– Император, вы обратили внимание, как этот "нюхач" почуял запах любимой соли, которую он с удовольствием лизнул бы своим чувствительным языком?

– Да – да, – подтвердил с интересом император, – я это прекрасно сейчас видел... Я, например, совершенно не слышу этот запах соли, а он уже напрягся как струна...

– Коты любят полизать солёное, – многозначительно ответил Чжоу Дунь. – И так, мы берём небольшую щепотку соли... вот она... и кладём её на тропинку, где сейчас стоим... вот сюда... то есть, подальше от того места бамбуковой рощи, в которой происходили неоднократные события с Ван Ши Наном, подальше. Берём кота и несколько секунд выдержим его, чтобы шепотка соли растаяла и осела в землю.

Он очень осторожно поднял кота на руки и погладил.

Император внимательно наблюдал.

– Во – о – от, теперь уже пора, – с большим таинством продолжал Чжоу Дунь, – мы можем, наконец, отпустить кота. Как вы думаете, куда он пойдёт?

– Он пойдёт к растаявшей шепотке соли.

– Посмотрим – посмотрим.

Кот без промедления подбежал к солёному месту на земле и начал аккуратно лизать его языком.

– Естественно, – подтвердил Чжоу Дунь, указав рукой на своего помощника. – Вот оно начало нашей истинной правды и гремучей лжи художницы Май Цзе. Дальше, император, последует самое главное и ответственное. Мы идём вместе с котом на место происшествия, заранее крепко завязав мешочек с солью и спрятав его в карман, – он завязал и спрятал мешочек.

Чжоу Дунь теперь приподнял кота с тропинки и нежно понёс в обеих руках на тростниковую рощу.

– Прошу за нами, император. Мне помнится, что со слов Май Цзе Ваш слуга онанировал последний раз именно здесь, и было это позавчера.

– Да – да, так сказала художница...

– Повторяю, даже если следы спермы упали на эту землю и больше месяца тому назад, этому чувствительному четвероногому, обожающему всё солёное, не составит никакого затруднения почуять их, а вчерашние и позавчерашние следы тем более. И так, смотрим и делаем выводы "ТАЙНОЙ МЕДИЦИНСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ".

– Прошу вас, ставьте кота быстрее, быстрее... Я весь в нетерпении...

– Пожалуйста, император, – и Чжоу Дунь опустил кота на землю тростниковой рощи. – Наш завершающий ответственный шаг.

Кот потоптался на месте, огляделся, зашагал вперёд и понюхал землю то там, то здесь, потом без всяких признаков удовольствия фыркнул, почесался мордочкой о стебель тростника и решил пройтись дальше по роще, нашёл себе местечко и навалил небольшую кучку. Затем подпрыгнул, словно лихой скакун, и подбежал к ногам Чжоу Дуня, покорно сел рядом и стал глядеть вдаль, где "квакало" болото.

Возникла пауза, император прошёлся, осмотрел землю под ногами и поглядел на кота.

Чжоу Дунь не мешал и молчал, давая возможность осмыслить произошедшее.

– Мне всё понятно... понятно: – проговорил император.

– И так, – подвёл итог уверенный Чжоу Дунь, – вы только что имели честь видеть естественное доказательство посредством чувствительного организма этого животного, что ни грамма соли, а следовательно и выбросов спермы Ван Ши Нана здесь не наблюдается. Неповторимая вибрация тончайших органов этого кота никогда в жизни не обманет, обманывают только люди.

– Я вас понял, не сомневайтесь. Я верю вам, вашей науке и этому священному животному. Мне сейчас на секунду представилось, как завистливая лгунья Май Цзе на моих глазах начнёт опустошать пиалу с ядом: у неё внутри всё свернётся и покорёжится: она будет орать на весь Дворец от нестерпимой боли: О – о – о, ВСЕМОГУЩИЙ БУДДА, как же жалко эту чудачку, жалко:

– Что поделать, император, – Чжоу Дунь развёл руками, – поорёт секунды три – четыре и вскоре замолчит. Такие беспощадные наказания должны стать в нашем Дворце регулярными и наглядными, чтобы неповадно было остальным лгунам, ворам, предателям, изменщикам, прелюбодеям, пьяницам, развратникам и так далее, иначе в государстве...

– Я без вас знаю, что будет в государстве! – резко и громко оборвал император. – И, пожалуйста, подсказывайте мне тогда, когда я вас об этом попрошу! Я вас просил провести э к с п е р т и з у?!

– Да, император, просили... – тихо ответил Чжоу Дунь и неприятно затаился, глядя исподлобья.

– Вы провели?!

– Как видите, император...

– Спасибо! Свободны! По другим вопросам я ваших тайных советов пока не спрашивал! Я ухожу один и очень быстро, мне надо прилечь, что – то разболелась голова! Ничего – ничего... – запричитал император и зашагал прочь, заложив руки за спину, – ничего: я выпью чаю из утренней росы, и всё должно пройти...

Охрана двинулась за ним.

Чжоу Дунь бережно взял на руки кота, почесал его за ухом, погладил брюшко и задумчиво сказал в сторону ушедшего императора:

– Хвала ВСЕМОГУЩЕМУ БУДДЕ, если чай поможет вам...

Чжоу Дунь с котом на руках вошёл во Дворец со стороны служебных комнат и кухонь. Простой придворный люд, завидев его на пороге, низко поклонился, поднимая к лицам свои ладошки – лодочки.

Из приоткрытых комнат клубился пар подручных прачечных и гладилен, доносился звон кастрюль и тарелок, долетала частая рубка ножей по деревянным настилам – должно быть рубили мясо или рыбу, и в коридор струился запах варёного и жареного.

Чуткий нос кота заёрзал ходуном.

Чжоу Дунь остановился у последней комнаты большого коридора и заглянул туда, к нему сразу выскочил мальчишка лет семи и протянул руки. Чжоу Дунь бережно передал кота и наставительно сказал:

– Дашь ему тёплого молока с пенками и сладкой рисовой пыльцы!

– Слушаюсь, Главный Мандарин, – поклонился мальчишка и исчез.

Чжоу Дунь смело шагнул в соседнюю комнату, где на стенах висел длинный ряд металлических раковин для мытья и умыванья. Пожилая женщина оставила посуду, поклонилась и тут же зачерпнула кувшином чистую воду из высокого жбана.

Чжоу Дунь вытянул руки и подошёл к раковине.

– Как настроение, Хуань – Куа? – спросил он, думая о своём.

– Когда сияет солнышко над Дворцом, – прошамкала женщина, омывая ладони Чжоу Дуня, – на душе очень хорошо, Главный Мандарин. Когда же над Дворцом долго – долго висит чёрная туча, на душе очень – очень плохо, Главный Мандарин.

– И часто ты видишь чёрные тучи над нашим Дворцом?

– Каждый день, – откровенно ответила она, – солнышко давно не было, всё тучи и тучи. Мне кажется, что во Дворце произойдёт что – то нехорошее.

– Почему ты так думаешь?

– Слишком часто обжигаюсь кипятком, когда мою посуду, плохая примета.

– Моя несчастная старушка, – нежно сказал Чжоу Дунь и успокоил, – эти тучи мы скоро разгоним, а твои руки обязательно вылечим от злосчастного кипятка, и ничего плохого не произойдёт, потерпи немного.

– Вся надежда, что на императора и на Главного Мандарина, – вздохнула она.

Чжоу Дунь взял полотенце с её плеча и заметил:

– А вот это – неверно, Хуань – Куа. Среди нас тут нет императора, где он, где ты видишь его? – и посмотрел по сторонам и даже заглянул по углам, а потом постарался мягко объяснить. – По – моему, здесь умываю руки только я один, и было бы в высшей мере уважительней сказать в моём присутствии другое: вся надежда на Главного Мандарина.

Пожилая женщина быстро исправила ошибку, поклонившись и приложив ладошки к морщинистому лицу:

– Вся надежда на Главного Мандарина... конечно, на Главного Мандарина... на Главного:

– Ну, хватит, – перебил Чжоу Дунь. – Ты не знаешь, где сейчас Май Цзе?

– Май Цзе бродит по Дворцу вот с таким огромным мужским членом из бамбука и всем хвастает, что это подарок императора. А может быть ВСЕМОГУЩИЙ БУДДА уже лишил её рассудка?

– Не думаю, эти шатания Май Цзе по Дворцу вполне осмысленны, мне так кажется, – он вернул полотенце и сказал. – Я прошу тебя, найди Май Цзе и немедленно отправь ко мне в кабинет, – Чжоу Дунь покопался в кармане, вынул монетку и сунул ей в руку.

– Слушаюсь! – покорно ответила она.

Главный Мандарин вышел в коридор и небрежно пихнул перед собой высокую дверь, ведущую в императорские апартаменты.

– ФАН ЗУИ СИ! ФАН – ФАН – ФАН! – раздался весёлый девичий голос и добавил по – русски. – А вот и я с последней электричкой!

Я бросил печатать, испуганно поглядел на террасу, где горел свет, и буквально обалдел.

В проёме распахнутой двери на фоне ночной темноты стояла Наталья в ярком узорчатом китайском платье и соломенной шляпе на голове, под платьем виднелись блестящие мелкими звёздами широкие шаровары, а в руке она держала бамбуковую дубинку.

– ФАН ЗУИ СИ! – повторила Наталья, махнула дубинкой, ловко сменила позу китайского стражника и швырнула под вешалку чёрный пакет со своими вещами.

Я монотонно и строго спросил, стараясь не обращать внимания на потрясающий костюм, который мне – чёрт возьми! – очень понравился:

– Что тебе надо?. .

– Как? – не поняла Наталья, явно ожидая бурных аплодисментов. – Ты разве не видишь, это же – Китай.

– Что надо?. .

– Тебе неприятно? А я хотела порадовать Костика: это же – типичное платье охранника, это же то, о чём ты пишешь: – она, казалось, расстроилась.

– Откуда ты знаешь, о чём я пишу, ведьма? – я становился грубым. – И зачем ты припёрлась обратно, если убежала!

И вдруг Наталья, забыв о костюме, заявила таким смелым и наглым тоном хозяйки, который не требовал никаких возражений:

– Я не понимаю твоего вопроса, что значит "припёрлась"?! Приехала к тебе, приехала на свою дачу, в свой загородный дом!

– Ах, на свою дачу, в свой дом?! А ну – ка, вот отсюда, на станцию, к электричкам!

Я вскочил со стула, опрокинув его, вихрем сорвался к ней и схватил Наталью за плечи. Она резко присела, свернулась в клубок, сильно обхватила мои ноги и заорала истерично:

– Не пойду – у – у!!! А – а – а – а!!! Костюм порвёшь!!! А – а – а – а!!!

– Сдурела?. . Второй час ночи, соседей разбудишь: А ну, пусти ноги:

Как я ни пытался, но сдвинуть её с места не получалось, к тому же я сам чуть не свалился, еле удержавшись за притолоку.

– А – а – а – а!!! – орала она. – Не пойду – у – у!!! Помогите!!! Помогите!!!

– Замолчи, ведьма: разбудишь: – я с отчаяньем плюнул в темноту двора, дотянулся до двери и захлопнул её. – Да чёрт с тобой, иди ты: куда хочешь, только мне не мешай! Пусти, я же дверь закрыл!

– А ты не будешь выгонять, если отпущу?! – она смотрела на меня снизу каким – то диким "китайским зверьком", всё ещё крепко обвивая мои ноги.

– Я же сказал, иди к чёрту куда хочешь: в подсобку, в сортир, на второй этаж, на крышу, в трубу, только мне не мешай! Фу – у – у – у!

Наталья ослабила руки и шарахнулась в сторону подальше от меня.

– Сумасшедшая: – я зашагал в комнату и плюхнулся за рабочий стол, глядя на неё тупым усталым выражением лица.

Она вскочила с пола, взяла свой чёрный целлофановый пакет, покопалась там, достала ключ, а потом быстро закрыла им дверь террасы.

– Так, – процедил я сквозь зубы, – этот ключ, который ты своровала, положить сюда, ко мне на стол.

– Ещё чего, так я и подошла к тебе! Вот он, на вешалке, сам возьмёшь! – и зацепила его за крючок.

– А ты, погляжу, обнаглела до предела, воруешь ключи, открываешь дом, уезжаешь, приезжаешь: кстати, ты не забыла показать мамочке видеозапись моего насилия?

– Кстати, я у мамочки не была, и ничего никому не показывала. Если бы это свершилось, мамочка давно оборвала бы твой телефон или примчалась сюда сломать тебе голову! Я ездила к подруге – костюмерше за китайским платьем, хотела тебе подарок сделать! А что касается "я обнаглела до предела" – ты до предела озверел! Ещё раз будешь так жестоко обращаться с женщиной, выгонять на улицу поздней ночью и распускать руки – пырну ножом, когда заснёшь!

Моё сердце трепыхнулось – не от страха, от вопиющей дерзости этой девчонки.

– Я и говорю – обнаглела, а что пырнёшь ножом – не сомневаюсь, с таким достойным поступком тебя возьмут в Юридический без экзаменов, – я откинулся на спинку стула и звучно шлёпнул ладонями по столу. – Всё, мне надо работать, и прошу не мешать своими глупыми бреднями, чёрт побери!

– Пожалуйста, мой любимый, – неожиданно ласково ответила она, – я тебе не мешаю и никогда не буду этого делать, я только быстро разденусь и ухожу в ванну, мой любимый Костик.

Я стиснул зубы и простонал.

А Наталья отвернулась и начала меня мучить, демонстративно раздеваясь на моих несчастных глазах. На пол полетело китайское платье, блестящие шаровары, потом – майка, лифчик, колготки, носочки и трусики.

Я смотрел на голую фигуру "моей ведьмы" и не мог оторваться от гладкой спины, безумно манящей к себе девичьей попки, стройных ног и застонал ещё громче.

– Ты уйдешь, наконец – то, бессовестная!

– Ушла – ушла, любимый, работай, – она накинула халат, повесила китайский костюм на вешалку и заспешила по ступенькам наверх в ванную комнату.

– Да, совсем забыла, – долетел её голос, – через два дня приезжает Ольга! Знаешь?!

– Знаю! – прокричал я, держась из последних сил. – Всё?!

– Всё – всё, только один вопрос: ты случайно ни задумал прибить её?!

– Я сейчас прибью тебя – а – а!

Шаги по лестнице застучали быстрей и замолчали где – то на верхнем этаже, наступила тишина.

Я выждал несколько секунд, встал из – за стола и направился на террасу к вешалке, подошёл и с огромным интересом замер около китайского костюма, висевшего на крючке:

Чжоу Дунь снял чёрную накидку, бросил на широкий шёлковый диван и хотел присесть, но с треском распахнувшаяся дверь заставила дёрнуться и повернуться назад.

На порог комнаты развязано ввалилась Май Цзе с весёлым полоумным взглядом, держа в руке подарок императора – мужской пенис, сделанный из бамбука.

Чжоу Дунь вздохнул и с холодно сказал:

– Для начала не мешало бы стучаться и потом уже входить, а не врываться, и вообще... не строй из себя сумасшедшую...

Она громко засмеялась, глядя на него, и обхватила притолоку двери, страстно прижавшись к ней всем телом.

– Закрой дверь, ты перепугаешь охрану, она сейчас на особом режиме и может примчаться, во Дворце запах нехороших перемен.

Май Цзе поднесла к носу бамбуковый пенис и ответила, всё так же дурно смеясь:

– Я чувствую только один запах!

Чжоу Дунь шагнул к двери и хотел оторвать Май Цзе от притолоки, но она прочно прилипла к ней и продолжала голосить:

– Я чувствую только один запах!

– Прекрати идиотские сцены и зайди сюда, – сказал он и опасливо оглядел коридор.

Там никого не было.

Чжоу Дунь снова рванул Май Цзе за руку, но результат был тот же, и тогда он коротко и цепко запустил свою ладонь прямо ей сзади между ног. Она облегчённо ахнула, ослабла, и только теперь он смог толкнуть её в комнату, быстро закрыв дверь на ключ.

Май Цзе пролетела несколько шагов, чудом удержалась за стол, упав на него и выпятив свой зад. В долю секунды Чжоу Дунь подскочил к ней, и всё дальнейшее случилось мгновенно: он ловко поднял кимоно наложницы, стянул с неё трусы, оголив атласные ягодицы, мигом достал из штанов совсем не бамбуковый пенис, и вонзил его по назначению.

Май Цзе охотно поддалась, застонала на всю комнату и в лёгкой блаженной истоме начала смешно попискивать, а Чжоу Дунь, цепко ухватившись за покатые гладкие бёдра, упоённо наслаждался этой прекрасно сложенной женщиной...

В большой комнате жены императора было много простора и воздуха, здесь, казалось, не было ничего лишнего.

На полу – ковёр.

На четырёх стенах – большие зеркала, сделанные полумесяцем.

Под зеркалами – тумбочки с вазами и цветами лотоса, каждая ваза со своим расписным драконом: красным, зелёным, синим и чёрным.

По середине комнаты под высоким шёлковым пологом – широкая постель, по углам которой – круглые светильники на бамбуковых подставках, на краю постели мирно сидела жена императора.

У окна – глубокое просторное кресло – качалка, в котором утопал сам император, вдоль кресла протянулся низкий длинный стол, усыпанный исписанными листами бумаги и заставленный толстыми книгами и фолиантами.

Император глядел на жену и тихо объяснял:

– Какое – то нехорошее предчувствие вдруг надломило мои нервы, и я закапризничал и, по – моему, нагрубил Чжоу Дуню, и сильно заболела голова... и вообще мне показалось в тот миг, что все вокруг меня постоянно обманывают... а я вроде и видеть не вижу: а вроде вижу:

Жена императора – худая красивая женщина – была укутана в зелёный халат и, казалось, мёрзла, хотя за распахнутыми окнами стояло лето, она спросила с лёгким придыханием, что говорило о тонкой натуре:

– Это – твоё предположение или всё – таки видишь?

– Пока не пойму... то ли предположение, то ли... А ну – ка, Чау Лю, что у тебя есть о грубости? – спросил император и повернулся к исписанным листам бумаги.

– Вон там, справа под зелёным флаконом, – ответила Чау Лю, – но я ещё не дописала.

– Неважно, хотя бы несколько строк.

Император приподнял флакон, взял лист бумаги, вгляделся и прочитал вслух тёмно – зелёные иероглифы:

– Холодная грубость живёт уже в доме,

Сверчок убежал, не выдержав это.

И скоро, наверное, кончатся годы,

Мы скоро забудем, когда веселились.

С луною уйдут наши дни безвозвратно,

Раз грубость берём мы взамен наслажденья.

Но думать бы надо о собственном долге,

И мужем в нём быть осторожным и чутким,

А в грубости слабость свою мы покажем...

Император откинул голову на спинку кресла и сказал:

– Неплохо, Чау Лю, неплохо. Ты способная жена... к стихам...

Она мягко усмехнулась и без всякой обиды ответила с тем же придыханием:

– Я так и думала, что ты нагрубишь. Ты имеешь в виду, что способна к стихам, но не к зачатию наследника?

Император вытянул губы хоботом слоника, повращал ими в раздумье и проговорил:

– Я ничего не имел в виду плохого относительно своей законной жены, но... факт остаётся фактом...

– А может быть всё дело в муже?

– Всё покажет наложница Юй Цзе, которая сегодня ночью будет со мной, а потом второй ночью, третьей, четвёртой... Если она забеременеет наследником, значит дело не в муже.

– Это было бы прекрасно, и я не спорю ни с тобой, ни с ВЕЛИКИМ БУДДОЙ, но если Юй Цзе тоже не забеременеет?

– Я не хочу думать о плохом! – повысил голос император. – Я хочу думать о хорошем, что у нас с тобой обязательно будет наследник! Юй Цзе чистая девственница, и в этом я сегодня заочно убедился благодаря Чжоу Дуню, и она неспособна обмануть! У тебя, кстати, что – нибудь написано про обман?! – раздражённо спросил император и снова повернулся к столу с бумагами.

– Я пыталась, но там пока совсем сырое место, и многое надо исправить.

– Не имеет значения, мне важна мысль моей законной жены!