Следующим уроком была физкультура — логичный способ стереть с нас остатки психологического спектакля. Но я сослалась на больное горло, а у Курай всё ещё был забинтован голеностоп. Отпросились без сопротивления. Вместо спортзала — в женский туалет на втором этаже. Не потому, что мы что-то скрывали. Просто хотелось говорить свободно, без чужих ушей, взглядов и ожиданий.

Мы закрылись в дальней кабинке. Я села на закрытую крышку унитаза, подтянув край платья повыше, чувствуя прохладу кафеля под бёдрами. Открытая спина слегка зябла, но тело горело от внутреннего напряжения. Курай, молча, прислонилась к двери, сцепив пальцы на животе. Белая футболка спадала с одного плеча, под ней — едва заметный контур чёрного белья. Юбка короткая. Ноги длинные. Привычно отстранённая, но я видела: её дыхание чуть учащено.

— На психологии было чертовски весело, — усмехнулась я, глядя на неё снизу вверх. — Видела, как на нас смотрели?

Курай чуть приподняла бровь и улыбнулась.

— Видела. Ты просто королева самовыражения.

— А ты моя тень. Или подсветка? — я прищурилась, протягивая руку и ловко притянула её за талию. — Подыграла идеально.

Она не сопротивлялась. Наклонилась чуть ближе. На губах — осторожное веселье. Но в глазах дрожало что-то другое. Ожидание.

— Ты понимаешь, что мы сделали? — мой голос стал ниже, почти шёпот. — Мы не просто играли. Мы заставили всех смотреть. Мы были центром. Как будто без нас воздух бы сгустился.

Курай кивнула. Лёгкое движение — но его вес я ощутила до мурашек. Она втянула губу, будто пыталась скрыть улыбку. Или неуверенность.

— Думаешь, нам это сойдёт с рук? — спросила она, тихо, почти виновато.

— А если и нет? — я встала. Подошла ближе, пока между нами не осталось и сантиметра воздуха. — Ты боишься?

Она не ответила сразу. Только подняла глаза. Карие, глубокие, чуть испуганные. Но не от меня. От самой себя, возможно.

Я провела пальцами по её талии, через ткань футболки. Слегка. Она не отпрянула.

— Я не боюсь тебя, — сказала она вдруг. — Только того, как легко всё это происходит.

Она вздрогнула, но не отстранилась, и я почувствовала, как между нами нарастает напряжение. Я позволила себе замереть в этом моменте — близость, электричество в воздухе, ощущение, что всё снаружи затаилось, как и мы.

Курай не ответила, но её дыхание стало глубже, прерывистей. Она слегка подалась ко мне — неуверенно, но решительно, как будто соглашалась без слов. Я услышала её безмолвную просьбу. Приняла её.

Поднимаясь выше, я выпрямилась, чтобы прижаться к ней всем телом. Моё платье обтянуло ноги, прохладный воздух скользнул по открытой спине, но я ощущала только её — стоящую передо мной, дрожащую, живую. Мои ладони скользнули по её бёдрам, медленно, уверенно. Кожа под юбкой была горячей, гладкой, чуть подрагивающей под моими пальцами.

Я опустилась чуть ниже, и мои руки исчезли под джинсовой тканью, обхватывая округлые линии её ягодиц. Я сжала их — мягко, но с силой, вызывая в ней короткий вдох, сдержанный и едва слышный. Она не оттолкнула — только крепче вцепилась в мои плечи, ногтями сквозь ткань.

Я наклонилась, и губы нашли её бедро — открытое, тёплое, подол футболки задрался выше, открывая мне больше, чем, возможно, ей казалось допустимым. Я не спорила с этим. Поцеловала. Снова. Провела языком вдоль внутренней стороны, чуть прикусывая, играясь. Чувствуя, как напрягаются её ноги, как непроизвольно выгибается её спина, как приглушённый стон цепляется за замкнутую в нас тишину.

— Лисса… — прошептала она. Её голос был напряжённым, хрипловатым, как у человека, теряющего равновесие.

— Я здесь, — выдохнула я, не прекращая ласк. — И ты — тоже.

Я подняла на неё глаза, задержавшись на её лице. Полуопущенные веки, влажные губы, чуть приоткрытые, дыхание прерывистое. На скулах — румянец, тёплый, живой, красивый. Она казалась потерянной и нашедшей себя одновременно.

Медленно, дразняще, я позволила пальцам скользнуть выше — по внутренней стороне бедра, ближе к её белью. Чёрный шёлк оказался почти невесомым. Я провела подушечками пальцев по тонкой ткани, лаская её сквозь неё — мягко, но точно, останавливаясь ровно там, где её тело уже горело от ожидания.

Она всхлипнула — громко, неожиданно для себя. Плечи вздрогнули, пальцы сжались у меня на плечах, дыхание перехватило. Я услышала всё — и голос, и сдавленную дрожь, и едва не вырвавшийся стон.

— Кто из нас теперь слишком громкая? — прошептала я, не убирая руку, только слегка усилив нажим.

Курай судорожно сглотнула. Её глаза смотрели на меня широко, но не от страха — от переполняющего ощущения, от невозможности больше скрываться. Я чувствовала её в каждой дрожи бедра, в каждом коротком вдохе, в том, как её тело подавалось вперёд — навстречу мне, навстречу этому моменту.

И тут — за стеной послышались шаги. Голоса. Смех.

Курай резко напряглась. Мгновенно. Её глаза расширились, дыхание сбилось. А я лишь усмехнулась и чуть надавила пальцами на ткань — коротко, но ощутимо.

— Думаешь, нас слышали? — дразняще выдохнула я, всё ещё глядя ей в глаза.

Она мотнула головой, будто надеясь в это поверить, но в её взгляде была смесь паники и отчаянного желания, будто страх делал это всё ещё реальнее.

— Ещё не поздно остановиться, — я наклонилась и провела языком по её бедру, едва касаясь кожи. — Если хочешь.

Её пальцы сжались ещё крепче, почти до боли.

— Не останавливайся, — хрипло выдохнула она. Теперь в её голосе не осталось ни сомнений, ни сдержанности. Только жажда продолжения.

Я осторожно подняла юбку Курай, и мои пальцы скользнули по её бёдрам, лаская каждый изгиб, как если бы я читала по коже строки, написанные только для меня. Её тепло, её дрожь, каждый вздох — всё отзывалось во мне. Сердце стучало в горле, каждый удар совпадал с её напряжённым дыханием. Когда я увидела, как тёмнеет ткань её белья от влаги, у меня пересохло во рту. Это было подтверждением — немым, откровенным, желанным. Она хотела этого. Хотела меня.

Я задержала дыхание, провела пальцем по краю трусиков, там, где шёлк встречался с кожей. Это касание — мягкое, почти невинное — заставило её бёдра вздрогнуть. Я чувствовала, как подрагивают её мышцы под моими ладонями, как она вся сжимается и раскрывается одновременно. Так чутко, так живо. Моя рука легла на округлость её ягодиц — неуверенно в первый миг, но затем я сжала сильнее, втянула воздух сквозь зубы. Как же мне нравилось ощущать её, всю. Тёплую, мягкую, податливую, такую настоящую.

Я наклонилась и поцеловала внутреннюю сторону её бедра, медленно, лениво, с намерением. Её кожа была натянута, будто вибрировала от напряжения. Я чувствовала, как она старается не издать ни звука, как сдерживает себя, и именно это разжигало меня сильнее. Каждый сдержанный выдох Курай отзывался током между моих ног. Она пыталась быть тихой. Для кого-то другого. Но здесь, в этой тесной кабинке, она принадлежала только мне. Только моим рукам, моим губам, моим желаниям.

Я снова провела пальцами по её белью — чуть сильнее, позволяя себе задержаться прямо напротив клитора. И в этот момент она всхлипнула — так громко, так неожиданно, что сама тут же замерла. Это было нечто между стоном и просьбой. Я едва удержалась, чтобы самой не застонать от этой реакции.

Горячая, влажная ткань под пальцами почти пульсировала. Моя ладонь словно чувствовала каждый её толчок изнутри. Я знала, как близка она была к тому, чтобы потерять контроль. И эта грань — опасная, дрожащая, невероятно возбуждающая — сводила меня с ума.

Я прижалась губами к её коже снова, чуть ниже. Вдохнула её запах — пряный, сладкий, живой. Моя голова кружилась от возбуждения, от власти, от того, что Курай не просто позволяла мне это, а отвечала каждой клеточкой. И в этот момент я больше не могла думать ни о чём, кроме неё. Того, как она дышит. Как её бёдра невольно подаются вперёд. Как она отзывается. Только она. Только здесь. Только сейчас.

— Ещё… — выдохнула Курай, голос её был низким, охрипшим от сдержанности, но в нём звучала почти мольба. Что-то нестерпимо личное, что вырвалось наружу вопреки всем попыткам держать себя в руках. И в этот шепот я влюбилась заново. Моё сердце дернулось, как будто откликнулось на зов — остро, болезненно приятно. Она просила — меня. Моих рук. Моих губ. Моего прикосновения. И я больше не могла думать — только чувствовать.

Я скользнула губами вдоль её бедра, чувствуя, как её кожа напряглась под моим дыханием, как дрожь пробежала по её телу, стоило мне лишь коснуться её чуть ближе к центру желания. Её ноги разошлись шире, и это доверие, эта готовность открыться, быть увиденной, быть желанной — оно обезоруживало.

Мои пальцы нашли путь между её ног, осторожно, но уверенно поглаживая ту часть, что всё ещё была прикрыта, но так отчётливо пульсировала от желания. Я чувствовала, как ткань белья влажнеет под моим прикосновением, как тело Курай мягко поддаётся, почти зовёт. И мне стало трудно дышать — от возбуждения, от невероятной близости, от власти и отклика.

Я подцепила край её трусиков — не спеша, будто сама борясь с желанием сорвать их. Шёлк с тихим шорохом отделился от её кожи, на миг прилипнув к самой влажной точке, прежде чем сдаться моему движению. И я замерла на секунду, вдыхая её аромат, наблюдая, как её грудь тяжело вздымается, как пальцы на моих плечах сжимаются всё сильнее.

Каждое моё движение отзывалось в ней — я это чувствовала всем телом. Я наклонилась ближе, мои губы осторожно коснулись открывшейся кожи. Она была горячей, нежной, пульсирующей. Я касалась её как святыню, с благоговением и голодом одновременно. Каждый поцелуй — как клеймо, как признание. Я запоминала вкус её кожи, жар её желания, дрожь, проходящую по её телу, стоило мне только чуть глубже прижаться губами.

В этот момент я больше не знала, где заканчивается она и начинаюсь я. Всё, что было — это напряжение, сжатое пространство кабинки, наш ускоренный, сбивчивый ритм дыхания… и ощущение, что мы с ней стоим на краю, в полушаге от полного растворения.

Я осторожно опустила ткань, словно открывая запретную тайну. В полумраке тесной кабинки её тело выглядело почти нереально — плавные линии, напряжённые от ожидания мышцы, ритм её дыхания, ставший заметно быстрее.

Между её ног мерцала влажная нежность, трепещущая от прикосновений и ожидания. Её лоно блестело, губки набухли, раздвигаясь, как будто звали меня внутрь.

Я провела пальцами вдоль внутренней стороны её бедра, едва касаясь, позволяя ей самой потянуться ближе, если захочет. Она не отстранилась. Напротив — бедро подалось мне навстречу, будто её тело знало, чего хочет раньше, чем она осознала.

Я склонилась ниже, позволяя губам скользить по её коже, оставляя за собой едва ощутимую влажную дорожку. Миг, и я накрыла жемчужину её клитора губами, лаская его языком, пока он не задрожал под моими ласками.

Её дыхание сбилось, ладони сомкнулись у меня на затылке, но без давления — скорее, как попытка не потеряться в этом ощущении. Я чувствовала, как её тело отзывается на каждый мой ласковый жест — лёгкой дрожью, еле слышными всхлипами, изогнутой спиной.

Я скользнула языком выше, туда, где её напряжение было почти невыносимым, дразня её, но не торопясь. Я водила языком по её губкам, задевая клитор, чувствуя, как она вся сжимается и готова кончить прямо у меня на губах.

Запах, вкус, звук — всё складывалось в один пьянящий коктейль близости, где не существовало ничего, кроме неё. Только она и я. Только этот момент.

— Лисса... — её голос был чуть слышен, но за этим шёпотом стояло всё. Мольба, дрожь, желание. Она звала меня по имени, и я почувствовала, как между моих ног вспыхивает пульсирующее тепло, отзывающееся на её тон.

Я не ответила — просто улыбнулась. И продолжила. Мягко, уверенно, как, я уже это знала, она любила. Мои пальцы и язык знали путь, как будто я слышала её тело до того, как она сама осознавала свои желания. Я водила языком по её клитору, кругами, с нажимом, пока он не начал подрагивать под лаской, набухший и чувствительный до боли.

Курай снова зажала рот рукой, но я всё равно слышала, как в ней что-то срывалось. Сначала лёгкий, почти беззвучный стон. Потом — сбивчивое, влажное дыхание, вырывающееся сквозь сжатые губы. Её тело дрожало от напряжения, будто каждая клетка тянулась ко мне, отдавалась мне, хотела меня. Её промежность была вся в соку - тёплая и сладкая. Я буквально чувствовала, как она пульсирует у меня под языком.

Мне нравилось видеть её такой. Сдержанной, но разлетающейся изнутри. Нравилось, как она из последних сил держится, как пальцы её сжимаются в моих волосах и почти тут же отпускают — будто она боится потерять контроль. А я и не собиралась давать ей контроль. Я хотела управлять её дыханием, стонами, телом.

Я скользнула пальцами вдоль её бедра, медленно, дразняще. Почувствовала, как кожа под ладонью подрагивает. Как будто её организм знал — дальше будет ещё глубже. Ещё сильнее.

— Mon dieu... — выдохнула она, и этот горячий, почти сдавленный шёпот вызвал у меня мурашки по спине. Французский в её устах всегда звучал как интимный ритуал, но сейчас он был, как заклинание — что-то, что могло бы взорвать всё, если бы я дотронулась сильнее. И я прижалась к ней всем ртом, впиваясь в её трепещущий клитор, и почувствовала, как она почти выгнулась мне навстречу, едва не кончая.

Я почти задыхалась от желания. Её вкус сводил с ума. Её тепло окутывало, её дрожь отзывалась во мне, как будто мы были связаны чем-то больше, чем просто телами.

Она тихо простонала, попыталась снова заглушить звук, прикусив ладонь, но было уже поздно. Я слышала всё. Я чувствовала всё. И я не собиралась останавливаться, пока она не забудет, как дышать.

— Ох… — сорвался у неё тихий стон, который она тут же попыталась заглушить, прикусив ладонь.

Меня охватил волнующий трепет, сладкий и почти торжественный — она чувствовала всё это из-за меня. Мои движения, мои прикосновения, мой вкус на её коже — всё это приводило её в дрожь, и от этого я чувствовала себя всесильной.

— Ты так прекрасна в этот момент… — прошептала я, ловя каждый миг между её вдохами, каждый её стон.

Она отвернулась, щеки горели, но её тело выдавало всё — каждая мышца была напряжена в ожидании, каждая дрожь выдавала томление. Она тянулась ко мне, даже если сама этого не осознавала. Её пещерка блестела от влаги, и я видела, как она едва сдерживается, чтобы не податься мне полностью, как её бёдра то открываются, то смыкаются, словно призывая и пугаясь одновременно.

Я опустилась ниже, язык скользил по внутренней стороне бедра, по этим бархатным изгибам, где пульс бился особенно отчётливо. Её пальцы вцепились в моё плечо, и я почувствовала, как она прижимается ко мне ближе, словно хотела раствориться.

— Лисса… пожалуйста… — её голос был тихим, сорванным, пропитанным желанием. Почти молитвой.

Я провела языком вверх, точно между её раздвинутых губ, задержалась на её клиторе, погладила его кругами, и она вскрикнула, как будто внутри неё что-то сорвалось.

Её вкус был восхитителен. Пьянящий, солоновато-сладкий, тёплый. Он оставался у меня на губах, и я жадно вбирала его, не желая отпускать ни одной капли. Я чувствовала, как её тело реагирует: она выгнулась, ноги дрожали, бедра подрагивали от напряжения. Я обвела языком её клитор, обняла его губами и пососала легко, но настойчиво — и её ноги подкосились.

— Боже… я… я не могу… — простонала она, и её пальцы затрепетали в моих волосах.

Я прижалась ближе, продолжая свои ласки, ощущая, как волны её возбуждения нарастают.

— Просто доверься мне, — выдохнула я почти в неё, ощущая, как она вся вибрирует подо мной. И от этого, от ее реакции, я, вместо того чтобы дать ей перерыв, наоборот засунула язык глубже, проникая внутрь неё, ощущая, как её лоно пульсирует от напряжения, доводя ее до грани, когда она вот-вот сорвётся.

Это было красиво. Это было дико. И это было только для нас.

Мой язык продолжал ласкать её, но этого было уже недостаточно — она стонала, извивалась, шептала. Оторвавшись, я медленно скользнула пальцами вниз, позволив им проникнуть внутрь её горячей, влажной глубины, касаясь плевы. Она отреагировала мгновенно — её дыхание стало хриплым, беспорядочным, пальцы в моих волосах сжались так, будто я была её последней точкой опоры. Мои пальцы двигались внутри её — медленно, нежно, но уверенно. Она была такая узкая, пульсирующая, и с каждой секундой становилась всё влажнее. Я почувствовала, как она сжимается вокруг меня, впитывает меня, тянется глубже.

— Кайф! — сорвалось с её губ, грубо, неосознанно, прежде чем она судорожно втянула воздух, зажмурив глаза. Это слово — резкое, живое — сорвало остатки её контроля. И я не могла насытиться её видом.

Я усилила ритм пальцами, и одновременно мой язык всё дразнил её чувствительное местечко чуть выше входа. Курай выгнулась, будто стрела, её тело напряглось, и в следующее мгновение её накрыла волна. Я чувствовала, как она вздрагивает, содрогаясь в моих руках, как дрожь проходит через её бедра, спину, живот. Я не отрывалась, продолжала, помогая ей прожить этот момент до конца.

Она вскрикнула — не громко, но отчаянно, как будто внутри всё лопнуло от напряжения. Её киска сжималась вокруг моих пальцев в беспорядочных ритмах, язык чувствовал, как она пульсирует, отдаваясь в экстазе.

Я медленно, нежно ослабила движения, проводя губами по внутренней стороне её бедра, оставляя невесомый поцелуй, и подняла на нее взгляд. Курай тяжело дышала, её ресницы дрожали, глаза сияли… они были затуманены, но полны жизни. Эмоции в них — без остатка.

Я поднялась и коснулась её губ — тёплых, влажных, всё ещё подрагивающих. Этот поцелуй был тише, глубже, нежнее. На моих губах оставался вкус её оргазма, солёно-сладкий, интимный, как тайна на двоих. Я поцеловала её с этой тайной на губах.

— Ты всегда знаешь, как меня завести… — прошептала она, обнимая меня за талию, прижимаясь ближе, будто ей было холодно без моего тела.

— Это взаимно, сестрёнка, — ответила я, улыбаясь и наклоняясь за коротким, нахальным поцелуем. — Но нам пора возвращаться, иначе нас могут заподозрить. Ты и так слишком громкая. Хотя… если бы кто-то вошёл… это было бы очень пикантно. Представить - кто-то заходит, открывает кабинку и видит нас. Я, между твоих раздвинутых ног, с пальцами внутри, с языком, блестящим от сока… Господи, я бы наверно только сильнее тебя довела, и сама бы кончила.

Курай тихо рассмеялась, прикрывая лицо ладонью, всё ещё немного сражённая собственным экстазом и моими фантазиями.

— Я бы, наверное, от страха отписалась, — призналась она, голос дрожал от нервного смеха и послевкусия.

Она натянула трусики на место и посмотрела на меня. Румянец все также оставался на ее щеках.

— Спасибо, — добавила она чуть тише, но с той самой искренностью, которая пробирает до самого нутра.

Я погладила её по коже, ещё горячей и чувствительной, с нежной улыбкой:

— Обращайся, — прошептала я, мурлыча, и подхватила её за талию, прижимая к себе и целуя. Но внутри я знала — это был не просто момент удовольствия. Это был момент принадлежности. И я ни за что бы не отдала его никому.

_________________________________________________________________________________________________________________________________________

От автора.

Мне тут попеняли, что мои рассказы слишком длинные для подобных сайтов, поэтому главы я разбиваю на части, для более удобного прочтения. Ну и как всегда, буду рада оценкам и комментариям =)

И второй момент. Так и не получается нормально вставлять фотографии в текст. В прошлой части они были, но просматривая сейчас, я вижу что они не отображаются, поэтому больше я не буду пробовать их ставить.