актрисой.

– Конечно, вы могли бы добраться до него в тюрьме, но думаю, что убить его там будет очень трудно. Я не думаю, что вы могли бы просто нанять своих обычно используемых подозреваемых в криминале и быть уверенными, что они действительно смогут его убить. В любом случае, это оставит след и людей, которые могут проговориться, а я думаю, что вы слишком умны, чтобы оставлять себя уязвимой таким образом.

Она прикусила губу.

– Но если вы его вытащите, то в следующий раз, когда найдете... для завершения дела... с вами будет кто-нибудь вроде Хека. Каким бы опасным ни был Пол, он – не пуленепробиваемый. После того как он умрет, у вас будет свидетель, что он опять напал на вас, а в качестве свидетеля, вероятно, будет полицейский, что сделает все еще лучше.

Я взял ее руку и сжал. Она подняла глаза и встретилась со мной взглядом.

– Тогда вам больше никогда не придется беспокоиться о нем... никаких кошмаров о его руках, сжимающих ваше горло. Вы сможете со слезами на глазах сказать своим детям, что их отец сошел с ума, и вам просто повезло, что рядом оказался друг с пистолетом.

Она отдернула руку.

– Должно быть, ужасно жить в вашем мире, мистер Мейтленд.

– Это – точное слово, миссис Доннелли.

– Есть ли что-нибудь, что я могу сказать, что-нибудь, что я могу сделать, чтобы убедить вас, что первая история – это правда? Я – плохая жена, но не чудовище.

– Нет, беда в том, что вы – слишком хорошая актриса и слишком умная.

Она лишь покачала головой.

– Тупик. Вы не знаете, что я собираюсь сделать или почему я сделала то, что сделала, но Пол все равно выйдет, или ваш друг потеряет жену и брак, а я все равно его вытащу. Как бы вы ни были хороши, у меня достаточно денег, чтобы купить ему свободу. Если понадобится, я буду спать со всеми, начиная с главного судьи и кончая уборщиками, чтобы дать ему свободу.

Я откинулся назад и сделал знак официанту, прячущемуся за углом. После того как он налил мне еще одну чашку крепкого кофе и ушел, я отхлебнул. Кофе был достаточно горячим, чтобы обжечь небо. Именно так, как мне нравилось.

– Я выпущу его, если смогу уговорить. Он может и не захотеть выйти. Я сделаю все что в моих силах, но в случае, если мои подозрения оправдаются, и в ближайшее время Пол будет застрелен или просто погибнет в результате несчастного случая, я приду за вами.

– С ним ничего не случится, мистер Мейтленд, только не из-за меня.

– Все эти истории с Ангелом Смерти – чушь собачья, и вы это знаете, но в камере смертников в Рейфорде оказались люди с еще большими деньгами, чем у вас, только потому, что недооценили меня.

Я сделал еще глоток. Горячая жидкость, стекая вниз, чувствовалась приятно, потому что, несмотря на теплый октябрь в Джексонвилле, мне было холодно.

– Я мог бы просто убить вас, Паула. Я мог бы сделать это одним телефонным звонком. Но это обойдется мне дороже, чем я готов заплатить. Однако если через несколько лет я заболею раком, и у меня будет мало времени, я думаю, что сделаю этот телефонный звонок. Или, если со мной случится несчастный случай, я устрою так, чтобы с вами произошло то же самое. Так что, если вы это сделаете, и это сойдет с рук, вам лучше молиться, чтобы я остался здоров. Скорее всего, я просто подожду и понаблюдаю за вами. Теперь я знаю, кто вы и что вы. Вы не сможете стать невидимой или полностью скрыться от радаров. Просто идите вперед и живите своей жизнью, зная, что я где-то позади вас, просто жду, когда вы совершите ошибку, а все, независимо от того, насколько они умны, рано или поздно совершают ошибку. Я не забуду и не устану наблюдать за вами, потому что, если вы сделаете то, что я подозреваю, вы используете меня как козла-Иуду, орудие убийства вашего мужа. Его кровь будет на моих руках, потому что я позволил заботе о друге толкнуть его туда, где вы смогли до него добраться. Я не хочу, чтобы это было на моей совести.

Я поставил чашку и встал.

– До свидания, миссис Доннелли. Надеюсь, мы больше не увидимся.

– Мистер Мейтленд... Билл...

Я уже собирался отвернуться от нее, но этот хриплый голос курильщика/любителя виски остановил меня.

Она встала, и мне было приятно смотреть на женщину, ради разнообразия, сверху вниз. Ее тяжелые груди двигались под блузкой, когда она поднималась, и я не мог не вспомнить, как они подпрыгивали, когда она скакала верхом на Дэйве.

– Я – не тот человек, за которого вы меня принимаете, Билл, и я не планирую того, что вы думаете, я планирую. Я знаю, вы мне не верите, но время покажет. С Полом ничего не случится.

Она посмотрела вниз под мой живот, и я понял, что у меня была эрекция настолько сильная, что торчала, убираясь в молнию, до боли.

– Вам, наверное, стоит что-нибудь сделать с этой эрекцией, прежде чем вы уйдете, Билл. Это как-то бросается в глаза. Я польщена. Даже если вы не признаете этого, потому что вы не признаете, что вас может привлечь женщина, за которую вы меня принимаете, вы меня хотите.

– Это – чисто физическая реакция, миссис Доннелли. Я видел, как вы трахалась с Дейвом и Мэтьюсом. Я видел, как подпрыгивали эти груди. Мне нравится грудь. Больше это не означает ничего.

– О, я думаю, что означает.

Она обошла вокруг стола и оказалась достаточно близко ко мне, чтобы твердые соски, которые, должно быть, были с два сантиметра или больше, торчащие через тонкую ткань ее блузки, касались моей груди. Она протянула палец и провела им по моей нижней губе. У меня было совсем другое чувство, чем в тот раз, когда почти то же самое сделала Майра, но от этого эрекция еще усилилась.

– Вы – один из хороших парней, Билл. Все что у меня было на вас, говорит, что вы – настоящий, честный, благородный человек, старающийся поступать правильно. Вы были верны своей жене, старались быть хорошим отцом, хорошим суровым прокурором. Вы следуете правилам. Но...

Она улыбнулась, и ее губы с каким-то фиолетовым блеском или помадой напоминали помятые фрукты. Я вдруг понял, как Дэйв мог так быстро сломаться.

– У каждого святого есть темная сторона, Билл. Вы не можете быть настолько хороши, не имея тьмы, чтобы уравновесить свет. Ваш отец умер при вас. Он бросил вас ради других. Вы любили его, но он бросил вас. Маленький мальчик не поймет всей сложности долга и чести. Вы знали только, что он бросил вас и вашу мать.

– А Дебби была шлюхой, трахавшейся с другими мужчинами до и после того, как влюбилась в вас, а потом, наконец, бросила вас ради другого парня с большим членом, чем у вас. Это должно быть больно. Она была великолепна, а вы были просто обычным парнем. Вы любили своих детей как могли. Когда же дошло до дела, они встали на сторону матери против вас. Как вы себя чувствовали? Не снаружи, где вам нужно было притворяться, что все понимаете, а внутри?

– После того как Дебби бросила вас и причинила вам боль, вы нашли другую женщину, которую, как вам показалось, любили, а она ушла, чтобы вернуться к мужу. Естественно, он выше и красивее вас, он изменял ей и причинял ей боль, и все же, она вернулась к нему, вместо того чтобы остаться с мужчиной, который ее любит.

– Почему вы не можете удержать женщину, Билл? Теперь вы похудели и сбрили волосы, чтобы выглядеть по-новому, но под ними вы все еще тот романтический неудачник средних лет, не способный удержать женщину своей любовью или своим членом.

Она вырезала мое сердце несколькими быстрыми ударами, обнажила каждый страх, каждую боль, которые я прятал там, где никто не мог видеть. Я знал, что в моих глазах стоят слезы, но мне удалось ей улыбнуться.

– Вы хороши, а ваши следователи еще лучше. Раскопать за несколько дней так много грязи. Но знаете, миссис Доннелли, несмотря на стояк, что вы мне устроили, и несмотря на то, что вы чертовски горячи, я бы не стал совать свой член в вашу больную пизду, даже если бы он горел, а единственная вода в мире была у вас между ног.

Она улыбнулась в ответ.

– Я знаю, что причинила вам боль, но внутри вас – целый мир боли, и какая-то часть вас хочет причинить боль в ответ. Я сказала вам, что не собираюсь убивать Пола, и вы увидите, что я была права. Когда вы это поймете, я хочу, чтобы вы запомнили вот это.

Она наклонилась, и, поскольку я стоял спиной к кухне, никто не мог видеть, что она делает. Она провела пальцами вокруг и вверх и вниз по моему члену. Это было похоже на прядение пауком шелка.

– Вы – хороший парень, а я – очень плохая девочка. В глубине души вы хотите меня, а я хочу вас так же сильно. Я люблю управлять, но в то же время какая-то часть меня покорна. Я ВСЕГДА буду доступна. Я позвоню вам на сотовый и оставлю номер, по которому вы всегда сможете дозвониться. Где бы я ни была, что бы ни делала... вы можете позвонить мне, и трахать меня, и хлестать, и бить, если хотите. Вы можете выпустить свой гнев наружу... эту боль. Обращайтесь со мной так, как никогда не обращались бы с этой несчастной стервой Дебби, а я это приму. Вы можете трахнуть меня в задницу и заставить очистить все, отсосав. Вы можете связать меня. Можете на меня помочиться. Вы можете сделать со мной ВСЕ что УГОДНО, а я вернусь за добавкой.

Дерьмо. Я стоял и старался не дрожать, кончая, кончая и брызгая в свое нижнее белье. Она опустила глаза и торжествующе улыбнулась.

– Сейчас вы говорите себе, что никогда не позвоните, и, может быть, не позвоните, Билл, но никогда – это долгий срок, и я думаю, что однажды вы мне позвоните. А я буду ждать.

Я заставил себя развернуться, выйти из ресторана, сесть в машину и отправиться в тюрьму. Я мог бы попытаться очистить все еще жидкую сперму внутри моего нижнего белья, но я позволил ей остаться. Она высохнет. Я просто думал о женщине, от которой ушел. Я думал, что Пол Доннелли был самым страшным человеком, с которым я когда-либо сталкивался.

Но его жена была... У меня даже не было слов. Я просто пытался убедить себя, что когда я найду ее СМС на своем мобильном, то немедленно удалю его, не глядя на номер, который она оставит. Я это сделаю. Сделаю.

***

10 ОКТЯБРЯ 2005 г. – ПОНЕДЕЛЬНИК – 6 ЧАСОВ ВЕЧЕРА.

Я сел в кресло напротив камеры Пола Доннелли. Рыжий Батлер официально был свободен от дежурства, но я попросил его об одолжении побыть здесь, и он проводил меня обратно в камеру Доннелли. Доннелли сидел на своей койке и ждал меня.

– Мне сказали, что судья снял залог в миллион долларов и что обвинения сняты?

– Да, что касается залога. Первоначальные обвинения сняты и заменены простым нападением. Установлен залог в пять тысяч долларов, но под ваше собственное обязательство о невыезде, так что, все, что вам нужно, это подписать его и выйти. Я уже готов прикрыть вас, если вы сбежите из страны и не вернетесь. Выходить или нет, зависит от вас.

– Почему, Мейтленд? Я сказал вам, почему хочу остаться здесь. Несмотря ни на что, я не хочу убивать ее, и мне невыносима мысль о жизни моих детей после того, как мы оба уйдем. Как можно восстановить свою жизнь, после того как ваш отец убил вашу мать, а затем покончил с собой? У них будут шрамы на всю жизнь.

Я встал и подошел к решетке камеры. Я сделал знак Батлеру, и он ушел. Но микрофоны все еще записывали.

– Выпускать вас – дело моей конторы. Я слышал вашу и ее истории, и не верю, что вы должны находиться за решеткой. Более того... в моем положении вы должны все взвесить. Я должен взвесить, удерживая вас здесь, чтобы вы не причинили вреда своей жене, против перспективы того, что может случиться плохое с другими людьми, если я буду держать вас здесь, вопреки здравому смыслу. Это касается не только вас и ее. Есть жизни других людей, и эти жизни могут быть повреждены или уничтожены, если вы останетесь за решеткой в связи с тем, что я считаю необоснованным обвинением в покушении на убийство.

– Правильно ли я вас понял, Мейтленд, что вы хотите, чтобы я подписал эти бумаги и вышел из тюрьмы? Вы думаете, это было бы лучше для... всех?

– Да. Честно говоря, да. Я верю, что вы найдете друзей, которые помогут вам встать на ноги. Я думаю, что вы сможете вернуться к своей работе, потому что мой офис ясно даст понять, что вам не предъявят никаких официальных обвинений и не будет никаких записей об аресте, кроме той, что вы попали в домашнюю ссору с женой, и вызвали полицию. Заведение может уволить вас, но поскольку обвинения сняты и у вас не будет судимости, я не понимаю, почему вы не сможете вернуться.

– Но вы лично хотитет, чтобы я вышел отсюда?

– Я выношу профессиональное суждение, но, да, лично я чувствовал бы себя виноватым за то, что удерживаю невиновного человека за решеткой.

Он потер подбородок.

– Вы понимаете, что может случиться?

– Я знаю об этих возможностях больше, чем вы, но не думаю, что, если буду прятаться здесь, это что-то изменит.

Он встал и начал собирать книги в бумажной обложке в сумку, которую, должно быть, использовал, Такер, чтобы принести их в камеру. Собрав их все и взяв зубную щетку и туалетные принадлежности, он кивнул мне.

Мы с Рыжим Батлером проводили его к столу, где он получил свои личные вещи, подписал бумаги о залоге и отдал их женщине, представляющей агентство по получению залога, офис которого находился всего в двух кварталах отсюда. Я проводил его до задней части тюрьмы.

На стоянке в сотне метров отсюда к боку черного внедорожника прислонился Гил Такер. Он молча смотрел на нас, стоя на идущей вверх дорожке, ведущей к входу в тюрьму.

– Вы поддались на ее шантаж?

– Я должен был принять решение и не видел другого выхода. Слишком много людей – муж, отец и дети, – которым будет очень больно, если ыы не выйдете отсюда.

– И вы ей сдались? Это не похоже на Мейтленда, о котором я слышал.

– Если бы я знал... наверняка... что вы собираетесь ее убить, или что она собирается убить вас, я бы не стал этого делать, даже ради спасения друга. Однако я – не Бог и не могу быть знать наверняка того, что произойдет.

Я посмотрел в его темные глаза и не заметил тени, промелькнувшей за ними тогда, в кабинете Дуга Бейкера или на секунду здесь, в тюрьме.

– Вы сами не знаете, что выпускаете на волю, Мейтленд. Вы не знаете, кто я. Я постараюсь держаться от нее подальше, но не знаю, смогу ли удержать подальше от себя ее. За последний месяц я кое-что выяснил. У нее гораздо больше денег и власти, чем я когда-либо мечтал иметь. Она – не та женщина, с которой я прожил двадцать лет. Я думаю, она придет за мной, Бог знает почему, и когда я снова встречусь с ней...

– Пол, я вас не знаю. Вы и ваша жена, честно говоря, – самые странные и страшные люди, с которыми я когда-либо сталкивался. Но я знаю вот что. По крайней мере двадцать лет вы были хорошим, законопослушным гражданином. Вы вырастили двоих детей. У вас есть друзья, которые о вас заботятся. Вы были готовы отказаться от своей свободы, лишь бы спасти жизнь своей жены. Я не знаю, чем ыы занимались в детстве. Не знаю, насколько это было плохо, или насколько плохо было вам, но я знаю Пола Доннелли, на которого смотрю сегодня. Я смотрю на человека, готового пожертвовать собой ради своей изменяющей жены и детей. Я смотрю на мужчину, у которого есть друг, готовый пойти за него в пекло. Я не думаю, что такое стал бы делать монстр, или чтобы у него был такой друг, как Гил Такер.

Я указал на Такера.

– Идите с ним и постарайтесь собраться с мыслями. Обратитесь за профессиональной помощью. Может быть, много лет назад вы ее и получали, но сегодня вам явно нужна еще какая-то помощь. Если хотите, у меня есть хороший человек, который, вероятно, мог бы помочь. Позвоните мне в офис, и я назову вам его имя, а если я ему еще и позвоню, думаю, он примет вас.

– О... и будьте осторожны. Если вы встретитесь с ней... сделайте так, чтобы рядом с вами был друг. И убедитесь, что она знает, что вы не встретитесь с ней наедине.

Он молча посмотрел на меня и покачал головой.

– Нет, даже сейчас я в это не поверю. Как бы сильно она ни изменилась, она этого не сделает.

Я протянул руку, и через мгновение он пожал ее. Его рукопожатие было похоже на обычное.

– Удачи вам, Пол.

Он уже шел к Гилу Такеру, когда я сказал:

– Помните, что вы мне сказали в тот день... в офисе Бейкера?

Он с любопытством посмотрел на меня.

– У нас всегда есть выбор. Есть выбор и у вас. Я надеюсь, что вы сделаете правильный.

Он кивнул, и я увидел, как Такер обнял его, а потом помахал мне.

Они ушли, а я всем сердцем молился, чтобы никогда больше не видеть и не слышать имени Пола Доннелли. Мне хотелось молиться о том же самом и относительно Паулы Доннелли, но здесь у меня были смешанные чувства.

ГЛАВА 17: ОЖИДАНИЕ ЦУНАМИ

День, когда умер мой отец, был обычным зимним днем. Ничего необычного сквозь туман тридцати четырех лет я не помню.

День, когда я вошел в кладовку в задней части дома на Братской улице в Гейнсвилле и обнаружил, что Дебби Баскомб насилуют, начался с того, что я проспал и с трудом добрался до класса. Я опоздал. Это был просто еще один день.

День, когда Дебби сказала мне, что у нас были замечательные времена «когда мы были женаты», начался с того, что я беспокоился о присяжном, внезапно струсившем из-за дела Найджела Томпсона – подонка-наркоторговца, убившего ребенка. Это был просто еще один обычный день.

Важные дни никогда не приходят с предупреждением или объявлением. Ты понимаешь, что они важные, только потом, когда уже слишком поздно.

***

14 ОКТЯБРЯ 2005 г. – ПЯТНИЦА – 7 ЧАСОВ ВЕЧЕРА

Меня зовут Уильям Мейтленд. Я являюсь официальным заместителем и неофициальным ведущим прокурором трех округов округа Дюваль, Клей и Нассау на северо-востоке Флориды. Я преследую плохих людей и пытаюсь исправить бардак, который они творят в своей собственной жизни и в жизни других.

В течение последних шести месяцев я думал, что бардак, который я натворил в своей собственной жизни за последние десять лет, с тех пор как стал прокурором, не подлежит искуплению.

С другой стороны, я избежал смерти, узнал, что случайный секс не обязательно должен быть бессмысленным, и что после развода на самом деле есть жизнь. Последнее – тяжелый урок, за который я дорого заплатил, но я начинаю верить, что в нашей жизни и впрямь возможны вторые акты.

Я заглянул в самое сердце какой-то ужасной тьмы, не в последнюю очередь внутри меня. Становится все труднее поверить, что я – такой высоконравственный и неподкупный, как когда-то думал, но я говорю себе, что пытаюсь им быть.

Прямо сейчас я слегка дрожа выхожу из здания суда и направляюсь к своему Эскалэйду, припаркованному на улице.

Погода в Джексонвилле за неделю сменилась с не по сезону жаркой на холодную, как это обычно бывало, и температура была уже между десятью и пятнадцатью градусами, а к тому времени, как стемнеет, должна упасть до пяти-десяти. Ладно, не так уж плохо, если ты – янки, но для мальчика, что почти всю жизнь прожил во Флориде, было холодно.

Я подготовился, надев красивый черный свитер с высоким воротом поверх черных брюк, черные туфли и остальную одежду, что, как настаивал Даллас, я носил большую часть времени, дабы поддерживать образ. Я взял с собой на работу электробритву и побрился перед самым отъездом. От меня разило одеколоном, и я не думал, что мне так уж сильно нужен душ.

Я подумывал о том, чтобы забежать в квартиру и быстро принять душ, но свидание с Майрой у меня было назначено на семь тридцать вечера. Хотя я и знал, что она – милая дама, но не знал, сколько еще раз смогу ее подвести, без того чтобы она начала на меня злиться.

Мне следовало уйти пораньше, но в последнюю минуту, как всегда нашлись важные дела, которые нужно было сделать. Я все еще пытался отложить дело об убийстве Саттона, до тех пор, пока Уилбур Белл в больнице не оправится от сердечного приступа, который, по всем расчетам, должен был его убить. К счастью, он оказался крепким старикашкой, и я хотел, чтобы он сам смог прийти в зал суда на суд Саттона и засвидетельствовать, что видел, как тот выезжал из дома своей матери в Окале в тот вечер, когда были убиты жена Саттона и его еще не родившийся сын.

Я записал его показания на видеокамеру, но живые показания всегда перевешивают запись.

За маневрами в части другого потенциально важного для меня дела, направленного на то, чтобы предать суду главаря мексиканского картеля, весь офис наблюдал с большого расстояния. В последнее время больше никто не умирал, но было какое-то предчувствие, похожее на тишину перед грозой. Никто еще не знал, к чему приведет суд, поскольку федералы намеренно держали свои планы в глубокой тайне.

Издали я следил за юридическими хитросплетениями, чтобы знать, где, вне поля зрения нью-йоркского медиа-мира, будет проходить суд над нью-йоркским финансовым гением Бобби Келсо. Это было бы одним из самых больших судебных событий за многие годы, где бы оно ни проходило.

Как часто бывает, отчаянный финансовый вундеркинд с Уолл-стрит устроил мафиозное нападение на свою жену и ее любовника, только ради того, чтобы в последнюю минуту передумать и спасти им обоим жизнь, приняв при этом собой пулю, предназначенную для ее любовника. Однако, после того, как у Келсо случился кризис совести, умер киллер мафии, так что Денежного Мешка судили за убийство первой степени, посокльку во время совершения преступления его заговор привел к смерти человека. Для СМИ это была идеальная история, в которой вместе смешались секс, любовь, большие деньги, убийство и мафия. Телевизионщики, вероятно, испытывали оргазм, просто думая о рейтингах, которые получат, освещая его суд.

Если бы дело дошло до меня, я даже представить себе не мог, какой вой подняли бы СМИ... мне, вероятно, пришлось бы жить в здании суда, пока не закончится суд, но я очень надеялся, что дело до меня не дойдет. Хотя я искренне переживал из-за суда над Картелем, у меня не возникло бы проблем отправить наркобарона на смерть. Однако у меня были бы очень серьезные опасения по поводу того, чтобы отправить в камеру смертников или пожизненное заключение человека, чья жена довела его до крайности, но который, в конце концов, сделал правильный выбор. Да, я видел в нем себя! Я не пытался убить Дебби или Дуга, но, если бы все пошло по-другому... кто знает?

Каждый день я ждал сообщения об обнаружении тела Пола Доннелли или о том, что Пол и Паула были найдены где-то в результате убийства/самоубийства. Я не знал, как буду с этим жить, если окажется, что я принял очень плохое решение. Пока все шло хорошо. Они оба снова растворились в уютной анонимности, хотя однажды я позвонил Гилу Такеру, и он сказал, что Доннелли делает это изо дня в день. Он так и не позвонил доктору Теллеру, но я надеялся, что в конце концов, он это сделает.

Садясь в Эскалэйд, я сделал сознательное усилие, чтобы выбросить все это из головы. Через тридцать минут я впервые подойду к дому Майры и посмотрю, как она выглядит вне здания суда. Я до сих пор, даже сейчас, не мог понять, что именно она во мне нашла. Если убать славу от реплики отчаявшейся дочери после смерти ее отца и репортерских историй, которые ее подогревали, я был просто еще одним сорокадвухлетним невысоким, лысым разведенным парнем.

Что бы это ни было, я был рад, что она меня заметила. Может быть, если что-то, в конце концов, сложится, она мне все объяснит. Я думал о груди, об этой улыбке и зеленых глазах, когда вдруг услышал вой полицейской сирены. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел мигающие синие огни. Что за чертовщина! Я посмотрел на спидометр и увидел, что еду шестьдесят в зоне пятидесяти пяти миль в час на I-295. Не может быть, чтобы Бог мог бросить еще один шлагбаум на пути моей в конечном итоге встречи с Майрой где-нибудь вдали от наших судебных документов.

Я съехал на обочину, оставив мотор включенным. Иногда предъявление удостоверения прокурора штата помогало, не всегда, но иногда. Помощник шерифа Джакса едва успел остановиться, как вышел из патрульной машины и быстро направился ко мне. Мне стало любопытно – этот помощник шерифа не вел себя как человек, останавливающий автомобиль с целью проверки.

– Мистер Мейтленд?

– Да?

– Шеф Мартин просит вас, позвольте мне процитировать его слова, «вытащить голову из задницы и включить мобильник».

Кто-то наверху меня ненавидел. Я никогда не выключал мобильник, но в этот раз, единственный раз за все годы работы в прокуратуре штата, я это сделал. Я полагал, что один вечер отдыха не заставит мир перестать вращаться, и в тот единственный раз, когда я пытаюсь немного уединиться, они посылают полицейского с мигалками и сиренами, чтобы выследить меня. Справедливости не существует.

Я вытащил его из кармана и нажал кнопку включения. Едва экран ожил, зазвенел сингл «Linger» от Кранберрис, и я нажал кнопку разговора.

– Мейтленд.

– Мартин, чем я обязан такому удовольствию? Ты хоть знаешь, что я оставил в офисе сообщение, что сегодня вечером на мои звонки отвечает Брэндон. Я польщен, что вы, ребята, не можете без меня жить, но если только не конец света, то я на амом деле не работаю.

– Ты слышал об убийстве сегодня утром?

– Каком именно? Я знаю, что был парень, умерший в той машине на Джаммесе, и тело парня было найдено недалеко от Сан-Хосе. Довольно напряженный день, но...

Джексонвилл, хотя и прекрасное место для жизни, хоть и не Детройт, но определенно был столицей убийств Солнечного штата. Я никогда не понимал, как мы можем обставить Майами с точки зрения убийств, но в моем родном городе убийств было больше, чем в любом другом мегаполисе. Конечно, как объединенный округ мы были намного больше географически, чем большинство других крупных городов, но все же, мы были довольно жестоким местом.

Как бы то ни было, два убийства в день – довольно эффективный показатель, но с тех пор как я служу в прокуратуре, бывало и похуже. Почему Мартин звонит мне в мое личное время по поводу одного убийства?

– Ты узнал какие-нибудь подробности?

– Нет, я слышал, что у нас нет удостоверения личности, а сегодня был напряженный день. Я решил, что рано или поздно услышу об этом.

– Мы поскорее ограничили доступ к этому делу и молчали о нем, чтобы проверить, прежде чем что-то выпустить наружу. Машина стояла на лесистой стоянке за торговым центром Уол-Март, который еще не достроен. Какие-то дети, прогуливающие школу, заглянули в нее, испугались и позвонили родителям.

– И что в ней было?

– Мертвый парень, лет тридцати-сорока. Латиноамериканец, неплохо одет. Судмедэксперт говорит, что он мертв, вероятно, уже пару дней. Скорее всего, его убили где-то в другом месте, а потом прошлой ночью тело и машину перебросили туда.

– Причину смерти установили?

– Судмедэксперт придумал пару причин, но, вероятно, то, что ему отпилили голову, этому тоже поспособствовало.

– Что?

– В нем была пара пулевых отверстий, и они бы домучили его до смерти, но медэксперты считают, что он был еще жив, когда ему отрезали голову. Или, по крайней мере, был жив в начале этого процесса.

– Звучит не очень хорошо.

– Во всяком случае, не для этого несчастного ублюдка, ему отрезали голову, а когда бросали машину, усадили его на сиденье, а голову положили рядом с телом. Рядом с пластиковым пакетом, куда положили его руки, после того как отпилили их.

– Звучит так, будто это был не обычный угон машины или ограбление, и уж точно не кто-то, разозливший чужого мужа или парня.

– Нет, это была заказная работа профессионалов.

– Нам пришлось пройти через федералов, а затем через мексиканскую федеральную полицию, чтобы получить удостоверение личности, но мы выяснили, что он был киллером Картеля. Он работал с напарником, которого мы не нашли, но его, вероятно, выловят из Сент-Джонса, если тело когда-нибудь обнаружат.

– Картель? Картель.

– Да, Картель, Мендозу собираются где-то судить, если федералы когда-нибудь найдут для этого место.

У меня появилось очень плохое предчувствие.

– Почему ты приказал полицейскому задержать меня, чтобы сообщить об этом?

– Когда мы обыскали машину, то нашли несколько сумок с вещами. Пара пистолетов, немного наркотиков, в том числе кокаина, очевидно, для развлечения, несколько фотоаппаратов... и несколько фотографий.

– Что за фотографии?

– Поначалу мы не были уверены. Были фотографии, которые, казалось, были сделаны в школе, и фотографии детей. Затем мы нашли фотографии, сделанные с помощью телеобъектива того же парня, который ходил в школу, ходил по школьному кампусу, садился в частную машину. Вот что нас насторожило.

– Кто был этот ребенок?

– Мы не знали, кто этот парень, пока не получили четкий снимок женщины, забиравшей его после школы.

– Кто она?

– Женщина, забравшая его, была твоей бывшей женой, Дебби. Мальчик – твоим сыном.

Должно быть, он что-то сказал, но я не расслышал. Мне казалось, что я стою в дальнем конце очень длинного темного туннеля. Я видел Би-Джея, но не того долговязого подростка, каким он был. Нет, я видел его годовалым малышом, делающим свои первые шаги, держась за стеклянный кофейный столик, когда он бросился через полметра между ним и ожидающими руками Дебби. Я видел, как она обняла его, и тогда всем своим существом пожелал, чтобы отец увидел его хотя бы на мгновение.

– Мистер Мейтленд...

Молодой полицейский толкнул меня под руку.

– Вы в порядке?

Я игнорировал его и слушал по телефону Мартина

—. ..один из наших детективов, что был на бейсбольном матче со своим сыном, когда вы были там со своим, узнал его. Как только узнали, мы попытались тебе позвонить, но ты не отвечал на звонки. Мы пытались дозвониться до мисс Баскомб, но она ушла из офиса, и мы не можем до нее дозвониться. У нас нет номеров ваших детей, поэтому прямо сейчас к вашему дому направляются патрульные машины.

– Ты не можешь связаться с Дебби?

– Извини, но нет, мы начали только пятнадцать или двадцать минут назад. Она могла пойти по магазинам и оставить телефон дома или принимать душ. Это может быть что угодно.

Я почувствовал внезапную острую боль в груди. Я знал, что это – психосоматика. Я боялся всю свою жизнь, но знал, что любой страх, который я когда-либо испытывал в своей жизни, был лишь бледной тенью эмоции, начавшей расти во мне. Это было все равно что смотреть на море и наблюдать, как по мере приближения, цунами набирает силу. Я знал, что должен начать двигаться, иначе меня парализует.

– Я направляюсь к себе домой, Мартин. Я встречусь с подразделениями там. Пошли своих ребят и скажи им, чтобы они убили любого сукина сына, который хотя бы покажется им подозрительным.

Я отключился и сказал молодому помощнику шерифа:

– Я собираюсь нарушить все законы скорости, о которых вы когда-либо слышали. Дайте мне запасную мигалку и езжайте за мной с включенной сиреной.

Через тридцать секунд на Эскалэйде замигал синий огонек. По дороге домой – к дому Дебби – я набрал шестьдесят, перейдя на девяносто, с полицейским, воющим сигналом позади меня. Ведя машину одной рукой, я набрал ее номер на сотовом. Он звонил бесконечно...!

Я сдался и набрал домашний телефон Роя Баскомба. Гудок прошел четыре раза, а потом трубку взяла Кэти.

– Привет.

– Кэти, Келли там?

– Билл? Билл, в чем дело?

– Кэти, Келли там?

– Нет.

– Где она?

– Я думаю... Кажется, у нее свидание. Она записала номер дома своей подруги. Они собирались встретиться там со своими парнями и пойти на вечеринку.

– Позвони по этому номеру, Кэти, СЕЙЧАС ЖЕ! Скажи Келли, что у нас чрезвычайная ситуация. Она должна вернуться к тебе. Не позволяй ей говорить тебе «Нет», заставь ее вернуться... НЕМЕДЛЕННО!

– Но... ладно, но что я ей скажу?

– Ничего не говори. Просто скажи, чтобы она вернулась. Я объясню позже. Это срочно, и спроси ее, не знает ли она, где Би-Джей. Рой там?

Мгновение спустя:

– Билл? Что происходит?

– Рой, у тебя есть пистолет?

Наступило молчание.

– Да. У меня есть пистолет тридцать восьмого калибра, который я всегда держу в спальне.

– Заставь ее вернуться домой. Позвони в полицию. Скажи им, что ты – мой тесть, и скажи, что они должны прислать к тебе несколько отрядов. Держи двери запертыми, пока не увидите форму, и не впускайте их, пока не увидите удостоверение. И, Рой, если появится кто-то еще и попытается войти, убей его. Не предупреждай, не разговаривай с ним.

– Билл, что происходит?

– Я не могу объяснить Рой, не сейчас. Просто сделай это. Позвони в полицию.

Я снова набрал номер Дебби, потом домашний. Мой разум заполонили образы кровавой резни в Техасе, и я не мог избавиться от них.

На восьмом гудке я услышал:

– Привет. Билл, это ты?

Мне показалось, что с моего горла сняли железный ошейник, и я снова могу дышать.

– Дебби, почему ты не отвечаешь на звонки?

– Гм... э-э... я лежала в ванне.

– Тридцать пять минут или больше?

– Теперь это преступление? Честно говоря, Билл...

– Мне очень жаль, Деб. Я не... Просто я пытался... мы пытались... связаться с тобой некоторое время.

– Ладно, я не хотела огрызаться. Просто детей нет дома, и, хочешь верь, хочешь нет, я ничего не делаю, только смотрю телевизор и ем мороженое. Это была долгая неделя, поэтому я приняла долгую, горячую, успокаивающую ванну.

– Дебби, послушай меня внимательно. Двери заперты?

– Э-э, да. Да. А что?

– Не задавай вопросов. Глок в сейфе? Он заряжен?

– Да.

– Иди прямо к сейфу, но осмотрись, выходя из ванной. Если что-нибудь увидишь или услышишь, если у тебя даже возникнет плохое предчувствие, вернись в ванную и запри дверь. Поставь перед зеркалом стул, прижатым к двери, и держись от двери подальше.

– Билл... что... скажи мне, что происходит?

– Просто послушай, это займет слишком много времени. Если ты думаешь, что все в порядке и в доме никого нет, иди прямо к сейфу и возьми Глок, Вернись в ванную, но возьми с собой домашний телефон и сотовый. Если увидишь в доме кого-нибудь, кроме полицейского в форме или меня, стреляй на поражение. Не сомневайся. Даже если это полицейский, пусть предъявит удостоверение.

– Ты пугаешь меня до чертиков.

– Хорошо, детка, хорошо. Я и хочу напугать тебя до смерти. Страх может сохранить тебе жизнь. А теперь, где Би-Джей?

– Би-Джей? Билл?

– Где он?

– Он собирался пойти в дом Томми Уилсона. Они собирались потусоваться, может быть, сходить в кино.

Это был мгновенный укол... чего-то. Имя мне ыбло незнакомо. Это был друг, появившийся с тех пор, как я ушел из его жизни... еще одно напоминание.

– Позвони Уилсонам. Если он еще там, договорись, чтобы он останется там и перезвони мне. Скажи ему, что за ним приедет полицейский автомобиль. Возьми Глок, потом позвони Уилсонам. Если он там, перезвони мне... Действуй как можно быстрее.

– Билл...

– Не болтай... ДЕЙСТВУЙ.

Я повесил трубку и перезвонил Мартину.

– Пришли копов в форме ко мне и моим родственникам. Я велел им стрелять в кого угодно, кроме полицейских, и прикажи вашим ребятам быть готовыми предъявить документы.

– Они должны быть в доме твоей бывшей через минуту. Дай мне адрес зятя, и я постараюсь вызвать кого-нибудь через пятнадцать минут.

За последние несколько минут, когда я подъезжал к Сан-Хосе и сворачивал по дороге к моему... Дебби... дому, я с полдюжины раз чуть не погиб в столкновениях, но мигалки и сирена несколько раз спасали мою задницу.

Зазвонил мой сотовый, и Дебби сказала:

– У меня с собой Глок, и здесь патрульный по имени Саггс. Я видела его в здании суда и в полицейском управлении. Я впустила его и его напарника.

– Пусть они делают свое дело, но держись подальше от окон, а сама все равно держи Глок. У тебя была возможность позвонить Уилсонам?

– Нет, я как раз собиралась...

– Положи трубку и позвони им, Деб. Как только получишь подтверждение, что Би-Джей там, перезвони мне.

Зазвонил мобильник, и Мартин сказал:

– Притормози, черт возьми, Мейтленд. Ратлидж говорит, что ты гонишь девяносто и чуть не убил дюжину автомобилистов. Ты сейчас въезжаешь на жилые улицы. Наши ребята там, и никто не доберется до твоей бывшей. Не убейсебя, добираясь туда.

Я заставил себя убрать ногу с педали газа и сбросил скорость до шестидесяти, а затем до пятидесяти, направляясь к тому, что раньше было моим домом. Я даже останавливался на красный свет.

Когда я приближался к своей бывшей резиденции, зазвонил телефон.

– Рой едет за Келли, – сказала Кэти Баскомб. – Только что звонил полицейский, и я сказала ему, куда направляется Рой, описала его машину, и они сказали, что встретят Роя там и сопроводят их сюда.

– Спасибо тебе, Кэти, и спасибо Рою. Я позвоню вам через несколько минут и расскажу, что происходит. А пока держись поближе к полицейским, которые направляются в вашу сторону.

– Билл... это страшно. Неужели это правда?

– Не знаю, Кэти. Я надеюсь, что все это – ложная тревога, но будьте осторожны.

На улице перед домом уже стояли три полицейские машины, две пары полицейских контролировали оба входа в дом. Из своих домов выходили соседи, но полицейские махнули им, чтобы те возвращались. Я въехал на подъездную дорожку и выскочил за дверь, еще до того как мотор остановился.

Передо мной живым щитом встали два копа и держали оружие наготове, пока я протягивал удостоверение прокурора штата, то есть удостоверение с фотографией. Я простоял достаточно долго, чтобы они смогли взглянуть на него, а затем протиснулся мимо ними, когда они кивнули мне. Они реагировали так, как я хотел.

Я был уже за дверью, когда меня будто ударило, и замедлил шаг. Последние полгода я был здесь всего пару раз, и каждый раз мне было больно. Было чертовски хорошо находиться здесь, но я заставил себя рысью направиться к домашнему кабинету.

Она вышла в шортах и светло-голубой блузке, из которой, как обычно, выпрыгивала. Волосы у нее были мокрые и свисали сзади. Я мгновенно напрягся, вспомнив, что в последний раз это фантастическое тело было в моих руках в душе, но на этот раз мне было плевать на то, чтобы она осознает, как на меня влияет, и я не потрудился скрывать это.

– Билл.

Она была в моих объятиях, и я крепко прижимал ее к себе, чувствуя, как ее мягкие сиськи прижимаются ко мне, зарываясь лицом в ее все еще влажные, ароматные волосы. После доли секунды сопротивления она прижалась ко мне. Я чувствовал, как бьется ее сердце.

Наконец, и это было лишь чуть легче, чем отрезать себе руку ржавой ложкой, я оттолкнул ее и держал на расстоянии вытянутой руки.

– Почему?

В ее глазах стояли слезы.

– Я просто был рад видеть тебя живой, Дебби.

– Я... Я только что говорила по телефону с Уилсонами. Я сказала им, чтобы они держали Би-Джея с сыном у себя, пока не приедет полиция. А теперь скажи, Билл, что здесь происходит?

Я сказал ей. Она немного покачнулась, и я держал ее локти, чтобы удерживать вертикально.

– О, Боже. Ты уверен, что они следили за Би-Джеем?

– Копы опознали вас с Би-Джеем, и школу Мандарин Хай. Они следили за ним, а может, и за вами обоими.

Она закрыла глаза и медленно покачала головой.

– Нет, нет... только не Би-Джей. Это...

– Я не могу придумать другой причины, Дебби. Кто-то из знакомых сказал мне, что глава мексиканского картеля, на который работал Мендес... обеспокоен... возможностью того, что его могут прислать сюда. Это может быть простым предупреждением, чтобы напугать меня, или, может быть, они планируют заставить меня задуматься, что они могут прийти за тобой и Келли после Би-Джея. Я не знаю.

– Мексиканский картель? Билл, о чем ты говоришь?

Я понял, что не все в здании суда подключены к горячей линии сплетен, и поэтому рассказал ей.

– Я в это не верю, Билл. Почему ты мне не сказал? Позволив мне хотя бы подготовиться к...

– К чему, Дебби? Нет никаких признаков того, что суд пройдет именно здесь. Я получил известие, строго неофициальное известие, что в Мексике есть люди, которые не хотят, чтобы он прошел здесь, но до сегодняшнего дня не было ничего серьезного. Если бы я рассказал, что существует возможная угроза для тебя и детей, то ты проводила бы дни, беспокоясь каждый раз, когда не можешь связаться по мобильникам с детьми или когда они уходят с друзьями и забывают сказать тебе? Ты хочешь так жить? Разве так жить можно?

– А если ты решишь уехать, уехать от меня и из Джексонвилла? Куда ты собираешься переехать, чтобы тебя не нашли? Как я могу обеспечить защиту или даже узнать, что ты в опасности, если ты будешь находиться в другом городе или штате?

Она уставилась на меня и прошептала:

– Какого черта ты присоединился к офису прокуратуры штата? Ты мог бы зарабатывать большие деньги на частной практике, а мы все еще были бы вместе и не оглядывались бы через плечо, ожидая, что кто-то придет, чтобы нас убить?

– В то время это казалось хорошей идеей. Как бы то ни было, за последние полгода я много раз желал того же.

На этот раз она обняла меня. Даже после Алин, Хизер, Меган и Джейн с ней было хорошо. Наконец, она оттолкнула меня.

– Би-Джей и Келли скоро будут здесь. Что же нам теперь делать?

– Оставайся на месте, Дебби. Легче защитить тебя в одном месте. Я бы посоветовал твоим родителям на выходные тоже приехать сюда. Если не возражаешь, и это не будет слишком странно, я тоже останусь здесь. Копы попытаются выяснить, что замышляли эти два головореза, а мы свяжемся с федералами, чтобы узнать, не могут ли они что-нибудь придумать. Мы должны точно знать, что делали эти придурки, есть ли реальная угроза или они просто пытались меня напугать.

– Но... если они пришли сюда, чтобы напугать нас, то кто отрубил этому парню голову? И почему?

Я не мог ей сказать. Я не мог никому рассказать, но у меня появилась идея. К несчастью, единственный сотовый телефон, по которому я мог связаться со Стариком, лежал в ящике стола в моем кабинете, а я собирался гарантировать, что Дебби, Келли и Би-Джей в безопасности и окружены таким количеством людей в форме и с оружием, какое только смогу, прежде чем вернуться в офис. Мне тоже нужна защита, на всякий случай.

– У тебя есть кофе?

– Ну...

– Какие-нибудь проблемы?

– Тут кофе пил только ты. Я пью лишь в Старбаксе.

Мы молча посмотрели друг на друга, и она сказала:

– Я могла бы сварить целую кастрюлю.

– Дуг не пил кофе?

– Нет, ублюдок. Неужели мы даже сейчас не можем заключить перемирие? Если хочешь знать, Клинт был таким же любителем кофе, как и ты, в любое время дня и ночи. Из-за него ты тоже будешь злиться.

– Нет, Дебби, и мне очень жаль, что я пошутил насчет Дуга. Старые привычки умирают с трудом. Старые чувства тоже, но кофейник полный кофе не помешал бы.

Тут зазвонил сотовый, и когда я нажал на кнопку, то услышал голос Майры. Дебби тоже его слышала.

– Билл, пожалуйста, скажи мне, что ужасные пробки, и поэтому тебя нет у моей двери.

– Я бы хотел, Майра, но... случилось кое-что, – в долгой тишине я слышал ее дыхание.

Я почувствовал, как Дебби посмотрела на меня, а потом ее взгляд смягчился. Когда я поднял на нее глаза, то не увидел в них привычного гнева. Там было что-то еще, что-то, чему я не мог дать названия.

– Я сварю кофе, Билл, – сказала она, повернулась и пошла на кухню.

– Это была она?

– Да.

По телефонной линии донесся мороз.

– Ты у нее дома, в то время как мы должны были сегодня пойти кое-куда?

– Да.

Раздался щелчок.

Я набрал ее номер. Он звонил, пока не переключился на голосовую почту.

«Майра, пожалуйста, ответь на мой звонок или перезвони мне, или я буду звонить всю ночь, а когда у меня появится возможность, я буду у твоей двери, чтобы все объяснить. Пожалуйста, поверь мне. Это чрезвычайная ситуация, НАСТОЯЩАЯ чрезвычайная ситуация. Иначе я бы никогда не бросил тебя. Перезвони мне».

Я простоял так две минуты, две минуты, которые показались мне намного длиннее. Наконец, раздался звонок.

– Мне очень жаль, Билл. Я веду себя как сумасшедшая ревнивая подружка перед нашим первым свиданием, но, когда ты сказал, что ты там... просто она похожа на монстра в одном из тех фильмов, который никогда не умрет и не уйдет.

– Все в порядке, все в порядке, но все пошло не так, и у меня не было секунды, чтобы позвонить тебе. Вот что случилось... – и я ей рассказал.

– О, Боже, Билл, я не знала, не знала. Ты говоришь, что Би-Джей и Келли в безопасности и уже на пути к твоему старому дому?

– Да, но мы до сих пор не знаем точно, что происходит, поэтому я собираюсь в ближайшее время остаться здесь с Дебби и детьми. Я думаю, что здесь они в большей безопасности, нежели пытаться спрятать их в какой-нибудь безопасный дом, а я не могу... оставить их одних. Я собираюсь спать на диване, но...

– Нет, не надо ничего объяснять. Это – твои дети. Она была твоей женой. Ты остаешься там, чтобы защитить их. Я это понимаю. Мы... встретимся позже. Все в порядке. У нас будет еще один шанс, и когда-нибудь мы посмеемся над этим.

– Не знаю, Майра, но надеюсь. Я испортил твою пятницу к чертовой матери, и мне очень жаль.

– Не так жаль, как мне. Я перекушу или посмотрю кино. Занимайся своими делами. Я поговорю с тобой позже, Билл. Пока.

Я прошел на кухню, где Дебби уже включила кофеварку и достала из холодильника молоко. Я любил ароматизированные сливки, но, очевидно, Клинт любил черный кофе. Мне придется потерпеть.

Она достала из буфета кофейную чашку и, не глядя на меня, сказала:

– Я... не знаю, почему я так реагирую. Мы разведены, и ты знаешь, что я была с двумя другими мужчинами, и нет никаких причин, почему я должна расстраиваться из-за того, что ты – с другими женщинами, кроме того, что эта корова Майра – оскорбление законов природы. Нет-нет. Я просто завидую ей и тебе вместе. Я знаю твое отношение к сиськам, или, по крайней мере, так было до Алин, и думаю, что если ты будешь с Майрой, то никогда не сможешь отучиться.

Она оторвала взгляд от кофеварки и уставилась на меня.

– Почему мы такие сумасшедшие, Билл? Другие разведенные пары способны быть цивилизованными, способными уйти. Почему мы так поступаем?

– Не знаю, Дебби, за исключением того, что у меня все еще есть к тебе чувства, и не важно, как сильно я пытаюсь притвориться, что это не так. Я не думаю, что ты была бы такой стервой по отношению ко мне, если бы у тебя все еще не было каких-то чувств ко мне.

Она вытянула руки в вопросительном жесте.

– Так, что же нам делать?

Один шаг привел бы меня к ней. Второй шаг, и она окажется в моих объятиях, эти огромные, тяжелые, мягкие сиськи будут тереться об меня, мой твердый член будет тереться об эту киску, которая столько лет была моей игровой площадкой. Вокруг нас были копы, и в любую минуту в двери могли ворваться наши дети и ее родители. Так что, я не мог склонить ее над кухонным столом, где, возможно, брал ее Дуг, и иметь ее так, как я хотел в этот момент, я хотел, но не мог.

Слишком много всего крутилось у меня в голове. Дуг и та ночь в УСФ, Алин на Бон Шанс, Хизер, склонившаяся над столом в пустом офисе, и Паула, уставившаяся на меня своими понимающими глазами.

– Ничего.

Я ответил на ее вопрос и отошел в безопасное убежище. Десять минут спустя она принесла мне чашку, и я выпил кофе, стоя и двигаясь, отвечая на звонки Мартина, шерифа Найта, Большого Человека и еще полдюжины других. Через несколько минут вошла Келли с Роем и Кэти.

Когда они вошли, я усадил их в кабинете рядом с Дебби и двумя полицейскими в форме и рассказал, что произошло. Кэти просто прижала руки ко рту, как будто хотела закричать, а Рой обнял ее. Дебби села и обняла Келли.

– Мы на самом деле не знаем, что происходит в данный момент, не знаем, есть ли угроза Би-Джею или кому-либо из нас, но также и не можем позволить себе рисковать. Эти люди вырезали целые семьи, когда ДУМАЛИ, что суд над одним из их парней будет передан в конкретную прокуратуру.

– Ты не знаешь, когда мы узнаем, что происходит и существует ли реальная угроза? – спросил Рой.

– Сейчас этим делом занимаются следователи из офиса шерифа. Вызвали федералов, и наши люди в Мексике вместе с УБН пытаются что-нибудь выяснить. Надеюсь, если это реальная угроза, мы скоро узнаем и сможем принять меры предосторожности. Если это – всего лишь уловка, чтобы заставить нас понервничать, мы это тоже поймем.

Конечно, я не мог сказать им, что у меня есть канал для получения информации лучшей, чем у федералов или наших разведывательных служб, если бы я смог добраться до мобильного в моем офисе, а Старик бы ответил.

В этот момент вошел Би-Джей в сопровождении двух полицейских, своего друга и Уилсонов. Дебби схватила его и обняла, целуя до тех пор, пока он не сказал: «МААММММММ!», и она, наконец, отпустила его. Мгновение спустя его схватила Келли, и он терпел ее еще немного, а потом оттолкнул.

– Вы, ребята, ведете себя так, будто я ушел и умер. Что происходит?

Я рассказал ему. Он ошеломленно посмотрел на меня и сказал:

– Они следили за мной? Фотографировали? Ты уверен? Неужели это реально?

– Достаточно реально, чтобы убили одного человека, а, возможно, и двоих, если мы когда-нибудь найдем его тело.

– Как ты думаешь, что они собирались делать?

Я рассказал ему и остальным, что они сделали с семьями техасских прокуроров. Он слегка побледнел. Я не винил ни его, ни кого-либо из них. В нашем мире такого не бывает.

Мистер Уилсон спросил:

– А как же мы?

– Вы поедете домой с полицейским эскортом, а я поговорю с Найтом о том, чтобы приставить к вашему дому полицейского. Эта штука с привлечением людских ресурсов будет стоить дорого, но я позабочусь о том, чтобы мы могли связаться с федералами, дабы оплатить часть или все связанные с этим расходы на рабочую силу. Это действительно ответственность больше федералов, нежели штата, хотя они собираются судить его в суде штата, потому что легче приговорить их к смерти в штате с активной смертной казнью, например во Флориде или Техасе. Однако не думаю, что копам придется оставаться с вами, ребята, или что вам придется изменить свою жизнь, потому что я не думаю, что вам будет угрожать реальная опасность.

– Как ты можешь так говорить, после того, что они сделали с этими семьями?

– В опасности может быть моя семья, но не думаю, что они будут беспокоить вас. Даже картели не могут убить ВСЕХ, кто хоть как-то связан с одной из их целей. Я не думаю, что у них есть какие-либо причины преследовать вас, и это – одна из причин, по которой я думаю, что вам нужно вернуться домой и не проводить здесь много времени.

Когда они уехали, мы поговорили и решили, что Баскомбы останутся с нами, хотя бы на выходные. Пока мы находились там, я позвонил Найту и Эдвардсу, попросив их передать властям, чтобы те поместили пару человек в дом моей матери и наблюдали за ним в выходные. Я позвонил маме и рассказал ей и Чарльзу, что происходит, и что я на самом деле не ожидаю, что Картель ударит так далеко, даже если у них есть планы, но лучше перестраховаться, чем сожалеть.

– Билл, позаботься о Келли и Би-Джее... о Дебби. Но ты тоже будь осторожен. Я уже потеряла...

– Я знаю, мама, и буду осторожен.

Прошло уже более тридцати лет, но я знал, что тот день все еще свеж в ее памяти, и ничто не сможет выбросить его из головы до того дня, когда она в последний раз закроет глаза. Я мимоходом подумал, беспокоило ли Чарльза то, что его жена после стольких лет так сильно любит другого мужчину, но он должен был с этим жить, иначе они не были бы до сих пор вместе.

После всех приготовлений я сказал Дебби и детям, что должен вернуться в офис. Я не стал объяснять, просто сказал, что это важно.

– Будь осторожен, папа, – сказала Келли, подходя ко мне, обнимая и целуя в щеку.

Дебби ошеломила всех, схватив меня и поцеловав в губы.

– Помни, что ты – не пуленепробиваемый, – сказала она, отступая.

– Постараюсь не забыть. Я вернусь через пару часов.

Было почти десять часов вечера, когда я выехал на полицейской патрульной машине с еще одним прикрывающим нас сзади. Найт и Эдвардс настояли на двойном прикрытии, на всякий случай.

– Это не только ради тебя, Билл, – сказал мне Даллас, прежде чем я вышел за дверь. – Ты – символ этого офиса, судебной системы. Мы не позволим этим ублюдкам снова пнуть нас по яйцам.

Здание суда было жутким, как всегда поздно ночью, остров света в темноте, резкий белый свет отбрасывал глубокие тени. И Миллер и Коста – патрульные офицеры, ехавшие со мной – первыми вышли из своих машин, осмотрели территорию перед зданием суда, затем вызвали бригады уборщиков, чтобы открыть парадные двери и впустить нас. Двое из них тайком перекрестились, когда я проходил мимо них – моя легенда росла.

Мы поднялись на лифте на верхний этаж, и оба офицера вышли из него раньше меня. Я заставил их подождать снаружи моего кабинета, пока отпирал ящик в моем столе, в котором хранился сотовый Старика. Я набрал его номер и ждал, а он звонил, звонил и звонил.

Ну, что ж, я знаю, что он не сидит и не ждет моих звонков. Я звонил ему не так уж часто, мне и раньше приходилось ждать. Я ничего не сказал. Он знает, откуда поступил звонок.

Когда я вернулся домой, было без пятнадцати одиннадцать. Все еще не спали, как я и ожидал, смотрели телевизор, лазили по Интернету, слушали музыку или, в случае Кэти, Роя и Дебби, просто разговаривали. Я вошел, и это неловкость длилась всего несколько минут. Через десять минут мы вошли в гостиную с кофе, чаем и свежеиспеченным шоколадным печеньем, которым славилась Кэти.

Были переглядывания, говорившие мне о том, что было недосказанным, но пока мы говорили о том, над чем я работал, старательно опуская сагу о Доннелли, Дебби начала говорить о трудностях, связанных с управлением командой молодых, амбициозных, похотливых мужчин и женщин-юристов. Послышался смех, и это было почти как в старые добрые времена.

Потом Кэти бросила на меня взгляд, который не нуждался в словах, и я молча покачал головой. Я думал, что Дебби и ее отец не уловили этого, но взгляды, которыми они обменялись, сказали мне, что это не так. Вот в чем беда выхода из двадцатилетних отношений – трудно скрывать свои чувства и мысли.

– Я всегда думал, что ты упустила свое призвание, детка, – сказал Рой Дебби. – Тебе следовало поступить в юридический колледж, как Билл.

Она взглянула на меня, и в ее словах не было ни злобы, ни сожаления, хотя я этого и ожидал.

– Возможно, но гораздо важнее было работать, чтобы Билл смог закончить юридический колледж. Мы всегда знали, что именно он будет главным кормильцем. Я никогда не жалела, что осталась работать в банке. Это на самом деле помогло мне, когда я решила получить бизнес-образование.

Я посмотрел на нее и подумал, чувствует ли она сейчас то же самое. Она отказалась от пяти лет своей жизни, когда я продвигался к своей работе, трудясь в банке, воспитывая маленькую девочку и делая меня счастливым. Это сработало довольно хорошо, но мне было интересно, сожалеет ли она теперь о том, что поставила на первое место мою жизнь.

В полдвенадцатого Рой зевнул и протянул Кэти руку со словами:

– Пойдем, старушка, мне нужно хорошенько выспаться.

Она усмехнулась ему и сказала:

– А может быть я не хочу?

– Никогда, – и взгляд, который он бросил на нее, сказал мне, что Дебби поместила их вместе в спальне Келли, переместив Келли спать с ней, в то время как у Би-Джея осталась собственная кровать. В его комнате стояли две кровати, которые мы поставили несколько лет назад на случай, если он захочет, чтобы у него ночевали друзья, но я сомневаюсь, что она поместит Келли и Би-Джея в одну комнату.

Когда Рой поднял Кэти на ноги, и они посмотрели друг на друга, это поразило меня сильнее, чем я думал. Они были теми, кем, я всегда думал, станем мы с Дебби через двадцать лет. Теперь мы никогда такими не станем.

Когда они вышли из кабинета, Дебби бросила на них взгляд, заставивший меня подумать, что у нее, возможно, были те же мысли, что и у меня. В нем явно чувствовалась печаль.

– Ты что-нибудь выяснил?

– Нет, все еще проверяют. Если и когда я что-нибудь узнаю, то сначала расскажу тебе. Обещаю.

Она встала, и, как всегда, это была симфония.

– Ладно, пойду наверх, попробую немного поспать. С тобой здесь все будет в порядке?

– Как всегда.

Она повернулась, чтобы уйти, затем снова повернулась ко мне лицом.

– Мне сказали, что ты дюжину раз чуть не убился, стараясь попасть сюда сегодня вечером. Я... я тронута, что ты был так... обеспокоен.

– Развод ничего не меняет, Дебби, совсем ничего.

С минуту мы молча смотрели друг на друга. Мне хотелось сказать сотню разных слов, но я не мог придумать ни одного.

После ее ухода я развалился на диване и включил Адский телевизор. Местные новости закончились, поэтому я нашел Си-Эн-Эн, просмотрел заголовки и переключился на Фокс. Я прислушивался к несчастьям мира и чувствовал дом вокруг себя, как живое существо. Казалось, это было у меня в крови, каждый квадратный сантиметр был частью моей жизни. Пока удерживался подальше, я сдерживал воспоминания. Как будто все это происходило в другой жизни.

Тем не менее, это была моя жизнь.

Я начал убеждать себя, что эта старая жизнь осталась позади, и мне стало казаться, что я начинаю привыкать к одинокой жизни. Я начал думать, что настанет день, когда я буду смотреть на Дебби, и видеть не глазами двадцатилетнего парня, с первого взгляда влюбившегося в великолепную женщину.

Однако, как Майкла Корлеоне в одном из фильмов «Крестный отец», «они втянули меня обратно!»

Я начал этот вечер как вполне уравновешенный одинокий мужчина, страстно желающий женщину с очень большой грудью, которую я никогда не видел обнаженной, но с нетерпением ждал этого, а закончил как разведенный отец, живущий одинокой жизнью, насильно отделенный от всего, что меня когда-либо заботило.

Я спал на диване, как сотни раз за эти годы, когда зазвонил сотовый Старика. Должно быть, он звонил минуту или две, но я стряхнул сон с глаз и нажал кнопку разговора.

– Мистер Мейтленд, прошу прощения за то, что уехал по делам. Я вас не разбудил?

– Да, но спасибо, что перезвонили.

– Мне кажется, я знаю причину вашего звонка.

– И почему я не удивлен? Я предполагаю, что человек без головы потерял ее из-за ваших людей, и вы, вероятно, знаете, какую реку мы должны прочесать, чтобы найти его партнера?

– Он спит не с пресноводной, если использовать фразу из того великого классического фильма «Крестный отец», а с морской рыбой, то, что от него осталось. Акулы, как правило, оставляют очень мало несъеденного.

– Что происходит? Я полагаю, что знаю, но, пожалуйста, подтвердите мои подозрения и скажите, насколько велика угроза, с которой сталкивается моя семья.

– Оба они были из Картеля. Они следили за вашим сыном в течение трех дней.

– Что... почему они следили за ним?

– Со стороны Картеля это была психологическая война. Они не собирались ничего предпринимать. Просто собирались сделать так, чтобы фотографии вашего сына и жены попали в полицию вместе с какими-нибудь туманными угрозами. Их цель состояла в том, чтобы вы настолько сосредоточились на угрозе для вашей семьи, что у вас не возникло бы желания вмешиваться в их дела.

– Как вы можете быть так уверены?

– Мои люди заметили их, а после того как устранили одного, обсудили вопросы с другим. После долгой дискуссии они убедились, что оставшийся сотрудник был абсолютно честен и откровенен в своих ответах. Он был убежден, что это – чисто психологическая уловка.

– Но...

– Очевидно, что часто сотрудники низкого уровня не информируются о политике, но после того как мы убрали эту парочку, некоторые из моих людей связались с представителями Картеля. До этого момента они не знали о моем интересе к этому вопросу. Когда им разъяснили нашу позицию, они дали понять, что это – всего лишь трюк, мера предосторожности. После нашего недавнего контакта представители Картеля дали слово, что никто из их организации не будет каким-либо образом угрожать или приближаться к кому-либо из ваших близких.

– Вы им верите?

Последовало долгое молчание, я уже подумал, не воспринимает ли он этот вопрос как оскорбление собственного кодекса чести.

– Мой бизнес, как и бизнес Картеля, окружен множеством мифов и стереотипов, но, в конечном счете, – это лишь бизнес. Мы прибегаем к насилию, потому что такова природа мира, в котором мы живем и работаем. Если бы мы не прибегали к насилию, нас бы убили, забрали наших женщин и разграбили наши богатства. Независимо от этого, когда вы отбрасываете все остальное, бизнес остается бизнесом. Он существует для того, чтобы предоставлять товары и услуги, получать прибыль, делать деньги. Война разрушает бизнес, поставки продуктов клиентам, отпугивает клиентов, приводит к уничтожению продукта, обрушивает разрушительную силу правительства на наши организации, приводит к гибели ценных сотрудников и, в конечном счете, это стоит всем денег... больших денег.

– Картель, любая организация, подобная нашей, как правило, проявляет осторожность, когда дело доходит до нападения на влиятельных правительственных чиновников. Мексиканский картель стал высокомерно относиться к таким действиям из-за ситуации в их стране. Такая позиция сформировала их действия в вашей стране, потому что они, как и мы, действуем вне правового поля. Они, как правило, не боятся возмездия от официальных властей, но мы – не правительство. Наши люди ясно дали понять, что любое нападение или враждебное действие против вас или кого-либо из ваших близких вызовет неограниченный ответ. Другими словами, войну, не считаясь с тем ущербом, который может быть нанесен одной или обеим нашим организациям. Другими словами, на языке, который они поймут – пощады не будет. На данный момент они знают только, что для меня это – личное, но они проведут расследование и узнают о связи между нами. Это не имеет никакого значения, за исключением того, что до этого я стоял в тени, наблюдая за вашей спиной. Теперь это уже не будет тайной. Это не означает, что они не предпримут против вас никаких действий, просто они очень тщательно обдумают свои дальнейшие шаги и взвесят их с учетом угрозы того, что они могут потерять. Это означает, что, если дело Мендосы дойдет до вас, я понятия не имею, что они будут делать. До тех пор могу гарантировать, что больше не будет никаких угроз ни вам, ни вашим близким.

Я обдумал то, что он сказал, затем спросил:

– Я у вас в долгу?

– Вы не просили меня принимать это решение. Считайте это тем, что вы бы назвали – халявой, я думаю, это – самое верное слово. Однако, если бы вы были у меня в долгу, разве это было бы так уж ужасно? Я бы очень мало просил вас сделать прямо, а вы при моей поддержке могли бы стать неизмеримо более богатым и могущественным. Есть много политиков во всем мире, которые сделали хорошую жизнь, находясь на моей службе.

– Как я уже говорил, я вынужден отклонить ваше любезное предложение.

– Ну, что ж, меня это не удивляет. Сегодня вы можете спать спокойно. Непосредственной угрозы вашей семье нет.

– К сожалению, местные правоохранительные органы не смогут определить, что угроза миновала, и я, очевидно, не могу сказать им, откуда мне это известно. Не могли бы вы...?

– В течение следующих нескольких дней мы обеспечим утечку информации из источников внутри Картеля о характере их попыток шпионить за вашим сыном. Ваши разведывательные службы получат подтверждение этих сообщений.

– Спасибо.

– Спокойной ночи, мистер Мейтленд.

Я оглянулся и увидел, в темноте, отражая свет из коридора, блестят глаза Дебби. В тусклом свете я разглядел, что на ней был халат, и, по-видимому, больше ничего.

– Это тот человек, который звонил тебе в больницу?

– Лучше тебе этого не знать, Дебби.

– Ты знаешь, что у меня были от тебя секреты, Билл, но я всегда знала, что у тебя есть свои секреты. Это касается нас, меня, Келли и Би-Джея. Неужели ты думаешь, что я не заслуживаю знать твою тайну?

Я рассказал ей все.

– Ты предал бы все, во что верил, чтобы спасти нас?

– Я бы продал душу дьяволу, чтобы уберечь тебя, Келли и Би-Джея. Было время, когда ты это знала.

Она какое-то время молча смотрела на меня, затем повернулась, не говоря ни слова, и вышла из кабинета. Я откинулся на кушетку, на которой, казалось, остался отпечаток моего тела, и почти мгновенно заснул.