ГЛАВА ПЕРВАЯ: ЗОВИТЕ МЕНЯ ИЗМАИЛОМ

Среда, 16 ноября 2005 года – 9:30 утра.

Несмотря на то, что это утро было одним из тех, когда я просыпался более усталым, чем когда засыпал, я нашел время, чтобы посетить тренажерный зал Харли на часок, прежде чем добрался до офиса в 9:30. Я тренировался достаточно долго, и чем дольше барабанил ногами по беговой дорожке, приседал и скручивался, пока мышцы моего живота не запросили пощады, тем лучше себя чувствовал. Я даже чувствовал себя лучше когда уходил, чем когда вошел в дверь. Я слышал, что так и должно быть, но раньше, пока Дебби не заставила меня, наконец, начать заботиться о себе, я никогда по-настоящему в это не верил.

Я почти смог поверить, что также выгнал с потом часть гнева, разочарования и общего мрачного настроения, что охватило меня после смерти Белла и в течение последующей ночи.

Когда я вошел на первый этаж, то прежде чем попасть в проходную, чтобы добраться до лифтов, я свернул в уже заполненный Старбакс и прошел через охрану с чашкой капучино с большей частью пены. Я нажал в лифте кнопку четвертого этажа, но когда тот начал двигаться, нажал кнопку третьего и собрался с духом, когда лифт, содрогнувшись, остановился.

Я вышел и не узнал девушку за стойкой регистрации.

– Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Мисс Баскомб у себя?

– Могу я сообщить ей, кто хочет ее видеть?

– Не беспокойся, – сказала Дебби, подходя к ней сзади. – Я знаю мистера Мейтленда. Что я могу для тебя сделать в такую рань, мистер Мейтленд?

– Не могли бы мы минутку поговорить?

– По делу или лично?

– Вроде того.

– Загадочно.

– Я думал, мы уже прошли через такое дерьмо.

Она улыбнулась.

– Согласна. Я просто хотела хоть раз насладиться видом ботинка на другой ноге. Когда ты вообще приходишь ко мне и хочешь поговорить, если только это не по делу?

Я изобразил будто посмотрел время на своих часах, и сказал:

– На самом деле у меня очень напряженный день, и если тебе так уж весело вытаскивать это на смех, мы можем поговорить и в другой день.

Она молча покачала головой и отвернулась от меня, сказав через плечо:

– Не будь таким обидчивым, Билл. Вообще-то, у меня есть кое-что, о чем я хотела бы с тобой поговорить.

Если бы я был параноиком или верил в романтические сказки, то подумал бы, что она немного излишне двигает бедрами в походке, не нуждающейся в улучшении, но я не был ни тем, ни другим. Это была просто Дебби.

Она села за свой стол. Я встал перед ней.

– Ты не хочешь присесть?

– Нет. Я не задержусь настолько долго. Я просто хотел спросить... не будешь ли ты... доступна сегодня днем или вечером.

Она странно посмотрела на меня. После того, как я был женат на ней в течение двадцати лет, я должен был уметь читать ее, но не смог.

– Доступна? Для чего?

– Выпить со мной кофе... где-нибудь. Может быть, в Вафельном домике, может быть, в каком-нибудь более уединенном месте, как у Шони.

– Ты приглашаешь меня на свидание?

Я знаю, что это преувеличение, но если у кого-то и могла отвиснуть челюсть от удивления, так это у нее.

– Нет. Не на свидание. Я просто хочу поговорить с тобой, подальше отсюда... и подальше от дома. Я не... я до сих пор не чувствую... себя там комфортно.

Она посмотрела на свой стол. Мне не требовалось читать мысли, чтобы понять, что она смущена.

– Не знаю, хорошая ли это идея, Билл. Если это что-то о детях, мы можем поговорить здесь или по телефону. Но встречаться...

– Господи, Деб, я не собираюсь начинать кампанию по соблазнению тебя, затаскиванию в постель или возвращению. Твоя добродетель рядом со мной – в целости и сохранности. Я просто хочу поговорить с тобой. Это не личное. Дело не в детях. Я просто... Я объясню тебе все, когда мы встретимся.

Она бросила на меня то, что можно было назвать только оценивающим взглядом.

– Ты ведешь себя очень загадочно, Билл. Это не в твоем стиле. Ты не можешь винить меня за то, что я слегка... осторожна. Большую часть года ты не желал уделять мне время. А теперь хочешь встретиться со мной, но говоришь почему. Ты же не собираешься сказать мне, что планируешь сделать мисс Мартинес второй миссис Мейтленд, не так ли?

Я уставился на нее и позволил себе немного раздражения.

– Эта жестокость несколько нова, Деб. Я знаю, что мельница сплетен работает быстро. Ты же знаешь, что мы расстались.

– Мне очень жаль. Для меня этот год тоже был тяжелым. Я не настолько совершенна как была, до того как ты обвинил меня, если я правильно помню формулировку, в том, что я «трахаюсь с кем-то другим».

Я отступил к двери ее кабинета.

– Я не хочу этого делать, Деб. Я не хочу снова ворошить все это старье. Я думал, мы уже прошли через это. Давай забудем о том, чтобы встретиться. В любом случае, это не так уж важно.

Она встала из-за стола.

– Нет, Билл, прости. Я тоже не знаю, откуда это взялось. Это почти как... вспышка воспоминаний. В любом случае, все хорошо. У меня нет никаких планов. Би-Джей достаточно взрослый, чтобы я могла оставить его одного сегодня вечером. В котором часу? И где?

– Я, вероятно, буду работать до шести или семи. Как насчет полвосьмого? А где?.. Как насчет...?

– Как насчет того бара... Последнего звонка? Это на пляже, не так далеко от того места, где мы... я... живу.

– В баре? Я же говорил тебе, что это – не свидание. И почему именно этот бар?

– Там обычно тихо, по будням. И подают кофе. Мы можем поговорить, и никто нас не услышит. И владелец – не болтун.

– И откуда ты знаешь, что там подают кофе, не занимаются бизнесом в будние дни и вообще что-нибудь о владельце?

– Я не была в коме... извини, я имею в виду, что не оставалась в доме последние восемь месяцев. Я была там и познакомилась с Армандо. Он – хороший парень. И он – один из твоих поклонников.

– Я не знаю насчет поклонника, но он – хороший парень.

Усилием воли я удержался от того, чтобы не произнести следующие слова, которые вот-вот должны были сорваться с моих губ. Не было ничего хорошего в том, чтобы разжигать старые костры.

– Ладно. Мы встретимся в полвосьмого, если я не позвоню.

– Прекрасно.

– Кстати, ты сказала, что хочешь о чем-то со мной поговорить?

– Мы поговорим об этом сегодня вечером.

– И кто сейчас загадочен?

– Это не... загадочно, Билл. Это... просто кое-что, о чем, я думаю, тебе следует знать. Может быть, ты сможешь с этим что-то сделать. Но я расскажу тебе сегодня вечером.

Я был уже у двери, когда она сказала:

– Ты же понимаешь, что это странно, не так ли?

Я вышел, не ответив. Она была права. Это может быть ошибкой, возможно, так и есть, но бывают моменты, когда необходимо полагаться на свое чутье.

Я мог бы подняться наверх на лифте, но прошел последний лестничный пролет пешком. После довольно тяжелой тренировки подъем по лестнице в приличном темпе чувствовался хорошо.

Я помахал Шерил и вошел, чтобы оказаться лицом к столу, уже начинающему заваливаться записями, и там уже были стикеры с заметками о пяти предыдущих телефонных звонках. Как я и ожидал, два были из офиса Мейкона, и они, несомненно, собирались внезапно перейти в гипердрайв, чтобы провести суд над Саттоном как можно скорее.

Одно было из кабинета судьи Писарро. К нему я еще вернусь. Там были записки о предстоящих судебных процессах и слушаниях. С большинством из них мне не требовалось ничего делать. С ними будут работать главы секций и отдельные помощники прокурора. Записки были просто общими обновлениями о том, что происходит.

Я глубоко вздохнул и позволил рутине дня меня успокоить. Даллас уехал куда-то в Тампу, но он вообще отсутствовал больше, чем физически находился здесь, так что, в большинстве случаев офис работал именно так. Самое важное, в конце концов, доходило до меня, но я старался перенаправлять как можно больше, насколько это в человеческих силах, главам секций и другим адвокатам. Я старался, чтобы другие руководители, некоторые из которых были по отношению ко мне ветеранами, справлялись со всем под как можно меньшим надзором. Все они были опытными, хорошими мужчинами и женщинами, и обычно до меня доходило то, что их просто беспокоило, или те вопросы, которые были политически чувствительными, и они не хотели рисковать своими задницами, разбираясь с ними.

Просмотреть большинство заметок не заняло много времени. Я собирался откладывать записки из офиса Мейкона как можно дольше, и когда мне, наконец, придется встретиться с ним лицом к лицу, я вступлю в настоящую затяжную войну и дам ему немного попробовать того, что он подавал от имени Уильяма Саттона в течение этих многих месяцев.

Я набрал номер, и трубку снял Митч Макконнелл.

– Митч, не мог бы ты зайти ко мне на минутку?

– Конечно, – и через три минуты он заскочил в офис. – Позволь мне выразить свои соболезнования.

– Повтори еще раз.

– Вчера произошло так много событий, что у меня не было возможности сказать, насколько я сожалею...

– Я все еще не понимаю...

–.. .что умерла твоя сексуальная жизнь. Я думал послать тебе несколько лилий... как на похоронах... но не хотел тыкать ими в нос.

Я мог лишь вздохнуть.

– Есть ли что-нибудь в этом проклятом здании суда, что не стало бы общеизвестным в течение часа?

– Нет. Ты был вдохновением для легионов похотливых парней, вожделевших Майру, с тех пор как она попала сюда. И тебе на самом деле это удалось. Что дало остальным из нас надежду на то, что все возможно.

– Прости, что схлопнул так много влажных снов, но нет ли шанса, что ты сможешь поднять фокус своего внимания выше пряжки ремня и, возможно, провести кое-какое расследование?

– Конечно, мистер Мейтленд. Что у тебя?

– Я собираюсь позвонить Найту и спросить, не может ли он выделить одного из своих детективов из отдела убийств, дабы поработать с тобой пару дней. Надеюсь, что он это сможет. А потом я хочу, чтобы вы вдвоем вернулись к смерти Уилбура Белла... к его убийству. У нас уже есть довольно хорошее представление о том, как это сделали Саттон и его мать. И, похоже, они не оставили никаких свободных концов. Но...

– Я хочу, чтобы ты еще раз осмотрелся. Опросите пару, устроившую драку, курьера, любого, кто мог говорить с матерью Саттона в день смерти Белла. Не позволяйте ей уговорить вас допрашивать ее за пределами участка. Если понадобится, берите ее под стражу как возможного важного свидетеля сговора об убийстве. Вам не нужно ее ни в чем обвинять. Просто скажите ей, что мы думаем, будто у нее может быть какая-то полезная информация. Удерживайте ее так долго, как только сможете... в рамках закона. Надеюсь, мы действительно и по-настоящему разозлим младшего. Если он сохранит хладнокровие, тащите его в участок. Мейкон будет ныть и настаивать насчет того, чтобы проводить собеседование в его кабинете, но скажи ему, что у тебя есть приказ доставить Саттона в участок. Он позвонит мне, а я буду недоступен, и он позвонит Далласу, а Даллас скажет ему, что он не может вмешиваться, поскольку его нет в городе. Он позвонит судье Писарро, но Писарро и не подумает вмешиваться в словесные разборки. Насколько я знаю Писарро, он предложит Мейкону перезвонить ему, если тот получит доказательства, что мы используем на Саттоне резиновые шланги, но в остальном предложит обсудить это со мной. А...

Он ухмыльнулся.

–.. .Ты будешь недоступен.

Я усмехнулся в ответ.

– Ты понял... Далее, в конце концов, через несколько часов или, самое большее, через день, я освобожу Саттона и его мать... если ты все еще будешь держать их в состоянии неопределенности. Но Саттон – горячая голова. И думаю, что у него есть определенные проблемы с матерью. То, что его привезут в участок, и то, что заберут его мать, приведет его в ярость. Он может... просто может... сказать или сделать что-нибудь, что мы сможем использовать. И всегда есть вероятность, что они допустили ошибку, организовав это. Если выяснится, что я не смогу прижать ублюдка за убийство его жены и сына, было бы неплохо, если бы я смог посадить его... и его мать... хотя бы ненадолго за убийство Белла.

Макконнелл откинулся назад и потер подбородок, наблюдая за мной.

– Мне почти жаль этого сукина сына. Ты когда-нибудь читал в средней школе «Моби Дик»?

– Это было мое покаяние за какое-то преступление в прошлой жизни.

– Ты – как капитан Ахав. Ты приведешь его сюда, что бы ни случилось.

– Правильная книга. Неправильный персонаж. Зови меня Измаил.

Он лишь усмехнулся.

– Я собираюсь насладиться этим, мистер Мейтленд. И должен сказать, что, похоже, потеря Возлюбленной в здании суда превратила тебя в еще более злого сукина сына, чем раньше.

– Я – все такой же милый, каким был всегда. Теперь, если тебе каким-то образом удастся прижать этих ублюдков, ты станешь моим любимым следователем.

Встав, он сказал:

– Я всегда думал, что и так любимый.

– Что ты сделал для меня в последнее время?

Следующим на повестке дня был Карлайл. Он ответил на втором гудке. Это было хорошо. Все приходят в офис либо вовремя, либо заранее. Следующие нескольких недель мне придется быть очень занятым. Он сказал, что спустится через десять минут. Я позвонил Шерил:

– Привет. Что происходит в офисе? Есть что-нибудь, о чем мне следует знать?

– Жена Дэйва Брэндона до сих пор с ним не разговаривает. Эвелин Свит начала встречаться с очень милым новым помощником в полицейском департаменте. Ходят слухи, что это может быть серьезно. Ходят ОЧЕНЬ распространенные слухи, что губернатор Буш, возможно, подумывает о том, чтобы назначить Джонни Августа генеральным прокурором штата, если Чарли Крист рано уйдет в отставку, чтобы начать выставлять свою кандидатуру на пост губернатора в следующем году, или если он рано уйдет, чтобы занять очень престижную и прибыльную должность партнера в некой юридической фирме в Майами.

– Джонни – на пост генерального прокурора?

– До того как переехал сюда, он был прокурором штата в Орландо. И, кроме того, все его любят.

– Это правда. Но без него все будет по-другому.

– Согласна. На данный момент это все, что у меня есть из интересного. Но, как всегда, я буду держать ухо востро.

Ожидая Карлайла, я размышлял о слухах насчет Джонни Августа. Это казалось на грани правдоподобия, но по личным причинам я надеялся, что это – неправда. Август не был слабаком, но мне нравилось сражаться с ним, просто потому, что он мне нравился. Вот почему он всегда стремился к переизбранию, и если кто-нибудь когда-нибудь не застанет его в постели с двумя проститутками или несовершеннолетней школьницей, он, вероятно, продолжит избираться на тот или иной пост, пока дышит. Для избирателей он был просто кошачьей мятой.

И он прилично обращался с Дебби, дав ей шанс, после того как ее выгнали из Университета. Я бы никогда не сказал ей этого, но был рад, что она приземлилась в здании суда.

– Мистер Мейтленд.

Я жестом подозвала Карлайла, и тот сел напротив меня. У него были мешки под глазами, царапины там, где он порезался во время бритья, и общий вид большого кота, расхаживающего по клетке. Он не был счастливым туристом.

– Все в порядке?

– Все хорошо. Лучше, чем хорошо. Это из-за Саттона?

Слова были вежливыми, тон – нет.

Я молча уставился на него.

– Прости. Прошу прощения, мистер Мейтленд. Я не хотел говорить таким тоном.

– Я собирался поговорить с тобой о Саттоне, но у тебя какие-то личные дела, о которых тебе нужно позаботиться? Мы можем встретиться позже, через день.

– Нет, теперь все в порядке. Еще раз прошу прощения. Я никогда не приношу личное в офис, но... в любом случае, мы можем оставить это в прошлом и поговорить о Саттоне.

– Конечно. Ты сказал, что вы обсуждали дело Саттона с начальником полиции Спринг-Сити. Как его зовут?

– Гордон Эверс. Да, я поговорил с ним о том, над чем мы работаем, а он сказал, что они расследуют смерть одного из его офицеров – Ли Генри – в подозрительном пожаре в феврале. И до сих пор они упирались в кирпичную стену. Но...

– Что?

– Когда я сказал ему, кто я такой, он спросил, не ищем ли мы связи между смертью Ли Генри и Саттоном.

– А что? Насколько я знаю, между ними нет очевидной связи, и никогда не было никакого освещения в средствах массовой информации о такой связи. Было бы довольно странным делать подобный вывод, если не имеется причин что-либо подозревать.

– Эверс сказал мне, что он никогда не связывал это, даже не знал об убийстве жены Саттона и нерожденного сына. Это слишком далеко за пределами его юрисдикции, а убийство никогда не попадало в большие заголовки за пределами Джакса. Но он сказал, что репортер TU по имени Гарри Басс рассказал ему о Саттоне и указал, что Ли Генри был убит всего через несколько дней после миссис Саттон. А еще Басс сказал, что, если посмотреть на карту Флориды, Спринг-Сити находится прямо на пути из Окалы, где жил Саттон, в Джексонвилл.

Я знал, кто такой Басс. Любой, кто долгое время жил и работал в Джексонвилле и читал газеты, знал его имя. Басс был главным полицейским репортером газеты, до того как первое место занял Карл Кэмерон. Басс не обладал писательскими способностями Кэмерона, но был чертовски хорошим репортером. Он сам раскрыл несколько крупных дел об убийствах, что обычно вызывало у полицейского начальства к нему ненависть, но простые полицейские его уважали.

Он все еще был ворчуном, пишущим газетные статьи, полицейские и судебные репортажи и все остальное, что ему поручали. Вероятно, он никогда не станет одним из громких имен в местной журналистике. Помимо своего возраста – ему было около пятидесяти – он всегда слишком много пил и имел дурную привычку связываться с замужними женщинами, и отметился в исках о разводе, и как минимум в нескольких случаях, когда его выбрасывали из окон спальни разгневанные мужья и/или бойфренды, и, по крайней мере, одна разъяренная подруга, узнавшая, что у нее нет его безраздельного внимания.

Его прозвище среди всех – полицейских, адвокатов, репортеров – было «Любовный Жук», и никогда еще прозвище не было заработано более честно.

Это была главная причина, по которой он никогда ничего не достигал в новостном бизнесе... никто никогда не мог воспринимать его всерьез, несмотря на его вполне реальные достижения.

– Что делал в Спринг-Сити Басс, обсуждая дела с шефом Эверсом? У TU не должно было быть никакого интереса к убийству так далеко?

– Он был там не по делу. Они с Эверсом давно дружат, с тех пор как Эверс работал полицейским в отделе убийств здесь, в Джексонвилле. Довольно регулярно они ходят в гости друг к другу. Они оба любители детективного чтива, и, как я уже сказал, Эверс был детективом отдела убийств около десяти лет. Он сказал, что они с Басом разговаривали на следующий день ПОСЛЕ того, как мы предъявили обвинения, и именно тогда Бассу пришла неожиданная блестящая идея.

Я встал, подошел к окну, выходящему на север, и открыл жалюзи. Буря... или бури?.. прошла, и ярко светило солнце. Вероятно, так было в начале 70-х годов, после холодной ночистановилось еще холоднее из-за дождя. В один день – ранняя зима, а на следующий – бабье лето. Очарование Джексонвилла.

Я почувствовал себя лучше, глядя на теплое солнце. Может быть, это было предзнаменование. Конечно, это может оказаться полным тупиком и ни к чему не привести.

Но я не мог не думать о деле об убийстве «Зеленого света», которое независимо раскрыли он и редактор TU, и которое привлекло внимание нескольких национальных журналов. А потом было убийство «Голубой обнаженной фигуры». Это был еще один случай, когда Басс ввязался в то, до чего у него не было законного дела, но он раскрыл дело, по которому, как я все еще думал, когда-нибудь снимут отличный фильм. Там, вероятно, наймут какого-нибудь симпатичного вызывающего восторг парня, чтобы тот сыграл Басса, но это была его история.

Вот почему знание того, что Басс установил связь между Саттоном и Спринг-Сити, придало мне еще больше решимости связать эти два дела и, возможно, превратить мою уверенную неудачу в настоящее победительное дело.

– Какой у него номер? Эверс?

Я попросил Шерил набрать номер, и она позвонила мне, когда тот был на линии.

– Шеф Эверс, это – Билл Мейтленд из прокуратуры штата в Джексонвилле. Я полагаю, мой помощник прокурора Гордон Карлайл говорил с вами о нашем расследовании дела об убийстве Саттона.

Его голос был хриплым, как у бросившего курить, но мягче.

– Мистер Мейтленд. Да, ваш человек был здесь, и, честно говоря, это стало глотком свежего воздуха, заставив по-новому взглянуть на дело нашего убитого офицера. Ублюдок, убивший его, приложил немало сил, чтобы скрыть свои следы и сделать так, чтобы это выглядело словно неудачная кража со взломом. Но у меня никогда не было никаких сомнений. Это было хладнокровное, спланированное убийство. И кто бы это ни был, он – опасный человек. Ли Генри был опытным полицейским и ветераном Ирака. И с ним была большая дрессированная собака, которую также убили.

– Если это тот, о ком мы думаем, то он и впрямь опасный человек.

– Также он очень умен. В течение почти года мы рассматривали это дело со всех сторон, какие только могли придумать. Выяснили кое-что, чего никогда не подозревали в Ли. Но попали в полный штиль, больше никаких зацепок, пока не получили ваш телефонный звонок.

Я откинулся назад и кивнул Карлайлу. Если это сработает, он будет очень счастлив получить должность нового начальника отдела.

– Это здорово, шеф. Теперь нам нужно сравнить заметки, и похоже, что вы уже проделали большую часть работы. Но нам и впрямь нужно встретиться с глазу на глаз, поговорить. Я почти всегда остаюсь допоздна, так что уйти трудно. Похоже, у вас, вероятно, нет такого же типа окружающей среды, и я хотел бы знать, не возражаете ли вы приехать сюда. Мы вас приютим и оплатим несколько хороших обедов. У Бенни – одни из лучших стейков в штате.

Наступило долгое молчание.

– Я понимаю, Мейтленд, но... наш город не такой тихий и буколический, как вы могли бы подумать, а в нашем отделе – всего три человека, включая меня. У нас будет не хватать рабочих рук, если я приеду к вам.

– Мне очень жаль, шеф, и я буду работать с вами столько, сколько мы сможем, но я так сильно хочу прижать этого ублюдка, что он снится мне по ночам. А из того, что вы сказали, я верю, что вы также решительно настроены привлечь своего убийцу к ответственности. Я думаю, что на самом деле мы охотимся за одним и тем же человеком. Если вы сможете приехать, мы можем попытаться встретиться утром и все обсудить, чтобы к вечеру вы были дома.

Снова долгое молчание. И наконец:

– Как насчет этой пятницы?

– Конечно. И не можете ли вы связаться с Бассом? Я бы хотел, чтобы он посидел вместе с нами, если это возможно.

– Ему это понравится, Мейтленд. Но он будет занозой в заднице, из-за того что хочет эксклюзива и пытается получить его раньше всех.

– Я с ним справлюсь. Я раньше работал с ним.

– Ладно. Я позвоню вам в пятницу утром по дороге к вам.

– Вы можете приехать в четверг вечером и провести ночь в отеле. Мой офис возместит вам расходы.

– Нет, спасибо. Но в пятницу утром я буду.

После того как он повесил трубку, я сидел, уставившись на телефон, около минуты. Мы с Карлайлом обменялись взглядами.

– Стало быть, есть человек, который явно не хочет приезжать в большой город. Похоже, он не хочет иметь никакого отношения к Джексонвиллу. Интересно, почему?

Карлайл пожал плечами.

– Он был полицейским отдела по расследованию убийств в течение десяти лет, я полагаю. Мы всегда были одним из самых кровавых городов в штате. Он, вероятно, видел здесь много крови и кишок. Он перегорел, сдулся и устроился начальником отдела из трех человек, где самое худшее, что когда-либо случается, – это когда кто-то врывается в магазин. В течение последних четырех лет для него это, вероятно, было похоже на оплачиваемый отпуск с отличной рыбалкой. Разве можно на самом деле винить его за то, что он не хочет возвращаться сюда?

– Нет, думаю, что нет. В любом случае, ты отлично справился с этим заданием. Я просто хотел, чтобы ты знал.

– Спасибо, мистер Мейтленд. И я еще раз приношу свои извинения. Я стараюсь не тащить свои личные проблемы в офис.

– Не хочешь поговорить о чем-нибудь? Я не специалист по отношениям, но был женат очень, очень давно.

– Это так очевидно?

– Когда парень выглядит и ведет себя так как ты, обычно это – женщина.

– Это просто... просто ссора. Думаю, они бывают у всех. Это просто... это было плохо.

– Примирительный секс – одна из лучших вещей в борьбе с женщинами.

Он уставился на стол и, не глядя прямо на меня, сказал:

– Не знаю. У нас были ссоры. У всех так бывает. Но это...

Внезапно он вскочил и принялся расхаживать по комнате.

– Она – красивая женщина. И почти год нам было хорошо вместе. Я готов сделать предложение, как только получу должность начальника отдела. Но... есть один парень. Она – учительница в средней школе Ли, а он – помощник директора. Он всегда был таким... у меня мурашки бегут по коже, когда он вешается на нее на любой профессиональной вечеринке, на которую мы ходим.

– В пятницу вечером мы пошли на вечеринку учителей, выпускающих пар. И, как обычно, он приставал к ней, щупая, пытаясь заставить ее танцевать каждый раз, когда я отворачивался. Что меня разорвало, так это то, что я собрался с несколькими парнями и вышел на улицу, чтобы под... поговорить с некоторыми из них. Я не настолько стар, чтобы не курить по очереди марихуану в колледже, и, возможно, у меня было несколько срывов, после того как я начал работать адвокатом, но после того как поступил в прокуратуру штата, я знал, что не могу рисковать своим будущим. Но я также знал, что все молодые адвокаты занимались этим. Пока они держали все в секрете, не подвергались аресту за хранение наркотиков, не переходили на более тяжелые наркотики и не делали ничего, что могло бы поставить офис в неловкое положение, я не собирался делать из этого проблемы.

– Когда я вернулся, он загнал ее в угол, запустил руку ей под блузку и изо всех сил пытался поцеловать. Я не выдержал, схватил его и уложил. Она кричала мне, что я животное, ублюдок лишь флиртовал, и она вполне способна сама защитить свою честь. Я сказал кое-что, что, вероятно, не должен был говорить, в том числе, что если она хочет трахаться с ним, то может идти с ним домой и как можно скорее приехать ко мне, чтобы забрать свои вещи. В этот момент она пришла в ярость и сказала, что пойдет домой с кем угодно, ТОЛЬКО НЕ со мной. Так что, я ушел и не видел ее до конца выходных.

– Она вернулась домой в воскресенье днем с двумя подругами, которым я доверяю, и те сказали, что все время после моего отъезда она была с ними и их мужьями. Мы сели и поговорили, и я попытался объяснить ей, что чувствую, видя его с ней. Но до нее не дошло. Она говорила, что он был пьян, а когда трезв, то был хорошим парнем, что это был невинный флирт, и что она была унижена тем, что я его ударил.

– Признаюсь, мне было трудно держать рот на замке. Ей не одиннадцать лет. Ей двадцать пять, она – взрослая женщина, и она никак не могла НЕ знать, что он пытался залезть ей между ног. Но я – плохой парень. Она не понимала, почему я так расстроен, или, по крайней мере, говорила, что не понимает. А я не могу поверить, что она так наивна и глупа, как притворяется. Так что, с тех пор все было довольно напряженно. И я почти не спал.

Глядя на его красное лицо, Я почувствовал взрыв дежавю, гнев нарастал, когда он вспомнил, что произошло после выходных. Все отношения разные, но я знал, он был там же, где и я.

Я сказал ему об этом. Он недоверчиво уставился на меня. Все всегда думают, что их история уникальна.

– Ты знаешь, как выглядит моя жена... бывшая, а двадцать лет назад она выглядела намного лучше, если ты сможешь это себе представить. Парни ВСЕГДА к ней приставали. И через некоторое время это разлучило нас. Мы расстались... на полгода. Но я кое-чему научился. И это надолго сохранило наш брак. Когда женишься на хорошенькой женщине, приходится жить с подобным вниманием. И если ты не собираешься запереть ее в поясе целомудрия и заточить в башню, в которую никто не сможет проникнуть, то не сможешь держать ее подальше от парней, которые хотят заняться с ней сексом. На самом деле у тебя имеются только два варианта. Ты ей доверяешь, или уходишь.

Он бросил на меня взгляд, который не нуждался в словах, но все равно сказал:

– Не обижайся, но... Ты доверял ей, и посмотри на себя сейчас.

– Ты должен сделать свой собственный выбор. Но мы продержались долго, и я получил от сделки двоих детей.

Он вышел, не сказав больше ни слова. Все было очень просто. Просто сделать это чертовски трудно.

Через час я позвонил Карлайлу, и тот принес мне папку со всем, что у нас было по убийству Ли Генри. Просматривая ее, я вспомнил кое-что важное и попросил Шерил снова позвонить в Спринг-Сити. Я подумал, что его не будет, потому что он, вероятно, ушел на обед, но он снова ответил.

– Шеф, я забыл вас спросить кое о чем. У вас есть где-нибудь в записях анализ ДНК Ли Генри? Приходилось ли ему когда-нибудь сдавать образцы ДНК ради этой работы?

– Нет, я не знаю, как сейчас это делают в Джаксе, но нет, у нас нет образцов ДНК. У нас есть его отпечатки пальцев в досье, когда его принимали на работу. Но никто из тех, кого я знаю, не берет образцы ДНК у копов. И тело было сожжено так сильно, превратившись в пепел и обожженные кости, что мы не думали, что есть какой-либо смысл в сохранении образцов. Его кремировали. А что?

– Вероятность мала, но есть, что после убийства Генри Саттон мог выбросить окровавленные тряпки. Часть из них сохранилась. Если бы у нас было что-то, чтобы связать кровь на тряпках с Саттоном, у нас могло бы быть что-то, что мы могли бы использовать.

– В этом может быть кое-что. Пока мы искали хоть что-нибудь, что помогло бы нам найти убийцу Ли, мы обнаружили, что у него был сводный брат. В течение многих лет они были в ссоре, и некоторое время мы даже думали, что он может быть замешан. Но мы его исключили. А поскольку он был оправдан, и являлся единственным ближайшим родственником Ли, то когда он, как ближайший родственник, попросил, чтобы Ли кремировали, мы это сделали.

– Но, – сказал он, – хотя вы и не можете использовать ДНК Ли, чтобы доказать, что кровь принадлежала ему, сводного брата может быть достаточно, чтобы подтвердить, что кровь была от кого-то, кто связан с Ли. И вы могли бы использовать это, чтобы попытаться связать ваши доказательства с убийством Ли.

– Вы правы. Это ничего не докажет, но определенно даст присяжным пищу для размышлений. Вы не можете взять у брата образец ДНК?

– Если бы мы еще знали, где он. Но он – бродяга. Мы отпустили его четыре месяца назад. Он уехал из города, не оставив адреса, мобильного телефона, мы знаем только марку машины и номерной знак, но я готов поспорить на деньги, что он продал или обменял их, и сейчас может быть где угодно в континентальной части США. Он может быть в тюрьме здесь или в Мексике.

– Ну, что ж, не могли бы вы тогда навести справки, посмотреть, нет ли чего-нибудь, чтобы дало вам знать, где он находится. Мне бы очень хотелось с ним связаться. Прямо сейчас я хотел бы иметь что-нибудь для поддержки нашего дела.

– Вы хотите этого не больше, чем я. Ли был моим другом. Я посмотрю, что мы сможем придумать.

На обед у меня был только протеиновый батончик, но мне становилось все легче и легче забывать о еде. Потом было два, три и четыре часа дня. Я приложил все усилия, чтобы не звонить и не заходить в офис Далласа Эдвардса. Я попытался представить, что вокруг пятого этажа имеется силовое поле темной энергии.

По прошествии нескольких часов я с полдюжины раз чуть не позвонил Дебби, чтобы отменить нашу встречу. На самом деле веской причины встречаться с ней лицом к лицу не было. Даже в своем собственном сознании я не видел рационального оправдания того, что делаю. Каждая крупица логики говорила мне, что это – плохая идея. ПЛОХАЯ.

Не так давно было время, когда меня под дулом пистолета не могли заставить сидеть с ней в одной комнате. Я старался отбросить как можно больше враждебности между нами. Мы были родителями. Мы связаны обязательствами по проведению через колледж Келли, а Би-Джея – через среднюю школу и колледж. Мы говорим, как минимум, о семи или восьми годах вынужденного сотрудничества и совместного воспитания.

И, в конце концов, даже когда нам не нужно будет регулярно видеться, они закончат колледж, устроятся на работу, вступят в брак, родят детей. Будут делать все то, что делают дети.

Но даже в этом случае мы могли бы попытаться ограничить время, которое нам придется проводить вместе. Когда у Келли и Би-Джея появятся собственные дети, мы сможем составить график, который позволит нам быть частью жизни наших внуков, не проводя много времени вместе. А время, которое мы будем проводить вместе, можно посвятить конкретным проблемам и потребностям наших детей и внуков.

Это – совсем другое. Я знал, что не могу позволить этому идти в направлении, которое я не смогу контролировать. А Дебби ясно дала понять, что она так же настороженно относится к любым изменениям в том, как осторожно мы общались в здании суда.

Я должен все отменить. Я говорил себе это дюжину раз. Но часы продолжали медленно двигаться вперед, а я ей не позвонил.