Курай продолжила своё путешествие, её губы теперь касались моего лона — неторопливо, будто она целовала святыню. Каждое прикосновение было пронизано нежностью, уважением и той хищной уверенностью, с которой она всегда брала то, что желала. Я чувствовала, как она исследует каждый уголок, не пропуская ни одной едва заметной складочки, ни одного вздрагивающего отклика моего тела.

Её язык сначала обвёл наружные губы, словно размечая карту, по которой она собиралась идти глубже. Он медленно прошёлся по влажной поверхности, собирая каждый капли, пробуя меня на вкус. Кончик языка прошёл снизу вверх, собирая всё возбуждение, скопившееся между лепестков.

Я содрогнулась. Сердце билось где-то в горле, дыхание сбилось в короткие всплески. Её пальцы мягко обхватили мои бёдра, удерживая и одновременно давая опору, пока губы и язык творили своё волшебство.

Когда она достигла клитора, то прижалась к нему не сразу — лишь тёплое дыхание коснулось его, и я чуть не вскрикнула от нетерпения. В этом молчаливом дразнящем ожидании было что-то невыносимо сладкое. И только когда я уже не могла больше терпеть — только тогда она коснулась меня губами.

Она обняла мой клитор губами и начала легко посасывать, чередуя мягкие, осторожные втягивания с круговыми движениями языка по чувствительной головке. Я почувствовала, как каждый её вдох отзывается пульсацией внизу живота, как будто наше дыхание стало общим — её ритм управлял моим.

Я судорожно втянула воздух, из горла вырвался тихий стон. Пальцы сами собой зарылись в её волосы, удерживая, направляя, моля не останавливаться.

— Курай… — шёпот сорвался с губ, пронзённый всей полнотой чувства, обнажённый до предела.

Она не ответила. Не нужно было. Всё, что она хотела сказать, она сказала языком.

Язык скользнул внутрь — сначала осторожно, затем смелее. Он пробрался между лепестков, раздвигая их, проникая в мою щель, обводя края, собирая влагу. Он двигался глубже, погружаясь в мой канал, чувствуя, как я сжимаюсь вокруг него. Стенки откликались, пульсировали, будто приглашая её продолжать. Он выскальзывал, чтобы тут же вернуться, влажный, настойчивый, жадный.

Я выгнулась, хватаясь за воздух, за реальность, за саму себя. Но всё растворялось. Больше не было мира — только её рот, её язык, её руки, держащие меня, не позволяя упасть в пропасть.

Её губы снова и снова возвращался к клитору, но теперь не с нежностью, а с требовательной решимостью. Она обхватила его губами и начала чередовать быстрые, сосущие движения с глубокими, тянущими ласками. Кончик языка играл с самой чувствительной точкой, щекоча, кружась, рисуя восьмёрки. Я стонала в ответ, уже не контролируя ни тело, ни голос.

Моё тело трясло от нарастающих волн удовольствия. Я не могла остановиться. Бёдра двигались сами по себе, навстречу ей, требовательно, будто жаждали быть поглощёнными ею полностью.

Она не отпускала. Даже когда я стонала громче, даже когда мои пальцы сжимали её волосы с силой, даже когда дыхание сбивалось окончательно — она продолжала, лаская, неумолимо, искусно.

И вот её язык снова пошёл внутрь. Теперь глубже. Медленнее. Плавнее. Он скользил по стенкам, распахивая меня, как лепестки цветка. Он входил и выходил, оставляя за собой пульсирующее эхо. Затем снова вверх — быстрый, точный толчок к клитору, и я сжалась, вскрикнув. Она чувствовала это. Она играла с этим. Она управляла моим телом, моим напряжением, моей потерей контроля.

Курай словно знала каждую мою грань, каждый мой предел. Её язык и губы сменяли друг друга с пугающей точностью — то мягкие, обволакивающие ласки, то острые, точечные толчки к вершине наслаждения.

Я уже была близко. Слишком близко. Моё тело напряглось, как струна, готовая лопнуть. Я почти кричала. Почти молила. И тогда… она замедлилась.

Как по волшебству, как по команде, её ласки стали мягче, медленнее. Она почти перестала касаться. Только лёгкое дыхание на влажной коже, только редкие поцелуи по внутренним сторонам бёдер, заставлявшие моё тело сойти с ума от недостачи.

Я всхлипнула — уже не от удовольствия, а от его внезапного отсутствия. Она смотрела на меня снизу вверх, её губы блестели, а глаза горели.

— Не спеши, — прошептала она, — я хочу, чтобы ты запомнила это.

И я знала — запомню. До мурашек. До боли. До тех самых дрожащих пальцев, что всё ещё цеплялись за её волосы, моля, чтобы она не останавливалась.

Её дыхание стало ближе, горячее, но уже не касалось меня напрямую — лишь дразня, скользя поверх чувств, как жаркий ветер над вспаханной кожей. Я задышала чаще, глаза распахнулись, в них плескалось предвкушение и ярость желания. Но встретившись с её взглядом, я увидела в нём насмешку и вызов.

— Твоя очередь, — прошептала Курай, отстраняясь, перед этим медленно провёдя языком по внутренней стороне моего бедра.

Я всхлипнула. Полувздох, полустон — как от боли, но это была не боль. Это была пытка. Медленная, страстная пытка желания. И счет снова был не в мою пользу.

Но если она бросила вызов — я приму его. И доведу до предела.

Я поднялась на локтях, позволив себе вглядеться в её лицо. На её губах всё ещё оставался блеск, тёплый, влажный, пахнущий мной, и это возбуждало до безумия. Я не стала поправлять одежду. Пусть видит. Пусть чувствует, что натворила со мной.

Платье сползло, обнажая плечо, грудь чуть виднелась из-под ткани. Кожа горела — каждый порыв воздуха вызывал дрожь, а между продолжал полыхать пожар.

Курай тоже досталось, она прислонилась к дереву, её грудь ритмично вздымалась, щеки пылали, губы были припухшими и чуть приоткрытыми. Волосы растрепались, а глаза… В них было всё: огонь, желание, одержимость. Она выглядела божественно. И грешно.

Я подошла, медленно, как охотник. Провела ладонями по её талии — тонкая ткань её футболки не скрывала жара тела, не могла скрыть то, что горело под ней. Я прильнула ближе, позволяя нашим грудям коснуться друг друга, и даже через одежду почувствовала, как она вздрогнула.

Мои губы коснулись её — сперва почти невесомо, потом жаднее. Её пальцы вплелись в мои волосы, притягивая меня ближе, требуя. И я позволила… на мгновение. А затем — вырвалась и ухватилась за край футболки.

Я хочу видеть её. Вкусить её всю.

Медленно, как в танце, я потянула ткань вверх. Её грудь открылась передо мной, нежная, упругая, соски уже были напряжены, трепетали от ожидания. Они просили ласки. Прямо умоляли.

Я провела пальцами по её изгибам, очерчивая, чувствуя, как дрожит под моими прикосновениями. Но я избегала сосков, пока. Пусть жаждет ещё сильнее.

Наклонившись, я коснулась её кожи губами, проводя влажный след, круг за кругом, ближе к центру. Язык — чуть шершавый, влажный, горячий — начал кружить всё теснее, пока наконец не коснулся самого соска.

Курай резко вдохнула, её ногти впились в мои плечи.

Я играла. Покусывала. Слегка. Потом облизала. Пососала. Обвела языком.

Сосок затвердел от моего ритма, стал набухшим, трепещущим. Я видела, как её тело отвечает — напряжённое, извивающееся.

Я обхватила обе груди руками, лаская, чередуя темп — то медленно, то резко. И наконец отпустила её, стянув футболку вниз, вновь прикрыв обнажённость, но оставив ощущение полной наготы. Она дышала прерывисто, как после бега. Её глаза были затоплены желанием.

Я опустилась на колени.

И это был не жест подчинения. Это был жест власти.

Мои колени удобно легли на её сумку, а руки — на её бёдра. Я провела пальцами вверх, по внутренней поверхности, чувствуя, как напряжены мышцы. Курай раздвинула ноги. Медленно. Приглашая. Сдаваясь.

Её кожа была гладкой, тёплой. Мои губы легко коснулись её бедра, оставляя дорожку горячих поцелуев, всё выше, ближе к центру.

Я чувствовала её — влажность, запах, тепло. Она была открыта, пульсирующая, зовущая.

Её пальцы снова сжали мои волосы. Не мягко. Жёстко. Она не хотела ждать. Но я наслаждалась моментом. Медленно провела языком по самому краю её трусиков, затем позволила себе чуть-чуть облизать их — вкус пронзил меня, мурашки пробежали по коже.

Её тело дёрнулось. Бёдра хотели большего. И я хотела дать ей всё.

Я медленно стянула ткань вниз, открывая её. Она дрожала.

И я увидела её — влажную, раскрывшуюся. Лепестки словно пригласили внутрь. Клиторальная шишечка поблёскивала, пульсируя от желания. Я коснулась её языком. Легонько. Едва ощутимо. Она всхлипнула. Я обвела круг. Ещё один. Сосала. Касалась кончиком языка. Пронзала в самую суть. Её тело тряслось от напряжения. Я держала её за бёдра, не давая отстраниться. Я водила языком вверх-вниз, чувствуя, как вся она сжимается подо мной. Вкус — солоновато-сладкий, терпкий, живой. Как жар. Как сама Курай.

Я глубже опустилась, провела языком между её лепестков, мягко раздвигая их. Она вскрикнула. Тихо, сдавленно. Я входила. Языком. Осторожно. Потом глубже. Снова и снова, чувствуя, как её стенки сжимаются вокруг. Как будто она принимала меня внутрь. Мои пальцы крепче сжали её бёдра, я уткнулась в неё лицом, теряя счёт времени. Её голос — хриплый, надломленный — доносился сверху, как музыка.

— Ещё… пожалуйста…

Я вернулась к клитору, чередуя ритм, то лижу, то втягиваю, то быстро касаюсь. Её тело содрогалось. Она была на грани.

И вдруг я почувствовала. Курай напряглась, судорожно выгнулась, бёдра дернулись. Её голос сорвался в крик, а я не прекращала — только глубже, только быстрее, позволяя ей рассыпаться в моих руках. Она дрожала. Сжималась. Рвалась. И только я могла её удержать.

Когда её дыхание стало спокойнее, я оторвалась. Мои губы блестели, подбородок влажный. Я подняла глаза. Она смотрела на меня. Глаза полные безмолвной благодарности, нежности и… желания снова? Она хотела ещё… и я не могла ей отказать.

Я чувствовала, как по внутренней стороне моих бёдер медленно скатывались капли — влажные следы её недавних ласк, смешанные с моим собственным, нарастающим возбуждением.

Я вся была в этом — пахнущая её дыханием, пульсирующая между ног, жаждущая снова почувствовать её вкус, её дрожь, её покорность и напор. И желающая того же.Я представила, что будет если кто-то сюда заглянет. Что он увидит? Двух юных полураздетых близняшек ласкающих друг друга. От этого моя неприкрытая киска пустила еще одну порцию сока. На миг мне даже захотелось этого. Но сейчас в первую очередь я хотела снова дать ласку сестре.

Мои губы продолжали целовать её — нежно, терпеливо — поднимаясь всё выше по внутренней стороне бедра, в то время как одна рука медленно задирала её юбку, обнажая всё больше её красоты.

Другая рука скользнула между моих собственных ног. Я уже была влажной, горячей, вся звенела изнутри от нетерпения.

Мои пальцы скользнули внутрь, разведя лепестки. Я нащупала клитор — мягкий, пульсирующий, возбуждённый. Коснулась его подушечкой среднего пальца, начала круговые движения, медленные, влажные, давящие. Сочащаяся влага хлюпала под рукой, и я затаила дыхание от острого удовольствия. Но моё внимание по-прежнему принадлежало ей.

Я задержала взгляд на её промежности — чуть припухшей, влажной, обнажённой до самого основания. Капельки её сока блестели в складочках, медленно стекая вниз по внутренней стороне бедра.

Курай была прекрасна. И совершенно, беззащитно открыта для меня.

Её половые губки были мягкими и пухлыми, разошедшимися, открывающими влажную сердцевину, где клитор слегка поблёскивал, возбуждённый и чувствительный после первого оргазма. Он казался мне живым, трепещущим. Я знала: если провести языком от самой нижней точки до вершины, она содрогнётся от одной этой ласки.

Я наклонилась ближе, провела носом по её бархатистой коже, покрытой первыми, едва заметными волосками — только начинавшими отрастать после бритья. Вдохнула её запах — густой, сладкий, солоновато-тёплый.

Он был безумно возбуждающим.

Пахло плотью, влажностью, возбуждённой женственностью — этим особым ароматом, который бывает только после оргазма, когда тело всё ещё пульсирует, и влага выделяется в изобилии, будто она всё ещё кончает.

Я прижалась губами к её лону, оставив лёгкий, почти невесомый поцелуй на раскрытых губках.

Курай резко вдохнула, её живот дрогнул, мышцы напряглись. Её пальцы вцепились в мои волосы.

Молча. Только дыхание — короткое, хрипловатое. Она была на пределе. Я чувствовала, как дрожит её клитор, как чуть подрагивают бёдра. Она была готова принять меня снова. Нет, не просто принять — она жаждала этого.

Но я не торопилась.

Мои губы двигались медленно — целуя, исследуя, лаская. Я поднималась выше, снова касаясь внутренней стороны её бедра, чувствовала, как оно трепещет под моими губами. Её тело отзывалось — каждый миллиметр кожи, каждая мышца была в этом танце, готовая поддаться, раскрыться.

Одной рукой я продолжала ласкать её попку — сжимая, поглаживая, проводя пальцами по изгибам, ощущая, как они напряжены. Курай инстинктивно подавалась мне навстречу, её бёдра слегка раскачивались.

Она звала меня без слов — её пах чуть подался вперёд, словно принося себя в жертву. Она раскрылась для меня, обнажённая и восхитительная. Её клитор, набухший, выглядывал из-под капюшона, слегка пульсировал. Я знала: достаточно одного прикосновения, чтобы она задохнулась.

Я провела языком вдоль её щёлочки, нежно, с почти священным вниманием. Легчайшее прикосновение — и по её телу прошла судорога. Её пальцы чуть сильнее сжались в моих волосах.

Я целовала её клитор, сперва краешком языка, потом всей плоскостью, нежно проводя по нему вверх-вниз. Он был скользким от сока, и я чувствовала, как его пульсация усиливается. Я водила по нему языком медленно, с нажимом, раздвигая при этом её губки большими пальцами. Она была влажной, до звука. В моей голове звучал этот звук — мягкое «чвак», когда язык скользил внутрь.

Курай застонала, сдавленно, почти испуганно от накрывшего ощущения. Её дыхание стало глубоким и прерывистым, живот то втягивался, то вздувался от волн.

Я впивалась губами в неё сильнее, а язык, извиваясь, ласкал каждую складочку, каждый миллиметр — то касаясь клитора, то снова уходя ниже, собирая её вкус.

Я опустила губы на сам вход, втягивая нежную плоть внутрь рта. Её киска была распухшей, горячей, тугой. Я почувствовала, как она дёрнулась, когда язык проник глубже. Внутри было горячо и влажно, будто вся она была в одном непрерывном оргазме. Я снова скользнула вверх и начала сосать её клитор — осторожно, медленно, затем чуть сильнее.

Она стонала громче. Руки в моих волосах дрожали. Бёдра подались вперёд, и я прижалась крепче, вбирая её плоть в рот. Её тело трепетало.

Каждое движение языка вызывало новый отклик — мышцы живота напрягались, клитор пульсировал под кончиком языка. Её влага струилась по моим губам, пропитывая подбородок, и я наслаждалась этим, как вином, капля за каплей.

Я чуть отстранилась, только чтобы вдохнуть, и снова вернулась к ней — с жадностью, с бесстыдством, с желанием сделать её своей полностью.

Мои пальцы всё ещё ласкали себя — в такт её дыханию. Я была готова кончить только от её звуков, от ощущения, как она дёргается подо мной, как её клитор бьётся в моих губах.

Я чувствовала, что она близка. Очень близко.

Её бёдра подрагивали всё сильнее, дыхание сбилось. Пальцы в моих волосах сжимались с такой силой, что почти больно. Она приоткрыла рот, глаза были прикрыты — всё её существо дрожало на краю.

Ещё немного. Ещё одно круговое движение. Ещё один поцелуй. Ещё один мягкий, всасывающий толчок языком — и она сорвётся. Я слышала это по её стонам, по дыханию, по приглушённому всхлипыванию, которое сорвалось с её губ.

Но я всё ещё держала её на грани. И именно эта грань — зыбкая, дрожащая, наполненная жаром и предвкушением — была самой сладкой. Я позволила ей зависнуть в ней. В самом напряжённом, волнующем, мучительно прекрасном ожидании… Перед тем как подарить ей освобождение.

Я почувствовала, как её напряжение нарастает. Её бёдра едва сдерживаются от дрожи, а тело выгибается навстречу моим губам, будто умоляя продолжить. Но я остановилась. Мы обе замерли на самой кромке, не позволяя себе перейти грань. Мой язык едва касался её лона, словно дразнил, будто знал, насколько невыносимым становится это ожидание.

Она застонала, тихо, почти плача, и прошептала моё имя, срываясь на дыхании:

— Лисса… пожалуйста…

Я медленно подняла на неё глаза. Её губы приоткрыты, щеки алые, взгляд затуманен и полон тоскующего желания. Она была полностью в моей власти, полностью — моей.

И тогда я позволила себе быть такой, какой она хотела меня видеть. С той нежной агрессией, что приходит, когда любовь переплетается с жаждой, я резко накрыла её лоно губами. Мои пальцы вжались в её бёдра, удерживая её на месте, а язык с новой, жадной настойчивостью принялся ласкать её. Я больше не сдерживалась. Каждое движение было точным, смелым, влажным, оставляя на ней следы моего безумного желания.

Я жадно работала языком по её клитору, раскрыв его, словно лепесток, языком вытягивая наружу, трепеща по нему, втягивая в рот и посасывая, чувствуя, как он вздувается под моими губами, как её вся пульсация сосредотачивается в этой точке. Я буквально вылизывала её, обводя каждый миллиметр её трепещущей киски, не оставляя без внимания ни один изгиб, ни одну каплю её влажности.

Курай застонала громче, её тело изогнулось, плечи оторвались от дерева, а пальцы снова зарылись в мои волосы, вплетаясь в пряди и сжимая с такой силой, словно она теряла контроль. Я чувствовала, как в ней нарастает волна, как она готова взорваться, и я… я хотела быть рядом с ней в этом моменте, хотела разделить его до самого предела.

Я поднялась, медленно, не отрываясь от её кожи — от внутренней стороны бедра, по животу, к талии. Мои руки продолжали ласкать её: гладили, сжимали, изучали. Я дотянулась до её груди, на миг заиграв с сосками через ткань, и, наконец, прижалась к её губам — глубоко, влажно, сливаясь с ней в поцелуе, в котором растворилось всё — нежность, жар, потребность быть одной.

— Теперь я хочу видеть твои глаза, — прошептала я, сменяя свои ласки губ на нежные, но уверенные прикосновения пальцев к её горячей, влажной пещерке.

Мои пальцы легко скользнули вниз, находя её пульсирующее, горячее лоно. Я провела по нему медленно, заставляя её задохнуться в поцелуе. А потом проникла — осторожно, мягко, но уверенно. Два пальца погрузились в её горячую глубину, и я почувствовала, как её стенки охватывают меня, судорожно сжимаются, дёргаются, словно впитывая каждое моё движение.

Её киска была влажной, не просто — текла, буквально заливала мои пальцы, тёплой, пахнущей страстью влагой. Она сжималась на мне, словно хотела удержать, не отпустить, умоляя остаться внутри.

Курай не осталась в долгу. Её рука скользнула под моё платье, нашла путь между моих ног, уверенно и страстно. Я всхлипнула в поцелуе, когда её пальцы коснулись моих складок — тёплых, влажных, ожидающих. Она провела ими вдоль, а затем смело раздвинула, погружаясь внутрь. Я задрожала.

Она играла с моим клитором, сначала мягко, затем с точным нажимом, как будто знала моё тело так же хорошо, как своё. Её пальцы вошли в меня, медленно, затем чуть глубже, и снова. Я была залита. Каждое движение отзывалось пульсацией внизу живота, вытягивая из меня стоны и дрожь.

Мы двигались вместе — мои пальцы внутри неё, её пальцы внутри меня. Наши тела прижимались, пульсируя в унисон, будто подчиняясь древнему, неведомому ритму. Мы не отрывались друг от друга — ни телом, ни взглядом. Всё происходило одновременно: касания, дыхание, стоны, жар. Это было не просто слияние — это была симфония плоти, желания, души.

Я чувствовала, как её оргазм приближается. Её внутренние мышцы сжимались быстрее, как пульсирующий кулак, мои пальцы с трудом удерживались в ней. Она задыхалась, всхлипывала, её движения становились дергаными, бедра — нетерпеливо толкались навстречу. Я тоже была на грани — всё внутри горело, тело пульсировало, клитор сводило от напряжения.

— Лисса… я… — прохрипела она, чуть не теряя сознания.

— Со мной, любимая… вместе…

В этот миг наши тела рванулись в один ритм. Мои пальцы уверенно двигались внутри неё, одновременно массируя точку, которая трепетала от каждого прикосновения. Её пальцы уже не искали — они били точно, быстро, по клитору, по складкам, внутри. Я стонала, почти кричала, и она — тоже.

И это случилось.

Её тело выгнулось, как струна, спина ударилась о дерево, а голос прорвался с такой силой, что эхо могло отразиться от леса. Она закричала моё имя. Я почувствовала, как её киска сжалась на моих пальцах, волной, пульсирующей, мощной. Влага вытекала с хлюпаньем, стекая по моим рукам, заливая запястья.

Её оргазм был оглушающим. Он разрывал её изнутри. Её пульсирующее лоно выбрасывало соки, словно внутренняя буря рвалась наружу. Струи били по моим пальцам, она буквально текла, горячо, обильно, её мышцы сокращались, как если бы тело само пыталось выжать из себя это наслаждение до капли.

И я последовала за ней.

Моё тело задрожало, я вскрикнула в её губы, едва не укусив. Волна сорвалась с низа живота, пронеслась по спине, сжав мышцы, замкнув меня на её пальцах. Мои складки пульсировали, клитор горел, я утопала в сладком и влажном экстазе. Она ласкала меня всё ещё — нежно, точно, пока я не начала сжиматься, дёргаться, стонать, полностью теряя контроль.

Мы застыли в объятии, слипшиеся от сока, дыхания, пота, поцелуев. Сердца стучали слишком быстро. Воздуха не хватало. Всё растворилось — мир, деревья, небо.

Остались только мы.

Я прижалась к ней, вся дрожа, и прошептала в губы:

— Ты — моя…

Она не ответила словами. Просто обняла меня крепче. Её сердце било в том же ритме, что и моё.

И в этом ритме мы ещё долго не могли оторваться друг от друга.

Мы стояли, всё ещё слипшиеся от удовольствия, обнявшись так тесно, будто боялись упустить друг друга. Её лоб опирался на мой, дыхание всё ещё было сбивчивым, тёплым, перемешанным с моим, и в этом ритме билось что-то большее, чем просто пульс — что-то общее, общее на двоих.

— Ты… слышишь, как у меня сердце колотится? — прошептала она, прижимаясь щекой к моей.

— Оно будто поёт, — ответила я и нежно провела пальцами по её спине, чувствуя, как она дрожит, как едва заметно выгибается мне навстречу. — Поёт вместе с моим.

Мы долго стояли так, просто дыша друг другом. Мир будто затих вокруг, осталась только эта поляна, влажная от росы трава под ногами, её задранная юбка, мои пальцы, всё ещё покалывающие от того, как она сжималась на них минуту назад.

Осторожно, не спеша, я чуть отстранилась и посмотрела ей в глаза. Они были затуманены, тёплые, светящиеся чем-то слишком чистым и слишком плотским одновременно.

— Я… всё ещё внутри звука твоего стона, — пробормотала я, мягко касаясь её щеки. — Он у меня внутри. Навсегда.

Курай улыбнулась, смущённо опустив глаза, но её пальцы всё ещё держались за край моей кофты, будто не хотели отпускать. Я почувствовала, как внутри вновь дрожит что-то тёплое — не похоть, не голод, а нежность. Безмерная, почти щемящая.

Я скользнула рукой вниз, к её бедру, и с ласковой медлительностью вытащила свои пальцы из её влажной, горячей глубины. Она слегка вздрогнула, вдохнула шумно, будто прощалась с чем-то невероятным.

— Прости, — прошептала она. — Я так сильно…

— Тсс… — я наклонилась ближе и поцеловала её в уголок губ. — Не извиняйся за то, что чувствовала. Это было красиво.

Я посмотрела на свои пальцы, блестящие от её сока, и прежде чем мозг успел включиться, провела ими по губам, затем медленно облизала, с закрытыми глазами.

— Лисса… — простонала она тихо, едва слышно, но с таким трепетом, что у меня дрогнуло сердце.

Я открыла глаза — она смотрела на меня с обожанием и любопытством, чуть приоткрыв губы, точно забыла, как дышать.

— А ты… тоже хочешь попробовать? — спросила я тихо.

Она кивнула, почти неосознанно. На её пальцах блестела моя влага, и я затаила дыхание, когда Курай медленно поднесла их к губам. Первый контакт её языка с кожей — неуверенный, трепетный — заставил меня зажмуриться.

— У тебя… — она замерла, пробуя ещё раз. — У тебя вкус… как если бы мед растаял на солнце. Густо и пронзительно. Я… не знаю, как иначе описать.

Я хмыкнула, всё ещё обнимая её, и тихо прошептала:

— А ты — как персик под дождём. Немного сладкая, немного солёная. Я не забуду.

Она рассмеялась, тихо, с хрипотцой, и снова уткнулась лбом мне в плечо.

— Мы правда… это сделали? Прямо тут?

— Почти не прячаясь, — кивнула я, нежно поглаживая её затылок. — Первая наша… вместе. И, наверное, самая откровенная.

— Но почему не страшно? — прошептала она. — Мы же могли… кто-то мог увидеть…

— Потому что это была правда. А правда — она сильнее страха, Курай. — Я коснулась её подбородка, поднимая лицо. — Я хочу помнить тебя именно такой. Настоящей. Влажной, вздрагивающей от моих пальцев, с волосами, прилипшими к лбу… — я слегка рассмеялась, проведя ладонью по её щеке. — И со вкусом солнца на губах.

Она молчала, только смотрела. А потом, медленно, совсем медленно, потянулась ко мне и поцеловала — не так, как раньше. Этот поцелуй был тёплым, глубоким, немного дрожащим, будто мы обе поняли, что уже не те, кем были до этого момента. Он был простым и вечным.

— Мне нравится быть с тобой вот так, — прошептала она, когда наши лбы вновь соприкоснулись.

— А мне — открывать тебя заново. Каждый раз.

На несколько секунд мы просто молчали. Вдали снова послышались голоса. Кто-то шёл по тропинке, не зная, что за кустами хранится самое нежное, что случилось в этот вечер.

— Пусть идут, — сказала я, прижимая её к себе. — Им не догадаться, что мы тут… стали ближе, чем когда-либо.

— И не узнают, — шепнула Курай, а потом добавила чуть смущённо: — Только если мы не оставили следов.

— Тогда нам придётся повторить и убедиться, что всё аккуратно, — хихикнула я, прижимаясь к ней снова.

Несколько мгновений мы просто стояли на поляне, окружённой нежным шёпотом листьев и приглушёнными звуками далёкого города. Тёплый вечерний ветерок легко скользил по нашим обнажённым телам, едва касаясь кожи, словно ласковый шёпот природы, добавляя ещё один слой ощущений к тому, что мы только что пережили. Всё вокруг казалось нежным и одновременно хрупким — как будто мир на секунду задержал дыхание, чтобы сохранить эту минуту близости.

Я обняла Курай, чувствуя, как её тело расслабляется рядом со мной. Но вдруг она слегка напряглась, неловко переступая с ноги на ногу, словно пытаясь что-то скрыть.

— Лисса… — её голос прозвучал тихо, почти испуганно, словно она боялась нарушить неуловимую магию момента.

Я погладила её по спине, пытаясь подбодрить взглядом и улыбкой:

— Что, милая?

Курай покраснела ещё сильнее, словно все оттенки красного из мира переместились прямо на её щёки, и, отворачиваясь, почти шёпотом произнесла:

— Мне… Мне очень срочно надо в туалет.

На секунду я застыла, пытаясь осознать, насколько неожиданным и одновременно естественным был этот момент. Потом не сдержалась и рассмеялась — лёгкий звонкий смех, полный нежности и доброты. Моя сестра, всегда такая романтичная и трогательная, сейчас выглядела совершенно очаровательно смущённой.

— Ох, Курай, — прошептала я, нежно гладя её по щеке. — У тебя просто непревзойдённый тайминг.

Она слегка толкнула меня в плечо, надув губы в детской обиде, и я почувствовала, как в груди разгорается тепло и любовь.

— Лисса! — обиженно прошептала она. — Ничего смешного!

Но в её глазах уже играла улыбка, и это делало её ещё более милой.

— Ох, бедняжка… — шепнула я, улыбаясь и не скрывая радости.

Курай снова толкнула меня, стараясь удержать серьёзность, но я видела, что и ей это даётся с трудом.

— Ну, ладно, — сказала я наконец, обхватив её лицо ладонями и ласково проводя пальцем по щеке. — Ты такая милая, когда краснеешь.

Она застонала, закатив глаза, словно это было бесконечно раздражающе и одновременно приятно.

— Лисса, ну серьёзно! — почти умоляюще произнесла она.

Я прищурилась, задумавшись над чем-то игривым.

— Ну-у-у… — протянула я нарочито игриво. — Ты такая очаровательная, когда смущаешься… Может, я даже гляну?

Курай в панике взвизгнула, мгновенно схватив мои плечи и, разражаясь возмущённым шёпотом, выпалила:

— Лисса! Прекрати издеваться!

Я рассмеялась, обняла её и поцеловала в висок.

— Ладно, ладно, я отвернусь, обещаю.

Она облегчённо вздохнула, оставаясь всё так же пунцовой.

— Вот и молодец.

Я улыбнулась, шлёпнув её по голому бедру, и весело добавила:

— Только не задерживайся — а то я могу передумать.

— Лисса!

Я прикрыла глаза, притворяясь задумчивой, потом игриво улыбнулась.

— Может, всё-таки чуть-чуть посмотрю?

— Лис! — взвизгнула Курай, прикрывая ладошками пылающее от смущения лицо. — Пожалуйста, прекрати!

— Что такое? — нарочито наивно переспросила я, едва сдерживая хихиканье.

— Ты же прекрасно знаешь, в чём дело! — шепнула она, бросая обеспокоенные взгляды в сторону кустов у тропинки. Оттуда доносились тихие шаги прохожих, разговоры и весёлый смех.

Я слегка наклонила голову набок, наслаждаясь её смущением и видя, как растёт её нерешительность.

— Просто присесть за кустами, там тебя никто не увидит, — подсказала я, с трудом скрывая улыбку. — Ну, кроме меня, разумеется.

Курай ещё сильнее надула губы, но через мгновение сдалась. Она неловко переступила через свои кружевные трусики и, бросив мне последний укоризненный взгляд, направилась к ближайшему кусту.

Я тихо рассмеялась, глядя, как она осторожно присела, стараясь устроиться поудобнее. Её лицо светилось детским смущением, и в груди зажглась тёплая волна нежности. В этот момент между нами не было ни расстояния, ни барьеров — была только искренняя близость и простая человеческая естественность.

Вокруг повисла тишина, прерываемая лишь шелестом листьев и отдалённым городским шумом. Потом я услышала едва различимое журчание — тонкую струйку прозрачной жидкости, струящуюся по траве, впитывающуюся в прохладную землю.

Внезапно меня пронзило осознание собственной потребности. Неловкость рассеялась, уступая место спокойствию и принятию.

— Знаешь… — сказала я, улыбаясь. — Похоже, у меня та же проблема.

Курай подняла на меня глаза, сначала удивлённые, а затем облегчённо улыбнулась и тихонько рассмеялась.

— Ты серьёзно?

Я кивнула, подошла ближе, задрав платье, и опустилась рядом на траву. Лёгкий ветерок ласково играл с оголённой кожей, вызывая лёгкие мурашки. Затем я расслабилась, и тонкая струйка присоединилась к её, соединяясь на земле, впитываясь в траву под нами.

Наши взгляды встретились, и мы вместе не удержались — тихий сдержанный смех сорвался с губ одновременно. В этой непринуждённой, до смешного простой ситуации было что-то по-настоящему волнующее — эта непосредственность, лёгкость, та беззащитная искренность, которая делает настоящую близость такой особенной.

— Прямо как в детстве, — прошептала Курай, прикрывая рот ладошкой и продолжая тихо смеяться.

Я кивнула, чувствуя, как тело окончательно расслабляется, а с последними каплями уходит вся неловкость.

— Только теперь это куда более волнующе, — усмехнулась я, приподнимаясь и поправляя платье.

Курай тоже поднялась, неловко одёргивая юбку. Взгляд её упал на кружевные трусики, брошенные на траву, и она покраснела, словно только что осознав всю нелепость момента.

— Наверное, стоит привести себя в порядок, — тихо пробормотала она, быстро наклоняясь, чтобы подобрать бельё.

Я кивнула, осторожно поправляя своё платье, которое почти не скрывало оголённость.

— Знаешь, — сказала я, улыбаясь, — это был один из самых странных и волшебных моментов за сегодняшний день.

Курай улыбнулась в ответ, нежно касаясь моей щеки ладонью.

— С тобой иначе и не бывает, сестрёнка.

В её голосе звучала мягкая, тёплая нежность и нечто большее — что-то глубокое и настоящее, от чего внутри у меня что-то сжалось, наполняясь любовью и благодарностью за нашу близость.

____________

Странички автора.

https://boosty.to/verassa

https://m.vk.com/id537120240

https://www.litres.ru/book/kuryana-sokolova/dvoe-sutok-v-narve-72006691/