|
|
Новые рассказы 79435 А в попку лучше 11684 +8 В первый раз 5146 +2 Ваши рассказы 4644 +3 Восемнадцать лет 3462 +2 Гетеросексуалы 9346 +1 Группа 13482 +4 Драма 2934 +2 Жена-шлюшка 2616 +5 Женомужчины 2073 Зрелый возраст 1737 +1 Измена 12251 +10 Инцест 11947 +4 Классика 366 Куннилингус 3262 +1 Мастурбация 2253 +1 Минет 13319 +4 Наблюдатели 8044 +3 Не порно 3076 +1 Остальное 1084 +1 Перевод 8047 +8 Пикап истории 725 По принуждению 10792 +5 Подчинение 7251 +3 Поэзия 1476 +2 Рассказы с фото 2518 +2 Романтика 5607 +2 Свингеры 2328 Секс туризм 510 Сексwife & Cuckold 2495 +4 Служебный роман 2428 Случай 10177 +4 Странности 2726 +1 Студенты 3615 Фантазии 3303 +1 Фантастика 2848 +3 Фемдом 1476 +3 Фетиш 3238 Фотопост 787 Экзекуция 3229 +1 Эксклюзив 348 +1 Эротика 1917 Эротическая сказка 2518 +3 Юмористические 1531 +1 |
Чай из утренней росы. Часть 12 Автор: Усков Сергей Иванович Дата: 17 сентября 2009
Она отвела в сторону мою руку с телефоном и явно ждала похвалы. – Неплохо, – сказал я сдержанно. – По – моему, ты начинаешь исправляться... – Знаешь, Костик, за эти четыре часа, когда тебя не было, я совсем исправилась. Я поняла очень важное: не надо ссориться, драться, кусаться, не надо кулаков и синяков, не надо оскорблять и унижать друг друга. Я буду делать тебе только самое хорошее: варить обед, убирать наш дом, каждое утро с величайшим удовольствием мыть нашу машину, работать на участке, сажать для тебя самые красивые цветы, ты какие любишь? Я буду тебя ласкать, лелеять, и ты поймёшь, что без меня не сможешь в этой жизни. Я так благодарна отвалившейся задвижке, что готова носить её на груди словно крестик. – А цепочка есть к этому крестику? А то могу одолжить, у меня валяется одна от старого туалета, – с издёвкой заметил я. – Ничего ты не понял: пока, но поймёшь: – Да нет, я даже очень понял, что ты ни капельки не исправилась. Ладно. Будем считать, что у тебя кратковременное свидание с родными. Я сейчас немного выпью водочки, потому что дико устал, потом намертво прикреплю задвижку и всё – таки отправлю тебя обратно в камеру предварительного заключения. – Костик, я щас обед разогрею, и ты закусишь горячим, – и она метнулась к плите. – Стоять! Сядь на этот табурет и никуда не прыгай! Она замерла на полпути, медленно повернулась, опустилась на табурет и покорно сказала: – Хорошо, села, как скажешь. Я раздражённо взял с полки стеклянный стакан, соль в солонке, вынул из холодильника бутылку водки и поставил всё на стол. Скинув куртку с плеч и швырнув на вешалку, я рванул из пакета буханку чёрного хлеба и шмякнул рядом с бутылкой водки. – Костик, – осторожно сказала Наталья, – а вот если бы ты съел горячего и оценил мои кулинарные способности, ты бы сразу подобрел и забыл про камеру заключения, потому что в тебе говорит злость от холодного и голодного желудка, впрочем, как и у всех усталых мужчин, которые приходят в семью после работы. Всё от желудка, Костик: оскорбленья, обиды, нервозность. Я тяжело плюхнулся на табурет и предупредил: – Если ты не сменишь пластинку, я немедленно посажу тебя в сарай на дрова, вместо подсобки – думаешь, не дотащу?
– Дотащишь, только ты сам сказал, что у меня свидание с родными, а на свиданиях, Костик, заключённый всегда хочет откровенно поговорить, а родные всегда отвечают по – доброму. – Я тебе не родной, и дай мне выпить, ведьма, – проскрипел я зубами. – Через минуту твоё свиданье закончится. – Пей, Костик, сколько хочешь, Костик. Но свиданье, Костик, меньше семи минут не бывает, Костик. – Издеваешься?! Что ты заладила "Костик да Костик", "Костик да Костик"?! – А как же? – удивилась она, продолжая придуряться. – Ведь ты же Костик. – Да, я Костик! Но я же не "Костик – Костик – Костик – Костик – Костик"! Сколько можно?! – Для меня – сколько угодно. Для меня это очень приятное имя. – А может сарай с дровами для тебя будет приятней?! Ты дашь мне спокойно выпить, а?! – Дам, – сказала она и притихла. – Фу – у – у – у, – я открыл бутылку водки, налил полстакана, отломил кусок чёрного хлеба, обмакнул в соль и тут же выпил, потом занюхал черняшкой и съел её. Глядя на меня, Наталья с невероятным трудом проглотила слюну, страшно сморщилась и спросила: – А мне можно выпить?. . – А ты не помрёшь, девочка? – Нет, я как – то пробовала: давно: в школе... – Давай, если не будешь буянить и глупости молоть. – Какой там "молоть", – махнула она рукой, – я тогда выпила, и меня сразу в сон склонило, так приятно. – Что же ты раньше молчала? Я б тебя водкой поил, а то мучаюсь тут с тобой! – Мог бы не мучиться. Ты же знаешь, что для тебя я всегда доступна во всех отношениях. – Опять?! А ну, быстро взяла стакан, выпила снотворного, и спать! А то, понимаешь, свиданье себе устроила, чтобы вдоволь чепуху болтать целых семь минут! – Это не я устроила, ты устроил. Вместо всяких свиданий могли бы давно с тобой нормальной жизнью жить. – Что?! Стакан, я сказал! И молчать! Она поднялась, принесла стакан и с грохотом поставила на стол. – И не стучать! – помотал я пальцем. – Ты же только что так сладко пела песни будто "поняла что – то важное", а сама стаканы бьёшь?! – Прости, Костик. – Пей! Чёрт бы побрал тот вечер, когда я припёрся к тебе на "Планерную"! – и налил ей пятьдесят граммов.
Наталья отломила кусок чёрного хлеба, окунула в солонку, взяла стакан, смешно и шумно выдохнула и стала медленно пить маленькими глотками. Когда стакан опустел, её лицо превратилось в кислое мочёное яблоко, а рот приоткрылся и начал жадно глотать воздух. – Хлебом занюхай! Хлебом! Она с таким усердием принялась нюхать кусок хлеба, что из глаз покатились слезы. – Да хватит нюхать, ёлки – палки! – остановил я, насмотревшись на это несчастье. – Теперь жуй и глотай! Прожевав и проглотив, Наталья облегчённо положила руки на стол и объяснила: – Я просто, Костик, тогда: давно: запивала сладким соком... – Ну, извини "дорогая", что забыл купить яблочный нектар! – Да ладно, ничего, – махнула она рукой, словно не заметив мою злую иронию. – А знаешь, наша Ольга иногда любит при всех "цирк показать", когда сидит за общим столом. Выпьет рюмку водки и не закусывает, даже не запивает и сразу начинает разговор вести, будто ей нипочём, вот гадость. У неё внутри всё горит, а она выпендривается. – Я знаю, приходилось видеть. – Так же нельзя, Костик. Такие дешёвые и глупые "цирковые номера" только шофёры показывают. Сто граммов хорошей водки немного расслабили нервы, и я спросил: – А за что ты: так ненавидишь сестру?. . Довольная Наталья улыбнулась, начиная хмелеть, и сказала: – А – а – а, я ждала этот вопрос. Не столько, Костик, ненавижу – сколько презираю. Вся история на самом деле по – житейски очень проста, и ничего сверхъестественного нет. Я – папина дочка, Ольга – мамина. Физиономия нашего папы далека от совершенства, его в подъезде все звали Квазимодо, копия этого Квазимодо сейчас перед тобой сидит. А вот мама – красавица, Ольга – в неё. В детстве с этой красавицей как только ни носились, все уши прожужжали: "Картинка ты наша! Да где ж тот художник, чья кисточка плачет по твоим глазкам, носику, губкам!". Фу, гадость. При слове "художник" я невольно кашлянул. – Ой, Костик, извини, я про художника не нарочно, – пояснила она, – это действительно было так, словно напророчили. Моя рука схватила бутылку и плеснула в стакан пятьдесят граммов. – А тебя – то хвалили? – спросил я и выпил. – Меня тоже хвалили, "прелестью" звали, льстили. Я эту прелесть каждый день в зеркале видела и однажды так поколотила Ольгу, что она неделю не могла ходить в детский сад, а наш папа сразу всё понял в отличие от других. – Ну, а потом, – хмыкнул я, нюхая черняшку, – когда выросли, ты тоже колотила красотку? – Несколько раз била в школьные годы, даже до крови квасила нос. – А после?
– А после – всё больше молчали. Я внешне дурнела с каждым днём, господи, хоть к зеркалу не подходи. А Ольга цвела на глазах, к ней мальчишки табунами ходили, я ревновала, она всё видела и всё назло делала. – Что назло? – А то: пригласит парня в моём присутствии, запрётся с ним в комнате, хохотушки во всё горло, звон рюмок, музыка, а потом тишина... подозрительная... – Это когда приглашала? – невольно вырвалось у меня. – До знакомства с тобой, неужели ревнуешь, Костик? – Ещё чего. Мне вот что не понятно: как она могла доверить тебе свои откровенные похождения с моим отцом, если всю жизнь между вами была такая петрушка? Неужели не боялась, что ты можешь проболтаться? – А почему ты решил, что именно ОНА мне рассказала и доверилась? – Так – так, а кто же? – А вот здесь, Костик, к сожалению – стоп. Ты, видно, забыл моё условие: полюбить меня всем телом и душой, и только после этого я тебе открою ТАКОЕ... – Да не надо мне от тебя никаких открытий! – заорал я. – А зачем тогда спросил, почему я ненавижу сестру?! – крикнула она прямо мне в лицо. – Слушай, ты снотворное выпила?! Выпила! Почему не спишь, ведьма?! – Потому что мало налил! А твой ор, между прочим, вряд ли меня убаюкает! – Нашла няньку! Убаюкивать её! На, пей и только попробуй не заснуть! Я с большой охотой налил ей пятьдесят граммов, хотел убрать бутылку, но Наталья быстро цапнула её, наклонила и плеснула в стакан солидную добавку. – Обалдела?! Ты утром – то проснёшься?! Мне на даче покойники не нужны! – Могу и не проснуться! – хмельным голосом крикнула Наталья и с ужасом поглядела на стакан, – Ой! Я такую дозу в жизни не пила! Ой, мамочка, как много! – Дай – ка сюда, ну тебя к чёрту! – Не да – а – а – м! Моё – о – о – о! – и она спрятала стакан под стол. – У – у, бешеная ведьма! Ты хоть возьми своей тюремной баланды, закуси как следует! – и я кивнул на газовую плиту, где стояли кастрюля со сковородкой. Наталья теперь грустно хмыкнула, оценив мои слова, и уже на редкость спокойно сказала: – Какие вы оба разные – Ларионовы. Один как старательный паучок тщательно и кропотливо плёл свою паутинку, чтобы поймать красавицу мушку – золотое брюшко, а другому и делать ничего не надо, к нему счастье само идёт, а он его б а л а н д о й называет. – Счастье это – твой картофельный суп что ли?! Или солянка?!
– Суп и солянка это – образ моей любящей души, моё горячее отношение к тебе, мои хлопоты ради того, чтобы твоя жизнь вместе со мной была такой же вкусной, полной и сытной. – Браво! Я обязательно вставлю в роман! – Ты опять: ничего не понял: писатель... – Пей, а то щас отниму к чёрту! – проревел я. Она быстро поднесла стакан ко рту, выдохнула и начала пить размеренными глотками. Я отломил кусок хлеба с толстой коркой, макнул в соль и держал наготове. Тяжело поглощая водку, Наталья зыркала то на стакан, то на меня, то на стакан, то на меня и реально пьянела с каждым глотком. Одолев горький напиток, она даже не могла поморщиться, а только широко открыла рот, округлив мокрые маленькие глазки полные страха, и часто замахала пальцами обеих рук словно веером. Я тут же сунул ей под нос корку хлеба, сорвался к плите, схватил чайник, налил в чашку воды и вернулся к Наталье. Держа в ладонях спасительный хлеб, она жадно нюхала его. – Хватит! Жуй, глотай и сразу – водой! Она проглотила, попила воды и обмякла. – Ну, жива?! Казалось, я впервые в жизни видел, как моментально после водки человек пьянеет и вдрызг ломается, в общей сложности Наталья приняла на свою юную девичью грудь граммов сто сорок. Она неровно помахала мне рукой, абсолютно дурашливо улыбнулась и пропела: – Ля – ля – а – а! Жив – жива – а – а! Ля – ля – а – а! – глаза её буквально окосели. Я посмотрел на неё, подумал и решил пойти на хитрость, пока Наталья была ещё в состоянии шевелить языком. – Ну: и как же мой отец плёл эту самую паутинку, чтобы поймать Ольгу? – спросил я доверительным тоном, как ни в чём не бывало. – Ты вроде начала рассказывать и: недоговорила: – Прада, недогрила? Ля – ля – а – а! – Правда, – и я развёл руками, – не вру тебе, клянусь. – Пжалуста, тода слушшш, – охотно пролепетала она и всё рассказала, как могла. – Кода твоя Олья однажи мыласса в ване, твой хитрый отес тиха – тиха подпозал пуучком к двери и начнал плести пуутинку. "Ольненька! Душа моя!" – стучасся он в дверь. – "Открой мне, прошу тебя! Очень хоссу взглянуть на тебя на гольненькую!". – На голенькую? – Да, гольненькую. Ты слушшш. – Слушаю: Вот паризит: – Парзит натуральный. Чужая деушка моесся, а он – "Дай взглянуть на тебя гольненькую! Открой двер, сразу сто басов дам!". – Сто баксов?
– Ну да. – Открыла? – Открылла. Он полюбовасся и дал сто басов. А потом ещё подпозал таким же пуучком и ещё просил. – И она опять открывала, пускала и получала по сто баксов? – Ну да, несколько раз любовасся и кидал басы на пол. – Так ведь она тоже – паразитка: – Парзитка натуральна. Она же твоя деушка, а себя гольненькую покзала твому осу. А твой осес – пуук, он вот так и плёл пуутинку. – Они оба хороши! Ой, хороши – и – и! – Ещё как хорши – и – и! – она попыталась погрозить пальцем, подняв руку, но чуть не упала, ухватившись за край стола. Я вовремя поймал её за плечи и спросил: – Послушай, а кто тебе всё это рассказал? – Во – о – о! – и она протянула мне фигу, теперь уже совсем потеряв равновесие и свалившись на пол. Я вскочил, поднял Наталью, усадил на табурет, держа одной рукой, а другой похлопал по щекам: – Эй, подруга! Ку – ку! Она ничего не могла ответить, глаза закрывались, а голова клонилась на бок. – Чёрт! – пришлось быстро взять её на руки и понести в комнату, она тянула губы и пыталась поцеловать меня в подбородок. Я буквально кинул дурнушку на диван и укрыл пледом, и Наталья тут же заснула, сладко засопев. Дрова в печке почти сгорели, я подкинул несколько поленьев, вернулся на террасу, сел за стол, рванул к себе бутылку, плеснул в стакан всю оставшуюся водку и выпил, закусив неизменной черняшкой. А в голове отчётливо и во всех подробностях вдруг пробежала ужасно горькая для меня сцена: отец – паук со сладострастной слюной на губах стучит пальцем в ванную комнату, а мокрая Ольга распахивает дверь и артистично выставляет на показ свои прелести, стряхивая с них мыльную пену, и зелёный шуршащий дождь из баксов обильно покрывает пол...
Император медленно и задумчиво бродил по Двору Пыток, замедляя шаги около двух огромных котлов, стоящих на высокой каменной подставке, около большого металлического колеса с толстыми ремнями для рук и ног, около деревянной уютной беседки, внутри которой лежала на круглом столе пиала для яда. Пристальный взгляд императора вдруг замер на двух бамбуковых лестницах, прислонённых к тростниковой бочке, на лице императора вспыхнуло недовольство, и он громко хлопнул два раза в ладоши. На тропинке, ведущей от стены частого и плотного кустарника, появился охранник и замер в ожидании.
– Позвать ко мне управляющего Двором Пыток! – велел император. Охранник быстро кивнул и ушёл, а по всей дворцовой территории тут же стали слышны звучные мужские окрики, удаляясь всё дальше и дальше: – Управляющего Двором Пыток к императору! – Управляющего Двором Пыток к императору! – Управляющего Двором Пыток к императору! Окрики не успели закончиться, как на тропинке Двора уже стоял управляющий – маленький, щуплый старичок с редкой седой бородкой. Он поднял к лицу ладони аккуратной лодочкой, поклонился и сказал с готовностью выполнить любой приказ: – Я здесь, император! Даже почтенный возраст этого старца не мог охладить горячего пыла Великой Особы, возмущённой до предела: – Почему бамбуковые лестницы лежат не возле котлов, а где попало?!!! Что происходит?!!! – Император... у нас была очередная дезинфекция Двора Пыток... мы чистили котлы от накипи крови и на время убрали лестницы, а поставить обратно забыли... извините, император... – Следующий раз, Суан Сен, вы рискуете забыть в этом Дворе свои раздавленные уши или сваренную в кипятке голову!!! Поставьте лестницы на место!!! Несмотря на свою хилую фигуру, управляющий цепко схватил две лестницы, лежавшие на бочке, легко понёс по Двору и прислонил к огромным котлам. – И запомните, Суан Сен, во Дворе Пыток всегда должен быть порядок! – продолжал император, расхаживая туда – сюда. – Если его не будет з д е с ь, его никогда не будет в мозгах моего народа, а значит и во всём государстве! Все будут друг друга обманывать, изменять, наставлять друг другу рога шанхайского буйвола и смеяться за спиной того, с чьей женой или наложницей переспали! Идите, вы свободны! – Слушаюсь, император... Впредь такая оплошность не повторится... извините, император... – ответил осипшим голосом управляющий, поклонился и мелким, дробным шагом начал уходить. Как только старичок скрылся за стеной кустарника, на тропинке вырос охранник и доложил: – К вам наложница Май Цзе, император! – Пусти, – спокойно проговорил он и встал около беседки, положив руку на периллу. Май Цзе осторожно вошла во Двор, пугливо оглядев страшную обстановку. Она держала подмышкой длинный и круглый пенал из бамбука, куда были вложены свёрнутые листы бумаги. Наложница склонила голову и замерла, ожидая указаний императора. – Иди за мной в беседку, – велел он и поднялся по ступенькам.
– Император, – удивилась наложница и довольно смело сказала, – мне разве пора выпить яду? – и в этом была лёгкая игра с далёкой – далёкой смертью. Улыбнувшись, император успокоил: – Не волнуйся, тебе действительно рановато принимать яд, к тому же пиала сейчас пуста, сегодня во Дворе Пыток была дезинфекция янтарной смолой РУССКОЙ СИБИРСКОЙ СОСНЫ. – Император так часто говорит о русской стране СИБИРЬ, будто лучше неё ничего на свете не существует, – заметила Май Цзе, поднимаясь в беседку следом за ним. – Такой страны СИБИРЬ нет. Есть страна РУСЬ, в которой находится очень холодная провинция СИБИРЬ, – и он сел за стол, где лежала пиала. – Да – да, я помню РУСЬ, – оживлённо заговорила Май Цзе, тоже села за стол и мельком кинула взгляд во внутрь пустой пиалы, – император привёз оттуда большие подарки всем наложницам, когда был в гостях у главного Мандарина РУСИ после Великого Пути, особенно я запомнила и полюбила тягучую сладкую воду. Император сокрушённо схватился за голову: – О, Великий Будда, прости меня за эту глупую, необразованную наложницу, – и он терпеливо поправил её. – Во – первых, не "главный Мандарин РУСИ", а Царь. Во – вторых, не "тягучая сладкая вода", а мёд. А в – третьих, ты права: лучше страны, чем РУСЬ на свете не существует, потому что там нет измены, и никто друг другу не наставляет рога шанхайского буйвола... как у меня во Дворце: – А, по – моему, рога шанхайского буйвола наставляют во всех Дворцах и странах, и РУСЬ, наверное, не исключение. – Не перечь мне! – повысил голос император. – Ты всё равно ещё до конца необразованна! Зачем ты топчешь своими грязными словами мои чистые, светлые мысли о РУСИ?! Я не хочу! Я хочу по – другому! Пускай хотя бы на РУСИ, где меня принимали с такой открытой и щедрой душой, не будет этой гадости, как измена и рога шанхайского буйвола! Что ты понимаешь?! Ты же там не была, ты же не видела, какие замечательные люди меня встречали после моего тяжёлого Великого Пути! Хватит, давай вернёмся к нашим баранам, как говорят в той же РУСИ! – К чему... вернёмся?. . – К твоему пеналу, в котором лежат рисунки! У меня такое ощущение, что ты специально оттягиваешь время! – Это не я оттягиваю время, это император оттягивает время... – и в ней вдруг прорвалась такая страсть женской плоти, которой император совсем не ожидал, пригласив наложницу в это ужасное место пыток, она простонала взахлёб. – Не могу – у! Хочу – у! Вместо всяких рисунков мы давно бы наслаждались друг другом в Комнате Любви до полного самозабвения! Не могу больше, император! Не оттягивайте время! 1862 4 18532 +4 [16] Следующая часть Оцените этот рассказ: 64Оставьте свой комментарийЗарегистрируйтесь и оставьте комментарий
Последние рассказы автора Усков Сергей Иванович |
Все комментарии +95
ЧАТ +3
Форум +12
|
Проститутки Иркутска |
© 1997 - 2024 bestweapon.net
|