ГЛАВА ТРЕТЬЯ: ТЫ ВСЕГДА БЫЛ ЕДИНСТВЕННЫМ

5 ноября 2005 года

Суббота, 10 часов утра.

Я скатился с дамы по имени Майра, и рухнул на кровать, которой было едва достаточно для нас обоих, не говоря уже о ее близнецах. Так я окрестил ее сиськи. Я повернул ее к себе так, чтобы одно из этих четырнадцатикилограммовых ядер не стащило ее с другой стороны кровати.

Я схватил его и зарылся лицом в мягкую плоть, прикусил сосок, а затем, прижавшись ртом, дунул, издав пердячий звук. Она захихикала и вырвала его у меня.

– Эй, прояви хоть каплю уважения... Некоторые парни говорят, что их место – в Музее больших сисек, рядом с Мэнсфилдом, Дорс и... ох... как же ее звали... Кэнди Сэмплс... в 70-х годах...

– Я и не подозревал, что твои познания в больших и классических сиськах настолько энциклопедичны, мадам.

Она улыбнулась и сказала:

– Ты не знаешь, сколько парней говорили мне, что мои сексуальнее, чем у любой из тогдашних моделей больших сисек. Наконец, мне стало любопытно, и я посмотрела несколько фотографий. Они были правы. Мои сексуальнее.

– Я видел большинство из них из 70-х и 80-х годов. И ты определенно была сексуальнее всех, кого я когда-либо видел.

Она подняла одну тяжелую грудь ко рту, облизывала сосок и розовое блюдце вокруг него, пока с того не начало капать, а затем вытянула вторую из моего рта, проведя ею вниз по моей груди, чтобы поглотить мой член. Каждая клеточка моего существа хотела закачать кровь в мой обмякший пенис, но я только что кончил так сильно, что мне все еще было больно. Но я хотел.

– Господи Иисусе, Майра... Ты меня убьешь. Мой мозг будет так стараться перекачивать туда кровь, что у меня случится инсульт.

– Я всегда знала, что ты помешан на груди, Уильям Мейтленд. С того самого момента, как ты вошел в офис Эдвардса и увидел меня в тот первый день, когда я была на работе. Я думала, ты проглотишь язык.

– Я почти это сделал.

– Но ты был настоящим джентльменом. Я думала, ты вот-вот дашь себе пощечину, отвернувшись от меня.

– Я не мог поверить своим глазам. Я хотел просто смотреть на тебя, но счастливо женатый мужчина не имеет права раздевать глазами незнакомую женщину. Это против правил.

– А ты всегда следовал правилам, не так ли?

– Я пытался, но ты всегда меня искушала. Единственная.

Она потерла мягкий холмик вокруг моего члена, сильно прижимая его ко мне. Это было невозможно, но я почувствовал, как к нему возвращаются первые признаки жизни.

Я наклонился и облизал ее мягкие губы, потом поцеловал ее по-французски, насколько хватило дыхания.

– Искушала?

– Ты была единственной в этом кабинете, единственной в мире, о ком я когда-либо думал всерьез... Я фантазировал о... нашей встрече вне офиса... когда Дебби была в командировке. А я холостяковал... без детей, о которых можно было бы беспокоиться. Они оставались у ее родителей. Я представлял, как мы встречаемся в продуктовом магазине, когда я покупаю продукты для ужина. Или как иду в ресторан, а там случайно обедаешь ты. Или захожу к О'Брайену, а ты в одиночестве сидишь за столиком. Что ты поссорилась со своим парнем. И мы начали разговаривать.

– И что произошло потом?

– Мы выпили, и мне пришлось вызвать тебе такси, чтобы добраться домой, а ты пригласила меня в свою квартиру, и когда мы оказались внутри, ты повернулась и посмотрела на меня так, как смотришь сейчас, и на тебе было что-то с глубоким вырезом, а твоя грудь поднималась и опускалась в такт твоему дыханию, и я протянул к тебе руку...

– А потом?

– Я так и не смог выйти за пределы этого. Иногда я дрочил, несколько раз, когда был внизу, а Дебби и дети спали наверху... Но тогда это было просто обычной... ну, ты знаешь, техникой траха. Я никак не мог представить, что происходило между нами, когда мы смотрели друг на друга, а я брызгал на тебя, как из пожарного шланга. Я не мог воспроизвести соблазнение в своем воображении.

Она легонько поцеловала меня в лоб, как целуют ребенка.

– Даже в своих влажных снах ты не смог пойти до конца, чтобы изменить Дебби, не так ли?

– Думаю, что да.

Ее глаза заблестели.

– Эта глупая сука. Она ведь еще не знает, что она выбросила?

– В тот первый вечер... после того как я впервые увидел тебя в офисе Далласа... я затащил ее в постель, когда дети уже спали, и колотился в нее, колотился. Я кончил четыре или пять раз, и ты не представляешь, как громко она могла кричать. Мне пришлось зажимать ей рот руками, иначе Би-Джей и Келли стали бы колотиться в дверь нашей спальни, чтобы их впустили. Это был один из немногих случаев, когда на следующий день я опоздал на работу. А она на работу вообще не пошла. Она чуть не пошла к гинекологу, потому что боялась, что я сильно натер ей.

– Я польщена. Она когда-нибудь смогла понять, с кем на самом деле ты трахался тем вечером?

– Нет. Еще несколько месяцев спустя она даже не знала, что ты – в офисе. Она не обращала особого внимания на... офисные сплетни. Мы уже... мы начали жить своей собственной жизнью... моя вращалась вокруг Офиса прокурора штата, а ее – вокруг УСФ

– Она... нет, я не буду говорить о ней ничего плохого. Я знаю, что ты очень долго любил ее. В ней должно быть что-то хорошее, чтобы ты любил ее так сильно. Но...

Она скользнула вниз и обернула эти мягкие холмики вокруг моего члена, который каким-то образом снова стал твердым. Она двигала ими вверх и вниз, и я не представлял, что в мире есть ощущение, способное быть лучше этого. Пока она не опустила вниз свой рот и не поглотила меня, отпустив свою грудь, выпустила меня, а затем снова втянула в себя.

Я не мог говорить. Черт, в тот момент я не мог и думать.

Она оторвала свой рот от моего члена и спросила:

– Чье тело лучше, Билл? Чьи сиськи тебе нравятся больше?

– Тебе обязательно надо знать?

– Да.

Я схватил ее за волосы, прижал к себе и дернул вверх, трахая ее рот так сильно, как только мог, и стонал. На самом деле я испытал боль, когда почувствовал, что кончаю.

– Твои, ты – чудесное, блядь, невероятное создание. Твои.

Она лежала, ее золотистые волосы рассыпались по моему животу и груди, ее лицо было скрыто, она сосала и лизала, пока боль не ушла.

Час спустя мы оба приняли душ, и она надела мою пижаму и одну из моих футболок. Когда она двигалась вокруг меня, это было похоже на наблюдение за двумя большими животными, пытающимися сбежать. Это было сексуальнее, чем если бы она была обнаженной. Я надел шорты и футболку и сварил кофе. Но у меня не было, ни пончиков, ни круассанов, а это было утро пончиков или круассанов.

Я оставил включенным свой сотовый, поэтому был удивлен, когда услышал стук в дверь. Любой из офиса первым делом бы позвонил. Как и Би-Джей или Келли после конфуза с Алиной.

Я посмотрел в глазок и не смог не выдавить из себя: «О черт!»

Майра услышала и с любопытством посмотрела на меня.

Я открыл дверь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ: РАЗГОВОР, КОТОРЫЙ ОНИ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПРОВЕСТИ

5 ноября 2005 года

Суббота, 11 часов утра.

Она перестала стучать, услышав, что кто-то идет к двери, и поняла, что он смотрит в глазок. Она терпеливо стояла, зная, что выглядит дерьмово. Но это не имело значения.

Наконец, дверь открылась. Он стоял в шортах и футболке, на подбородке у него уже появилась густая черная щетина. В такие дни, несмотря на то, что у него были песочные волосы матери, борода всегда была черной, и он выглядел в точности как на тех нескольких фотографиях, которые она видела, его отца перед смертью.

– Привет, Дебби.

– Привет, Билл.

– Полагаю, нет никакого смысла спрашивать, почему ты стоишь у моей двери в субботу утром?

– Можешь спросить.

– Зачем ты здесь? – раздался голос из-за спины Билла.

Она посмотрела на дверь в коридоре, ведущую на кухню, где стояла блондинка с огромной грудью в тонкой футболке. На блондинке была пижама Супермена, которую она купила Биллу на день рождения шесть лет назад. Дебби вспомнила шутки, которые она отпускала по поводу супер-пениса Супермена, когда обхватила его лодыжки и попыталась высосать мозги через член.

Это было тогда, когда он принадлежал ей, а не блондинке с мутантными сиськами.

– Потому что хотела поговорить с мужем.

– Он больше не твой муж.

– Знаю. Но был им. Не могу ли я одолжить его на некоторое время? Может быть, на полчаса. А потом верну.

Обе женщины уставились друг на друга. Наконец, она подошла к Биллу сзади и поцеловала его в щеку, убедившись, что Дебби заметила, как она потерлась грудью о его спину. Метит свою территорию.

– Давай, Билл, я накину какую-нибудь одежду и сбегаю за пончиками и тремя-четырьмя круассанами. С сыром и несколько с шоколадом, хорошо?

Он откинулся назад, схватил одну большую грудь и стал ее ласкать.

– Много калорий. Сегодня вечером мне придется сходить в спортзал, а это может испортить наши планы.

Она протянула руку и обхватила его пах, сжимая, в то время как снова целовала.

– Тебе не потребуется идти в спортзал, детка. Мы отработаем все прямо здесь.

Она отпустила его и прошла в заднюю спальню. Дебби и Билл смотрели друг на друга, пока она не вышла одетая через несколько минут, схватила его ключи и, быстро поцеловав, вышла через парадную дверь.

Он указал на диван и сказал:

– Ты не хочешь сесть здесь?

– Мы не можем сделать это за кухонным столом?

– Там слишком мало места.

– Я... мне кажется, что там... будет лучше.

– Прекрасно. Послушай, Дебби... Я ничего не сказал, когда ты появилась у меня на пороге. У меня было... свидание... как ты, наверное, могла бы сказать. Я не появляюсь на твоем пороге, когда у тебя свидание или... ты встречаешься с кем-то. За исключением того случая с Эбботом. Но то был особый случай. У нас могут быть хорошие отношения родителей, если ты не станешь появляться в... неловкое... время. А это было неловким.

– Послушай, Билл, я не планировала вмешиваться... в твою личную жизнь. Но... мне просто нужно с тобой поговорить.

– Поговорить?

– Поговорить. Не так, как когда ты разглагольствуешь и бредишь, а я извиняюсь и извиняюсь. Просто поговорить. Я говорю, а ты слушаешь и отвечаешь, или ты говоришь и даешь мне возможность ответить. Мы никогда этого не делали. С того гребаного вечера, когда я произнесла эти четыре коротких слова. Ни разу. Как можно развестись, ни разу не поговорив как два взрослых человека?

– А в чем дело? Все уже кончено, Дебби.

– Вчера я рано вернулась со свидания. И смотрела старый фильм «Портрет Дориана Грея», ну, знаешь, с Джорджем Сандерсом. Старый.

– И...

– Я начала плакать и не могла остановиться. Я рыдала так, как не рыдала с того дня, когда нашла Клариссу. Ты помнишь. Я не могла перестать плакать весь этот день и ночь. Вот так вот.

– Почему?

– Не знаю, Билл. Не знаю. Почему тогда ты не мог быть таким?

– Каким?

– Как сейчас, придурок. Теперь ты оживился. Похудел и двигаешься как молодой. Со мной ты не был таким. И таким, каким ты был с ней. Вы трахались друг с другом до выноса мозга всю прошлую ночь и сегодня утром? Разве не так? Помнишь, когда ты в последний раз был таким со мной? Потому что лично я не могу вспомнить.

– Я такой из-за тебя, Дебби. Потому что не мог лежать в постели в квартире у реки или здесь... потому что каждый раз, когда закрывал глаза, видел тебя и его... Я видел его член... а ты его сосала... и раздвигала для него ноги. И мне хотелось вырвать себе глаза. Или взять пистолет и убить тебя и его. А единственным способом справиться с этим, было проводить каждую минуту в спортклубе Харли или боксерском зале Карлоса... изнуряя себя, чтобы спать без сновидений. Это сделала ты. Ты изменила меня. Но это был чертовски трудный способ измениться. И так не должно было быть. Ты могла бы поговорить со мной... вот как мы разговариваем сейчас. Ты могла бы сказать правду о том, как ты влюбилась... чтобы я не получил удар между глаз от этих гребаных писем.

Она опустила голову на стол и положила ее на руки. Было легче говорить, если ей не приходилось смотреть ему в глаза.

– Как я могла сказать тебе все это? Как я могла сказать тебе то, что говорила Дугу? Я пыталась сказать, не причиняя боли. Я пыталась заставить тебя пойти вместе со мной в спортзал, я делала тебе минет, я пыталась заставить тебя ревновать. А как бы ты отреагировал, если бы мы сели в кабинете, и я сказала тебе, что ты – толстый, дряблый и старый, и что вызываешь у меня отвращение, когда трешься об меня этой дряблостью? Как я могла сказать тебе, что твой... член... как у старика? А ведь так оно и было. Держу пари на свою жизнь, что Алина никогда не жаловалась на то, что твой член становится мягким при виде ее. Держу пари, ты трахал ее так сильно, как только мог... как трахал меня раньше... когда мы впервые встретились. Держу пари, когда ты трахал эту корову, то кончил ей между сисек.

Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

– Теперь ты можешь сказать мне, что если бы я была с тобой честна, ты бы изменился. Но ты же солжешь... и мне, и себе. Тебе стало бы больно... и ты бы защищался... и еще больше отдалился бы от меня.

Она протянула руку и накрыла ладонью его руку, лежавшую на столе.

– Мы должны об этом поговорить, Билл. Это было проблемой еще до того как мы встретились. Я ничего не могу поделать с тем, что ты ниже меня ростом. Ничего не могу поделать с тем, что ты... ну ладно, симпатичный парень, но ничего особенного. Я ничего не могу поделать с тем, что у тебя не... большой член. Не такой уж большой... Большинству женщин насрать... обычно. Признаюсь, мне нравились большие. И мне понравился у Дуга. Но это не было и никогда не будет главным, что я искала в мужчине. У тебя никогда не было... уверенности в себе. Может быть, потому, что ты невысокого роста, а когда растешь, девочки могут быть чертовски жестокими. Но мне всегда приходилось поддерживать твою самооценку, твою уверенность. И я знаю, что этому мешало то, что я... привлекательна, и у меня большие сиськи, и ко мне всегда клеятся парни. Но опять же, это не моя вина. Не я сделала тебя тем, кто ты есть, или меня той, кто есть я. Мы – такие, какие есть. Я могла бы носить мешковатые платья, чтобы скрыть свои сиськи, и никогда не флиртовать, но я – вот такая. Я была такой, когда встретила тебя. Именно в такую ты влюбился, или, по крайней мере, так ты мне говорил.

Он потер свою губу.

– Ты права. Я – тот, кто я есть, а ты – та, кто есть ты. Думаю, правильным было бы никогда не встречаться, или просто трахнуть тебя, как это делали все твои парни, а потом уйти.

– Ты пытаешься причинить мне боль, Билл. Ты не мог такого сделать. Это был бы не ты. И ты должен был знать, что я тебя люблю.

– Не считая последних нескольких лет.

– Может быть. Мне до чертиков надоело заставлять тебя чувствовать себя мужчиной. Я так чертовски устала от того, что ты был милым и разумным, вместо того, чтобы заваливать меня и трахать. Я устала от всех этих проклятых вечеров, когда лежала одна в постели, и мне приходилось вставлять в себя вибратор, потому что ты работал допоздна. Я устала одновременно и ревновать, и презирать тебя. Я не могла удержаться от мысли, что в те вечера ты мог легко нагнуть Шерил или любую другую женщину в офисе над столом и трахнуть их, а я бы никогда не узнала. И мне становилось легче понять, почему ты перестал подталкивать меня к сексу.

– Я перестал подталкивать, потому что много вечеров я был истощен, а в другие вечера была истощена ты, и... мне было неловко давить на тебя, когда ты на меня сердишься.

Она оттолкнулась от стола.

– Слова. Чушь. Оправдания, Билл. Когда мы только поженились, были вечера, когда я была не в настроении, пока ты не заставлял меня намокать настолько, что я сама этого хотела.

– Ты сама-то себя слышишь? Когда мы только поженились, мне было двадцать четыре года, а тебе двадцать два. Я мог поднимать член три или четыре раза за вечер. Как, черт возьми, ты могла ожидать, что я смогу продолжать в том же темпе, после того как мы были женаты почти двадцать лет, когда трахать тебя не было новым, свежим или захватывающим, как это было в первый раз? Этого просто не могло случиться. Мы должны были стать старой супружеской парой. Да и когда мы только поженились, я не мог соперничать с Дугом. Я был метр семьдесят три, мой член был не таким большим, и он был чертовски симпатичным парнем. А я – нет. Так что, уж если я не мог соревноваться с ним в молодости, то как, черт возьми, я мог соревноваться в сорок один год? Дело в том, что это не должно было иметь значения. Ты просто не должна была быть доступной. Тебе не следовало продавать глаза в поисках члена побольше.

– А ты не должен был оставлять меня одну до такой степени, что я оказалась уязвимой для кого-то вроде Дуга.

Он откинулся на спинку стула и покачал головой.

– С твоей точки зрения, я виноват в том, что оставлял тебя одну, что предпочел тебе свою работу. Я должен был больше стараться и должен был держать себя в форме. А с того места, где я, ты бросила брак, не дав мне шанса его спасти. Курица или яйцо? Кто за это отвечает? Кто из нас плохой? Это не имеет значения. Уже нет. Возможно, еще полгода назад это бы имело значение. Но теперь... у тебя – своя жизнь. И у меня... с Майрой.

– Я понимаю. Я... эээ... я не знаю, Билл. Не знаю, зачем я здесь. Я давно хотела с тобой поговорить вот так. Но сегодня... Я не понимаю. Ты когда-нибудь делал что-то, понятия не имея, зачем тебе это нужно?

– Да.

Он протянул руку и легонько взял ее в свою.

– Надеюсь, ты все поймешь, Дебби. Ты... говорила с кем-нибудь? Ну, там, с психологом или что-то в этом роде? Я и правда не пытался тебя оскорбить. Просто... за последние несколько лет ты стала чужой. Но с... того взрыва... это стало чем-то большим. Ты всегда злишься на меня. Я знаю... знаю... и я был чертовски зол на тебя. Но ты... Я чувствую, что к этому какое-то отношение имеет твоя тетя. Я все еще злюсь, когда думаю о ней, но я ее понимал. Мне было ее жалко. Я знаю, что она наполнила твою голову кучей дерьма, но... как я мог этому воспротивиться? Я знал, что ты ее любишь, а все плохое, что я говорю о ней... просто выставляло меня дерьмом.

Она опять оперлась о стол.

– Понимаю. Просто... доктор Теллер всегда говорил, что мы должны были поговорить... прежде чем все пошло к черту.

– Теллер? Ты встречаешься с тем самым доктором Теллером?

– Да, мне предложила встретиться с ним моя акушер-гинеколог. Несколько месяцев назад у меня было много проблем. Меня тошнило от этих ужасных вспышек гнева по отношению к тебе. Я имею в виду, что в целом я действительно была зла на тебя, но это было слишком, слишком за гранью. Ты был бы чертовски удивлен... и, вероятно, немного обеспокоен... если бы знал, как я на тебя злилась. Он – очень хороший врач. Он мне сильно помог.

– Он – хороший человек. Ты все же поняла, что тебя так злило, кроме того, что я разрушил твою жизнь?

– Ты не разрушал мою жизнь, Билл. Я знаю это. Мы сделали это вместе. Не знаю. Я слушала Клариссу, а после того что она сделала, мне просто пришло в голову, что ты, должно быть, изменяешь. Хотя это и не имело смысла, потому что другая часть меня говорила, что ни одна другая женщина тебя не захочет. А часть меня была так зла из-за того, что мне и детям ты предпочел эту проклятую работу. Отчасти это был гнев, отчасти – разочарование. Если бы ты изменял с другой женщиной, я бы справилась. Меня никогда не беспокоила конкуренция со стороны другой женщины... кроме... ну, ты знаешь, французской сучки и «мисс Джаггс». Но как я могла бороться с проклятой работой?

– Выходит, все дело в моей заброшенности и в том, что ты слишком долго работал. И мне надоело изо дня в день доказывать тебе, что ты достаточно хорош для меня. А ты позволял себе уходить и недостаточно заботиться о себе или обо мне, чтобы пожертвовать частью своего драгоценного рабочего времени, для приведения себя в форму.

– И становился лежебокой. Я уходила танцевать с подругами и другими мужчинами, потому что ты этого просто не хотел. Когда мы учились в колледже, ты не был душой вечеринки, но мы гуляли и веселились. Деннис Лири, твой друг, который ненавидит «всякого гребаного прокурора», рассказывал мне о том, как ты ходил с Майрой на костюмированную вечеринку. Я могу сосчитать по пальцам обеих рук, сколько раз за последние десять лет ты водил меня на вечеринку, не связанную с бизнесом. А эту сучку Джессику Стивенс ты отвез к О'Брайену. Когда ты в последний раз водил меня в бар? Или ночной клуб. Даже когда я умоляла тебя выйти куда-нибудь. Ты всегда был слишком занят.

Он все еще держал ее за руку и подарил ей тень улыбки.

– Не сдерживайся, Дебби. Выплесни все.

Она ответила ему легкой улыбкой.

– И есть еще кое-что... нечто, чего я не могу понять... во всяком случае, пока. Это как слово, когда ты знаешь, что это такое, и знаешь, что ты знаешь, что это такое, но не можешь его уловить. Оно близко, и вот-вот будет схвачено. У меня такое чувство, что у Теллера есть какая-то идея, но он мне не говорит. Теллер сказал, что когда сам поймешь, что именно заставляет тебя чувствовать себя так, то сможешь решить, чего хочешь, куда хочешь идти в будущем. Он говорит, что то, чего ты не знаешь, МОЖЕТ причинить тебе боль. И я начинаю думать, что он прав.

Он протянул руки и накрыл ее ладони своими. Когда он это сделал, она увидела на его левом безымянном пальце кольцо Флёр-де-Лис, а то, что было их обручальным кольцом – на правой руке. Эти два кольца сказали ей все, сказали все, рассказали историю последних семи месяцев.

– Надеюсь, ты все поймешь, Дебби. Я действительно этого хочу. Мы были женаты слишком долго, чтобы я желал тебе боли. Что бы ни произошло между нами, я никогда не хотел, чтобы тебе было так больно. Может быть, лишь в самом начале, немного. Но это было всего лишь из-за моей боли. Я хочу, чтобы с тобой все было в порядке.

Она сжала его руку.

– Нет, ты не из тех парней, которым нравится видеть, как кому-то, о ком заботишься, причиняют боль. Ты знаешь, что это – одна из причин, по которой я в тебя влюбилась. Не только потому, что ты был храбрым, честным, честолюбивым и забавным. Но ты был и остаешься хорошим парнем. Ты – самый порядочный парень, самый милый парень, какого я когда-либо встречала. Какого я когда-либо знала.

– И все мы знаем, что случается с хорошим парнем.

Она на мгновение ухмыльнулась ему, а пока он смотрел на нее, она заметила мимолетно появившееся и исчезнувшее выражение, но ей хватило времени, чтобы узнать его. И она снова поняла, как сильно его ранила.

– Да, я знаю, что случилось с одним славным парнем. Он кончил тем, что его трахнула до потери сознания эта симпатичная девушка, пытавшаяся заставить его понять, что она интересуется им в течение трех месяцев... и с тех пор регулярно продолжавшая его трахать и сосать. Это – не самое худшее, что могло бы случиться с хорошим парнем.

Она увидела мерцание в его глазах и то же самое на губах, что он делал, когда они вместе смотрели сентиментальные фильмы. Для человека, который имеет дело с плохими людьми, она всегда дразнила его тем, что он – слишком мягкий.

– Нет, Дебби, я совсем неплохо справился.

Несколько минут они посидели молча.

– Если бы мне пришлось делать это снова, я бы никогда не произнесла этих четырех слов.

– «Когда мы были женаты»? Это бы не имело значения, Дебби. Все равно бы все выплыло наружу. Ты хотела, чтобы это вышло наружу. Это я уже понял. Ты вела двойную жизнь. Уже давно, и все еще значительно усложнилось, после того как на сцене появился Дуг. Ты пыталась скрыть от меня свои чувства ко мне, к Дугу, к нашему браку. Но ты – не прирожденная лгунья. Пусть неосознанно, но ты хотела, чтобы я все узнал.

Открылась входная дверь, и уже через мгновение на кухне была Майра. Она посмотрела на стол, где Билл все еще держал руки Дебби. Она ничего не сказала, просто поставила на стойку держатель с двумя большими кофейными чашками Старбакс и пакет с надписью на французском: «Кондитерская».

Она подошла к Биллу, положила руку ему на плечо и прижалась к его руке тяжелой грудью, затем наклонилась, чтобы чмокнуть его в щеку. Он повернулся к ней лицом, и она поцеловала его, открыв рот.

После чего посмотрела на Дебби.

– Твои полчаса истекли. Я хочу, чтобы его вернули.

Дебби вздохнула, высвободила руки и встала. Она посмотрела на него сверху вниз. Его глаза заблестели.

– Ладно. Спасибо, Билл. Наконец-то, мы поговорили.

– Удачи тебе с Теллером, Деб. Надеюсь, у тебя все будет хорошо.

Она вышла, оглянувшись на мгновение, прежде чем выйти из кухни. Билл все еще сидел за маленьким столиком. Майра обеими руками сжимала его плечи. Она смотрела на Дебби. Ее выражение не было недружелюбным.

***

5 ноября 2005 года

Суббота, 11:40

Я уставился на дверь в кухню, а потом услышал, как открылась и закрылась входная дверь.

Дерьмо. Я сморгнул, чтобы глаза не наполнились слезами.

Когда мы услышали, как закрылась входная дверь, Майра сидела у меня на коленях.

– Ты в порядке?

– А почему нет?

– Потому что у тебя на глазах слезы, большой сильный мужчина.

– Со мной все будет хорошо. Она просто хотела поговорить. Тот разговор, который должен был состояться давным-давно.

Она поцеловала меня в бритую макушку и окутала мое тело своим мягким, податливым теплом.

– Не надо ничего объяснять. Она все еще может до тебя добраться. Я знала это. Но ей тоже больно. Это мог видеть любой.

– У всех что-то болит. Нормальное человеческое состояние...

Через мгновение...

– Это помогло?

– Думаю, да.

Она наклонилась, и мы целовались еще несколько мгновений.

– Ну, и что теперь, мистер Мейтленд?

– Ну, – сказал я, осторожно поднимая ее на ноги и вставая сам. – Я планирую выпить кофе и съесть пару круассанов. А потом отвести тебя в спальню и облизать языком каждый квадратный сантиметр твоего великолепного тела, а потом... когда все это сделаю... все повторить еще раз.

– По-моему, хороший план.