Нам казалось, что мы никогда не устанем. Что вина в нас достаточно, чтобы растопить даже ноябрьский воздух, что пульсация между ног не отпустит, пока не растворимся в оргазмах окончательно. Но реальность, хоть и сладкая, имела привычку напоминать о себе. Мы всё же дрожали. Все ноябрь не тот месяц для прогулок по крышам.

Пальцы слегка онемели от холода, когда я вытерла их о внутреннюю сторону бедра — влажную, тёплую, до сих пор пахнущую нашими играми. Нэти втянула очередную тонкую сигарету, затянулась и прищурилась в сторону реки. У неё был тот самый взгляд, в котором ураган уже утих, оставив после себя золотую тишину.

— Всё, я замёрзла, — пробормотала она, стукнув каблуком по бетону и закутавшись в халат плотнее.

Лисса хихикнула, поджала ноги и спрятала руки в рукавах. Мы сидели на крыше, пережив очередной по счету оргазм. Три девочки, три ведьмы, три грешницы, выбравшие ночь вместо сна. Воздуховод дышал на нас слабым теплом, но он уже не справлялся — наши тела, истомлённые, разгорячённые, теперь быстро остывали, и даже остатки вина не согревали больше. Только щекотали язык.

Мы молча встали, по очереди собрали бутылку, пледы и, пританцовывая от холода, спустились вниз. Лифт встречал тишиной, лампочка в нём мигала, как будто тоже была пьяна.

Когда мы оказались снова в квартире, тепло по-настоящему ударило в грудь. Я не думала, что буду так благодарна обыкновенному батарейному теплу и запаху постельного белья. Мы прошли в спальню, всё ещё молча, словно стараясь не разрушить ту особую магию, что родилась на крыше. Та, что родилась в поцелуях, в криках, в судорогах, в раскрывшихся губках, в выдохах с чужим именем на кончике языка.

Сбросив халаты прямо у входа, мы залезли в кровать, голые, не стесняясь. Не потому что это было пошло, а потому что это было — наше. Чистое. Бесстыдное. Близкое.

Нэти оказалась между нами. Как всегда. Но на этот раз она не тянулась к ласкам. Только вздохнула и прижалась ко мне спиной, и я, не думая, обвила её руками, впиваясь лбом в её шею, в её волосы. Лисса приткнулась к её груди, перекинула через неё ногу, уткнулась носом в плечо. Наши ноги переплелись под одеялом, как спутавшиеся корни. Тепло от её живота согревало мою бедренную кость, а пальцы, случайно соприкасаясь, вдруг замирали, словно боялись нарушить покой.

Мы не шептались, не играли больше в безумие. Вино выдохлось. Влажные следы на коже уже остыли, но дыхание — нет. Оно оставалось медленным, синхронным. Я чувствовала, как у Нэти иногда подрагивают пальцы, будто её тело до сих пор вспоминает вибрацию игрушки. Лисса же, кажется, уже спала, её дыхание было глубоким, ровным, а лоб прижат к ключице сестры.

Я приоткрыла глаза. Ночная лампа горела тускло, отсвечивая на стекле. Тени по стенам были мягкими, будто тоже обнимали. Внутри всё сжалось — не от возбуждения, а от чего-то другого. Теплого. Родного. До боли настоящего. И, может быть, впервые за долгое время мне не хотелось ничего. Ни ласк, ни игры, ни шуток. Только — быть здесь. Между ними. Между нашими телами, пережившими что-то за гранью слов.

Я поцеловала Нэти в затылок. Она не ответила, только чуть сильнее прижалась ко мне. В этом было всё. Мы — были. Всё остальное могло подождать.С этой мыслью я уснула.

***

Проснулась я от чего-то едва ощутимого. Как будто кто-то дышал мне в плечо, очень близко, горячо. Потом — лёгкое касание. Пальцы скользнули по бедру, неспешно, почти лениво. Я ещё не успела понять — сплю ли, или уже нет. Всё было каким-то туманным, мягким, почти сонным. Лишь тело отреагировало первым — знакомым, сладким покалыванием внизу живота, тяжелеющей грудью, этим едва заметным, но отчётливым пульсом там.

Рядом, свернувшись клубком, лежала Нэти. Её рука была у меня на животе, тёплая, ладонь медленно двигалась, изучая, щекоча, дразня. А сзади я почувствовала тепло Лиссы — её грудь мягко прижалась к моей спине, и от дыхания на затылке кожа покрылась мурашками.

Я разлепила глаза, увидела — всё ещё раннее утро. Слабый свет пробивался через шторы, рисуя бледные полосы по стене. Часы на тумбочке показывали без двадцати девять. Мир спал. Но мы — нет.

— Доброе, — прошептала я, хрипло, ещё не до конца проснувшись.

Нэти улыбнулась. Коснулась моих губ — чуть-чуть, влажно. Её рука уже скользнула ниже, к лобку, к нежной коже, где было горячо и влажно, будто моё тело давно проснулось без меня.

— Твоя киска говорит “доброе” раньше тебя, — усмехнулась она, а Лисса, всё ещё не открывая глаз, обняла меня крепче и промурлыкала:

— И не одна ты такая. Я чувствую, как моя вибрирует сама по себе...

Мы засмеялись, тихо, лениво, как смеются только утром после безумной ночи. Нэти перевернулась на спину, и я сразу наклонилась, целуя её грудь, проведя языком по округлости, обвив сосок. Лисса в это время положила подбородок мне на плечо, наблюдая за нами, и ладонью провела по моей попке, потом по спине, вверх к затылку.

— О, игрушка. — фыркнула Лисса, перекатываясь вперёд и схватив вибратор, что валялся рядом на кровати.

Она легла на бок, опираясь на локоть, и, смазав кончик слюной, прижала его к своему анусу. Я видела, как она напряглась, как глубоко вдохнула… и тут же морщится.

— Нет. Твою мать. Больно. Не лезет. Никакой романтики, — пробормотала она, сразу убирая игрушку и швыряя её рядом.

— Всё в порядке, — мягко сказала Нэти, приподняв голову. — Это нормально. Анальные ласки — это не просто. Это не должно быть больно.

— Угу, просто Курай у нас железная жопа, — фыркнула Лисса, потирая нос, а я засмеялась и перекатилась к ней.

— Может, я просто опытная, — хмыкнула, притянув Лиссу за талию. — Но сейчас мне хочется не вибратора. А тебя.

И, не дожидаясь ответа, опустилась к её лобку. Моё лицо скользнуло между её ног, и я вдохнула запах её кожи, чуть солоноватый, утренний, живой. Клитор уже набух, губки распухли, влажность просачивалась сквозь складки, хотя Лисса только вздыхала, всё ещё напряжённая от неудачного эксперимента.

Я коснулась её языком. Осторожно, как первый раз. Потом — увереннее, крепче. Язык скользил по складкам, огибал клитор, нежно, по кругу, а потом резко вверх. Лисса дёрнулась и застонала, обхватив мои плечи бёдрами.

— Мм… вот так... вот… бл...

Она не договорила. Только сжалась, запрокинула голову, выгнулась навстречу мне. Я улыбалась уголками губ, продолжая ласкать, зная, как сильно она любит, когда я резко провожу языком по центру, потом немного задерживаюсь на нижнем краешке, будто дразню её.

А рядом, на моей ноге, уже устроилась Нэти. Она легла между моих ног, и я почувствовала, как её горячее дыхание коснулось моего лона. Потом — её язык. Осторожно, цепко, как у хищницы, которая знает, чего хочет.

— Блин… — только и выдохнула я, опираясь на локти и устаиваясь подобнее между ног сестры. Я стонала в губы Лиссы, пока её клитор дрожал под моим языком, и сама выгибалась навстречу Нэти, которая теперь работала уже увереннее. Её язык проникал внутрь, а потом резко поднимался к бугорку, задерживался, прикусывал, потом — по новой.

Я подняла руку и ввела пальчики внутрь Лиссы. Работая и ими и языком. Я чувствовала, как они входят легко, как тело встречает их жадно, как внутри всё начинает сжиматься, пульсировать. Ласки Нэти становились всё стремительнее, плотнее. Лисса дрожала подо мной, бормоча обрывки слов, стискивая мою грудь. Мы терлись друг о друга, дышали тяжело, почти синхронно.

И я кончила первой. С коротким всхлипом, запрокинув голову назад, сжав пальцы в себе до боли. В момент, когда язык Нэти нажал точно на центр моей чувствительности, когда я почти закричала — так ярко, так остро. Волна захлестнула меня, пронеслась по спине, в пальцы, в живот, и сердце стучало как бешеное.

Лисса застонала чуть позже. Её бёдра задрожали, руки сжались у меня на плечах, и она выгнулась, прижавшись ко мне всем телом.

Мы остались лежать. Долго. Я вытерла пальцы о простыню, лениво, смеясь. Нэти подняла голову, облизнулась.

— Утро удалось, — хрипло сказала она, — теперь можно и кофе.

— Или поспать ещё час, — пробормотала Лисса, зарываясь в подушку.

— Или… по новой, — предложила я, и мы захихикали, всё ещё переплетённые, тёплые, довольные.

Сначала никто не хотел шевелиться. Мы просто лежали, переплетённые, как коты в коробке — лодыжка на бедре, ладонь на груди, щёка на животе. Простыня сбилась в комок, воздух был тёплым и пах телом — солоноватым, живым, пропитанным потом, вином и ещё чем-то… нами. Время остановилось, и это было прекрасно.

— Ну всё, я сдохла, — простонала Лисса, с трудом перекатываясь на спину. — Я теперь просто органический матрас. Кормите меня в рот и гладьте по попе.

— Ты ж только что кончила, — зевнула я, потягиваясь.

— Именно, — поддакнула она. — Теперь пора завтрак.

Нэти фыркнула и перекатилась к краю кровати, скинула одеяло и села, немного поджав ноги, волосы растрёпаны, на груди следы поцелуев. Она выглядела как картина: натуральная, ленивая, настоящая.

— Ладно, я первая в ванну. Иначе буду ходить в этой смеси секса, пота и вина до вечера.

— А я на кухню, — сказала я, вытянувшись. — Если кто скажет «овсянка», я выйду в окно. Я хочу чего-нибудь вкусного. Кофе, яйца, сыр, тосты. Много сыра.

— А мне в туалет, — пробормотала Лисса, зарываясь лицом в подушку. — А потом я к вам. Без меня ничего не ешьте.

Нэти встала первой. Не накидывая ничего, просто так — голая, босиком, пружинисто ступая по полу, как будто её кожа по-прежнему светилась от оргазма. Мы с Лиссой невольно проследили взглядом, как качаются её бёдра, как спина плавно изгибается… Я прикусила губу и посмотрела на Лиссу. Та уже ухмылялась.

— Идёт как богиня. Хочется завалить её снова.

— Потерпи, — сказала я, вставая следом.

Когда ступни коснулись пола, прохлада пробежала по лодыжкам и вверх, в бедра. Но она была приятной, будящей. В комнате пахло телом, вином и сном. Я прошла мимо стула, где валялись наши халаты, но даже не подумала взять один. Хотелось дышать кожей, чувствовать воздух на груди, на животе, между ног.

Проходя мимо Лиссы, я хлопнула её по ягодице. Она взвизгнула и шлёпнула меня в ответ, смеясь. Потом поплелась в туалет, волоча за собой простыню как плащ.

Я направилась на кухню. Слегка разлохмаченная, с голыми ступнями и тяжёлой головой. Но внутри — было легко. Тело чувствовало себя как после плавания: усталое, но свободное. Я открыла холодильник и принялась рыться, мурлыча себе под нос, пока из ванной доносился плеск воды, а из туалета — шорох и приглушённое пение Лиссы.

Никто не торопился, никто не стеснялся. Мы ходили нагими, как будто так и надо. Как будто стены знали наши имена, а окна привыкли к нашему утреннему свету. Эта квартира стала нашей временной Вселенной. Без стыда, без суеты. С телом — в центре каждой мысли.

Я стояла посреди кухни, разглядывая содержимое холодильника с видом человека, оказавшегося в музее современного искусства. Пачка яиц, остатки твёрдого сыра, помидоры, масло, молоко. Ну хоть не одни бутылки и клубничное варенье... Я вытащила всё, что казалось съедобным, и расставила на столе, натягивая на себя ту самую домашнюю сосредоточенность, что обычно приходит только после кофе.

Но пока раскладывала еду и включала плиту, в животе предательски заурчало. Не от голода — от необходимости. И не той, которая терпит.

— Лисса, ты там скоро? — крикнула я в сторону коридора. — Я сдохну, если не пописаю!

— Я уже выхожу, командир, — донеслось оттуда с нотками ленивого ворчания. — Не ссы. Хотя, если не можешь терпеть...

— Очень смешно, — буркнула я, перекладывая яйца на стол.

Как только Лисса вынырнула из туалета, зевая и почесывая затылок, я метнулась внутрь с точностью марафонца. Присев, вздохнула с облегчением, уставившись на светлую плитку напротив. Внутри было тепло, пахло нашими телами, вином, утренней усталостью — и какой-то удивительной, почти животной свободой. Вот она — зрелость: когда ты можешь с гордостью ссать после оргии.

Но тут стих плеск в ванной. Я услышала лёгкий щелчок — защёлка. Нэти вышла!

— Ага! — вырвалось у меня. Я вскочила, наспех смыв воду, дёрнула дверь и почти выскользнула в коридор, как тень.

— Эй! — возопила Лисса, увидев мой манёвр. — Ах ты сучка! Я после неё хотела!

— Кто успел — тот и чистый! — крикнула я весело, хлопнув дверью и защёлкнув замок. Из-за двери послышался сердитый топот босых пяток и нецензурщина, но не злая — привычная, тёплая, родственная.

Я повернулась к зеркалу. На нём был пар от горячей воды. Протерла середину ладонью — и увидела своё отражение. Растрепанная. Шея в засосах. Грудь в пятнышках. Взгляд… усталый, но блестящий.

Повернув кран, я встала под душ. Тепло окутало плечи, и мне вдруг захотелось остаться так надолго — чтобы вода смывала не только остатки сна и слизи с бедер, но и разом очистила от мыслей, от сомнений, от перегретого тела.

Пальцы лениво скользили по коже, и всё во мне отзывалось этим простым жестом. Вчера мы сорвали себя до самой сути. Не осталось ни привычных ролей, ни стыда, ни «нельзя». Только мы, трое, и наша страсть. Я чувствовала следы их губ и пальцев в каждом изгибе тела. Всё ещё ощущала, как вибратор проникает, как язык ласкает, как внутреннее напряжение вспыхивает и гаснет.

Но... что это было?

Мысли были как пара в зеркале — неясные, расплывчатые. Я понимала, что всё это — момент, вспышка, юность, гормоны. Тело хочет — и мы даём. Душа не возражает. Но долго ли это продлится?

Горячая вода стекала по телу, обволакивая меня паром, словно я вернулась в утробу, где всё ещё можно не думать о том, кем ты должна стать. Я стояла, прижав лоб к прохладной плитке, чувствуя, как между лопатками медленно собираются капли, как тепло стекает по животу, по бёдрам, по коленям. Душ жужжал размеренно, почти укачивая.

Как будто ночь никогда не закончилась.

Я закрыла глаза и постаралась не вспоминать. Или наоборот — позволить себе вспомнить всё, но не впасть в те чувства, в которые слишком легко было утонуть. Не в возбуждение — в нежность, в связь. В зависимость от этих двух тел, от их запахов, губ, от теплоты, которой они делились со мной как сестра, как любовница, как подруга. От того, что мне больше не нужно было притворяться. Ни перед ними, ни перед собой.

А ведь это просто гормоны, да?..

Наверное. Смешное оправдание. Или объяснение? Мы молодые. Восемнадцать. Почти на грани настоящей взрослости. Уже не дети, но и не взрослые. Мы делаем всё впервые — и оттого жадно. Всё трепещет в нас, всё хочется прожить до последней искры. Но я понимаю — это не навсегда. Когда-нибудь всё изменится. Когда-нибудь…

…у нас будут мужья? Дети?..

Я чуть усмехнулась, склонив голову под поток. Дети. Стоп, не неси чушь, Курай. Для начала — хотя бы стать женщиной. Полностью. Настоящей. А не просто той, что играется с формами. Я знаю, я знаю: мы взрослеем. Быстро, может — слишком быстро. И наши тела говорят за нас громче любых слов. Но вот внутренне — я всё ещё как будто пробую всё это на вкус, на слух, на ощущения. И секс — это тоже опыт, не финал.

А моя невинность… это что вообще значит теперь?

Я немного терялась. С одной стороны — мы уже делали многое. Почти всё. Но внутри всё равно оставалась странная граница. Может, не физическая, а… символическая. Что-то, что я всё ещё не отдала. Или берегу. Или просто не готова назвать иначе. Смешно, но я даже не уверена, хочу ли я отдать это парню, девушке… или сразу обоим.

Я ведь… не ставила себе ограничений. Если тянет — почему нет? Я люблю близость. Люблю кожу. Люблю, как руки скользят по спине. Мне важен не пол, а чувство. Состояние. Энергия, которая течёт между нами. Наверное, это и есть бисексуальность — но мне даже слово кажется слишком узким.

Насколько далеко я могу зайти?

Именно этот вопрос пугал. И возбуждал. Я знала — есть во мне эта грань. Та, что любит риск, любит попробовать, коснуться, заглянуть за запретное. Но я не хочу потерять себя. Не хочу, чтобы всё стало просто набором телесных актов. Я хочу, чтобы за этим стояли чувства. Связь. Как сейчас — между нами троими. Это ведь больше, чем просто секс.

Но сколько ещё так продлится?

Я знала: когда-то нам придётся жить своими жизнями. Мы не сможем всегда быть вместе. Не сможем спать в одной постели, хихикать на крыше, дышать друг другом. Хотя… с Лиссой — всё сложнее. Мы с ней как будто неразделимы. Не телом — сутью. Я не представляла, как мы можем быть далеко друг от друга. Возможно, первые годы… мы действительно не разъедемся.

Вода шумела ровным потоком, уже не просто омывая тело — смывая тревоги, стирая следы сна и ночи. Но чем чище становилась кожа, тем глубже открывались мысли. Словно горячая струя вымывала наружу то, что пряталось в уголках сознания.

Невинность…

Смешное слово. Старомодное, будто из чужой жизни. У нас с девчонками — было многое. Мы исследовали друг друга, касались, ласкали. Мы знали вкус своих тел, знали, где и как приятней, знали, как сделать друг друга мягкими, слабыми, дрожащими. Иногда мне казалось — мы знаем про секс больше, чем некоторые взрослые пары.

Но при всём этом… у нас не было парней.

Ни у меня. Ни у Лиссы. Ни у Нэти. Не так, чтобы по-настоящему. Не просто флирт, не просто прикосновения сквозь одежду. А… чтобы тело к телу, кожа в кожу. Чтобы чувствовать, как внутри тебя кто-то другой — чужой, но родной в этом миге.

Я никогда не чувствовала, как член входит в меня. Никогда не смотрела в глаза парню, лежа под ним, раскрывшись. И от этого внутри будто жгло — не от страха, нет. От желания. От того, что это ещё неизведанное. Я хотела знать. Хотела попробовать. Хотела почувствовать, что же там такого, что делают из этого целый культ.

И в то же время…

Я не могла представить, что рядом будет мужчина — но не Лисса. Что она не будет лежать рядом, не будет смеяться, шептать, целовать, щекотать. Как я смогу быть без неё, если однажды она полюбит кого-то по-настоящему?

Лисса — это не просто сестра. Это не просто подруга. Это я. Моя половинка, моё зеркало, моя тень и свет. И даже сейчас, когда мы делим постель и дыхание с Нэти, всё равно внутри меня Лисса — первая. И всегда была.

Но ведь и у неё будет свой парень. Или мужчина. Свой мир. Своя жизнь. Свой секс.

Я вдруг почувствовала, как горло сжалось, а глаза стали влажными — не от пара. А от этой безумной, щемящей мысли: в её будущем может не быть меня.

Может быть он — тот, кто будет рядом с ней. Кто будет держать её за руку, засыпать с ней. Кто будет знать её запах, её стоны, её вкус. Кто будет видеть, как она плачет, когда ей больно, или дрожит от оргазма, когда ей хорошо. А я?

Я останусь воспоминанием?

Один из тех моментов, что были в юности, "пока не началась настоящая жизнь"? Лисса же всегда была более открыта. Бесстрашная. Она сможет влюбиться. Она сможет уйти. Оторваться.

А я?

Смогу ли я любить мужчину, если рядом нет её? Смогу ли быть с кем-то, не сравнивая? Или наоборот — впустить в нашу связку ещё одного? Может, где-то есть кто-то, кто примет нас обеих. Кто поймёт. Кто не испугается. Но вдруг — таких нет? И тогда что?

Я буду бояться терять её каждый раз, когда она кого-то поцелует.

Смогу ли я отпустить? Смогу ли не ревновать?

Смогу ли сама быть с парнем и не чувствовать, что предаю?

Или наоборот — я просто привыкну. Ко взрослой жизни. К тому, что у всех есть партнёры, семьи, дети.

Дети…

Вчера я уже думала об этом. Сегодня — снова. Мысли возвращаются. Не потому что я хочу ребёнка. Просто… я понимаю, что взросление — это не только о свободе. Это и про ответственность. Про решения. Про то, что однажды я проснусь, и на подушке рядом будет не Лисса, а кто-то другой.

А Лисса будет в другом доме. С другим. С ребёнком? С новой жизнью. А меня там не будет. Потому что… потому что так и должно быть.

Я вдруг поняла — внутри меня всё ещё живёт страх.

Страх потерять эту связь.

Не секс. Не ночи. Связь.

Та, что без слов. Когда ты видишь лицо и понимаешь, что чувствует другой. Когда ты двигаешься в такт, не договариваясь. Когда ты знаешь, что если тебе плохо — тебя обнимут. Даже если ты просто молча сидишь на полу.

Я не хочу терять это.

И пусть я взрослею. Пусть мне уже восемнадцать. Пусть у нас будут мужчины, семьи, карьеры, даже, может быть, дети.

Но я не хочу потерять её.

Я вышла из душа, всё ещё не до конца проснувшаяся, с мокрыми волосами, залипающими к спине и груди, и паром, который щекотал кожу, как тёплое дыхание после ночного безумия. Горячая вода смыла остатки сонного оцепенения, но в голове продолжали крутиться мысли. Не навязчивые — скорее липкие, как капли на висках. Мысли о нас. О том, кем мы стали. О том, кем, возможно, станем. О том, что будет дальше, когда мир снова войдёт в своё привычное русло, а наша маленькая, обнажённая вселенная распадётся на части.

И тут по голой бедре кто-то легонько — почти шлёпком — ударил, и я вздрогнула, резко вернувшись в реальность.

— Засранка, — хмыкнула Лисса, весело подмигнув и проходя мимо. — Первая в душ свалила, как будто самая чистенькая!

Я не успела ответить. Она уже скрылась за дверью ванной, и оттуда почти сразу раздалось:

— Боже, девочки, тут такой гель! Как будто манго со сливками! А вода! Го-ря-ча-я! Ммм!

Я засмеялась и мотнула головой, стряхивая последние капли. Волосы щекотали плечи, полотенце уже не спасало от прохлады. Я бросила его на край кровати и направилась на кухню, где уже слышались звуки перемещаемой посуды — Нэти возилась с завтраком.

Она стояла у плиты в одной только улыбке — такой знакомой, родной, домашней. В её движениях была мягкая бодрость, как у кошки, только что проснувшейся и решившей приготовить завтрак всей стае. Я подошла сзади, приобняла за талию, зарылась в её ещё влажные волосы.

— Помощь нужна? — спросила.

— Уже всё почти, — ответила она, наклоняясь за хлебом. — Нарежь сыр и, если хочешь, сделай кофе. Яичница вот-вот доготовится.

Я занялась делом, наслаждаясь тёплой, домашней тишиной, нарушаемой только шкворчанием сковороды и тем, как Лисса в ванной напевала что-то на мотив песни из мультика про русалочку. Было в этом утре что-то... правильное. Спокойное. Хотя ещё несколько минут назад я была полной сомнений.

Когда всё было готово, на кухню влетела Лисса — такая же нагая, как и мы, весёлая, с распаренным лицом и вьющимися от влаги волосами, закинутыми за плечо. Она села на табурет, взъерошила мне макушку и вцепилась в тост.

— Боги, это лучше секса! — сказала она, уминая ломтик хлеба с сыром. — Ну почти.

Мы рассмеялись, и я впервые за утро почувствовала, как тают внутри тревоги.

Я взяла кружку кофе и медленно сделала глоток. Горячее, терпкое, бодрящее. Его вкус напомнил мне о чём-то очень земном и настоящем. О том, что всё, что я чувствовала — важно. Но не обязательно нужно разжёвывать прямо сейчас.

Я вспомнила свои мысли в душе: про взросление, про то, что, может быть, однажды у нас будут семьи. Мужья. Дети. И отдельные жизни. Я думала, что всё это придёт скоро. Что страсть между нами — это юношеский взрыв гормонов. Что мы все неизбежно разойдёмся — по разным дорогам, по разным постелям, по разным городам.

Но ведь это потом. Не сейчас. Сейчас — это утро, кофе, яичница. Это запах геля на коже Лиссы и тёплая ладонь Нэти на моей спине, когда она мимоходом прикасается, передвигая чашку.

Я посмотрела на нас: три обнажённых тела, простых, живых, чуть уставших после ночи, но сияющих изнутри. Мокрые волосы, чуть подрагивающие колени от вчерашнего холода и сегодняшнего тепла, и полная, всепоглощающая тишина понимания — нам хорошо. Просто потому что мы есть друг у друга.

И я подумала — да какая разница, как это называется? Лесбиянки? Бисексуалки? Просто девчонки, которым нужна близость, любовь, тепло?

Мы не обязаны всё объяснять. Не обязаны приклеивать ярлыки. Мы не обязаны быть "такими как все". Мы просто — мы. Три тела, три души, три сердца, нашедшие друг в друге что-то большее, чем можно описать словами.

Я потянулась за ещё одним тостом, откусила, и в этот момент Лисса, облизав пальцы, сказала:

— Ну, девочки. Если завтра тоже начнётся с кофе, секса и яичницы — я официально готова подписать контракт с этим миром.

Мы снова рассмеялись, и я почувствовала, как моё сердце бьётся не ради будущего. Оно бьётся ради этого утра. Этого мига. Ради того, чтобы любить — прямо сейчас.

А что будет потом... потом и подумаем.

И капелька кофе на губе Лиссы, которую я стёрла пальцем, а потом, не задумываясь, облизала. Потому что могла. Потому что здесь и сейчас — всё, что у нас есть.

После завтрака мы сидели за столом, переваривая не только еду, но и мысли о том, что делать дальше. В комнате всё ещё лежали следы ночных приключений — разбросанные полотенца, пустые бутылки, вся эта лёгкая разруха, которая вроде бы всегда сопровождает нас после таких вечеров.

— Надо бы с этим срачом что-то сделать, — ворчливо сказала я, потягивая кофе. — А то куда мы потом влезем?

— И одеться бы не помешало, — подхватила Нэти, бросая мне взгляд, полный того мягкого упрёка, который мы все знаем и любим. — На улице уже середина ноября, а мы тут как на пляже тусуемся.

Лисса, как обычно, была голосом спонтанности и дерзости:

— А давайте просто выйдем так? — Она шутливо подняла бровь, оглядывая своё голое тело и широко улыбнулась. — Прогуляемся так, погуляем по магазинам, шокируем прохожих!

Я слегка приподняла бровь, готовясь тушить эту идею, как делала это не раз, но заметила, что Нэти не сжала губы, не стала гасить огонёк в Лиссе, а напротив — тихо улыбнулась, будто в её голове уже была готова контраргументация.

— Лис, — сказала она мягко, — если хочешь, можешь идти так. В смысле, никто тебе не запрещает. Но на улице холодно, и не совсем безопасно ходить нагишом.

Лисса обиженно скривила губы:

— Вот вы злые, — заявила, делая вид, что собирается уйти.

Я подыграла, добавляя с улыбкой:

— Мы всего лишь предлагаем. Ты — свободный человек. Если тебе так хочется — иди и шокируй этот город своей наготой.

— Точно злые! — выкрикнула Лисса и, притопнув ногой, добавила: — Уйду я от вас!

В этот момент в комнате раздался дружный хохот — лёгкий, искренний, такой, что внутри сразу стало теплее. Мы все были красивые, молодые, немного сумасшедшие и совершенно уверенные, что вместе — нам не страшны никакие морозы, никакие зимние улицы и никакие смешные взгляды прохожих.

Я подумала: Да, именно так. Вместе — мы сила. А остальное — фигня.

И на этих мыслях, с улыбкой и лёгким предвкушением нового дня, мы начали убирать за собой, готовясь к прогулке, о которой ещё не знали, куда она нас заведёт.

Комната напоминала поле после нежной, но всё же бури — одеяла, подушки, кружевное бельё, где-то валяющийся носочек, расстёгнутая кофточка, пустая бутылка вина, и след от пролившегося бокала прямо на сброшенное платье Лиссы. Я стояла у окна, прихлёбывая кофе из большой кружки и наблюдая, как на горизонте, за серыми домами и карнизами, медленно плывут рваные клочья облаков. Свет был мягким, как будто весь город накрыли тонким прозрачным шарфом из света, в котором приятно растворяться.

— Какая сволочь пролила вино на моё платье?! — раздалось у меня за спиной. Голос Лиссы был настолько возмущённый, что я едва не поперхнулась. — И... чёрт, трусики тоже! Мои любимые!

— М-м, ты, может, это была ты? — откликнулась Нэти из-за кровати, ползая на четвереньках и доставая из-под дивана чьи-то колготки.

— Я?! — сдавленно фыркнула Лисса. — Да я их вон туда аккуратно повесила... Ну ладно, кинула... аккуратно. Но точно мимо вина!

— Ты их бросила на пол рядом с бутылкой. Что ты ожидала? Что духи гигиены подлетят и отнесут их в корзину? — я повернулась к ним, приподняв бровь. — Это ж твои трусы, ты за них и отвечаешь.

— Вы злые. Обе. — Лисса насупилась, но в уголках губ всё равно заиграла довольная усмешка.

— Мы всего лишь предлагаем тебе взять ответственность за свой гардероб, — спокойно сказала Нэти, выныривая из-за дивана с торжествующим видом, держа в руке чёрный кружевной лифчик. — Хоп, вот он, сбежавший.

— Уйду я от вас. Найду себе нормальных подруг. Тех, кто не обвиняет жертву пролитого вина! — Лисса картинно откинула волосы, обнажённое тело её сверкало в солнечных бликах, а ноги пересекали комнату в пародии на подиумный шаг. — И вообще, я теперь гуляю только нагишом.

— Ну... на улице ноябрь, — напомнила я. — А у тебя соски от холода стеклянными станут.

— Говоришь, как будто это плохо, — фыркнула Лисса, но всё же приостановилась.

— Мы просто заботимся, — добавила Нэти, нежно похлопав её по попке. — Но если тебе комфортно, иди. Вон, капельки на груди уже почти замёрзли.

Раздался дружный хохот. В этой комнате — среди подушек, разбросанных маек и ароматов тела, духов и утреннего кофе — было ощущение настоящей жизни. Не взрослой, не окончательно серьёзной, но точно настоящей. И это ощущение согревало даже сильнее, чем шерстяной плед.

— Ладно, уборку всё равно надо начинать, — вздохнула я, убирая чашку в сторону. — А то так и оставим после себя поле боя.

— Согласна, — Нэти уже стояла на коленях, собирая бельё и подушки в одну кучу, — давай соберём всё и выкинем в окно.

— Ого, прям революция, — хмыкнула я.

Пока они возились у кровати, я открыла шкаф, достала нашу сменную одежду. Хорошо, что я настояла взять её — знала же, что после ночи с вином и спонтанным душем до дома в том же виде никто не доберётся. Кинула Лиссе её джинсы и толстовку:

— Лови. И не забудь надеть что-нибудь под это. Хоть что-нибудь.

— А я хотела так и выйти… Свободной. Неподвластной. — Она прикрыла грудь ладонью, театрально прижимаясь к сердцу. — Но ладно… под давлением морали и холода надену трусы.

Мы хихикали, смеясь над каждой фразой, пока собирали носки, складывали простыни и расправляли покрывало. Голые тела мелькали между шкафом и кроватью, волосы сбивались в пряди, грудь едва касалась плеч, когда кто-то проходил слишком близко. Но всё это было настолько естественно, не вызывающе, а как дыхание. Как теплота, от которой не хотелось отказываться.

Потом одна за другой мы стали одеваться. Я натянула тёплую чёрную водолазку, заправив её в джинсы, волосы заколола на затылке, но всё равно чувствовала, как влажные пряди касаются шеи. Лисса, наконец, нашла свои «виноватые» трусики, вывернула их, пожала плечами и натянула — даже пятнышко вина на боку не смущало.

— Ну что, мир снова прилично одет? — спросила она, разворачиваясь перед зеркалом.

— Почти, — хмыкнула Нэти, поправляя свитер, — осталось только мусор выкинуть и кофту твою постирать. Остальное — терпимо.

Я посмотрела на нас троих — разные, но такие одинаковые. У каждой — своя фигура, свои движения, свой смех. Но вместе мы — какой-то живой, искренний организм. Я чувствовала это кожей, когда проходила мимо и случайно касалась плеча Лиссы или когда улыбка Нэти отражалась в моей груди, как в зеркале.

Мы открыли окно — ноябрьский воздух ворвался в комнату, бодрый, но не ледяной, скорее свежий. И я вдруг подумала: "Вот бы сохранить это чувство. Чтобы оно не растворилось, не стёрлось временем или чужими словами."

Но, наверное, так и будет. Всё уйдёт — и этот запах кофе, и пятна на трусиках, и голос Лиссы, шепчущий что-то о «прогулке по морозу без лифчика». Мы повзрослеем, начнём жить раздельно, появятся работы, мужчины, тревоги и пелёнки. Всё изменится.

Но пока этого нет.

Пока есть только эта комната, эти мы, и смех, от которого в груди становится спокойно. И этого — пока — достаточно.

Мы вышли на улицу, как троица богинь из древнегреческого мифа, только в джинсах, ботинках и с каплями ещё не до конца высохших волос. Воздух был свежий, почти прозрачный — ноябрь, конечно, но не из тех, когда всё серое и унылое, а наоборот — яркий, солнечный, с лёгким золотом на мостовой, с дымком из труб, с ароматами кофе из проезжающего фургона.

— Ну что, куда? — спросила Лисса, закидывая на плечо сумку и прихлопывая по ней ладонью. — Магазины? Прогулка по Невскому? Плевки с мостов в Фонтанку?

— Может, начнём с того, что просто пройдёмся? — предложила Нэти, поправляя шарф и немного прищуриваясь от солнца. — Потом по обстоятельствам.

Мы шли мимо людей, шумных улиц, витрин, тёплых паров из кафешек, мимо девушек с капучино и мужиков с шавермой, мимо бабулек с газетами и бомжей с глазами, полными прожитой жизни. Город жил — шумно, ярко, сочно. И мы в нём — как будто на другой частоте. На своей. Особенной.

— Смотри! — вдруг воскликнула Лисса и ткнула пальцем вверх.

На огромном билборде, над перекрёстком, в белом кружевном белье позировала девушка — высокая, тёмноволосая, с выразительным изгибом бёдер, тенью от груди и безупречно очерченным лицом. Губы приоткрыты, взгляд чуть снизу вверх, в ней было что-то от хищницы, но мягкой.

— Это Ирэн! — я не сразу узнала, но вглядевшись — да, точно. Просто... моложе.

— Какая молодая... — протянула Нэти. — Видимо, это очень старый плакат.

— Или очень хорошо отретушированный, — хмыкнула я. — Хотя, поди пойми, Ирэн и вживую может так выглядеть. Она... не стареет, как будто.

— Ретушь или нет, — Лисса шагнула ближе, запрокинула голову и внимательно всматривалась в бёдра и изгиб спины модели, — а фигура у неё охренительная. Просто... ммм, посмотри на эту попку. Идеальный баланс округлости и тонуса. Ни добавить, ни убавить.

— Увлажнись уже, — хихикнула Нэти. — А то начнёт стекать по джинсам.

— Само собой. Я эстет. Ценю прекрасное. — Лисса поцокала языком. — Вот бы так уметь: встать, изогнуться, и тебе — контракты, реклама, богатые фотографы, кокаин на завтрак...

— Ты мечтаешь о кокаине? — прищурилась я.

— Нет. О фотосессиях в белье. В хорошем белье. На мягком свете.

— Ммм, — я улыбнулась. — Ты знаешь, что скоро и вы будете на этих плакатах? Вполне реально. С твоей-то наглостью и телом.

— Мы, Курай, — Нэти повернулась ко мне. — Если уж кто и будет первой на билборде — то ты. У тебя взгляд такой… колючий и манящий. Ты могла бы просто стоять в трусах и смотреть в камеру — и всё. Продавай хоть утюги.

Я фыркнула.

— Я не для камер. Я — для закадрового голоса. Того, что думает обо всех этих фотосессиях. Иронизирует.

— Ага, пока я крашу губы, она озвучивает: «В этот момент Лисса поняла, что её попка достойна обложки Vogue», — пародировала Нэти.

— Да-да, и добавляет: «А Курай в этот момент просто хотела кофе и чтобы все заткнулись».

Мы снова захохотали. Где-то за нашими спинами кто-то из прохожих хмыкнул. Мы неслись по городу, как яркое облако — в голосах, взглядах, касаниях, в том, как Нэти взяла меня за локоть, когда мы переходили дорогу, или как Лисса поправила мой шарф, будто это была интимная забота.

И пока мы шли — мимо магазинов, где пахло кожей и пластиком, мимо витрин с сапогами и полками с конфетами — я ловила в себе это тёплое чувство. Как будто сейчас — всё правильно. Мир под ногами, город над головой, подруги — рядом. Всё остальное — потом.

Будет и боль, и взросление, и работа, и семьи. А пока — свет, шаги по асфальту, Лисса, кричащая «Кофе или смерть!», и Ирэн с идеальной попкой, смотрящая на нас с высоты билборда.

И где-то внутри — нежность. Простая, крепкая, как хороший узел.

Мы гуляли весь день — как будто отмеряли город шагами. Обувь натирала пятки, плечи слегка ныла от сумок, но настроение было на удивление ровное, как гладь воды перед закатом. Мы смеялись над уличными музыкантами, обсуждали, кто бы из нас смог быть манекенщицей в универмаге, и пробовали на вкус почти каждый пряный запах, тянущийся из булочных и кофеен. Мы были живыми, и это ощущалось даже в пальцах, даже в том, как щекотно по коже разносился ветер. Солнце клонилось к горизонту, когда мы с пакетами, пахнущими пиццей и соком, и одной тяжёлой бутылкой рома в авоське вернулись к Нэти домой.

Нэти первая бросила куртку на вешалку, мы с Лиссой следом, и, не теряя времени, включили свет на кухне. Холодильник вглотил нас с головой, пока каждая рылась в ящиках в поисках чего-то подходящего к пицце: салат, зелень, сыр, остатки оливок. Плита зашипела, ножи застучали. Мы готовили ужин без суеты, как будто это уже ритуал — не просто трапеза, а продолжение нашей близости.

И вдруг, между гренками и натёртым сыром, Лисса, закусив губу и поставив бутылку рома ближе к свету, фыркнула:

— Девочки, всё круто, честно. Но пить ром втроём, как три алкоголички... ну как-то скучно, что ли.

— Хочешь пригласить кого-то? — Нэти прищурилась, поднимая на неё глаза. В её голосе не было недоверия, только интерес. Чистое, игривое любопытство.

Я пожала плечами, лениво переворачивая ломтик багета на сковородке.

— А что, у нас столько друзей?

— Ну... — протянула Лисса и вдруг расплылась в знакомой, абсолютно самоуверенной ухмылке. — А если я скажу, что кто-то недавно писал мне?

— Кто? — Нэти вмиг оживилась, потянувшись за бутылкой, как будто это было её официальное право — быть той, кто выведывает чужие секреты.

— Фэд, — ответила Лисса.

— А кто это?

— Парень с собакой. Сис, помнишь с чего началось?

— Не начинай, — буркнула я, чувствуя, как жар ползёт к щекам. — Это была ошибка природы, не момент.

— Ага, конечно. — Лисса хохотнула и, не дожидаясь, пока её остановят, уже принялась рассказывать.

— Короче. Мы тогда были с Курай в парке. Немного разогреты, знаешь, как бывает. Солнышко, настроение, ни души вокруг. Ну и... разошлись. Платья задраны, дыхание тяжёлое, руки уже в трусиках, — она щёлкнула пальцами. — И тут — вжух! — из кустов вылетает пёс, хватающий её стринги и уносит их в зубах!

Нэти залилась смехом. Я закатила глаза, но не перебивала — знала, что сопротивляться бесполезно.

— Мы бегаем за этим ушастым вороватым говнюком, визжим, босиком по траве, а тут из-за деревьев появляется он. Стильно одетый, с кофейным стаканчиком, будто вышел с обложки. Его зовут Фэд. Полное имя, кстати, он так и не сказал. Только Фэд. Как звук. Как электрический импульс.

— И он что? — Нэти уже сидела на табурете, подперев щеку рукой, как зритель перед сериалом.

— А он — ничего. Смеётся, подзывает пса, тот возвращает трофей победно, и... всё. Завязывается разговор. Легкий, флиртующий. Сначала он только с нами общался, потом мы с ним ещё пару раз встретились, в кофейне, потом в фотостудии — он фотограф, кстати.

— И?.. — Нэти подняла бровь.

— Ну и... было. Сначала с ней. — Лисса указала на меня. — Потом и со мной. По очереди. Не вместе. Тогда мы ещё так не... — она махнула рукой. — Ну ты поняла.

— Ммм... — Нэти прикусила губу, будто пробовала на вкус эту мысль. — А он... как он?

— Ласковый. С руками. С фантазией. И юмор у него отличный, без пошлости. Типичный Фэд — вроде парень, а вроде загадка. Знаешь, из тех, кто не рвётся тебе в душу, но если пустишь — останется. На ночь точно.

Я смотрела на них обеих и вдруг поняла, что внутри у меня нет никакого протеста. Ни тени ревности, ни стыда, ни даже беспокойства. Только тепло. И мысль: А ведь это действительно может быть интересно...

— Позвать его? — спросила я.

— А вы хотите? — откликнулась Нэти, и в её взгляде вдруг появилась та самая серьёзность, которой у нас редко когда хватало.

Мы переглянулись. Мы знали, что обсуждаем не просто «напиться с парнем». Мы обсуждали, готовы ли — втроём. Не просто телами, а... быть рядом. Раздеваться перед чужим, не теряя того, что у нас есть между собой. Не разрушая. Не теряя тепла.

— Может быть. — Лисса вдруг была на удивление спокойна. — Только без давления. Без планов. Просто... пригласим. А дальше — посмотрим.

Я молча кивнула. Не из-за возбуждения. Не из любопытства. Просто потому что... это был следующий шаг. Один из многих. И мы были рядом — значит, справимся.

И пока пицца грелась в духовке, а ром приятно тянул за нос коричневатым ароматом, я смотрела на своих девочек и знала: как бы ни пошло дальше — этот вечер уже будет нашим.

Я взяла телефон у Лиссы, и она лениво ткнула пальцем в экран, разворачивая вызов на Фэда. В зубах у неё всё ещё был уголок пиццы, на лице — дерзкая улыбка. Я встала рядом, ощутив, как в воздухе повисло лёгкое напряжение — предчувствие чего-то опасного и одновременно невероятно захватывающего.

Лисса глубоко вздохнула и, не убирая крошек с губ, произнесла в трубку весело:

— Фэд… привет, это я, Лисса. Слушай внимательно: нас тут три нетрезвые возбужденные девушки, и нам очень нужен ты. Твое «не могу» не принимается — ты приедешь к нам сегодня, иначе это будет самая большая ошибка всей твоей жизни. Понял? Отлично. Ждем через полчаса.

Она повесила трубку и повернулась ко мне и Нэти:

— Вот так. Сказано — сделано.

В комнате на мгновение воцарилась тишина. Я слышала, как вода за стеной тихо капает из крана, как где-то внизу голоса соседей отдаются эхом. И вдруг Лисса серьёзно, почти тревожно, глядит нам в лица:

— Слушайте… сегодня мы реально можем перейти черту. Нужно ли нам это?

Я почувствовала, как сердце стучит сильнее, а внизу живота проснулась старая, сладкая дрожь.

Нэти, прищурившись, спросила:

— А ты что, против? Ты готова, Курай?

Я пожала плечами, отрыгнула чуть от пиццы и сказала:

— Не знаю. Я считаю, что у каждого свой момент. Я не готова. А вот что с вами — решать исключительно вам. Хотите ли вы, чтобы это был секс с парнем? Или ограничимся тем, что обычно бывает между нами.

Лисса хмыкнула:

— Это ты о минете?

Нэти поперхнулась от неожиданности:

— Минет? Вы… вы серьёзно?

— Да, — ответила Лисса. — Мы иногда их делаем. Фэду. А ещё… Марку.

Нэти расхохоталась и тут же нахмурилась, как будто испугалась самой себя:

— Марку? Какому Марку?

Я отступила от стола и села на табурет, чувствуя, что горло пересохло:

— Ой, это пока не готова рассказывать.

Лисса подмигнула мне:

— Фэд — не Марк. Марк у нас вообще свой, домашний. А Фэт… эм… Фэд — на вынос.

Мы обе рассмеялись, а Нэти многозначительно покачала головой:

— Ладно. Но потом я хочу знать все.

Я глубоко вдохнула, ощутив аромат пиццы, рома и этой тихой ночи. Мы были три сестры по духу, три зыбких тела, готовые к тому, что принесёт этот вечер. И я поняла, что наша дружба — это не просто веселье, не просто секс втроём, не просто порция адреналина.

Это было наше настоящее. И сегодня мы решим, какой формы оно примет.

___________________________________________________________

Небольшое пояснение. до начала августа собираюсь выложить окончание этой истории. Поэтому такая частая выкладка. Потом видимо снова пропаду, занимаясь другими проектами и редактированием истории.

Странички автора где можно найти больше материалов по рассказам.

https://litnet.com/ru/virael-de-la-fer-u12436481

https://vk.com/id537120240

https://vk.com/club231095857?from=groups

https://boosty.to/verassa