Начинаю выкладывать продолжение серии Twins.

Господа пираты, что выкладывают мои произведения на сайты Sefan и wb3iks. Если уж перекладываете то оставляйте хотя бы оригинальное название и указывайте автора (Можно Rednas либо Verassa)

Также для тех кто хочет поблагодарить - добро пожаловать на мой бусти, где я также выкладываю доп контент к рассказам. (В частности продолжение истории "Двое суток в Нарве)

Лисса

Лёгкий стук в дверь вырвал меня из сна, и я услышала приглушённый голос отца:

— Мы с мамой ушли! Хорошего дня, девочки! Не опоздайте в школу!

Я сонно улыбнулась, лениво потянулась, ощущая приятную усталость в теле после насыщенной ночи.

— Хорошего дня, — пробормотала я в ответ, а через мгновение послышался звук закрывающейся входной двери.

Всё, теперь дом принадлежал только нам двоим.

Я глубже зарылась в тёплую постель, но через мгновение всё же приоткрыла глаза. Рядом, чуть повернувшись ко мне боком, мирно спала Курай. Её дыхание было ровным, лицо выглядело умиротворённым, губы чуть приоткрыты. Волосы мягкими волнами рассыпались по подушке, обнажённое плечо выглядывало из-под одеяла.

Я улыбнулась, рассматривая её, и в голове мелькнули воспоминания о том, что происходило между нами ночью. Её прикосновения, её голос, её реакция, когда я впервые позволила себе больше, чем раньше.

И сейчас, глядя на неё, я чувствовала не возбуждение, а скорее тёплую нежность. После всего, что случилось, мы стали ближе. Настолько, что теперь даже не нужно было ничего обсуждать — мы обе понимали, что это не разовый порыв, не случайность. Всё будет повторяться. Мы обе этого хотим.

Я ещё мгновение полюбовалась её расслабленным лицом и аккуратно выбралась из кровати, ощущая, как одеяло медленно сползает с моего тела.

Сразу же почувствовала прикосновение прохладного воздуха к разгорячённой коже.

Я потянулась, выгибаясь, наслаждаясь ощущением свободы. Мне понравилось спать без одежды. Также как сейчас нравилось чувствовать, как воздух скользит по коже, как утренний свет касается её. В этом было что-то естественное, настоящее.

Я подошла к окну, распахнула шторы — комната тут же наполнилась мягким солнечным светом, ложась золотистыми бликами на кровать, на тело Курай, на наши разбросанные вещи.

Я открыла окно, впуская свежий воздух, и тут же закрыла глаза, вдыхая этот утренний аромат. Что-то влажное, прохладное, со свежестью ночного дождя и запахом листвы.

Ощущение было почти интимным: прохладный ветерок пробежался по коже, вызвав лёгкие мурашки, и я невольно обняла себя за плечи, проводя ладонями вниз, по рукам, по талии.

Я чувствовала себя хорошо. Лёгкость, свобода, раскованность, наполненность после ночи.

Я медленно потянулась, наслаждаясь тем, как приятно растягиваются мышцы. Затем подняла руки вверх, выгибая спину, чувствуя, как приятно разливается тепло по телу.

Я начала разминку прямо у открытого окна, не торопясь, ловя каждое движение, ощущая, как тело откликается.

Наклонилась вниз, коснувшись кончиков пальцев ног. Плавно перекатилась в сторону, затем ещё. Ощущала гибкость, силу, контроль над своим телом.

Затем подняла одну ногу, согнула её в колене и аккуратно прижала к голове, удерживая равновесие на носочке другой.

На секунду мелькнула мысль: если бы кто-то сейчас посмотрел в окно, он увидел бы меня такой…

Но мне было всё равно. Это моё тело, оно красивое, грациозное, сильное.

Я выпрямилась, опустила ногу и с лёгкой улыбкой провела ладонью по животу.

Разминка окончена.

Я обернулась к кровати, подошла к Курай и наклонилась над ней, снова любуясь.

Она спала так сладко, что на секунду мне стало жалко будить её.

Но потом я ухмыльнулась и резко стянула с неё одеяло, оголяя её полностью.

— Вставай, соня.

Курай недовольно заворчала, сжалась, будто пытаясь спрятаться, но я похлопала её по попке, заставляя двигаться.

— Уже утро?.. — простонала она, всё ещё не открывая глаз.

— Ещё какое! И оно чудесное, так что давай, поднимайся, — я хмыкнула и развернулась, направляясь в ванную.

***

Как только горячие струи воды коснулись моего тела, я зажмурилась от удовольствия.

Я провела ладонями по плечам, по груди, по животу, ощущая, как кожа становится скользкой под мылом, как вода стекает вниз, касаясь каждого изгиба.

Закрыла глаза, наслаждаясь этим чувством, этим моментом.

Горячая вода стекала по моему телу, оставляя за собой приятное ощущение свежести. Я лениво провела руками по груди, животу, наслаждаясь последними мгновениями тёплого душа. Затем выключила воду, провела ладонями по мокрой коже и шагнула из кабинки.

Полотенце лежало рядом, но я даже не подумала обернуться в него. Просто схватила его и медленно промокнула волосы, затем шею, плечи. Вода скользила вниз, капли собирались на кончиках груди, текли по талии, исчезая где-то у бёдер.

Я чувствовала себя прекрасно. Свободной, лёгкой.

Вытянувшись, я провела полотенцем по ногам, затем ещё раз провела ладонями по влажному животу, наслаждаясь прикосновением.

Наконец, отбросив полотенце, я вышла из ванной и направилась на кухню, ощущая прохладный воздух на разгорячённой коже.

Курай уже встала. Она стояла у плиты, сосредоточенно роясь в холодильнике решая, что приготовить на завтрак, но, услышав шаги, повернулась… и тут же застыла, уставившись на меня широко распахнутыми глазами.

— Дура! А вдруг кто увидит?! — почти взвизгнула она, метнувшись к окну и резко задернув шторы.

Я лишь усмехнулась, подойдя ближе.

— Кто увидит? — я провела пальцами по её плечу, скользнула вниз, обхватывая её шею и прижимаясь ближе, и нежно касаясь её губ, прошептав на французском. — Bonjour, mon amour. (Доброе утро, любовь моя)

Курай вздрогнула, но тут же расслабилась, её руки мягко легли мне на талию, поглаживая кожу. Поцелуй был лёгким, почти невесомым, но от этого не менее тёплым.

Я чувствовала её дыхание, её тепло.Мы учились в школе с углубленным изучением французского языка и иногда переходили в своих диалогах на этот язык. Это было очень удобно, когда нам не хотелось, чтобы нас кто-то подслушал. Закончив поцелуй я чуть отстранилась, смотря в ее глаза, и улыбаясь а потом легко провела кончиком носа по её щеке, как мы иногда делали в детстве подражая котятам.

Она улыбнулась, но в глазах мелькнула лукавая искорка.

— On continue à briser les chaînes? (Значит, продолжаем срывать оковы?) — её голос зазвучал на том же языке, и прежде чем я успела ответить, её рук медленно скользнула вниз, мягко проведя по моему животу, затем ниже…

Тёплые пальцы коснулись моих бархатных складочек, едва ощутимо поглаживая их и вызывая мурашки по всему телу.

Я резко втянула воздух, ощущая, как приятная дрожь пробежала по позвоночнику.

— Tu m’attends pendant que je prends une douche? (Ты подождёшь меня, пока я принимаю душ?) — её голос был тихим, игривым, с лёгкой ноткой соблазна.

Я прикусила губу, чувствуя, как внутри разгорается что-то горячее.

Чуть сжала её шею в своих руках, затем наклонилась ближе, нежно провела языком по уголку её губ, затем по нижней губе, втягивая её в новый поцелуй — уже более медленный, чуть глубже.

Курай застонала, но, не дав мне углубиться дальше, аккуратно отстранилась, оставляя лёгкий поцелуй на моей ключице.

— Bien sûr (Конечно), — выдохнула я, улыбаясь.

Она ушла в ванную, а я снова подошла к окну, отдёрнув шторы.

Кухня тут же наполнилась солнечным светом, тёплым, ласковым. Лучи скользнули по полу, пробежали по стенам, коснулись моей кожи.

Я вытянула руки вверх, наслаждаясь этим моментом.

Что значила нагота здесь, дома? Ничего. Это было естественно. Это было красиво.

Я посмотрела на своё отражение в стекле. Длинные волосы ещё влажные, пряди прилипли к шее. Грудь чуть вздымается от ровного дыхания. Лёгкий румянец на щеках после горячего душа.

Мне нравилось своё тело. Оно было гибким, сильным, грациозным. В нём была красота — не та, что в журналах, а настоящая, живая, чувственная.

В конце концов, квартира была на последнем этаже. Кто мог нас увидеть?

Только если специально…

Эта мысль вызвала у меня ухмылку.

Из ванной донёсся звук воды, и я вспомнила, что завтрак остался без присмотра.

Подойдя к плите, я включила огонь и, взяв лопатку, принялась готовить яичницу и разогревать сырники.

Тёплый аромат разносился по кухне, наполняя её уютом.

Я слушала журчание воды в душе и думала о том, каким тёплым и свободным стало моё утро.

***

Когда я услышала, что шум воды в душе стих, я поставила на стол последние тарелки. Завтрак был простым, но аппетитным: румяные сырники, тёплая яичница с тостами, свежие фрукты и чай. Я разложила всё красиво, как мы любили: небольшая ваза с цветами по центру, аккуратно сложенные салфетки, чашки с тонкими стенками. Простая сервировка, но от этого не менее уютная.

Из ванной показалась Курай, всё ещё расчесывая влажные волосы. Она тоже не утруждала себя одеждой, лишь лениво стряхнула с плеч последние капли воды. Две обнажённые сестры близняшки за завтраком — наверное, со стороны это выглядело бы как арт-кадр из какого-нибудь французского кино.

Мне даже на мгновение захотелось сделать селфи — лёгкий утренний свет, сияние кожи, естественная красота… Но идти за телефоном в комнату было лень. Вместо этого я просто улыбнулась, села за стол и положила себе и Курай по кусочку яичницы.

Сестра устроилась напротив, склонила голову набок, наблюдая, как капелька воды, стекшая с моих волос, скользнула по шее и задержалась на кончике соска.

— Что думаешь о кастинге? — спросила я, откусывая кусочек тоста.

Курай моргнула, отвлекаясь от капли, и пожала плечами:

— Думаю, у нас есть все шансы. Мы просто должны быть собой и не бояться.

Но её голос не был таким уж уверенным.

— Ты не уверена?

— Просто… я не знаю, хочу ли вообще этим заниматься. Вся эта модельная суета… оно нам нужно?

Я наклонилась вперёд, улыбаясь:

— Это не просто суета, а возможность. Подумай, это шаг к чему-то большему. Возможность попробовать себя, почувствовать этот мир, понять, нравится ли тебе он вообще.

Курай хмыкнула, но в глазах мелькнул интерес.

— То есть, ты хочешь, чтобы мы просто попробовали?

— А почему нет? Даже если не пройдём, это всё равно опыт.

Сестра посмотрела на меня, потом рассмеялась:

— Ты умеешь убеждать.

— Я просто знаю, что нам стоит попробовать, — я подмигнула ей.

Она улыбнулась в ответ, и я поняла, что её внутренние сомнения если не исчезли, то хотя бы поутихли.

— А что насчёт танцев? — сменила я тему. — Владислав Александрович вчера выглядел не очень довольным твоим отсутствием.

Курай закатила глаза.

— Он просто слишком переживает. Да и ты же знаешь, я всё равно всё отработаю.

— Думаешь, он поверит, что мы будем смотреться лучше в паре?

Сестра на секунду задумалась, потом кивнула:

— Думаю, да. Ты же видела, как у нас получается. Мы чувствуем друг друга, а это самое главное. Надо будет только убедить подругу, что это хорошая идея.

Я улыбнулась:

— Значит, уговорим.

Курай рассмеялась, откинувшись на спинку стула.

— Ты, Лисса, вечно всех уговариваешь!

— Потому что знаю, чего хочу, — пожала я плечами.

Мы продолжали завтракать, обсуждая планы на день, но разговор вновь вернулся к кастингу.

— Как думаешь, что надеть? — задумчиво спросила Курай.

— Что-то простое, но элегантное, — ответила я. — Что подчёркивает естественную красоту, но не перегружает образ.

Сестра кивнула, задумчиво крутя в руках чашку.

— А макияж?

— Минимальный. Лёгкие тени, тонкая подводка, немного румян и блеска.

— Согласна, естественность — это ключ.

Я посмотрела на неё, прищурилась:

— У нас есть шансы?

— Мы точно попадём в список прошедших. А выиграем или нет — зависит от того, насколько мы сможем показать себя.

Я улыбнулась:

— Ну что, тогда покажем?

Курай усмехнулась, её глаза загорелись азартом.

— Покажем.

Курай задумчиво вертела ложку в чашке, прикусывая губу, словно обдумывая что-то важное. Потом она вдруг подняла на меня взгляд и, чуть смущаясь, но с какой-то игривой ноткой в голосе, сказала:

— Лисса… а что если нам купить игрушку?

Я приподняла бровь, не сразу уловив смысл.

— Какую игрушку?

Курай чуть нервно усмехнулась, отвела взгляд, но потом решилась:

— Ну… что-то вроде того, что мы использовали вчера.

Только сейчас я поняла, о чём идёт речь. Перед глазами вспыхнуло воспоминание: её дрожащие пальцы, осторожно обхватывающие флакончик Camay, её учащённое дыхание, лёгкие судорожные вздохи, когда гладкий пластик медленно исчезал между её ног.

Я скользнула взглядом вниз. Курай чуть развела ноги, и на её губках поблёскивали крошечные капли влаги. То ли от возбуждения, то ли остатки воды после душа… Я почувствовала, как внутри что-то сжалось, и поняла, что у меня самой не лучше.

— Так тебе это понравилось? — тихо спросила я, наклоняясь ближе.

Курай сглотнула, её щёки тронула лёгкая краска.

— Это было… — она провела пальцем по краю чашки, словно собираясь с мыслями. — Это было невероятно.

Она глубоко вздохнула, её голос стал чуть ниже, интимнее.

— Когда он входил… я чувствовала, как моё лоно медленно обхватывает его, как кожа внутри словно тянется, прижимается, втягивает в себя. Это было так… насыщенно, так остро. Казалось, что каждая клеточка там внутри хочет запомнить это ощущение.

Я пристально смотрела на неё, ловя каждое слово, наблюдая за тем, как её тело реагирует на собственные воспоминания.

— А когда ты начинала двигать им… — она сжала ноги, будто вспоминая это заново, но тут же снова их раздвинула, неосознанно подаваясь вперёд. — Это было похоже на тёплую волну, на что-то горячее, разливающееся внутри.

Я невольно провела языком по губам.

— И ты хочешь повторить?

Курай посмотрела на меня долгим взглядом и медленно кивнула.

— Да, и не только на себе но и на тебе. Чтобы сегодня ночью ты сама в этом убедилась.

Я почувствовала, как по спине пробежала горячая дрожь.

— Я не против, — прошептала я, не отводя глаз.

Между нами повисла напряжённая тишина, наполненная чем-то неуловимым, но таким осязаемым, что казалось — стоит лишь протянуть руку…

Курай вдруг вздохнула и отвела взгляд.

— Но знаешь… вчера я всё же немного боялась.

Я нахмурилась.

— Боялась чего?

Она чуть смущённо поёжилась, но потом решилась:

— Что ты можешь… порвать мне там.

— Курай, я никогда не сделаю того, чего ты не хочешь.

Она посмотрела на меня, и в её глазах я увидела что-то похожее на благодарность.

— Знаю, — тихо прошептала она.

Я сжала её пальцы, а потом, чуть лукаво улыбнувшись, добавила:

— Но всё же… хорошая ли это идея? Нам ведь нет ещё восемнадцати. Кто продаст такую игрушку… «ребёнку»?

Курай фыркнула, запрокинула голову и рассмеялась.

— Тоже мне ребёнок! Да ты не ребёнок, а умелая развратница.

Я рассмеялась вместе с ней. Мы взглянули друг на друга — обнажённые, тёплые после душа, с капельками влаги на коже. Наши тела были живыми, естественными, и в этом не было ничего постыдного.

Смех плавно угас, но ощущение близости осталось — тёплое, обволакивающее, связывающее нас крепче, чем любые слова.

Покончив с яичницей, мы с Курай перешли на чай. Время уже подбиралось к восьми утра — оставался всего час до начала занятий. А до них ещё надо дойти, да и одеться прежде. Не пойдём же мы на учебу голые… хотя, судя по настроению, Курай бы, наверное, не отказалась.

Но мысли о ночи, об обсуждении, о тёплом скольжении её голоса по моей коже никак не хотели уходить. Да и слова Курай про игрушку. Я ведь и правда вчера неумелым движением лишить сестру девственности. Она конечно не стала бы долго обижаться, но это точно было бы неприятно. Хотя... Я сама не заметила, как тихо пробормотала на французском:

— Eh bien… il faut dire au revoir à cette membrane un jour. Mais certainement pas aujourd’hui! (Ну что ж… с этой мембраной когда-нибудь придётся попрощаться. Но точно не сегодня!)

Курай фыркнула, а потом прыснула от смеха. Я тоже не удержалась — лёгкий, тёплый смех наполнил пространство, словно пьянящий утренний воздух. Между нами было ощущение близости, необременённой тайнами, скованностью или ложной скромностью. Всё стало… проще.

Курай поймала мой взгляд и усмехнулась:

— Если бы кто-то нас сейчас увидел…

Я довольно улыбнулась:

— Они бы обзавидовались.

Курай покачала головой, поджав губы, но ничего не сказала, только её взгляд стал чуть более тёплым, чуть более… пронзительным.

Я, возвращаясь к более серьёзным темам, поставила чашку на стол и спросила:

— Ладно, а что насчёт учёбы? Пусть сейчас мы в десятом классе, и впереди еще два года, но нам все равно стоит определяться с институтами.

Курай потянулась, демонстративно выгибая спину, и вдруг с ленивой задумчивостью предложила:

— Может, Сорбонна?

Я удивлённо моргнула, но, немного подумав, кивнула:

— Pourquoi pas? (Почему нет?)

Мы снова рассмеялись, представляя себя в Париже: прогулки по мощёным улочкам, кофе на террасе с видом на Сену, разговоры на французском, которым мы бы очаровывали всех вокруг.

— Это было бы потрясающе, — сказала я, возвращаясь на русский. — Париж, культура, новые возможности…

Курай хищно улыбнулась:

— Новые знакомства, красивые парни…

Я прищурилась:

— Какие ещё парни?

Она опёрлась щекой на ладонь, хитро наблюдая за мной:

— А ты думаешь, в Париже мало красивых мужчин? Высокие, статные, брюнеты с карими глазами… Или может, тебе больше по вкусу блондины с голубыми?

Я фыркнула:

— Мне до них дела нет.

Курай не отставала:

— Ну-ну… А если он будет высоким, загорелым, с голосом, от которого внутри всё плавится? Может, француз, может, латино… может, даже… — она многозначительно прищурилась, поджав губы, — негр?

Я закатила глаза:

— Хватит, извращенка!

— Hah! Сама-то! — Курай прыснула, махнув рукой.

Я скептически хмыкнула, но всё же улыбнулась. Она прекрасно знала, что, несмотря на все эти разговоры, сейчас всё моё внимание было сосредоточено исключительно на ней.

Завтрак подошёл к концу. Мы убрали посуду и направились в комнату, чтобы одеться и подготовиться к новому дню. Хотя, если честно, единственное, о чём я сейчас думала — это о том, как скорее наступит ночь…

***

Зайдя в нашу комнату, я задумчиво остановилась у шкафа с нижним бельем. Вытащив тонкие шелковые трусики, больше похожие на стринги — купленные скорее по приколу, чем для повседневной носки, вид продавца, заворачивающего их, был незабываем, я прикусила губу и хмыкнула:

— Курай, как думаешь, пора шокировать друзей или подождём ещё немного?

Сестра обернулась от своего платяного шкафа, увидела, что я держу в руках, и рассмеялась:

— Ну ты даёшь, mon amour. Одевай, конечно. Но только с короткой юбочкой и только если ты будешь принадлежать только мне.

— Собственница, — протянула я, натягивая эту шелковую тряпочку на себя, а следом облегающее платье в тон. Оно было коротким, с разрезами на бёдрах и открытой спиной, подчёркивая мою фигуру с самой выгодной стороны.

Прикусив губу, я повернулась к Курай, которая уже достала из шкафа что-то более скромное — лёгкую джинсовую юбку и просторную футболку.

— Ну что, сестрёнка, как думаешь, это произведёт впечатление? — Я покрутила платье перед собой, чуть наклоняя голову, будто разглядывая произведение искусства.

Курай хмыкнула, скользнув взглядом по наряду:

— Mon amour, да на тебя весь класс будет пялиться.

— Вот именно! — Я довольно улыбнулась.

Сестра закатила глаза, но ничего не сказала, лишь натянула на себя юбку, которая хоть и была короткой, но всё же не такой вызывающей, как моё платье. Просторная футболка дополняла её образ, скрывая изгибы тела. Она даже не стала подчёркивать талию ремнём.

— Ты сегодня чересчур скромная, — заметила я, оценивающе оглядывая её.

— Просто не хочу, чтобы весь день на меня глазели, — пожала плечами Курай, собирая волосы в небрежный хвост.

— Ну-ну… — Я усмехнулась, понимая, что внимание в любом случае нам обеспечено.

Когда мы вышли из квартиры, я, взглянув в зеркало в прихожей, ещё раз полюбовалась нашим отражением. Моё платье сидело идеально, подчёркивая каждый изгиб, а чулки и отсутствие бюстгальтера только добавляли остроты образу. Курай рядом выглядела гораздо более невинно, что, по сути, только усиливало контраст между нами.

Подхватив сумочки, мы выбежали на улицу.

— На танцах сегодня будет жарко, если мы появимся в таком виде, — заметила я, постукивая ногтями по экрану телефона.

Курай усмехнулась:

— Думаешь, парни смогут удержаться?

Я хмыкнула, кокетливо поправляя подол платья:

— Mon dieu, да я уверена, что нет!

В подтверждение своих слов я резко ущипнула сестру за попку и тут же кинулась бежать, пока она не успела дать мне сдачи.

— Ах ты, негодница! — возмутилась Курай и рванула за мной, смеясь.

Как только мы добежали до школы, звонок уже успел прогреметь, и коридоры заметно опустели. Я бросила быстрый взгляд на Курай, которая чуть отдышалась и поправила лямку сумки на плече. Мы синхронно шагнули вперёд, не сбавляя темпа, направляясь к кабинету.

Когда мы открыли дверь аудитории, взгляды одноклассников тут же устремились на нас. Некоторые замерли с приоткрытыми ртами, кто-то обменивался переглядами, а учитель, подняв брови, склонил голову и посмотрел на нас поверх очков.

— Лисса и Курай, — протянул он с лёгкой иронией. — Рад видеть вас в это... неожиданное время. Проходите, занимайте места.

Я лишь хмыкнула, продолжая свой путь к заднему ряду. Шёпот и перешёптывания сопровождали нас до самой парты, но меня это ничуть не смущало. Напротив — я чувствовала, как в воздухе нарастает напряжение, как взгляды скользят по моему короткому облегающему платью, и это лишь добавляло мне уверенности.

Курай устроилась рядом, и я краем глаза заметила, как она осторожно поправляет подол юбки, словно боясь, что покажет больше, чем хотелось бы. Я усмехнулась, склонившись ближе:

— Ma chérie, видишь, как они на нас смотрят?

Она бросила на меня быстрый взгляд и едва заметно улыбнулась:

— Как будто никогда не видели настоящих женщин.

Я ухмыльнулась, откидываясь назад и лениво закидывая ногу на ногу.

Первым уроком у нас была психология, и приглашённый профессор начал лекцию о влиянии внешности на восприятие личности. Курай бросила на меня короткий взгляд, и я поняла, что наши сегодняшние наряды оказались как нельзя кстати.

Я подняла руку, дождавшись кивка преподавателя, и встала, улыбаясь уголками губ.

— Скажите, профессор, — начала я медовым голосом, — разве стиль одежды не является одним из способов самовыражения, который игнорирует стереотипы и предвзятость?

Он замешкался, будто не ожидал, что его тема обретёт столь конкретное воплощение прямо перед ним.

— В целом... да, мисс Лисса, — наконец ответил он, — одежда может быть инструментом самовыражения. Однако общество всё же накладывает определённые рамки.

Я склонила голову, изображая задумчивость.

— Но разве не в этом смысл — выходить за рамки? Может, мы сегодня решили бросить вызов этим самым нормам?

В классе послышались смешки и приглушённый шум обсуждений. Профессор сложил руки в замок и кивнул.

— Это интересный вопрос. Но стоит учитывать, что ваше самовыражение может вызвать не только восхищение, но и осуждение. Например, такой наряд, как у вас, может быть воспринят как провокация. Как вы к этому относитесь?

Курай повернула ко мне голову, будто ожидая, что я снова отвечу. Я медленно села, скрестив ноги.

— Всё зависит от того, кто делает выводы. Мы не можем контролировать чужое восприятие. Но мы можем выбирать, как реагировать на него.

Профессор удовлетворённо кивнул, разворачивая дискуссию к остальному классу. Я почувствовала, как Курай расслабилась рядом, хотя мне не ускользнуло, что слова о "провокации" её слегка задели.

После урока мы направились в кафетерий. Внимание к нам не ослабевало — кто-то открыто рассматривал, кто-то украдкой бросал взгляды. Мы сели за один из столиков, собрав вокруг себя несколько знакомых, и вскоре разговор плавно перетёк в обсуждение свободы самовыражения.

Я взяла пластиковую вилку, небрежно покрутила её в пальцах.

— Видите ли, — произнесла я, откидываясь назад, — одежда — это не просто ткань. Это язык. Мы выбираем, что сказать этим языком.

Курай улыбнулась, склонив голову на бок.

— И иногда, — добавила она, — стоит позволить себе сказать что-то громко, даже если это кого-то заденет.

Разговор продолжился, сопровождаемый смехом, лёгкими спорами и гулом школьной столовой. А я, откинув голову назад, только и думала о том, насколько же сладок этот вкус свободы.