Куриана.

Я просыпаюсь медленно, как будто сквозь мёд. Мир сначала едва уловим, будто ещё дремлет — в нём только мягкий солнечный свет, пробивающийся сквозь тонкие шторы, приглушённая тишина выходного утра и ощущение тёплого тела, прижатого к моему. Я не сразу открываю глаза — сначала просто ощущаю.

Пахнет кожей, подушками и... Лиссой. Привычный, успокаивающий запах: чуть сладкий, немного тёплый, как молоко с мёдом. Её дыхание утыкается мне в шею, а грудь едва касается моего бока — будто бы она сны видит, в которых нельзя меня отпускать ни на шаг.

Я медленно вытягиваюсь, чувствуя, как лениво тянутся мышцы. Под простынёй у нас жарко, как в коконе. Лисса лежит вплотную ко мне — обнажённая, одна нога поверх моей, а руки крепко обнимают меня за талию. Её бедро мягко упирается мне в живот, и я с трудом сдерживаю довольный вздох. Мы вчера точно разошлись по разным кроватям — я помню, как целый вечер отгоняла от себя соблазн, потому что устала как собака. Но, конечно, Лисса снова прокралась ко мне под утро. Без неё мне даже не снилось бы ничего стоящего.

Я улыбаюсь.

«Снова не выдержала ночь без меня…»

Прикрываю глаза снова — просто чтобы полежать так ещё немного. От её прикосновений по телу разбегаются мурашки. Я чувствую каждую точку, где мы соприкасаемся: как её живот прижимается к моему боку, как её ладонь, будто во сне, скользнула мне под грудь. Тихое, невинное, почти случайное объятие. Почти.

Но моё тело знает — ничего случайного тут давно нет.

Лисса чуть вздыхает, и я ощущаю, как её губы во сне касаются моего соска. Едва-едва, будто поцелуй тени. Я резко ощущаю, как грудь откликается на этот жест, как сладкая дрожь пробегает от груди вниз по животу. Возбуждение ещё не оформилось в желание, оно просто где-то рядом. Я не шевелюсь — не хочу её будить. Просто позволяю себе чувствовать.

Интересно, она спит по-настоящему? Или всё же играет?

С Лиссой никогда не угадаешь.

Иногда мне кажется, она специально всё делает так, чтобы я теряла контроль. И всё же — я не против. Мы не просто близки. Мы — одно. И даже если это кому-то покажется неправильным, мне всё равно. Потому что рядом с ней я настоящая. Рядом с ней мне не страшно ничего — даже собственных желаний.

Я провожу пальцами по её волосам. Они чуть влажные у корней — может, вспотела ночью. Или мне просто кажется. Подушкой пахнет её шампунем, каким-то дорогим и немного фруктовым. Я легко заплетаю пару тонких прядей наугад — привычный жест, от которого становится уютно.

Что бы я без тебя делала, моя сестрёнка? — думаю я, целуя её в висок.

Внутри разливается тепло. Как будто это не просто утро — а начало чего-то нового. Или продолжение чего-то очень важного.

Я вспоминаю события последних дней — фрагментами, образами. Сначала Вик, его руки, его нетерпеливый взгляд, мои первые шаги в сторону собственного тела. Я ещё тогда чувствовала, как будто изнутри что-то меняется. Потом — мгновение, когда Лисса зашла ко мне в самый момент, когда я только начинала изучать себя, получив свой первый оргазм от движений пальчиков. Она не испугалась. Не сбежала. А вошла и осталась. Помогла. Приняла. Я до сих пор помню её глаза в тот миг — полные света, доверия и игры. Она просто села рядом и сказала: «Покажи, как ты это делаешь».

Потом — школа. Наша маленькая игра под столом на уроке, когда я не давала ей сосредоточиться, потому что мои пальцы блуждали по ее будру под платьем. Далее — встреча с Фэдом, и его прикосновения, и то, как он смотрел на нас обеих. То, как он сдерживал себя, когда мы дразнили его. И наконец — душевая в танцевальном клубе. Объятия Нэти, её шёпот, её робость, её первое желание, её тихий стон, когда я коснулась её языком…

Я чуть покраснела, вспомнив её смущённое лицо, когда всё закончилось. А потом — как она смеясь рассказывала нам про свою маму и тот самый вибратор. Мы тогда с Лиссой долго не могли успокоиться. Завидовали ей белой завистью — потому что у неё такая мама. Потому что она так откровенно с нами.

Лисса дышит глубже, прижимаясь ещё сильнее. Её грудь скользит по моей коже. Я ощущаю, как мягкий сосок касается моего ребра, как её лобок упирается чуть выше моей бедренной кости. Я чувствую её всю — и хочется обнять её крепче, впустить в себя ещё ближе, стать одной плотью.

«Когда-нибудь мы останемся втроём…» — эта мысль проносится мимолётом, и от неё становится теплее. Я представляю, как Лисса, я и Нэти — под одним пледом, в одной комнате, в одном дыхании…

Но сейчас — только утро. И только мы с Лиссой. Её дыхание — мой метроном. Её тело — мой уют.

Я не хочу вставать. Не хочу ничего, кроме неё. Пусть весь мир подождёт. Ещё немного.

Я снова позволяю себе вернуться мыслями к вечеру. Мозг нехотя выбирается из ласкового, полусонного тумана, и образы всплывают один за другим: зал, запах лака на паркете, приглушённая музыка, и наш запыхавшийся смех после репетиции — потный, раскрасневшийся, удовлетворённый. Лисса тогда едва держалась на ногах, но сияла, как лампочка, и я тоже светилась — хоть и старалась держать лицо, потому что тренер говорил со мной серьёзно.

«Курай, я рад, что ты снова встанешь в центр. Чёрный лебедь — это ты. Другая бы не потянула». Я кивала, пытаясь выглядеть собранной, но внутри прыгала от счастья, как дурочка. Мне казалось, что это слишком большая победа, чтобы поверить в неё сразу. Но она была настоящей. Моей.

Тут же вспоминается лицо Нэти — её лёгкая, почти невидимая улыбка, как будто она всё поняла ещё до меня. Но я видела её глаза. Улыбка не доходила до них. И я знала: сегодня нужно будет с ней поговорить. Объяснить, предложить ей другую партию. Более чувственную, женственную. Под неё. Под её невесомые пальцы, её взгляд, её трепетность.

«Княгиня подошла бы ей идеально…» — думаю я, и внутри рождается странная смесь решимости и тревоги. «Надо, чтобы она не чувствовала себя вытесненной. Чтобы знала: это — не замена, это — её роль, её сцена. Просто другая».

В этот момент Лисса ворочается, как всегда — эффектно и с претензией. Укатывается на другой бок, с шумным выдохом зарывается в одеяло и при этом нагло стягивает его с меня. Я невольно хихикаю и зябко дёргаю плечами: теперь холод касается груди, живота, коленей.

Собственница даже во сне, — усмехаюсь я про себя, глядя, как она прячется в кокон, — если не меня, то хотя бы одеяло утащит.

Я поворачиваюсь на бок, чтобы снова её разглядеть. В утреннем свете её спина выглядит почти скульптурно: тонкая линия позвоночника, мягкие изгибы талии, кожа гладкая, чуть тронутая лёгким румянцем от ночного тепла. Провожу пальцами вдоль лопаток — осторожно, почти не касаясь. Ложбинка у копчика, плавный переход к её округлым бёдрам. Она тёплая, пахнет сном и чем-то родным. Наверное, так пахнет спокойствие.

Я чувствую, как что-то в груди сжимается — не от желания, а от чего-то большего. Близость. Связь. Защищённость. Как будто если мы вот так, вдвоём, лежим в одной кровати, то больше ничего плохого в мире случиться не может.

Но я знаю, что если задержусь, то забуду обо всём — и о Нэти, и о завтраке, и о репетициях. Я — человек, у которого самоконтроль держится на честном слове. Поэтому, вздохнув, аккуратно выпутываюсь из Лиссиных объятий, стараясь не разбудить её. Тепло сразу покидает тело — ноги касаются пола, и прохлада будто проникает в кости. Мурашки пробегают по бёдрам, соски мгновенно напрягаются. Чувствую себя, как дельфин без воды — голой и нелепой.

Шарю рукой по полу, нащупываю тонкую ночнушку, которую вчера скинула на бегу. Натягиваю её — она прилипает к телу, скользит по коже, и от этого ещё сильнее чувствуется контраст между теплом, что было под одеялом, и утренним воздухом комнаты. Тихо выскальзываю в коридор.

Первые шаги по прохладному линолеуму — почти аскеза. Но в голове уже снова крутятся слова, которые нужно будет сказать Нэти. «Надо будет рассказать ей о двойственном образе — что мы с Лиссой можем отражать друг друга, как свет и тень. А её партия — будет тем, что соединяет нас. Связующее звено. Мост между мирами».

В туалете быстро справляюсь с делами, споласкиваю лицо — холодная вода мгновенно прогоняет остатки сна. Щёки розовеют, дыхание становится ровным. Чувствую себя как будто немного чище, легче — будто вместе с ночной ленью ушли и неуверенности. Вытираю руки, иду обратно, и по пути заглядываю на кухню.

Часы показывают десять. В голове всплывает: «Когда мы вообще в последний раз высыпались до десяти утра без будильника?» Даже на даче всегда была спешка — дядя, куры, грядки, какие-то бесконечные взрослые дела. А тут — тишина, свобода, дом только наш.

На столе нахожу записку. Почерк отца: «Мы с мамой уехали к друзьям. Возможно, с ночёвкой. Вы уже взрослые. Не скучайте. Целуем, папа и мама».

Я читаю её дважды. Не потому что не поняла — просто приятно. Чувствую, как улыбка поднимается сама собой. В груди разливается детская радость: нам можно всё. Сегодня — наш день.

Наливаю себе яблочного сока, прохлада приятно обжигает язык. Пока прихлёбываю, включаю музыкальный центр. Щёлкаю наш общий плейлист — и с первых же аккордов понимаю, что это «Poison» Элиса Купера.

Ох, сестрёнка… вставай уже. Нас ждёт веселье, — думаю я радуясь появившейся свободе.

Начинаю медленно пританцовывать, разминая ноги, бёдра, плечи. Музыка заводит, как всегда. Она — как мы: с характером, с игрой. Не слишком гламурная, но с нужной долей хищности. Мои волосы вздрагивают, будто оживают в такт. Настроение поднимается, я чувствую себя не просто бодрой — я чувствую себя настоящей.

Открываю холодильник, достаю яйца, помидоры, сыр, хлеб. Начинаю колдовать над завтраком. Подпеваю припеву, смеюсь сама с собой, переделывая слова на ходу. Уверена: через пару минут Лисса проснётся. Найдёт меня без труда — по звуку, по запаху, по интуиции. Придёт, зевая, с мятой щекой и обнимет сзади, положив подбородок на моё плечо.

И тогда день начнётся по-настоящему.

Я ставлю сковородку на плиту и размешиваю яйца, представляя, как сегодня одним разговором с Нэти мы изменим всю постановку «Лебединого озера». Музыка гремит в такт моему настроению, и я невольно покачиваюсь бедрами, чувствуя, как лёгкий восторг разливается по всему телу. Внутри всё щекочет от предвкушения — возможно, сегодня мы даже устроим ночёвку втроём, если получится договориться с Фэдом и Нэти.

Разливаю горячий омлет по тарелкам, и только заканчиваю выкладывать ломтики хлеба, как в дверном проёме кухни появляется Лисса. Она ещё полусонная, прищуривается от света и сразу ловит мой взгляд: я — танцую, а она — останавливается, недовольно морща брови, будто думает, что я сошла с ума.

Я улыбаюсь и, не сбавляя темпа, подхожу к ней ближе. Её волосы ещё растрёпаны, глаза — полуприкрыты, но губы приподнимаются в полуулыбке. Словно по инерции, заключаю её в объятия и, когда она едва выпрямляет спину, чмокаю её в нос. Тепло её тела прижимается ко мне — грудь мягко вдавливается в бок, а в живот приливает острая волна удовольствия от такого близкого прикосновения.

— Мы одни! — шепчу ей на ухо, слегка наклоняя голову, чтобы её горячее дыхание щекотало мой сосок. Я осторожно прижимаю Лиссу к себе, и вместе мы очередной раз натыкаемся на край стола. В тот момент резкая боль в боке оттолкнула от меня полумрак пробуждения.

— Ай! — вырывается у меня вздох, когда я прикрываю руку на месте удара. Сердце пробегает ритмичным стуком под рёбрами, и я чувствую, как кровь приливает к щекам.

— Не ушиблась? — Лисса недовольно хмыкает, но в её голосе уже слышится растущее любопытство и нежность. Она подтягивает меня к себе. Я вижу, как её зрачки расширяются, когда она замечает, как мои губы чуть приоткрыты от боли и волнения одновременно.

— Да так, не сильно, — отвечаю я, скрывая лёгкую боль. В груди теплеет от её заботы: она наклоняется и прижимается ко мне лицом, так что её короткие каштановые локоны касаются моей щеки.

— Давай поцелую, и всё пройдёт, — Лисса улыбается, и в её взгляде сразу загорается огонёк. Я чую, как возбуждение растёт: её слова — словно обещание.

— Нафиг! — отшатываюсь я, но всё равно мурлычу в ответ. — Знаю я твои поцелуи… Ещё увлечёшься, и мы потеряем часа три на взаимные ласки!

— Ах, так тебе нравятся мои ласки? — Лисса строит наигранно оскорблённое лицо, хватает декоративную подушку с ближайшего стула и метает её в меня. Её смех — звонкий и волнующий, будто поёт где-то в уголке души. Я успеваю перехватить подушку.

— Вредина! — отвечаю я, и между нами тут же начинается «битва»: подушка летит из рук в руки, раздаётся стук по стульям, и мы почти сбиваем с ног тарелки на столе. Поровну промахиваемся, посылая в такт музыке небольшие подушечные залпы.

Когда Лисса ловит момент, я оказываюсь загнанной в угол кухни. Стены сжимаются вокруг меня, но в груди разгорается азарт. Я осторожно касаюсь её запястья, испытывая приятное тепло от её кожи, и едва сдерживаюсь от того, чтобы не схватить её за бёдра.

— Ты у меня, — шепчу я почти хрипло, когда наконец обнимаю её за плечи, прижимая к себе. Жар её тела ощущается сквозь ночнушку — и это не просто тепло. Это желание.

Лисса сразу отпускает подушку, и между нами взрывается новый, более страстный поцелуй. Я чувствую, как её губы жадно впиваются в мои: язык переплетается с моим, и дыхание становится прерывистым. Мои руки невольно поднимаются ниже, по спине, к её пояснице, опускаясь к мягкой складке бедра. Кожа здесь такая нежная, что от простого касания по спине бегут мурашки. Лисса отвечает мне горячими стонами, её пальцы запутываются в волосах, а тело начинает плавно выгибаться округлым изгибом бёдер навстречу моим рукам.

Я чуть открываю рот, чтобы выдохнуть от волнения, и провожу ладонью по её чуть влажной коже, оставшейся после сна. Кажется, она тоже чувствует каждый мой нерв: губы Лиссы слегка дрожат, когда она притягивает меня ещё ближе, и её соски упираются мне в живот. От этого прикосновения по всему телу сразу разлетаются огоньки возбуждения.

— Я умыться, а потом… обсудим планы, — Лисса начинает отстраняться, но ёё руки всё ещё нежно лежат на моих плечах. В её голосе звучит обещание: всё только начинается.

Я провожаю её взглядом, когда она идёт к ванной. Её бедро слегка качается в такт шагам, и ткань ночнушки подскакивает, открывая щёчку. Я сжимаю кулаки от возбуждения: даже сейчас, когда Лисса выходит из комнаты, я не могу забыть её язык дешёвого холста, шуршащего о коже. Слышу, как дверь закрывается за ней, и воздух вокруг меня тут же кажется пустым — но во мне всё ещё бурлит ощущение близости.

Тихо, но достаточно громко бросаю вслед:

— Je t’attends, mon amour! (“Я жду тебя, моя любовь.”)

***

Она появилась в дверях кухни — обнажённая, вся целиком, без единой преграды между её телом и моими глазами.

Я застыла. Рука, сжимавшая чашку с кофе, чуть дрогнула. Глоток так и остался на полпути к губам. Первое, что пронеслось в голове, было не «ого» и даже не «вот чёрт», а… насколько же она естественна в этом. Ни грамма напряжения, ни тени показной развязности — просто Лисса. Моя Лисса. Нагота не как вызов или поза, а как дыхание. Как музыка без слов.

Влажные капли стекали по её коже, сверкая в мягком солнечном свете, будто крошечные янтарные бусины. Волосы, ещё влажные после душа, прилипли к плечам и лопаткам, повторяя изгибы спины, будто подчеркивая их нарочно. Моя ладонь словно вспоминала — как они чувствуются на ощупь, тёплые, гладкие, с крошечными мурашками, когда она вздрагивает.

Я провела взглядом по её телу. Медленно. Почти с благоговением. Грудь — упругая, аккуратная, соски напряжены от прохлады — или от моего взгляда? Я ощущала, как собственные соски отзываются лёгким покалыванием — будто в груди разливается что-то тягучее, горячее. Живот — подтянутый, с мягким рельефом. И чуть ниже — эта тонкая вертикальная полоска светлых волос, едва заметно ведущая к…

Я сглотнула. Капля воды застыла на изгибе над лобком, сияя, как драгоценность. Гладкая кожа там была слегка розоватой — от пара, от душа, от свежести. Я чувствовала, как мои бёдра чуть подрагивают, напряжение собирается внизу живота, словно там притаилась искра, и один неправильный вдох — вспыхнет. Бёдра будто стали тяжелее. Даже дыхание замерло, упрямо не желая выдавать слишком многое — хотя, наверное, всё и так читалось на моём лице.

— Ты уже вообще перестала стесняться, — замечаю я, стараясь звучать спокойно, делаю глоток кофе, отвожу взгляд. Но это не защита, нет — это признание. Признание, что смотреть слишком долго — значит потерять контроль. А я ещё не была готова — ни телом, ни дыханием, ни разумом.

— А чего мне стесняться? — она пожимает плечами, проходя мимо, и её бедро на мгновение касается моей руки. Кожа гладкая, тёплая, влажная. Всё тело отзывается на прикосновение резким пульсом где-то в паху. — Мне так даже комфортнее. Кожа дышит, и ничего не мешает. А ты? Что стесняешься? Давай тоже скидывай всё. Как раньше.

Как раньше… Я вспоминаю — наши утренние ритуалы. Как мы бродили по квартире в одном белье, или вовсе без него. Как пили чай на балконе, лёжа в обнимку на старом покрывале. Как читали друг другу книжки, лёжа на голом полу, и хохотали, когда прикасались ногами. Это было не про секс. Это было про нас. Про свободу. Про близость, в которой нет нужды объяснять. В которой нет запретов на дыхание.

Но сейчас я чувствую себя иначе. Словно что-то внутри меня дрожит, нагревается, собирается в ком внизу живота. Словно моя кожа сама тянется к ней, как бы я ни старалась держать лицо нейтральным. Почему? Потому что она слишком красива? Или потому что я чувствую — она знает, что делает со мной?

— Естественность — это прекрасно, — добавляет Лисса, наклоняясь за своей чашкой. Я неосознанно задерживаю дыхание, когда её грудь наклоняется вперёд, и капля с кончика соска падает на пол. Меня пробирает током. Прямо под кожей. — Ты сама всегда это говорила. Почему мы должны прятаться, если даже в собственном доме мы одни? Быть нагой — это не стыдно. Это красиво. Возбуждающе. Живое.

Я чувствую, как мои пальцы сильнее сжимают чашку. Грудь слегка покалывает. Пульс подскакивает. Я хочу сказать что-то, но язык прилип к нёбу. Вместо этого — смотрю. Запоминаю.

Она оборачивается ко мне, её голос становится мягким, мурлыкающим, почти дразнящим:

— Tu me gênes, mon amour? — её интонация плавная, как прикосновение по внутренней стороне бедра. (“Я тебя стесняю, моя любовь?”)

Моё горло пересыхает. Я чувствую, как по позвоночнику медленно проходит вибрация, растекаясь к пояснице, к бёдрам… к самой сути.

Я делаю вид, что хмыкаю с усмешкой. Но внутри всё дрожит, как тонкая струна, и тянет меня к ней — к её теплу, к её телу, к свободе, которую мы делим.

Нет, Лисса. Ты не стесняешь. Ты раздеваешь меня до самой сути — без единого прикосновения.

Я улыбаюсь краем губ — чуть, лениво. Лисса всегда умела попасть в точку, но эта фраза… произнесённая на французском, её голосом, мягким и мурлыкающим, — скользит по коже, будто прикосновение. Интимно. Игриво. Почти домашне. Как будто она снова зовёт меня туда, где нет ничего лишнего. Только мы.

Молча ставлю чашку на стол. Керамика тихо стукает о дерево — звук, будто щелчок замка. Что-то внутри меня тоже отщёлкивается. Режим — «контроль» — отключён. Я медленно выпрямляюсь, позволяя телу потянуться вверх, как кошка. Потягиваюсь — и чувствую, как ткань ночнушки легко поднимается с моим движением, задевает кожу, ползёт вверх. Бёдра оголяются первыми. Между ног — лёгкий озноб, будто воздух стал гуще. Там, где короткие, едва пробившиеся после бритья волоски, почти не видны, но ощутимы — я чувствую, как они ловят воздух, как будто электричество проходит по коже.

Я знаю, что она смотрит. Больше — я ощущаю её взгляд телом. Как будто он обвивает меня — не глазами, а пальцами. Он горячий, сосредоточенный, и от этого у меня под лопатками щекочет.

Грудь тянется вверх, соски сквозь ткань едва касаются воздуха. Она и ночнушка — в мягкой борьбе. И я знаю, она видит очертания. Я чувствую, как они напрягаются, откликаясь на её присутствие. На это молчание, наполненное светом и вниманием.

— Ого… — шепчет Лисса, почти неслышно.

Этот шепот проникает в меня. Он не пошлый, не жадный. Он — как дыхание перед поцелуем. Как признание. Как восторг.

Я медленно стягиваю с себя ночнушку. Волосы, распущенные, мягко вспархивают, грудь подскакивает — и тут же замирает, чувствуя прохладу. Воздух в кухне плотнее, чем я помнила. Или это я стала уязвимее. Я не прикрываюсь. Мне не хочется. Не потому, что я без стыда. А потому, что рядом — она.

Она не отводит взгляда. И я чувствую, как у меня внутри начинает подниматься волна. Не похоть. Глубже. Это смесь нежности, трепета и возбуждения, которое замирает в груди, в животе… в том самом центре, чуть ниже.

Я опускаюсь на стул. Дерево холодит кожу — я вздрагиваю, но приятно. Соски напрягаются сильнее, и я прикрываю глаза — не от стеснения. От удовольствия. Мне нравится быть в этом моменте. Быть увиденной. Быть собой.

— Ну вот, — усмехаюсь я. — Теперь мы квиты.

— Ты невероятная, — выдыхает Лисса. И я чувствую, что она не лжёт. Она не играет. Она дышит этим моментом так же, как и я. — Хочешь, сделаю пару снимков?

Слово «снимки» щёлкает в сознании. Я не сразу отвечаю. Мы сто раз делали фото друг другу — дурачась, из вредности, иногда после ночей, когда ещё пахло нами. Но сейчас — другое. В этом есть... почти молитва.

— В таком виде? — спрашиваю я, медленно, как будто голос тоже раздевается.

— А почему бы и нет? — она касается меня. Ключицы. Лёгкий, почти случайный жест, а я чувствую его внизу живота. — Это красиво. Это живое.

Она исчезает за дверью, и в тишине я слышу, как гремит её любимый фотоаппарат. Настоящая камера, не телефон. Это важно. Почти ритуально.

Я смеюсь. От нежности. От абсурда. От того, как она может быть и девчонкой, и жрицей. Свободной и сакральной.

Когда она возвращается, с ремешком через плечо, с этой своей полу-серьёзной, полу-вдохновенной мимикой, — я уже сижу. На солнечном пятне. Босыми ногами. Слушаю, как она говорит, двигаюсь так, как просит. Не как модель. Как женщина, которой доверяют. Которую любят.

Солнечные полосы ласкают бедро, грудь, живот. Где-то между ног я чувствую, как тепло пульсирует — не потому, что я возбуждена в обычном смысле. А потому, что я пульсирую сама. Становлюсь частью света.

— Плечи раскрой. Не бойся.

И я не боюсь. Я жду. Открытая. Настоящая. И с каждой позой, с каждым щелчком камеры чувствую — как её взгляд превращает меня в нечто большее, чем просто тело. Он впитывает меня. Запоминает.

Когда я подхожу к ней, прижимаюсь — обнажённая грудь касается её кожи. И этот контакт… он почти как электрический разряд. Камера в её руках. А в моих — лёгкое головокружение.

На экране — я. Та, которой я себя никогда не видела. Не так. Не целиком. Я не просто стою обнажённая. Я стою — цельная. Красивая. Живая.

— Я не знала, что выгляжу так, — шепчу.

— Потому что ты никогда не смотрела на себя моими глазами, — отвечает Лисса.

И в этот момент я чувствую не просто возбуждение. Я чувствую… себя. Свою красоту. Свою силу. Свою женственность, которую она увидела — и показала мне. Словно дала в руки зеркало, в котором — не отражение, а душа.

Я обнимаю её за талию и целую в шею, чувствуя, как камера мягко покачивается у неё на груди. Пальцы Лиссы всё ещё держат аппарат, словно боятся, что снимки исчезнут, если она отпустит. Я шепчу на ухо:

— Хочу, чтобы ты сняла ещё.

Лисса поворачивает голову и лёгким касанием губ отвечает моей просьбе. Её глаза горят теплом, и дрожь пробегает по всему телу, когда я ощущаю, как она улыбается.

— Тогда встань на диван, — тихо приказывает она, не отрывая взгляда от меня. — Свет падает сверху, вдоль спины, будто кто-то рисует световой кистью, а бёдра пусть останутся в полутени…

Я не раздумываю ни секунды. Плавно ставлю чашку на стол и медленно поднимаюсь. Солнечный свет из окна позади меня подчёркивает каждую линию моего тела, рисуя на полу длинный силуэт. Потягиваюсь, выгибаюсь, поднимаю руки вверх — ночнушка едва держится на бёдрах и мгновенно задирается. Слышится лёгкое шуршание ткани, когда я освобождаю бедра: между ног чувствую лёгкую прохладу от воздуха, который касается моего лонного пушка, чуть отросшего за неделю, мягкого и прозрачно-деликатного. Ловлю себя на мысли: стою голая, принимаю позы, которые просит сестра, и… мне это нравится. Хотя ещё несколько недель назад я и представить себе не могла, чтобы согласиться на подобную съёмку.

Мои соски ощутили холод от утреннего воздуха, мгновенно затвердели от возбуждения, и я мысленно благодарю Лиссу за то, что она наблюдает: её взгляд для меня дороже любого прикосновения. Я опускаю руки, снимаю ночнушку через голову, и тело, освобождённое полностью, словно дышит глубже. Стою перед ней, не пряча ни взгляда, ни себя. Во мне одновременно пылкость того, что будет дальше и томительно ожидание продолжения.

— Ого, — выдыхает Лисса, будто впервые видя меня. Голос её — мягкий шёпот, и в нём нет ничего пошлого, лишь искренняя улыбка восхищения. — Вот это да…

Я чувствую, как тепло распространяется по коже, когда её взгляд обволакивает меня. Каждая складочка моей кожи откликается на её восхищение: живот, талия, бёдра — всё словно подсвечено внутренним светом. Я мысленно оцениваю, как выглядит моё тело: плоский животик, едва заметная впадинка на талии, спина с ненавязчивым изгибом, и самая интимная зона — нежная, чуть розоватая, почти без волос (они ещё слишком короткие), но это и не важно: они становятся фоном для того, что я ощущаю в этот момент.

— Я поднимусь на диван, — говорю я, и в моих словах нет ни грамма стеснения. Подумать только: ещё совсем недавно я бы ответила «нет» даже на намёк подобной съёмки! Но сегодня в моём теле всё дрожит от предвкушения.

Ступаю босыми ногами на мягкие подушки, и ощущаю, как они прогибаются, поддерживая стопы. Слева под диваном шуршат разваленные подушки: каждый шаг посылает импульс по телу. Я выпрямляюсь, расправляю плечи, вытягиваю спину, как будто возрождаюсь к новому дню. Солнечный свет скользит по моей спине, обнимает лопатки, сосредотачивается на мавзолее моего копчика. Между бёдрами лёгкий холодок, но он только усиливает моё возбуждение: я знаю, что сейчас именно этими линиями она увлечётся, и мне трудно не улыбаться.

— Подними подбородок… чуть на бок… да, идеально, — наставляет Лисса, уже держа камеру у лица. — Видишь, как свет очерчивает талию? Это чудо…

Я ощущаю, как моя кожа откликается: лёгкая дрожь скользит по позвоночнику. Бёдра чуть приподнимаются, полуоткрытость между ног ощущается острее, будто я стою на грани собственных ощущений. Вижу, как Лисса щёлкает затвор камеры: каждый кадр фиксирует не только внешний образ, но и внутреннее пульсирование моего желания. Я снова ловлю себя на мысли: «Столько лет я не смотрела на себя такой. А теперь…»

— Хочешь перейти в гостиную? Там луч света мягче. Коврики на полу, — предлагает она, опуская камеру. — Хочу поймать тебя ближе к земле, чтобы было ощущение корней, твоей связи с реальностью за стенами.

Я киваю, и в моём сердце поднимается лёгкое волнение. Сделав шаг к дивану, я снова задеваю сестру плечом — её кожа чуть влажная от душа, волосы пушатся на концах. Мы обе ещё из сквозняков ванной, но уже совсем из другого пространства — пространства доверия и блаженства.

— Давай одну… ну совсем невинную, — Лисса улыбается и откидывает с лица прядь волос. — Встань у стены. Закрой грудь волосами. Я хочу поймать этот контраст — будто ты ничего не открыла, но взглядом сказала всё.

Я понимаю, что она хочет. И мне это нравится.

Подхожу к стене — прохладная поверхность касается спины, заставляя мышцы чуть сжаться. Волосы рассыпаны по плечам после сна, и я собираю их вперед, чтобы они закрыли грудь. Длинные пряди мягко ложатся, щекочут кожу, и я чувствую, как соски откликаются: не видно, но ощущение оттого становится ещё острее. Я будто играю с запретным — спрятала самое уязвимое, но дала почувствовать, что оно рядом. Едва прикрыто.

— Прекрасно… — Лисса говорит тише, будто мы в церкви или в храме.

Ставлю ноги чуть ближе друг к другу, выпрямляюсь. Руки — вдоль тела. Плечи свободны, дыхание ровное. Я не знаю, какой частью меня она видит это лучше — лицо, изгиб талии или полуулыбку, которую я не могу сдержать. Может, всё сразу.

— Посмотри в камеру, — просит Лисса, и я поднимаю взгляд.

Вот тут всё и начинается.

Я ловлю её глаза за объективом и будто раскрываюсь, не шевелясь. Внутри всё пульсирует: неуверенность, трепет, легкое возбуждение, и что-то бездонное, что я сама в себе только начинаю распознавать. Мой взгляд говорит: «Я здесь. Я не прячусь. Я чувствую больше, чем могу сказать. Я хочу, чтобы ты это увидела.»

Я вижу, как Лисса замирает перед кадром — не сразу нажимает. Камера дрожит, её дыхание сбивается, а я стою обнажённая, но прикрытая. Не позой, не жестом — собой. Стою, и у меня внутри пульсирует: «Ты моя, и ты видишь меня всю. Даже когда не видно ничего.»

Щелчок затвора звучит тише, чем обычно. Почти как выдох. Почти как признание.

— Чёрт… — только и успевает вымолвить Лисса. — Это была не просто фотография.

Я остаюсь стоять. Мурашки бегут по коже, и волосы, прикрывающие грудь, чуть подрагивают от дыхания. Внутри всё гудит: я стою у стены, закрытая и одновременно полностью открытая. И знаю: ни одна ткань не прикроет меня так честно, как мой собственный взгляд.

— Сядь, — просит Лисса, и в её голосе что-то мягкое, как прикосновение. — Завяжи волосы в пучок. И надень ту прозрачную ночнушку, синюю. Только закатай ее, — пусть останется на плечах, а грудь и все остальное будет открыто.

Я не спрашиваю зачем. Мне даже не нужно понимать. Просто делаю. Собираю волосы в небрежный узел, чувствую, как пальцы скользят по затылку. Кожа там чувствительная, и даже этот простой жест будто добавляет к телу ещё один слой ощущений.

Накидываю блузку — полупрозрачный шелк ложится на плечи, чуть шуршит, щекочет ключицы. Она не скрывает — лишь подчеркивает. Обнажённая грудь остаётся на виду, соски уже подрагивают от прохлады, но от самой мысли о съёмке я чувствую, как тело плавится изнутри.

Я опускаюсь на ковёр. Мягкий ворс касается бедер, ягодиц. Сажусь удобно, как она просит: ноги развожу пошире, пятки ближе к себе. Руки — на колени, ладонями вниз. Спина прямая. Лобок раскрыт, и я чувствую, как между ног мои губки слегка расползаются, обнажая себя. Ощущаю воздух, касающийся этой тонкой, влажной кожи. Он прохладный — и это доводит до дрожи. Кажется, я вся пульсирую, напряжённая в самом центре, но при этом спокойна — будто так и должно быть.

Лисса замирает.

— Ты… невероятная, — шепчет она, поднося камеру.

Я ловлю себя на мысли: Я сижу вот так. Голая. С раскрытой промежностью. Перед своей сестрой. И мне это… не просто нормально. Мне это нравится.

Ещё несколько недель назад я бы сгорела со стыда даже от намёка на такое. Отказалась бы, сбежала. Но сейчас — я не убегаю. Я раскрываюсь. И с каждой секундой чувствую: это не просто поза. Это исповедь.

— Смотри прямо в камеру, — говорит Лисса, тихо, почти ласково. — Я хочу, чтобы во взгляде была вся ты. Робость. Страсть. Желание.

Я поднимаю взгляд. И в этот момент внутри меня — буря. Влажное напряжение между ног, тяжесть в груди, дыхание в горле — всё пульсирует, словно моё тело говорит за меня. Внутри всё горит. Мне хочется, чтобы она видела. Меня. Сейчас.

Щелчок камеры.

Я не шевелюсь, но чувствую, как меняется дыхание. Как внизу всё становится ещё теплее, ещё чувствительнее. Как губки между ног влажнеют, расползаются чуть шире. Это уже не просто поза. Это доверие. И вызов.

— Не двигайся… — шепчет Лисса, как будто боится спугнуть миг. — Это… идеально.

Я сижу открытая, уязвимая, живая. И знаю, что для неё — это не просто фото. Это момент, где я — не девочка, не младшая, не та, кого защищают. Я — женщина. Желанная. Открытая. И я чувствую себя настоящей.

Внутри всё трепещет — но не от стыда. От признания.

— Божественно… — слышу её тихий вздох. — Ты как нежная статуэтка из мрамора, но теплая. Живая.

— Один последний кадр, — говорит Лисса, и в её голосе нет усталости. Только нежность. Тепло. Почти молитва. — Останься в ночнушке. Подойди к зеркалу. Обопрись на него рукой. Чуть опусти голову... Представь, что ты задумалась. О чём-то невозможном. О чём-то, чего никогда не будет. Но ты всё равно — хочешь, чтобы оно было.

Я молча киваю.

Полупрозрачная ночнушка почти не скрывает тело — тонкая ткань струится по бёдрам, соски чётко читаются сквозь ткань. Она стала немного влажной под грудью, прилипает к коже, словно обнимает меня. Я подхожу к зеркалу. Свет мягкий, сероватый — утро уже вступило в силу, но ещё не яркое. Он ложится на пол, на моё лицо, на плечи.

Я опираюсь на край зеркала ладонью. Пальцы ощущают прохладу стекла, слегка дрожат. Медленно склоняю голову, как просила Лисса. Щека почти касается плеча, взгляд — в сторону, в себя. И вдруг… всё случается.

Меня охватывает чувство. Настолько странное, трепетное. Будто я вот-вот подумаю о чём-то таком важном, что даже страшно. Как будто сейчас во мне бьётся желание, которое не осмеливается вслух назваться. Я представляю: она подходит ко мне сзади, обнимает, целует в затылок. Или — я ухожу, и она зовёт. Или — мы остаёмся в этом полумраке навсегда. И всё будет. Всё.

Но не будет.

И я знаю это. И это — больно.

В глазах — не слёзы. Но тяжесть. От осознания. От мечты, которой не дано стать настоящей. Но в этом… всё. Моя любовь. Моё желание. Моя слабость. И моя сила.

— Да… вот… — почти шепчет Лисса.

Я чувствую, как она фотографирует. Камера ловит меня — с опущенными плечами, со слегка отведёнными ногами, с сердцем, полным тоски и огня одновременно. Ловит меня такую, какой никто больше не увидит. Кроме неё.

Щелчок.

— Это… был самый настоящий кадр, — говорит она.

А я стою, и чувствую, как мой пульс бьётся в висках. Как между ног всё пульсирует от напряжения. Как грудь тяжёлая от дыхания. И как по телу проходит дрожь.

Я такая, какая я есть. Грустная. Горящая. Живая.

И именно сейчас я понимаю — эта съёмка не просто обнажила моё тело.

Она раздела мою душу.

Наконец слышу мягкий звук, как она опускает камеру.

— Всё, — шепчет Лисса. — Всё, mon amour.

Я не сразу могу шевельнуться. Дыхание всё ещё прерывисто от волнения. Внутри варится жара, и я знаю, как она горит и отдаётся мне в ответ. Я открываю глаза и встречаю её взгляд: в нём — признание, восторг и бесконечное доверие. И я улыбаюсь в ответ, потому что вместе мы создали не просто кадры, а запечатлели самое настоящее ощущение себя — без стыдa, без границ и с полным принятием того, что значит быть женщиной, быть сестрой, быть любимой.

P.S. Часть фотографий из личного архива, часть генерации ИИ.

_____________________

Большая просьба для прочитавших. Как я уже как то говорила я опубликовала на ЛитРес историю "Трое суток в Нарве". Там есть, небольшие изменения в тексте, касаемо закона о распространении ЛГБТ в РФ. В остальном текст ничем не отличается от того, что есть на сайте.

Так вот - сама просьба. Я прошу просто зайти и поставить оценку под произведением. Если оставите ещё и комментарии - буду вдвойне благодарна. При желании можно и прочесть. Платная глава там только последняя.

Спасибо.

2044   1122 35027  58   2  +10 [6]

Сестры Близнецы Фотосессия Эротика Рассказы с фото